25.07.2020 в 16:59

Пишет  MirrinMinttu:

Ф-мобное: "платье императрицы Матильды"
В рамках ф-моба "с кем ты у меня ассоциируешься" у  Кэналлийский Воронёнок, я получила императрицу Матильду (за что???!). Поскольку скудно-стандартные её картинки мне выкладывать скучновато, я начну с таинственной истории одежины, которую с ней связывают. Вот это в интернете зачастую показывают, как "платье (gown) императрицы Матильды":







Тем не менее, это не платье, разумеется. Это далматик (одежда диаконов при совершении мессы), принадлежавшая св. Этьенну Мюрейскому, основавшему, в свое время, орден грандмонтинов. Также этот далматик мог действительно быть подарен св. Этьенну императрицей Матильдой в 1121 году, или этот дар может быть легендой ордена. Потому что единственным достаточно точным в биографии Св. Этьенна Мюрейского можно считать то, что он умер в 1124 году. Сама-то биография существует, конечно. Но не современная Этьенну Мюрейскому, который считал, что сохранения для будущих поколений заслуживает только один текст: Евангелие (в его ордене не велись ни архивные, ни учетные записи). Поэтому биография основателя была написала кем-то когда-то в двенадцатом веке, и ни один факт там не возможен хронологически.

По этой биографии, он, со своим отцом-виконтом, отправился в 12-летнем возрасте в Италию, в Бари, поклониться мощам св. Николая, и был оставлен при дворе архиепископа Мило в архиепархии Беневенто, где обучался всяким премудростям 12 лет. Случайно, известен точный год рождения Этьенна Мюрейского - 1045. То есть, на момент путешествия в Италию на дворе стоял 1057 год. Но мощи св. Николая вообще были украдены и нелегально привезены в Бар только 9 мая 1087 года, а уж посвященную святому базилику вообще освятили в 1089 году. Что касается архиепископа Мило, он стал архиепископом только в 1074 году, и был им не 12 лет, а 2 года. Также булла папы Григория VII, дозволяющая основание нового ордена, была, как теперь выяснилось, подделкой. Орден, тем не менее, существовал, и даже был одно время (около 1170 года) чрезвычайно популярен, имея около 149 монастырей (сначала - в основном, в Анжу, Нормандии и Аквитании, а потом по всей Франции, и даже три таких монастыря были в Англии) и объединяя более 1200 монахов.

Учитывая, что правила в этих монастырях были приближены к жизни отшельников, популярность Грандмонтинского ордена была довольно удивительной. Их обитатели жили в аскетичных, неотапливаемых приоратах, не носили обуви, не разговаривали, постоянно молились и работали. Им было категорически запрещено даже просить милостыню, кроме случаев, когда в монастыре совсем не было еды, и то сначала нужно было известить о беде епископа. Монахам-грандмонтинцам было запрещено иметь имущество, монастырям не разрешалось владеть землей, скотом и недвижимостью. Они, эти монастыри, были самыми простыми, без всяких украшательств внутри, и все построены по одному типу.



Cloister of the Saint-Michel de Grandmont Priory in Saint-Privat

Естественно, выжить в таких условиях было затруднительно, так что после смерти св. Этьенна и его преемника, была найдена возможность обойти строгости устава. Дела монастырей стали вести братья-миряне. В общем, много там вокруг этого устава и противоречий между ним и деятельностью братьев-мирян было сломано копий, не говоря о том, что вскоре братья-миряне вообще стали бельмом в глазу церковной организации, но это уже другая история.



Cloister of the Saint-Michel de Grandmont Priory in Saint-Privat

А в этой истории, я хочу вернуться к далматику императрицы. Мне сомнительно, что Этьенн Мюрейский принял бы такой подарок. Всё-таки, если ты исповедуешь аскетизм и отшельничество, то брать себе шитый золотом далматик как-то не очень, по-моему. С другой стороны, Этьенн и его орден явно было связаны и с графами Анжу, и с герцогами Нормандии самым тесным образом. Вот этот момент всей истории ордена нужно будет в будущем поискать подробнее, там должно быть много интересного.

@темы: средние века, история одежды

---

25.07.2020 в 19:05

Пишет  natali70:

Мне хотелось, возможно, уже не в первый раз немного поговорить о шерлокианцах, их исследованиях и их знаменитой "Большой игре". О том, как я постепенно со всем этим познакомилась. Но сначала мне бы хотелось вспомнить одного из основоположников всего этого движения.
Я говорю сейчас о преподобном Рональде Ноксе



В 1911 году Нокс написал эссе, озаглавленное "Исследование литературы о Шерлоке Холмсе", которое сегодня считается краеугольным камнем шерлокианской науки.Вместо того, чтоб утверждать, что рассказы о Холмсе можно причислить к Большой литературе, он стал указывать на странности в этих рассказах. Как на самом деле звали Уотсона: Джон или Джеймс? Куда он был ранен: в ногу или в плечо? Как мог пес Виктора Тревора укусить за ногу Холмса, когда студентам не дозволялось держать собак?

А серьезным литературным критикам Нокс говорил :" Если кто-то возразит, что исследование литературы о Холмсе не достойно внимания академического ума, я мог бы довольствоваться ответом, что академический ум достоин исследовать все, если при этом исследование является полным и систематическим".

Как говорил сам Холмс, "для великого ума мелочей не существует".

Чтоб не быть голословной я решила для общего ознакомления, а заодно и для себя - чтоб было под рукой - поместить тут эту работу Нокса. А потом уже идти дальше - рассказать о том, как его последователи подхватили его идею , развили и усовершенствовали.

Итак,

Рональд А. Нокс

Исследование литературы о Шерлоке Холмсе


Предисловие переводчика

Переводить эту работу Рональда Нокса — и честь, и наказание. Лестно прикоснуться к славе человека, который постоянно цитирует великих писателей и мыслителей, человека, который на голову выше тебя интеллектуально. Все это так, но именно здесь для переводчика скрыто настоящее минное поле. Пусть как читатель я не узнал цитаты — это не беда, но беда, если я не узнал ее как переводчик и перевел не теми словами, под которыми она известна! А Рональд Нокс цитирует, часто совсем не задумываясь о таких мелочах, как ссылки на оригинал. Правда, иногда цитата очевидна — например, когда она написана на латыни или греческом, не говоря о французском. Но иногда Нокс сам пишет фразу на латыни, не заботясь о переводе, — что за трудность с его-то классическим образованием! Очевидно, что и предлагаемая статья предназначена для подобных ему людей. А что делать нам? Оставить такие строки без перевода, как сделал автор? Пришлось иногда поступать именно так, иногда искать литературный перевод, иногда переводить самому.
Второй момент — примечания. Я их, конечно, вставлял, но не ко всему, что встречалось. Я считаю, что человек, читающий Нокса, способен и сам войти в Интернет и перевести дюйм или фут в сантиметры, узнать, кто такой Петрарка и т. п. Поэтому примечания я вставлял на свое усмотрение. Кстати, все они сделаны мною.
Третье: цитаты Конан Дойля. Я старался найти цитируемые места, используя имеющийся у меня черный восьмитомник шестидесятых годов. Переводы там, я считаю, великолепные, но... Некоторые детали там исчезли. Например, как читатели увидят, в одном месте переводчик вместо «старого халата мышиного цвета» написал просто «старый халат». Это ничуть не испортило рассказ. Не знал переводчик, что Рональд Нокс сравнивает цвета халата в разных рассказах! Не читал, да и вряд ли мог прочесть. Но что делать нам? В этих случаях я тоже вставлял примечания.
И все-таки удовольствие от общения с монсеньором Рональдом Ноксом перевешивает все трудности, связанные с работой. Надеюсь, что и читатели порадуются вместе со мной.

8 сентября 2016 года Гастингс




Исследование литературы о Шерлоке Холмсе

Монсеньор Рональд А. Нокс

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны. Если и есть что-либо приятное в критике — так это отыскивать то, что совершенно не предназначено для наших поисков. Согласно именно этому методу мы рассматриваем как существенное то, что автор не желал считать существенным, и считаем важным то, что автор расценивал как мелкий эпизод. То есть, если кто-то написал книгу, посвященную репе, современный ученый пытается обнаружить из текста, был ли автор в хороших отношениях со своей женой; если поэт пишет о лютиках, каждое слово, которое он произносит, может использоваться в качестве аргументов против него в спорах, посвященных его взглядам на будущее мироустройство. Используя этот захватывающий принцип, мы с упоением выкапываем у Аристофана свидетельства об экономике его времени именно потому, что Аристофан ничего не знал об экономике; мы пытаемся расшифровать Шекспира, поскольку внутренне уверены, что Шекспир никогда ничего не зашифровывал; мы просеиваем Евангелие от Луки, чтобы изучить синоптическую проблему, так как Святой Лука, бедняга, никогда не подозревал, что такая проблема существует.
Особо приятно применить этот метод к Шерлоку Холмсу, потому что — в некотором смысле — это его собственный метод. «Я всегда придерживался мнения, что мелочи важнее всего», — говорит он. Эти слова могли бы быть девизом его работы в течение всей жизни. И дело обстоит именно так, не правда ли, как любим говорить мы, священнослужители, — по мелочам, явно незначительным вещам мы и судим о характере человека.

