Оригинал взят у в Битва пяти переводчиков

По роду деятельности регулярно общаюсь с китайскими товарищами. В силу менталитета и своеобразного отношения к русскому языку регулярно выдают перлы. Из сегодняшнего:
- Мы вам выслали инструкцию. Она на китайском, но там все понятно...

===

"Песнь Соломона" нобелиатки Тони Моррисон.
Прозвище высоченного подростка Empire State было передано как "Имперский Штат"...

===

Припек - переводческий термин, означающий неизбежный прирост объема в переводе с любого языка на любой, даже с длиннословного русского на краткословный английский. У меня он меньше, чем у других, от привычки к стихам. Мне пришлось переводить одну биографию Плутарха взамен старого перевода - у меня получилось на четверть короче прежнего. Цицерон при таком переводе невольно превращается в Тацита. Шекспир в равнострочных переводах тоже превращается в Тацита. А Поп, который и был Тацитом, отчаянно пустеет.
(М.Гаспаров)

===

Всё-таки у шаблонов опасная жизнь - порваться может в любой момент.
В здании, где я работаю, китайцы взяли в аренду помещения. Для ремонта набрали бригаду северокорейцев. "Капитаны обеих команд" общаются между собой на русском.

===

xxx: А вообще носителей латыни сейчас почти не осталось.
yyy: Их же вообще не осталось.
xxx: Ну, медики там...
zzz: Мы не носители, мы переносчики!

===

Президент США Джимми Картер как-то выступал перед японской аудиторией и, чтобы расположить ее к себе, начал с легкой шутки. Переводчик перевел и весь зал разразился смехом. Впечатленный мастерством переводчика, Картер спросил у него, как ему удалось так блистательно перевести? Немного помявшись переводчик признался, что он перевел речь президента так: «Господин Картер рассказал забавную историю. Всем смеяться»
(mi3ch)

===

На работе два кадра делились впечатлениями после длительной командировки в Бразилию и упомянули "бразильский язык". На уточнение, что в Бразилии принят вообще-то португальский, ответили: "Ах, да! Они же с Португалией граничат!"

===

«Красавица была замечательно очаровательна. Ее смуглые черты лица были невероятны. Крупные котята (chatons - алмазы) играли на ее ушах. Но очаровательнее всего была ямочка на подзатыльнике красавицы. Ах, сколько раз - увы! - этот подзатыльник снился Гастону!»
(Тэффи)

===

В силу обстоятельств учусь на языковых курсах немецкого в Германии. Компания учеников очень разношерстная, для меня несколько неожиданная. Много, например, народу, из Северной Америки и вдруг очень мало - русскоговорящих. Китайцы, конечно, тоже попадаются.
У китайцев, как и почти у всех из юго-восточной Азии, есть некоторые очень характерные особенности произношения звуков. Поэтому им очень трудно даются некоторые буквы-звуки европейских языков, в частности, немецкого. Со словарным запасом у них обычно нормально, но произношение - мама не горюй, все равно хрен что поймешь. Наша единственная китаянка была в этом смысле не исключением.
И вот однажды препод, классический немец в возрасте, тоже не выдержал, и минут десять прямо на уроке говорил с китаянкой на тему, что это известная лингвистическая проблема, и для выходцев оттуда существуют специальные языковые курсы, где им "ставят" фонетику, и что этим надо дополнительно серьезно заниматься. Приводил примеры из личной жизни, когда при нем китаянка, коллега его жены по работе с десятилетним стажем в Германии, не смогла в ресторане на дне рождения его жены заказать рис, так как неверно произносила слова. И так далее, и тому подобное, все спокойно и без напряга, сразу чувствуется, опытный педагог.
Китаянка все это выслушала и сказала: "Да, конечно. Но это не мои проблемы".

===

Только в нашей стране слово «угу» является синонимом к словам «пожалуйста», «спасибо», «добрый день», «не за что» и «извините», а слово «давай» в большинстве случаев заменяет «до свидания».

Как перевести на другие языки, что «очень умный» - не всегда комплимент, «умный очень» - издевка, а «слишком умный» - угроза?

Почему у нас есть будущее время, настоящее и прошедшее, но всё равно настоящим временем мы можем выразить и прошедшее («Иду я вчера по улице...»), и будущее («Завтра я иду в кино»), а прошедшим временем мы можем выразить приказ («Быстро ушёл отсюда!»)?

Все иностранцы, изучающие русский, удивляются, почему «ничего» может обозначать не только «ничего», но и «нормально», «хорошо», «отлично», а также «всё в порядке» и «не стоит извинений».

Попробуйте объяснить иностранцу фразу «Руки не доходят посмотреть».

===

Приехала прошлым летом в гости француженка, с которой, когда была на учебе во Франции, задружилась и пригласила к себе. С ответным, так сказать, визитом. Француженка оказалась девушкой очень серьезной, изучала русский язык и особенно старалась узнать и запомнить как можно больше всевозможных идиом, поговорок, не брезговала и обсценной лексикой.
И вот однажды кто-то в ее присутствии употребил... ну, скажем так, матерный синоним глагола "украл".
Француженка, уловив знакомый неприличный корень, встрепенулась:
- А как? А что это значит? А почему?
Как ни пытались ей объяснить, она все никак не могла въехать в этимологию этого слова. После получаса объяснений до нее наконец что-то стало доходить. Она надолго задумалась, а потом, недоверчиво глядя на нас, спросила:
- А разве ЭТО можно украсть?

X-posted at http://jaerraeth.dreamwidth.org/577548.html

@темы: Вавилон-18

---

Оригинал взят у в Линеечки московские

Два года назад я уже писал, что первым видом общественного транспорта в Москве были так называемые линейки - пассажирские конные повозки с открытыми бортами и продольной лавкой на несколько человек. За прошедшее время у меня появилось несколько новых изображений этих "маршруток", которыми я хочу поделиться.






Ранняя линейка конца XVIII века из Сергиева Посада, сохранившаяся до наших дней в местном краеведческом музее. У нее еще нет крыши, зато пассажиры сидели на обитом бархатом диване, подвешенном на кожаных ремнях-амортизаторах. Над колесами видны каркасы грязевых щитков, которые ранее были обшиты кожей. Кучер правил экипажем стоя.



Наряду с большими многоместными линейками по Москве и Подмосковью ходили совсем маленькие - на 2-3 человека плюс "стоячее" место на площадке между задними колесами.



Такая миниатюрная повозка в 1892 году удостоилась изображения на картине Валентина Серова "Линейка из Москвы в Кузьминки". Сейчас эти места выглядят совсем по-другому, а с 1966 года в Кузьминки можно за 20 минут доехать от центра на метро.



Нельзя сказать, что линейки были чисто московским видом транспорта, встречались они и в других российских городах. Например, этот снимок сделан в 1904 году в Сарове. Кстати, крайний справа пассажир - местный губернатор и будущий премьер Столыпин.



А это фото снято в Грузии уже после революции и гражданской войны. Там линейки продолжали использовать вплоть до конца 1930-х годов как маршрутные прогулочные экипажи.

@темы: лошади и телеги

---

Оригинал взят у в In memoriam. АГНЕЦ СРЕДИ ВОЛКОВ

Когда я был маленький и читал все подряд, а подряд было мало что, потому что книг в доме было не так много, как хотелось, так вот, когда "Спартака", двухтомник О. Генри, сказки Гоцци, сборник Джека Лондона, "Ходжу Насреддина" и гершензоновского "Робин Гуда" я помнил уже наизусть, попалась мне, не помню откуда, книга Робера Мерля "Остров" - о мятеже на "Баунти". То есть, не совсем на "Баунти", но по мотивам. Вроде, неплохая. И с тех пор врезалась в память история о садисте-капитане, убившего бедняжку-юнгу ударом кулака, храбром старпоме, поднявшем команду на восстание в защиту человеческого достоинства и так дале. А много позже детские впечатления усугубились шикарным "Бунтом на Баунти" с великим Энтони Хопкинсом в роли истерика-капитана и не менее великим, хотя и непутевым Мелом Гибсоном в роли все того же лимонно-мармеладного старпома. Короче говоря, я в долгу у капитана Уильяма Блая, а долги - раньшие или позже, следует платить...

Морская душа
 
В общем-то, был он вовсе не монстром и не садистом, а одним из лучших моряков Англии «золотой» парусной эры. Начал службу юнгой, без денег и связей, завершил в чине вице-адмирала. Совсем еще молодым штурманом был специально приглашен в экспедицию самим Куком, давшим ему по возвращению на Остров роскошные рекомендации, изрядно подтолкнувшие карьеру. Участвовал практически во всех знаменитых баталиях, неизменно получая поощрения за храбрость. После битвы под Копенгагеном попал в ближний круг Нельсона, которому, рискуя положением, а возможно, и жизнью, подыграл в знаменитом «Я не заметил», обеспечившем Ройял Нэви победу. Его ценило Адмиралтейство, уважали сослуживцы и обожали матросы. Да и было за что. Историками флота давно доказано: на его кораблях потери всегда были меньше, чем где бы то ни было, а телесные наказания применялись редко и в меру («Он, - констатирует Флетчер, - ограничивался выговором, когда другие капитаны применяли плеть, а плеть применял в случаях, в каких другие капитаны вешали на рее». Его суда считались образцом чистоты, а рационы всегда были сытны и обильны. Что касается пресловутого бунта на пресловутом «Баунти», учиненного кучкой отморозков, выпустивших из трюма каторжников и захвативших арсенал, - то вместе с командиром на утлом баркасе ушли в неизвестность три четверти команды. И Блай сумел осуществить невозможное – без карт, по памяти довел лодочку до Тимора, сумев сберечь всех людей, кроме одного, а позже, на суде, именно под его честное слово свирепые юристы Адмиралтейства (невероятный случай) дали «вышку» всего троим из чертовой дюжины обвиняемых. В общем, нет ничего удивительного, что в 1797-м, во время мятежей на военном флоте, именно его требовали ввести в состав «переговорной комиссии» восставшие матросы, и в том, что справедливый компромисс был достигнут без крови и репрессий, именно его немалая заслуга. Короче говоря, когда в марте 1805 года капитану Блаю предложили назначение на пост австралийской колонии Новый Южный Уэльс с жалованьем в 2 000 фунтов (безумные средства для человека уже не молодого, в чинах, но заработавшего за 20 лет службы много орденов и мало денег), он, разумеется, согласился. Не догадываясь, с чем ему придется столкнуться. 

