Звездное небо от мастеров ночной фотографии trasyy.livejournal.com/993291.html (по ссылке много фото, но мне понравилась только это. Не люблю, когда звезды по небу размазывают)

@темы: пейзажи

---

Луизиана

@темы: Дикий Запад, карты

---

26.08.2011 в 01:22

Пишет  tweed tea:

Как "Мурка" связанна с фразой "Увидеть Париж, и умереть!" или чего только не было.
Сидела сегодня в интересных гостях. Собрались родительские одногрупники. И там был Таврик, спец. по русской революции. А у соседей подростков тоже были гости и чей-то блющий тенор затянул "Мурку". И Таврик рассказал про реальную подоплеку блатной песенки такое!

Вот никогда бы не подумала что она про реального человека, точнее про двух женщин. Да еще и какая история! Нет, в жизни бы не подумала что "Мурка" от женского лица...
Вот никогда бы не подумала, что водились анархисты-трансвеститы! Хотя хрен его знает, что там было)

Итак вот это персонаж 1: Маруся Никифорова (ну или Владимир Григорьевич Никифоров), но давайте по порядку!

Очень короткая жизнь. Очень много загадок…

Собственно какого пола атаманша Маруська историки спорили еще в советские годы. Даже версию про гермафродита рассматривали. Случай, между прочим, уникальный, так как в тюрьмах всегда устраивали "медосмотр" заключенных. Например что бы золотые часы из жопы вынуть или бриллиант из ноздри. И остаться за всю жизнь человеком с так и не выясниным полом при таких обстоятельствах это надо умудрится.

По официальной версии, Мария Григорьевна Никифорова родилась в 1885 году в городе Александровске (нынешнее Запорожье) в семье штабс-капитана, героя русско-турецкой войны и кавалера множества боевых наград. Однако позже Маруся рассказывала (в частности Нестору Махно), что ей в ранней юности приходилось работать прачкой, и что в это время она была изнасилована. Почему дочери отставного штабс-капитана приходилось работать прачкой, нянькой, мойщицей посуды на водочном заводе – не известно. Хотя по версии некоторых историков, Маруся в 16 лет сбежала из дому и сама зарабатывала на пропитание – но эта версия не подтверждается никакими документальными свидетельствами.

В 17 лет Мария вступила в партию социалистов-революционеров и увлеклась теорией индивидуального террора. Это была эпоха великих террористов – Гершуни, Азефа, Савинкова, Каляева. Но в 1904 году Маруся познакомилась с идеями анархизма – и они ей показались более близкими и родными. Общество, основанное на частной собственности, должно быть разрушено. Государство как инструмент насилия не имеет права на существование. Маруся эти истины интерпретировала по-своему. Она примкнула к наиболее радикальному крылу анархистов – так называемым "безмотивникам". "Безмотивники" бросали бомбы и стреляли не только в крупных чиновников и политиков – объектами их охоты становились просто зажиточные люди, буржуа, представители средних слоев населения, интеллигенция и даже рабочие – как основная сила, помогающая капиталистам зарабатывать деньги. Наиболее известными террористическим акциями с участием Маруси стали взрыв кафе Либмана и галантерейного магазина в Одессе, а также взрыв вагона первого класса в поезде около Никополя. Чуть позже от взрыва бомбы, брошенной Марусей, погиб администратор одного завода, а сам завод был остановлен на две недели.

В 1907 году в Херсоне на ее след напала полиция. Маруся пыталась покончить с собой, взорвав бомбу, но взрыва не получилось. Маруся предстала перед судом. Ее обвинили в ряде экспроприационных актов и четырех убийствах. По этим обвинениям она получила срок – 20 лет каторги с предварительным отбыванием наказания в Петропавловской крепости.

Вот здесь мы и сталкиваемся с первой загадкой Маруси Никифоровой. Ее сокамерница в Новинской тюрьме Екатерина Никитина вспоминала: "Очень молодая угловатая женщина, невысокая, коренастая, стриженная под скобку с бегающими карими глазами. Испитое мальчишеское лицо, в котором, несмотря на ее молодость, было что-то старческое. Такого политического типа мы еще не видали. Сокамерницам своим она сообщила, что осуждена за убийство пристава на смертную казнь, которую ей по малолетству заменили 20 годами каторги. Вела она себя странно. Попеременно называла себя то анархисткой, то эсеркой, но сама не врубалась даже в азы революционных теорий. Книжек не читала".

Вскоре заключенные начали готовить побег. Марусе они особо не доверяли, поэтому, чтобы разузнать о ней, послали записку на волю, а также поинтересовались у ее "товарищей" по процессу в Бутырках. Пришел ответ: с воли подтвердили, что знают Марусю как честного и порядочного товарища, хотя насчет смертной казни она приврала. Мнения политкаторжанок по поводу Маруси разделились. Одни хотели потребовать у администрации ее перевода в другую камеру. Другие – постарше и сердобольней – предлагали взять ее с собой, для совершения побега. Но тут начали проявляться "особые обстоятельства" в поведении Маруси, на которые намекали ее подельники. В камере начали подозревать что, она – мужчина, поводов к тому было несколько: во-первых, она никогда не снимала при других женщинах верхнюю рубашку, во-вторых, никогда не ходила вместе со всеми в баню.

В той же камере сидела Наталия Климова, аристократическая красавица, гражданская жена знаменитого лихого террориста и грабителя банков эсера-максималиста Соколова-Медведя. Тут и появился второй персонаж из "Мурки".
И вот к этой роскошной женщине начала клеиться Маруська со своей любовью, плакать, страдать, закатывать сцены ревности. Видная террористка Фаня Иткинд, сидевшая в этой же камере, заявила, что если подтвердится информация, что Маруся – мужчина, то она ее сама лично "грохнет". Хотя по воспоминаниям Никитиной: "Климовой очень льстило такое внимание. Они часто ходили вместе. Часто их можно было застать сидящими рядом и о чем то говорящими."

Сокамерницы в итоге решили, что самая видная и пожилая каторжанка должна была вызвать Марусю на откровенный разговор и выяснить, какого же она пола. Такой разговор состоялся, и старейшина камеры Анна Павловна, разводя руками, сказала: "Действительно, мужчина, вернее – мальчик. Зовут Володя. Но история совсем особенная: участвовал в убийстве пристава, потом скрывался в женском платье и в женском же платье был осужден. Сидел в одиночке в Чернигове. Потом шел этапом в Москву и везде его принимали за женщину. В общем нечастный просит его понять и ради бога пожалеть. Плачет".

Камера ахнула! Понятно, хоть и врет много, но это очевидно по-мальчишески... К уголовницам его спровадить нельзя – сразу же донесут, оставить в камере – он и их, и себя провалит, поскольку держится глупее глупого. В конце концов, решили, что Маня останется Маней, им все равно, кто она – мальчик или мужчина. Поставят ей приставную койку у окошка, запретят петь, скакать, ходить к доктору и в уборную, когда там кто-нибудь есть, а выходить из камеры она должна будет только в сопровождении авторитетных политкаторжанок. Манька, когда ей сообщили решение, всплакнула, высморкалась, а спустя некоторое время запела во все горло сильным мальчишеским альтом "У Полтаві на риночку".

Есть и другие свидетельства того, что Маруся Никифорова на самом деле была либо трансвеститом, либо и вовсе гермафродитом. Либо талантливой авантюристкой.

Побег из Новинской тюрьмы, в подготовке которого участвовал молодой Владимир Маяковский, состоялся успешно. На свободе Маруся развернула бурную деятельность, не смотря на все предупреждения. Однако Марусю снова арестовали, отправили по этапу в Сибирь. По доносу ... Наташи Климовой, которая до этого участвовала в ее делах.
Во время ареста, узнав, кто ее предал, Маруся выстрелила в подругу. Дело происходило на выходе из ресторана. Сюжет весьма четко совпадает)
Наташа Климова выжила. К ней мы еще вернемся.

В Сибире Маруся задержалась не надолго. Там она организовала вторичный побег, добралась до Владивостока, оттуда по поддельным документам – в Японию, а далее – в США, где некоторое время работала в редакциях анархических газет. Здесь открылся ее публицистический дар – она писала статьи на злобу дня и острые фельетоны.

В 1913 году Маруся переехала в Европу, жила в Испании и во Франции. В Париже брала уроки скульптуры и живописи у Огюста Родена. Старик Роден считал ее одной из своих наиболее талантливых учениц. Анархист Артемий Гладких в 1918 году утверждал, что видел Марусю в Париже, и иногда она ходила в мужском костюме, выдавая себя за Владимира Никифорова. Он же утверждал, что в Токио Маруся произвела операцию по смене пола и пересадке женских гормональных желез. Хотя для начала ХХ века эта информация была чем-то из сферы фантастики. И рассказывали ее как шутку. Мол Маруся пошутила, а ты поверил.

По крайней мере, в 1914 году Маруся как женщина (причем единственная женщина) вступила во французский Иностранный легион и прошла учебу в офицерской школе. Напоминаю, что легионеры проходят мед.осмотр. Так что или она всегда была бабой, или в Японии делали операции по смени пола на 80 лет раньше. Хотя сослуживци уверяли, что "Маруся" парень как парень и слухи все это. В 1916 году ее отправили в Грецию, в район города Салоники – воевать с турками. Но с началом революции в России Маруся дезертировала и, пробравшись через несколько линий фронта, в апреле 1917 года появилась в Петрограде.

Здесь ее встретили как героиню – революция амнистировала всех политзаключенных. Она выступала на митингах, призывая народ не останавливаться на достигнутых революционных успехах и завершить святое дело анархической революции. В июле – после разгона Временным Правительством демонстрации левых сил – Марусе пришлось бежать из Петрограда. Ее ближайшая подруга Александра Коллонтай угодила в тюрьму. Сама Маруся вернулась на родину, в Александровск, находящийся под юрисдикцией Центральной Рады.

Марусю воспринимали как признанного лидера анархистского движения юга Украины. Она создала рабочие Черные дружины в Александровске, Екатеринославе, Одессе, Николаеве, Херсоне, Каменске, Мелитополе, Юзовке, Никополе, Горловке. Как пишет историк Виктор Савченко, "эти отряды стали дезорганизовывать и терроризировать государственные структуры Временного правительства республиканской России, а с ноября 1917 года и молодые структуры власти Украинской народной республики. Для вооружения и обеспечения черногвардейской Вольной боевой дружины Маруся экспроприировала у александровского заводчика Бадовского один миллион рублей. Часть денег Маруся передала Александровскому совету в виде подарка. Большие деньги реквизировал ее отряд и у помещиков Екатеринославской губерниия".

В сентябре 1917 года Маруся была арестована по приказу комиссара Временного Правительства в городе Александровске. На следующий же день все предприятия Александровска остановили работу. Власти были вынуждены пойти на уступки. Марусю просто на руках вынесли из тюрьмы. Она превращалась в народную героиню!

В это же время она знакомится с Нестором Махно – новым вождем анархистов. Если Маруся была продуктом городской анархистской стихии, то Махно был анархистом крестьянским. И очень скоро организаторские таланты Махно стали доминировать над авторитетом Маруси. Хотя у анархистских вождей не было серьезных противоречий. Более того – некоторые биографы Махно утверждают о якобы имевшем место романе Маруси и Нестора.

Между прочим до этого момента все полит. обозреватели вопили о том что Маруся - парень, "извращенец в бабских тряпках", а вот после она резко "сменила пол". А то неудобно как то - народные герои и педерасты...

Опять же, как пишет Виктор Савченко, "со своим «черногвардейским» отрядом Маруся участвует в установлении советской власти в Крыму, в боях с отрядами крымских татар. Матросы-черноморцы вынесли резолюцию о поголовном истреблении буржуазии и перешли от слов к делу. Только в Севастополе и Феодосии было зверски убито более 500 человек. Вместе с анархистским отрядом Джапаридзе, отряд Никифоровой ворвался в Ялту. Был разграблен Ливадийский дворец и расстреляно несколько десятков офицеров. Далее путь Маруси лежал в Севастополь, где по ее данным в местной тюрьме томились восемь анархистов, которых арестовали за то, что они с балкона гостиницы бросали бомбы в толпу. Севастопольские большевики, опасаясь столкновения с отрядом Маруси, выпустили арестованных, не дожидаясь прихода атаманши. Интересно, что появившаяся на несколько дней в Феодосии Маруся была тут же избрана в Исполком уездного крестьянского совета и успела организовать местный анархистский отряд Черной гвардии. А уже 28 января 1918 года отряд Никифоровой прибыл в Елисаветград (Кировоград) устанавливать власть Советов. В то время в городе находился украинский запасной полк и конная сотня Вольного казачества Украины (всего 900 бойцов). Анархисты вместе с отрядом большевиков разогнали местный гарнизон Центральной Рады, арестовали представителей украинской власти. Местного военного начальника, полковника Владимирова, Маруся сама застрелила за отказ выдать анархистам ключи от военных складов. Жители уездного Елисаветграда надолго запомнили «дружинников» Маруси, которые несколько дней терроризировали город, грабя и убивая «буржуев»".