Если кто-то возразит, что исследование литературы о Холмсе не достойно внимания академического ума, я мог бы довольствоваться ответом, что академический ум достоин исследовать все, если при этом исследование является полным и систематическим. Но я пойду дальше и скажу, что в настоящее время нам нужно гораздо ближе познакомиться с методами Шерлока. Зло, которое он совершил, продолжает жить и после него, полезное же погибло вместе с ним в Райхенбахе. Известен факт, что несколько человек пристрастилось к пагубной и вредной привычке принимать кокаин в результате чтения книг о Холмсе. В равной степени очевидно, что Скотланд-Ярд не извлек ни капли пользы ни из его насмешек, ни из примеров. Когда Холмс в «Союзе рыжих» обнаружил, что преступники роют подкоп в подвалы банка, он уселся с потайным фонарем в подвале и спокойно арестовал их, как только они вошли. Но когда полиция обнаружила, что банда Хаунддича использовала тот же самый прием, что сделали полицейские чины? Они направили несколько констеблей, которые колотили в двери помещения в банке, крича: «По нашим сведениям у вас происходит ограбление». Конечно же, их перестреляли, а Министерство внутренних дел вынуждено было вызвать целый полк с оружием и пожарную команду, чтобы организовать поимку преступников.
Любое исследование о Шерлоке Холмсе должно начинаться с изучения доктора Уотсона. Давайте рассмотрим сразу литературный и библиографический аспект вопроса. Во-первых, относительно аутентичности. В цикле о Холмсе есть несколько серьезных несогласованностей. Например, «Этюд в багровых тонах» и «Воспоминания» написаны рукой доктора Джона Г. Уотсона, но в рассказе «Человек с рассеченной губой» миссис Уотсон, говоря о своем муже, называет его Джеймсом. Автор данного исследования вместе с тремя братьями написал сэру Артуру Конан Дойлю, прося разъяснений, причем в подписи свои имена мы расположили в соответствующем стиле, снабдив крестами и пометкой, что это Знак четырех. В ответе было сказано, что это просто ошибка — фактически ошибка редактирования. «Nihil aliud hic latet, — утверждает великий Соувош, — nisi redactor ignoratissimus» . Тем не менее эта ошибка дала оригинальный стимул Бэкнеке создать теорию Второго Уотсона, которому он приписывает «Этюд в багровых тонах», «Глорию Скотт» и «Возвращение Шерлока Холмса». Первому Уотсону он оставляет остальную часть «Записок», «Приключения», «Знак четырех» и «Собаку Баскервилей». Он оспаривает «Этюд в багровых тонах» по другим причинам: например, там заявляется, что знания Холмса в области литературы и философии равны нулю, тогда как совершенно ясно, что настоящий Холмс был начитанным человеком и глубоким мыслителем. Мы вернемся к этому тезису позже.
Бэкнеке отбрасывает «Глорию Скотт» частично из-за того, что Холмс там утверждает, что пробыл в колледже только два года, в то время как в «Обряде дома Месгрейвов» он говорит «в последние годы моего пребывания в университете», — по мнению Бэкнеке, это доказывает, что эти два рассказа не вышли из-под пера одного и того же человека. Кроме того, в «Глории Скотт» сказано, что терьер Перси Тревора укусил Холмса, когда тот шел в церковь, что немыслимо, так как собак не допускают на территорию любого университета. «Терьер более уместен на ступенях церкви, — добавляет критик, — чем эта жульническая имитация среди божественных творений настоящего Уотсона». Следующее обвинение против «Глории Скотт» состоит в том, что в ней показано только четыре составляющих из одиннадцати (о них речь позже), характерных для полного описания расследования Холмса, — более низкий процент, чем встречается в любой другой подлинной истории. Лично я верю, что это несоответствие объясняется исключительным характером расследования, а эти две нестыковки слишком незначительны (на мой взгляд), чтобы дать основание для столь тонкой теории. Для меня и «Глория Скотт», и «Этюд в багровых тонах» — подлинные факты биографии Холмса.
Когда мы подходим к «Последнему делу Холмса», где предполагается его смерть, а затем к возвращению ничуть не пострадавшим и даже еще более энергичным, проблема углубляется. Некоторые критики, считая рассказы цикла «Возвращение» подлинными, расценивают «Последнее дело Холмса» как инцидент, сфальсифицированный Уотсоном в его собственных целях. Так, М. Пифф-Пафф считает это старой драматической уловкой и приводит пример с Залмоксисом или Гебелейзисом у древних гетов, который скрывался под землей в течение двух лет, и затем возвратился, чтобы проповедовать доктрину бессмертия. Фактически М.Пифф-Пафф формулирует свой вердикт так: «Шерлок Холмс никогда не падал в Райхенбахский водопад, — это Уотсон пал с нагромождения собственной лжи». В подобном же тоне Билгеманн утверждает, что этот эпизод — слабая имитация Эмпедокла на Этне, а оставленный альпеншток представляет собой известный башмак, который был извергнут назад вулканом. «Этот эпизод «Последнего дела Холмса», в его собственных бессмертных выражениях, «опрокидывает тележку-с-яблоками», т. е. Уотсона».
Другие, и среди них, конечно, Бэкнеке, считают «Последнее дело» подлинным, а рассказы из цикла «Возвращение» фальсификацией. Аргументы против этих рассказов могут быть разделены на следующие: (а) изменения в характере и методах Холмса, (б) те факты, которые указывают на противоречия в самом рассказе, (в) несогласованности, найденные в сравнении с предыдущими рассказами.
(а) Настоящий Холмс никогда не унижает клиента. Холмс же в «Трех студентах» «раздраженно пожал плечами в знак согласия, и наш визитер... стал торопливо излагать суть дела». С другой стороны, у настоящего Холмса нет никакой болезненной тяги к тяжким преступлениям, но когда Джон Гектор Макфарлейн говорит о том, что его могут арестовать, мы слышим: «Вы пойдете в тюрьму! — воскликнул Холмс. — Да это просто замеча… просто ужасно». Дважды в «Возвращении» он смеется над арестованным — черта, которая была чужда настоящему Холмсу, то ли из-за профессионального этикета, то ли по другим причинам. Далее, фальшивый Холмс называет клиента по имени, что совершенно невозможно для автора, взгляды которого не искажены ошибочным представлением о происходящем. Он сознательно воздерживается от еды во время работы, тогда как настоящий Холмс поступает так только по рассеянности, как в «Пяти зернышках апельсина». В этих историях он трижды цитирует Шекспира и все три раза без ссылки на источник. В «Пляшущих человечках» его логика слаба. В «Одинокой велосипедистке» он посылает Уотсона в качестве своего эмиссара — беспрецедентный случай, поскольку даже в «Собаке Баскервилей» он сам едет в Дартмур инкогнито, чтобы следить за событиями. Истинный Холмс никогда не колеблется и не сомневается; Холмс в рассказах серии «Возвращения» сомневается по крайней мере три раза.
(б) Возможно ли то, что университетский документ, содержащий текст на соискание стипендии, — нет, оксфордский документ! — поскольку в связи с этим делом упоминается «старинный дворик колледжа», — должен быть напечатан только за день до экзамена? . То, что он содержал только половину главы Фукидида? То, что на корректуру гранок этой половины главы у экзаменатора ушло полтора часа? То, что гранки этой половины главы должны были быть напечатаны на трех последовательных полосах? Кроме того, если на карандаше было написано имя ИОГАНН ФАБЕР, как могли две буквы НН — и только две эти буквы! — остаться на огрызке карандаша? Далее, профессор Дж. A. Смит доказал, что невозможно определить по наложению следов от передней и задней велосипедных шин, в какую сторону двигался велосипедист.
(в) Относительно фактических неувязок. В тайне «Одинокой велосипедистки» брак заключается без единого свидетеля, не считая счастливой пары и исполняющего обязанности священнослужителя. В «Скандале в Богемии» Холмса, загримированного под праздношатающегося бездельника, приглашают специально на том основании, что брак без свидетеля будет недействительным. В «Последнем деле Холмса» полиция «накрыла всю шайку, кроме него», т.е. Мориарти. В «Пустом доме» мы слышим, что полиция не смогла осудить полковника Морана. Профессора Мориарти в «Возвращении» называют профессором Джеймсом Мориарти, тогда как из «Последнего дела Холмса» мы знаем, что Джеймсом звали его брата, военного, который пережил его. И, самое худшее, кукла в окне на Бейкер-стрит задрапирована в «старый халат мышиного цвета»! Как будто мы забыли, что именно в синем халате Холмс выкурил унцию табака, размышляя о запутанном деле «Человека с рассеченной губой»! «Детектив, — говорит М. Папье-Маше, — стал хамелеоном». «Это не в первый раз, — вторит ему более тяжеловесный Соувош, — когда цветные одежды используют для обмана! Но на самом деле Шерлок, наш современный Иосиф, окончательно исчез, и злой зверь Уотсон пожрал его».
С этой критикой я согласен, но, однако, не могу согласиться с теорией «Второго Уотсона». Я считаю, что все рассказы написаны одним Уотсоном, тогда как подлинный цикл — это фактически реальные расследования, фальшивые приключения — это напряженная работа его собственного воображения. Конечно же, мы можем восстановить факты. Уотсон был чем-то вроде бездельника. Он мот: это мы узнаем из начала «Этюда в багровых тонах». Его брат, как выясняет Холмс, исследуя царапины на крышке часов, был законченным алкоголиком. Сам Уотсон, будучи холостяком, посещает бар Критерион: в «Знаке четырех» он признается, что выпил за ланчем слишком много кларета, ведет себя довольно странно, затем рассказывает, «как однажды глубокой ночью ко мне в палатку заглянул мушкет и я дуплетом уложил его из двуствольного тигренка», и предостерегает свою будущую жену «ни в коем случае не принимать более двух капель касторового масла, поскольку это очень опасно», и настоятельно советует «в качестве успокаивающего средства в больших дозах стрихнин» . Что происходит? Пророческий дар Илии покидает его; его жена, как мы знаем, умирает; он вновь попадает во власть старого порока; его практика, уже сократившаяся из-за постоянного пренебрежения делами, сходит на нет; он вынужден зарабатывать на жизнь, стряпая неуклюжие пародии на замечательные расследования, тогда как раньше был лишь правдивым летописцем.
Соувош даже составил подробную таблицу его заимствований от других писателей и из более ранних собственных рассказов. Пребывание Холмса в Тибете с Далай-ламой заимствовано у доктора Николя ; шифр «Пляшущих человечков» аналогичен описанному в «Золотом жуке» Эдгара Аллена По; «Конец Чарльза Огастеса Мильвертона» демонстрирует влияние Раффлса ; «Подрядчик из Норвуда» многое взял из «Скандала в Богемии»; сюжет «Одинокой велосипедистки» напоминает «Случай с переводчиком»; «Шесть Наполеонов» — «Голубой карбункул»; «Второе пятно» копирует «Морской договор» и так далее.
Теперь перейдем к датировке различных произведений, насколько она может быть сделана по внутренним фактам, неявным или явным. Результаты можно свести в следующую таблицу.

(1)«Глория Скотт» — первое дело Холмса.
(2) «Обряд дома Месгрейвов» — его второе дело.
(3) «Этюд в багровых тонах» — впервые появляется Уотсон, то есть это первый из рассказов «мы с Холмсом». 1879 год.
(4) 1883, «Пестрая лента».
(5) 1887, апрель, «Рейгетские сквайры».
(6) Тот же год, «Пять зернышек апельсина».
(7) 1888, «Знак четырех» — Уотсон обручается.
(8) «Знатный холостяк». Накануне свадьбы Уотсона.
Затем близко следуют
(9) «Горбун»,
(10) «Скандал в Богемии» и
(11) «Морской договор», — очевидно, именно в этом порядке.