Спрут

Австралия к тому времени было уже если и не обжита, то, во всяком случае, более или менее цивилизована. Цивилизация, правда, кучковалась вокруг нескольких небольших городков и сотни-другой ферм, но все-таки на дотациях центра колония не сидела, совсем наоборот – после того, как некто Шон (Джон) Макартур, отставной капитан торгового флота, додумался завезти на континент овец-мериносов, дальней колонией заинтересовались воротилы Сити. Взяв под контроль вывоз первосортной шерсти, они наладили ввоз в Новый Южный Уэльс позарез необходимой там рабочей силы. Во-первых, конечно, каторжников (они, правда, не очень ценились), но, главным образом, завербованных (этим после 5-7 лет в оплату за перевоз полагалась земля под ферму). Вот с этими-то работягами Блаю и пришлось иметь дело немедленно по вступлению в должность. Вернее, не с ними, конечно, а с их жалобами. Которых было очень много. Ибо ситуация в колонии была сложная. Вся власть реально находилась в руках командований Ново-Южноуэльсского корпуса - отряда военной полиции, набиравшегося в Англии за счет отчислений от продажи шерсти. Установив тесные связи с местными фермерами, они, помимо исполнения прямых обязанностей – надзора за порядком, ловли беглых каторжников, патрулирования пустыни и присмотра за побережьем, - быстро организовали т.н. «Дружное общество». Собственно, бригады, в свободное от службы время «щемившей» работников, которых вошло в моду по истечение срока обязательной вербовки на волю не отпускать, проводя через суд решение о продлении срока контракта за всяческие, часто вымышленные мелкие провинности. Со смутьянами разговор был короткий, несколько бедолаг для примера даже убили, якобы при оказании сопротивления органам. В конце концов, после того, как из Англии прибыл по заказу все того же капитана Макартура перегонный аппарат, система обрела совершенство: полагавшиеся батракам небольшие деньги перестали платит вообще, вместо нескольких пенсов в неделю выдавали немного еды и сколько угодно рома, записывая выпитое сверх нормы на счет, который, понятно, естественно, рос, возвращен быть не мог и становился официальной основой для продления срока «обязательных работ». Оба губернатора, как бы руководившие колонией до Блая, с такой системой мирились, успешно в нее вписались и аккуратно получали положенную долю, но Блай оказался совсем другим человеком. Слегка осмотревшись и внимательно ознакомившись с жалобами работяг, он, придя к выводу, что в колонии творятся дела, «недостойным честного имени англичанина», попытался навести порядок, по-хорошему, однако, столкнувшись с открытым саботажем, принял решение употребить власть и 23 января 1808 года подписал распоряжение о конфискации и вывозе из колонии перегонного аппарата. Плюс, разумеется, выплате жалованья звонкой монетой и частичной отмене задолженностей. На следующий день делегация уважаемых горожан и фермеров, испросив аудиенцию у губернатора, попыталась втолковать ему простую мысль о том, что за мужиками нужен присмотр, а 2000 фунтов, конечно, солидно, но если плюс еще столько же, то и вовсе здорово. Понимания мистеры не нашли, напротив, вылетели из управы кувырком. Ну и…

Следствие закончилось. Забудьте...

203 года назад, 26 января 1808 года, спустя всего три дня после оглашения губернаторского указа, начался первый и последний в истории Австралии военный мятеж, вошедший в анналы под официальным названием «Ромового путча». Во главе со своим командиром майором Джорджем Джонсоном, зятем уже известного нам Макартура, «красные мундиры» взяли под контроль Сидней, заняли резиденцию губернатора, арестовали его и отняли печать. На следующий день смещенного представителя короны вместе с четырьмя солдатами, не пожелавшими нарушать закон, вывезли на Тасманию, в крохотный, вовсе оторванный от мира Хобарт. Фактически под арест, хотя и без решеток. На все протесты и требования узника «Революционный королевский совет», взявший на себя всю власть в Сиднее, отвечал надменным молчанием, хотя продовольствие в Хобарт все же посылали исправно. На вопросы же купцов и капитанов, заходивших в порт, где, дескать, его превосходительство, представители самозваной администрации отвечали в том духе, что, дескать, оно болеет, или отправилось с инспекцией вглубь континента, или еще что-то, не менее правдоподобное. Так что идиллия, пожалуй, продолжалась бы долго, не возникни у правительства Его Величества нужда в знаниях и опыте капитана Блая. В конце 1809 года в Сидней прибыл новый губернатор, полковник Лаклан Маккуори, причем не один, а с нехилой группой поддержки - 73-й шотландским полком, предназначенным для высадки в еще не освоенной Новой Зеландии. Вот тут-то все и выяснилось. В итоге, бравые парни из Ново-Южноуэльсского корпуса были разоружены, майор Джонсон закован в кандалы, а Уильям Блай, 17 января 1810 года возвращенный в Сидней и встреченный почетным салютом, официально передав пост преемнику, 12 мая отправился в Англию, везя с собой незадачливого майора для следствия и суда. Впрочем, в ситуацию включились серьезные люди и трибунал, обычно за такие дела каравший беспощадно, в данном случае оказался милостив. Мистера Джонсона разжаловали в рядовые, уволив без пенсии и права ношения мундира, однако тем и ограничились, так что он вскоре убыл обратно в Австралию, где зажил вольной жизнью всеми уважаемого овцевода. Уильям же Блай, получив новое судно, вышел в море, где все так легко и просто, через год получил звание контр-, а еще через два года и вице-адмирала.

Свободное слово

На том бы сказке и конец, однако нечестно и неправильно было бы умолчать о том, что вскоре после процесса майора Джонсона столицу в полном смысле слова наводнили листовки со злобной карикатурой: храбрые «красные мундиры» вытаскивают трусливого губернатора из-под кровати. Ни на флоте, ни в «свете», где Блая знали хорошо, в эту чушь, разумеется, не верили. Иное дело – глупая, охочая до сплетен «улица». О Блае сочиняли насмешливые песенки, на двери его дома писали гадкие надписи, когда он шел по улице, мальчишки и всякая пьянь вопила ему вслед бранные слова. В порту матросы дрались с докерами, защищая честь любимого командира. Это, видимо, нервировало морского волка, но он держался. Держался и позже, когда вдруг объявившийся пропойца из ночлежки, некий Джеймс Моррисон, один из мятежников с «Баунти», не повешенный благодаря показаниями капитана, вдруг издал «Воспоминания бунтовщика» - якобы дневник, который он вел четверть века назад, во время плавания, и сумел сохранить во всех передрягах. Книга о садисте-капитане и героических моряках, решивших рискнуть жизнью, но не терпеть унижения, написанная языком живым и бойким, - сам автор был, в общем, безграмотен, но некто Остин Хинкли, издатель, считался журналистом не из последних, - вошла в моду, пережила века и стала источником сюжетов для нескольких поколений литераторов и кинематографистов. Попытка Блая, в конце концов не выдержавшего издевательств, подать в суд за клевету успехом не увенчалась (лорды Адмиралтейства, не желая ненужных скандалов, запретили), сам же Хинкли вскоре покинул Остров, уплыв вместе с Джонсоном в Австралию, где, женившись на сестре экс-майора, сделался столь же уважаемым овцеводом, как и тот.

P.I.P.

А потом, - так уж вышло, - все умерли. Ныне прах вице-адмирала сэра Уильяма Блая покоится на семейном участке у церкви Святой Марии в Лэмбете, ныне известной как Музей Истории садоводства. Где зарыли «мемуариста» Моррисона и «издателя» Хинкли мне выяснить не удалось. Усыпальницу же Джорджа Джонсона, «майора Морского корпуса армии Его Королевского Величества Георга», покоящегося на старом сиднейском кладбище, по сей день навещают почтительные экскурсанты, школьники и просто любители древней истории своей молодой страны. Говорят, она красива: изящные барельефы, строгие очертания и надпись на надгробной плите: «Здесь нашел покой Джордж Ламберт Джонсон, которому злобой интриганов не удалось стать прославленным генералом, чего он вполне заслуживал своей доблестью и верностью Англии. Но он отомщен!».


 
 

@темы: флот

---

Оригинал взят у в ОСОБЫЙ СЛУЧАЙ

  

Англичанка, известно, на то и англичанка, чтобы гадить. И тем не менее, всякое бывает. О чем, други, в порядка исключения, хотелось бы рассказать...

Особый случай

Исландцы (сам видел) могут, хотя и поглядывая на непременную «семейную доску», перечислить все дедов-прадедов, вплоть до первопредка, спрыгнувшего с драккара ярла Ингольфа. Черногорские лирники (сам слышал) доводят свои величальные до «дня, когда Калоиван перешел Хем». Точно так же (этого, правда, не видел и не слышал, но везде так написано) маори Новой Зеландии, ничуть не затрудняясь, перечисляют поименно экипажи всех семи каноэ, приплывших некогда из сказочной Гаваики к берегами Ао Теа Роа, непременно указывая все переплетения родства. А если спросить, подробно расскажут и от какого ручья до какой рощи пролегали уделы каждого из экипажей, положивших начало семи племенам Рыбы Мауи и Лодки Мауи. С особой же гордостью поведают о том, какие лихие ребята были предки, ходившие в походы аж на Таити, но главное, дравшиеся друг с другом «за честь». В этом, к слову сказать, были они очень похожи на кавказских черкесов (не путать с чеченцами), столь удивлявших примерно в те же времена русских офицеров. Даже круче, потому что добычей интересовались мало. Смыслом жизни мужчины считалась война, высшим почетом – отважная гибель в открытом бою, лучшим из сувениров – засушенная голова достойного противника. Обид не прощали никому и не забывали десятилетиями. В этом имели случай убедиться и Абель Тасман, и Джеймс Кук, а когда в 1762-м француз де Сюрвиль в отместку за кражу ботика обстрелял деревню, где жили воришки, злопамятные маори спустя три года атаковали, убили и съели другого француза, капитана Дюфрена, а заодно и 16 его матросиков. Правда, сыны la belle France тоже оказались не лыком шиты, - лейтенант Убен, мстя за командира, сжег дотла три деревни, обнулив при этом больше сотни воинов вместе с семьями, так что в итоге у туземцев сформировалась стойкая аллергия на все галльское. Зато английские суда, время от времени колотившие французов, встречали по-хорошему, привечали, кормили и не обижали. Тем паче, что китобои под «Юнион Джеком» привозили разные приятные вещи на продажу. С ромом, правда, вышла незадача. Европейцы, как водится, попытались внедрить на новых островах «огненную воду», как всеобщий эквивалент, но маорийские рангатира, – вожди, - по состоянию своих воинов вовремя обнаружив неладное, ввели на это дело жесточайшее табу, которое, как ни странно, утвердилось. Зато высочайшим спросом пользовались мушкеты и всякая привходящая атрибутика. С ее помощью которой выяснять, кто более доблестен, было намного сподручнее, и на Северном острове началась эпоха «мушкетных войн» сперва между всеми кланами вперемешку, а затем, поскольку новые реалии требовали больше людей, между двумя союзами – Нгапухи и Нгати Фатуа. С огнестрелом демонстрировать удаль выходило, ясен пень, куда интереснее, но и расход живой силы рос не по дням, а по часам. Европейцам, святым отцам и первым колонистам, высадившимся на острове и понемногу обустраивавшимся на участках, где маори позволили, оставалось только хвататься за голову. При этом, убивая друг дружку почем зря, маори не забывали в коротких промежутках и приобщаться к цивилизации: охотно слушали проповеди, не менее охотно крестились, налаживали вполне добрые и дружеские контакты с пакеха – белыми (в 1820-м один из рангатир – вождей - Ои Хика, даже сплавал в Англию и пообщался с сэрами-пэрами, оставив о себе великолепное впечатление, как о настоящем, даром что татуированном, джентльмене), и вообще вели себя очень прилично. Лихо, в общем, жили, ни в чем себе не отказывая. Однако в какой-то момент вожди вдруг обратили внимание на то, что мужчин в кланах становится все меньше. А обратив и подумав, сделали выводы, по итогам размышлений обратившись к пакеха со странной просьбой: поскольку, дескать, мы тут скоро друг дружку подчистую перебьем, чего не хотелось бы, а сами остановиться не можем, возьмите себе по поселение побольше земли (мы скинемся), чтобы ваши земли разделяли наши владения. И всем будет хорошо. Пакеха, понятно, возражать не стали, и в 1823-м британские поселения на Северном острове начали расти, как на дрожжах, став автономной частью колонии Новый Южный Уэльс. Что же до маори, то они, по инерции еще какое-то время поуничтожав братия своя, в 1834 году окончательно договорились успокоиться и даже образовали «Конфедерацию Объединенных племен», объединившую 52 крупных клана из обоих союзов.