В Елисаветграде Маруся вошла в конфликт с местным советом и при поддержке своего приятеля, матроса-большевика Полупанова, приказала расстрелять совет из пушек. Это был первый разгон парламента подобным образом. Позже такая методика борьбы с парламентаризмом станет надежным и испытанным средством...

В Екатеринославе (Днепропетровске), на который совершила набег Маруся, были разгромлены магазины и лавки. Сама она грабила преимущественно кондитерские и магазины женского белья. Как там у Высоцкого? "Баба как баба – и что ее ради радеть?"

"Теперь опять вынырнула на Украине, – фиксирует слухи белогвардейский журналист Амфитеатров-Кадашев, – опять совершает нечеловеческие жестокости: под Мелитополем, после нападения на поезд, ею собственноручно застрелено 34 офицера! Рядом с нею орудует Махно, тоже каторжанин, бывший народным учителем".

В апреле 1918 года под ударами германских и австрийских войск Никифоровой с ее Черной дружиной пришлось отступить за пределы Украины. В Таганроге ее арестовали большевики. Марусю обвиняли в мародерстве, жестокости и грабежах. Обвинитель требовал для Никифоровой расстрела. Возглавлял суд Владимир Затонский. После того, как присутствующие анархисты пригрозили восстанием, суд вынес Марусе оправдательный приговор.

И она снова начала действовать – теперь уже на территории России. Воронеж, Брянск, Саратов, Ростов… То тут, то там появлялась веселая Маруся. Р. Рошаль писал: "По улице с бешеной скоростью мчится экипаж. Небрежно развалясь, сидит в нем молодая брюнетка в залихватски надетой набекрень кубанке, рядом, повиснув на подножке, плечистый парень в красных гусарских рейтузах. Брюнетка и ее телохранитель увешаны оружием".

В конце 1918 года большевики снова арестовали Марусю. Она провела некоторое время в Бутырке, а позже предстала перед судом, запретившем ей занимать командные должности сроком на полгода. Несмотря на это, она тайно организовывала – при поддержке украинских большевиков, в первую очередь, Владимира Антонова-Овсеенко – партизанский кавалерийский отряд. Но в самом начале 1919 года этот отряд, проведя несколько операций против сторонников Симона Петлюры, в полном составе влился в армию Нестора Махно.

В начале июня 1919 года отношения между Махно и большевиками расстроились. Анархисты были объявлены вне закона, часть представителей махновского штаба во главе с Озеровым была расстреляна. В это же время Маруся разрывает отношения с Нестором Ивановичем. Она требовала радикальных действий против большевиков, Махно считал это безумием и занимал выжидательную позицию. В результате Махно вышвырнул Марусю из своего бронепоезда и бросил в нее пачку со 100 (или даже 500) тысячами рублей.Как в дешевом романе!

Маруся незамедлительно перешла к формированию групп, которые должны были организовать революционный террор. Первая группа – во главе с самой Марусей и Бжостеком, польским анархистом, неизвестно что забывшем в России, должна была ехать в Москву, чтобы ликвидировать Ленина и Троцкого. Вторая группа – во главе с Максом Черняком – отправилась в Сибирь для организации убийства адмирала Колчака.

В Москве Маруся создала Всероссийский повстанческий комитет революционных партизан, в который вошли более 40 человек – преимущественно анархисты. Она начала проводить экспроприационные акции, собрав таким образом более 4 млн. рублей («На мировую революцию», – объясняла она). В планы входило уничтожение всей верхушки партии большевиков, а также взрыв Кремля.

25 сентября 1919 года в здании Московского комитета РКП (б) в Литейном переулке (в этом здании ныне находится Посольство Украины в Российской Федерации) должен был состояться пленум МК РКП. На пленуме должны были выступить Ленин и Троцкий. После начала работы пленума прогремел оглушительной силы взрыв. Погибли 12 человек – в том числе лидер московских большевиков Загорский. Николай Бухарин и Емельян Ярославский были ранены. Ленин и Троцкий попросту опоздали к открытию пленума и остались невредимы.

Во время попытки взрыва Кремля практически вся анархистская организация была раскрыта. Многие участники подпольной группы – арестованы. Марусе удалось бежать из Москвы в Крым.

Здесь Никифорова взялась планировать покушение на генерала Деникина. Она хотела взорвать командующего белыми войсками вместе с его ставкой, а потом выехать в Польшу для организации анархистской революции. Вскоре они были схвачены морской контрразведкой и казнены в Симферополе (по одному из сведений, генералом Слащевым). О ее казни сообщалось 21 октября 1919 г. в "Известиях ВЦИКа".

Вполне правдоподобно звучит версия, записанная Амфитеатровым-Кадашевым: "...На суде Маруся держалась великолепно: совершенно спокойно приняла смертный приговор, заявив: «Да что вы можете еще со мной сделать – только вздернуть!» Так же спокойно встретила она и казнь. Прощаясь с Бжостеком (он приговорен к вечной каторге), она, правда, заплакала, но затем сдержалась, бодро стала на скамейку, сама надела себе на шею петлю…".

Другой известный анархист, А.Н. Андреев, в письме, посланном после выхода цитировавшейся в начале книги Никитиной, излагает такую версию финала Марусиной жизни:
"Последняя действительность такова. После ареста Никифоровой в Харькове по обвинению в большевизме она, неузнанная, была освобождена и вновь арестована в Севастополе, в тылу у белых, со своим другом Бжостеком: шла подготовка покушения на Деникина. Многие относились к Марусе с большим уважением, как к исключительной женщине, и вполне справедливо <…> Маруся Никифорова с большим достоинством держалась на суде белых и своим героизмом заслужила удивление даже их. Перед казнью ее не покидало мужество, и она воскликнула: «Да здравствует Анархия!».

Однако ни одного документа, свидетельствующего о казни Маруси, не осталось.

Существует и другая версия: будто Маруся тайно перешла на работу в ЧК и была отправлена сначала в Польшу, а потом во Францию. В 1919–1920 годах для создания надежных легенд подобного рода агентам обеспечивались фальшивые некрологи в прессе. Возможно, и некрологи по Марусе Никифоровой в анархистской прессе – это тоже прикрытие? По крайней мере, существуют неподтвержденные данные, что именно Маруся Никифорова готовила Шварцбарда к убийству Симона Петлюры. Эта версия была довольно распространенной между Первой и Второй мировыми.


Теперь вернемся к Наташе Климовой.


Наталья Сергеевна Климова (1885—1918) — русская революционерка, член партии эсеров. Дочь рязанского помещика, присяжного поверенного, председателя Рязанского отдела «Союза 17 октября», члена Госсовета от рязанского земства Климова, Сергея С. (?-1907).
Окончила Рязанскую женскую гимназию и оступила на курсы Лохвицкой-Скалон в Санкт-Петербурге
1906 — была с отцом на Ривьере
1906 — в мае вступила в партию эсеров-максималистов
1906 — 30 ноября арестована за участие в покушении на Петра Столыпина (взрыв на Аптекарском острове). В казематах Петербургского ДПЗ Наталья Климова написала знаменитое «Письмо перед казнью», которое было напечатано осенью 1908 года в журнале «Образование» рядом с романом Марселя Прево и впоследствии обошло весь мир. Позже, для детей, Климовой была написана повесть «Красный цветок».
1907 — приговорена военно-полевым судом к смертной казни, замененной бессрочной каторгой.
1909 — в ночь с 30 июня на 1 июля из Московской Губернской женской тюрьмы (Новинской женской тюрьмы) бежало тринадцать каторжанок, вместе с тюремной надзирательницей Тарасовой.

После достопамятного выстрела Климова месяц провалялась в госпитале в Москве. Их подельники Калашников и Коридзе давно арестованы, вся Рязань была перевернута вверх дном жандармерией. Через месяц некий инженер отвез Наталью Сергеевну, как свою жену, по магистрали Великого Сибирского пути. На верблюдах через пустыню Гоби Климова добралась до Токио. Из Японии пароходом в Италию. Оттуда в Париж.
В эмиграции Климова — член Боевой организации ПСР. Подруга Бориса Савинкова. В Париже она наконец то встретила Марусю. По воспоминанием Савиникова, довольно воспитанная натура, №Наташа закатила ужасную сцену, встречному на бульваре молодчику. Даже чуть не задушила его шарфом."
В 1912 году встретила оставшегося неизвестным товарища, социал-революционера, боевика, бежавшего с Читинской каторги. И главное, мистер Х, оказался хорошим другом Михаила Соколова, "Медведя" - ее гражданского мужа, пропавшего в России. Быстрый роман, торопливый брак.
Наташа отошла от революционной деятельности. Страстная натура, она полностью отдаётся материнству. Первый ребенок. Второй ребенок. Девочки. Борьба с нелёгким эмигрантским бытом.
Потом грянула революция в России и революционеры организовывают пароход в Росиию, но дети простудились, пароход ушёл. В сентябре у Климовой рождается третий ребенок, тоже девочка, живет недолго.
В 1918 году Наталья Сергеевна делает последнюю попытку уехать в Россию. Куплены билеты на пароход. Но — гриппом заболевают обе девочки Натальи Сергеевны, Наташа и Катя. Ухаживая за ними, заболевает сама Климова. Но это не просто грипп, это грипп 1918 года — мировой мор, "испанка". Климова умирает, и детей воспитывают друзья Натальи Сергеевны. Благодаря чему в русском языке появилась фраза: "Увидеть Париж и умереть". Это она написала в последнем письме, некой знакомой в Таганрог, но не успела отправить. Ну ка, кто это у нас в 1918 торчал в Таганроге?Отец — он в России — встретится с детьми только через пять лет, в 1923 году.



Ну а песня... Песня была записана в 1920-х годах Яковом Ядовым, знаменитым Одесскм поэтом. Существует версия, что музыка была написана знаменитым композитором Оскаром Строком в 1915 году. Этого композитора не зря называли «королём танго»: "Мурка" — классическое танго. Первоначальный вариант текста гулял по стране начиная с 1910х. Все тот же Антонов-Овсеенко писал про это "блатное танго" в марте 1910. Слова Ядова не носили блатного характера, в них отсутствовали слова про урок, банду из Амура и "малину" и таки да, "Мурка" — классическое танго.
До обработки Ядова был просто городской романс. И там были несколько другие слова. Ну а про банду из Амура появилось в 1918х. Амуром в годы Гражданской войны назывался бандитский район Екатеринослава, ныне Днепропетровск. Черные дела — анархистские дела, по цвету знамен. Время возникновения песни также совпадает с временем оккупации Екатеринослава махновцами, сотрудничавшими с Марусей Никифоровой.
А так... Вариантов песни!.. Выбирай на свой вкус.

@темы: женский вопрос

---

05.10.2011 в 15:13

Пишет  tweed tea:

Ожерелья

500 - 364 до н.э.

+++

индейцы Северной Америки, 1779–80


Греция, 1765


Julia Manheim


Ladakh, 1800-1850


Египет, царствование Аменхотепа III


Персия, конец XIX


Тибет, XVI


Англия, 1835-1840


Египет, 1450 до н.э.


Этруски, V до н.э.


Ирландия, 1000 до н.э.


Туркмея, XIX


Вавилония, 450-500 до н.э.


Гавайи, начало XIX


Ява, Х


Рим, III


Lucie Rie


Индия, XVIII


Италия, XI


Монголия, начало XIX


племя Масааи, Африка, ХХ


Марокко, XIX


Рим, 259 до н.э.


Месопотамия, 2600–2500 до н.э.


Мерсия, 929-1010


Уэльс, VI


Эквадор, ХХ


Колумбия, 2300 до н.э.