___К какому-то отрезку 1888 года мы должны отнести и (12), (13) и (14), то есть «Приключения клерка», «Установление личности» и «Союз рыжих». В июне 1889 года имеем: (15) «Человек с рассеченной губой», (16) «Палец инженера» (лето) и (17) «Голубой карбункул» (где-то сразу после Рождества). Рассказ «Последнее дело Холмса» датирован 1891 годом. Остаются «Серебряный», «Желтое лицо», «Постоянный пациент», «Случай с переводчиком», «Берилловая диадема» и «Медные буки», относящиеся, очевидно, ко времени до женитьбы Уотсона, а «Тайна Боскомской долины» после нее: другая датировка для них невозможна.
Остается только «Собака Баскервилей». Она явно датирована 1889 годом, то есть, не претендует на то, что происходит после «Возвращения». Соувош, который считает ее подделкой, указывает, что в «Таймс» никогда не опубликовали бы передовицу о свободе торговли до конца 1903 года. Но этот аргумент противоречит себе сам: мы можем доказать методом, похожим на тот, который использовал Блант в «Неумышленных совпадениях в Священных Писаниях» , что все происходило до 1903 года. Старый чудак, который собирается затеять судебный процесс против полиции, говорит, что случай войдет в историю как дело «Френкленд против королевы» , а как все мы знаем, в 1901 году на престол взошел король Эдуард.
Мне не следует напрасно тратить время на другие доказательства (весьма неудовлетворительные), которые были представлены, чтобы показать поддельность «Собаки Баскервилей». Кошачья любовь Холмса к личной чистоте действительно не вяжется с заявлением в «Этюде в багровых тонах», что все руки у него были покрыты отметками от уколов, заклеенными пластырем, — хотя этот аргумент также используется Бэкнеке, чтобы высказаться против подлинности более раннего произведения. Более серьезный вопрос касается времени завтраков Уотсона. И в «Этюде в багровых тонах», и в «Приключениях» мы читаем, что Уотсон завтракал после Холмса; в «Собаке» нам говорят, что Холмс завтракал поздно. Но тогда единственный верный вывод состоит просто в том, что Уотсон завтракал очень и очень поздно.
А теперь возьмем как основу для нашего исследования три крупных произведения: «Знак четырех», «Этюд в багровых тонах» и «Собаку Баскервилей», — вместе с двадцатью тремя рассказами: двенадцать в «Приключениях» и одиннадцать в «Записках», — и продолжим исследовать структуру и литературные антецеденты этой формы искусства. Фактическая схема каждого произведения должна состоять, согласно немецкому ученому Рацеггеру и его школе, из одиннадцати различных частей. Порядок их в некоторых случаях может быть изменен, и в рассказе их может быть больше или меньше, смотря по тому, насколько он ближе или дальше от идеального. Лишь в «Этюде в багровых тонах» присутствуют все одиннадцать; в «Знаке четырех» и в «Серебряном» их десять, в «Тайне Боскомской долины» и «Берилловой диадеме» — девять, в «Собаке Баскервилей», «Пестрой ленте», «Рейгетских сквайрах» и «Морском договоре» — восемь и так далее, пока мы не доходим до «Пяти зернышек апельсина», «Горбуна» и «Последнего дела Холмса» — с пятью и «Глории Скотт» — лишь с четырьмя.
Первая часть — Proömion, или введение — домашняя сцена на Бейкер-стрит с неповторимыми характерными чертами и иногда демонстрацией, устроенной детективом. Затем следует первое разъяснение, или Exegesis kata ton diokonta, то есть заявление клиента по делу, сопровождаемое Ichneusis, или личным расследованием, часто включающим знаменитое ползание по полу. № 1 присутствует постоянно, № 2 и 3 — почти всегда. № 4, 5 и 6 менее необходимы: они включают Anaskeue, или опровержение официальной теории Скотланд-Ярда, первый Promenusis (exoterike), в котором дается несколько случайных намеков для полиции (она никогда к ним не прислушивается), и второй Promenusis (esoterike), в котором намечается истинное направление расследования лишь для одного Уотсона. Иногда оно оказывается неправильным, как в «Желтом лице». № 7 — Exetasis, или дальнейшее продвижение расследования, включающее перекрестный допрос родственников, домочадцев и т.п., исследование трупа (если таковой имеется), посещение архива и различные следственные действия известного характера. № 8 — Anagnorisis, в котором преступник пойман или изобличен. № 9 — второе Exegesis (kata ton pheugonta), то есть признание преступника, № 10 — Metamenusis, в котором Холмс описывает, в чем состояли улики и какие выводы он сделал, и № 11 — Epilogos, иногда состоящий из единственного предложения. Это заключение, как и Proömion, — постоянная составляющая и часто содержит нравоучение или цитату какого-нибудь знаменитого писателя.
Хотя «Этюд в багровых тонах» — в некотором смысле типичная и идеальная история про Холмса, она же несколько примитивна, и от некоторых элементов позже отказались. Exegesis kata ton pheugonta (№ 9) содержится по большей части не в словах преступника, а составляет отдельную историю в устах рассказчика, что занимает непропорционально большой объем. Это непосредственно демонстрирует влияние Габорио: его детективная загадка занимает один том, содержащий прослеживание преступления назад к тому, кто его совершил, — конечно же, это герцог: второй том, «Триумф детектива», почти полностью посвящен семейной истории герцога, начиная со времен Революции, и мы вновь видим детектива Лекока лишь в последней главе. Конечно, этот метод рассказа сочли длинным и громоздким, но французская школа еще не переболела им, так как «Тайна желтой комнаты» оставляет целиком необъясненную проблему, чтобы можно было написать «Духи дамы в черном» .
Но литературные заимствования мастерского стиля доктора Уотсона следует искать гораздо дальше, чем у Габорио, По или Уилки Коллинза. В частности, М. Пифф-Пафф в своей Psychologie de Vatson установил некоторые очень замечательные параллели с «Диалогами» Платона и греческой драмой. Он напоминает нам о горячности Фраcимаха, когда тот врывается в спор о республике , и сравнивает его с выступлением Этелни Джонса: «Ну будет, будет. Никогда не стыдитесь правды. Так что же здесь произошло? Скверное дело! Скверное! Факты, к счастью, налицо, так что всякие там теории ни к чему», — и так далее. И когда этот детектив возвращается спустя несколько дней понурый, вытирая лицо красным платком, мы вспоминаем, как Сократ описывает, что впервые в жизни увидел, как Фрасимах покраснел. Конкурирующие теории Грегсона и Лестрейда служат лишь, чтобы проиллюстрировать многообразие ошибок.
Но наиболее важный момент — природа критики Скотланд-Ярда. У Лекока есть соперник, но этот соперник — его собственный начальник, который мешает его планам из враждебности и фактически потворствует получению заключенным записок через окно камеры. У ревности Лестрейда нет этой мелочности — это комбинация интеллектуальной гордости и профессиональной враждебности. Это противостояние регулярных сил любителю. Софисты ненавидели Сократа за то, что они брали деньги, а он нет. Случаи, в которых Холмс берет деньги, по крайней мере явно, очень редки. В «Скандале в Богемии» ему дают 1000 фунтов, но это, похоже, только для покрытия текущих расходов. В конце он отказывается взять в награду изумрудное кольцо. Он позволяет Городскому и Пригородному банку оплатить лишь свои расходы в связи с делом «Союза рыжих». То же самое он повторяет в другом месте: «Что касается моей награды, наградой мне моя профессия». С другой стороны, он принимает 4000 фунтов от мистера Холдера, когда вернул недостающие бериллы, сам уплатив за них 3000 фунтов. В «Этюде в багровых тонах», говоря о своей профессии, он заявляет: «Я выслушиваю их истории, они выслушивают мое толкование, и я кладу в карман гонорар». В «Случае с переводчиком» он подтверждает, что для него расследования — средство к существованию. И в «Последнем деле Холмса» мы слышим, что ему так хорошо заплатили знатные персоны за пару расследований, что он может удалиться от дел и заняться химией. Мы должны предположить поэтому, что он действительно иногда берет плату, но, возможно, только тогда, когда клиенты могут заплатить. Тем не менее, по сравнению с государственными служащими, он вольная птица: над ним не висит дамоклов меч увольнения, и нет нужды рассчитывать на повышение. Это дает и преимущество: Холмса не сбить с толку второстепенными вопросами, и факты не давят на него — это ставит его выше уровня софистов.
Если софисты были заимствованы из «Диалогов» Платона, один элемент, по крайней мере, явно идет из греческой драмы. У Габорио нет никакого Уотсона. Доверенное лицо Лекока — старый солдат, сверхъестественно глупый, немыслимо неэффективный. Уотсон обеспечивает то, в чем нуждается драма Холмса — хор. Он представляет твердый, ортодоксальный, респектабельный взгляд на мир в целом; его обыденность подчеркивается, чтобы ярче выделить центральную фигуру. Он остается незыблемым среди вихрей и потоков обстоятельств.
Ille bonis faveatque, et consiletur amicis,
Et regat iratos, et amet peccare timentes;
Ille dapes laudet mensae brevis, ille salubrem
Justitium, legasque, et apertis otia portis.
Ille tegat commissa, deosque precetur et oret
wut redeat miseris, abeat fortuna superbis.

Именно профессору Сабаглайону мы обязаны исследованием Уотсона в аспекте его хорового значения. Он сравнивает следующий пассаж в «Пестрой ленте»

Холмс: «Леди не могла передвинуть свою кровать, ее кровать всегда оставалась в одном и том же положении по отношению к вентилятору и шнуру. Этот звонок приходится называть просто шнуром, так как он не звонит».
Уотсон: «Холмс! Кажется, я начинаю понимать, на что вы намекаете. Значит, мы явились как раз вовремя, чтобы предотвратить ужасное и утонченное преступление»

с хорошо известным пассажем в «Агамемноне»:

Кассандра: «А! а! Вот, вот… Держи! Прочь от быка гони
Корову! Рог бодает…
Рог черный прободает плоть, полотнами
Обвитую! В хитрых тенетах он!
Рухнул в купальню, мертв…
Выкупан в бане гость».
Предводитель хора: «Гаданий сокровенных не разгадчик я,
Но все же сердце чует весть зловещую» .

Уотсон, как и хор, всегда сопричастен главному действию и, кажется, полностью разделяет привилегии аудитории, но все же, как и хор, он всегда приблизительно на три шага позади аудитории в распутывании заговора.
Печатью, символом и тайной Уотсона, конечно же, является его шляпа-котелок. Он не походит на другие котелки: это своего рода священническое одеяние, insigne службы. Холмс может носить мягкую фетровую шляпу, но Уотсон верен своему котелку даже в полночь в тишине Дартмура или на голых склонах Райхенбаха. Он постоянно носит его, как архимандрит или раввин носит свой головной убор: лишенный котелка Уотсон — все равно что остриженный Далилой Самсон. «Уотсон и его котелок, — говорит М.Пифф-Пафф, — можно разделить только мысленно». Это его шерстяной капюшон, его петас-невидимка , его mitra pretiosa , его папская тиара, его нимб. Котелок олицетворяет все, что является неизменным и неоспоримым: закон и правосудие, установленный порядок вещей, права человека, триумф человека над животными. Он возвышается над убогостью, страданиями и преступлениями; он изобличает, исцеляет и освящает. Плавность его краев — это кривая идеальной симметрии; округлость его тульи — это округлость нашего мира. «По шляпам клиентов Холмса, — пишет профессор Сабаглайон, — мы вычисляем цепь событий, привычки, характерные черты людей; головной убор Уотсона выдает его характер». Для Холмса Уотсон — это все: его медицинский советник, его фон, философ, доверенное лицо, единомышленник, биограф, домашний священник, но прежде всего для истории он останется владельцем несокрушимой шляпы-котелка.
Но если детективы-соперники — это софисты, а Уотсон — хор, то что такое клиенты, и что — преступники? Здесь очень важно помнить, что они — лишь второстепенные фигуры. «Убийцы в цикле о Холмсе, — уверяет нас М.Папье-Маше, — имеют не большее значение, чем убийцы в Макбете». Сам Холмс часто осуждает привычку Уотсона создавать из всего слишком сенсационные истории, но он несправедлив. Личность преступников не интересует Уотсона, в отличие от Габорио с его герцогом; они имеют не большее отношение к сыщику, чем то, что существует между собакой-ищейкой и ее добычей. (Автор «Тайны желтой комнаты» допустил просчет, когда сделал Жозефа Рультабия сыном преступника.) Они не наполняются жизнью благодаря высоким религиозным помыслам, как высокопарные злодеи в «Неведении отца Брауна» Честертона. Все клиенты Холмса — образцовые клиенты: они излагают свои проблемы на безупречном газетном языке; все преступники — образцовые преступники: они совершают самое умное из того, что мог бы сделать преступник в данных обстоятельствах. Говоря своего рода сократовскими парадоксами, мы могли бы сказать, что лучший детектив может поймать только лучшего вора. Единственная грубая ошибка со стороны преступника опрокинула бы все выводы Холмса. Их единственные мотивы — любовь и деньги, единственные несомненные качества — жестокость и хитрость.
И, наконец, мы переходим к центральной фигуре и должны попытаться собрать вместе несколько разрозненных нитей в сложном и многостороннем характере. В этом есть некая ирония, поскольку сам Холмс предпочитает считать себя машиной, бесчеловечной и равнодушной ищейкой. Его любимая цитата: «L’omme, c’est rien; l’oevre, c’est tout» .
Родословная Шерлока Холмса насчитывает длинную линию сельских сквайров. Его бабушка была сестрой французского художника: его старший брат Майкрофт был, как все мы знаем, более одаренным, чем он сам, но нашел себе занятие, став, если можно доверять написанному, важным правительственным чиновником. Про школьные годы Шерлока мы не знаем ничего; Уотсон учился в школе, и одним из его одноклассников был племянник пэра, но это, похоже, исключение, так как «было очень забавно вывалять его в пыли на спортивной площадке или ударить ракеткой ниже спины». Это, кажется, позволяет нам отбросить мысль, что Уотсон учился в Итоне. С другой стороны, у нас нет никаких фактов о его университетских годах, кроме свидетельства (всегда сомнительного) в одном из рассказов «Возвращения», что пейзаж Кембриджа был ему незнаком. О студенческих днях Холмса мы знаем намного больше. Он был довольно замкнутым по натуре, и его развлечения — бокс и фехтование — не способствовали обширному кругу знакомств.
Одним из его друзей был Перси Тревор, сын бывшего преступника, скопившего деньги на австралийских золотых приисках; другим — Реджиналд Месгрэйв, родословная которого идет от Нормандского завоевания, — то есть настоящий аристократ. Он жил в колледже, но что это был за колледж? И в каком университете? Аргумент, что его научная склонность естественно привела бы его в Кембридж, несостоятелен: почему он ограничился лишь двумя годами, если хотел получить надлежащее научное образование? И все же, чем больше я думаю о богатстве двух его друзей, аристократичности одного и франтоватости другого, вместе с изоляцией, которая смогла «удержать под спудом» даже такого яркого человека, как Холмс, — все больше и больше я склоняюсь к мнению, что он находился в колледже Крайст-Черч . Но убедительных доказательств у нас нет.
Если он и был оксфордцем, то не получил классического образования. И все же, когда Уотсон описывает свои первые впечатления от этого человека в начале «Этюда в багровых тонах» — locus classicus для характеристики Холмса, — он заблуждается, утверждая, что знание Холмсом философии — нуль и знание им литературы — нуль. Дело в том, что Холмс не позволял своим талантам проявляться, пока не прожил с Уотсоном в течение некоторого времени и не убедился в его надежности. Фактически же он сравнивает Хафиза с Горацием, цитирует Тацита, Жан-Поля, Флобера, Гете и Торо и читает Петрарку в вагоне поезда. У него нет никакого специального интереса к философии как таковой, но все же он придерживается определенных взглядов на научный метод. Философ не мог бы сказать: «Сколько раз я говорил вам, отбросьте все невозможное, то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался». Он не мог бы перепутать наблюдение с умозаключением, как делает Холмс, когда говорит: «Вот, например, наблюдение показало мне, что утром вы были на почте», рассматривая грязь на ботинках Уотсона. Здесь мы имеем умозаключение, хотя его можно назвать неявным умозаключением, но все же энергичной работой мысли. И все же Холмс не был сенсуалистом. Мог ли реалист сформулировать такое возвышенное исповедание веры, как в «Этюде в багровых тонах»: «Пора бы мне знать, что если какой-нибудь факт идет вразрез с длинной цепью логических заключений, значит, его можно истолковать иначе»?
И здесь я должен сказать пару слов относительно так называемого «метода дедукции». М.Папье-Маше смело утверждает, что он просто украден у Габорио. М.Пифф-Пафф в своей известной статье «Qu’est-ce que c’est la deduction?» резко заявляет, что методы Холмса — индуктивные. Эти две ошибки базируются на одном основании. Лекок умеет наблюдать: он замечает следы на снегу. У него есть сила умозаключений, поскольку он может вывести из таких следов поведение тех, кто их оставил. Но у него нет метода дедукции — он никогда не садится и не обдумывает, что преступник, скорее всего, мог сделать затем. У Лекока есть его лупа и пинцет, но у него нет халата и трубки. Именно поэтому он вынужден снова и снова зависеть от простой удачи, чтобы вновь найти потерянные нити. Холмс не зависит от удачи и не молится о чуде. Именно поэтому Лекок, сбитый с толку после долгого расследования, вынужден обратиться за помощью к своего рода кабинетному детективу, который, не вставая с кресла, говорит ему, что в точности произошло. Неправильно называть этого последнего персонажа, как это делает М.Папье-Маше, прототипом Майкрофта: если хотите, он прототип Шерлока. Лекок — всего лишь Стэнли Хопкинс, почти Лестрейд своего времени. Сам Холмс объяснил для нас различие между наблюдением (или умозаключением) и дедукцией. С помощью наблюдения a posteriori он узнает о посещении Уотсоном почтового отделения по грязи на его брюках; с помощью же дедукции он a priori знает, что тот посылал телеграмму, поскольку видел много марок и открыток в столе Уотсона.
А теперь давайте нарисуем портреты двух Шерлоков Холмсов: одного на досуге, другого за работой. Бездействие, конечно, отвратительно ему — значительно больше, чем Уотсону. Уотсон утверждает про себя, что очень быстроног, но у нас в подтверждение есть лишь его собственные слова, и Холмс всегда оказывается быстрее; помимо этого у нас нет никаких доказательств атлетизма Уотсона, за исключением того, что он смог забросить дымовую шашку в окно второго этажа. Холмс же — боксер и фехтовальщик; во время периодов вынужденного безделья он палит из револьвера в противоположную стену, украшая ее «патриотическим вензелем «V. R.» . Когда Уотсон впервые познакомился с ним, значительную часть досуга скрашивала скрипка, но позже она стала лишь средством расслабиться после тяжелой работы. И — это очень важно — музыка была точной антитезой кокаина. Мы никогда не слышим о наркотике, используемом, чтобы стимулировать умственные способности для тяжелой работы. Весь необходимый стимул он получает из табака. Все мы знаем, конечно, что он курил крепкий табак, но немногие смогут сразу сказать, из чего сделана его трубка. Фактически его вкусы менялись. Долгой бессменной вахте в доме Невилла Сент-Клера сопутствовала вересковая трубка — это когда он поглощен работой; когда он продирается через завалы проблем, как в «Установлении личности», он достает свою «старую глиняную трубку, которая всегда служила ему советчиком». В «Медных буках» он раскуривает «длинную трубку вишневого дерева, которая заменяла глиняную в те дни, когда он был настроен скорее спорить, нежели размышлять». Однажды он предложил свой табак Уотсону. Уотсон, между прочим, когда въехал вместе с Холмсом в их общую квартиру, курил корабельный табак, но, должно быть, вскоре заменил его на более крепкий, тонко скрыв марку под литературным псевдонимом «аркадской смеси». От этого дорогого продукта он не отказался, даже будучи женат, хотя экономить им приходилось: в холле пришлось настелить линолеум. Но трубка для Уотсона — это совсем не то же самое, что трубка для Холмса: именно Холмсу принадлежит бессмертная фраза: «Эта задача как раз на три трубки». Он один из величайших курильщиков в мире.
А теперь давайте посмотрим на Холмса в работе. Все мы знаем, как оживляется он при появлении клиента, как, согласно неподражаемой фразе в «Дьяволовой ноге», «Холмс вынул изо рта трубку и насторожился, как старый гончий пес, услышавший зов охотника». Мы видим его, осматривающего комнату и держащего нос на дюйм от пола в поисках окурка, апельсиновой корки, зубного протеза, ушных затычек и прочего, что мог оставить преступник. «Это не человек, — говорит знаменитый польский критик М.Минск, — это или животное, или бог».
Именно это обвинение в бездушности, брошенное Холмсу, я особо хочу опровергнуть. Правда, что мы видели, как он избивает мертвые тела в лаборатории, чтобы узнать, могут ли появиться синяки после смерти. Правда, что он — ученый-исследователь. Правда, что мы видим пассажи, подобные этому в «Знаке четырех».

