А вот так вот брали и заселяли. За компанию с другими немцами, вроде англичан, батавов, швабов и франков. Но поскольку большая часть их ассимилировалась, став англичанами и немцами, Бельгия так и не стала великой державой.
Принято считать, что основную колонизацию европейских окраин (от Прибалтики, Ирландии до юга Италии и Ближнего Востока) в XII-XIII веках составили немцы и нормандцы. Однако самой ценной частью колонизаторов этих мест стали фламандцы — так как они владели ремёслами, мелиорацией и грамотностью.
XI-XIV века — это время широчайшей экспансии европейцев на окраины континента и даже вне его. Однако у этой колонизации был ограничитель: малое количество европейского населения в тот период и очень низкий процент прироста населения (к примеру, в Англии он составлял в то время всего 0.2% в год). Людей для завоевания окраин хватало (тех же нормандцев при покорении Южной Италии были всего несколько сотен), а для их хозяйственного освоения — нет. Потому для тех немногих хозяйственных колонистов приходилось делать строгий отбор: это должны быть здоровые, а самое главное — опытные в ремёслах, культурных и протонаучных знаниях люди. Одними из таких первых поселенцев на окраинах Европы стали фламандцы, именно они заложили там ростки цивилизации.
Историк Роберт Бартлетт в своей книге «Становление Европы. Экспансия, колониализм, изменения в сфере культуры. 950-1350 годы. Росспэн, 2007) в частности рассказывает о фламандской колонизации.
Во Фландрии рано сформировалось централизованное феодальное княжество. Фламандские города с развитой торговлей и ремесленным производством образовывали важнейшее ядро средневековой экономики севернее Альп. Фландрия, по всей видимости, имела более высокую плотность населения по сравнению с любым сопоставимым по площади регионом за исключением Италии. Даже после кризиса XIV века Фландрия сохранила столь высокую жизнеспособность, что здесь стало возможным становление и формирование собственной национальной культуры (которую принято ошибочно называть «бургундской»).
Немецкое расселение в Восточной Европе до 1400 года
В Высокое Средневековье фламандцы распространились по всей Европе. Многие из них возделывали землю, но были среди фламандских переселенцев и рыцари, и воины, и ремесленники, коих можно было встретить во всех уголках христианского мира и за его пределами: в 1081 году некто Раймонд Фламандец являлся «главой стражи и хранителем городских ворот» в Константинополе. В нормандском завоевании Англии 1066 года участвовало столько фламандцев, что когда вскоре после завоевания Вильгельм I издал охранную грамоту в отношении земель архиепископа Йоркского, то в ней содержалась угроза применения надлежащих санкций против любого преступника, «будь то француз, фламандец или англичанин».
Фламандцев продолжали манить военные приключения в Англии, и в качестве наёмных воинов они сыграли важную роль в междоусобных войнах и восстаниях XII века. Например, в крупном восстании 1173-1174 годов один из предводителей мятежников граф Лестер «выступил в поход с фламандцами и французами, а также людьми из Фризии». Король Шотландии, присоединившийся к мятежникам, был заинтересован в наборе фламандцев из Фландрии «и их флоте, сотнях и полусотнях воинов этого сильного народа». Один наблюдатель тех лет неодобрительно комментировал вербовку этих воинов-простолюдинов и писал, что они «рвутся заполучить вожделенную английскую шерсть». «Правда состоит в том, — добавляет летописец, — что большинство из них ткачи, и в отличие от рыцарей они не имеют понятия о том, как держать в руках оружие, а только жаждут грабежей и добычи».
Другие воины-фламандцы стремились к более существенному вознаграждению и сумели стать крупными землевладельцами в странах, с которыми воевали. Так, группа фламандских феодалов осела в Верхнем Клайдсдейле в качестве рыцарей, держателей земли шотландского короля Малькольма IV (1153-1165). Характерны их имена и фамилии типа Визо и Ламкин, которые они запечатлели в названиях своих владений (Вистон, Ламингтон). Другие фламандцы, такие, как Фрескин и Бероальд Фламандец, владели землями дальше на север, в Морее и Элгине, а граф Давид, брат короля Вильгельма Льва, лорд Гариоха (Эбердиншир), в одной из своих грамот обращался к «французам, и англичанам, и фламандцам, и шотландцам». Два из наиболее влиятельных родов в средневековой Шотландии, Дуглас и Морэй, были фламандского происхождения.
Другие фламандцы осели в городах. В исторической литературе их характеризуют как «важный элемент городского населения Шотландии». Они имели собственный административный центр в Бервике, так называемый Красный Дом, который получили от короля Шотландии.
Фламандская колония существовала и в Вене: там в 1208 году герцог Леопольд VI Австрийский даровал особые привилегии «нашим бюргерам, коих мы именуем фламандцами и коих поселили в нашем городе Вене».
Все крупные города в Остзидлунге имели в числе своих жителей выходцев из Фландрии, о чем свидетельствовала их фамилия — Флеминг.
Фламандские поселенцы-крестьяне особенно ценились за то, что владели искусством мелиорации (как и их соседи голландцы). К 1000 году они уже умели защищать и поднимать пашню с помощью дамб и дренажных канав, и граф Фландрии Балдуин V (1036-1067) прославился именно тем, что «неустанным трудом и заботой превратил целину в плодородные земли». В следующем столетии этот опыт был перенят землевладельцами других стран. В 1154 году епископ Майсенский Герунг «поселил энергичных переселенцев из Фландрии в невозделанных и необжитых местах», чтобы те основали поселение из восемнадцати крестьянских мансов. Пятью годами позже аббат Валленштедтский Арнольд продал фламандцам несколько участков земли близ Эльбы, где прежде жили славяне. Они преобразовали эти наделы в поселение из двадцати четырех мансов, которые подчинялись фламандскому закону (iura Flamig-goram).
Привлечение фламандцев к освоению земель к востоку от Эльбы получило такое распространение, что одной из двух типовых форм крестьянского надела (манса) стал так называемый «фламандский манс». Даже сегодня деревни с названиями типа Флемминген, области наподобие Фляминг в Бранденбурге и следы нидерландского диалекта говорят о том значительном влиянии, какое имела фламандская крестьянская колонизация земель к востоку от Эльбы.
Первые немецкие поселенцы в Трансильвании, неосвоенной области королевства Венгерского, прибывшие сюда в 1140-50-е годы по приглашению короля Гезы, упоминаются в документах XII века как фламандцы.
Крупная колония фламандцев была основана в Южном Уэльсе при короле Генрихе I Английском примерно в 1108 году. Их влияние на Уэльс нашло отражение в национальной хронике, «Бруте»:
«Некий народ чужого происхождения и обычаев, король Генрих направил в земли Дайфеда. И этот народ захватил целый кантреф [территориальная единица] Рос, полностью вытеснив оттуда местных жителей. А народ этот, говорят, пришел из Фландрии, из земли, лежащей близ моря Бретонского, и пришли они потому, что море наступило и лишило их земли. И тогда их направили в Рос, откуда они прогнали законных жителей, которые отныне и по сию пору лишены своей законной земли и законного места».
Фламандская колония в Южном Уэльсе, с центром в районе Роса в Южном Пемброкшире, на протяжении многих поколений сохраняла свою культурную самобытность, в частности, в топонимике. Например, от имени Визо, «вождя фламандцев», который в 1112 году прошёл через Вустер по пути из Фландрии в Пемброкшир, или Фрескина, сына Оллека, упоминание о котором имеется в королевских документах 1130 года, произошли типично фламандские названия — Вистон (сравните с точно таким же названием в Клайдсдейле). Свои обычаи фламандцы соблюдали и в особых гадательных обрядах.
Ещё и в 1200 году в Пемброкшире говорили на фламандском языке. На протяжении всего этого периода враждебность между чужеземной колонией и коренными валлийцами не утихала. Весь XII век и начало следующего столетия были отмечены взаимными набегами и убийствами. В 1220 году валлийский князь Лливелин ап Йорверт «собрал мощное войско для похода на фламандцев Роса и Пемброка» и «в течение пяти дней пересек Рос и Догледиф, учинив страшную резню среди жителей той земли».
Тонкий наблюдатель Геральд Валлийский в 1188 году так писал о фламандцах:
«Это храбрый и крепкий народ, заклятые враги валлийцев, с которыми они состоят в непрестанной вражде; народ искусный в работе с шерстью, опытный в торговле, готовый к любым трудностям и опасностям на суше и на море в своем стремлении к добыче; легко приспосабливающийся к требованиям времени и места и меняющий плуг на оружие; отважный и удачливый народ.
Здесь мы опять, но в более доброжелательном тоне, находим мнение о фламандцах скорее как о ремесленниках-ткачах, нежели рыцарях. Геральд, по-видимому, более точен в том, что воспринимает их в равной степени как воинов, купцов и ремесленников — а может быть, пастухов, поскольку пемброкширские фламандцы, конечно, занимались овцеводством. Поразительна одна черта их натуры — разносторонность: они и рыцари, и наёмные воины, и ткачи, и крестьяне-переселенцы.
В 1169 году в Ирландию пришли англо-нормандцы. Во всяком случае, именно так характеризуют это событие большинство историков. Но для одного ирландского летописца это было «прибытие фламандского флота». К армии наёмников, первоначально воевавшей в Ирландии, присоединился крупный контингент фламандцев из Пемброкшира, и многие из них в последующие годы осели на захваченных землях, как случалось до этого в Англии, Уэльсе и Шотландии. Таким образом, в ходе экспансии, характерной для Высокого Средневековья, фламандская народность распространилась по всему христианскому миру. Некоего Жерара Флеминга можно обнаружить в числе поселенцев в Палестине в 1160-е годы, Майкла Флеминга — в роли шерифа Эдинбурга на рубеже XI и XII веков, а Генриха Флеминга — на престоле епископа Эрмландского в Пруссии в конце XIII века. На небольшом примере фламандцев можно воссоздать картину массовой миграции населения, имевшей место в ту эпоху.
Во время поиска информации для колонки про фильм «Плесень» (часть 1, часть 2) наткнулся на очень интересный материал о той самой эпидемии чумы образца 1771 года.