Океания, ХХ


Европа, XVIII


племя Рендилле, Африка, ХХ


Иран Х - XI


Египет, 1981 до н.э.


Таиланд, начало ХХ


Tess Sholom


Океания, ХХ


Лаос, XIX


Индия, 1850


Египет, 1353–1336 до н.э.


центральная Европа, VI-VII


Египет, правление Тутанхамона


Испания, XIX


Robert F. Clark


Египет, 1295–1185 до н.э.


Африка, XIX


Бирма, XIX


Византия, V


США, 1950е


Непал, XIX


Марокко, XIX


Армения, VII


Непал, начало ХХ


Египет, 2030е до н.э.


народность Miao, Китай, 1920е


Испания, XVI


Мали, племя Djenné, XIV


Египет, 1479–1425 до н.э.


Muriel Kallis Newman


Калининградская обл, VIII


Нигерия, начало ХХ


тер. Австрии, VII


House of Chanel


Нормандия, VII


Керала, Индия, конец XIX


Океания, ХХ


Тибет, 1875


Gujarat, 1880


Нага, Индия, XIX


Непал, XVIII


William Harper


Англия, 1965


Индонезия, XVII


Kazuhiro Itohy


Марокко, XIX


Балканы, ХVII


Китай, VIII


Бразилия, XIX


Греция, VI до н.э.


США, 1950е


Южная Африка. ХХ


Тамилы, Индия, конец XIX


Месопотамия, 2600–2500 до н.э.


Уэльс, VII


House of Chanel


Тибет, XIX


Филиппины, XVI


Византия, VI


племя Банки, острова Аоба, начало ХХ


William de Lillo


Рим, IV - III до н.э.


Балканы, XVII


индейцы Yotoco, тер. Колумбии, I-II


США, индейские племена, конец XIX


Ява, VIII - X


тер. Франции, II до н.э.


Африка, середина XIX


Непал, конец XVIII


Oscar de la Renta, Ltd, Tess Sholom


500г, племена франков


Бирма, XIX


Александрия, IV


индейцы Moche, тер. Перу, III-IV


Соломоновы о-ва, XIX


Византия, VII


Перу, XV


Miriam Haskell, 1928


племя Ono Niha, Индонезия, конец XIX


Индия, начало XIX


Reginald Pearson, 1915


Niederbreisig, Germany, VI


Тибет, XVII

Кому что понравилось?

@темы: камешки, бисер

---

25.11.2011 в 14:51

Пишет  tweed tea:

Маленькая вселенная
Мне всегда было интересно "что там, как там?" до до юрт доезжать пока не приходилось. А сегодня прямо в руки интеренет свалил все нужное)

Юрта


В доме, который по нескольку раз в год приходится разбирать и перевозить на новое место, не может быть ничего лишнего, а все необходимое должно находиться на строго определенных, освященных традицией местах

Юрта для монголов была центром мироздания. На этом осно­вывалась вся символика жилища.
Юрта обычно ориентирована по оси север – юг. Вход обра­щен к югу. Правая, западная сторона юрты – мужская; левая, восточная — женская.
В центре юрты – очаг, главный сакральный объект человеческого жилища.
Возле очага – опорный столб с развилкой наверху, упирающейся в обод дымового отверстия. Этот столб, или шест, – символ древа жизни, магической связи поколений и времен. Когда женщина рожала, она двумя руками охватывала столб, а на нем делалась зарубка. Когда человек умирал, вместе с ним к месту погребения везли и шест.
Через дымовое отверстие юрты проникали солнечные лучи. Внутреннее пространство юрты, подобно циферблату, символически было разделено на 12 частей. Солнечный луч пермещался от одной части до другой в течение двух часов. Каждый из этих двух часов обозначался именем одного из животных цикла: час Мыши (0 – 2); Быка (2 – 4); Тигра (4 – 6); Зайца 6 — 8); Дракона (8 — 10) и т.д. Опоясывающий юрту животный цикл определял хозяйственное назначение того места, с кото­рым его связывала традиция.
Мышь — знак богатства и его на­копления; в северной части юрты под знаком мыши хранили самое дорогое имущество и сажали почетных гостей.
Собака — символ охоты. В севе­ро-западной части юрты, под знаком собаки хранилось оружие.
Дракон — символ воды и водной стихии. На женской половине юрты под этим знаком хранились сосуды с водой.
Под знаком овцы (юго-запад) со­держали новорожденных ягнят и т.д.
В Хакасии вход в юрту строго ориентирован на восток. Юж­ная сторона – мужская, северная – женская. Обереги, фетиши хакасской юрты называются тёсями. Это семейно-родовые по­кровители, духи предков, зверей и птиц, а также помощники шаманов. Тёси охраняют жилище и скот, являются хозяевами жилища. Они строго делятся на «чистых» (тёсей мужской сторо­ны) и «нечистых» (находящихся на женской стороне). Существу­ют тёси и с внешней стороны юрты. Тёси положено кормить. При этом женщины не должны прикасаться к мужским тёсям. Самые почитаемые у хакасов хозан тёси (хозан - заяц), они представляют грозный дух старых дев и изготовляются из цель­ной шкурки зайца-самца – для домашнего тёся, либо из головы зайца — для тёся скотного двора.




Юрта в разобранном виде весила около 250 кг. Деревянными решетками, на которые набрасывали войлочные кошмы, регулировали полезную площадь. Постели хранились в сундуках, у входа стояли деревянные ведра, бурдюки. На низких столиках — деревянная или металлическая посуда. В длинных ящиках с орнаментированной лицевой стороной — продукты и одежда, они же служили сиденьями. На западной, мужской, стороне находились кровать главы семьи, охотничье снаряжение, упряжь




Казахская юрта – кииз уй относится к тюркскому типу разборных решетчато-войлочных построек, и является самым лучшим переносным жильем. Казахи были кочевым народом, и им нередко приходилось разбирать их и ставить в другой местности.Юрта имеет полусферическую форму, способную выдержать ураганы, дождь, снежные бури и наносы. Она состоит из красиво изогнутых и складывающихся решетчатых стен – кереге, сводчатых жердей – уыков, верхнего обруча – шанырака.
Все это обвязывается веревками и ковровыми дорожками, покрывается по бокам четырьмя туырлыками, поверх их – двумя узуками и тундуком (войлочные покрытия), которые служат стенами и кровлей жилища, надежно защищающими от непогоды.
Издревле была в почете белая юрта – ак уй, считавшаяся символом достатка и благополучия. Она имела от 8 до 12 кереге (решетчатых стен) в кругу, примерно 140-150 уыков (сводчатых жердей), вдвое больше, чем в обычной.
Белая юрта покрывалась белым войлоком, обтягивалась циновками, а вверху, где к ней прикреплялись уыки, покрывалась широкой ковровой полосой – баскур. Неизменными принадлежностями казахской юрты являлись всевозможные завязки и подвесные украшения – тангыш, шаныракбау, аркан, уыкбау, желбау и так далее. Двери юрты – сакырлаук – украшались тонкой резьбой, костяной инкрустацией или росписью, прикрывались войлочной завесой.
Войдя в обычную юрту, человек попадал в неповторимый мир орнамента. Взору открывались всевозможные ковры, паласы, корпеше, подушки. В центре юрты обычно ставили очаг – треножник с котлом для приготовления пищи на огне, а в парадной юрте имелся круглый стол для трапезы – дастархан. При входе в юрту слева, как полагается, висели принадлежности конской сбруи и приспособления для охоты с ловчей птицей.
Чуть подальше ставилась деревянная кровать – тосегаш – для молодоженов, с пологом, прикрывавшим их постель от посторонних глаз. Рядом с тосегаш на двух-трех подставках ставили набитые домашними вещами войлочные или ковровые чехлы – каршын, тен, а на них два-три сундука (абдре), поверх которых складывали одеяла, подушки, чтобы продемонстрировать достаток жившей в юрте семьи. Справа от входа ставили – асадал – разборный шкаф для посуды, скатертей, салфеток; кебеже – ларь для продуктов; кухонные принадлежности. Здесь же висели настенные сумы – аяккап для посуды, теркеш – футляры для пиал.
О социальном положении казахов можно рассказать по юрте:
• Белая юрта, ак уй – самая почетная и богатая.
• Обычная юрта покрыта войлоком темного цвета и называется кара уй.
• Юрты малого размера называются отау уй, такие юрты ставились для новобрачных.
• Походная юрта называется жолама уй.
• Кос – это жилище для пастухов.



Проблему создания жилища, отвечающего всем требованиям окружающей среды и кочевого образа жизни, решили давным-давно. На могильных плитах, которыми гунны и тюрки огораживали места погребения своих сородичей, ясно читается незамысловатый орнамент. Он напоминает "хану", решетчатую стенку современной юрты.

Во времена монгольской империи жилища устанавливали на телеги, предназначенные для дальних перекочевок. Расстояние между колесами такой повозки достигало 6 метров, а тащили ее 22 быка. Вот как описывал подобные конструкции современник Чингисхана: "Дом, в котором они спят, они ставят на колеса из плетеных прутьев. Бревнами его служат прутья, сходящиеся кверху в виде маленького колеса, из которого поднимается шейка, наподобие печной трубы. Дом они покрывают белым войлоком, чаще пропитывают также войлок известкой, белой землей и порошком из костей, чтобы он сверкал ярче. Этот войлок около верхней шейки они украшают красивой живописью. Перед входом они также вешают войлок, разнообразный от пестроты тканей. Войлок пропитывают салом или овечьим молоком, чтобы нельзя было проникнуть дождю".

Раньше женщины жили отдельно. Если у батыра было несколько жен, то каждой полагалась благоустроенная юрта. Жены ставили их к западу от мужнего дома. Так что двор богатого монгола выглядел как большой город.

