Оригинал взят у в грустные писательские заметки
Отношения автора и читателя у нас нездоровые. Вплоть до начала 1990-х годов автор занимал у нас положение пастора на кафедре, который учит диких индейцев разумному, доброму, вечному - причём всякое его слово понимается буквально как руководство к действию. Книга обязательно "учила нас тому-то и тому-то". Причём в этом не сомневалась даже публика с либеральными взглядами - вопрос был исключительно в том, какой идеологической ориентации книга.
Затем публика закономерно устала от этого, и с кафедры проповедника писатель оказался мгновенно низвергнут до положения шута, которому можно тыкать пальцами в лицо, совать за шиворот мороженое и кидать грошики, если уж очень насмешит. Современный читатель сидит, задрав ноги на стол, рыгает и время от времени аплодирует, глядя, как бедный писатель кувыркается через голову и показывает голый зад в надежде на то, что кинут всё-таки грошик, а не ботинком в ухо. И, к сожалению, многим писателям такое положение нравится.
Мысль о том, что писатель может быть просто собеседником, что он может хотеть поговорить с читателем на равных и поделиться опытом - российскому сознанию в основном чужда.
Всё это оттого, что у нас так и не произошло секуляризации литературы. Сама эта дилемма - если не благочестивый проповедник, то презренный скоморох - по своей природе допетровская. Российская литература в 18-м веке заимствовала лишь внешние формы литературы западной, не задумываясь над их функциями. (Кажется, у нас один лишь Пушкин был по-настоящему светским автором, что и не понято до сих пор). Тут даже на отсутствие Ренессанса плакаться не приходится, потому что и в доренессансной Европе, и в Византии была мощная традиция собственно светской литературы.
При том обе формы отношения к литературе, в общем-то, потребительские: либо от литературы ждут, что она даст однозначные ответы на вопрос, можно ли курить бамбук по пятницам и сколько сексуальных партнёров надо иметь, либо от неё ждут, что она будет развлекать - как та капризная лиса, которая просила дятла то насмешить, то напугать её. (Терпение дятла в итоге лопнуло, и он напугал лису по-настоящему). Ни тот, ни другой не подразумевают собственного усилия.
Разумеется, у нас есть и другие читатели, непохожие на этих - но они пока ещё не законодатели мод, а среди литературных критиков их голоса почти не слышны. Такое впечатление, что среди литературных критиков их процент ещё ниже, чем в среднем по населению.
Затем публика закономерно устала от этого, и с кафедры проповедника писатель оказался мгновенно низвергнут до положения шута, которому можно тыкать пальцами в лицо, совать за шиворот мороженое и кидать грошики, если уж очень насмешит. Современный читатель сидит, задрав ноги на стол, рыгает и время от времени аплодирует, глядя, как бедный писатель кувыркается через голову и показывает голый зад в надежде на то, что кинут всё-таки грошик, а не ботинком в ухо. И, к сожалению, многим писателям такое положение нравится.
Мысль о том, что писатель может быть просто собеседником, что он может хотеть поговорить с читателем на равных и поделиться опытом - российскому сознанию в основном чужда.
Всё это оттого, что у нас так и не произошло секуляризации литературы. Сама эта дилемма - если не благочестивый проповедник, то презренный скоморох - по своей природе допетровская. Российская литература в 18-м веке заимствовала лишь внешние формы литературы западной, не задумываясь над их функциями. (Кажется, у нас один лишь Пушкин был по-настоящему светским автором, что и не понято до сих пор). Тут даже на отсутствие Ренессанса плакаться не приходится, потому что и в доренессансной Европе, и в Византии была мощная традиция собственно светской литературы.
При том обе формы отношения к литературе, в общем-то, потребительские: либо от литературы ждут, что она даст однозначные ответы на вопрос, можно ли курить бамбук по пятницам и сколько сексуальных партнёров надо иметь, либо от неё ждут, что она будет развлекать - как та капризная лиса, которая просила дятла то насмешить, то напугать её. (Терпение дятла в итоге лопнуло, и он напугал лису по-настоящему). Ни тот, ни другой не подразумевают собственного усилия.
Разумеется, у нас есть и другие читатели, непохожие на этих - но они пока ещё не законодатели мод, а среди литературных критиков их голоса почти не слышны. Такое впечатление, что среди литературных критиков их процент ещё ниже, чем в среднем по населению.