Мне это показалось настолько интересным, что решил поделиться Основной источник – книга «Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве», изданной аж в 1775 году. Автор – непосредственный участник событий, генеральный штаб-доктор, старший медик Сухопутного госпиталя на Введенских горах Афанасий Филимонович Шафонский (1740 – 1811). Понятно, что самой книги у меня на руках нет Поэтому цитировать буду по моему любимому медицинско-историческому источнику – книге профессора, д.м.н. Татьяны Сергеевны Сорокиной, а также внушительной стопке учебников и руководств медицинского происхождения.
Но сначала – буквально пара слов о чуме. Это природно-очаговая инфекция, то есть ее возбудитель постоянно циркулирует в природе и периодически навещает человека. Возбудитель – бактерия иерсиния (Y. Pestis), носители – в основном грызуны, переносчики – блохи.
Нужен обязательный контакт переносчика с человеком. Причем иерсиния очень хорошо устроилась. В блошином организме она поселяется в зобу, интенсивно размножаясь и закупоривая его. В результате блоха находится в состоянии перманентного голода (кровь жертв-то до желудка не доходит) и кусает всё, что вокруг шевелится, пока не помрет от истощения.
Блохи должны перескочить с суслика, крысы или зайца на человека и покусать его. После этого человек расчесывает место укуса, иерсиния проникает через кожу в кровоток и начинает резвиться. Дальше возможны варианты. Первые зараженные для других людей не очень опасны, особенно, если человека вовремя выпасти, изолировать и начать лечить.
Основную опасность представляют всё те же блохи, которые перескакивают с больного человека на здорового и продолжают свое черное дело. Но вскрывшиеся бубоны (нагноившиеся лимфоузлы) также могут стать причиной заражения, опасны даже трупы погибших от чумы. Это использовалось в средние века, когда в осажденные города с помощью требюше или онагров забрасывали куски погибших животных или даже части человеческих тел. Безотказное биологическое оружие, которое, впрочем, часто ударяло и по победителям.
При легочных формах (первичных или вторичных) включается дополнительный (и очень страшный) механизм передачи – воздушно-капельный. И вот тут может начаться полная задница, что, впрочем, в истории не один раз происходило.
Военно-турецкий трофей
Итак. Царствование Екатерины II, с 1769 года идет русско-турецкая война, на которой войска под руководством сначала графа Румянцева, а потом тоже графа, но Суворова (он сначала был занят подавлением польского восстания) одерживают одну победу за другой. В Турции свирепствует чума. Перемещаясь вместе с войсками, болезнь проникает в Европу: в начале 1770 года – в Молдавию и Валахию, к лету – в Польшу и на Украину, осенью она уже была на подступах к Москве.
В октябре 1770 указом императрицы вокруг Москвы было создано кольцо карантинных застав – в Боровске, Серпухове, Калуге, Алексине, Кашире, Коломне. Как раз к концу XVIII века слово «карантин» начало постепенно приобретать свой современный смысл, в то время карантином назывались специальные дома, «в котором приезжающие из заразительных мест должны иметь пребывание своё». Передержка длилась 40 дней (итал. quaranta — сорок).
Но это в наше время зону карантина по особо опасной инфекции (а чума относится к ООИ) обносят колючей проволокой и оцепляют войсками по периметру. Во времена Екатерины с проволокой был напряг, да и войска были заняты штурмом турецких бастионов. Так что зараза в Москву просочилась достаточно быстро.
Первая кровь
Уже 17 ноября 1770 года в городе был зарегистрирован первый случай заболевания. Вспышка началась в доме служителей того самого Сухопутного госпиталя на Введенских горах. Администрация медлила, топталась в нерешительности, в результате чего карантин в госпитале был введен только 5 дней спустя.
Всего заболело 27 человек, 22 из которых умерли. В январе 1771 года вспышка была локализована и погашена, через 6 недель после последнего случая заболевания (а это почти 4 максимальных инкубационных периода, под идее – более чем достаточно, даже по современным канонам) карантин с госпиталя был снят. На всякий случай, по указу императрицы, здание госпиталя предали огню (можно сказать, что таким образом провели заключительную санитарную обработку).
Первая кровь-2
Сожжение состоялось 1-го марта, а уже 9-го появились сообщения о новой вспышке, неопределенное время косившей народ на Большом суконном дворе в Замоскворечье. Причем «повальная болезнь» к тому времени уже стала причиной 113 смертей, а рабочие суконной фабрики продолжали общаться с остальным городским населением, разнося заразу по Москве.
Сказать, что медики расстроились – это ничего не сказать. 11-го марта после консилиума ведущих московских врачей фабрика была закрыта, всех заболевших изолировали в Угрешском монастыре, еще здоровых поселили в карантинных домах Замоскворечья.
Доктор И.Ф.Эразмус составил два подробных наставления – для лекарей, направленных в Угрешский монастырь, и для лекарей карантинных домов. В этих документах было подробно расписано – как осматривать пациентов, как распределять по покоям, как кормить, поить и врачевать.
Тем не менее, было слишком поздно, слишком со многими успели пообщаться замоскворецкие суконщики. Под изоляторы пришлось отдать Симонов, Покровский и Данилов монастыри, было принято решение о закрытии общественных бань.
Генерал-поручик Еропкин
25 марта 1771 года специальным указом Екатерины в помощь московскому губернатору был направлен сенатор, генерал-поручик Петр Дмитриевич Еропкин (1724—1805). Формулировка в указе была следующая: «ко охранению столичного города от открывшейся прилипчивой болезни». Генерал, приступив к своим обязанностям 31 марта, первым делом поставил перед Медицинским советом Москвы ряд вопросов: как должно содержать людей в карантинах, как организовывать захоронения, что делать с банями и т.п. Получив подробные инструкции, он, как истинный военный, начал энергично и решительно действовать.
Город разделили на 14 частей, въезд и выезд резко ограничили. Для того, чтобы выехать в сторону Петербурга, нужно было получить письменное подтверждение лично от генерала Еропкина. Заключение о состоянии здоровья отъезжающих давали два врача, выезд разрешался только в том случае, если оба эпикриза совпадали.
Тем не менее, войск было маловато, и обеспечить полный контроль периметра не получалось. Поэтому зараза расползалась как внутри города, так и в его окрестностях. Заболеваемость и смертность росли, как на дрожжах. В 1771 году в апреле умерло 778 человек, в мае – 878, в июне – 1099, в июле – 1708.
Все войска из столицы были выведены и распределены по карантинным заставам. В самой Москве остались только генерал Еропкин, 150 человек солдат и целых 2 пушки.
19 августа все присутственные места были закрыты, лавки, магазины и фабрики заперты, в городе прекратились все работы. Горожанам рекомендовали из домов не выходить, по чужим дворам не шляться. Для погребальных команд стали вербовать преступников, осужденных на смерть или каторгу. Их одевали в некое подобие противочумных костюмов – вощеные рубахи, глухие рукавицы, содержали эту гоп-компанию за государственный счет.
Кто виноват и что делать
Между тем, настроения в народе бродили самые скверные. Например, никому не хотелось, чтобы в их доме проводили заключительную санитарную обработку. То есть сжигали дом подчистую. Поэтому больных стали прятать, а трупы умерших родственников сбрасывали в погреба или колодцы, зарывали в садах. А иногда просто ночью выбрасывали тела на улицу. Понятно, что улучшению эпидемиологической обстановки такое поведение населения никак не способствовало.
Еропкин сообщил об этом императрице, та издала указ «О неутайке больных и невыбрасывании из домов мертвых». В котором недвусмысленно пообещала козью морду в виде бессрочной каторги каждому, кто будет застигнут за этим неблаговидным делом. Думаете, наш народ это остановило? Щас, ага. Чехарда с трупами продолжалась, они всплывали в самых затейливых местах, иногда всплывали буквально – в реках и прочих водоемах. Неудивительно, что смертность росла чуть ли не по экспоненте. Помните июльскую цифру? 1708 погибших. А теперь оцените августовскую – 7268 и насладитесь сентябрьской – 21401.
Как вы думаете, кого народ считал виновником всех творящихся безобразий? Правильно, кого угодно, только не себя. Во-вторых, виноваты были московские власти, которые закрыли блэкджек с шлюхами торговлю и общественные бани. В-третьих, виноваты были священники, которые запрещали хоронить по церковному обряду погибших от чумы. Говорите, забыл «во-первых»? Как же, забудешь тут. Тем более, что за прошедшие 237 лет ни фига не изменилось. Главными вредителями считали врачей-убийц, которые почем зря морили людей в карантинных домах.
Бессмысленный и беспощадный
Народные методы лечения, к слову, тоже ничуть не изменились. Отличие только в том, что телевизора с Гэ Малаховым в те времена не было, приходилось довольствоваться статичными растровыми изображениями различных исторических и мифологических персонажей, именовавшихся в просторечии иконами. Одна из самых эффективных популярных была икона Боголюбской Божей матери в часовне у Варварских ворот. Ежедневно совершались крестные ходы и массовые молебны у этой иконы. А чуме это только на руку.
Надо сказать, что духовенство в те темные времена было не темным, а очень даже образованным. Например, архиепископ Московский и Калужский Амвросий понимал необходимость строго соблюдать врачебные предписания и не допускать несанкционированных, но массовых скоплений граждан. В связи с этим он принял решение о переносе иконы в менее доступное место.
И грянул гром. Точнее – набатный колокол, взывая москвичей к бунту. Горожане отреагировали дружно, и бунт получился что надо. 15 сентября народ ломанулся в резиденцию архиепископа – Чудов монастырь в Кремле. Амвросия там не обнаружилось, и расстроенный сим фактом люд разграбил монастырь, ну, чтоб два раза не ходить. Заодно москвичи уничтожили богатейшую библиотеку монастыря (между прочим, подарок императрицы Елизаветы Петровны).
Амвросий же в то время находился на службе в Донском монастыре. По пути народ выражал свое несогласие с политикой партии городских властей простым и доступным ему способом – сжигал дома знати, разрушал карантинные дома и больницы, избивал и убивал врачей и солдат. Развлекались, одним словом. До Донского монастыря толпа добралась только утром 16-го сентября. Вредителя Амвросия выволокли за ограду и объяснили ему, что он неправ зверски убили.