Со временем перевозную юрту целиком вытеснило сборно-разборное жилище. В нем каждая деталь целесообразна и взаимозаменяема. Основные элементы юрты - деревянный каркас и войлочные покрытия. Все это в случае опасности или перевозки на дальние расстояния легко укладывалось в телегу. Всего за полчаса юрта разбирается и собирается. С помощью секций "хана", составляющих стенку, можно менять внутреннее пространство. С появлением новых членов в семье жилую площадь увеличивают, добавляя секции. Зимой часть стены убирается, юрта становится меньше и обогреть ее легче. Войлочные дома изготавливают мелкие частные предприятия. Цена - около 1 000 долларов за штуку.
Если сын решает жить отдельно, то отец обязан подарить ему юрту. Ее кровля состоит из жердей, верхний конец которых заострен. Верхним концом жердь упирается в "тоно" - центр кровли, а нижним крепится к решеткам. Давление кровли распределяется по стене равномерно. Вход в юрту закрывала завеса из стеганого войлока, которую позже сменила деревянная дверь. Обычно зимой к дверям пристраивают теплый тамбур. Любопытно, что раньше хозяину разрешалось сломать хребет всякому, кто наступал на порог юрты. Считалось, что порог - место священное. Если наступишь на него - хранители дома загубят хозяина. Нынче священное место переместилось с порога внутрь. Оно находится у двух опорных стоек, поддерживающих крышу. Проходить между ними запрещено, но если вы нарушили табу, хребет вам ломать никто не станет.
Как правило, юрта не имеет окон. Свет проникает в нее через отверстие наверху, а в теплое время - через открытую дверь. Интерьер кочевого дома очень прост, но каждая вещь тут имеет свое раз и навсегда установленное место. В центре находится очаг. Железные печки с трубой появились только в XIX веке. Северная половина юрты - самая почетная, для гостей и старейшин. Там располагается домашний алтарь. На него ставят изображение божества, молитвенный барабанчик, вешают мандалу или танку. Восточная половина - для хозяев дома. Остальные члены семьи располагаются в западной части.
Если кочевнику лень устанавливать стену, то в качестве жилища можно использовать только купол юрты. Такой дом зовется "хатгур". Не все отдают предпочтение юртам. Некоторые живут в майханах, палатках. Майханы легки, просты, устойчивы. Конструкция состоит из нескольких шестов, на которых держится покрытие из плотной брезентовой ткани. Иногда рядом с кочевым жилищем ставят деревянный домик. "Монголы живут в нем только летом, - писал Рерих. - На зиму они перебираются в теплые юрты с деревянным полом, железной или кирпичной печкой".
На заре буддизма в юртах размещались общественные молельни. Они переезжали вместе с кочующей общиной, аймаком. Когда монастыри перешли на оседлый образ жизни, храмы начали строить в виде юрт, но с глиняными стенами. Сегодня так выглядят некоторые монгольские гостиницы. Европеец, отправившийся путешествовать по Монголии, должен быть готов к тому, что отели в этой стране в основном из дерева и войлока, а не из бетона и стекла. Пятизвездочных юрт здесь тоже, разумеется, нет. Изрядным терпением придется запастись и во время переездов. Большинство путей накатаны автомобильным и гужевым транспортом. Расстояния от одного населенного пункта до другого значительны. Езда по таким дорогам превращается в сущую пытку.
Несмотря на однообразие пейзажа и отсутствие видимых европейскому глазу примет, монголы превосходно ориентируются на местности. У них отличная зрительная память. Кочевникам достаточно один раз проехать по маршруту любой длины, чтобы запомнить его на всю жизнь. Это свойство очень пригодилось им во время совершения длительных военных походов. Вот, что об этом писал все тот же Николай Рерих: "Монголы по следу коней узнают род и количество груза. Слухи здесь опережают даже моторы. За двести верст верхом едут чай попить". Пространства, отделявшие монголов от других стран и народов, никогда не были особым препятствием. Кочевники хотели увидеть новые места, стремились познать неведомое, преодолеть черту таинственного горизонта. Стремительные, низкорослые и выносливые лошадки легко преодолевали сотни километров. "Случится надобность, так скачут, скажу вам, десять дней без пищи, не разводя огня. На всем пути они питаются кровью своих коней. Проткнет монгол жилу коня, да и пьет кровь", - удивлялся венецианский купец Марко Поло. На лошадь и теперь сажают с двухлетнего возраста. Она является монголу другом до тех пор, пока смерть не разлучает их. Тут, по завету великого Чингисхана, большинство детей сначала учатся ездить верхом, а уж потом ходить. С младых ногтей ребятишки помогают отцам и старшим братьям приглядывать за стадами.
"Они очень богаты скотом: верблюдами, быками, овцами, козами и лошадьми, - писал францисканский монах Джованни дель Плано Карпини. - Вьючного скота у них такое огромное количество, какого, по нашему мнению, нет и в целом мире". "Есть тут дикие быки со слона, на вид очень красивые, - так Марко Поло описывал яков. - Шерсть у них повсюду… длинная, пяди в три. Любо смотреть, так они хороши… Их ловят дикими и пускают на племя. И наплодилось их много. На них и вьюки возят, и пашут. Они и сильны, и работают вдвое… Всякий у кого много скота, метит своим знаком жеребцов и кобыл, верблюдов, быков и коров и всякий крупный скот. С меткой пускает их пастись…в равнины и в горы. Если скотина смешается, отдают ее тому, чья метка. Скот у них крупный, жирный, славный..."

Как собрать юрту:

@темы: история зданий и мебели

---

07.11.2012 в 16:05

Пишет  tweed tea:

Профессиональный набор парфюмера, XVIII

@темы: Сантехнически-гигиеническое

---

Оригинал взят у в Выстребаны обстряхнутся и дутой чернушенькой объятно хлюпнут по маргазам.

К предыдущему посту. Немного про язык офенский язык.

Коробейники шифровали корни слов, а саму грамматику русского языка оставляли без изменений. Очень часто офени присоединяли, например, к тюркским словам русские приставки и суффиксы. Например, донгузятина - свинина. “Дунгыз” по-татарски “свинья”, а суффикс -ятин, обозначает в русском языке мясо животных. “Тугур” по-марийски “рубашка”. Добавив к нему нужные приставку и суффикс, офени легко получали понятное, но странное на слух «безтугурный», то есть голый.

Получалось примерно так:

— Мае скудается — устрекою шуры не прикосали бы и не отъюхтили шивару. (Я боюсь — как бы нас дорогою не побили воры и не отняли товару).
— Поёрчим масы бендюхом, а не меркутью и шивару пулим ласо, а возомки забазлаем щавами; не скудайся! (Так мы поедем днем, а не ночью, и товару купим немного, а возы завяжем веревками; не бойся!)

— Елтуженка, повандай побрять: кресца, вислячков, сумачка, спидончика поклюжи на стропень, подъюхчалки да жулик не загорби, а самодул снозна постычь. Счабану набусаемся поскенне — клёвее мияшит. Дрябану в выксе скенно, не жалкомни, а счабану да сластиму привандырим. (Женушка, подай поесть: мясца, огурчиков, хлебца, пирожка положи на стол, вилки да ножик не забудь, а самовар снова поставь. Чаю напьемся побольше — лучше будет. Воды в реке много, не жалей, а чаю да сахару привезем).

— Да позагорбил басве слемзить: астона басвинска ухалила дряботницей. (Да позабыл тебе сказать: жена твоя померла весною).

— Ропа кимать, полумеркот, рыхло закурещат ворыханы. (Пора спать, полночь; скоро запоют петухи).

@темы: Вавилон-18 по-русски

---

07.11.2012 в 13:51

Пишет  Grissel:

ноябрьские тезисы
к докладу на семинаре

псевдобарская хуита. Неосилил, но думаю интеллигентам и прочей мерзости понравится
из отзыва на одного из упоминаемых авторов, орфография и пунктуация сохранены
В настоящее время под определением «историческая фантастика» главным образом понимается издающаяся массовыми тиражами фантастика попаданческая – то есть книги о том, как наши хлопцы ( реже дивчины) попадают в различные исторические эпохи и выказывают там немеряную крутизну. Собственно, во многом это есть мутация такого уважаемого и почтенного поджанра , как альтернативная история. Но об них ничего не будет сказано в этой саге.
Здесь я собираюсь немного поговорить о том, как реальная история служит материалом как для НФ, так и фэнтези, а это происходит повсеместно. Известен афоризм, что историк – этот пророк, предсказывающий назад. Современные фантасты зачастую напротив, известную из истории модель общества переносят в будущее, поэтому даже там, где действие книги происходит не в отдаленном прошлом, мы видим достаточно знакомые картины феодального либо рабовладельческого общества. Но довольно часто авторы работают именно с историческими сюжетами. Глянув немного назад, мы увидим, что интерес фантастов к истории ан масс начал проявляться в 90 гг. прошлого века, и в нулевых расцвел. Причем происходило это не только в России. Об украинской фантастике можно сказать то же самое, в первую очередь о фантастах «харьковской школы» но ими дело не ограничивается. А если глянуть не только вглубь, но и вширь, мы увидим ту же картину и на мировых просторах. «Барочный цикл» Нила Стивенсона, «Песнь льда и пламени» Мартина, цикл о Рейневане Анджея Сапковского, «Лавиния» Урсулы Ле Гуин, книги Мэри Джентл и Танит Ли – вот лишь несколько имен и названий ,которые говорят сами за себя. Но здесь мы вынуждены ограничиваться только русскоязычной ( хотя не только российской) фантастикой. Как мы увидим, фантастика история в сочетании проявляют себя в самых разных формах. В первую очередь это альтернативная история, эпическое фэнтези, выстроенное на реальных исторических событиях, криптоистория, ( то есть «как оно было на самом деле»), исторический роман с некоторым допущением фантастики и мистики. Не всегда жанры выдержаны в чистоте, порой они смешиваются, рождают новые подвиды ( «альтернативная классика»). Такое явление как стимпанк и дизельпанк (также подвид АИ) в последние несколько лет также приобрел изрядную популярность - просто потому что все это модно и стильно.
Однако перейдем к персоналиям.
Значительная часть авторов, пришедших в фантастику, отдали дань исторической фантастике. Пионерами здесь можно назвать Андрея Валентинова и Александра Зорича, и это кажется объяснимым в силу их исходного образования и профессии. Но другие авторы, создавшие успешные произведения на этом поле, не являются историками, для иных произведениях в этом жанре вообще исключение ( Св. Логинов, А. Лазарчук, К.Еськов). Для широкой публики понятие «исторической фантастики» в первую очередь связано с именем В. Камши, которая пишет эпическую фэнтези, опираясь на сюжеты и реалии, подчерпнутые из истории западной Европы позднего средневековья. Но, безусловно, только ею все не исчерпывается. Елена Хаецкая проявила себя как блестящий автор почти во всех перечисленных поджанрах – от исторической фэнтези до «просто» исторических романов, которые выходили под маркой фантастических только потому, что автор известен как фантаст. Она же отметилось в таком почти позатоптанном попаданцами поджанре, как роман о путешествиях во времени( «Анахрон», в соавторстве с В. Беньковским). На границе находится подзабытая ныне, но еще недавно популярная ныне славянская фэнтези , в ней же первая персона Мария Семенова. Разумеется, альтернативная история как таковая так же продолжала существовать, наиболее заметным здесь был Ордусский цикл Хольма ван Зайчика. Довольной любопытен цикл Марианны Алферовой /Романа Буревого об альтернативной Римской империи, хотя это не АИ в чистом виде - присутствует довольно значительный фэнтезийный элемент. ( Впрочем, чистая АИ о Риме у нее тоже есть, так же как и Римская империя в космосе) А. Столяров переписывает историю Жанны д_Арк, перенеся ее из прошлого в недалекое будущее. Олди переигрывают мировую мифологию . Есть книги в жанре , который можно обозначить как «вымышленная история», где повествуется о вымышленных мирах, но при весьма узнаваемых культурно-исторических реалиях. ( «Песня цветов аконита» С. Дильдиной, к примеру)Это далеко не все заметные авторы, игравшие на этом поле , последним ИМХО, ярко проявившим себя автором , добившимся заметного успеха, был К. Бенедиктов.
Практически все вышеперечисленные авторы, независимо, от профильного образования, люди большой культуры, и возможно именно это заставило их обратиться к исторической фантастике. Ибо история таким островом культуры в нынешнем мире и представляется. Другие, вероятно, любят игры как с литературными, так и с историческими реалиями, отсюда желание переиграть произведения мировой классики. Разумеется, не обошлось без переосмысления вечных сюжетов. ( В каком-то смысле период расцвета и угасания интереса в исторической фантастике находится между двумя криптоистоическо-евангельскими романами – «Евангелие от Афрания» К. Еськова и «Мой старший брат Иешуа» А. Лазарчука). Для кого-то историческая фантастика ( да и фэнтези тоже)-- средство справиться с национальными унижением и восстановить историческую справедливость, как они себе ее представляют.
А дальше что?
А дальше сменилось поколение – не писателей, но читателей. Выросших в эпоху, когда гуманитарные дисциплины в образовании урезаны почти до невидимости, и в святой уверенности, что гугль есть вершина исследовательской деятельности ( и это в лучшем случае). Выпестованный издательской политикой, требующей, чтоб писатель, как хорошая жена, тщательно скрывал наличие мозгов . Авторам по прежнему было что сказать, но то, что они говорили , воспринималось уже как псевдобарская хуета (ТМ)
Монстры от фантастки в данной ситуации могли выжить , остальным, если они хотели публиковаться, надобно было переключаться на что-то другое.
Как говорится, что нас не убьет – сделает нас сильнее. Говорят, интернет убил бумажную книгу. Но если у автора по прежнему что есть сказать, а возможность издания маловероятна, то остается электронная публикация. И тут остается возможность, что автор сделает себе имя в сети и книги его в результате будут изданы. (Если конечно, у автора есть твердый доход, или хотя бы сколько-нибудь приличная зарплата и он до того не сдохнет с голоду). Подобный исход дела вовсе не гарантирует что книга сетевого автора хороша, чаще мы видим обратные примеры. Но поговорим как раз о хороших.
В данном случае хочется помянуть наиболее значительные явление в области исторической фантастики за последние несколько лет – это цикл «Страж престола» Ксении Медведевич, и в частности первый его роман «Ястреб Халифа» ( «вымышленная история», базирующаяся на истории и культуре мусульманского Востока) и Аурелианский цикл Татьяны Апраксиной и Анны Н. Оуэн ( альтернативная история западной Европы после распада Римской империи). Это яркие, крайне плотные и насыщенные тексты, рассчитанные на подготовленного читателя. Без приличного знания мировой истории и литературы, к которой там есть масса отсылок, они будут попросту непонятны. И это безусловно затрудняет книжную публикацию. В первом случае мы, кажется, добрались до благополучного исхода - «Ястреб Халиф»а занял призовое место в конкурсе рукописей, причем в мейнстимовском формате, и в результате готовится к печати. Надеюсь, то же ждет книги Апраксиной- Оуэн, во всяком случае намерена следить за их судьбой.
Каковы же дальнейшие судьбы исторической фантастики, если она не сведется окончательно к романам про то, как наши поцоны были круче всех, и всех построили, или к чувствительным повествованиям про красавчиков и красавиц в красивых костюмчиках? (А я надеюсь, что не сведется)
Видятся разные варианты.
Электронные публикации ( ищите твердый годовой доход, господа)
Уход из жанровой литературы, окончательное слияние с мейнстримом. В сущности, книги некоторых из помянутых авторов таковыми и являются ( в первую очередь назову ту же Хаецкую , к примеру ее роман «Варшава и женщина»)
Автор не верит в чудеса, но допускает исключение из правил, поэтому появление книг в жанре исторической фантастики в сериях крупных издательств считает редким, но возможным.
Более вероятным представляется уход исторической фантастики в малотиражные издательства типа «Шико» и «Снежного кома», что также фактически уже и происходит.
Создание тематических антологий, некоторый опыт уже есть.
Обратный вариант - переход в поле развлекательной литературы. Вообще-то еще Честертон замечал что развлекательные книги не обязательно должны быть плохими, и доказал это собственным примером.
Фантастика становится проектной? Что ж, при грамотном маркетинге ( вообще-то словосочетание «грамотный маркетинг» по себе фантастично) историческая фантастика может найти себе применение в коммерческих прожектах. Пока что я вижу два таких. В первую очередь это «Этогенез» - один из наиболее удачных проектов АСТ, который исходно склоняется к криптоистории. «Обитаемый остров» - к истории имеет отношение косвенное, но элементы жанра в конструировании модели мира используются. И вряд ли случайно мы видим среди авторов, задействованных в этих проектах тех, кто упоминался в первой части доклада.

