Пожалуй, все в тот вечер были в неё влюблены: и жёлтые фонари, освещавшие каток, и снежинки, кружившие в ритме вальса с ностальгическим названием «Невозвратное лето», и старый капельмейстер, забывший про свой оркестр, и гимназисты, с завистью глядевшие на танцевавшего с девушкой счастливца. И сам счастливец, и даже его маленький брат Костик, неотрывно следивший за плавным кружением пары.
В самом деле, не мог же этот Костик тогда знать, что много лет спустя он станет известнейшим писателем Константином Паустовским и ему захочется написать об удивительной судьбе юной синеглазой девушки, что танцевала под звуки «Невозвратного лета» на городском катке.
Летом 1897 года король Сиама, нынешнего Таиланда, совершая путешествие по Европе, прибыл в Санкт-Петербург. Здесь его радушно принял Николай II. Аудиенция была лишена официальной холодности. Русский царь с удовольствием вспоминал, как, будучи ещё наследником, гостил в Сиаме. Путешествие по странам Востока вышло далеко не безоблачным, но Бангкок тогда ничем не омрачил настроение будущего монарха.
И сейчас в дружеской беседе, желая подчеркнуть свое расположение, Николай II предложил высокому гостю направить одного из сыновей на учёбу в Петербург.
читать дальшеВыбор короля пал на второго сына от любимой жены королевы Саовабхи. Весной юный принц Чакрабон прибыл на берега Невы. Он был зачислен в императорский Пажеский корпус, где учились исключительно сыновья российской дворянской элиты. Обучение здесь было поставлено на широкую ногу. Юноши не только получали солидную военную подготовку, но и выходили из корпуса высокообразованными и отлично воспитанными людьми.
Сиамский принц соединял способность с прилежанием. Блестяще окончив Пажеский корпус, из которого вышел гвардейским гусаром, Чакрабон продолжил учебу в Академии Генерального штаба и получил звание полковника русской армии.
Принц Чакрабон
Жизнь сиамского принца-гусара ничем не отличалась от жизни петербургской «золотой молодежи». Балы, танцы, маскарады, театральные премьеры. Он с азартом принимал участие в весёлой кутерьме богатых жителей столицы. Лишь по воскресеньям Чакрабон отлучался в посольство Сиама. Оно, кстати, располагалось совсем неподалёку от Зимнего дворца, где принц, вверенный попечению царской семьи, имел свои апартаменты.
В 1905 году на одной из молодёжных вечеринок принц встретил рыжеволосую девушку, которая произвела на него неизгладимое впечатление. Ни о ком и ни о чём с той поры наследник сиамского престола уже не мог думать: то была первая любовь, буквально сбившая с ног смуглолицего гусара русской императорской гвардии.
Екатерина Десницкая
В отличие от Чакрабона Катя Десницкая оказалась в Петербурге не от жизненных щедрот. Её отец, главный судья в Луцке, умер, когда девочка была совсем маленькой. Мать вместе с Катиным братом Иваном переехала поближе к родственникам, в Киев. Но скоро умерла и она.
Родители Екатерины: Мария Михайловна Хижнякова и Иван Степанович Десницкий
Брат и сестра заняли немного денег у своего дяди и перебрались в Петербург, надеясь пристроиться в столице. Но время было тревожное — шла русско-японская война. Катя, окончив курсы медсестёр, решила ехать на фронт.
Встреча с настоящим, хоть и сиамским принцем не оставила, видимо, её равнодушной. Но ехать — так ехать. На фронте Катя ухаживала за ранеными, зная, что, воротясь после дежурства в свою комнату, обязательно найдёт очередное любовное послание от безутешного выпускника Академии Генштаба.
Принц писал просто, наивно, искренне: «Мне никто не нужен, кроме тебя. Если бы ты была со мной, всё было бы прекрасно и ничто не могло бы омрачить моего счастья». Катя читала, и изящная фигура тоскующего принца вставала перед её глазами. В своих письмах к нему она называла его по-сиамски «Лек», что значит «маленький». Разлука доказала ей, что принц вошёл в её жизнь нешуточно. Лек же только ждал возвращения Кати с фронта, чтобы окончательно соединить их судьбы.