Нужно отдать должное генералу Еропкину – с оставшимися 130 солдатами он умудрился подавить бунт в тот же день, вычислить и арестовать зачинщиков, получив при этом несколько прямых попаданий в свое генеральское тело оружием пролетариата (булыжниками). Если помните, помимо солдат у него еще две пушки были. А картечь, надо сказать, прекрасное средство для рассеивания демонстрантов, куда там водометам. Порядок в городе был восстановлен, за что впоследствии Еропкин получил от императрицы орден Св. Апостола Андрея Первозванного (выше наград не было, ежели чего) и пенсион в 20 тысяч рублей (гигантская сумма по курсу 1771 года).
Орлов на белом коне
И вот только тут возникает фигура графа Григория Орлова. Императрице, мягко говоря, не очень понравилось то, что произошло в Москве. И чтобы дать понять народу, чьи в России тапки, в чумной город направили генерал-адъютанта (ну и фаворита Екатерины по совместительству) Орлова. Чтобы к его словам внимательно прислушивались, а также точно выполняли все его указания, графу выдали неограниченные полномочия, неограниченные финансы и ограниченный контингент лейб-гвардии в количестве четырех полков (от 8 до 9 тысяч солдат и пара сотен офицеров).
Со всем этим великолепием Орлов и вошел в Москву 26 сентября 1771 года. 4 дня он лично осматривал все карантинные дома, а 30 сентября обратился к москвичам с печатным словом, в котором призывал прекратить всякую панику, врачей не убивать, власти слушаться и выполнять все распоряжения вышестоящего начальства. А ежели у кого есть какие претензии по организации противоэпидемических мероприятий – высказывать их лично лейб-гвардейцам.
Орлов собрал Медицинский совет Москвы и попросил их подготовить предложения по ускоренному изгнанию чумы из города.
Доктора предложили следующее: - увеличить число карантинов; - при сортировке не направлять в карантины уже заболевших; - организовать при карантинах специальные места для сохранения вещей; - учредить несколько новых больниц за чертой города; - создать специальные и отдельные покои для тяжело больных и выздоравливающих; - регламентировать время работы врачей - и много еще чего полезного, что можно было сделать с помощью неограниченного графского бюджета.
Кризисный управляющий
Орлов всё это в точности исполнил. Первым делом он учредил ГКЧП две Комиссии для прекращения моровой язвы. Первая комиссия была медицинской, в управление которой были переданы все медицинские ресурсы города, включая больницы, карантинные дома, аптеки, а также все медики.
Комиссия определяла необходимое количество больниц и карантинов, вела ежедневную статистику заболеваемости и смертности, а также изобрела санитарное просвещение. Ага, именно тогда появились первые печатные бюллетени, например «Как самому себя от язвы пользовать», «Краткое уведомление, каким образом познавать моровую язву, так же врачевать и предохраняться от оной», «Каким образом яд язвенный в домах и вещах зараженных истреблять». К составлению листков были привлечены лучшие медицинские умы Москвы – Г.М.Орреус, Д.С.Самойлович, К.О.Ягелский.
Вторая комиссия была исполнительной и состояла из чиновников во главе с тайным советником сенатором Д.В.Волковым. Задача второй комиссии была в том, чтобы обеспечивать выполнение решений первой, в том числе и с использованием военной силы, ежели надобность такая возникнет. Такое разделение труда, да еще вкупе с неограниченными финансовыми возможностями дало потрясающие результаты.
Прежде всего, почему-то больше никто не хотел бунтовать и устраивать массовые скопления. Быстро кончились желающие выбрасывать трупы в колодцы и на улицы. Люди резко поверили в свои силы, в медицину и в городские власти. Вот какие чудеса творит введение всего четырех полков лейб-гвардии грамотный менеджмент.
Лучше помогите материально
Орлов неплохо понимал в психологии русского народа, поэтому справедливо полагал, что снизить панический страх людей перед медиками и больницами можно только одним способом - пиздюлями деньгами. Ну а так как денег у него было немеряно, причем все – казенные, граф быстренько набросал следующий прейскурант:
- все, добровольно поступившие в больницы или карантины, получали при выписке новую одежду и подъемные – 5 рублей холостым и 10 рублей женатым; - лицам, сообщившим о сокрытии чумного больного, платили по 10 рублей за каждый случай; - за разоблачение лиц, торговавших «чумными» вещами полагалось 20 рублей.
Много это или мало? А давайте сравним это с ценами не некоторые товары:
Таким образом, даже не переболев чумой, но сдав, скажем, пару укрывателей чумных пациентов, можно было неслабо прибарахлиться.
Город был полностью обеспечен хлебом и прочим продовольствием, содержание в больницах и карантинах было полностью государственным (а на выходе еще деньги платили). Врачи получали двойное жалование и сверх того, за тяжелые условия работы, получали надбавки: доктора – по 36 рублей, штаб-лекари – по 30, лекари и подлекари – по 24, а ученики – по два пистолета и два комплекта рубаха-штаны, то есть по 4 рубля 80 копеек. В НЕДЕЛЮ.
Для детей, лишившихся родителей, на Таганке «учрежден был коронным иждевением особый дом», откуда детей по истечении карантинного срока переводили в Императорский Воспитательный дом, в котором за всё время эпидемии не было ни одного случая заболевания.
Нищих подбирала на улицах полиция, их доставляли в освободившийся Угрешский монастырь и там сжигали содержали также «от короны», то есть даром.
Погребение умерших осуществлялось также целиком за счет государства (Всё, я уже хочу доктором в 1771-ый год. Желательно с КАМАЗом комплектов Б-1, В-2, В-4 и В-5). Решительно пресекалось мародерство и прочее непотребство. Бродячих собак ловили, отстреливали, вывозили в поля и зарывали глубоко в землю. Подозреваю, что с мародерами поступали аналогичным образом.
Сам Орлов вел себя молодцом – лично обходил все больницы и карантины, принимал живейшее участие во всём, что могло хоть как-то помочь поскорее избавить город от напасти и восстановить в нем нормальную жизнь. При этом он потратил более 400 тысяч рублей казенных денег, впрочем, это была очень разумная и грамотная трата. Понятно, что он был очень авторитетным государственным деятелем, но без денег (и без войск) вряд ли он сумел добиться такого результата.
Итак, короткое резюме по освещению этих событий в «Плесени»: Орлова послали в первую очередь подавлять бунт, а не избавлять Москву от чумы; дали с собой кучу войск и кучу денег; похоронные команды набирать из каторжников придумали до него; ни в какой набат Орлов не бил, и никакой команды 4 дня звонить в колокола тоже не давал (кстати, тому самому набатному колоколу, который звал народ на бунт, удалили «язык», чисто из профилактических целей); компетентность врачей не оценивал, «неправильных» врачей не разгонял (он что, был назначен председателем аттестационной комиссии?); свою резиденцию под больницу не отдавал; своих денег не тратил. И еще много чего НЕ.
Реконвалесценция
Смертность пошла на спад. Если в октябре погиб 17561 человек, в ноябре – 5235, то в декабре – уже 805. С января 1772 года смертность установилась на естественном для города уровне – чуть больше 300 человек в месяц.
5-го ноября графа Орлова отозвали из Москвы, чтобы он не угрохал не борьбу с эпидемией всю казну. В Царском Селе его встречали как триумфатора, построили арку с надписью «Орлову – от беды избавленная Москва», а также отчеканили медаль с профилем Орлова и надписью «Россия таковых сынов в себе имеет».
С моей точки зрения, основная заслуга принадлежит все-таки генералу Еропкину и Медицинскому совету Москвы. Орлов отлично сработал как кризисный менеджер, ничем не связанный в своих действиях и не стесненный в средствах. Но основную работу все-таки проделали до него и после него.
В Москве тем временем открыли присутственные места, начали проводить санитарную обработку фабрик и церквей. Причем вменили это в обязанность, соответственно, фабрикантам и священникам. При проведении санобработки были обнаружены более 1000 трупов москвичей, которые при жизни или скрывали свое заболевание, или не имели возможности сообщить о нем врачам и властям.
Следует отметить, что среди санитарных команд не было ни одного случая заболевания, так как были предприняты все меры предосторожности.
15 ноября 1772 года указом Екатерины II Москва была признана эпидемиологически благополучным городом. Последним историческим документом тех непростых лет стал Высочайший Манифест «О уничтожении Предохранительной комиссии и всех внутренних застав», датированный 6 сентября 1775 года, объявлявший об окончательном избавлении города от чумы.
Дело об убийстве Федериго А я вот тут болею и пересматриваю "Труффальдино из Бергамо" (это у меня традиционное терапевтическое кино), попутно восхищаясь, как в свое время Ленфильм умудрился из говна и тряпок слепить вполне себе натуральную Венецию.
И вспомнилось вдруг, что валяются у меня уже года три заметки об убийстве Федериго Распони. Это приезжала ко мне на предновогодье Элисса, клеили мы на пару елочные игрушки и развлечения ради обсасывали детективно-обоснуйную составляющую у Гольдони. И в кои-то веки я не поленилась и по горячим следам все эти ценные мысли законспектировала.
Предупреждаю: это нифига не аналитика и не детективное расследование. Это так, всякие занятные факты и размышления по поводу. Довольно бессистемные.
Источники: берем оригинал и перевод Дживелегова. Стихотворный перевод Гальперина – тот, что в фильме – никуда не годится, он не точен, плюс Гальперин много чего досочинил (но в фильме много чего из этого досочиненного выкинули). Курсивом помечаю буквальный (дословный) перевод оригинала, кое-где он очень важен.
Время действия: 1745 год (если брать время появления сценария для комедии дель арте) или 1749 год (дата публикации пьесы в нормальном виде).
УБИЙСТВО
Дано: Федериго Распони убит в Турине неизвестным лицом (или лицами).