@темы: писательское

---

Оригинал взят у в Пейзажи Исландии Энрике Пачеко

Энрике профессиональный кинооператор из Испании. Он работал в этой области более 10 лет, но карьера его изменилась, когда он переехал в Исландию. Там он начал специализироваться на видео и фотосъемке природы Исландии.





1.


2.


3.


4.


5.


6.


7.


8.


9.


10.


11.


12.


13.


14.


15.


16.


17.


18.


19.


20.


21.


22.


23.


24.

@темы: пейзажи

---

Оригинал взят у в Британский музей

Австрийский будильник с кремневым механизмом (1715–1725 гг.)
В назначенное время мелодично звонил и зажигал свечу.

@темы: история бытовой техники

---

Оригинал взят у в Какие у вас глаза?

@темы: генетика и генеалогия

---

Оригинал взят у в лингво

Слова блюдо, буква, изба, осел, хлев заимствованы из древнегерманского. Грамота, свекла, тетрадь – из греческого.

Любопытна история слова шапка. Несколько сот лет назад оно было заимствовано русским языком (через польский и немецкие языки) из французского (старая форма chape, современное французское chapeau) в значении "головной убор европейского образца". Однако позднее французский язык сам заимствовал это слово из русского: теперь наряду со словом chapeau в современном французском языке есть и слово chapka, которое означает теплый головной убор на меху "русского образца".

Список Сводеша – самые "устойчивые" слова в языке. Слова из этого списка исчезают из языка очень медленно: за тысячу лет в среднем исчезает 15 слов из 100.

Несколько веков высшие слои английского общества говорили на старофранцузском языке. В Венгрии несколько веков говорили по-немецки, а в древней Польше по-чешски (потому что чешские короли были в эту эпоху очень могущественными и польские земли от них зависели).

Слов "клевый" (отличный, замечательный) пришло из языка офень.

Привычное русское слово глаз когда-то было жаргонным. "Нормальным" словом было "око", а глаз вплоть до XVI века был известен только в значении "шарик, камушек". Позднее это слово почти полностью вытеснило слово "око" из русского языка. Первоначально же называть "очи" "глазами" было примерно тоже самое, что называть "глаза" "шарами".
Так бывает не только в русском языке. Во многих романских языках слово со значением "голова" восходит к латинскому слову testa (например, французское tete и др.). Одна в латинском языке голова называлась словом caput, а слово testa появилось в латыни позднее и означало нечто вроде "черепок, твердая скорлупа" (так и в современных русских жаргонах голова называется то котелок, то черепок или просто череп).

В андийском языке (Северный Дагестан) слова "я", "ты", "человек", "убивать" и некоторые другие звучат по-разному в речи мужчин и женщин.

Есть очень небольшое число языков (на них говорят в Северной и Центральной Америке, на Новой Гвинее), где не различаются глухие и звонкие согласные. Говорящим на таких языках (например, индейцам племени делавэр или тамилам Южной Индии) трудно уловить разницу в произнесении русских "том" и "дом", так же, как говорящим на английском и многиз других языках – разницу между русскими "вяз" и "вязь". Один мой знакомый африканец жаловался мне, что никак не может понять, почему в начале совершенно одинаковых русских слов "тесный" и "честный" пишутся разные буквы.


Владимир Плунгян "Почему языки такие разные"

@темы: Вавилон-18

---

Оригинал взят у в Мормонские династии Аризоны

History of Flake, Udall, Pearce and Romney families
Если кому интересно... очень подробное исследование, с картинками. К слову, в Аризоне только что выбрали в US Senate одного из потомков Флейка.

@темы: Дикий Запад, фамилии

---

Оригинал взят у в О героях и аффтарском видении, равно как о психологии и прочих омерзительных вещах

                                                                               ...Мне чуждо это Ё-Моё второе!

                                                                                  Нет, это не моё Второе Я!

                                                                                               В. Высоцкий.

       Ещё одна эпохальная отмазка для нерадивых нашлась.

       «Это – вещь написанная от первого лица. Рассказчик-то – не автор! Это всё он, злыдень – это он неграмотен, он глуп, он спесив, он, короче говоря, так видит. А автор – совсем другое дело. Автор точки зрения своего персонажа не разделяет. Он на неё, на точку зрения эту, только на минуточку вступил, чтобы создать у читателя нужное впечатление».

        Умно.

        Я всегда считал, что повествование от первого лица – один из сложнейших литературных приёмов. Одно дело – речь персонажа только в диалоге: там ремаркой, пояснительным текстом, авторским описанием, видением героя со стороны можно показать, насколько авторское видение отличается от видения персонажа, насколько он автору чужд или близок. Вроде того: «Граф, прижав руки к сердцу, вещал со слезами в голосе: «Я души в вас не чаю, ваше высочество, я жить без вас не могу, прикажите мне удалиться в провинцию и там умереть от тоски по вам!» - думая в это время о ноющей мозоли на пятке и о том, какие возможности в смысле дохода и власти откроются, если он станет любовником принцессы». Авторская ремарка – симпатия или антипатия, доказательство искренности или вранья. Дистанция.

        А вот первое лицо...

        Автор – в шкуре. Целиком. И смотрит на мир только из глаз героя, каким бы мутным не был его взор, каким бы герой не был дальтоником, слепым или галлюцинирующим. И этот взгляд автор преподносит как единственно верный, потому что герой так думает.

        И автора радостно ассоциируют с героем – первый вариант провала. Впрочем, метод этот – для опытных. Читатель должен быть очень опытен и умён, чтобы различить за излияниями героя авторскую оценку. Чтобы увидеть, где герой лжёт, где приукрашивает себя, где наоборот впадает в неоправданное самобичевание. Это непросто – настоящее литературное соавторство. Поэтому прочесть в комментариях: «Автор видит не то, что выгодно ему, а то, что выгодно герою», - высшая похвала.

         Ради относительно немногих читателей, способных всё это рассмотреть, стоит и месяцами работать над речью, и строить сложные полифонические «плетёнки», где одно и то же событие рассматривается разными персонажами и из него делаются разные выводы. Роскошный пример такой «плетёнки» - «Коллекционер» Фаулза: встретились два одиночества, насовали друг другу в хайло. Апофеоз глупости и эгоизма, резкий стык самолюбий, битва простодушной и жестокой глупости с изощрённым и жестоким снобизмом. Сделано резкой разницей стилей повествования: контраст между наивной безграмотностью и надменной изысканностью силён до острой боли. Убили друг друга: девочка мальчика – морально, мальчик девочку – физически...

         Но ещё Веллер замечал, что первое лицо повествования до некоторой степени маскирует неопытность и неумелость рассказчика: это не я, это мой герой – болван, невежда, тупица. Это он – индюк самовлюблённый, это он обожает дешёвые штампы, это не я, это всё он, ваш враг Рошфор, мыслит стереотипами из бульварных пописушек, а я просто такой несимпатичный образ создаю. У меня всё получилось.

        Три раза «бру-ха-ха».

        Рекомендуют это мне книгу, о которой я слышу очень лестные слова: образец логично выстроенного сюжета, здравого смысла, продуманного мира. Написана от первого лица. Тут надо вцепляться и читать, ибо по нынешним вегетарианским временам логика, труд и разум – вещи крайне редкие.

        Я вцепляюсь и читаю.

        В первых же пяти абзацах натыкаюсь на фразу: «Зимой и ранней весной кожа у меня светлая, будто природная желтизна вовсе на ней не держится, а глаза широко распахнуты, как у героя, манга». Гхм...

        Отличное построение. Зимой и весной у нашего Ггероя глаза широко распахнуты, а летом и осенью с ними делается что-то другое. Что такое «у героя, манга» - для меня вообще грамматическая загадка. «Глаза широко распахнуты» - заезженный штамп классической дешёвой полупрозы. И когда я говорю всё это рекомендовавшему, мне снисходительно сообщают: Ггерой – слабоумный, вы что ж, не заметили?

         Нет, он не слабоумный. «Признаться, с математикой у меня в школе была проблема. По другим-то предметам — прикладная генетика, программирование роботов, культура устной речи и так далее — я хорошо учился, то есть не хуже прочих» - никак не вписывается в представление о слабоумных. На белом свете прорва неглупых людей, у которых проблемы с точными науками – это, во-первых. Во-вторых, раз заявлены проблемы с математикой, почему автор выдаёт проблемы в гуманитарной сфере: сложности в выражении простых мыслей, грамматическую путаницу, неспособность согласовывать слова в предложении? «Учился не хуже прочих» - означает, что сочинения писал не как Чехов, конечно, но и не на низший балл. Культура устной речи у него – если не на высоте, то на хорошем среднем уровне, заметьте. Мне, правда, тяжело себе представить, как генетика и программирование могут даваться человеку с проблемами в математике, но это – авторский мир, может, у них там гуманитарная генетика...

         О, простите. Далее. «Кроме Леф-1, ещё несколько генов нарушено, вот из-за них-то я к болезни Альцгеймера предрасположен и мышление замедленное» - чуть дальше. Замедленное мышление не мешает герою правильно использовать в речи сложную терминологию и джапонизмы, наворачивать длинные сложносоставные предложения – но мешает согласовывать простые слова?! В дальнейшем «замедленное мышление» не мешает Ггерою анализировать политическую ситуацию, к месту употреблять научную терминологию и географические названия. Болезнь Альцгеймера, главным образом выражающаяся в нарушениях памяти и распаде личности, в данном конкретном случае никак не проявляется – память у Ггероя отменная, словарный запас велик. Вот только речь тускла, вязка, перенасыщена лишними словами, моментами – неграмотна. Другими словами, когда автору выгодно, его герой – слабоумный, когда невыгодно – герой мыслит нормально, быстро и точно. Ещё ближе – автору, по большому счёту, плевать на психологические характеристики персонажа.

         Проиллюстрирую. Ггерой по сюжету много читает мангу. И в том, первом предложении говорит о своих глазах: «Широко распахнутые, как у героя, манга». Оставим пока согласование слов, заблудшую запятую и факт штампа. Громадные круглые очи в манге рисуют кавайным девочкам или виктимным и невинным вьюношам; у героев – глаза длинные и узкие, «самурайского разреза». По канону. Надлежало бы сказать «как у персонажа манги» (пусть «у персонажа манга», если вы уж считаете, что слово «манга» не склоняется) или «как у нарисованной девчонки», «как у кавайного котёнка», скажем, но уж не «как у героя». Что это: неграмотность автора, не видящего разницы между словами «герой» и «персонаж», или накладка в образе Ггероя, который не знает того, что ему недвусмысленно предписано знать логикой сюжета?

