Фуми-э (яп. 踏み絵, фуми «наступать» + э «изображение» — изображения Иисуса Христа и Девы Марии, использовавшиеся религиозными властями сёгуната Токугава для выявления тайных христиан. Подозреваемому предлагалось наступить на такое изображение, чтобы доказать, что он не является христианином. Использование фуми-э началось во время преследования христиан в Нагасаки в 1629 году.
Частично от них отказались после открытия Японии в 1856 году (в тех портах, куда получили доступ иностранные суда), но на остальной территории страны фуми-э продолжали использоваться вплоть до периода Мэйдзи, когда запрет на исповедание христианства был окончательно отменён в 1873 году. Изображения были также известны как э-ита и ита-э, а само испытание — как э-фуми (яп. 絵踏み).
В соответствии с политикой периода Эдо христиан убеждали отказаться от своей веры; те христиане, которые отказывались сделать это, подвергались пыткам. Если после этого они продолжали исповедовать христианство, то правительство казнило их. Иногда казни проводились на горе Ундзэн в окрестностях Нагасаки, где некоторых христиан бросали в жерло вулкана. Нагасаки был в своё время одним из крупнейших христианских центров в Японии, поэтому там церемония попрания образов (э-фуми) проходила каждый год, в восьмой день первого месяца. Особую заботу о зрителях и зрелищности проявляли женщины в разноцветных кимоно - обитательницы квартала удовольствий Маруяма.
Некоторые жители голландской фактории Дэдзима описали подобную церемонию в своих дневниках и заметках. Среди них можно назвать садовника Георга Майстера, жившего в Нагасаки в 1682-83 и 1685-86 гг., который оставил возмущённый отзыв в своей книге «Садовник искусства и наслаждения в Восточной Индии» (нем. Der orientalisch-indianische Kunst- und Lust-Gärtner). Напротив, очень спокойным выглядит подробный рассказ Энгельберта Кемпфера, работавшего в Дэдзиме врачом в 1690-1691 годах:
«Образы, которые содержатся в специально сделанном ящичке, отлиты из латуни и составляют примерно фут в длину. Их попрание происходит следующим образом: после того, как совет следователей усаживается на циновку, все обитатели дома, большие и маленькие, вместе с живущими тут же семьями должны собраться в большом покое. Окажется жилье близких соседей слишком маленьким для проведения церемонии — придут сюда и они. Покрытые бронзой фигуры лежат на голом полу; назначенный для проведения э-фуми писец раскрывает свою книгу и зачитывает все имена; каждый, чье имя прочтено, подходит и проходит по изображению или наступает на него. Матери поднимают маленьких детей, которые ещё не могут ходить, и ставят ногами на изображение, что расценивается так же, как если бы они прошли по нему. Когда это закончится, хозяин дома ставит свою печать под свитком, как свидетельство того, что они держат сторону следствия, и для того, чтобы дознаватели могли отчитаться перед правителем». https://sergeytsvetkov.livejournal.com/1610915.html
Как сообщают учёные братья из НИИ Конгрегации Доктрины Веры имени Томаса де Торквемада, с благословления архиепископа Джакомо Моранди, в ходе недавнего исследования им удалось доказать справедливость гипотезы Генриха Крамера и Якоба Шпренгера, сформулированной в их «Malleus Maleficārum» о том, что ведьмы нечувствительны к боли во время пыток по причине покровительства им инфернальных сил.
Братья уточняют, что постулат справедлив не для всех ведьм огульно, а исключительно для рыжеволосых (примечание — натуральных). Также в ходе дознания исследования удалось установить имя демона, помогающего ведьмам не чувствовать боли. Имя ему, докладывают братья — Проопиомеланокортин.