Причина смерти – сквозная рана, нанесенная шпагой:
Флориндо: Как могло случиться, чтобы шпага, пронзившая его грудь насквозь, не убила его? Да ведь я собственными глазами видел его лежащим на земле, плавающим в крови… А потом мне передавали, что он умер тут же на месте. (В оригинале - una stoccata, che lo passò dal petto alle reni, буквально «удар, который прошел от груди до спины»).
Это же подтверждает и Беатриче:
Беатриче: Он действительно погиб от удара шпаги. ( В оригинале - egli morí purtroppo d’un colpo di spada che lo passò dal petto alle reni – «к сожалению, он погиб от удара шпаги, который прошел от груди до спины»).
Поскольку оба видели труп своими глазами, будем считать, что это правда.
Панталоне сообщает, что убийство произошло ночью («Его, беднягу, убили ночью… из-за сестры… или… не знаю хорошенько») - видимо, повторяя то, о чем ему сообщили в письме туринские корреспонденты. Может, это правда, а может, и фантазия корреспондентов, но ночь для убийства вполне подходит – почему бы и нет.
У Дживелегова Флориндо и Беатриче говорят о поединке, но в оригинале это unarissa – драка, стычка, потасовка. Потасовка – не обязательно дуэль (формальная, по всем правилам), это может быть также и драка с участием более чем двух человек. Также и Флориндо, и Беатриче утверждают, что Федериго умер на месте (Флориндо – см. выше, Беатриче: Spirò sul colpo – «умер мгновенно»).
Итого имеем: Федериго был убит в Турине в результате вооруженной драки/дуэли. Орудие убийства – шпага, причина смерти – сквозное ранение в грудь, смерть последовала мгновенно. Предположительное время смерти – ночь.
Оффтоп: похоже, что незадолго до гибели Федериго собирался съездить в Венецию. Возможно, чтобы жениться на Клариче (собирался же он когда-нибудь на ней жениться), возможно, просто по делам, но рекомендательные письма к Панталоне он себе заранее заготовил - те самые письма, которые потом прихватит Беатриче.
Еще оффтоп: в стихотворном переводе Гальперина указывается, что у покойника был хреновый характер и страсть к плохим компаниям, но в оригинале об этом нет ни слова. Хотя, учитывая обстоятельства, так и тянет признать правоту Гальперина и постановить считать Федериго склочником и скандалистом. :-))
УБИЙЦА
По дефолту в глазах туринских властей главный подозреваемый - Флориндо. Мотив – широкоизвестные паршивые отношения с покойным:
Беатриче (Бригелле): Вы помните, конечно, что Флориндо полюбил меня, а мой брат ни за что не хотел, чтобы я отвечала ему взаимностью.
Флориндо: Поспешное бегство из Турина тотчас же после этого случая, вызванного нашей враждой… (в оригинале не совсем так -dopo il fatto, che a me per la inimicizia nostra venne imputato, «после случая, в котором обвинили меня из-за нашей вражды/неприязни»).
Сам Флориндо был на месте преступления - либо во время убийства, либо сразу после него: он видел окровавленное тело, ему известен характер раны. С другой стороны, на тот момент Федериго явно не выглядел совсем уж хладным трупом, поскольку версию о том, что Федериго выжил, Флориндо хоть и с сомнением, но принимает. Если бы Флориндо видел уже остывшее тело, пролежавшее несколько часов, он бы таким известиям никогда не поверил.
Еще фактик: после обнаружения тела Флориндо сразу же пускается в бега («Поспешное бегство из Турина тотчас же после этого случая…)». Соответственно, у него нет никаких сомнений, что убийцей сочтут именно его. Каким бы убогим ни было бы следствие в те времена, одних паршивых отношений с покойным недостаточно, чтобы обвинить человека в убийстве. Значит, должны существовать некие дополнительные отягчающие обстоятельства.
По поводу обстоятельств можно предложить как минимум две версии:
1. Накануне убийства у Федериго с Флориндо должна была произойти крупная публичная ссора. С криками, оскорблениями и угрозами (либо от лица Флориндо, либо обоюдными) типа "Ну все, ты покойник" - так, чтобы горожане хорошенько запомнили, что здесь кто-то кого-то собрался убивать. В таком случае, в глазах общественности убийство Федериго выглядит так, будто Флориндо свою угрозу выполнил (или успел выполнить первым :-)).
2. Флориндо был первым, кто обнаружил тело - или, по крайней мере, он обнаружил его раньше основной массы свидетелей. В любом случае, его застали рядом с трупом. И попробуй теперь докажи, что не верблюд.
Беатриче, в свою очередь, считает, что Федериго угробил либо сам Флориндо, либо кто-то с ним связанный.
Беатриче. Бедный брат мой умер, убитый рукою Флориндо Аретузи или кем-то другим, но из-за него же (в оригинале - è rimasto ucciso, o dalle mani di Florindo Aretusi, o da alcun altro per di lui cagione, «погиб от руки Флориндо Аретузи или кого-то другого, но из-за него же/по его же (Флориндо) вине»).
При этом, раз уж она бежит за Флориндо в Венецию, значит, она явно простила ему смерть брата - брата, который, между прочим, ее очень любил (Бригелла: «Он прямо обожал свою сестру») и к которому она тоже питала как минимум теплые чувства («Видит бог, какое горе причинила мне смерть бедного моего брата»).
Если отбросить версию, что Беатриче – отмороженная социопатка и нагло врет :-), то единственное вменяемое объяснение будет следующим: в ее глазах братец был сам виноват в своей гибели (либо напал первым, либо спровоцировал ссору).
Кстати о птичках: в Венецию она приезжает уже с четко разработанным планом действий: обналичиться у Панталоне, затем разыскать Флориндо (именно в такой последовательности - я люблю эту женщину! :-)) и потом уже с помощью обналиченных денег отмазывать любимого от обвинения («Богатства, которые я привезу из Венеции, избавят вас от изгнания»). Раздобыть денег ей нужно кровь из носу, и это одна из причин, почему она появляется под именем брата. Явись она осиротевшей девицей, Панталоне:
а) навяжется ей в опекуны;
б) нифига ей не обналичит;
в) а если и обналичит, то не даст свободно распоряжаться этими деньгами - не говоря уже о прочих действиях, которые ей позарез необходимо совершить.
«Мы с ним (с Панталоне) подведем счета, я получу с него деньги и тогда смогу помочь Флориндо, если потребуется».
(Повторюсь: я обожаю эту женщину. :-) В отличие от стандартной театральной ТП она не ломится к своему loverindistressс пустыми руками, усаживаясь ему на шею и осложняя и без того нелегкую ситуацию («мало тебе, милый, геморроя в жизни, так вот теперь еще и со мной, дурой беспомощной, возись»). Нет, эта тетка намеревается явиться к любимому не раньше, чем запасется всеми доступными средствами для решения проблемы. Вот это я понимаю, разумный подход! :-) )
Кстати, кое-какие бабки Беатриче умудряется раздобыть уже по ходу пьесы: сто золотых, которые Панталоне передает Труффальдино, плюс вексель того же Панталоне на 4000 скудо - тот самый, который Труффальдино пустил на вермишель. Не исключено, что она собирается содрать что-то еще, потому что даже в самом конце пьесы Панталоне бормочет «А потом мы с вами подведем счета».
Ну и возвращаясь к убийству Федериго: если читать текст внимательно, обнаруживается очень занятный штришок. Флориндо нигде не говорит ПРЯМО, что он Федериго не убивал.
Все, что он по этому поводу сообщает, – это то, что он был на месте преступления и что его обвиняют в убийстве:
Да ведь я собственными глазами видел его лежащим на земле, плавающим в крови… А потом мне передавали, что он умер тут же на месте.
Как же могу я надеяться скоро вернуться туда, если я изгнан, если надо мною тяготеет обвинение в убийстве вашего брата?
…после случая, в котором обвинили меня из-за нашей вражды…
Но ни разу не говорит – даже Беатриче – что он невиновен.
Впрочем, Беатриче, что характерно, и не спрашивала.:-)
Оффтоп-2:
Кстати, в ходе своих высокомудрых размышлений мы с Элиссой первоначально решили, что Бригелла не знал Флориндо в лицо (иначе бы непременно настучал Беатриче, кто это такой интересный у него в гостинице поселился). А потом поняли, что не факт: мог и знать. Просто днем в гостинице они могли элементарно не пересечься (не пересекся же Флориндо с Беатриче). Когда Флориндо приехал, Бригелла был у Панталоне, а когда Бригелла вернулся, Флориндо уже скакал по всему городу в поисках любимой женщины. Дальше Бригелла готовит обед (готовит самолично, он этим хвастался у Панталоне, а Флориндо то возвращается, то убегает, то обедает, то спит. Хозяин гостиницы собственной персоной ему нафиг не нужен - обед и лакеи подадут, бабки, если что, они же примут.
Нас просто сбил с толку фильм, где Флориндо с Бригеллой постоянно попадаются в кадре вместе, - а ведь в пьесе у них до самого скандала с самоубийством нет ни одной общей сцены.
Оффтоп-3:
Видимо, Бригелла действительно живет в Венеции не меньше года - раз уж не только успел раскрутить свою гостиницу, но и прославиться своей жратвой («И молва такая идет, что нигде не кормят лучше, чем у меня»). Все-таки, меньше чем за год такого не добьешься - или тогда он дофига гениальный бизнесмен. :-)
Стало быть, если Бригелла слышал о романе Флориндо с Беатриче еще в Турине, то самому роману минимум год. А по-хорошему еще и больше.
Воображаю, как за этот год Флориндо с Федериго вьелись друг другу в печенки.
Отличия пьесы от фильма (чтоб не путаться)
1. В фильме за Флориндо гоняются стражники. В пьесе их нет. Никто за ним на сцене не гонится. Мы знаем только, что теоретически его ищут.
2. Сцены с разбойниками в пьесе тоже нет. Беатриче спокойно нанимает Труффальдино по дороге в Венецию («Ведь я встретил тебя в Вероне»).
3. В фильме Беатриче учиняет Труффальдино подробный допрос: где да как умер Флориндо, где похоронили и т.д., и т.п. Флориндо в аналогичной ситуации быстро сдается и уходит готовиться к суициду. В пьесе он более дотошен:
Флориндо: Скажи толком: он действительно умер, этот молодой туринец?