Мисс Морстен:
— С того самого дня и до сих пор я ни слова не слыхала о моем несчастном отце...
Мисс Морстен прижала руку к горлу, и сдавленное рыдание оборвало на полуслове фразу.
— Когда это случилось? — спросил Холмс, открывая записную книжку.

Но действительно ли верно утверждать, что стремление Холмса поймать преступника проистекает не, как у Уотсона, из-за страсти к правосудию, а просто из научного интереса к дедукции? Такая истина всегда не больше, чем полуправда: трудно утверждать, что футболист играет только ради гола или только ради упражнений. Человечность и наука в Холмсе странно перемешаны. В один миг мы слышим, как он утверждает: «Женщинам никогда нельзя доверять полностью, даже лучшим из них» (трус!), или же заявляет, что не может согласиться с теми, кто ценит скромность среди достоинств, так как логик должен видеть все вещи точно такими, как они есть. Даже его восхищение розой в «Морском договоре» призвано скрыть тот факт, что он исследует оконную раму на предмет царапин. В другой момент он упоминает о «небольшом выборе белых вин» и рассуждает о волшебных пьесах, скрипках Страдивари, буддизме на Цейлоне и военных кораблях будущего. Но есть две особенно человечные черты, которые проявляются в самый миг действия. Одна — это любовь к театральности, как тогда, когда он посылает пять апельсиновых зернышек убийцам Джона Опеншоу, или берет с собой в тюрьму губку, с помощью которой можно разоблачить человека с рассеченной губой, или подает морской договор на блюде под крышкой на завтрак. Вторая — это любовь к афоризмам. Получив письмо от герцога, он восклицает: «А вот это, мне кажется, одно из тех несносных официальных приглашений, которые либо нагоняют на вас скуку, либо заставляют прибегнуть ко лжи». Существует специальный вид афоризмов, известный как шерлокизмы, — не менее ста семидесяти трех из них собрал неутомимый Рацеггер. Примерами могут служить следующие:

___— Есть еще какие-то моменты, на которые вы посоветовали бы мне обратить внимание?
___— На странное поведение собаки в ночь преступления.
___— Собаки? Но она никак себя не вела!
___— Это-то и странно, — сказал Холмс.

И еще:

— Откуда вы знаете?
— Я следил за вами.
— Я никого не видел.
— Так и должно быть, если за вами слежу я .

Чтобы полностью описать предмет, потребовался бы курс лекций по меньшей мере на два семестра. Через некоторое время, когда досуг и работа позволят, я надеюсь их подготовить. А пока я выпускаю в свет эти наброски, очерчивая контуры возможного исследования. Вы знаете мои методы, Уотсон: примените их!



Приложение:
Ответ сэра Артура на эту статью

«Не могу удержаться, чтобы не написать Вам о том веселии — а также изумлении, — с которыми я читал Вашу статью о Шерлоке Холмсе. Меня удивило, что кто-то мог потратить столько сил на подобный материал. Конечно, Вы знаете его гораздо лучше, чем я, поскольку рассказы были написаны не по порядку (и небрежно) без ссылок на то, что было раньше. Я лишь рад, что Вы не нашли больше нестыковок, тем более по датам. Конечно, как Вы, кажется, заметили, по мере выхода рассказов Холмс полностью изменился. В первом, «Этюде в багровых тонах», он был просто вычислительной машиной, но по мере продолжения мне пришлось сделать его более культурным человеком. Он никогда не демонстрирует, что у него на сердце — за исключением игры, — именно это один из Ваших ученых критиков справедливо осуждал как фальшивую ноту. Один из моментов, который не был отмечен ученым Соувошем... заключается в том, что в значительном количестве рассказов — я осмелюсь сказать, в четверти — никакого преступления, согласно юридическим нормам, нет вообще. Другой факт — один из немногих, за который я чувствую удовлетворение, но который никто никогда не отмечал, — это то, что Уотсон, выступая как хор и летописец, никогда ни на миг не выходит за собственные ограниченные способности. Никогда от него не исходит проблеска остроумия или мудрости. Все с огромным сожалением отброшено, чтобы он мог быть просто Уотсоном».
(из The Knox Brothers, 1977, Penelope Fitzgerald. Благодарим Берди Эдвардса!)


Перевод Гастингса

@темы: ШХ

---

Новое объяснение причин Великого пермского вымирания — сгорание угля в магме. Эта новость напоминает, как мало мы знаем о величайшей катастрофе в истории земной жизни. Традиционно ее объясняют вулканическими извержениями и перегревом планеты. Однако ряд свидетельств указывают на противоположный сценарий — гибель большинства видов из-за резкого похолодания.

@темы: и о погоде

---

В конце 30-х годов в США очень сильны были изоляционные настроения. Германо-американский союз (25 000 членов) выступал за дружественные отношения с нацистской Германией и предотвращение вступления США в войну. Множество американцев не понимали, почему они должны посылать своих солдат умирать из-за проблем в Европе.

Интересно, что первыми открыто назвали немцев врагами художники комиксов Джек Кирби и и Джо Саймон (создатели героя Капитан Америка). Еще в 1939 году они предсказали войну с немецкими подводниками.

немного больше здесь
mi3ch.livejournal.com/4873928.html

@темы: Interbellum, иллюстрации

---

The Ruined Facade of San Sebastiano, Ferla, Sicily. Alexander Creswell
www.alexandercreswell.com/

@темы: картины

---

Жемчуг, как и любые другие украшения, долгое время был признаком высшего класса. Но в массовую культуру как знаковая вещь «нитка жемчуга» пришла в пятидесятых. Вот несколько причин:

Коко Шанель и популяризация искусственного жемчуга. Вообще, выведение моды в нашем сегодняшнем понимании из среды аристократии и верхних классов в более массовое пространство. Чем больше готовой одежды появляется, чем больше информации о дизайнерах, чем больше медиа, освещающих индустрию, и медиа, посвященных жизни знаменитостей и аристократии, тем больше желание подражать. Причем на разных уровнях. Появление искусственных материалов делает подражание доступнее. Сама Шанель была бесконечно далека от обсуждаемого в этой статье образа. Но она сделала немалый вклад именно в популяризацию жемчужных украшений. И то, что в какой-то момент они стали восприниматься в отдельности от тех установок и стереотипов, которые были с ними связаны ранее.
Формирование среднего класса и образа идеальной домохозяйки. Эта концепция сложилась в послевоенные годы, когда пришлось потеснить женщин с их рабочих мест, которые они занимали, пока мужчины были на фронте, обратно в рамки домашнего быта, чтобы отдать эти рабочие места мужчинам. Идеальная домохозяйка — это достижение сразу на нескольких уровнях. С одной стороны — это настоящая женственная женщина, правильная жена, любящая мать и так далее. С другой стороны, это определенная демонстрация статуса семьи: в этой семье женщине не обязательно работать, чтобы семья жила хорошо.
Массовые медиа, и вообще распространение американской культуры (литература, фильмы, мода) — делает образы узнаваемыми, даже если они далеки от нашего быта. У нас не было ситуации с идеальными домохозяйками. А мода подобного плана — была. А со временем, когда мы стали встречать этот образ все чаще в разных произведениях, — то стало легко сложить отдельные характеристики героинь во вполне определенный шаблон.
Интересно обсудить, что именно делает жемчуг символом этого образа. С одной стороны, долгое время работало правило «не носить жемчуг до тридцати». И еще одно правило: «нельзя дарить жемчуг незамужним девушкам». То есть украшение из жемчуга — это уже своего рода показатель, что вы женщина определенного возраста и семейного положения. Жемчужные нити — украшение, которое традиционно было излюбленным у аристократии, особенно, если мы говорим о повседневности, а не о торжественных приемах, где в ход идут бриллианты и изумруды.


Дальше здесь www.fashionblog.com.ua/nitka-zhemchuga-sotsialn...