Чакрабон вполне отдавал себе отчёт, что решение жениться на Кате сулит ему большие семейные осложнения. Ведь он бросил вызов многовековой традиции.
В сиамской королевской династии было принято брать себе жён из большой и разветвлённой родни. Он же приближал к трону неродовитую иностранку. Кроме того, сиамские владыки имели ровно столько жён, сколько им было угодно. Сам принц был сороковым ребёнком своего отца. Брак же с Катей, само собой, мог быть только моногамным. Но кто в пору отчаянной молодой влюблённости может представить кого-то другого на месте своей избранницы?
Принц исповедовал буддизм, Катя была православной. Это весьма существенное препятствие принц устранил с той решимостью, на которую толкает искренняя нерассуждающая страсть: если Кате угодно, он сделает всё, чтобы согласно её вере их брак оказался законным, вечным, скреплённым Господней милостью.
Однако план венчания был разработан влюблёнными в глубокой тайне: они опасались непредвиденных помех, устранить которые будет уже не в их власти. О замысле Лека и Кати знали только друг принца, вместе с которым того прислали в Петербург, и брат невесты Иван.
Дабы ничто не сорвалось, заговорщики отправились не куда-нибудь, а в далёкий Константинополь. Там, в одной из греческих церквей, их и обвенчали по православному обряду.
Медовый месяц молодые провели на Ниле. Далее их путь лежал в Сиам. Леку, опьяненному близостью обожаемой женщины, не портила настроение сулящая мало хорошего скорая встреча с родней. Женщины взрослеют быстрее, и Катя подумывала о грядущем не без смутной тревоги.
«Боюсь, что в Сиаме мне будет ужасно трудно, — писала она вернувшемуся домой брату. — Моя жизнь была слишком простая, чтобы я могла быстро приспособиться к такой её перемене… Теперь, когда я стала лучше понимать, что мне предстоит, будущее уже не видится мне в розовом свете».
Было решено, что, дабы подготовить почву для появления молодой жены перед родителями, принц сначала отправится в Бангкок один. Катя осталась в Сингапуре, где было жарко и душно до испарины, а главное — одиноко. «Мне кажется, что это настоящий ад», — писала Катя, мучительно проживавшая каждый день с надеждой, что завтра появится какая-то ясность.
В это время в Бангкоке тянулись долгие и утомительные торжества по случаю возвращения принца. Ему отвели прекрасный замок Парускаван, неподалёку от королевского дворца. Шли дни, Лек мучился, понимая Катино положение, но, видимо, ситуация была такая, что он не решался заговорить о ней с родителями.
Дворец принца в Бангкоке
Тем временем кое-какие слухи достигли сиамской столицы. Инициативу выяснения сердечных дел сына взял на себя король: «Лек, я слышал, что у тебя жена европейка. Это правда?» Разговор оказался тягостным, но карты всё-таки были открыты — скоро Катя появилась в Бангкоке.
Сказочные королевские дворцы, буддийские храмы и тропическое солнце, отражающееся в позолоте их кровель… Бангкок начала века был потрясающе экзотичен. Но только что приехавшей жене сиамского принца не удалось познакомиться с его достопримечательностями. На целый год Катя сделалась затворницей замка Парускаван: король с королевой отказались знакомиться с ней. Из этого следовало, что в Бангкоке не было ни единой семьи, ни единого дома, где принц мог бы появиться со своей женой.
Рама V и Саована с пятью сыновьями
Хорошо, что Парускаван был окружён большим садом — Катя разводила здесь цветы. В роскошных апартаментах дворца у неё появились любимые уголки, где она старательно учила тайский язык.