Труффальдино: Помер взаправду.
Флориндо: От чего же он умер?
Труффальдино: От удара помер. (В сторону.) Так скорее отвяжется.
Флориндо: А где его похоронили?
Труффальдино (в сторону): Новое дело! (Громко.) Его тут не хоронили, синьор, потому что другой слуга, земляк его, получил разрешение перевезти его в гробу на родину.
Флориндо: Это, может быть, тот самый слуга, который давал тебе сегодня поручение на почту?
Труффальдино: Да, синьор, вот именно – Паскуале.
4. Разница в оформлении сцены самоубийства в фильме и в пьесе - это уж само собой.
5. Никакого оправдательного приговора в пьесе нет. Соответственно - никаких сообщений о том, что найден истинный убийца. Вопрос о том, кто все-таки прикончил Федериго, остается открытым.
И вот чем больше об этом всем размышляешь, тем сильнее кажется, что это именно Флориндо его и грохнул. Или это у меня настроение такое :-))
Итак, печальная статистика по тяжелейшим в плане патогенности и летальности коронавирусным эпидемиям последних лет напоминает о том, что 59% заболевших SARS (летальность = 10%) и 70% больных MERS (летальность = 35%) подхватили инфекцию вовсе не от заболевших родных или в общественном транспорте, а в медицинских учреждениях от госпитализированных вирусоносителей (подробнее здесь). Это значит, что большинство пострадавших от этих страшных инфекций заболели и умерли в результате заражения в медицинских учреждениях, где лечились от совершенно других заболеваний или лечили сами, если говорить о пострадавшем медперсонале. Такие инфицирования называются нозокомиальными (внутрибольничными).
В частности, госпитализация всего одного пациента с SARS из Гонконга в одну из клиник Торонто привела к заболеванию 128 человек, а один эвакуированный из Саудовской Аравии в клинику Южной Кореи вызвал внутрибольничную вспышку MERS с охватом 186 человек. Казалось бы гуманные действия по спасению жизней больных привели к массовой гибели людей и распространению локализованных вспышек на весь мир.
Могли ли эти больные из примеров заразить столько же людей, если бы их оставили на месте? Трудно сказать, но доподлинно известно, что даже в начале эпидемии R0 для SARS составлял 3 (то есть один больной заражал в среднем 3 человек), а к концу и вовсе упал до 0,3.
В 1936 г. в Советском Союзе побывала американская журналистка Рут Грубер. По заданию газеты «Геральд Трибун» она изучала, как живут женщины при коммунизме и сравнивала это со своими наблюдениями, сделанными во время учёбы в Германии (1931). Она совершила большую поездку по Сибири и Арктике, побывав в Игарке и на Диксоне, и в 1939 г. опубликовала книгу «Я была в Советской Арктике»[32].
Р. Грубер подчёркивала огромное оборонное значение Северного морского пути, большую исследовательскую работу, которая ведётся на Крайнем советском Севере. Предисловие к её книге написал американский полярный исследователь В. Стефансон, отметивший, что, по наблюдениям журналистки, «в советских районах Арктики женщины выполняют функции капитанов, возглавляют сельские и городские управления, руководят крупными и небольшими научными станциями», но «их положение определяется не их полом, а их способностями»[33].
И.Д. Папанин вспоминал:
«В своей книге Рут доброжелательно и объективно рассказывала о том, что видела в Арктике. Писала о том, какое грандиозное наступление на Крайний Север ведут советские люди, как живут и работают наши полярники. Рут Грубер особо подчёркивала высокий уровень научных исследований в Советской Арктике. Вспоминала и о нашей встрече на пароходе, приводила мои слова о том, что без женщин Арктику освоить нельзя. В рецензии на мою книгу Грубер подчёркивала, что успехи советских людей в завоевании Северного полюса стали возможными только потому, что освоение Арктики проводилось как государственное мероприятие» больше здесь odynokiy.livejournal.com/4004423.html
Летом 1800 года войну Швеции объявил... Алжир. Дело в том, что в 1799 году шведы отказались платить выкупные платежи (в Европе эту дань стыдливо называли аннуитетами) алжирским корсарам. Реакция последовала очень быстро - за июль-август 1800 года в Средиземном море было захвачено 14 шведских судов, и взят в плен 131 человек. Переговоры длились до декабря, шведы были вынуждены остановить торговлю в Средиземноморье, и в конце концов согласились на требование Алжира платить ежегодно 40 тысяч даллеров и внести единоразово в качестве выкупа за пленных 30 тысяч даллеров. george-rooke.livejournal.com/950210.html
Термин «полярница» использовался в 1930-х гг. также для обозначения жён зимовщиков, многие из которых никогда не покидали столичных городов. В то же время (как будет показано ниже) среди них были и те, которые вслед за своими мужьями отправлялись на север. ( Свернуть 
Суровые климатические условия, тяжёлые физические нагрузки, работа на грани борьбы за выживание, участие в арктических плаваниях – всё это было только для мужчин. Первой женщиной – участницей арктической экспедиции стала Татьяна Фёдоровна Прончищева (урожд. Кондырёва)[3]. Судовым врачом на шхуне «Святая Анна» стала в 1912 г. Ерминия Александровна Жданко. Как известно, практически все участники плавания под руководством Г.Л. Брусилова погибли.
Boeing 377 Stratocruiser ─ первый коммерческий авиалайнер большой дальности, который появился после Второй мировой войны, когда компания Boeing вернулась на коммерческий рынок.
Как и его военный аналог, C-97, он был основан на бомбардировщике дальнего действия Boeing B-29 «Superfortress»: обладал скоростью и техническими характеристиками, которые были доступны бомбардировщикам в конце войны.
Когда у ниппонского мужчины периода Эдо выдавались свободная минутка на развлечения и рё-другое на карман, он немедленно стремился попасть в волшебный карюкай ("мир цветов и ив") - собирательное название индустрии "развлечений для взрослых мужиков". Располагался этот мир во вполне конкретных местах - в специально огороженных кварталах юкаку и ханамати. В первых жили и работали юдзё - ниппонские проститутки (и о них в этой саге больше ни слова сказано не будет, ибо за "клубничкой" ходите в топ-ЖЖ, а не сюда), а во вторых трудились гейся (кто скажет гейша - тот воняющий маслом гайдзин). Собственно, их главное отличие и было в том, что гейся не были юдзё, а юдзё - гейся, а визуально это именно что было закреплено в образе "цветов и ив" (юдзё носили яркие и пышные цветастые одеяния с поясом, завязанным спереди, а гейся - подчеркнуто более строгие и скромные, со сложно завязанным за спиной поясом)...
Гейся (две штуки) и их "ассистентка с инструментарием" (кликабельно)
Медведица - это глагол Что у нас всплывает в голове по умолчанию при слове "Артемида"? Боюсь, классическая возрожденческая картинка: юная, стройная, хрупкая девушка в подчёркнуто изящном одеянии бежит по лесу с декоративным луком, а за ней няшные собачки, похожие на левреток.
В Эфесе это бы точно никто со своей богиней не проассоциировал.
Артемида старше Греции как таковой. Её культ, судя по всему, имеет малоазиатское происхождение; и насколько давно он там существует - ей одной и известно. По крайней мере, некую Госпожу Зверей почитали ещё в том самом Чатал-Гуюке, и, судя по всему (культура-то бесписьменная, фиг что точно скажешь) почитали как верховную богиню.
Имя её - настоящее имя - судя по всему, было надёжно табуировано, потому что то, что мы знаем - это не имя, а эпитет, означает что-то типа "Медвежья", "Медведная". И если вкурить в то, что нам известно о её культе, табу здесь кажется очень уместным; лишний раз накликать ЭТО на свою голову точно не хочется.
читать дальшеВерховный идол Артемиды в Эфесе был совершенно очевидно догреческим, греки такое не ваяли и представить-то себе толком не могли. Сами жрецы культа утверждали, что идол достался им от кого-то древнего; подозреваю, что его не раз переделывали, но итоговый облик его всё равно оставался люто архаичен. Огромная фигура как бы вырастает из земли, тело заключено в подобие деревянного резного столба; руки простёрты дарующим жестом, и на её теле растут десятки кормящих грудей. Это богиня-предок, богиня-чудовище, породительница и поглотительница живого.
(Есть ещё версия, что это не груди, а ожерелье из пчелиных сот или - тадам! ТЕСТИКУЛ ЖЕРТВЕННЫХ БЫКОВ. Тоже весело)
Артемида тоже не очень про людей как таковых. Её естественный народ - звери лесов; она позволяет людям брать их в пищу - но и позволяет им брать в пищу людей. Именно поэтому её главное животное - медведь, тот, кто охотится на охотников. В её храм отбирали маленьких девочек, с пяти лет до полового созревания они служили ей, обучаясь каким-то особым таинствам, их и после того, как они покидали храм, окружало определённое почтение с лёгким привкусом страха. Поэтому многие предпочитали оставаться в храме навсегда. Назывались эти особые жрицы, что логично, "медведицами богини". Придти служить Артемиде можно было и во взрослом возрасте, и будучи мужчиной, но "медведицы" всегда занимали в культе руководящие роли.
Артемида не любит тех, кто охотится для забавы; не признаёт воинской иерархии и права царской власти; убивает, насылая мгновенно сжигающие болезни. А вот её принципиальная девственность и неприязнь к сексу - это, судя по всему, уже очень поздняя придумка. Артемида Эфеса - рожающая и кормящая Мать, посему быть девственной ей как-то трудновато. Просто она со всей очевидностью ни за кем не замужем, это уж точно. А ещё роженицы - это её любимые люди; им она не вредит никогда и наоборот, всегда пытается помочь. По молитве ей роды могут быть лёгкими, как у дикого зверя.