@темы: камешки

---

Писал тут давеча про начало Мексиканской войны за независимость (восстание Идальго и чуть позже) на примере всего одной провинции Новой Испании - Техаса. Нет, ну а что? Ничем не лучше, ничем не хуже других. Конечно, со своими особенностями, но все же.
И получается интересная вещь. Вообще развитие Техаса началось с 1776 года, когда наместник Новой Испании дон Бернардо де Гальвес решил сделать из провинции базу по поставкам мяса и разведения скота. Кстати, плюньте всем тем в лицо, кто будет говорить о каких-то ковбоях, ибо они начисто слизаны со вполне себе тру-испанских вакерос (ед.ч. - вакеро). Так вот, на 1796 год стандартное техасское ранчо насчитывало от 1500 до 6000 голов крупного рогатого скота, овец и или мустангов, сам скот или мясо реализовывалось на рынках Нового Орлеана. Связь с Луизианой осуществляли чаще всего французские контрабандисты и пираты, имевшие обширные связи на побережье Мексиканского залива и в устье Миссисипи. На 1808 год техасское население насчитывало уже 4-4.5 тыс. человек, что для Техаса ОЧЕНЬ много (скажем так, до 1770-х это население не переваливало за отметку 1000 человек).
И вот далее начинается....
В октябре 1810 года в Коауилу и Техас был послан один из доверенных лейтенантов Идальго – Мариано Хименес, который сначала занимается пропагандой в Техасе, а потом бежит за помощью - естественно же! - к США. Начинается череда переворотов, республиканцы (с американской поддержкой) свергают роялистов, потом роялисты свергают республиканцев, потом опять республиканцы роялистов, потом республиканцы начинают грызню между собой, опять приходят роялисты.
При этом идет такая резня со всех сторон - что просто страшно. Даже американские маунтинмэны -уж на что парни много что повидавшие! - офигевали.
"Если почитать воспоминания американцев, видно их недоумение такой жестокостью восставших, ведь действительно, многие из выходцев из США грезили идеалами свободы, равенства, братства, и слова «независимость» и «свобода» не были для них пустым звуком. Проблема была в том, что менталитет жителей Новой Испании был совсем другим и вкладывали они в понятие борьбы совершенно другой смысл.
У мексиканцев в то время не было четких политических пристрастий, они вообще не понимали причин восстания падре Идальго, вернее не так – из всех его призывов они услышали только один – режь гачупинов без пощады! Ну или в более широком смысле – гачупинов и их приверженцев. В результате борьба за свободу основывалась не на возвышенных понятиях, а на обычной классовой ненависти, которая не терпит сантиментов."
Ну а когда победили роялисты - пришел "белый террор".
"Арредондо же не нашел ничего лучше, как устроить террор на землях Техаса, находившихся ранее под властью Гутьерреса. Так, в битве при Медине были захвачены в плен 112 республиканцев – казнены все. 215 человек заключены в тюрьму в Бексаре и чуть позже расстреляны. В Байе – 330 человек схвачены по обвинению в связях с революционерами – казнены все. В Сан-Антонио – 500 жителей города заключены в тюрьму, камеры были переполнены, люди умирали от удушья. Тех, кто остался в живых – расстреляли.
Казни на главной площади происходили ежедневно. Головы многочисленных патриотов каждый день выставлялись на пиках вокруг площади.
Так, Хосе Антонио Наварро в своих мемуарах красочно описал «тирана по имени капрал Рибал», который избивал заключенных плетью, кроме того он вспоминал следующее: «Эти дни наверное были хуже, чем те, которые были во времена Марата и Робеспьера, он [Арредондо] просто упивался властью над заключенными, и когда солнечные лучи уходили и начиналась темная ночь, многие офицеры и солдаты за небольшую мзду по сговору с охранниками брали себе очередную жертву-женщину, и насиловали. Ночью над тюрьмой стоял один дикий женский крик, крик боли и отчаянья. Бывало что за ночь женщина переживала насилие десяти и более человек."
Результат - к 1814 году население Техаса насчитывало 1500-2000 человек. Край был в конец разорен, вся промышленная основа убита, на "нейтральной территории" на реке Сабина во всю орудовали контрабандисты, поскольку вакуум власти не терпит пустоты. То же самое происходило на юге, где французский пират Жан Лаффит создал на острове Галверстон и прилегающих территориях свое собственное пиратское королевство. Началась серия вторжений поселенцев и не очень в Техас из США, с которыми обходились очень жестко («Я сжег 30 человек заживо.... Они оставили большой урожай кукурузы, картофеля, тыквы, а также различные другие овощи, много свиней и домашней птицы .... Я не им оставил ничего, что могло бы, возможно, служить им в настоящем или будущем»).
Как результат - на сильно ослабевших белых начались массовые нападения апачей и команчей, поскольку этим детям равнин было все равно, кого грабить – любое хозяйство или ранчо они прежде всего рассматривали как скопище разных полезностей и вкусностей, и двуногие бледнолицые были лишь досадной помехой между настоящим индейцем и приятными ништяками, которые можно прихватизировать.
И вот чтобы это как-то прекратить - в 1823 году и начинается эпопея Остина, разрешение американцам селиться в Техасе, а потом - война за независимость Техаса и его присоединение к США.
Но кто во всем виноват? Конечно же США, да? Ведь власти Новой Испании и метрополии - они няшки, рукотворно поделившие на два, а то и на три свое население в провинции, разрушившие свою же собственную экономику, и создавшие все условия для того, чтобы заселять Техас не своими силами, а силами США) george-rooke.livejournal.com/984042.html

@темы: 19 век, СшА

---

Если верить Геродоту, то в V веке до н.э. от жары лучше всего было спасаться… в Крыму:
«В течение восьми месяцев здесь стоит нестерпимый холод. Замерзает и море, и весь Киммерийский Боспор, так что живущие по сю сторону пролива скифы толпами переходят по льду, переезжают по нем в повозках на другой берег».

Рассказывая о трудностях завоевании Цезарем Галлии, Плутарх сетовал на суровость галльской зимы, когда «реки покрываются льдом, а леса — снегом». Это написано про климат южной Франции, где сейчас средняя температура января + 9!

Далее хроники фиксируют такие чудеса. В 764 году все Черное море покрылось льдом, так что можно было ездить по льду из Таврии (Крыма) во Фракию (Болгарию). В 860 году подобное же ледовое путешествие в Венецию можно было проделать по Адриатическому морю.

Дальнейшие климатические аномалии ученые связывают с Малым ледниковым периодом (XIV—XIX вв.).
В 1323 году полностью покрылась льдом Балтика, в 1620 году замерзло Черное море, льды появились у Лазурного побережья Франции.

Иоанн Лев Африканский (XVI век) оставил такие воспоминания о пустыне Сахаре: «Оставаться там зимой никак невозможно, потому что, как только выпадает снег, поднимается губительный северный ветер, убивающий всех животных, которые окажутся в этих местах. Из-за того, что торговцы финиками имеют обычай отправляться с грузом фиников в конце октября, иногда их застигает снег, и наутро находят караваны погребенными и утонувшими в снегу, и в живых никого не остается».

А вот о России информация очень противоречивая.

В Сети можно прочитать, что летом в 1601, 1602 и 1604 годах морозы ударяли в июле-августе, что якобы приводило даже к ледоставу на Москве-реке. Причем ссылаются на русские летописи.

Однако в летописях можно прочитать только о сильных заморозках, например, 28 июля 1601 года в Москве, а 31 августа во Пскове. До этого беспрестанно лили дожди, снег же лег в начале октября.

Городницкий уточняет, что данные о замерзании Москвы-реки взяты не из летописей, а получены якобы от британского Адмиралтейства, которое в те годы впервые наладило систему метеорологических наблюдений через посланников в других странах, и ссылается при этом на доклад академика Андрея Сергеевича Монина "О статистических характеристиках малого ледникового периода". Электронную версию этой работы мне найти не удалось. Но что-то подозрительно — опять эти вездесущие британские ученые... sergeytsvetkov.livejournal.com/1331793.html

@темы: и о погоде

---

Голод 1905-1906 гг., как известно, поразил 147 уездов в 24 губерниях, на пространстве от Херсона до Уфы. В отличии от голодов 1898 и 1911 гг. дело осложнялось тем, что Столыпин прямо запретил губернаторам допускать общественные комитеты помощи голодающим в местности, где были крестьянские волнения. А они были почти везде.
Тем не менее, общественные организации, вплоть до таких крупных, как Вольное Экономическое общество и Пироговское общество врачей, собрали значительные суммы и направили в губернии врачебно-питательные отряды - при голоде ВСЕГДА открываются всевозможные эпидемии, тогда особо свирепствовал тиф.

В некоторых уездах, как например в Аткарском Саратовской губ., власти наплевали на запрет, в виду царящего вокруг кошмара, и отдали всю помощь в руки земства и комитетов. В большинстве же пораженных голодом областей комитеты либо прямо не допускали к работе, либо вставляли палки, либо прибегали к прямым арестам и высылкам активистов. Так, например, в Рязанской губернии священника села Гулынок о. Пронского арестовали за то, что он организовал от Московского Общественного комитета помощи голодающим столовую для голодающих ребятишек.
Более того, в прессе власти сначала привычно замалчивали голод, а затем прямо стали убеждать общественность, что никакого голода, и тем более эпидемий, нет.

В Комитетах же состояли далеко не последние люди и никто просто так сдаваться не собирался. Сначала пробовали вежливо и по-деловому договориться с местными администрациями - не помогло. Стали подключать известных людей - толку ноль. И тогда комитеты подали коллективное обращение в Государственную думу с просьбой привлечь к ответу Министерство внутренних дел, чинящее всевозможные препятствия в деле помощи голодающим. Главными лоббистами выступили секретарь Госдумы кн. Шаховской, доктор В.И. Долженков, А.Ф. Аладьин.

12 июня 1906 г. Столыпин был вынужден выступить в думе. Перед ним были поставлены два прямых и совершенно конкретных вопроса:
1. Будет ли отменено распоряжение об отказе в продовольственной помощи семьям крестьян, участвовавших в волнениях;
и
2. "намерен ли министр внутренних дел и впредь допускать распоряжения местных администраций, препятствующие частным лицам и учреждением оказывать помощь голодающим?"
Свернуть

Столыпин виртуозно проигнорировал вопросы и вместо ответа принялся нападать на Комитеты по частным случаям, обильно прибегая к подтасовкам. Вот как он построил свою речь:

1. "Елисаветградский генерал-губернатор отказал Пироговскому обществу в присылке врачебно-питательного отряда на том основании, что в губернии нет никаких эпидемий" - ха-ха, шах и мат.
Однако, Елисаветградская управа ранее сама направила обращение в Пироговское общество с просьбой прислать такой отряд. В частности, в обращении приводились такие сведения: "Не обеспечено продовольствием в пораженном уезде 40 тысяч человек. .... в уезде свирепствует эпидемия голодного тифа; наблюдаются во всех 21 участках случаи цынги. .... свирепствуют скарлатина, дифтерит и все виды тифов, унося в могилы массы жертв. В уезде недостает живых медицинских сил для борьбы с наступившими бедствиями: 9 земских врачей все еще удерживаются в армии и заменены медичками 5 курса".
Столыпин проигнорировал апелляцию к данному обращению.

2. "В Нижегородской, Пензенской и Тульской губерниях никаких арестов и высылок не было".
Ммм.. проблема в том, что в Тульскую губернию вообще никто из Комитетов прорваться не смог. В Пензенской были арестованы 2 представителя все того же Пироговского общества, а основная масса арестов происходила в губерниях, которые Столыпин просто не назвал: Рязанской, Казанской, Тамбовской, Самарской.

3. "В Казанской губернии никакого тифа не было".
На деле она была одной из наиболее пострадавших - две медичики, работавшие там в отрядах на местах, сами заразились тифом.

4. "Семьи лиц, участвовавших в беспорядках, никогда и негде не лишались продовольственной помощи от правительства".
Правильно, оно им ее и не оказывало. Вообще, помощь Правительства тогда выражалась только в предоставлении семенного ссуды из продовольственных магазинов и выборочной денежной помощи. А например все население Тетюшского уезда, где крестьяне забрали из магазинов ими же свезенный хлеб, было лишено семенной и продовольственной ссуды.

5. "Частная помощь пострадавшим от неурожая будет приниматься с полным сочувствием"
Сразу после его выступления были закрыты столовые в Хвалынском уезде Саратовской губ. и Раненбургском Рязанской губ., а их заведующие арестованы на 6 недель "за вредную деятельность среди населения".

В газетах была опубликована только речь Столыпина, без замечаний и ремарок депутатов. Первая попытка окончилась ничем.


Все возражения на выступление Столыпина приведены в Кратком отчете о деятельности Московского Комитета Общественной Помощи Голодающим в продовольственную кампанию 1905-1906 гг., М., "Московская" типо-литоргафия, Тверская д. Спиридонова, 1908. d-clarence.livejournal.com/395858.html

@темы: медицина-историческое, 20 век: Россия и вокруг нее

---

Как менялась мода в ювелирном искусстве: после Людовика

Тяжелая парча женских платьев сменяется легкими шелками различных пастельных оттенков. Изящество и светоносность этих тканей потребовала резкого изменения цветовой гаммы украшений. Не зря портреты того периода демонстрируют страстное увлечение жемчугом. В фавор вошли бриллианты.