          В данном случае я не верю в авторский профессионализм. Автор, чей Ггерой закопался в японские графические романы по уши, должен, как минимум, представлять, у кого в этих романах какие глаза. Автор, который заявляет персонажа слабоумным, должен, как минимум, хорошо представлять себе, как разговаривают и ведут себя люди с отклонениями в психике. Это особое мышление и особая речь. Это надо наблюдать. Потом – воспроизводить. Потом – использовать, причём, не от балды, а согласно логике сюжета.

          «Патом я рисовал ей картинки но я плохо рисую. Патом пришол Барт в белом халате ево зовут Барт Селдон. Он атвел меня в другое место на томже 4 итаже уневерсетета Бекмана каторое называеца лабалатория психалогии. Барт сказал психалогия азначяет мозги а лабалатория азначяет где они делают кспирименты. Я думал это жвачка но теперь мне кажеца это игры и загатки потомушто мы это делали.

        Я не мог сделать галаваломку патамушто она была вся сломана и кусочки не лезли в дырки. Одна игра была бумага с разными линиеми на одной старане было СТАРТ а на другой ФИНИШ. Барт сказал што эта игра называеца ЛАБЕРИНТ и я должен взять карандаш и идти от туда где СТАРТ туда где ФИНИШ и не пересекать линий», - грустно сообщает в своём дневнике слабоумный Чарли Гордон, которому предстоит стать гением. Вы верите, что это – речь слабоумного? А лабораторию, в которой он проходит тест, видите? Его глазами, ага. И не надо ни заставлять бедного Чарли запоминать сложные термины, которые ему не близки и не понятны, не надо никаких дополнительных ухищрений.  Писательская гениальность: умственно отсталый Ггерой описывает на своём уровне мышления и восприятия сложные вещи – а читатель всё понимает правильно, сочувствует, соучаствует – и ему в голову не приходит обвинять автора текста в орфографических или грамматических ошибках. Да Чарли НЕ МОЖЕТ писать по-другому! Мы все в это поверили! Он в своей «вичерней школе для взрослых» и так-то еле научился!

          Как получается, что дикая грамматика в дневнике героя Киза вызывает приступ нежной любви и сочувствия, а значительно менее дикая грамматика автора «распахнутых глаз» - раздражение и неверие? Всё просто: Киз наблюдал и слушал, как говорят настоящие живые люди, прототипы его Чарли. При всей фантастичности сюжета «Цветов для Элджернона», трогательный дурачок Чарли – настоящий. Ни одна запятая, забытая или поставленная не туда, не выбивается из образа и не мешает читателю верить.

           Ладно, у нашего друга Чарли – глубокая умственная отсталость. Может, для «чуточку подторможенного» характерна другая речевая картина?

           В общем, да.

           «Прохвессор, живущий у нас в бутылке, как то сказал, будто крошка Сэм испускает какие-то инфразвуки. Ерунда. Просто нервы у вас начинают дергаться. Па не может этого выносить. На этот раз проснулся даже деда, а он ведь с рождества не шелохнулся», - безыскусно рассказывает Сонк из семьи Хогбенов. Вот он у нас – «чуточку подторможенный», длинные слова его только огорчают, а сложным явлениям он склонен давать самые простые объяснения. Мутант Сонки – именно что «чуть-чуть»: для его мышления характерны практичность и детская непосредственность, он запоминает терминологию, но не видит в ней большого смысла. Картина мира, создаваемая мозгом Сонка, ярка и «чуть-чуть» безумна, он, оперируя своим наивным разумом, легко и свободно описывает невероятные события. И стилизованная грамматика не выглядит искусственной. И легко верится: да, Сонки – деревенский увалень, мозги слегка набекрень, мутант, в котором уживаются безуминка и сверхспособности. Гений Каттнер, а? Ну, плюс, молодцы, конечно, советской школы переводчики, которые сумели этот чудесный тон наивного остолопа сохранить и воспроизвести в другой языковой плоскости.

            Мало того – речь Сонка безупречно литературна. Вот интересно же: аграмматизмы, детская лексика, «глупость» героя, его психические проблемы, точно воспроизведённые хорошим писателем – не делают текст менее художественным! Не затрудняют чтение! Не вызывают негативных эмоций!

            И как это Кизу и Каттнеру удаётся обойтись без пустых и заезженных словечек? Откуда в речи их чудаков-персонажей столько живых красок? Удивительно...

            В чём же тут секрет?

            Всё просто. Писатель, создавая речевой образ персонажа, имеет право на любые грамматические эксперименты, но они должны быть осмыслены. Любая ошибка, любое искажение должно попасть в текст не случайно, а вследствие точного и определённого расчёта. Нельзя использовать заявленные параметры в качестве щита собственной глупости, бездарности и отсутствия вкуса: если, мол, мой герой – дурачок, то я наплюю на граммматегу и арфаграфею и буду лепить любые ошибки, нагромождать штампы, уродовать речь, противоречить самому себе – и мне это простится.

            Полагаете, что человек, способный сделать десяток психологических и логических ошибок на первых страницах книги, которые представляют собой «профессиональное лицо» автора, в дальнейшем вдруг станет образцом логики и стиля? Что автор может делить для себя понятия «логика сюжета» и «логика образа» - следя за первой и забив на последнюю? Лично я так не думаю.  Вот такая уж я нетерпеливая и заносчивая сволочь. И ещё – искренне надеюсь не дожить до тех времён, когда настоящие писатели вымрут и придётся терпеть, пока к середине книги «распишется» какое-нибудь недоученное чадушко – и я получу хотя бы логику сюжета, как-нибудь научившись к тому времени бороться с отвращением к психологической халтуре.

          Современный читатель, выросший на коммерческих пописушках, часто бывает наивен и легковерен. Он часто не пробовал ничего, слаще морковки – на сталкерах воспитан, поди-ка – и что ему автор скажет, то им и принимается за истину.

          Оттуда – и барышни, возвещающие миру, что очередная Мери-Сью, истеричка, хамка, вульгарная и глупая особа – сильная женщина, потому что ей всё удаётся. Ей же всё удаётся, правда? Вот, гляньте, эльфийские принцы, вампирские князья, атаманы гоблинов – все к ногам падают. Очень и очень хорошо работает такое поведение, надо взять на вооружение, думает барышня. Ей и в голову не приходит, что падают эти фигурки к чьим-то ногам, потому что они картонные. Ситуация автором криво свинчена, не обоснована, не продумана – реализация собственных дурных фантазий, ничего общего с реальностью не имеющих. И удаётся картонной девице выйти замуж за картонного ельфа только потому, что автор склеил их плоские фигурки вместе клеем ПВА.

           Оттуда и молодые люди, принимающие «описалово махалова», где герой единым махом семерых побивахом, за реальное описание войны. И те, кто ухитряется увлечься големами, не замечая, что их держит в пространстве текста одна только авторская дурость и его же произвол.

           Персонаж говорит о себе: «Я – самый крутой маг!» - с иронией? Читатели утверждают так. Я самый крутой маг, я самый гениальный, я самый везучий – самоирония из Ггероя бьёт ключом. А остальные персонажи, правильный второстепенный фэнтезюшный картон, шепчутся за его спиной: «Он – самый гениальный, самый сильный, самый везучий...» И ситуация в книге такова, что если б не гениальность, крутость и везение Гг – миру бы конец...

           И где, во имя всего святого, тут хоть намёк на иронию? Может, Марти-Сью просто? Может, прежде, чем определять нечто, как самоиронию, хорошо бы выяснить, что такое ирония вообще?

           Одно дело – уставший неудачник печально скажет после очередного провала: «О да, я опять всех победил. Я – суперстар, я круче западных склонов Серых Гор». Другое – если то же самое выдаст самодовольный Марти после очередного Спасения Всего (ну или перед очередным Спасением – он же не сомневается ни в себе, ни в авторе, так что нет разницы). Давайте, всё же, не будем путать иронию и серию «Иронический Детектив», дорогие друзья?

          

           Ещё один момент, который может показаться важным – ибо довершает образ персонажа наилучшим образом. Вопрос о брани.

           Экспрессивная лексика – штука необходимая. Солдат из стройбата, говорящий напарнику: «Взгляни, Вася, твоему товарищу за шиворот капает расплавленное олово!» - вполне характерный пример анекдотического использования стерильной лексики в экстремальных ситуациях. Но мат в фэнтези – продаст, продаст...

           Истоки мата в тексте понятны, особенно в варианте от первого лица. Бой, то, сё... Но как часто автор забывает, в каком мире в данный момент находится!

           В разных языках к табуированной лексике относятся разные слова из разных смысловых пластов. Легко себе представить, к примеру, что в куртуазной и лихой на развлечения Франции начала Возрождения максимально табуированы были не слова из сексуальной сферы, а богохульства. Как не вспомнить отчаянного монаха Мериме, который бьётся об заклад с придворными кавалерами, что в начале проповеди трижды... Ну да, выдаст три нестерпимо крепких словечка. Выиграл же пари, бездельник, прикидывающийся святым:

     - Дорогие братья! Силой, смертью, кровью…

Шепот удивления и негодования прервал проповедника или, вернее, наполнил преднамеренную паузу.

     - …Господа нашего, — продолжал монах гнусавым, весьма благочестивым тоном, — мы спасены и избавлены от ада.

          Другими словами, все эти «мультяшные» клятвы, все эти «Смерть и преисподняя!», «Разрази меня гром!» - и прочее в этом духе – были когда-то настоящей нецензурщиной, жёстко табуированной лексикой. При том, что связанные с интимными отношениями слова были повседневно употребимы в любой обстановке.

           С викторианской Англией – вполне похожая история. Богохульства тут – настоящая грубость, предел непристойности. О прочем – не слыхать:

     Проходя мимо комнаты мистера Барли, мы слышали за дверью хриплое бормотанье, то нараставшее, то спадавшее, как ветер, которое на человеческом языке, — если заменить благими пожеланиями нечто прямо им противоположное, — звучало бы примерно так:

    - Свистать всех наверх! Благослови меня бог, вот старый Билл Барли. Вот он, старый Билл Барли, благослови меня бог! Вот он, Билл Барли, лежит пластом, благослови его душу. Лежит пластом, как дохлая камбала, вот вам старый Билл Барли. Всех наверх, благослови вас господь!

         Старый матрос ругается последними словами? Безусловно. Это проклятия и богохульства.   

         Далее. Американцы – наши современники – в экстриме сыплют «шитами» и «факами», и эти словечки тоже тяжело переводимы русским матом, несмотря на все старания Гоблина. Всякий «фак» аналогичен не той самой матери, а междометию вроде «Чтоб тебя!» - и функционально, и по смыслу. Что же до прочего, то реплики типа: «А, дерьмо! Мы в заднице!» - скорее создают образ отчаянно бранящегося юсовца, чем русские матюки.

           Ладно. Гоблин переводил. Американцы становились совершенно какими-то родными – сермяжная такая, лапотная Америка. Забавно звучало. Но матерящийся по-русски ЯПОНЕЦ – это уже что-то за пределами добра и зла.

           Я не знаю, какая у японцев экспрессивная лексика. Подозреваю, что как у большинства народов Востока – не столько конкретные слова, сколько их сочетания. Вроде того, что «сблизиться» - слово нейтральное, «обезьяна» - слово нейтральное, «каракатица» - слово нейтральное, но «Ты – производное от обезьяны и каракатицы!» - уже вполне экспрессивно звучит. Ад, смерть, пропасть... Но не русский мат, это уж точно.

          И японец, отрывающий русскими матюками в боевой обстановке, напоминает того лётчика из анекдота, который мучился от невозможности одновременно стрелять, управлять самолётом и оттягивать глаза к вискам. Поддельный японец, картонный японец. Карикатура на японца, созданная одним мастерским штрихом – даже если всё остальное безупречно.

          Мы поверили, что японец употребляет аналог слова «б***!» в экстремальной обстановке? Опять поверили автору, который схватил первое, попавшее на язык... Эх...

          Кто это говорил, что система Станиславского даёт сбои в литературе? Только в неумелых и неопытных руках, вот что. А читателям остаётся кричать, невольно подражая мэтру: «Не верю! Не верю!»

          И ещё хорошо, если они и вправду не поверят...