Ну хорошо, хорошо, а теперь серьёзно. Ни одна ведьма в ходе исследования, проведённого международной и межуниверситетской группой учёных, не пострадала. За ведьм отдувались мышки. Ага, рыжие: дело в том, что за рыжий мех у мышей и рыжие волосы у ведьм людей отвечает вариант гена, кодирующего постройку рецептора меланокортина 1 типа (MC1R) — "ленивый", или низкофункциональный его вариант. Он же виноват в том, что у рыжих людей и кожа светлее, и чувствительность к солнечному ультрафиолету выше. Но, как выснилось, этим коварство «ленивого» варианта гена не ограничилось.
Эта «лень» (или низкая функциональность, если угодно) приводит также к низкому уровню, прости господи, проопиомеланокортина — вырабатывается в гипофизе такой полипептид, предшественник гормонов. И к снижению уровня меланоцит-стимулирующего гормона (MSH) тоже приводит. А это снижение тянет за собой изменение работы уже совершенно иной системы — системы опиоидных рецепторов. Причём меняет её так, что опиоидные рецепторы становятся более чувствительными и к собственным, вырабатывающимся в организме, опиоидным пептидам (эндорфины, энкефалины, динорфины, эндоморфины и много других ругательных слов), и к опиатам (тому же трамалу), привнесённым извне. Итог — повышение болевого порога.
За красивыми научными фразами о механической, химической и термической ноцицептивной стимуляции кроется, по сути, та самая кухня инквизиции: подопытных кололи, сыпали соль на раны и жгли огнём. В общем, страдали мыши за науку. Зато учёные полны новых идей: например, можно разработать обезболивающее, работающее за счёт блокады рецепторов меланокортина-4.
https://dpmmax.livejournal.com/978787.html
Как голландки вели хозяйство во времена Рембрандта...Голландцы на картинах Рембрандта, Вермеера и их современников поражают белейшими манжетами, воротниками, чепцами и фартуками. Особенно когда ты понимаешь, что отбеливать и крахмалить в то время было тяжелейшим трудом и что вот так, в чистейшей одежде, голландцы ходили каждый день. Как же женщины организовывали свой быт, чтобы со всем справляться? Чистота важнее всего Голландки семнадцатого века действительно, на первый взгляд, были одержимы чистотой. В бельевом шкафу хозяйки, если она не была совсем уж бедна, лежали настоящие сокровища: хлопковые и льняные простыни, наволочки, скатерти, салфетки, чепцы, сорочки, кальсоны и, конечно, бесконечные воротнички и манжеты. Ткань, привезённая из-за моря, соседствовала с бережно сохранённым бельём столетней давности, сделанным из ткани соседней голландской провинции читать дальше
Картина Габриэля Метсю. Всё это добро регулярно, добросовестно и очень бережно стиралось, вываривалось, отбеливалось, крахмалилось и утюжилось — после использования, разумеется. Занимались этим, конечно, именно женщины. Пятнышко даже на фартуке, в котором убирались и готовили, было поводом его сменить. Чтобы вовремя заметить любой беспорядок в одежде, дом увешивали зеркалами, благо, в Голландии семнадцатого века позволить их себе в больших количествах могли многие.
Картина Питера Янссенса. В домах бывало очень прохладно, и женщины надевали на себя много слоёв одежды. Да, в отличие от большинства европейских городов семнадцатого века, в Голландии были кирпичные и булыжные мостовые и тротуары, с грамотно устроенной ливневой канализацией: мостовая была чуть выпуклой, и всё излишнее стекало к краям, где были устроены стоки. Это давало возможность женщинам возвращаться с прогулки с чистым подолом — привилегия, которой были лишены англичанки и француженки. Правда, гуляли голландки очень редко и только в сопровождении семьи. Часто выходили на улицу только служанки — за покупками. Но от служанки тоже требовали чистого подола. Засранцы и показушники Однако иностранцы, которым приходилось жить в голландских городах, быстро меняли своё представление о голландцах как о нации чистюль. Для начала, голландцы большего всего на свете не любили мыться. Они редко умывались по утрам, не мыли рук после туалета, только в честь больших событий мылись полностью. В основном голландцы мыли стопы перед воскресеньем, хотя лицо и шею всё же умывали каждый день (что давало, понятное дело, и некоторую чистоту рукам). 