Её выдержка и деликатность заслуживают высшей оценки: Катя нашла в себе силы отойти в тень, не выказывая раздражения, не претендуя ровным счётом ни на что. Понятно, как нелегко это давалось. К тому же у Кати характер был достаточно твёрдый, самостоятельный и решительный. Разве всё прежнее — жизнь в чужом Петербурге без малейшей опоры, поездка на фронт и даже само необычное замужество — не говорит об этом? Таким натурам нелегко даётся компромисс, они обычно стараются переломить обстоятельства, а не подлаживаться под них. Остаётся предположить единственное — поведением незваной бангкокской гостьи руководило глубокое чувство к мужу, желание упрочить союз с ним.
«Блокада» была прорвана неожиданно. Что удивительно, инициатором этого стал не свёкор Кати — мужчинам в таких случаях свойственна бОльшая, чем женщинам, снисходительность, — а свекровь. Быть может, именно безупречное поведение невестки — в том, что в Парускаване у королевы были свои «глаза и уши», не стоит сомневаться, — повлияло на её решение сблизиться с избранницей сына. Как бы то ни было, но в один прекрасный день Лек услышал от матери, что ей хотелось бы, чтобы невестка носила не европейский наряд, а то, что принято у сиамских женщин, — брюки и блузку.
Отец и мать Чакропонга — Рама V и Саована
Катя не преминула воспользоваться шансом «навести мосты»: «Не будет ли королева столь любезна, чтобы выбрать материю по своему вкусу?» Через несколько недель Парускаван увидел в своих стенах королеву Саовабху, приехавшую навестить жену сына. Это была безусловная Катина победа…
На одной из фотографий повзрослевшая Катюша Чакрабон-Десницкая, уже убравшая свои знаменитые косы в высокую «дамскую» причёску, изображена с очаровательным малышом в белом мундирчике с погонами.
«Я родился 28 марта 1908 года, в субботу, в 11.58 вечера. Точное время известно потому, что отец весьма тревожился, что я появлюсь на свет в воскресенье. Он, как и его брат Вачиравут, родился в субботу, поэтому оба этой цепочке совпадений придавали некоторое значение. Отец следил по часам. Я весьма доволен, что мой первый поступок на этой земле не расстроил его».
Так вспоминал о своём появлении на свет Чула Чакрабон, что значит «Чакрабон-младший», — сын Кати и Лека. Кто был совершенно без ума от радости, так это королева Саовабха: родился её первый и единственный внук. Чула, вспоминая безудержную бабушкину любовь, признавался, что стал «самым великим её фаворитом».
Бабка-королева полностью сосредоточилась на внуке, не желая принимать во внимание его родителей. Каждый день она должна была видеть мальчика, а когда тот подрос, брала его на ночь в свою спальню.
Король же оказался крепким орешком. Чуле исполнилось два года, когда тот впервые пожелал познакомиться с любимчиком королевы Саовабхи. Свидание превзошло все ожидания. Король растаял. «Сегодня видел своего внука… — говорил он жене, стараясь скрыть волнение. — Я его сразу полюбил, в конце концов он же моя плоть и кровь и внешне совсем не похож на европейца».
Король отнял у себя много счастливых мгновений, потому что, едва познакомившись с внуком и ни разу не увидев своей русской невестки, вскоре умер. На престол взошёл старший брат Лека Вачиравут, который официально признал Катю супругой Лека, а Чулу — королевским принцем. Кроме того, воцарение неженатого бездетного брата давало Леку надежду на трон. Екатерина же Ивановна в этом случае становилась повелительницей Сиама…
Принц Чула Чакрабон на «Кадиллаке».
1916 год.
Безусловно, рождение Чулы, официальное признание брака принца вдохнули в семейную жизнь супругов новую струю. Екатерина Ивановна заняла заметное положение в столичном обществе. Её дворец Парускаван как бы соединил традиции Европы и Азии. Еду здесь готовили русские и сиамские повара. По желанию любимой жены Лек оборудовал дворец техническими новинками того времени. Он широко принимал гостей, да супруги и сами не засиживались дома.