@темы: писательское

---

kirdiy.livejournal.com/185171.html

@темы: картины

---

Оригинал взят у в Наследники Дракулы на британском Троне

Один из любопытных фактов о британской Королевской Семье состоит в том, что нынешние Монархи по прямой линии являются родственниками и наследниками Влада Цепеша, широко известного под именем Графа Дракулы. Да-да, того самого трансильванского деспота, которого молва превратила в князя вампиров.

В прошлом году в одном из интервью Принц Чарльз наполовину в шутку, наполовину всерьез, сказал: "Трансильвания у меня в крови". И напомнил, что Дракула - его родственник. 

   


У "Графа Дракулы", а точнее у Господаря Валахии Влада III Дракулы Цепеша (1431–1476) имелся брат - Господарь Валахии Влад IV Монах (1431 - 1495), позже унаследовавший трон брата.

От него к Принцу Чарльзу идет следующая прямая линия:

Господарь Валахии Раду IV, сын Влада IV Монаха, брата Влада III Цепеша (1495 – 1508)
   |
Господарь Валахии Мирча Чобанул (1479 - 1560).
   |
Валашская Княжна Станка Бессарабская (1518 - 1601).
   |
Земфира Логофет Себеш (скончалась 1602).
   |
Адам Рац де Гальго
   |
Петер Рац де Гальго
   |
Кристина Рац де Гальго
   |
Катерина (Каталина) Куун де Осдола
   |
Агнесса Кендеффи де Мальмовиц (родилась в 1727).
   |
Барон Грегор Инцеди де Наги-Варад (скончался в 1816).
   |
Баронесса Агнесса Инцеди де Наги-Варад (1788-1856).
   |
Графиня Клодин Реди фон Киз-Редэ (1812-1841), супруга Герцога Александра Вюртембергского (1804 – 1885).
   |
Фрэнсис, Герцог Текский (1837–1900).
   |
Принцесса Мария Текская, позже - Королева Великобритании, супруга Короля Георга V (1867-1953).
   |
Король Георг VI (1895 –1952).
   |
Королева Елизавета II (родилась в 1926).
   |
Принц Чарльз (родился в 1948)

@темы: фамилии, кладовка мифов

---

15.01.2012 в 20:29

Пишет  tweed tea:

Черная смерть. Часть 1
«Братья мои! – возгласил он с силой. - Эта смертоносная охота идет ныне на наших улицах. Смотрите, смотрите, вот он, ангел чумы, прекрасный, как Люцифер, и сверкающий, как само зло, вот он, грозно встающий, над вашими кровлями, вот заносит десницу с окровавленным копьем над главою своею, а левой рукой указует на домы ваши. Быть может, как раз сейчас он простер перст к вашей двери, и копье с треском вонзается в дерево, и еще через миг чума входит к вам, усаживается в комнате вашей и ждет вашего возвращения. Она там, терпеливая и зоркая, неотвратимая, как сам порядок мироздания. И руку, что она протянет к вам, вам ни одна сила земная, ни даже – запомните это хорошенько! – суетные человеческие знания не отведут от вас. И поверженные на обагренное кровью гумно страданий, вы будете отброшены вместе с плевелами».
Из проповеди отца Панлю (Альбер Камю «Чума», 1947)


Чёрная смерть оставила неизгладимый след в истории Европы, наложив отпечаток на экономику, психологию, культуру и даже генетический состав населения.
В этот же отрезок времени (1346 - 1355) произошла масса интересных событий, на фоне которых и разворачивалась эпидемия: Хан Джанибек применил первое "биологическое" оружие, шла своим чередом Столетняя война, Венеция и Геную делили Средиземноморье, Тевтонский орден хозяйничал в Прибалтике, Псков оттедлился от Новгорода, создаются литературные шедевры, живет масса интересных персонажей...



Питер Брейгель Старший, «Триумф смерти», 1562 (ткните что бы рассмотреть детали)

Причины появления

Физические явления, предшествовавшие «черной смерти».
Свидетельств о катастрофических явлениях в природе накануне «черной смерти» настолько много, что необходимо хотя бы кратко рассказать о тех из них, которые не имеют мистического подтекста.
Климат. Второй пандемии чумы, несомненно, предшествовали какие-то глобальные климатические катаклизмы. По данным Борисенкова и Пасецкого (1988), с началом «малого ледникового периода», климат стал холоднее, неустойчивее, сократился вегетационный период растений. В целом для Европы 1271—1291 гг. и 1300—1309 гг. были необычайно сухими, а 1312—1322 гг., — чрезмерно влажными. Период 1270—1350 гг. характеризуется увеличением внутрисезонной изменчивости климата. К началу XV столетия в Гренландии уже не существовало большинства поселений викингов. К концу столетия льды полностью загородили путь в Гренландию, и она стала «неизвестной землей», о существовании которой узнавали только из старинных рассказов.
Китай. Период геологических и климатических катастроф начался с 1333 г. В этом году вокруг главного города Срединной империи, Кингчиа, вследствие сильной жары и засухи начался голод, затем пошли проливные дожди, приведшие к катастрофическому наводнению, погибли 400 тыс. человек. В том же году — сильное землетрясение с обрушением гор и образованием трещин в земле. В следующем году — наводнения в районе Кантона и сильные землетрясения в разных районах Китая. Засухи, наводнения, землетрясения и голод в Китае, сопровождавшиеся массовой гибелью населения (в том числе и от каких-то инфекционных болезней), продолжались до 1347 г., после этого времени «несколько утихло бушевание элементов».
Индия. Сильные землетрясения в Гималаях, активизация вулканической активности. Массовые эпидемии с ужасающей смертностью.
Русь. С началом XIV столетия засушливые годы становятся бедствием, а в 1308 г. повсеместно наблюдалось нашествие грызунов, сопровождающееся мором и голодом.
Европа. Извержение Этны в 1333 г., последнее в XIV столетии. Погода на юге Европы в течение нескольких лет перед «черной смертью», отличалась теплом и сыростью. Уже по этой причине появление чумы среди европейцев нельзя связать с расширением степных зон, и, соответственно, увеличением численности полевых грызунов. В 1342 г. — обилие снега зимой и сильные дожди летом — поля Франции опустошены сильным наводнением, в Германии затоплено много городов. В 1343 г. отмечены постоянные дожди и наводнения. С 1345 г. по всей Европе период «особенной сырости», продолжавшийся еще несколько лет, постоянные неурожаи, нашествия саранчи до Гольштинии. Эпизоотии среди домашних животных. Сильное землетрясение 25 января 1348 г., имевшее всеевропейский характер, повторилось 2 февраля.
Толчки ощущались даже в Скандинавии. Особенно пострадали Ломбардия, Каринтия, Истрия, Швабия, Бавария, Моравия, Рим, Парм. С меньшей силой землетрясения повторились в 1349 г. в Польше, Англии и Северной Европе (подземные толчки на европейском континенте прекратились не ранее 1360 г.). Очень холодная зима 1347—1348 гг., много людей погибло от холода. Отмечена необычайная кровожадность диких зверей, вызванная голодом; волки врывались в дома и выхватывали из рук матерей грудных младенцев. Неурожай в Голштинии в 1350 г. вследствие засухи. Наводнение со штормом 1 января 1354 г., опустошившее берега Северного моря.

Биологические явления, предшествовавшие «черной смерти».
Второй пандемии чумы предшествуют те же события, что и Юстиниановой чуме. Начиная с XI столетия, в Европе активизируется проказа. Она достигла своего максимума примерно через 200 лет после начала Крестовых походов — в XIII столетии, т.е., перед началом «черной смерти». Эпидемическая ситуация с этой, сегодня считаемой малозаразной болезнью, стала столь катастрофична, что в целях общественной профилактики церковь устраивала убежища для прокаженных — lazaretti (по имени монашеского ордена лазаристов). Количество этих убежищ быстро возрастало. К моменту смерти Людовика VIII (1229) во Франции, занимавшей тогда территорию, вдвое меньшую, чем теперь, насчитывалось уже до 2000 лепрозориев, которым этот король на смертном одре завещал 10 тыс. ливров.
Летописные источники первых веков второго тысячелетия содержат очень мало упоминаний об оспенных эпидемиях. Особенно странно это выглядит на фоне начавшихся Крестовых походов, которые, казалось бы, должны были способствовать их распространению. Но в конце XII столетия оспа в Европе тоже как бы «очнулась». По неизвестным причинам после почти двухсотлетней «спячки» контагиозность и вирулентность возбудителя оспы начали расти, что нашло отражение в летописях. В средине XIV столетия, в канун «черной смерти», оспенные эпидемии в Европе достигли особенного размаха в Ломбардии, Голландии, Франции и Германии.
В 1436 г. знаменитый врач Конкорегио (J.M. Concoregio, 1405—1448), выживший в период масштабных чумных и оспенных эпидемий, заметил, что эпидемия оспы нередко оказывается предвестницей эпидемии чумы и что чума в таких случаях оказывается более опасной. Среди врачей этого столетия бытовало твердое убеждение, что variola (оспа) и morbilli (корь) могут встречаться одиночными случаями в любое время, но когда эти болезни распространяются сильно, то в этом случае они являются предвестниками большой эпидемии чумы (Губерт В., 1896).
Вместе с голодом и эпидемиями Европу терзали военные беды: во Франции бушевала война, позднее названная Столетней, которую не смогла остановить даже пандемия чумы. В Италии продолжали враждовать между собой гвельфы и гибеллины, в Испании шли внутренние конфликты и гражданские войны, над Восточной Европой было установлено монголо-татарское иго. Бездомная жизнь, нищета и бегство населения из разрушенных войной областей («если некто безобидный и тихий вынужден будет терпеть обиды и разорение, значит, по-иному быть не может», — констатировал один из военных идеологов того времени Оноре Бове), передвижение огромных армий и оживлённая торговля считаются одними из немаловажных факторов, обеспечивших пандемии быстрое распространение из одной местности в другую.
Для поддержания эпидемии плотность населения должна составлять не менее определённого количества людей на квадратную милю. В городах, сжатых со всех сторон крепостными стенами, куда в случае осады дополнительно собиралось население предместий, она была много больше необходимого. Скученность людей, вынужденных часто ютиться в одной комнате или, в лучшем случае, в одном доме, при полном невежестве касательно правил профилактики заболеваний также выступила немаловажным фактором для поддержания пандемии
Кроме того, санитарное состояние городов, по нынешним меркам, было ужасающим. Узкие улицы захламлены были мусором, выбрасывавшимся на мостовую прямо из домов; когда этот мусор начинал мешать движению, король или местный сеньор приказывал его убрать, чистота поддерживалась затем несколько дней, и всё начиналось снова. Помои выливались зачастую прямо из окон в текущую по улице канаву, причём статуты некоторых городов специально обязывали хозяев трижды предупреждать об этом прохожих криком «Поберегись!». В ту же канаву текла кровь из боен, и всё это затем оказывалось в ближайшей реке, из которой брали воду для питья и приготовления пищи. О степени захламлённости и грязи, царившей в городах, можно судить уже по тому, что в средневековом Париже существовали улицы Дерьмовая, Дерьмяная и Дерьмишная, улица Смердящая Дерьмом, попросту без прикрас улица Дерьма. А Альберти Леон Баттиста, в своих "Десяти книгах о зодчестве" так описывал Сиену, которая «много теряет … из-за отсутствия клоак. Именно поэтому весь город издаёт зловоние не только в первую и последнюю ночную стражу, когда сосуды с накопившимися нечистотами выливаются в окна, но и в другие часы бывает отвратителен и сильно загрязнён».
Что касается личной гигиены, то, несмотря на то, что морализаторские писания того времени требовали от доброй жены стирать одежду («Ибо таковая обязанность на вас возложена»), а также, изо дня в день, по приходе мужа домой мыть ему ноги и менять носки и башмаки на свежие, в реальности эти советы соблюдались плохо. Кроме того, по тогдашним представлениям забота о теле полагалась греховной, а чрезмерно частое мытьё и связанное с тем лицезрение собственного нагого тела — соблазнительными. «Здоровым телесно и в особенности молодым по возрасту следует мыться как можно реже», — предупреждал об опасности Св. Бенедикт. Св. Агнесса приняла этот совет столь близко к сердцу, что за время своей сознательной жизни не мылась ни единого раза! А, по воспоминаниям современников, когда с убитого Архиепископа Кентерберийского Томаса Бекета совлекли одежду, оказалось, что на его теле «потревоженные вши кишели как вода в кипящем котле». Дизентерия и брюшной тиф буквально выкашивали сражающиеся армии, дело дошло до того, что Людовик Х вынужден был ввести моду на брэ с глубоким разрезом. (Бре - это такие мужские панталоны).