Согласие есть продукт

Надо сказать, жили пакеха и маори в те времена, особо друг друга не волнуя. Земли было вдоволь, колонистов мало, потому так и выходило. В 1840-м, однако, зачастили в Океанию французские корабли, и Лондон, обратив внимание на нехорошую активность французов, и так уже прихомячивших многие острова Океании, принял решение упорядочить ситуацию, поручив реализацию проекта военному моряку Уильяму Гобсону, назначенному лейтенант-губернатором Новой Зеландии по той единственной причине, что у него уже был некоторый опыт общения с маори. Прибыв на место службы в начале года, он немедленно разослал приглашения наиболее авторитетным вождям аборигенов, и 1 февраля в местности Вайтанги состоялась встреча, на которой Гобсону предстояло убедить маори в том, что добровольно признать себя подданными Те Таронги, Великой Матери Всех Островов,  – исключительно в их собственных интересах. Вожди, в принципе, не возражали. Но, выслушав, что конкретно предлагается (у Гобсона был толстенный пакет подробнейших инструкций), собравшиеся сообщили, что они не дети, которых можно обвести вокруг пальца, так что бумаги свои «большой пакеха» может засунуть куда желает, а с ними пусть говорит серьезно или до свидания. И тогда Гобсон рубанул по живому. Имея мандат на «особые полномочия», он похерил все указания руководства, позвал на помощь местного миссионера Генри Уильямса, которого маори уважали за доброту и справедливость, и составил, - что называется, на коленке, - свой проект договора, тут же переведенного преподобным Уильямсом на язык маори. Документ, хотя и украшенный обилием грамматических ошибок, был краток (всего три статьи) и предельно конкретен: (а) высшей властью на островах признавалась власть Те Таронги, (б) все земли, которыми владели маори на момент высадки пакеха, являются их безусловной собственностью, (в) маори и пакеха юридически абсолютно равны, (г) в случае споров разрешать их следует путем переговоров, (д) маори имеют право продавать свою землю пакеха, но, «по причине их неопытности», все земельные сделки должны быть апробированы властями колонии, (е) если маори по тем или иным причинам понесут ущерб, Те Таронги должна лично изучить вопрос и компенсировать потери. Поздним вечером 5 февраля, после целого дня обсуждений и внесения поправок, вожди согласились с условиями договора, и на следующий день, 170 лет назад, 6 февраля 1840 года, Уильям Гобсон (от имени Великобритании) и старейший из вождей Хоне Хеке (от имени собравшихся) подписали акт «на вечные времена». Восемь копий договора были разосланы по стране для сбора подписей вождей, не явившихся в Вайтанги, и за несколько месяцев число подписантов дошло до 517, - так что уже 21 мая лейтенант-губернатор Гобсон с полным на то правом и в присутствии празднично украшенных вождей объявил острова владением Те Таронги. Вскоре последовала и реакция Лондона. Совершенно, надо сказать, уникальная. Хотя бюрократия, оскорбленная до глубины души несоблюдением инструкций, встала на уши, требуя признать «бумажку Гобсона» недействительной, а самого лейтенант-губернатора отозвать и наказать за «самоуправство и превышение полномочий», Колониальное управление решило иначе. В отношении самого Гобсона никаких оргвыводов сделано не было, поскольку он «располагая особыми полномочиями, был вправе действовать в соответствии с обстоятельствами по своему усмотрению», напротив, в его адрес последовала благодарность Её Величества. Договор решили «не ратифицировать, но отныне и впредь считать имеющим законную силу и руководствовать его статьями как в ординарных, так и в неординарных ситуациях», Новая же Зеландия с декабря получила статус колонии, выйдя из подчинения Новому Южному Уэльсу.

Не замай!

Казалось бы, «договор Вайтанги» расставил все по полочкам. Все остались при своем. Тем не менее, на местах царил закон тайги. Старые европейские переселенцы правила знали и соблюдали, но вот новые игнорировали букву договора, присваивая земли соседей то явочным порядком, как «бесхозные», то скупая их за бесценок, - а суды и чиновники, как правило, вставали на их сторону. Во всяком случае, после смерти Гобсона, ушедшего из жизни 10 сентября 1842 года. Формально, как правило, нарушений не было: английский и маорийский тексты (преподобный Уильямс переводил, как умел) были не вполне аутентичны, разночтения имелись и, естественно, толковались , главным образом, в пользу «своих парней». Тем паче, что вожди, подписавшие договор, по традиции больше полагались на устные дополнения, а эти оговорки с уходом Гобсона, свое слово державшего, перестали действовать. По ходу дела возникали и другие проблемы. После переноса столицы в Окленд англичане перестали выплачивать маори плату за аренду залива Бей, к которой вожди уже успели привыкнуть, да и смысл введения таможенных пошлин и ограничений на вырубку лесов аборигенам, с такими тонкостями незнакомым, трудно было понять. В итоге, на границах земель пакеха и маори началась стрельба. Сперва понемногу. Потом все активнее. В 1843-м впервые случились серьезные стычки, - недалеко от города Нельсон в ходе боев погибли 22 пакеха, попытавшихся округлить свои участки за счет «ничейной» земли. Новому губернатору, преемник Гобсона, ситуацию кое-как удалось разрулить, но ненадолго. В 1845-м, когда власти решили волевым путем, без консультаций, поставить у поселка Корорарео форт Рассел, началась большая война. 11 марта Хоне Хеке, - тот самый, подписавший договор, - человек вполне лояльный, учившийся в миссионерской школе и «весьма склонный к христианству» (которое позже и принял), - срубил флагшток и снял британский флаг. Несмотря на то, что «Юнион Джек» был с должным уважением отослан «большому пакеха», а «холм флагштока» таки находился во владениях маори, власти оценили это как мятеж и начали карательную экспедицию. Однако все пошло не так, как предполагалось. Не удалось ни поймать Хоне Хеке, ни даже вернуть флагшток на место. Всего за месяц нахальный рангатира рубил восстановленный шест трижды, а когда охранять святыню поставили целый батальон «красных мундиров», хитрый туземец отвлек внимание бриттов ложной атакой и срубил его в четвертый раз. Наглеца начали искать. Начались бои. По одной и той же схеме: англичане штурмовали «па» - крепости, бомбардировали их, в конце концов, брали, но оставались в дураках. Маори, нанеся им максимальный урон, отступали, почти не понеся потерь. Особенно летом, в трехнедельном сражении при Охаеваи. Хоне Хеке в одном из боев был тяжело ранен, его заменили молодые вожди, но потом он пришел в себя, - и повел дело к миру. Типа, сами видите, что нас лучше не обижать. А то… Действительно, в 1847-м загорелось вблизи Веллингтона, на юге Северного острова, затем на юго-западе, и бритты, погоняв войска туда-сюда, пришли к выводу, что овчинка выделки не стоит. Тем паче, что Хоне Хеке считал себя верным подданным Те Таронги, ищущим только справедливости. Была создана согласительная комиссия, и в 1848 году в Окленде мятежный рангатира и губернатор Джордж Грей подписали мир. Большую часть незаконно отнятых земель вернули, за другие корона, в соответствии с «договором Вайтнги» уплатила компенсацию. После чего в стране установилось относительное спокойствие. В городах и поселках действовали законы Великобритании, а на остальной территории – законы маори, действительные и для англичан. Правда, маори старались подгонять свои законы под европейские, «правильные», что белым весьма нравилось и способствовало дальнейшему взаимопониманию. Очень забавна, скажем, ситуация с молодежью. Маори стремились отдавать детей в английские школы, чтобы те становились «умны как пакеха». Мальчики учились, кое-кто потом ехал в Англию доучиваться, но, приезжая на каникулы домой, меняли костюмчики на наберденные повязки, брали обсидиановые палицы и шли ломать кости соседям, чтобы родня уважала. А потом опять возвращались в аудитории, грызть гранит науки. И никто их ничем не попрекал. Осложняло идиллию, правда, постоянное прибытие новых колонистов, местных реалий не понимавших, маори считавших «дикарями», а всякие договоры с ним – глупостью. Причем, чем больше становилось пакеха, тем наглее они себя вели, и умные вожди маори, понимавшие, что сбросить в море пришельцев не получится, задались мыслью: что делать? И тут на арену вышел мистер Уильям Томпсон.