дальше здесь shakko.ru/1551386.html

@темы: камешки

---

2 февраля 1870 года географ Алексей Федченко сделал в научном обществе при Московском университете доклад о жизненном цикле ришты – подкожного червя, вызывавшего мучительную болезнь у жителей Средней Азии и тропиков. Федченко высказал идеи, осуществление которых на наших глазах приводит к полной ликвидации этого паразита. Его не станет на Земле в текущем 2017 году.

Ришта, или мединский червь – зло древнее, как египетские мумии, в которых его порой находят. Паразит размножается и созревает в теле человека примерно год. С самцами наш организм умеет бороться – они капсулируются и умирают. Но самки благополучно вырастают до метра в соединительной ткани между мускулами. Когда приходит пора исторгнуть из себя потомство, они движутся в подкожную клетчатку, и на ноге (обычно) вздувается волдырь. Он набухает недели четыре, человек чувствует, будто под кожей у него сворачивается пружина. Любое движение поражённой конечности доставляет мучительную боль. Чтобы унять её, рану смачивают, а червю того и надо. От соприкосновения с водой волдырь лопается. Наружу показывается головка паразита. Из раны течёт зловонный гной, она горит огнём, уходить из воды не хочется. У ришты есть время выдавить из себя, как из тюбика, миллионы личинок. Если вода тёплая и стоячая, они созревают и находят для себя жертву.

Со времён древних шумер был один способ лечения этой инвазии – осторожно наматывать высунувшегося наружу червя на палочку (или, как сейчас, на марлевый валик). Отрывать паразиту голову или прижигать её нельзя: ришта останется в ране, туда же попадут личинки, и начнётся аллергический отёк, порой опасный для жизни. Это больно, по выражению таджикского поэта Садриддина Айни, как если бы кожу резали десятью ножами. Другие осложнения вызываются вторичной инфекцией – от миозита и трофической язвы до гангрены и столбняка.

Мотать червя на палочку можно долго – если отёк силён, то за целый день не продвинуться и на сантиметр. На Востоке несчастные с риштой неделями валялись под навесами на базарах, где их за большие деньги пользовали табибы, лекари-самоучки. Нагноения и рожистые воспаления привлекали тучи насекомых; табибов прозвали «мир макасон», то есть «повелители мух». Самого паразита в Средней Азии именовали риштой от персидского слова «нить». В странах, где с ней сталкивались европейские врачи, местное население утверждало, что паразита занесли арабские завоеватели. Город пророка Мухаммеда и первая столица халифата – Медина, поэтому на Западе червя называли «мединским». Нарекая животных в 1758 году, Карл Линней дал риште звание не просто червя или филярии, а «мединского дракончика». По-латыни «дракончик» будет «дракункулюс», а вызванная им болезнь – «дракункулёз».

От неё умирают редко, но потерю трудоспособности на полтора месяца она гарантирует. Долгое время с риштой ничего не могли поделать. В Бухаре не было ни одного человека, который бы ей не болел, со времён принятия ислама до 1869 года, когда во владения бухарского эмира явилась русская армия, а следом за ней – натуралист Алексей Павлович Федченко.

Этот замечательный учёный – этнический украинец, который вырос в Иркутске, где его отец владел золотым прииском. С малых лет интересовался растениями и насекомыми. В гимназии учился на отлично, готовясь стать натуралистом, когда его отец разорился и с горя умер. Семья осталась без средств к существованию, платить за гимназию было нечем. К счастью, старший брат Григорий, преподаватель Технического училища в Москве, верил в будущее шестиклассника Федченко. Григорий стал отдавать на оплату его учения половину своего дохода, и по почте руководил занятиями Алексея. Тот старался изо всех сил, чтобы Григорий не счёл свои жертвы напрасными.

На физико-математическом отделении Московского университета гербарии студента Федченко отмечали как лучшие, а основатель российской зоологии Анатолий Богданов (1834-1896) пригласил Алексея в свой кружок. Там Федченко познакомился с будущей женой Ольгой Александровной, дочерью профессора Армфельдта. В ней он обрёл «второго Григория» - спонсора своих занятий. На момент их встречи Ольга была ещё институткой. Увлекалась ботаникой и – в духе того времени – старалась доказать, что женщина способна работать в науке наравне с мужчиной (что ей впоследствии блестяще удалось). Среди студентов богдановского кружка она выбрала Федченко: он был самым сильным, самым красивым и самым талантливым, и тоже ничем, кроме наук, не интересовался. По окончании курса университет мог предложить Алексею только одну работу с казённой квартирой, а именно должность студенческого инспектора. Формально этот чин ведал занятиями и соблюдением правил, фактически отлавливал пьяных студентов на Патриарших прудах и отчислял особо буйных. Женившись на богатой девушке, Федченко смог бросить эту работу и отправиться с Ольгой на стажировку в Европу.



Он имел задание от общества любителей естествознания при университете – подготовить экспедицию в только что завоёванную Среднюю Азию. Послать могли только двоих (Алексея с женой) и препаратора, а заниматься надо было всеми науками сразу: собрать гербарий, коллекцию насекомых, образцы костюмов, произведений ремесла и оружия, и самое главное – изучить географию почти неведомой страны.

Федченко готовился в Неаполе на первой биостанции Европы, которую организовал немецкий зоолог Рудольф Лейкарт (1822-1898). Это он разгадал жизненный цикл трихинеллы, обезопасив любителей ветчины. Лейкарт – отец учения о промежуточных хозяевах паразитов человека. Он предполагал наличие такого хозяина и у ришты, и предложил Федченко поискать его. С этой находки тропическая медицина и началась, как говорил Рональд Росс, открывший роль комара-анофелеса в распространении малярии.

Зима 1868/69 годов была суровой: до Ташкента ехали на санях. Там в гостинице супруги Федченко совершили неприятное для себя открытие – русские уже завезли в Среднюю Азию постельного клопа, которого доселе этот край не знал. Зато из Туркестана они увозили с собой малярию. Этой болезни предстояло сыграть роль в истории ришты.

Очагами дракункулёза в Средней Азии были Бухара и Джизак. Когда Федченко прибыл в Самарканд, в госпитале ещё лежали русские солдаты, раненые при обороне города, которую изобразил Верещагин на картине «Пусть войдут». Некоторые из этих солдат страдали и от ришты. Недостатка в материале не было. Алексей просил докторов собирать для него личинки паразита. Пока он отлучался в Каттакурган, военный врач напустил в его аквариум толпы личинок, но вода за несколько дней протухла. Федченко разбавил её ключевой, и личинки сразу погибли. Так стало ясно, что жить они могут лишь в прогретой солнцем стоячей воде.


Следующих личинок Алексей Павлович поместил в аквариум с прудовой водой, где оказались рачки-циклопы. Разглядывая их в сильную лупу, Федченко заметил внутри циклопов личинки ришты, которые неплохо себя чувствовали. Произошло это 17 (5) июля 1869 года. Немедленно сообщили генерал-губернатору Туркестана Константину фон Кауфману (1818-1882), что риштой заражаются при питье, глотая циклопов с личинками. Видимо, желудочный сок растворяет панцири рачков. Паразиты высвобождаются, а дальше как трихинеллы, проходят через стенку кишечника и ищут себе удобное место. Чтобы не заболеть, нужно либо пить проточную воду, где личинки не выживут, либо отфильтровывать рачков. Это немедленно довели до сведения всех командиров русских войск в Туркестане.

Через 3 года Федченко погиб, тренируясь в горных восхождениях на Монблане. Он похоронен в Шамони. На кладбище есть памятная табличка от альпинистов Узбекистана, но ни слова от тропических врачей и жителей десятков стран, которые благодаря Федченко избавлены от паразита. Покидая Среднюю Азию навсегда, Алексей Петрович написал о риште популярную статью для ташкентской газеты. Её тут же перевели на узбекский, и распространили в Джизаке и Бухаре, где находились главные рассадники гельминтов. И – ничего. Местное население совет «завоевателя» не пить из прудов игнорировало.

Ключ к сердцам бухарцев подобрал другой военный врач, который прибыл в Среднюю Азию уже с Красной армией – Леонид Михайлович Исаев. Он тоже сын разорившегося купца. Но порядки в семье Исаевых были иные. Когда отец умер, дети обрадовались: «пороть не станет». Исаевы – старообрядцы, народ строгий. И бережливый. Сдавая единственную свободную комнату, вдова сумела дать детям высшее образование.

Леонид поступил в Военно-Медицинскую Академию. Уважающий себя студент академии должен был посещать императорские театры. По уставу, в театр можно являться только в мундире и при шашке. За этим следил дежуривший у парадного подъезда инспектор (та же должность, что у Федченко), вредный как змей. Исаеву не на что было купить мундир и шашку. Одолжив их пару раз у товарищей, он решил проблему иначе: поступил статистом сразу в Александринку и Мариинку. Как участник мимического ансамбля попадал в театр со служебного входа, минуя инспектора.

Товарищам, строгой матери и даже себе Исаев объяснял, что это такая подработка, для поддержания штанов. На самом деле то была безответная любовь. Поручик медицинской службы Исаев выучил репертуар обоих театров, на всю жизнь запомнил декорации и световую программу каждого спектакля. Он обожал фотографироваться и спорить, находя в дискуссиях некое драматическое начало. Но если и была у него мысль бросить армию с медициной к чёрту и стать актёром, он гнал её как «несерьёзную».
И всё-таки Исаев обрёл свою сцену. В бараке – даже не в холерном, в чумном. В 1911 году, во время эпидемии лёгочной чумы в Харбине он сумел какой-то пантомимой убедить не понимающих русского китайских кули не разбегаться из карантина. С тех пор лабораторная работа наводила на него тоску. Исаева влекли неведомые люди, которым он силой своего таланта будет что-то объяснять, и добьётся того, чего не сумеют другие врачи.

И потому он поступил ассистентом в Тропический институт, откуда в 1922 году вызвался ехать в Бухару избавлять город от эпидемии малярии. Без хинина, которого всё равно не было. Исаев предложил засыпать болота вокруг Бухары, откуда летели разносчики малярии комары-анофелесы. Остальные военные врачи сочли это утопией и засадили пришельца на две недели под арест. Выгнать его было нельзя, потому что медики сами болели поголовно и каждый врач был на счету.

Исаев нашёл, чем зацепить бухарские власти, которые вечно ссылались на отсутствие средств. Бухарцы чадолюбивы. Обследуя больных малярией детей, Леонид Михайлович отобрал 40 самых истощенных мальчиков. По десятку каждой национальности – узбеков, таджиков, евреев, русских. И устроил в постпредстве РСФСР физкультурный парад детей-маляриков. Зрелище было такое, что власти разрешили Исаеву делать что угодно, только бы денег не просил. Леонид Михайлович пошёл на улицы. Развешивая плакаты с изображением анофелеса, он устраивал представления, изображая больного в припадке малярии, а потом указывал на ров у городской стены: засыпь его, и спасёшься. Сначала бухарцы воспринимали это как развлечение, но со временем до них дошло. Устроили хашар – работу «всем миром» - и в 1923 году малярии в Бухаре не стало.

Оценив потенциал горожан, Исаев взялся за ришту. Он точно также объяснял, почему нельзя пить из хаузов. Теперь его поддерживали власти. Один за другим пруды осушили методом того же хашара, чтобы в них не стало циклопов. Те пруды, где водились рачки, заливали нефтью, так что «несознательные» перестали брать там воду. В 1927 году на подмогу пришли первые в Узбекистане студентки медицинских техникумов – таджички и узбечки. Они проникли в ичкари – на женскую половину домов, и наконец удалось учесть всех больных. Оказалось, риштой страдал каждый пятый. Но принятые меры себя оправдали. Исаев пошёл дальше уличной агитации: он даже снял кинофильм «Ришта», который показывали по всей Средней Азии. В 1931 году дракункулёза в Туркестане не стало. То был первый опыт девастации – полного уничтожения – паразитического вида в масштабах целой страны.

Когда Советский Союз в 50-е начал сотрудничать с ВОЗ, Исаева немедленно пригласили в Швейцарию. Там он мечтал подняться на Монблан, помянуть Федченко. Даже вступил в партию ради выездной визы (при Сталине он состоять в большевиках не хотел). Но в Швейцарию поехал проверенный товарищ с хорошим партийным стажем, а Леонида Михайловича выпустили только в Индию, «на ришту». Там он, побегав на восьмом десятке по хаузам, надорвался и по возвращении сразу же умер от инфаркта.

Выпавшее знамя девастации подхватил экзотический герой – бывший президент США Джимми Картер. Своё правление он считал не слишком удачным. Поначалу думал, что стоит лишь убедительно призвать глав государств и корпораций к добру, и всё наладится. Оказалось, что представления о добре и зле везде свои. Экономический упадок в США, исламская революция в Иране, вторжение советских войск в Афганистан – вот события, которые президент Картер не предотвратил. Но он не оставил намерения войти в историю как человек, изменивший мир к лучшему. Ему нужен был противник, который в глазах любого политика представлял собой зло. И таким врагом оказалась ришта.