А над историей про детей Ниобы Плутарх издевался как над позднейшей литературной выдумкой; подозреваю, что ему было таки виднее.myrngwaur.livejournal.com/847557.html
Обо всем этом можно узнать из материалов по ссылке из предыдущего поста - zakon.ru/senat#
-Является ли сырость основанием для расторжения договора найма квартиры? - Возвращение дара в случае непочтительности одаренного - Дело о закладе лисьей шубы: болезнь дочери и внезапный арест ее не могут считаться чрезвычайными обстоятельствами (форс-мажором) - Муж обязан содержать жену, если раздельная жизнь возникла не по вине жены - Алименты в пользу жены, не уклоняющейся от сожительства с мужем; требования к содержанию судебного решения - О праве собственника на воздушное пространство - Пределы материальной возможности мужа при выплате содержания жене и вопрос о преимущественном праве на воспитание детей в случае раздельного жительства супругов - Отец должен содержать своих незаконнорожденных детей, прижитых от прелюбодеяния - Об ответственности наследников обольстителя перед обольщенной - О смене подданства мужем: остается ли жена русской подданной? - Синагога и молитвенный дом суть богоугодные заведения - Муж не обязан хоронить умершую жену за свой счет - Дело авлабарских мальчиков: отвечает ли железная дорога за увечье, нанесенное брошенным в поезд камнем, если известно было, что бросание камней в данном месте есть частое, повторяющееся явление? - Являются ли дикие зубры в Беловежской Пуще собственностью удельного ведомства - До какого возраста родители обязаны содержать своих детей - Еврейский погром как причина досрочного прекращения найма квартиры и т. д.
По ссылке zakon.ru/senat# можно перейти на давно обещанный сайт, где собраны все опубликованные решения Гражданского Кассационного Департамента Правительствующего Сената за 1866-1916 гг. - общим числом более 17 тысяч. Иными словами, здесь собраны все прецеденты верховного суда императорской России, за исключением относящихся к уголовному праву. Идею подобной выкладки предложил известный цивилист Артем Карапетов, техническое руководство осуществлял директор издательской группы "Закон" Владимир Багаев. Спонсор - Университет Дмитрия Пожарского, известный своим интересом к поддержанию культурного наследия исторической России. Творческая и содержательная сторона целиком на моей совести. В частности, я выбрал из этих 17-ти тысяч одну тысячу наиболее примечательных решений и аннотировал их. Пробежав глазами ленту, вы сможете быстро по этим аннотациям выбрать самое для себя интересное. А для глубоких цивилистов предлагаются еще и специальные справочники (сенатора Исаченко и др.). Мелкие недоделки пока имеются, но будут скоро устранены. Пользоваться ресурсом уже сейчас они не мешают. Желающие иметь всегда при себе список наиболее примечательных решений в виде отдельного файла могут скачать его по ссылке yadi.sk/i/ZcEi3XAzzCeGcQ Кстати, в январском номере журнала "Закон" напечатана моя статья о том, как вырабатывались сенатские прецеденты, какие были плюсы и минусы у этой процедуры и какие дискуссии она вызывала. Об этом пока никто не писал. Распространение информации об этом ресурсе всячески приветствуется. alex-vergin.livejournal.com/381039.html
А я между тем брожу по интернету в поисках подробностей частной жизни людей тюдоровской эпохи, но, видимо, не там хожу, потому что в глаза то и дело настырно лезет сотни раз пересказанная всеми, кому не лень, версия Брэма Стокера (тот самый, который о Дракуле писал) о мальчике из деревни Бисли. В Бисли жила десятилетняя леди Елизавета, младшая дочь короля Генриха VIII, объявленная незаконнорожденной и лишенная титула принцессы, сплавленная подальше от венценосного родителя. И тут в деревню пришла чума, леди Елизавета заболела и умерла. Ее воспитатели и слуги, убоявшись королевского гнева, решили скрыть от всех печальное происшествие, потихоньку похоронить девочку и заменить ее на другую, более менее похожую. И что-то не нашли. Внезапно кончились в той местности девочки, похожие на опальную принцессу. Пришлось хватать похожего мальчика, переодевать его в девчачью одежду и заставлять прикидываться королевской дочерью. Мальчик переборщил с применением системы Станиславского: так вошел в роль, что выйти из нее не смог и прикидывался следующие 60 лет.
Из книги Константина Богданова "О крокодилах в России. Очерки из истории заимствований и экзотизмов".
Автор постарался собрать все данные о бытовании слова "крокодил" в России (а также на Руси и в СССР).
...Загадочная запись о крокодилах содержится в Псковской летописи за 1582 год. «В лета 7090 (т.е. 1582. — К. Б.) Поставиша город землянои в Новегороде. Того же лета изыдоша коркодили лютии зверии из реки, и путь затвориша; людей много поядоша, и ужасошася людие и молиши бога по всеи земли; и паки спряташася, а иних избиша». О какой именно реке идет речь, остается гадать. читать дальшеПриведенное упоминание о «коркодилах» содержится в так называемом Архивском 2-м списке (Л. 201), писанном разными почерками середины XVII века. Известия, представленные этим списком, как полагал публикатор академического издания псковских летописей А. Насонов, частично записаны по устным показаниям современников составителей списка. Запись о «коркодилах» в других списках не дублируется и не дает разночтений. ...В обширной монографии Б. А. Рыбакова «Язычество Древней Руси» вышеприведенная запись была истолкована как документальное свидетельство. По мнению академика, речь в данном случае идет о «реальном нашествии речных ящеров», культ которых якобы существовал в дохристианской славянской культуре. Хотя упоминаний о культе ящера, как о том с сожалением упоминает автор, нет «ни в летописях, ни в основных поучениях против язычества, ни в волшебных сказках, являющихся рудиментом мифа», их отсутствие не должно нас смущать: культ реконструируется на основе археологических находок, данных топонимики и, самое главное, из «правильного» прочтения текстов, упоминающих о каких-то крокодилообразных водных чудищах, водившихся на озерном севере Руси.
...Основными письменными текстами, призванными служить реконструкции культа ящера, и более того — доказательством существования ящеров в средневековой Руси Рыбакову послужили три текста: вышеприведенный фрагмент Псковской летописи с сообщением о нападении «коркодилов» на людей; «Записки о Московии» (Rerum Moscoviticarum Commentarii, 1520— 1540) австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна (1485—1566) и новгородская легенда о сыне Словена Волхве (Волхе), превращавшемся в крокодила («коркодела»), известная в летописных записях XVII века. В дополнение к вышеприведенному фрагменту псковской летописи Рыбаков приводит пассаж из путевых записок Герберштейна. В разделе о Литве Герберштейн упоминает о неких местных идолопоклонниках, «которые кормят у себя дома, как бы пенатов, каких-то змей с четырьмя короткими лапами на подобие ящериц с черным и жирным телом, имеющих не более 3 пядей в длину и называемых гивоитами. В положенные дни люди очищают свой дом и с каким-то страхом, со всем семейством благоговейно поклоняются им, выползающим к поставленной пище. Несчастья приписываются тому, что божество-змея было плохо накормлено». Итак, заключает исследователь (попутно укоряя зоологов в том, что «современная зоология плохо помогает <...> в поиске прообраза ящера»), у нас есть основания думать, что до XVI века в Восточной Европе водилась огромная крокодилообразная ящерица. Нужно признать, что Герберштейну, как показывает изучение его исторических и этнографических сообщений, в целом можно верить. Сведения о «гивоитах» им, вероятно, тоже не выдуманы. О ритуальном поклонении змеям, считавшимся покровителями семейного очага, в языческой Литве известно из разных источников, в частности из упоминаний позднейших польских хронистов — Яна Ласицкого и Матвея Стрыйковского (сообщавшего о подземелье под главным алтарем в Виленской кафедральной церкви, где якобы некогда держали священных змей). Неясно, однако, о каких именно пресмыкающихся сообщает Герберштейн: полуметровые змеи в Восточной Европе — не редкость; встречаются в Европе и большие ящерицы (хотя они и не черные). Но во всяком случае ясно, что в упоминаемых Герберштейном «гивоитах» (Givuoites), не превышающих в длину трех пядей (или ладоней — trium palmaram logitudinem non excedentes — т.е. самое большее 60 сантиметров ), обитающих на суше (и, стоит уж заметить, где- то в Литве), трудно усмотреть сородичей чудовищных «коркодилов лютых зверей», вышедших, согласно летописному рассказу, из реки где-то в районе Пскова и «людей много поядоша».
Стоит заметить, что Рыбаков имел и другие возможности усилить свои аргументы. В записках Джерома Горсея, дважды посещавшего Россию с 1573 по 1591 год в качестве представителя английской торговой компании, находим сообщение о загадочном чудовище, которое мемуарист называет «crocodile serpent», убитом его спутниками где-то неподалеку от Варшавы. Зловоние, испущенное убитым чудовищем, стало якобы даже причиной болезни мемуариста, заставив его пролежать «много дней» (many days) в соседней деревне. Крестьяне оказали путешественнику помощь и «такой христианский почет» (such Christian favor), что он «чудесным образом» (miraculously) поправился. Правда, записки Горсея не вызывают у историков доверия. В отличие от герберштейновских, сообщения английского торговца пестрят преувеличениями, слухами и попросту выдумками, а главное — слишком очевидно мотивируются тщеславным стремлением их автора выставить себя в роли мудрого дипломата и отважного путешественника по диким и варварским странам. Пассаж о «змее-крокодиле», убитом людьми Горсея (ту теп) и вызвавшем его загадочную болезнь, похож на еще одно подтверждение героической репутации миссионера европейской цивилизации.