Свой среди чужик, свой среди своих

Родился сей матерый человечище во времена, когда пакеха на островах были диковинкой, и в детстве назывался просто и понятно - Тарапипипи Те Вахароа. Рос в самый разгар «мушкетных войн», так что уцелел с немалым трудом; позже обратился в христианство, получив имя Уильям Томпсон. Впрочем, немедленно переделанное сородичами, ломавшими язык на столь труднопроизносимом сочетании звуков, в Вирему Тамихана. Научился читать и писать, после чего стал самым прилежным подписчиком британской прессы на островах, увлекся переводами на маорийский творений Байрона и Шекспира. Став после смерти отца главой «иви» - клана, основал новое поселение, где разрешено было селиться и пакеха, и правил, «основываясь на законах Британии и заповедях Господних». В поселке была создана церковь, вмещавшая до 1000 душ, школа, где преподавали белые учителя (и сам он тоже читал курс английской литературы и Слова Божьего), а учились дети всех, у кого не было средств платить за обучение в обычной школе. Уважали его, нетрудно понять, решительно все. Вот в эту-то достаточно светлую голову и пришла мысль: дескать, живем мы тут, как дикари, и обращаются с нами, соответственно, как с дикарями. А раз так, то, стало быть, нужно расти не только духовно, но и политически. Короче говоря, начал мистер Томпсон пропаганду за прекращение вражды и слиянии кланов в единое «маорийское королевство», поскольку же был он упорен, а мнение его имело вес, в 1858 году, съехавшись со всех краев «Конфедерации», вожди подписали вечный мир и декларацию об основании «Страны короля», избрав монархом (скорее, пожизненным президентом) влиятельного старца Те Фероферо, главу мощного союза Нгати Махута и вождя области Вайкато, который и был коронован под именем Потатау I. Принят был и Королевский Устав, нечто типа Конституции, лично написанный мистером Томпсоном: первые десять статей – копия заповедей Господних, а далее по мелочи. Все это было очень красиво и хорошо, а главное, «договор Вайтанги» никак не нарушало, но колонисты, обитавшие впритык к «Стране короля» не на шутку обеспокоились. И было отчего. Если раньше они округляли фермы, пользуясь численным превосходством над соседями, то теперь в ответ на каждую такого рода попытку являлись воины с ордером на восстановление справедливости и, - никого не убивая («Не убий!» и не грабя («Не укради!», - жгли все незаконно возведенные постройки. В Окленд валом повалили жалобы на «мятежников». Губернатор встревожился. Томпсону пришлось, бросив все, ехать в столицу колонии и учреждать две газеты, – «Птица войны» на языке маори и «Дети королевы» на английском, - разъясняющие всем желающим, что ни о каком «мятеже» речи нет, а просто добрые подданные Её Величества реализуют свое право на самоуправление, предусмотренное имеющимся договором. Поскольку дар публициста у старого маори был в избытке, а коллектив авторов он подобрал хороший, ориентируясь, в основном, на белых выпускников своей школы, уже сделавших какую-никакую карьеру, все шло нормально. Увы, только до тех пор, пока в 1860-м не случился «конфликт в Таранаки», где совершенно оборзевшие колонисты новой волны попытались поставить «ирокезов» на место, захватив богатые рыбные промыслы. Ссора переросла в драку, драка в поножовщину, поножовщина в перестрелку, появились «двухсотые», - и очень быстро события приняли размах, невиданный со времен «войны за флагшток». На что губернатор Гор Браун, естественно, не мог не отреагировать. Его указом «главной причиной нежданных бед» объявлялась «Страна короля»; от маори в ультимативном тоне потребовали расформировать «мятежное княжество» и вернуться к «мирной жизни в независимых племенах». В противном случае угрожали интервенцией. Однако напугать маори, тем паче, знающих, что они в своем праве, было сложно.

Второй раунд

В принципе, ситуация складывалась очень нехорошая, какой еще никогда не случалось на Ао Теа Роа. Обострения-то бывали, но даже во времена «войны за флагшток» стороны уважали друг друга и решали, в основном, тактические разногласия. Теперь вопрос стоял ребром, стратегически. Новые поселенцы, которых было очень много, требовали от властей покончить с дурацкими играми старого времени, признать «дикарей» дикарями, загнать, как делают культурные люди, в резервации, а земли конфисковать и разбить на участки для «честных англичан». Старые колонисты были категорически против, мистер Томпсон проявлял чудеса, формируя «маорийское лобби» из приятелей-пакеха и молодых маори, успевших получить образование (к слову сказать, фотографии, где эти с ног до головы татуированные школяры в формочках запечатлены в обнимку с полуголыми папеньками в плащах из перьев,  впечатляют не по-детски). Газеты криком кричали о том, что Королевское движение не намерено «оспаривать власть любимой королевы», письма шли в Лондон, лондонская пресса разбилась на два ожесточенно бранящихся лагеря, - а соответственно, разные позиции заняли и господа из парламента. Одни требовали сохранить status quo, поскольку маори культурный народ и – по факту – полноправные подданные Её Величества, другие считали такие заявления глупостью либералов. Впрочем, и в «Стране короля» согласия не было. Если мистер Томпсон умолял сородичей соглашаться на все условия пакеха, не то, дескать, хуже будет, поскольку пакеха на островах уже очень много, то премьер-министр Реви Маниопото, старый и не менее уважаемый, считал, что воевать надо по-любому, потому что сдаться означает заранее согласиться с тем, что маори перестанут считать людьми. С ним был согласен и молодой Потатау II, избранный корлем после смерти осторожного, склонного к компромиссу деда. В конце концов, война все-таки началась. В июле 1863 года отряды «красных мундиров» во главе с героем Крыма генералом Дунканом Камероном перешли границу «Страны короля» и начали операции в районе от Вайкато до Тауранги. Однако неудачно. Драться маори не разучились. Активная фаза боевых действий тянулась около трех лет, трудных и кровопролитных. Англичане постоянно наращивали силы, подтягивая войска из Австралии и даже из Индии, в итоге доведя количество солдат до 17 тысяч штыков, маори тоже провели всеобщую мобилизацию, выставив примерно 6 тысяч бойцов в возрасте от 13 до 60 лет. В конце концов, наступило странное затишье. Земли, занятые пакеха в ходе боев, были объявлены «собственностью короны», горы оставались в составе «Страны короля», мистер Томпсон продолжал бороться за справедливость, а после его смерти летом 1866 года дело старого правозащитника продолжили его молодые друзья, и пакеха, и «культурные маори». Всем ясно было, что все это долго тянуться не может, что-то рано или поздно надо было решать, - и в апреле 1870 года в Окленд пришло письмо, приглашающее губернатора в ставку Потатау II. Опасаться было нечего, если маори хотели кого-то убить, они предупреждали заранее, так что сэр Уильям Брэдли отправился в горы, - и первым, что увидел он, прибыв на место, была «гигантская гора ружей», очень много ружей, сложенных одно на другое аккуратной пирамидой. «Смотри, большой пакеха, - сказали ему, - смотри и понимай. Это значит, что мы не хотим больше лить кровь. Это значит, что больше нет Страны короля. Теперь мы хотим посмотреть, каково ваше благородство». 

Возьмемся за руки, друзья...
 
Что самое странное, маори не прогадали. Вернувшись в Окленд, сэр Уильям, до того считавшийся «ястребом» и опиравшийся на «новых» колонистов, к великому разочарованию своей группы поддержки направил в Лондон обширный меморандум, сообщая, парламенту и кабинету, что маори «как показало исследование, лояльные и достойные подданные, добропорядочные христиане, не заслуживающие жестокого обращения и конфискации законно принадлежащих им земель». Вскоре был подписан и документ об окончании конфликта, в соответствии с которым понятие «Страна короля» упразднялось, однако сам титул и пост «короля маори» сохранялся (и сохранился поныне), как «символ единства и достоинства народа». По всем прочим разногласиям подтверждались статьи «договора Вайтанги»: маори оставались равноправными подданными Великобритании, а их земли – их землями. Кроме, конечно, 16 тысяч км², конфискованных во время «мятежа». Но тут уже в дело включились адвокаты и политики. В 1892 году «культурные маори», которых уже было очень много, для окончательного решения всех вопросов создали Парламент маори, в ходе переговоров с которым большинство проблем были улажены миром: около 50% изъятых земель были возвращены, а еще за 30% выплачена компенсация. После чего в 1902-м «парламент» прекратил свою деятельность, превратившись в одну из респектабельных политических партий, действующую и поныне, причем в рядах ее с самого дня основания числятся и маори, и пакеха. Что, на мой взгляд, очень правильно. 

@темы: 19 век, Котловина

---

из этой подборки prophotos-ru.livejournal.com/2493541.html

@темы: Дэн, пейзажи

---

Оригинал взят у в Камины за́мка Грюйер

Я к такому виду отопления вообще неравнодушен - и тут уж оторвался (внимание, по клику - везде большие фото!):



Это я из дворика проследовал внутрь хоро́м, где и наснимал топок вволю:



Судя по солидным размерам, другого сугреву предусмотрено не было:



А в горах не забалу́ешь:



Вот и несли брёвна в каждую комнату:



Потолки, как видим, излишней высотой не страдают - а то хрен тепла хватит...

@темы: архитектурно-фрагментарное

---

Оригинал взят rottenshworz.livejournal.com/212883.html

Азимов писал в мемуарах, что Кэмпбелл - наиболее влиятельный человек в научной фантастике как таковой, а в ходе первых десяти лет своей профессиональной деятельности фактически определял её развитие в одиночку.
Это действительно так.