В 1911 году они совершили путешествие по Европе, их радушно встретили в Петербурге. Катя побывала в Киеве, где получила полное прощение от своего единственного дяди, не одобрявшего экстравагантного брака с восточным чужестранцем. Эти радостные киевские дни дали Екатерине Ивановне почувствовать то, что она старалась заглушить в себе: нет, Сиам не мог заменить ей родины, а роскошь Парускавана давила своей вычурностью и пышностью. По сути, заплети она свои волосы в две рыжие, сводившие с ума гимназистов косы и погляди на себя в зеркало, она бы подумала, что её «сиамский роман» лишь сон.
Екатерина с сыном
Даже организм Екатерины Ивановны отторгал новую родину. Записные книжки Лека спустя семь лет после брака начинают полниться пометками о нездоровье жены. Порой это вызывает его досаду: жена уклоняется от путешествий, развлечений, её словно тяготит образ жизни, который вполне устраивает его. Стоило жене сиамского принца покинуть Киев, где все её помнили как Катюшу Десницкую, как в городе родилась легенда.
Константин Паустовский, хранивший в сердце прелестный облик синеглазой девушки, в своей повести «Далёкие годы» спустя почти полвека писал: «Придворные ненавидели королеву-иностранку. Её существование нарушало традиции сиамского двора… Они решили отравить королеву, поправшую древние привычки народа. В пищу королеве начали постепенно подсыпать истёртое в тончайший порошок стекло от разбитых электрических лампочек. Через полгода она умерла от кровотечения в кишечнике. На могиле её король поставил памятник. Высокий слон из чёрного мрамора с золотой короной на голове стоял, печально опустив хобот, в густой траве, доходившей ему до колен. Под этой травой лежала Катюша Десницкая — молодая королева Сиама».
Екатерине Ивановне не было суждено стать королевой Сиама. Но злодеи придворные и битые электрические лампочки были тут ни при чём. То чувство, которое прежде наперекор всему делало Катю и Лека счастливыми, стало тускнеть и истончаться. Драматичность положения Кати усугублялась тем, что семейные нелады застали её в чужой стране, с чужим языком, без тех людей рядом, которых принято называть «своими».
Самому ли принцу приглянулась принцесса Чавалит, или придворные решили, воспользовавшись моментом, «заменить» чужестранку — неизвестно.
Миф о якобы ничего не подозревающих жёнах наверняка придуман мужчинами, сомневающимися в женской интуиции: запах измены Катя уловила со страниц писем Лека. Они догоняли её в путешествии, в которое она на сей раз отправилась одна.
Муж писал о принцессе Чавалит как об очаровательном ребёнке. Жена же обнаружила здесь шифрограмму задетого за живое мужского сердца.
Вернувшись, Катя должна была признать: у неё появилась соперница. Пятнадцатилетняя принцесса Чавалит, похожая на статуэтку, грациозная и весёлая, действительно могла увлечь кого угодно. Лек, и раньше ничего не скрывавший от жены, писал ей, что проводит время в молодёжной компании, где царствует Чавалит. Теперь же принц признался — он не может не видеть Чавалит. Но и Катю потерять не хочет.
Чавалит
Катя набралась мужества. Она не только не старалась изолировать мужа от Чавалит, но, напротив, прилагала все усилия, чтобы девушка была у него перед глазами. Катя приглашала её в гости, они вместе отправлялись в кино, на прогулки верхом. Ей хотелось определённости. Лек должен решить, кто из двух женщин нужен ему. Она, Катя, не может быть ни первой, ни второй женой, а только единственной.
«Я хочу всего-навсего сказать, что, как ни стараюсь, не могу понять твоих чувств единовременно к принцессе и ко мне. Где правда?.. Да, конечно, я тебя измучила в последнее время всеми этими вопросами, но и ты должен понять меня. В прошлом мы жили действительно как один человек, разделяя и мысли, и чувства друг друга. У меня разрывается сердце, как подумаю, что ты хочешь жить иначе… Думай обо мне как о больном человеке, что ты единственное его лекарство… Лек, ты так мучаешь меня всем этим…»
Так писала Катя мужу, уединившись в загородном доме, где дожидалась решения своего будущего. Наконец, устав ждать, она вернулась в Бангкок. Здесь произошло последнее объяснение.