Мединский червь не слишком-то мединский. Его родина – Африка. В 1986 году, когда Фонд Картера вышел на тропу войны с риштой, больных дракункулёзом было свыше 3 миллионов, по большей части африканцы. У Картера на вооружении состоял уже новый немецкий препарат для прудов, убивающий личинки ришты. И гранты. Самый крупный, на 15 миллионов долларов, – от Билла Гейтса.

Но как обезопасить охотников и земледельцев, готовых на жаре пить из любой лужи? Здесь сработала ещё одна идея Федченко, высказанная 2 февраля 1870 года. Алексей Петрович говорил буквально следующее: «Если воду, в которой плавают циклопы, втягивать пипеткой, то, как бы быстро ни втягивать воду, почти ни одного циклопа не будет в пипетке». Решили раздать бесплатно яркие пластиковые трубочки с фильтром, не пропускающим циклопов. Эти 23 миллиона трубочек решили дело. В 2016 году всего 25 человек на всём земном шаре болели риштой: 16 в Чаде, 6 в Судане, и трое в Эфиопии.

Недавно у Картера нашли рак печени, после курса лечения наступила ремиссия, но были замечены метастазы. И всё же экс-президент уверен, что умрёт не раньше, чем принесут статистику с одними только нулями. vitaliiskoray03.livejournal.com/574205.html

@темы: медицина-историческое

---

Про первый и второй в истории средневековой Европейской психиатрии дурдом я вам уже рассказал. Вы спросите: а как же Бедлам? Известнейший и ставший нарицательным сумасшедший дом, открылся чёрт-те когда — разве он не достоин оказаться в троице первых? Может быть, может быть, но с рядом оговорок.

Вообще само название местечка — это своего рода ирония символизма. Ну кому, скажите, могло прийти в голову назвать сумасшедший дом Вифлеемом — местом, где родился Иисус? Ну ладно там американцы, которые бросились на заре заселения страны повадились называть очередное свежеотстроенное местечко то Александрией, то Мемфисом. Но британцы-то с какого перепуга?

Всё просто. В 1246 году монашеское братство «Господа нашего из Вифлеема» построило за Епископскими воротами (позже район Бишопсгейт) лондонской городской стены странноприимный дом — нечто вроде гостиницы и общаги в одном флаконе. Почти веком позже, в 1330, странноприимный дом (что, кстати, было в тренде) стал больницей. В 1377 в этой больнице появляются и сумасшедшие пациенты — правда, немного, не больше десятка. Название (поди-ка выговори, даже в трезвом состоянии и при хорошей дикции — больница, основанная братством «Господа нашего из Вифлеема»!) постепенно укоротилось до просто «Вифлеема» (или Bethlehem , а потом — и до простонародного Bedlam, то бишь Бедлама. В 1547 Его Королевское Величество Генрих VIII широким жестом подарил больничку городу. Ну а городская община не стала плодить сущностей и оставила в ней дурдом, только пациентов там стало побольше: где-то порядка полусотни или около того. Нашлось куда пристроить городских сумасшедших. Нарицательным Бедлам станет позже — и о том, почему, речь ещё зайдёт.

Забегая немного вперед, в периоды Высокого и Позднего Возрождения, скажу, что именно XIV век становится веком создания сумасшедших домов по всей Европе. Почему не психиатрических больниц, я уже пояснил: пока ещё по-прежнему не столько лечат, сколько держат внутри.

Так, в Германии в 1544 году добрые жители Пфорцхайма, тогда ещё не успевшего прославиться своими часами и золотыми украшениями, написали в Эслинг прошение позволить им посмотреть своими глазами «благоустроенные помещения для душевнобольных, так как они, пфорцхаймцы, намерены завести у себя такие же». В 1576 году в Вюрцбурге (том самом, где за 450 лет до того произошёл первый на немецких землях рыцарский турнир и где спустя полвека сожгут 900 ведьм во время Охоты) при Юлиевском госпитале организуется сумасшедший дом, примерно в эти же годы подобные дома открываются в Нюренберге, во Франкфурте-на-Майне, Бранденбурге, Берлине, Мекленбурге, Любеке и Бремене.

Магистрат Цюриха подошёл к вопросу размещения сумасшедших со всей швейцарской основательностью: в 1570 году он постановил построить для них два приюта. И держать каждого пациента на цепи. Причём не только буйных, но и вполне себе спокойных. Во избежание, так сказать: мол, уж мы-то знаем, как суровы наши швейцарские ребята и девчата. Правда, всем постояльцам этих двух приютов ежедневно за счёт города в лечебных целях выделялось вино, что несколько примиряло бедолаг с суровой действительностью. Ну и от кишечных инфекций заодно хранило, ибо понос в дурдоме страшнее пожара в борделе.

Городские хроники Цюриха, кстати, сохранили свидетельство о том, что в 1599 году тут, в одном из приютов, был прикован цепью за пояс к стене один портной. Ему позволяли заниматься своим ремеслом, но домой не отпускали до тех пор, пока не станет ясно, что искус (видимо, помешательство сочли именно дьявольским искусом) прошёл, и подвоха с его стороны можно более не опасаться.

Надо заметить, что цепи в сумасшедших домах того времени — явление практически повсеместное. Да, лечить в этих учреждениях по-прежнему не лечат, в подавляющей массе случаев просто держат либо до скончания дней, либо до прояснения в мозгу, а если и применяются какие-то меры, чтобы это самое прояснение ускорить, то по принципу «выбить дурь из головы». То есть, плети, розги и коррекционные звездюли. И всё же, даже при таком суровом средневековом, а позже и ренессансном оллинклюзиве, заведения эти не пустуют. Причём многих пациентов даже не надо ловить и силой туда водворять: сами идут, бедолаги. Почему? Да потому что начинается эпоха Возрождения, и житьё-бытьё душевнобольных, и ранее-то на мёд ну никак не похожее, становится ещё хуже и всё чаще оказывается под большим вопросом. И рассказ об этом ещё впереди, если вам, конечно, интересно. dpmmax.livejournal.com/922839.html

@темы: медицина-историческое

---

Не без изумления прочитал статью «Киев» (с картой) из девятого издания «Британники» 1882 года. Приятно видеть, что некоторые вещи не меняются. Например, транскрипции киевских улиц (сказал человек, живущий в двух шагах от Dzhona Makkeina street).

138 лет назад англичане могли пройти по Bibikovskii bylvar (sic) и Kadetskaya chaussee, побывать в районах Lepki, Luibedskaya и Lyukyanovka, заглянуть в lunatic asylum, расположенный в Ploskaya Tchast or Obolon, и, наконец, помолиться в Николаевском Военсовете (St Nicholas Council of War), то есть, конечно, в Никольском военном соборе. Таким образом, можно считать доказанным, что гуглотранслейт появился еще в позапрошлом веке. Считаю это важным вкладом в историческое краеведение.

Кстати, знаете, как по-английски будет «Киев – мать городов русских и русский Иерусалим»? «Kieff, the “mother city” and Canterbury of Russia». Недурно. В статье «Британники» вообще много прекрасного – например, София отождествлена с Лаврой, Антоний Печерский (родом из Любеча) назван St Anthony of Lynbeth, военные укрепления выстроил в 1820 году Николай I и т. п. petro-gulak.livejournal.com/1892710.html

@темы: Вавилон-18

---

22.07.2020 в 18:06

Пишет  Hessalam:

22.07.2020 в 15:13

Пишет  N.K.V.D.:

Неплохо так поиграли в картишки...

В 1894 году королева Виктория неожиданно посетила казарму дворцового караула Букингемского дворца. И увидела, что пьяные охранники играют в карты при исполнении служебных обязанностей. Тогда королева придумала для охраны суровое наказание — ежедневный смотр и прохождение в 16:00 в течение ста лет.

Читать дальше

И вот каждый день на протяжении ста лет охранники чистили оружие и готовились к смотру. В 1994 году срок наказания истек, но уже королева Елизавета решила, что этот четырехчасовой смотр уже стал историей и приняла решение не прерывать такую прекрасную традицию.

оригинал на англійській мові

@темы: история оружия, Вероника, англомания

---

23.07.2020 в 17:35

Пишет  Hessalam:

Афганцы, доллары и Гитлер
Советская разведка в Кабуле во Вторую мировую

Вместе с Италией, Венгрией, Финляндией и Румынией фюрер планировал заполучить нового союзника — Афганистан. И только благодаря действиям советской разведки ничего не вышло. Большинство документов об этом всё ещё засекречены.

…Давно уже не новость, что в 1942 году к войне Германии против СССР планировали примкнуть Япония и Турция. Однако тот факт, что союзником Третьего рейха собирался стать и… Афганистан, дабы внезапно нанести удар по советской Средней Азии, известен гораздо меньше. А между тем 25 тысяч басмачей с германским оружием должны были вторгнуться в советскую Туркмению и Узбекистан, а в Кабуле немцы подготовили государственный переворот. Целью путча было смещение короля Захир-шаха и возвращение на трон бывшего монарха Амануллы, обещавшего сделать Афганистан военным союзником Третьего рейха. Планы Берлина, в создании которых участвовали сотни немецких агентов и были задействованы огромные финансовые средства, сорвала крохотная советская резидентура в Кабуле: под руководством офицера НКВД Михаила Аллахвердова работало лишь пять человек…

Молитвы за победу Рейха

…Немцы давно чувствовали себя в Афганистане как дома. Разведкой Третьего рейха — Абвером — были завербованы министр обороны Шах Махмуд-хан (а также другие министры правительства), глава генштаба Мустафа-хан, командиры войсковых подразделений, приближённые короля Захир-шаха. Афганский премьер Хашим-хан 25 июня 1941 года открыто заявил — “СССР в ходе конфликта с Германией ослабнет и распадётся. Надо подготовить афганцев к войне с ним”. Всего в королевстве насчитывалось 300 немецких специалистов, пронизавших властные структуры сверху донизу — в том числе военные советники, армейские инструкторы, обучавшие афганскую армию. Даже обычная полиция, и та управлялась немцами. Граждане Германии имели право носить оружие (остальным иностранцам это запрещали), рейх предоставил Афганистану беспроцентный кредит, посольство нацистов призывало афганцев выступить против “врагов ислама” — СССР и Великобритании. В общем, дела были плохи: удар Афганистана в “советское подбрюшье” считался делом решённым. Короля немцы задумали убрать (он, хотя и велел молиться в мечетях за победу рейха, но в войну не вступал), высадив в Кабуле 4 000 десантников, и произведя “народную революцию”. Затем из Рима собирались привезти свергнутого в 1929 году падишаха Амануллу, обязавшегося объявить “джихад” русским и англичанам.

“Уничтожьте посольство СССР”

…План нацистов по вовлечению Афганистана во Вторую мировую войну получил именно такое название — “Аманулла”. Подкреплённая немецким оружием и деньгами, конница басмачей намеревалась захватить советскую Бухару, а пуштунские племена в британской Индии — поднять восстание против англичан. В оккупированной Греции немцы подготовили особое “Подразделение F” — созданное из солдат и офицеров вермахта, натренированных переносить жаркий климат. Этим людям доверялась особая миссия: в первые же часы переворота напасть на советское посольство в Кабуле под видом “разгневанных афганцев” и уничтожить дипломатический персонал. Трупы наших граждан (предварительно изуродовав) предполагалось повесить на деревьях: Советский Союз явно не выдержит подобной наглости и первый объявит войну Афганистану — а дальше уже дело техники. Аналогично собирались поступить и с посольством Великобритании. Операцию курировал обер-лейтенант абвера Дитрих Витцель.


Доллары и фунты Рахмат-хана

…Советская разведка в донесениях в Москву называла немецкую агентуру кодовым словом “мародёры”. Пять разведчиков под руководством майора Аллахвердова (псевдоним — “Заман”) в Кабуле завербовали 15 агентов — семь афганских таджиков и узбеков (пуштунские племена считались прогерманскими), двух индийцев, двух поляков, француза, гражданина Швейцарии и двоих русских. Главным агентом сети Аллахвердова с сентября 1941 года являлся Бхагат Рама Тальвар, уроженец индийского города Лахор, получивший кличку “Ром” — он работал не за страх, а за совесть, поскольку являлся убеждённым коммунистом. Этот человек без мыла пролезал везде — и к пуштунам, и в правительственные круги, и к высшим офицерам Афганистана, добывая ценную информацию. Ранее “Ром” для вида согласился работать на абвер, став агентом под псевдонимом “Рахмат-хан”. Немцы выдавали ему большие суммы в валюте (лишь за один раз было прислано 700 фунтов золотыми монетами и 10 000 долларов США), предоставили две радиостанции. Они и представить себе не могли, что их лучший агент поставляет в рейх дезинформацию, одобренную советской разведкой. Позже нацисты наградили “Рахмат-хана” орденом “Знак отличия для восточных народов”. Тот поблагодарил, но уклонился от получения награды: сказав Аллахвердову — ему как коммунисту противно прикасаться к гитлеровской подачке. Деньги, уплаченные немцами, “Ром” всегда сдавал нашему посольству, и просил перечислять в Фонд обороны СССР.