Писатель Джон Кэмпбелл был не более чем детищем своей литературной эпохи. Редактор Джон Кэмпбелл стал её архитектором. Главным редактором за всю историю художественного направления. Он пришёл в «Astounding» в конце тридцатых и первым же делом выставил на мороз литературный шлак эпохи Гернсбека со всеми тогдашними «НФ-порожденцами».
До прихода Кэмпбелла фантастика оперировала плакатными слоганами, картонными персонажами и длинными вставными лекциями о принципах работы очередного синхрофазотрона в изложении полупрозрачных от вдохновения изобретателей. Это перемежалось откровенным приключенческим трэшем, заставляющим вспомнить нынешние креативы издательства «йаауза» о попаданцах и ноутбуках тихим незлым словом.
Принципом Кэмпбелла стали достоверность персонажей, убедительность ситуаций и реалистичное отношение к происходящему. Он стал первым, кто потребовал, чтобы фантастические произведения создавались так, словно они реалистические, просто написанные автором будущего для журнала будущего.
Основу состояния хозяев его журнала составляли франшизы приключенческих трэшаков «Док Сэвэдж» и «Тень», сравнительно неплохо известные современной аудитории. В своей работе предшественники Кэмпбелла пользовались двумя стопками входящего материала, которые просто читались сверху-вниз пока не собиралось достаточно читабельной продукции, чтобы укомплектовать номер... после чего переворачивались вверх ногами и в следующий месяц читались с другой стороны в компании остального нападавшего самотёка. Рассказы в середине этой стопки запросто могли зависнуть на срок до полутора лет вне зависимости от качества, поскольку читать самотёк начинали примерно за двое суток до отправки номера в печать.
На фоне такого затейливого обрамления сопутствующими изданиями, Кэмпбелл начал с, извините за выражение, ребрендинга. Astounding Stories превратился в Astounding Science Fiction, с явным позиционированием на более взрослую и требовательную аудиторию.
Кэмпбелл не считал, что научная фантастика должна быть исключительно занудной лекцией, но и не соглашался, что развлекательное произведение может вольно относиться к научным фактам. Читатель из будущего в современном ему журнале вряд ли хотел бы увидеть пространные лекции об устройстве какого-нибудь повседневного элемента окружающей его жизни. Кэмпбелл требовал от авторов больше актуального действия, характера героев и атмосферы и меньше затянутых информационных вставок. Но проверяемость использованных научных сюжетообразующих элементов хотя бы в первом из приближений оставалась равноправным требованием к тексту.
Любая технология, которую автор вываливал на потрясённого читателя, прежде всего, должна была выглядеть естественной и привычной для героев. Сами герои, при этом, должны были вести себя естественно и достоверно, без капли плакатности или антуражного шаржирования. Место чёрно-белых гротескных персонажей уверенно занимали сложные человеческие характеры... но при этом само произведение оказывалось состоятельным как литература только при наличии в нём сюжетного научного допущения. Его изъятие приводило бы не к превращению текста в криминальный или приключенческий, но к его коллапсу и нежизнеспособности.
Сейчас это кажется вполне естественным редакторским требованием к хорошей фантастике. Тогда, в промежуток с конца 1930ых по середину 1950ых, стало открытием.
Ориентация Кэмпбелла на качественные тексты, с обязательной и достаточно высокой планкой сюжета, характеров персонажей, динамичности и научной составляющей оказала свой эффект достаточно быстро. Такое просто не могли не заметить.
Из действительно заметных даже по нашу сторону ржавого занавеса последствий, например, можно указать возвращение к фантастике Клиффорда Саймака. Имена остальных частых авторов журнала займут стену в хорошей тематической библиотеке.
Займут целиком!
Кларк, Блиш, Миллер, Смит, Азимов, Хайнлайн... В большую фантастику усилиями Кэмпбелла пришли все, или почти все, кто создал основной корпус её текстов как таковой.
При этом, Кэмпбелл не просто «организовывал конкурсы с призами» (хотя лидеры читательского голосования получали доплаты к гонорарам) или «формировал сеттинги п.р.о.е.к.т.ов» (хотя именно этому мы обязаны кучей хороших классических произведений, например, о кораблях поколений).
Он активно выставлял недоговороспособных авторов из журнала, а от всех остальных мог требовать по две-три итерации активной редактуры текста согласно редакторскому видению концепции произведения.
Так многократно экранизированный классический рассказ «холодные уравнения» вылетал на переписывание трижды, пока, наконец, Том Годвин не признал, что единственный выигрышный законченный вариант этой истории полностью исключает любые попытки натянуть любую форму хэппи-энда, пусть даже на полшишечки.
(А за некоторое время до этого осознание выставленных «школой Кэмпбелла» новых требований к хорошему рассказу заставило Уильяма Тенна заявить тогда ещё неизвестному молодому писателю Дэниэлу Кизу, что если в «цветах для Элджернона» появится хэппи-энд, то он расшибёт нахер коленные чашечки его редактору... но я отвлёкся).
Скажите, как часто по нашу сторону лингвистического барьера можно увидеть подобный уровень редактуры? Ну, серьёзно, кто-нибудь может представить Чекмаева или Минакова не сляпывающими под имя «Паровоза с обложки» всё, что хоть как-то похоже на заявленную тему сборника, а действительно общающимися с автором с компетентными рекомендациями о необходимых переделках сюжетных и технических элементов произведения?
Вот и мне смешно, да.
Или грустно.
Кэмпбелл вовсе не был идеалом. Его увлечение «левоторсионной шмагией» эпохи закончилось плотным общением с Роном Хаббардом, основателем лженауки дианетики и пропагандирующей её тоталитарной мошеннической секты. Активной пропаганде таких понятий как «псионика», «антигравитация» и «машина Дина» (в наших краях более известная как инерциоид) мы обязаны тем же процессам в том же воспалённом редакторском мозгу.
Но, при всей критике новых затребованных Кэмпбеллом художественных ниш, они же породили массу классических произведений золотого века американской фантастики. Достаточно взять для примера кошачье-телепатические циклы бабушки Нортон или «Слэн» Ван Вогта.
Редакторская планка качества и успешно сформированная школа с активной обратной связью издателя, редактора, писателя и фэндома одновременно делала жизнеспособными и качественными с чисто художественной точки зрения даже такие странные в чистом синопсисе последующие художественные произведения «новой волны» 1960-1970ых как «Чужак в чужом краю» Хайнлайна или откровенно шизофренические тексты Филиппа Дика.
Суть работы Джона Кэмпбелла заключалась не столько в следовании трендам, сколько в их формировании. Он поднимал актуальные темы из небытия, предлагал их авторам и делал популярными художественными нишами в рамках всего художественного направления. И при этом обладал достаточной компетенцией, чтобы выбрать жизнеспособные.
То, что в современной русскоязычной НФ отсутствует как таковое. Очередную комедию на грани с фарсом с попыткой откопать русскоязычную фантастику нам покажут этой осенью, но ожидать какого-нибудь положительного выхлопа с этой попытки явно бессмысленно.
А жаль.

@темы: писательское

---

9 языков Земли с причудливыми особенностями www.publy.ru/post/15749

@темы: Вавилон-18

---

Оригинал взят у в Просто картинка

В любой ситуации можно расположиться с удобством

@темы: флот, картины

---

21.09.2016 в 14:55

Пишет  Касиопея:

@темы: Арагарта

---

21.09.2016 в 14:48

Пишет  Касиопея:

@темы: Арагарта

---

21.09.2016 в 14:52

Пишет  Касиопея:

@темы: Арагарта

---

В спорных случаях окончательное решение о постановке знаков препинания принимает автор текста.

ПУНКТУАЦИЯ ПРИ ОБОРОТАХ С НЕПЕРВООБРАЗНЫМИ ПРЕДЛОГАМИ

new.gramota.ru/spravka/punctum/punctum-attach1/

Кстати, наибольшее количество ошибок в текстах современных писателей наблюдаю именно в непервообразных предлогах. Причем для ошибки даже оборота не требуется, достаточно "насчет" или "ввиду" писать не вместе. А уж как изгаляются над предлогом "наподобие"... это прям плачь (существительное, а не глагол).

@темы: Шпаргалки для писателя

---

21.09.2016 в 12:13

Пишет  Оладушка:

Исходное событие
Моя тёзка-почти-родня учится в Щуке на режиссёрском. А я помогаю писать контрольные и курсовые, что часто не только интересно, но и во многом пользительно. Вчера, например, делали работу по режиссёрской трактовке спектакля, и я открыла для себя новые прокладки такой интересный момент, как исходное событие — штука, важная по-моему не только для режиссёра, но и для литератора. Надумала тут кое-чего по этому поводу, запишу для себя. Ну, может, кому-то из пишущих друзей тоже будет любопытно.

И далее много букв про писательско-сценарно-драматургическое.

Если вкратце и своими словами, то исходное событие (ИС) — это то, из-за чего вообще разгорается весь сыр-бор в спектакле или, в моём случае, в произведении. И тут возможно три варианта:

1) ИС происходит в начале. Скажем, в "Колобке" ИС может быть "испекла бабка колобок".
На первый взгляд, такой вариант кажется единственным, но на самом деле он не только не единственный, но и самый неудачный, самый примитивный и самый скучный. Поскольку в любом более или менее качественном произведении ИС случается никак не в начале действия, а то и вовсе вне оного. И именно это по-настоящему интересно.

2) ИС предполагается в будущем. Оно реально, оно грядёт, "нависает" над героями, определяя всё то, что с ними случается по ходу действия. И тут снова два варианта:
а) ИС всё же происходит, как правило, ближе к финалу. Вишнёвый сад продавали-продавали, морочились-морочились по этому поводу, но таки продали и уехали.
Но чаще ИС получается совсем не таким, как предполагалась изначально. Примером может быть избитый голливудский сюжет, в котором девушка готовится к свадьбе "не с тем" человеком, а в итоге всё же выходит замуж — но уже за другого, "того". Другой пример: фильм "Баллада о солдате", где ИС — отпуск, который Алёше дали на встречу с матерью. Но когда герой в конце концов добирается до дома, от отпуска у него остаётся всего несколько минут.
б) ИС в произведении так вообще и не случается. Оно или остаётся за рамками повествования (скажем, в "Репортаже с петлёй на шее" ИС — казнь, но по понятным причинам Фучек свою казнь не описывает) или его отменяют (отказываются от него). Пример — большинство историй, где, согласно основному сюжету, герой должен предотвратить убийство президента (взрыв торгового центра, распространение инфекции, падение метеорита, атаку инопланетян, гибель человечества и так далее) и таки успешно достигает своей цели.

3) ИС произошло в прошлом. Оно определяет основные сюжет и интригу в произведении, но само по себе не фигурирует как одна из сцен, а либо показывается как флешбэк, либо вообще становится известным как-то косвенно. Поэтому в большинстве детективов ИС — не само убийство, а та причина, которая его спровоцировала.

В режиссёрской работе именно момент выбора ИС определяет всю концепцию спектакля или фильма, особенно, когда ставится не новая, а уже много раз игранная пьеса, или экранизируется известный сюжет. И этот выбор может быть любым на усмотрение режиссёра, тут нет правильных и неправильных решений, а есть разве что более интересные и менее (и то это во многом дело вкуса). Допустим, в фильме Лиозновой "Семнадцать мгновений весны" ИС — то, что кто-то из высших руководителей Рейха начал сепаратные переговоры с Англией и Штатами о перемирии, а советское руководство узнало о факте, но не узнало, кто именно. И в результате мы имеем шпионско-приключенческо-политическую-историческую и т.д. картину. Но если вдруг кому-то торкнет в башку снять новый фильм на тот же сюжет, он запросто может сделать ИС начало Второй мировой войны. Или начало Великой Отечественной. Или расставание Исаева с женой. И тогда в первом случае получится фильм об ужасах войны в мировом масштабе, во втором — в масштабе отдельно взятого Советского Союза, а в третьем — о трагедии двух любящих людей, разлучённых войной. И все трактовки одинаково имеют право на существование.

Какое всё это имеет отношение к писательской кухне? Да самое прямое. Думаю, изначальный выбор ИС как отправной точки основного сюжета и основной интриги — отличный способ сделать произведение стройным и логически выдержанным, не дать ему рассыпаться на отдельные сюжетные ходы, которые в итоге не будут собраны вместе и никуда не приведут.
Можно ли обойтись в художественном произведении вообще без ИС? Наверное, можно. Не исключено, что, если поискать, в классике даже найдутся примеры. Но вот будет ли такое произведение интересно современному читателю, уже привыкшему к кинематографичности даже в книгах — откровенно сомневаюсь.
На мой взгляд, даже в масштабном произведении со многими сюжетными линиями (не с одной главной и кучей второстепенных, а с несколькими полноценными и равноправными) ИС всё равно должно быть одно на всех. И тогда всем будет щастье — и автору, и читателям.


Как обычно, если у кого-то найдётся, что сказать по этому поводу — ради Бога, не стесняйтесь.

@темы: писательское

---

Уход за престарелым человеком в домашних условиях lechebnik.info/622/59.htm

@темы: медицина

---

Оригинал взят у в Ветрянка

спрашивает:
Я-то, честно говоря, всегда считала, что в этом есть смысл, переболеть ветрянкой пораньше. А про вакцины от неё вовсе не слышала.