…Стояло лето 1919 года. Позади было двенадцать лет супружеской жизни и ещё год мучительных раздумий, после которых июньским утром Катя сама поставила точку. Она исчезла из Бангкока, не попрощавшись даже с сыном. Через месяц принц Чакрабон подписал бумаги о разводе.
Несомненно, не случись революции, Катя вернулась бы в Россию. Ехать же туда сейчас было бы безумием. Она поселилась в Шанхае, где включилась в работу по оказанию помощи беженцам из Советов.
Парускаван сделался прибежищем другой хозяйки — Чавалит. Её признавали гражданской женой Лека, но брат короля отказался дать разрешение на брак. Леку пришлось пережить и потерю матери, королевы Саовабхи.
Кате пришлось вернуться в Сиам через год, на похороны Чакрапонга. Он умер от гриппа, осложнённого воспалением легких, после того как неугомонная и совершенно лишённая житейской мудрости Чавалит настояла на том, чтобы он в дождь и ветер постоял с ней вместе на палубе королевской яхты, на которой они шли в Сингапур. Чакрапонг уже был болен гриппом, у него была высокая температура, но гордость и нежелание оказаться стариком и развалиной в глазах семнадцатилетней «младшей жены» заставили его подняться с постели и выйти на палубу. Он умер на второй день после прихода в Сингапур. Ему было 37 лет..
Уже на похоронах Лека Катя поняла, что Бангкок её терпит с плохо скрываемым раздражением. Чулу, наследника трона, ей не отдадут. Во дворце так и заявили: здесь есть кому о нём позаботиться. Оставив двенадцатилетнего сына в Сиаме, Катя вернулась в Шанхай. Вскоре она вышла замуж за американского инженера по имени Гарри Клинтон Стоун и с ним перебралась в Париж.
Екатерина со вторым мужем
Сын Кати так и не стал королем Сиама. После смерти отца его послали на учёбу в Англию. Там Чула пристрастился к мотоспорту и в конце концов стал участвовать в гонках как профессионал. Его и его русскую маму, несмотря ни на что, соединяли чувства, в которых были и тепло, и нежность. Они постоянно переписывались. В своих письмах Екатерина Ивановна просила прощения у сына за его вынужденное сиротство и старалась объяснить ему, какие силы помешали им быть вместе. Об отце Чулы она вспоминала с неизменной любовью и уважением. Чула женился на англичанке Элизабет Хантер, которая родила ему единственную дочь Наризу. Когда девочка выросла, то, бывая, а иногда живя в Таиланде подолгу в загородном доме своих деда Лека и бабушки Кати, находила сундуки со старыми бумагами. Они проливали свет на семейные предания.
Нариза Чакрабон
Перу Наризы принадлежит документальная повесть «Катя и принц Сиама». Композитор Овсянников создал на её основе одноимённую оперу. В этом спектакле счастливый конец – герои встречаются, чтобы уже не расставаться. В музыкальной сказке нет супружеской измены, октябрьской революции, войн и смерти – только бескорыстная любовь, разрушающая все стереотипы.
Наталья Балахничева в роли Екатерины Десницкой
в балете «Катя и принц Сиама»
Когда отмечалось столетие со дня установления дипломатических отношений между Россией и Таиландом, в центральной газете «Бангкок пост» появилась большая статья о принце Чакрабоне и его русской жене. Впрочем, какие книги, какие статьи могут соперничать с тем, что так мило, тонко и глубоко, так понятно для русского сердца и души написал чуть не полвека назад Константин Паустовский, вспомнив Катюшу Десницкую в городском саду заснеженного Киева.
Из книги Людмилы Третьяковой «Красавицы не умирают» (1998)
В качестве посткриптума хотим показать вам ещё пару фотографий правнука Кати и Лека – таиландского певца и композитора Хьюго Чулы Александра
Леви (Hugo Chula Alexander Levy).
С мамой (Наризой)
Как автор песен Хьюго участвовал в создании альбома Бейонсе «I Am… Sasha Fierce». Хьюго женат на таиландской актрисе Тасанавалай Онгартиттичай (Tasanawalai Ongartittichai):
@темы: женский вопрос