Картина Питера де Хооха. Единственное, чем могли порадовать голландцы — частой сменой белья. Частично она и выполняла функцию омовения: лён и хлопок впитывали пот и сало и механически стирали отмершие чешуйки кожи. Так что от буржуа пахло довольно терпимо. А вот народ победнее от отсутствия привычки мыться и нехватки белья буквально смердел. Кухни голландцев были оборудованы просто изумительно. Во многих можно было встретить раковину с краном, похожие на те, которыми пользовались в двадцатом веке — воду подавал насос из цистерны. Порой к камину или голландской печи хитро присоединялся бак с водой, которая весь день потихоньку нагревалась. Это облегчало мытьё посуды. 
Картина Абрахама ван Стрия. В то же время кухней пользовались крайне редко, заходя туда только в случае, если подготовить обед или навести чистоту без заглядывания в кухню было невозможно. Очевидец-француз писал: «Они предпочтут умереть с голоду посреди своих сверкающих котлов и приборов, чем приготовить блюдо, которое хоть немного могло нарушить эту красоту. Мне с гордостью показывали чистоту кухни, столь же холодной за два часа до обеда, какой она была бы и два часа спустя» Точно так же никто в своём уме не пользовался гостиной и парадным крыльцом, чтобы чего-то не испортить, не испачкать, не измызгать и не залоснить. В гостиную заходили только вместе с гостями. Даже самая богатая хозяйка в другой день сидела со служанками в задней комнате, где обычно занимались рукоделием и готовкой (чтобы не пачкать кухню). Парадную дверь открывали только для свадеб и похорон. 
Картина Питера де Хооха. Самым ужасным иностранцы, которым доводилось гостевать в голландских домах, находили то, как долго стоят ночные горшки, прежде, чем служанка их, наконец, опорожнит. Спальни пропитывались их запахом, а голландцев ничего не смущало. Хорошей хозяйке готовить некогда Поскольку большую часть дня хозяйка вместе со служанками занималась наведением поразительной чистоты, ей было некогда заниматься многими другими вещами. Например, готовкой. Тем более, что чревоугодие — грех, и это было известно всем протестантам. Именно то обстоятельство, что готовить завтрак не надо и утренний туалет голландцев состоял в основном из справления нужды и быстрого одевания, позволяло служанкам вставать позже хозяев. Первым просыпался глава семьи. Он спешил открыть дверь и окна, поздороваться с соседями и только затем громко звал горничную. Под его крик просыпалась и вся семья. 
Картина Питера де Хооха. Горничная начинала день с того, что, одевшись, спускалась на улицу. Ей предстояло приготовить завтрак, то есть — дождаться по очереди булочника и молочника. Пшеничный хлеб в Голландии был очень дорог, так что булочники в основном предлагали хлеб из овса, ржи, ячменя и даже бобов (иностранцев голландский хлеб приводил в ужас). Вместо хлеба на завтрак можно было взять овсяного печенья. Всё это подавалось с сыром и, иногда, ещё с маслом — хотя чаще масло использовалось для готовки.
Картина Флориса ван Схоотена. Что касается обеда, то самым популярным блюдом был суп с большим количеством жира и специй. Его готовили очень часто только в воскресенье — ведь в воскресенье надо есть всё лучшее — зато на неделю вперёд. В остальные дни разогревали или подавали на стол как-нибудь так. Хлеб во время обеда и ужина также часто подавали чёрствый. 