О ветрянке действительно очень мало слышно, даже в антивакцинных баталиях она не вызывает накала страстей. А между тем это очень интересный вирус и интересная болезнь. Небольшое введение, прежде чем мы перейдем к вакцинам:

Вирус ветрянки (varicella zoster virus, VZV) относится к герпесвирусам. Герпесвирусы вообще известны тем, что обычно не перескакивают от одного вида к другому, а ко-эволюционируют вместе с хозяином. Так и вирус ветрянки людей заражал еще когда наши предки не отделились от предков обезьян, миллионов 20 лет назад. За это время он очень хорошо к нам приспособился, а мы к нему. Заражаются и переболевают ветрянкой обычно дети, как правило с довольно мягкими симптомами, из которых наиболее известна ужасно чесучая сыпь, длящаяся примерно неделю (хотя она случается не в каждом случае инфекции). Но бывают и осложнения - вирус иногда распространяется в мозг и вызывает менингит, а через расчесанную сыпь внутрь организма могут попасть бактерии и вызвать инфекцию кожи или сепсис. Иногда в результате ветрянки случается пневмония. Бывают и смертельные случаи.

Но даже если болезнь протекла мягко, не стоит думать, что вы избавились от вируса. Подобно многим другим герпесвирусам, вирус ветрянки - это навсегда. Когда вирус только попадает в организм, он заражает очень много разных видов клеток - клетки кожи, эпителий дыхательного тракта, лимфоциты, макрофаги, дендритные клетки. Во всех этих клетках он реплицируется и убивает их. Постепенно вирус попадает в нейроны, расположенные в спинальных ганглиях, отвечающих за доставку сенсорной информации от кожи. И вот в них то он и устраивается надолго. В нейронах вирус не реплицируется, не синтезирует свои белки, и вообще практически никак себя не проявляет. Примерно 1-5% нейронов в этих ганглиях несут в себе латентную форму вируса.

Dorsal root (spinal) ganglion - сайт латентности вируса VZV

Каждый спинальный ганглий отвечает за свою часть "поверхности" кожи со своей стороны тела.

В латентной форме вирус может существовать десятилетиями, пока вдруг не активируется. Реактивация вызывает так называемый опоясывающй герпес (aka shingles aka zoster). Вирус начинает репликацию и движется по нейронным аксонам обратно к коже, где вызывает болезненную сыпь. В зависимости от того, в каких и в скольких ганглиях вирус реактивировался, опоясывающий герпес наблюдается с одной или с обоих сторон тела и поражает районы кожи, за чувствительность которых отвечают пораженные ганглии. Сыпь длится несколько дней, но у довольно большого процента людей (почти у половины тех, кому за 60) боль в пораженной области остается на несколько недель или даже несколько месяцев. Осложнения (менингита, парализация) тоже случаются.

Ни механизмы латентности, ни механизмы реактивации до сих пор как следует не изучены и о них мало что известно. Вероятность реактивации увеличивается с возрастом и в случаях нарушенного иммунитета (СПИД, трансплантация). У большинства людей реактивации случается один раз в жизни. Обычно чем мягче были симптомы ветрянки, тем мягче протекает опоясывающий герпес. Антивирусные препараты предотвращающие репликацию герпесвирусов (ацикловир, ганцикловир) смягчают симптомы.

@темы: медицина

---

На моем мониторе, правда, все равно ни хрена не видно, но пусть будет

Оригинал взят у в на клеточки

Под катом – карта деления шотландских земель и соответствующая им расцветка – тартан




via

и никто не говорит, что кат не сработал

@темы: Шотландия

---

26.05.2016 в 20:01

Пишет  kurufin_the_crafty:

>"Goffna tebe na nos!", или "Без божьей помощи никому русской речи не научиться…"
Это русско-нижненемецкий словарь-разговорник, составленный в начале XVII века ганзейским купцом Тённисом (или Томасом) Фенне, регулярно ездившим в торговые «командировки» в Псков. Словарь не первый в своем роде и не последний – их существовало около десятка, большинство из них – анонимно-коллективное творчество тех же ганзейских купцов, торговавших с северо-западной Русью. Так что считается, что значительную часть своего разговорника Фенне списал у анонимных предшественников.

Впрочем, списал или не списал, но труда на свой разговорник купец положил немало. К делу Фенне относится с воистину купеческой серьезностью: по разговорнику видно, с каким старанием человек пытается освоить кириллическое письмо (которое, вероятно, должно было ему казаться совершеннейшей китайской грамотой) и параллельно не забывает воспроизводить все написанное латиницей – для тех своих земляков, кому кириллица окажется не по зубам. Русисты до сих пор ему по гроб жизни обязаны: Фенне самым скрупулезным образом зафиксировал фонетические особенности северо-западных русских диалектов с их «цоканьем» («зонка» - «жонка», «хоцу» - «хочу») и прочими прелестями.

«Воимя Святая Троица, – начинает Фенне свой разговорник. – Яз починал писат тю рѹскѹю книгю. Г(оспо)ди И(сѹсе Х(ри)ст(ос)е, С(ы)не Божеи приди комнѣ да пособи мнѣ тѣ рѹскии рѣчи прямо учитса да похватит ї опосле прямо писат и даи мнѣ свою милостъ здоровие всвоем страхѹ жити а тѣ рѹскии рѣчи володѣтъ. Амин».

«Во имя Святой Троицы. Я начал писать эту русскую книгу. Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, приди ко мне да пособи мне той русской речи прямо (правильно) учиться и овладеть (ей) и после правильно писать, и дай мне свою милость в здоровье со страхом (Божиим) жить и этой русской речью владеть. Аминь».

«Б(ог)ъ даи мнѣ здараво ѣхат на рѹскѹю землю да рѹскомѹ языкѹ на учитса. да похватит да здараво ѡпят ѿѣхат на свою нѣметскѹю землю коли г(оспо)дѹ б(ог)ѹ любо».

«Дай Бог мне благополучно съездить в русскую землю да русскому языку научиться и овладеть им, и благополучно назад уехать в свою немецкую землю, если Господу Богу будет угодно».

Дав для начала читателю обширный список необходимых «интуристу» русских слов, Фенне приступает собственно к «разговорной части»:

«Здѣ ѧз божиею помочию починѹ писат рѹскѹю рѣце как надобъ немьчинѹ срѹсиномь порѹскы говорит ѿ домовьню дѣле и всяких дѣлех говоря».

«Здесь я с Божьей помощью начну писать русской речью, как надобно немцу с русским по-русски говорить в домашних и всяких делах».

«О всяких делах» надо говорить, в первую очередь, вежливо, поэтому купец выдает аудитории список всяких «Bog posobbi vam» («Бог пособи вам»), «Bog napomus» («Бог на помощь»), «Dobri den», «Dobro vetzer», «Doboszdorouie» и т.д., и т.п., а затем приступает к диалогам «из жизни». Вот как, по мнению Фенне, должен выглядеть приезд «интуриста» в Псков:

- Tzelum moi mile niemptzine kack tebe bog na dorogo miluitt?

Челом (бью), мой милый немец, как тебя бог на дорогу милует?

- Asze bog menæ miluitt, szdorouo ia ektebe prÿechall.

Аще (поскольку) бог меня милует, здорово (благополучно) я к тебе приехал.

Далее идет фразеологический минимум для общения с персоналом постоялого двора:

- Batzke chdie moi gornitza?

Батюшка, где моя горница?

- Podsudi sdies stoiett tvoi gornitza.

Вот здесь стоит (находится) твоя горница.

- Batzke chdie moi malitze?

Батюшка, где мой малец (слуга)?

- On budett vsz̃o.

Он будет ужо (скоро).

Далее следует позаботиться о личной гигиене:

- Malitz prinesz̃i tzista voda ia ruka moiu.

Малец, принеси чистой воды, я руки мыть буду.

- Prinesz mne vteralnik ia chotzu ruki tertt.

Принеси мне утиральник (полотенце), я хочу руки тереть (вытереть).

- Lei woda ffumevalniko.

Лей воду в умывальник.

- Vÿlei voda von ne tzista da prinesz tzista.

Вылей воду вон нечистую да принеси чистой.

- Iemli metla da vÿmeti iszbü.

Емли (возьми) метлу да вымети избу.

- Sagasz̃i svetzka.

Загаси свечку.

- Salosz̃i dwer.

Заложи (запри) дверь.

После этого можно, наконец, с чувством глубокого удовлетворения пожелать себе:

- Dai aspodi mne sdorouo spatt!

Дай господи мне здорово спать!

Утро следующего дня:

- Malitz stavai pora iest otzum ti lesz̃is toll dolge.

Малец, вставай, пора есть (уже пора), отчего ты лежишь столь долго?

- Prinesz mne iest, ias chotzu saffterkat.

Принеси мне есть, яз (я) хочу завтракать.

- Vÿpolloszi kruska tzista da prinesz pÿva.

Выполощи кружку чисто да принеси пива.

- Totzi pÿva da ne totzi na sen.

Точи (наливай) пиво да не точи наземь.

Водные процедуры:

- Ia idu mulnu.

Я иду в мыльню.

- Teszi mne chrebet.

Теши (три) мне хребет.

Теперь, когда наш иностранный гость вымыт, накормлен и напоен, самое время позаботиться о платных курсах русского языка:

- Posallui ospe batzke vtzitza mne povaszum præmo govorit, da roszudi mne ruskyie sloua kack bui builo præmo, à tzto tebe dati mne dovetdotza, y ias tebe to oddam.

Пожалуйста, батюшка, помоги учиться мне по-вашему прямо (правильно) говорить, да рассуди мне русские слова, как бы было прямо (правильно), а что тебе дать мне доведется, яз (я) тебе то отдам.

На что доброхотный учитель из местных должен ответить следующим образом:

- Ias tebe rad vkasati ÿ rostolkovati præmo, kak suoiemu rodnomu sinu, а tÿ wosmi na vhm ne sabudi sto ias tebe vkaszÿvaiu.

Яз (я) тебе рад указать и растолковать прямо (правильно), как своему родному сыну, а ты возьми на ум, не забудь, что яз (я) тебе указываю.

Конечно, ученик понимает всю тяжесть поставленной перед ним задачи:

- Besz bosẽi milosti nikomu omeet poruszkuiu reetzi vtzitza.

Без божьей милости никому (не) (с)уметь русской речи (на)учиться.

- Mollitze bohu safftzodi on omet tebe dast, – утешает его учитель.

Молись богу завсегда, он уметь (умение) тебе даст.

Прежде всего, разумеется, придется заучить самый необходимый вопрос:

- Kak mne to moluitt povaszim retze?

Как мне то молвить по вашей речи (на вашем языке)?

А если ты приехал учиться не один, а с земляками, важно соблюдать правила погружения в языковую среду:

- Naredim sapouett promeszi seboi ponemetzki ne govoritt.

Нарядим (установим) заповедь промеж собой по-немецки не говорить.

Все это, конечно, очень тяжело, но зато потом, в случае успеха, можно будет похвастаться:

- Peruoi ia to sloua ne omell moluitt, slaua bohu ninetza ia omeiu govoritt.

Первой (сперва) я и слова не умел молвить, слава богу, нынеча (нынче) я умею говорить.

Еще диалоги – из тех, что и до сих пор фигурируют в каждом уважающем себя туристическом разговорнике:

- Kak tebe sovut?