...Документальные свидетельства в пользу существования диковинных чудищ в самой Европе XVI века находят научное обоснование в трудах уже упоминавшегося выше Улисса Альдрованди. Он описал случай, происшедший на его памяти с итальянским крестьянином (с указанием его имени и времени происшествия — 13 мая 1572 года), который убил палкой странного крокодилообразного «дракона» — маленького, безобидного и в общем похожего на описанных Герберштейном «гивоитов». В том, что драконы существовали и существуют, Альдрованди не сомневался и классифицировал их в ряду прочих животных. Если так думали ученые-естествоиспытатели, то что говорить о рядовых грамотеях, в чьих глазах убеждение в существовании драконов достаточно подтверждалось христианскими преданиями. Так, иеромонах Ипполит Вишенский, совершивший в 1707—1709 годах паломничество к святыням Иерусалима и Синая, описывает озеро, где обитал дракон, побежденный святым Георгием. Какой вывод мы должны извлечь из этого описания и о чем оно свидетельствует — о существовании драконов или о правоверии мемуариста? Там, где, по мнению Рыбакова, должны были водиться крокодилообразные существа, удостаивавшиеся культового поклонения, никаких материальных останков, которые подтвердили бы их существование в Европе в эпоху Средневековья, не обнаружено. Не смущаясь отсутствием палеозологических данных, Рыбаков возмещает их еще одним письменным свидетельством: летописным «сказанием» об одном из центральных персонажей новгородской традиции — чародее Волхе (Волхве, Волхов), умевшем якобы обращаться в крокодила. Предание о Волхе-крокодиле содержится в «Повести о Словене и Русе», вошедшей в «Новгородский летописец» — начальную часть патриаршего летописного свода («Сказании о начале Руския земли и создании Новаграда и откуда влечашася род словенских князей») со второй половины XVII века.
...По контексту рассказа превращение Волха (Волхва, Волхова) в крокодила демонстрирует его «бесоугодность»: «Болший сын оного князя Словена Волхов бесоугодный и чародей лют в людех тогда бысть, и бесовскими ухищренми и мечты творя и преобразуяся во образ лютаго зверя коркодела, и залегаше в той реце Волхове водный путь и непокланяющихся ему овых пожираше, овых изверзая потопляше; сего же ради люди, тогда невегласи, сущим богом окаяннаго того нарицаху и Грома его, или Перуна, нарекоша». По смерти Волхва, он «со многим плачем от невеглас ту погребен бысть окаянный с великою тризною поганскою, и могилу ссыпаша над ним вельми высоку, яко есть поганым. И по трех днех окаянного того тризнища просядеся земля и пожре мерзкое тело коркоделово, и могила его просыпася над ним купно во дно адово, иже и доны не, якоже поведают, знак ямы твоя стоит не наполнялся».
В психолингвистике давно описано явление, получившее название вербальной, или семантической сатиации (Семантическое насыщение (также семантическое пресыщение). - ЭГ) — эффект, выражающийся в субъективной утрате (или трансформации) значений слов, которые, с одной стороны, обладают семантической уникальностью, а с другой — слишком часто повторяются. Лексема «крокодил» оказалась в данном случае жертвой ее сигнификативной мифологизации: то, что казалось страшным и диковинным, начинает постепенно вызывать усмешку. Не теряя первоначального — устрашающего — значения, слово «крокодил» постепенно обнаруживает инверсивные коннотации, превращающие страшное пресмыкающееся в персонаж анекдота и шутки. Ранним примером такой ресемантизации может служить упоминавшийся выше лубок «Баба-яга едет с крокодилом драться». В XIX веке использование образа крокодила в юмористическом контексте становится еще более привычным.
Идеологическое прочтение имени «крокодил» стало поводом к юмореске М. А. Булгакова «Крокодил Иванович», опубликованной в берлинской газете «Накануне» в 1924 году. Автор приводит письмо безымянного корреспондента о «невероятной истории», случившейся на некоем заводе. Две работницы разрешились от бремени, и «завком предложил устроить младенцам октябрины, дабы вырвать их из рук попов и мракобесия, назвав их революционными именами Октября»:
«В назначенный час зал нашего клуба имени Коминтерна заполнился ликующими работницами и работниками. И тут Гаврюшкин, известный неразвитием, но якобы сочувствующий, завладел вне очереди словом и громко предложил морозовскому сыну-ребенку имя: Крокодил. И мгновенно указанный младенец на руках у плачущих матерей скончался. Отсталые старческие элементы женщин подняли суеверный крик, и вторая мать бросилась к поселковому попу, и тот, конечно, воспользовавшись невежеством, младенца со злорадством окрестил во Владимира». Женщина-врач тщетно пытается объяснить заводчанам, что причина смерти младенца, названного Крокодилом, — «непреодолимая кишечная болезнь», но «темные бабы» объяснению не по верили, а «разнесли по всем деревням слухи и пропаганду хитрого попа и никто более октябриться не несет».
Булгаков заверяет читателя в подлинности опубликованного им письма. Сколь бы фантастическим это ни представлялось сегодня, в 1920-е годы сообщение о диковинном наименовании ребенка Крокодилом могло показаться вполне правдоподобным. Незадолго до публикации Булгакова, в том же 1924 году в газете «Правда» (от 12 июля) была опубликована статья «Новые имена», призывавшая отказываться в выборе имени от святцев и церковной ономастики. В ряду новых (и документально засвидетельствованных) имен 1920—1930-х годов многие не уступят в своей эксцентричности Крокодилу: Эмбрион, Портфель, Заготскот (Заготовка скота), Индустрия, Герб, Серп, Молот, Вагон, Винегрет, Электрофин, Профинтерна, Кро (Контрразведывательное отделение), Пятьвчет (Пятилетку — в четыре года), Протеста, Гелиотроп, Оюшминальда (Отто Юльевич Шмидт на льдине) и т.д.
Поиски русских крокодилов ведутся, впрочем, не только на проторенном Рыбаковым пути. «Одомашнивание» крокодила осуществляется методами патриотического языкознания, воскрешающего лингвистические фантазии конца XVIII — начала XIX века о возведении к русскому языку древнейших языков Европы и Азии. Нетривиальное объяснение слова «крокодил» принадлежит В. А. Чудинову, автору эпохальных открытий в области русской истории и палеографии. Надлежащая интерпретация требует, как теперь выясняется, понимания контурных рисунков эпохи палеолита из пещер Южной Франции с изображением лошадей, а также сведений о древнерусской письменности «руница» — сакральном письме древней Евразии (это и есть главное из авторских открытий). В палеолитических граффити Чудинов усмотрел надписи со словом «дил», что в переводе с «руницы» обозначает «конь» или «лошадь». Приведя эту этимологию на страницах «Культуры палеолита», автор развивает ее в интервью на сайте «Великая Русь»: «Отсюда появилось русское слово "коркодил". Потому что схема словообразования одинаковая — „корковый дил" — конь из корки, а корка — чешуя. Поэтому у нас не искаженное английское или латинское слово, а, наоборот, латинское слово — это искаженное русское: было "коркодил", а стало "крокодил"». Морфология замечательного словообразования поясняется отдельно: «"сгосо" — исковерканное русское „корко" от слова "кора"; "dile" — от русского "дил" (ло шадь). Корень "дил" по отношению к лошади употребляется в сло вах: "у|дил|а", "взмуз|д|ать", "уз|д|ечка" и др.». Итак, «крокодил» — это «корковая (или чешуйчатая) лошадь».
Иначе истолковывает слово «крокодил» автор книг по «альтернативной истории» и публикаций в национально-патриотической периодике, председатель Томского отделения «Союза Славян» И. В. Ташкинов. Загадка слова «крокодил» решается концепцией Ташкинова о древнерусских истоках культуры Древнего Египта. Извращенная Шампольоном иероглифика достаточно объясняется из русского языка, а древнеегипетская религия — из религии древних русичей. Родина древних египтян — русское Причерноморье, откуда египтяне унаследовали и главное русское божество — бога солнца Ра. Само имя Ра — исконно русское, оно содержится во множестве русских слов: радуга, правда, храм, храбрый, разум, Урал, раб («служитель Ра»), ура («боевой клич воинов-русов, победное восклицание»), рай и т.д. В том же ряду получает свое понятное объяснение и слово «крокодил». Если вспомнить об обожествлении этого животного у египтян (а соответственно — у древних русских), то крокодил может быть прочитан как «к- РА-ходил»: «Такое толкование слова вполне вероятно, так как ящеры некогда составляли на нашей планете основное население и у динозавров могла существовать разумная цивилизация, ведь отсутствие технического прогресса и автоматов и орудий производства не доказывает отсутствие разума у представителей той эпохи. Так что предки нашего крокодила вполне могли направляться в своем развитии к РА, к Богу». Впрочем, осторожный автор не исключает «альтернативной» интерпретации: «к-РА-кад-ил, что на современный язык переводится, как "к Богу змей вредный"». Этимологические изыскания Ташкинова, попутно заверившего читателя, что «фамилия Крокодилов была не редкостью на Руси», встретили сочувствие у ревнителей прарусской истории Египта (в частности, в редакции газеты «За Русь»), но не обошлись без коллегиальных нареканий из того же национал-патриотического лагеря. В газетах «Вятичи» («Вестник Союза Славянских общин») и «Русская правда» интерпретация «крокодила» вызвала негодование; ехидный корреспондент из Малоярославца потребовал от Ташкинова, чтобы тот объяснил, как «"бог солнца" попал в "базовые русские слова" РАк, мРАк, овРАг и дуРАк»?
...Не так давно крокодил стал персонажем еще одного — не столь головоломного, как у Кэрролла, но зато вполне фольклорного (если судить по его цитируемости в Интернете) парадокса, обыгрывающего эффективность схоластических умозаключений из со отнесения несоизмеримых величин. Таковы «теоремы», напоминающие о (а может быть, и восходящие к) «трудноизмеримости» крокодила в «Сильви и Бруно» Кэрролла: крокодил длиннее, чем зеленее (доказательство: крокодил длинный и сверху, и снизу, а зеленый только сверху); крокодил зеленее, чем шире (крокодил зеленый и вдоль, и поперек, а широкий только поперек); крокодил длиннее, чем шире (согласно принципу транзитивности, т.е. в данном случае тому, что крокодил длиннее, чем зеленее, и зеленее, чем шире: крокодил длиннее, чем шире), и т.д. (крокодил шире, чем злее; крокодил злее, чем длиннее; крокодил злее, чем тяжелее; крокодил тяжелее, чем длиннее; крокодил шире, чем длиннее). Теперь выясняется, что крокодил длиннее, чем шире, и вместе с тем — шире, чем длиннее. Но если это так, то крокодила — не существует.