“Деза” в обмен на валюту

…Немцы приказали “Рахмат-хану” подготовить диверсионные группы в крупных городах Индии: агентов следовало обучить работе с взрывчаткой, и затем уничтожить ряд фабрик. В апреле 1942 года (после “благословения” Сталина) эти сведения передали английской разведке. НКВД через “Рома” рассказывал Абверу откровенные сказки — дескать, “Рахмат-хан” уже создал в Индии новую подпольную организацию, и вот-вот начнётся бунт. Получается, абвер поставлял советской резидентуре в Кабуле валюту, техническое оборудование и имена своих агентов, а взамен получал “дезу”, действуя под полным нашим контролем. На СССР работала и агент “Марьям” — жена афганского министра, распространявшая в афганском правительстве просоветские настроения. Совместными усилиями “Ром” и “Марьям” убедили немцев перенести дату переворота и атаку басмачей на весну 1943 года, когда на горных переходах растает снег. Но после поражения вермахта в Сталинграде даже самые пронацистские чиновники-афганцы сообразили: ввязываться в войну с СССР не стоит. И тут Аллахвердов пошёл ва-банк — путём шантажа он попытался завербовать… главу резидентуры Абвера в Афганистане, атташе посольства Третьего рейха, штурмбаннфюрера Карла Расмуса. Шокированному нацисту показали документы — все его блестящие отчёты в Берлин об успехах германских агентов в Кабуле на деле созданы… советской разведкой.

Война с целой армией
…Расмус впал в глубочайшую депрессию. Он обещал подумать, но через два дня бесследно исчез: скорее всего, бежал из Афганистана. Без куратора сеть нацистских агентов в королевстве начала разваливаться. Михаил Аллахвердов раскрыл окружению короля Афганистана план немецкого переворота с заменой монарха на троне, а посольство СССР потребовало от афганцев запретить активность басмаческих отрядов. Вскоре практически всех резидентов Абвера “оптом” выслали из Кабула. Афганская полиция провела аресты лидеров басмачей: в дальнейшем местные политики вели себя тихо-тихо, и ни о каком “джихаде” уже не заикались. Аллахвердов получил звание полковника НКВД, вернулся в Советский Союз и в 1945-м был переведён в Швейцарию, через десять лет вышел в отставку. Он умер в 1968 году и похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Мы и сейчас полностью не знаем, насколько титаническая работа была проделана советской разведкой в годы Великой Отечественной по всему миру, дабы отдельные “колеблющиеся” страны не нанесли нам удар в спину. Сейчас, спустя много лет, появляются предположения — возможно, агент “Ром”, он же “Рахмат-хан”, якобы пошёл на сотрудничество с СССР по приказу английской разведки. Так это или нет — в принципе неважно. Ведь, по сути, пять человек советской резидентуры в Кабуле боролись с целой армией нацистов. И главное — они её победили.
(с)fitzroymag.com/istorija/afgancy-dollary-i-gitle...

@темы: 20 век: Россия и вокруг нее

---

23.07.2020 в 18:05

Пишет  Hessalam:

Благодаря ув. Игорб Петрову я смог ознакомиться с весьма содержательной статьей польского историка Я. Волконовского о репрессиях литовских властей на территории Виленского края в 1939 - 1940 гг. Естественно, не могу удержаться и не сравнить масштабы репрессий властей Литвы в Виленском крае в ноябре 1939 - первой половине июня 1940 гг. с репрессиями советских властей в Литве в июне 1940 - мае 1941 г.

Итак.

В ноябре 1939 - первой половине июня 1940 г. (семь с половиной месяцев) только Департаментом государственной безопасности МВД Литвы в Виленском крае арестовано более 1500 человек (а еще были отправленные в трудовые лагеря в административном порядке). Население Виленского края в 1939 г. - 490 тысяч человек + примерно 30 тысяч беженцев. Процентное соотношение репрессированных к общей численности населения - 0,0029%.

В июне 1940 - мае 1941 г. (одиннадцать месяцев) органами НКВД-НКГБ Литовской ССР было арестовано 4553 человека. Население Литовской ССР в 1940 г. - 2,9 миллиона человек. Процентное соотношение репрессированных к общей численности населения - 0,0015%.

Таким образом, размах литовских репрессий в Виленском крае был в процентном соотношении к численности населения как минимум ВДВОЕ больше, чем размах советских репрессий в Литве в июне 1940 - мае 1941 г.
(c)www.facebook.com/alexander.dyukov.9/posts/33155...

@темы: 20 век: Россия и вокруг нее

---

23.07.2020 в 21:20

Пишет  EricMackay:

Национальная Электронная Библиотека оцифровала и выложила в открытый доступ коллекцию из 2492 детских книг, включая дореволюционные иллюстрированные издания. Эта цифровая коллекция делает доступными для читателей-детей и руководителей детского чтения лучшие образцы русских детских книг из фондов крупнейших книгохранилищ страны. Благодаря электронным ресурсам библиотеки любой желающий сможет пополнить текстами книг свои электронные устройства – планшетные компьютеры и ридеры, так популярные в детской и подростковой среде.
Это собрание будет интересно не только родителям, но и издателям, художникам, педагогам, студентам, книговедам и библиотечным работникам. Переходите по ссылке и наслаждайтесь чтением: bit.ly/3fNGF0A.

www.facebook.com/minkultrf/posts/31194864581351...

@темы: книги, 20 век: Россия и вокруг нее

---

В американской больнице нашли тайник с работами модернистов



Среди найденных в подсобке — произведения Виллема де Кунинга и Александра Колдера. Работники больницы «Стоуни-Брук» в Саутгемптоне в штате Нью-Йорк искали место для дополнительных коек и хранения вентиляторов, а вместо этого обнаружили склад с работами художников ХХ века, сообщает газета New York Post. Произведения были сложены в старой кладовке при отделении диализа, всего около 120 работ, в основном абстрактных экспрессионистов.

www.theartnewspaper.ru/posts/8231/


shakko.ru/1551237.html

@темы: медицина-историческое, картины

---

Западный мир все ужесточает правила про маски. Готовятся к зиме, типа. Так вот, штаны мужчины надели совсем не так давно. А женщины и вовсе вчера, в исторических масштабах. Ну а трусы и те, и другие, еще более недавно. В начале прошлого века только начали массово. А что такое трусы, как не маска для пары-тройки отверстий, из которых постоянно что-то выделяется? Так что сто лет назад западная цивилизация оделась в нижние маски, а теперь вот и в верхние.

Так вот. Не смешно. Мир привык к трусам очень, ОЧЕНЬ быстро. А еще вспомните, как быстро в Узбекистане женщины в 20х сняли чадру и как быстро горожанки Афганистана ее надели. И как быстро надели платки иранки и, кхм, россиянки, живущие в Чечне. Речь о сроках меньше пяти лет во всех этих примерах. Во всех случаях приказ спускался сверху, и одновременно шла сильная соцпропаганда. Слово "неприлично" используется уже сейчас, хотя речь - пока - не о внешнем виде, а об "ответственности перед обществом". mithrilian.livejournal.com/2613696.html

@темы: история одежды

---

Нильс сын Хольгера или о политическом значении скандинавских патронимов
Я сейчас в свободное от работы время потихоньку занимаюсь сравнением двух (а точнее даже, двух с половиной) существующих переводов "Путешествия Нильса с дикими гусями" Сельмы Лагерлеф. Занятие это на диво увлекательное и познавательное (можете сами поразвлечься на досуге), результатами я потом поделюсь, но вот одним вбоквелом хочется поделиться прямо сейчас.

Полное имя Нильса (Нильс Хольгер(с)сон) нигде специально не обсуждается. Носитель русского языка по умолчанию предполагает, что "Хольгер(с)сон" - это фамилия. Тем более, что фамилии такого типа он встречал неоднократно. Взять того же всем известного "Карлсона". На самом деле, нет. В раннем советском пересказе Задунайской и Любарской он представляется так: "Меня зовут Нильс Хольгерсон. Мой отец — Хольгер Нильсон — крестьянин..." Что-то непонятное, да? Если это фамилия, у отца должна быть та же? В полном переводе Брауде и того чище: Нильс о себе говорит "Зовут меня Нильс Хольгерссон, я сын крестьянина-арендатора", а о том, что отца его зовут Хольгером Нильссоном, упоминает гусак двумя страницами раньше. И нигде никак это не объясняется. Человеку, худо-бедно знакомому со Скандинавией (например, читавшему исландские саги), все понятно без объяснений (и, видимо, именно поэтому переводчику, филологу-скандинависту, в голову не пришло это как-то пояснить). Разумеется, "Хольгерссон" - это не фамилия. Это отчество. Мальчика зовут "Нильс сын Хольгера", а назвали его Нильсом в честь дедушки-моряка, потому и отца его зовут "Хольгер сын Нильса". Не думаю, что среднему русскоязычному ребенку лет шести-восьми, да даже и двенадцати, это так же очевидно. Скорее всего, это промелькнет и забудется без объяснений.

Но мы с вами люди образованные и все поняли. Идемте дальше. Итак, в начале двадцатого века (напомню, книга написана в 1906-1907 годах, и речь в ней, судя по всему, идет о современности) шведские крестьяне - или, по крайней мере, часть из них, - все еще успешно обходились без фамилий. Вот этого я, например, не знал. А у кого же тогда фамилии были? И тут у меня в голове щелкнуло и завертелось. Я вспомнил одну из читанных в детстве сказок Андерсена, которая тогда запала мне в память своей сугубой несказочностью. Вот она: сказки-андерсена.рф/ребячья-болтовня/ Детский праздник в богатом доме, бедный мальчик-слуга подслушивает под дверью болтовню богатых детей. И избалованная девчонка "из хорошей семьи" говорит: "А уж из тех, чье имя кончается на «сен», никогда ничего путного не выйдет. Тут уж упрись руками в бока да держись подальше от всех этих «сенов»!" О чем тут речь? В Дании фамилии уже существуют. Но фамилии на -сен, происходящие от тех самых крестьянских отчеств - это ненастоящие, неблагородные фамилии. А настоящие фамилии, по всей видимости, происходят от названия поместья либо какого-то древнего рода, зачастую иностранного (например, немецкого). То есть нормальная фамилия, без всех вот этих "сенов", может быть только у человека богатого, знатного, потомственного землевладельца. Так оно в Дании - скорее всего, так оно и в Швеции тоже. Понятно, что у отца Нильса, крестьянина-арендатора, фамилии быть не может, ибо земли своей у него нет. Сколько поколений они ни просидят на том убогом наделе, где плуг толком не развернуть, все равно они останутся "Нильссонами" и "Хольгерссонами". В какой-то момент обычай называться отчеством уйдет в прошлое (помимо всего прочего, это попросту неудобно с государственной, бюрократической точки зрения. Когда одна семья поколениями сидит на одном и том же участке, это не столь существенно, а вот когда мир начинает стремительно развиваться и люди делаются непоседливы, удобнее, чтобы сын Хольгера Нильссона оставался Нильссоном, как и все его потомки). Если бы дело было во Франции, избалованная барышня, очевидно, говорила бы о том, что следует держаться подальше от тех, у кого в фамилии недостает частицы "де" (это как раз нашему читателю понятнее и привычнее). Хотя, с другой стороны, в книге упоминается "банкир Хагерман, сын бедного торпаря из Витшёвле", который, несмотря на то, что был сыном такого же арендатора, как и отец Нильса, фамилию, однако же, имел. Так что, видимо, все это несколько сложнее, чем мне представляется, но тем не менее общий принцип явно верен.

А вот теперь становится очевидно, почему в Исландии фамилий нет. Точнее, почему исландцы, шестьсот с лишним лет спустя обретя, наконец, независимость, объявили фамилии не соответствующими культурным традициям страны. Традиции традициями, но на тот момент это была чистая политика. На протяжении многих веков человек с фамилией был не просто иностранец - это был знатный датчанин или норвежец, приехавший в нищую Исландию собирать налоги или по другому подобному делу, и на исландцев смотревший как на грязь под ногами. Это была дань равенству и символ избавления от многовекового владычества чужеземцев. kot-kam.livejournal.com/2869961.html#comments

и в комментах еще много всякого

@темы: фамилии