Как тебя зовут?

- Menæ sovut Iwan.

Меня зовут Иван. (Фенне, конечно, переводит как «Ich hehte Hans»).

- Otkul tÿ prÿechal?

Откуль (откуда) ты приехал?

- Ia prÿechal snovagrada.

Я приехал из Новгорода.

- Daffno tÿ snovagrada poÿechall?

Давно ты из Новгорода поехал (уехал)?

- Ne daffno, tretÿogodne.

Недавно, третьего дня.

Когда азы русского языка уже более-менее освоены, можно начинать светскую жизнь.

- Ias chotzu gosti potzvatt.

Яз (я) хочу гостей позвать.

Принимая гостей:

- Posãllui ieszite ÿ pÿite somnoi tzto bog saslett.

Пожалуй(ста), ешьте и пейте со мной, что бог зашлет (пошлет)!
Ни в коем случае не забыть об этикете:

- Aspodarum podobaiet na konetzi stola sÿditi.

Господарям (хозяевам) подобает на конце стола сидеть.

Можно и самому съездить к кому-нибудь с визитом:

- Sedlai kon ias chotsu ffgosti iechatt.

Седлай коня, яз (я) хочу в гости ехать.

Насущный вопрос «Мужчина, я правильно иду?»:

- Kottoreu dorogo mnie præmo iechatt na praua al leua?

Которой дорогой мне прямо (правильно) ехать, направо аль (на)лево?

- Roszedlai kon, mnie sdies notzuatt.

Расседлай коня, мне здесь ночевать.

- Ias chotzu sdies ostatze.

Яз (я) хочу здесь остаться.

Если приходится ночевать у незнакомых:

- Posãllui ospe aszudar pusti menæ ffsvoium podvorie notzuvatt.

Пожалуйста, государь, пусти меня в своем подворье ночевать.

И снова необходимый минимум для общения на постоялом дворе:

- Ia nimnuscha opotzinu.

Я немножко опочину (отдохну).

- Ia idu dovetra motzitza.

Я иду до ветра мочиться.

- Ia idu stzæt.

Я иду ссать. (Слово «ссать», очевидно, вызвало у Фенне какие-то затруднения, поэтому на всякий случай он старательно дублирует его кириллицей: «сцят»).

- Ia idu pospatt.

Я иду поспать.

Застолье и попойки:

- Mui pili ffprochatt da ne buili piani.

Мы пили впрохоть (вволю) да не были пьяны.

Если не устраивает ассортимент:

- To piva droszovato/ mutno mne iogo piet ne lube.

То пиво дрозжеватое / мутное, мне его пить не любо.

Вежливая отмазка:

- Ia tzeloviek ne piuszei ne mogu mnogo pitt.

Я человек непьющий, не могу много пить.

Кроме пития недрожжеватых и немутных пив за столом полагается вести светские беседы. Несколько фраз для оживления разговора:

- Voimnogich goradoch ias buall.

Во многих городах яз (я) бывал.

- Ventzalnaiell vtebe sona?

Венчанная ли у тебя жена? (Вопрос актуальный: многие купцы заводили себе «параллельную» семью в чужих краях).

Комплимент даме:

- Vtoi tzonki litzo kak snek belo.

У той жонки лицо как снег бело.

Завлекаем свежего собеседника:

- Toskliuo tebe odnomu sidit.

Тоскливо тебе одному сидеть.

Если поговорить толком не о чем, всегда можно изречь какую-нибудь банальность:

- Ffzæk tzolloviek dilat posvoium obutzeu.

Всяк человек делает по своему обычаю.

- Koli na sim suieti gollott, ÿno mnogo ludi sgolloda primrutt.

Коли (когда) на сем свете голод, ино (тогда) много людей с голоду примрут.

Разжигаем Демонстрируем исторические познания:

- Sidavini Christum rospinali.

Жидовины Христа распинали.

Обсуждаем местные сплетни – эзотерического характера:

- Ta veduna isportila trÿ musikÿ.

Та ведунья испортила (сглазила) трех мужиков.

И семейно-бытового:

- Tzto batka opromuislaiett to sini propiutt da problædotza.

Что батька опромышляет, то сыны пропьют да проблядутся.

Поскольку не всегда общение проходит мирно, разговорник дает примеры, как правильно донести до собеседника понимание того, что он говно глубоко не прав:

- Tebe ne podubaiet na sim sueite sitt!

Тебе не подобает на сем свете жить!

- Otzum tÿ moi dengi darum rosprotorill?

Зачем ты мои деньги даром распроторил (потратил)?

- Branis somnoi, ia vinovate peretoboi, - винится обидчик.

Бранись со мной, я виноват перед тобой.

Но оскорбленный неумолим:

- Ia tebe perett sudiu potzÿvaiu.

Я тебя перед судьей позываю (в суд на тебя подаю).

- Ne verÿ tÿ iomu on tebe praffda ne schasat, – вмешивается в спор кто-то третий.

Не верь ты ему, он тебе правды не скажет.

Впрочем, даже окончательно припертый к стене обидчик может попытаться отмазаться:

- Tÿ ne rosumeis sutock da igratt!

Ты не разумеешь (не понимаешь) шуток да игр(?)!.

«Ia protorgovalsa»: торговля и товар

«Воимя святая троица. Ѧз починѹ здѣ писат как надобь немчинѹ срѹсином торговат, товар кѹпит или менят товар против товарѹ, коли г(оспо)дѹ б(ог)ѹ любо», – начинает следующий раздел Фенне.

«Во имя Святой Троицы. Я начну здесь писать, как надобно немцу с русским торговать, товар покупать или менять товар на товар, если Господу Богу будет угодно».

«Деловая» часть разговорника начинается, конечно, с самого насущного:

- Kolko proszis sa suoi tovar?

Сколько просишь за свой товар?

- Tzto tÿ sa tovar dall?

Что ты за товар дал (почем покупал)?

- Kolko / potzumu / pomnogl tÿ sa tovar dal?

Сколько /почем / помногу ль ты за товар дал?

- Potzumu ninetza last soli prodaiut?

Почем нынеча (нынче) ласт соли продают? (Ласт – мера веса от 1 до 3 тонн)

- Skotoroi semlæ tot tova priveszon?

Из которой земли тот товар привезен?

Примеры диалогов:

- Koiego kuptzina tut tovar?

Коего купчина (какого купца) тут товар?

- Ia ne vedaiu tzei tot tovar bog vedi kupeitz vtogu tovaru poschol protz.

Я не ведаю, чей тот товар, бог (его) ведает, купец того товара пошел прочь.

Кстати, если нужно отлучиться от прилавка, можно попросить соседа:

- Posalui steregi moiovo tovaru, dokul ia opæt pridu.

Пожалуйста, постереги мой товар, доколе я опять приду.

Правда, любитель припрячь ближнего своего на халяву всегда может нарваться на резкий ответ:

- Ia tuoiomu tovaru ne storos pust tovar vtebe stereszot, chto tuoi chlieb iest.

Я твоему товару не сторож, пусть товар у тебя стережет (тот), кто твой хлеб ест.

И это правильно, ибо любой труд должен быть оплачен. :-) Вот как действует нормальный купец, если ему требуется добрая услуга:

- Posalui druske svedais tÿ takoff tovar uinich kuptzoff ÿ tÿ menæ knim privedi da posobi mnie tovar vnich kupit, ia tebe ottovo dam mogoretz.

Пожалуйста, дружок, сведай ты таков товар у иных купцов и ты меня к ним приведи да пособи мне товар у них купить, я тебе оттого (за это) дам магарыч.

После чего посредник является за своими комиссионными:

- Dai mnie mogoretz sa moi vollukidu.

Дай мне магарыч за мою волокиту («волокита» в языке того времени означает еще и хождение по делам) .

Ходим по базару и торгуемся:

- Ne vbafflis, tÿ tzenu, ino ia inde torguiu.

Не убавишь ли ты цену, ино я инде торгую (не то я в другом месте куплю).

На что продавец может нравоучительно ответить:

- Is malimi kunami (dengami) kvelikogo tovaru ne chodi, ne dabuvai soruma, ssÿ sebe tovaru posuoim kunam.

С малыми кунами (деньгами) к великому товару не ходи, не добывай сорома (срама), ищи себе товар по своим кунам.

Или в прямом смысле послать:

- Podi ias tebe ne dirsu bog tebe napomotz storgovat, moi tovar odnake budet ffludoch.

Поди (уходи), яз (я) тебя не держу, бог тебе на помощь сторговать, мой товар одинаково (в любом случае) будет в людях (будет востребован).

Пробуем уязвить несговорчивого продавца:

- Tÿ suoi tovar dorosis, nichto ottebe ne kupit na tut tzenu kak tÿ proszis.

Ты свой товар дорожишь (продаешь слишком дорого), никто от тебя (у тебя) не купит на ту цену, как ты просишь.

Хотя нерешительные и безденежные покупатели – это, конечно, сущее наказание:

- Otzum tÿ moi tovar pereminaies koli tÿ iovo ne kupis? – возмущенно спрашивает продавец.

Зачем ты мой товар переминаешь, коли ты его не купишь?

- Ne schupai moiovo sukna, da ne stzerni ÿch! – требует другой.

Не щупай моего сукна, да не черни их (т.е. сукна)!

Впрочем, покупатель всегда может применить тактику «сам дурак»:

- Tuoi sukno chor siel.

Твое сукно хорь (червь, моль) съел.

- Tuoi sukno lenaiet.

Твое сукно линяет.

- Tuoi sukno bes kromok.

Твое сукно без кромок.

- Tuoi tovar saleszalsa.

Твой товар залежался.

И совсем уж гневная филиппика:

- Otzum ti menæ chotzis vootzi omaniwat, ia visu tzto tovar ne tzist, da sa tzisto tÿ mnie iogo prodaies.

Зачем ты меня хочешь в очи обманывать, я вижу, что товар нечист, да за чистый ты мне его продаешь.

На рынках купцы договариваются о крупных оптовых поставках, но частенько не держат слова и перепродают товар конкуренту:

- Ismenik tÿ, smenil tÿ suoim slovum ti mnie tot tovar ffperot otsulil, da opæt inomu prodal, kottoroi tebe bole menæ dall, – возмущается обманутый партнер.

Изменник ты, изменил своему слову, ты мне тот товар вперед отсулил, да опять иному продал, который тебе больше меня дал.

Впрочем, иногда случаются накладки без злого умысла. Для таких случаев Фенне дает (кириллицей!) развернутый шаблон для извинений:

«Ѧз тебѣ продалъ шесть ластов сельди, да вчерас яз смотрил и е̄ смѣтил да число не полно тово ѹменя не достало три бочьки селди. Пожалѹи помедляи дозавтрея ѧз приготовлю тебѣ тѣ три бочьки сельди, да доложѹ что не достанет тогды я тебѣ без всех переводов тѹ сельдь припроважѹ».