...Святые, как сказано выше, были безжалостно изгнаны. Следующий, вполне впрочем достоверный, анекдот служит недурной характеристикой современных нравов. К суду Революционного трибунала был привлечен некто де Сен-Сир. Председатель предлагает ему обычный вопрос о его имени и фамилии, и между ними происходит следующий разговор: - Моя фамилия де Сен-Сир, - отвечает подсудимый. - Нет более дворянства, - возражает председатель. - В таком случае, значит, я Сен-Сир. читать дальше - Прошло время суеверия и святошества - нет более святых. - Тогда я просто - Сир. - Королевство со всеми его титулами пало навсегда, - следует опять ответ. Тогда в голову подсудимого приходит блестящая мысль: - В таком случае, - восклицает он, - у меня вовсе нет фамилии и я не подлежу закону. Я ни что иное, как отвлеченность - абстракция; вы не подыщете закона, карающего отвлеченную идею. Вы должны меня оправдать! Трибунал признал подсудимого невинным и вынес следующий приговор: "Гражданину Абстракции предлагается на будущее избрать себе республиканское имя, если он не желает навлечь на себя дальнейших подозрений". Возвратимся еще раз к переменам имен и фамилий частными лицами. Декретом Конвента от 24 брюмера II года (24 марта 1793 года) было установлено, что каждый гражданин имеет право именоваться по своему усмотрению, сообразуясь лишь с формальностями, установленными на сей предмет в законе. Формальности эти состояли в явке местному муниципалитету с объявлением принимаемого нового имени. Это постановление было сделано по поводу заявления какой-то женщины, пожелавшей, как уже было упомянуто, принять имя Либерте (Свобода). Это имя, так же как и Эгалите (Равенство) и Фратерните (Братство), было в то время вообще очень распространено. Иногда ими не довольствовались, а снабжали еще приставками вроде: Ami de (Друг), что придавало имени полную патриотическую окраску и равнялось почти свидетельству в «гражданской добродетели». Имя «Эгалите» имело неменьший успех. Бывший священник из Луганса, гражданин Павел Метр (хозяин, владыка), огорченный тем, что рядом с именем апостола фанатизма у него и фамилия, оскорбляющая чувство равенства, объявил Генеральному совету своей коммуны, что он изменяет свою фамилию на Плеб-Эгаль (сокращенное Plebeien-Egalite), а вместо прежнего имени собственного принимает новое имя, — Лукиана. Свое заявление он подписал так: «Лукиан Плеб-Эгаль, — Мэтр в последний раз».В это же время герцог Филипп Орлеанский, желая подделаться к республиканцам, снял с своего дворца украшавшие его лилии, составлявшие его родовой герб, и заявил перед Парижской коммуной ходатайство о дозволении принять имя Филиппа Эгалите, каковое и было пожаловано ему столичным управлением взамен упраздненного титула и звания.По этому поводу тотчас появился язвительный стишок: Он то со своего герба снимает, Чего ему на шкуре не хватает. Вот отрывок речи, доставивший большинство голосов бывшему школьному учителю Шомету из Неверы при избрании его в прокуроры Парижской коммуны: «Граждане! Прежде меня звали Пьер-Гаспар, потому что мой крестный отец верил в святых, но я, верующий только в революцию — ад всех тиранов и рабов, я принимаю имя святого, который был повешен за свои революционные принципы. Я назовусь Анаксагором». Какой-то санкюлот придумал назвать своего сына «Марат-Кутон-Пик» и газеты превозносили разум и патриотизм отца, соединившего эти три имени, обозначающие «самый горячий гражданский долг и самую чистую добродетель». Те же газеты сообщали, что министр Лебрен отличился, назвав одну из своих дочерей Civilisation-Jemmapes-Victoire-Republique (Цивилизация-Жемаппа-Победа-Республика). В книгах одной маленькой коммуны Сены-Лоарского департамента, а вероятно и в других местностях, значатся не менее диковинные имена: Клавдий-Игнатий-Вольный, Клавдий-Республиканец и т. п. Но это все еще не самые причудливые. Бывший член Законодательного собрания, некий Бижу, ставший членом департаментского Правления, в департаменте Сены и Лоары в 1792 году, принял, со времени обнародования нового календаря, имя Айль-Паво (Чеснок-Мак). Вондьер, председатель того же Правления, добавил к своему имени Блед-Фер,а его главный секретарь стал называться Хреном (Raifort) Мангэном. Имена Барла, Генриха, Людовика, Марии, Женевьевы и т. п. были строго воспрещены большинством республиканских муниципалитетов. Им предпочитали, казавшиеся вероятно более благозвучными, имена Бальзамина, Мака, Полыни, Тыквы, Золотарника и пр., заимствованные из языка овощей и цветов. Даже названия фруктов подвергались той же участи. Любители обнаженных мифологических красот нарекли монтрейльские персики, известные под названием «кавалерских», «Венериными сосцами»
Роуп-джамперы. Образец 1918 года Красные дьяволята
Дата мировой премьеры: 25 сентября 1923г. Страна производства: СССР. Режиссёр: Иван Перестиани. Сценарий: Иван Перестиани, Павел Бляхин. Оператор: Александр Дигмелов. Жанр: боевик. В ролях: Павел Есиковский, София Жозеффи, Кадор Бен-Салим.
Цитаты: – Ефрейтор Адольф Попельман. Палач-любитель. Образец 1918 года. (С)
С первых же минут – прыжки с высоты (паркур), бег по крышам (руфинг) – сто лет назад у молодёжи были те же опасные увлечения, которые сводили с ума их родителей. Вот они - каскадёры, а страховка – для слабаков.
Актёры в главных ролях – безбашенные цирковые артисты. София Жозеффи (1906 – 1982) – Дуняша – из семьи белорусского циркового актёра, в 30-х годах эмигрировала из СССР в США. Павел Есиковский (1900 – 1961) – играет Мишу – начал работу в цирке под руководством своих братьев, цирковых артистов, владельцев цирка Петра Максимовича (1876 – 1950), Георгия Максимовича (1878 – 1949) и Фёдора Максимовича (1897 – 1918). А советский актёр Кадор Бен-Салим, по национальности сенегалец, – акробат-прыгун, боксёр и иллюзионист. У него богатая цирковая биография; с труппой марокканских прыгунов, руководимой Мулай Саидом, он выступал во всех странах Европы, а в 1912 году приехал в Россию. Участник Гражданской войны. В общем, собрал режиссёр сорвиголов.
По сюжету, после налёта на украинский посёлок Янцево банды Махно, юные добровольцы, начитавшись приключенческих романов, основывают свою банду. К юным Бонни и Клайду присоединяется Том Джаксон, матрос, отбившийся в Севастополе от парохода и ставший уличным акробатом. Вот это я понимаю, бицепсы без допинга! Чья ОПГ победит?
Поймала себя на мысли, что с удовольствием смотрю на драки в фильме. Не такие постановочные и отточенные по сантиметрам, как в современном кино, а стихийные, массовые – такие же, как в реальной жизни. Когда нападают не по очереди на одного, а герой их разбрасывает по сторонам, как дрова, а толпой избивают. Невозможно ни убежать, ни обороняться.
По легенде, Павел Бляхин по дороге на студию потерял сценарий, и фильм снимался по памяти, поэтому получился таким живым и весёлым.
А исполнитель роли батьки Махно – Владимир Кучеренко, на самом деле был главарём настоящей банды, осуществившей множество грабежей в Одесской и Николаевской губерниях, в Крыму и на Кавказе. После ареста его осудили и расстреляли. Его имя было вычеркнуто из титров и заменено на псевдоним – Владимир Сутырин.
«Красные дьяволята» положили начало фильмам для детей, которые в советском кино стали целым направлением. Нигде в мире детского кино как постоянной линии производства не было, а у нас была создана Студия детских и юношеских фильмов имени Горького. Важно направить неуёмную юношескую энергию в правильном направлении.
Кухня, на полу разбитая тарелка, на столе пустое блюдо, на обоях нарисован чёртик. На холодильнике спит кот. Входит мама.
МАМА: (в шоке) Петя, иди сюда!
Входит Петя.
МАМА: Петя, кто разбил тарелку? ПЕТЯ: Это не я. МАМА: А кто съел все сырники? ПЕТЯ: Не знаю. МАМА: А кто на обоях рисовал? ПЕТЯ: А чего сразу я? МАМА: Не ври мне. ПЕТЯ: Я и не вру. МАМА (кричит): Папа, иди сюда!
Входит папа. В руке у него ремень.
ПЕТЯ: Папа, только не нужно меня бить! ПАПА: Я и не собирался. Просто хотел показать свой новый ремень. Что у вас тут случилось? МАМА: Кто-то разбил тарелку, съел все сырники и нарисовал чёртика на стене. ПАПА: Ну и что? ПЕТЯ: Это не я! Папа, скажи, что это не я. ПАПА: Это не он. МАМА: А кто?
Петя и папа смотрят по сторонам.
ПАПА и ПЕТЯ(хором, указывая на кота): Это он! МАМА: Кот разбил тарелку? ПАПА и ПЕТЯ(хором): Да! МАМА: Кот съел все сырники? ПАПА и ПЕТЯ(хором): Да! Это кот! МАМА: И чёртика нарисовал? ПАПА и ПЕТЯ(хором): А кто же ещё? МАМА: Тогда придётся кота утопить в унитазе. Нам такой кот не нужен. КОТ (в шоке). ПАПА и ПЕТЯ(хором): Не нужно в унитазе! МАМА: Нет, нужно! ПЕТЯ: Раз так, то тогда это я разбил тарелку. Только не топи кота. ПАПА: А я съел все сырники, только оставь кота в покое. МАМА: А чёртика кто нарисовал? ПАПА и ПЕТЯ(хором): Мы! Только не трогай кота! МАМА: Так бы сразу и сказали. Ну и ладно. Я пошла смотреть «Модный приговор».
Мама выходит.
КОТ: Спасибо, друзья! ПАПА: Не за что. Только обещай никогда больше не бить посуду. КОТ: Обещаю. ПЕТЯ: И не есть все сырники. КОТ: Клянусь. ПАПА: И на обоях не рисуй. КОТ: Не буду. Сейчас вытру.
Кот берёт тряпку и пытается вытереть чёртика. Папа и Петя берутся за руки и водят хоровод.