Картина Питера Клааса. Удивительно ли, если хозяйки так редко готовили, что в Голландии были крайне популярны разного рода консервации: засоленная рыба, сливы в уксусе (их, кстати, добавляли в супы), копчёное мясо, фрукты долгого хранения и, конечно, сыр, много сыра. В любой непонятной ситуации голландцы ели сыр, тем более, что можно было потешить себя разными сортами — с разной фактурой и вкусом. Сад, огород, посуда Впрочем, стиркой и уборкой хозяйки всё же не ограничивались. На крохотном заднем дворике часто разбивали садик. Представления о прекрасном у голландок были простые: цветы высаживались по окраске лепестков, квадратиками. Узоров из цветов не делали и не понимали, глаз голландки радовал именно порядок. Цветы несли ещё одну функцию: летом они немного перебивали или смягчали запах от каналов, которые чистили не так уж часто и в которые сливали нечистоты. Неплохо считалось рядом с цветами разбить грядочку под дыни или зелень, чтобы лакомиться летом в обед. Если размер дворика позволял, сажали шиповник или бузину. Бузина была особенно любима — на ней можно было делать настойку. 
Картина Питера де Хооха. Хозяйки и служанки также следили за состоянием посуды. Большая часть посуды в доме была из олово. Её красиво оформляли, есть из неё было приятно, но она была крайне хрупкой и всё время ломалась. Требовалось поджидать сборщиков олова и продавать им лом, чтобы немного возместить ущерб и траты на закупку новой посуды. Праздничные сервизы — которые доставались, впрочем, и в будни, для гостей — заказывали непосредственно в Китае. С этим были свои сложности. Требовалось приложить к заказу подробное описание узоров, иначе ты рисковала получить чашки с драконами и другим китайским непотребством. Популярны были, судя по описаниям, цветочные мотивы, а также ангелочки. Правда, ангелочков заказывать было рискованно, они могли оказаться яркой восточной внешности, ещё и в языческих костюмах. 
Картина Питера де Хооха. Был случай, когда хозяйка, желая обновить сервиз, отправила в Китай на фабрику чашку, которую было не жалко: со сколом. Она получила действительно предметы с отличной копией нужного узора, но… все они были с треугольными выемками. Китайцы тоже боялись ошибок и тщательно воспроизводили образец. Самые богатые фабриканты, чтобы избежать конфуза, приглашали к себе на работу голландских художников, но пользоваться услугами этих фабрик могла не каждая хозяйка в Нидерландах. Сложности домохозяйства Даже за вычетом соблюдения гигиены и готовки вести быт было непросто. Во-первых, голландские дома были узкими и многоэтажными (до семи этажей!). По всем этим этажам приходилось бегать: то к бельевому шкафу (который стоял строго в спальне хозяев), то в угольный чулан (который часто размещали под крышей, по соседству с каморками горничных), то на кухню. 
Картина Питера де Хооха. Знаменитые голландские печи были распространены далеко не во всех городах. Часто в домах были камины — те самые, в которые ставили горшочки с торфом. Они очень плохо обогревали дом, и женщины всюду носили с собой специальные грелки — железные коробочки, внутри которых, опять же, тлел торф. На эти коробочки ставили ноги. Хозяева на мануфактурах выдавали их работницам — они считались обязательной частью условий труда. Служанкам приходилось непросто ещё и потому, что они очень часто были беременны. Хотя иностранцы шутили, что голландцы не увлекаются плотской любовью, поскольку это отвлекает от бизнеса, пойти работать служанкой и сохранить девственность было невозможно. Притом как не было принято спрашивать, отчего служанка беременна, так и не было принято узнавать, куда девался ребёнок. Негласно считалось, что его отдали кормилице, однако очень часто незаконнорождённые дети оказывались в канале: прокормить его матери не хватило бы денег. Правда, выбросить младенца в канал было не так просто, как кажется — ночью, например, запрещалось ходить по городу, поскольку из-за нехватки освещения происходило множество несчастных случаев. Ну, и идея трупиков в канале тоже городским властям не очень нравилась. Из-за того, что дома были узкие со стороны фасада и длинной стороной шли перпендикулярно к улице (и параллельно очень близким стенах соседних домов), большинство помещений были очень плохо освещены. Свечи были дороги, масляные лампы давали мало света, и в комнатах, где хозяйка со служанками занимались рукоделием, они заодно сажали себе зрение. (С)