«Я тебе продал шесть ластов сельди, да вчера я смотрел и ее подсчитал, а ее недостаточно, не хватило у меня три бочки сельди. Пожалуйста, подожди до завтра, я приготовлю тебе те три бочки сельди и доложу недостающее, тогда я тебе без всяких задержек ту сельдь отправлю».

Выгодному клиенту можно пойти и на уступки:

- Tot tovar ias tebe dorosi da tot ia tebe deszevlo podam, – уговаривает потенциального покупателя продавец.

Тот товар я тебе дороже, а этот я тебе дешевле продам.

Или:

- Kottori chudi ÿ ti vÿkin von ias tebe togo omenu.

Которые худые (плохие), ты выкинь вон, яз (я) тебе того обменяю.

Но вообще, конечно, надо смотреть, что покупаешь:

- Ia kot ffmecha ne kuplu, ia ffpervoi smotru, – хвастается предусмотрительный покупатель.

Я кота в мехе (мешке) не куплю, я впервой (сперва) смотрю.

- Ia tolko kuplu kolko ia mogu saplatit, – благоразумно заявляет другой.

Я столько куплю, сколько я могу заплатить.

При оптовых поставках действует золотое правило «утром – деньги, вечером – стулья»:

- Moi aspodar velil mnie ottebe dengi ffzæt, sa kottoroi tÿ tovar viovo kupil, da ias tebe tovar oposle priprovaszu.

Мой господарь (хозяин) велел мне от тебя деньги взять, за которые ты товар у его (у него) купил, да яз (я) тебе товар опосле препровожу (после доставлю).

- Iest vmena ffzækoie sukna, da ffzækim suietum, – расхваливает свой товар купец.

Есть у меня всякое сукно да всяким цветом (всякого цвета).

Более подробный вариант – с перечислением ассортимента:

- Iest vmenæ sotiri postaff sukna siskroi, da tri postaffa suetlo selona, da detzet postavoff tomno selona.

Есть у меня четыре постава сукна с искрой, да три постава светло-зеленого, да десять поставов темно-зеленого. (Постав – кусок ткани в виде трубки, снятый с ткацкого станка)..

Оперативно реагируем на запросы покупателя:

- Iest vmenæ takova sukna takim tzuietum, kakova tÿ ffzeras otmenæ putal.

Есть у меня такого сукна таким цветом, какого ты вчерась от меня пытал (вчера у меня спрашивал).

Еще реплики:

- Ia moi dengi nÿnetza ffze fftovaru polosz̃al.

Я мои деньги нынеча все в товар положил (вложил).

- Ffsæk suoiovo tovaru chualit.

Всяк свой товар хвалит.

И печальное:

- Ia protorgovalsa, ffnaklad ia prodall.

Я проторговался, в наклад я продал.

«Blæd blædi savidet»: пословицы и поговорки

Уже в самом конце разговорника Фенне знакомит аудиторию с совершенно необходимыми для жизни на Руси пословицами и фразеологизмами:

«Здѣ ѧз божиею помочию починѹ писать рѹскѹю пословицою какъ рѹсины всвоим речи влодятъ».

Здесь я с божией помощью начну писать русские пословицы, которые у русских есть в их языке.

Пословицы-«нетленки», дожившие и до наших дней:

Sciplota chotze kuritza vtzitt.

Цыпленок хочет курицу учить.

Voron voronu glasa ne vÿkluiet.

Ворон ворону глаз не выклюет.

Kotoroi svolkum szivet tomu svolkum voiet.

Который с волком живет, тот с волком воет.

А вот уже пооригинальнее:

Slova ne strela skuos ne proidet.

Слово не стрела, сквозь не пройдет.

Subami tovo guosda ne vÿtenut.

Зубами того гвоздя не вытянуть.

Chto kislovo iabloka ne griset, vtovo oskomina ne szivet.

Кто кислого яблока не грызет, у того оскомина не живет (оскомины не бывает).

Blæd blædi savidet.

Блядь бляди завидует.

Staretz staretzu savidet.

Старец старцу (нищий нищему) завидует.

Sonka ne gusla na stenu ne povesit.

Жонка не гусли, на стену не повесить.

Несколько неожиданная вариация на тему manus manum lavat:

Ruka ruku moiet ino budut obie tzisti, takovoszo drug drugu lubit а bog obieÿch.

Рука руку моет, ино (поэтому) обе будут чисты, так точно (двое) друг друга любят, а бог обоих.

Обвинительное:

Safftzo tÿ ffblædi domu godis, da retko ffzerkove, bolse kradis, kak milostini daies.

Завсе (всегда) ты в бляди дом ходишь, да редко в церковь, больше крадешь, как (чем) милостыни даешь.

Больше, больше добрых пожеланий:

Goffna tebe na nos.

Говна тебе на нос.

Dai aspodi tebe skortzilo.

Дай господи, (чтоб) тебя скорчило.

Tzort tebe pochvati.

Черт тебя похвати (побери).

А вот совершенно поэтическое:

Na teni suoi gubi, da streli suoi iasz̃ik ffmoi gusna.

Натяни свои губы да стрели (выстрели) свой язык в мое гузно (мне в зад).

И, наконец, выражение, видимо, насколько поразившее почтенного ганзейца Фенне, что он даже записал его кириллицей:

Не насере пизда бѣсъ тебя еблитъ.
Вот эту грамматическую конструкцию, честно говоря, я даже затруднюсь корректно перевести. :-)

***

…А вообще этот славный купец, живший триста с гаком лет назад, вызывает самую горячую симпатию. К изучению чужого языка он подходит как к делу величайшей важности, требующему полной самоотдачи. Он прирожденный лингвист, у него острый слух и отличная память, он максимально успешно справляется с передачей чужой фонетики письменными средствами своего родного нижненемецкого диалекта – задача, мягко говоря, слабо решаемая (ну, не было тогда еще IPA, не было!). Он пытается в меру своих сил анализировать русские грамматические формы – и у него это даже получается (правда, склонение существительных Фенне так толком и не одолел). И пусть с точки зрения нашего современника его разговорник – бессистемная мешанина, где рядом с диалогом о погоде не пойми зачем фигурируют фразы вроде «Kormilitze aspodine dai christa dlæ milostinu», – зато благодаря этому старательному купцу из Любека мы слышим живую разговорную (не книжную!) речь начала XVII века.

В общем, blagosloui vas bog, дорогой господин Фенне. :-)

@темы: Вавилон-18

---

30.05.2016 в 15:37

Пишет  kurufin_the_crafty:

Имянаречение у ацтеков
"Как только о рождении ребенка узнавали в семье и квартале, а в случае знатных семейств — даже в других городах, начинался сложный церемониал «приветствий». Старухи из числа родни торжественно благодарили повитуху, та отвечала им образной речью. Отборные ораторы, обычно старики, являлись приветствовать новорожденного, а другие старики, специально назначенные для этой цели, отвечали длинными сентенциями.

Любовь ацтеков к красноречию приходилось утолять нескончаемыми и помпезными рассуждениями о милости богов и непостижимости судьбы. Ребенка тысячи раз сравнивали с ожерельем, украшением из драгоценного камня, редкостным пером. Превозносили его мать, «уподобившуюся богине Сиуакоатль Киластли». Расхваливали славное прошлое семьи. Если отец был сановником или судьей, вспоминали о «его должностях, его большой важности и весе на судебном помосте и в управлении государством». «Господин, — говорили ему, — это вылитый ты, твой портрет: у тебя есть отпрыск, ты дал побег!» Время от времени (это была одна из фигур красноречия) оратор извинялся за то, что говорит слишком долго: «Боюсь наскучить вам и вызвать у вас головную боль и колики», после чего продолжал свою речь с новыми силами. Говорившие от лица семьи благодарили столь же велеречиво. Наконец явившиеся поприветствовать новорожденного преподносили подарки: до двадцати-сорока плащей или предметов одежды в высшем сословии или просто еду и питье у простолюдинов.

Пока шла торжественная часть, отец посылал за тональпоуки — гадателем, специалистом по священным книгам. Тот, получавший за свои услуги ткани, индюков и бесплатный обед, для начала справлялся о точном времени рождения ребенка, чтобы определить, под каким знаком он родился. Затем сверялся со своим тоналаматлем, чтобы найти в нем знак дня рождения и серию из тринадцати дней, к которой он относится.

Если знак дня рождения считался добрым и счастливым, гадатель мог сказать: «Ваш сын родился под добрым знаком. Он станет властителем или сановником, богатым, доблестным, воинственным, он будет смел и удачлив в бою и достигнет высоких чинов среди полководцев». Младенцу могли дать имя уже на следующий день. Но как быть, если знак дня рождения сулил беду? Тональпоуки тогда должен был пустить в ход всю свою изобретательность, чтобы найти в той же серии из тринадцати дней знак получше, по возможности — в один из четырех следующих дней. «Ребенок не родился под добрым знаком, — объявлял он, — но в этой серии есть приемлемый знак, который смягчит и подправит пагубное влияние главного знака». Обычно такое было возможно, поскольку знаки, сочетающиеся с числами больше десяти, всегда оказывались благоприятными, так же, как и те, что шли вместе с числом семь. В крайнем случае, дату наречения именем решались перенести на время после четырех дней, считавшихся допустимым пределом.

<...>

У древних мексиканцев не было фамилий, однако некоторые имена часто передавались в семье от деда к внуку. Учитывалась и дата рождения: ребенок, родившийся в серию из тринадцати дней, определяемую знаком се микистли, находящимся в ведении Тескатлипоки, получал одно из прозвищ этого бога.

В некоторых племенах, в частности у миштеков, людей называли по дню рождения, зачастую добавляя к этому имени прозвище, например: «Семь-Цветок Орлиное Перо» или «Четыре-Кролик Цветочный Венок». Разнообразие мексиканских имен было очень велико. Изучая тексты, можно узнать об именах Акамапичтли (пучок тростника), Чимальпопока (дымящийся щит), Ицкоатль (обсидиановый змей), Шиукоцкатль (ожерелье из бирюзы), Куаукоатль (орел-змей), Ситлалькоатль (звездный змей), Тлакатеотль (божественный человек), Куаутлатоа (говорящий орел). Женщины часто получали изящные имена, например Матлалыночитль (зеленый цветок), Киаушочитль (дождевой цветок), Миауашиуитль (бирюза-цветок маиса), Атототль (водяная птица). Все эти имена, как и названия поселков, гор и так далее, можно было изобразить пиктограммами в рукописях".

Жак Сустель. "Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания".

@темы: имена

---

03.08.2016 в 05:40

Пишет  kurufin_the_crafty:

Язык имен в Древней Руси и Скандинавии
Отличная лекция Успенского. Помимо более-менее известных вещей - рассказ о фирменном имени скандинавских самозванцев, о "домашних" именах поздних Рюриковичей, а также о проблеме Владимира Мономаха "как-назвать-детей-от-второго-брака-если-все-имена-уже-заняты".

@темы: имена