Начало эпидемии

Вторая пандемия чумы началась, по всей видимости, в одном из природных очагов в пустыне Гоби, неподалёку от нынешней монголо-китайской границы), где сурки-тарбаганы, пищухи и иные представители семейства грызунов вынуждены были покинуть привычные места из-за бескормицы, спровоцированной засухами и повысившейся аридностью климата, и переместиться поближе к человеческому жилью. Среди скучившихся животных началась эпизоотия; ситуация осложнялась также тем, что у монгольского населения мясо сурка считается деликатесом, мех тарбагана также высоко ценится, и потому на зверьков идёт постоянная охота. В подобных условиях заражение становилось неизбежным, и, наконец, маховик эпидемии был запущен около 1320 года.

Считается, что именно о Монголии рассказывает арабский историк Аль-Макризи, когда упоминает о моровом поветрии: "… каковое свирепствовало в шести месяцах конного пути из Тебриза… и триста племён сгинуло без ясной на то причины в своих зимних и летних лагерях… и шестнадцать представителей ханского рода умерло вместе с Великим Ханом и шестью из его детей. Посему Китай совершенно обезлюдел, в то время как Индия пострадала куда менее. "
Впрочем, более-менее ясные документальные подтверждения датируются 1330 годом, когда хроники начинают упоминать о некоем «моровом поветрии». Ханом, о котором шла речь, видимо, выступал 28-летний Ток-Темур, скончавшийся от чумы вместе с сыновьями в октябре 1332 года. Его предшественник, Есун-Темур скончался четырьмя годами раньше, 15 августа 1328 года также от некоей болезни. С определенной долей предположительности его можно считать одной из первых жертв Черной смерти.
Ибн ал-Уарди также подтверждает, что первые пятнадцать лет чума свирепствовала на Востоке и лишь после того достигла Европы. Он же несколько конкретизирует ее распространение, говоря о том, что «поражен был Синд» — то есть по интерпретации Джона Эберта, низовья Инда и северо-запад страны, поблизости с нынешней пакистанской границей.
Чуму также несли с собой монгольские войска и торговцы по Великому Шёлковому пути. Ввиду того, что путь через Гоби («места, — где по словам Марко Поло, — ночной ветер навевает тысячу фантазий») пролегал на Восток, первоначально пандемия ударила по Китаю (где в 1331 г., если верить тогдашним документам, особенно пострадал Хэбэй, в котором вымерло 9/10 живших в нём людей (всего, по современным подсчетам, между 1331 и 1351 годами эпидемия унесла около половины населения Китая, в то время как еще 15% пришлось на погибших от стихийных бедствий. Сохранилась любопытная легенда о начале чумы. Прекрасная китайская принцесса увидела во время прогулки больную крысу, шатавшуюся словно пьяная и приказала слуге бросить крысу коту. Слуга выполнил приказание, но кот, обнюхав крысу, отказался ее есть. Вскоре кот погиб, за ним скончался слуга, и начавшаяся болезнь в короткое время перекинулась на остальную прислугу, так что в живых осталась одна лишь принцесса.

Вместе к купеческими кораблями (или по другим сведениям - с волной грызунов, переселявшихся из монгольских степей в более сытные места) чума затем достигла Индии. В частности, известно, что в 1344 году эпидемия уничтожила армию шаха Мухаммеда Туглука, находившуюся, предположительно неподалеку от Деогири. Япония, которую эпидемия обошла стороной, пребывала в ужасе, известно, что по императорскому приказу в Китай отправлена была миссия для того, чтобы собрать как можно больше информации о новой беде, и научиться с ней бороться. Для Европы же происходящее там оставалось далёким тревожным слухом, в котором реальность щедро расцвечивалась воображением.
Ситуация с Черной Смертью в восточных странах осложняется плохой изученностью местных архивов и хроник, а также тем, что говоря о «моровом поветрии» или «повальной болезни» старинные документы не называют ее имени и как правило, не содержат сведений, по которым можно уяснить характер ее протекания. В частности, эпидемиолог У Ляньдэ, составивший список из 223 эпидемий, посетивших Китай с 242 г. до н. э. оказался не в силах восстановить, опираясь на данные в них сведения, о какой собственно болезни шла речь. Точные медицинские описания, соответствующие бубонной чуме появляются, по его мнению, в одной-единственном медицинском трактате, в котором речь идет об эпидемии 1641—1642 г.


Доктор Шнабель фон Ром ("Доктор Клюв Рима"), гравюра Поля Фюрста, 1656 (тыкабельно)

Распространение "Чёрной смерти" в Европе в 1347—1353 годах

Чума началась в 1346 г. на побережье Черного моря и в устье Дуная. Византийский историк Никифор так изложил эти события: «Около этого времени овладела людьми тяжкая чумоподобная болезнь, которая, двигаясь от Скифии и Меотии и от устьев Дуная, господствовала еще в первую весну. Она оставалась весь этот год (1347), проходя только в точности по берегам, и опустошала как города, так и села, и наши, и все, которые последовательно простираются до Гада и Столбов Геркулесовых. В следующем году она отправилась и к островам Эгейского моря; потом поразила Родос, также Кипр и жителей остальных островов. Византийский император Кантакузен (Joann Cantakuzenis «Historiar») также указывал на то, что чума началась весной 1347 г. в «стране гиперборейских скифов» (Таврический полуостров) и распространилась на Понт, Фракию, Македонию, Грецию, Италию, острова Средиземного моря, Египет, Ливию, Иудею, Сирию. Де Мюсси свидетельствовал о чуме в Каффе (Феодосия) и вокруг нее.

Как это ни покажется странным, но более всего оказался осведомленным русский летописец. В записи, датированной 1346 г., он свидетельствует: «Того же лета казнь была от Бога на люди под восточною страной на город Орнач (при устье Дона — Карамзин) и на Хавторо-кань, и на Сарай и на Бездеж (город на рукаве Волге, ниже Енотаевки) и на прочие грады во странах их; бысть мор силен на Бессермены (хивинцы) и на Татары и на Ормены (армяне) и на Обезы (абазинцы) и на Жиды и на Фрязы (генуэзцы и венецианцы в колониях при Черном и Азовском морях) и на Черкасы и на всех тамо живущих» (Воскр. лет., 210; цит. по Рихтеру А., 1814).

Следовательно, в 1346—1347 гг. на территории, включающей низовья Волги, Северный Прикаспий, Северный Кавказ, Закавказье, Крым, Восточные отроги Карпат, Причерноморье, Ближний и Средний Восток, Малую Азию, Балканы, Сицилию, Родос, Кипр, Мальту, Сардинию, Корсику, Северную Африку, юг Пиренейского полуострова, устье Роны, началась синхронная пульсация природных очагов чумы. Огромные количества Y. pestis посредством инфицированных эктопаразитов вбрасывались из ее природного резервуара в человеческие популяции. Произошла столь массовая гибель людей, что умерший от чумы человек «вызывал столько же участия, сколько издохшая коза» (Боккаччо).

Летописцы зафиксировали активизацию природных очагов чумы на всем протяжении Великого Евразийского чумного «излома» — от Кур-до-Иранского, до Прикаспийского Северо-Западного. В их восприятии это была «другая волна чумной эпидемии» (Гезер Г., 1867).

1346 г. Кафа, Крым. Все европейские хроники того времени сходятся в том, что чуму в Европу занесли генуэзские корабли, торговавшие по всему Средиземноморью. О том, как это случилось, существует рассказ очевидца, многими исследователями, впрочем, считающийся сомнительным. Этим очевидцем выступал генуэзский нотариус Габриэль де Мюсси (Gabriel de Mussis). В 1346 году он оказался, среди прочих, в генуэзской фактории в Кафе (нынешней Феодосии), осаждённой войсками монгольского хана Джанибека. В монгольском войске началась чума.
Хан Джаныбек решил использовать трупы умерших воинов для заражения противника смертельной болезнью. Эти действия находчивого полководца и запутали историков, пытавшихся понять причины столь стремительного распространения чумы по Европе. Габриэль де Мюсси писал об этих событиях следующее: «Татары, измученные чумой, заразной болезнью, ошеломленные и потрясенные смертью товарищей, гибнущих без всякой надежды на выздоровление, приказывали заряжать трупы в метательные машины и забрасывать им город Каффу, чтобы эти непереносимые снаряды положили конец защитникам города. Город забросали горами мертвецов, и христианам некуда было убежать, и некуда было спрятаться от такого несчастья... Они предавались мертвым волнам. Вскоре весь воздух был заражен, отравленная и испорченная вода стала загнивать. Усилилось нестерпимое зловоние».
Пораженные чумой и ужасом генуэзцы вынуждены были в разгар эпидемии бежать на родину. Де Мюсси сообщил, что дорогой итальянцев охватила смертельная болезнь, из тысячи оставалось в живых, не заболевая, едва по десяти человек. У него сложилось представление, что где бы ни приставали итальянские корабли, везде быстро умирали все те, кто соприкоснулся с прибывшими на них. Казалось, что новоприбывшие были окружены какой-то убийственной атмосферой. «Родные, друзья и соседи поспешили к нам, но мы принесли с собой убийственные стрелы, при каждом слове распространяли мы своим дыханием смертельный яд», — записал де Мюсси.
Это свидетельство, записанное во времена миазматических представлений о чуме и опубликованное в период господства учения о контагии, было воспринято во второй половине XIX столетия очень серьезно. О чумных побоищах еще не забыли, подлинных механизмов распространения чумы в городах тогда не знали, однако сам контагий уже представляли вполне материально как органическое вещество.

Современные представления о механизмах инфицирования людей возбудителем чумы, позволяют утверждать, что «бактериологическая атака» хана Джаныбека имела лишь психологическое значение. Чума не распространяется трупами или исходящим от них запахом.

"Любопытно и суперэтническое мироощущение де Мюсси. Подчеркивая варварство татар, он не приводит причину их нападения на Каффу, а ведь она была. У генуэзцев существовала иная, чем у жителей степи этика. Они считали, что главное в жизни — выгода, что монголы и тюрки почти не люди, а объект коммерческих операций. Поэтому генуэзцы воспользовались страшной засухой, падежом скота и голодом в Причерноморских степях, предшествовавших активизации природных очагов чумы, и организовали скупку по дешевке детей у татар для последующей работорговли. Хан Джаныбек узнав о такой деятельности генуэзцев, возмутился и двинул войска на Каффу". Гумилев Л.Н.

1 ноября 1347 г. «черная смерть» появилась в Марселе, к январю 1348 г. волна эпидемии докатилась до Авиньона, и затем чума стремительно распространилась по всей Франции. Папа, приказав, анатомировать трупы, чтобы найти причину болезни, бежал в свое имение рядом с Валенсией, где закрылся в одиночестве в комнате, постоянно жег огонь, чтобы выкурить инфекцию, и никого к себе не допускал. В Авиньоне смертность была так велика, что не было никакой возможности хоронить покойников. Тогда папа Климент VI освятил реку и торжественно благословил бросать в нее тела умерших от чумы людей.

К началу 1348 г. «черная смерть» распространилась по всей Испании. К концу января чума свирепствовала во всех крупных портах южной Европы, включая Венецию, Геную, Марсель и Барселону. В Средиземном море находили корабли, полные трупов, дрейфовавшие по воле ветров и течений. Один за другим, несмотря на яростные попытки изолировать себя от внешнего мира, итальянские города «падали» перед эпидемией. Люди рассказывали ужасные истории сверхъестественного происхождения о том, как «на востоке, рядом с Большой Индией, огонь и вонючий дым спалили все города» или как «между Китаем и Персией пошел сильный дождь из огня, падавший хлопьями, подобно снегу, и сжигавший горы и долины со всеми жителями», и сопровождаемый зловещим черным облаком, которое «кто бы ни увидел, тот умирал в течение половины дня». Оттуда, принесенная «нечистым порывом ветра с юга», инфекция наводнила Европу.

Начало 1348 г. Каир, Газа, Бейрут, Дамаск, Марокко, Тунис. Корабли, гружёные китайским шёлком, рабами и мехом, привезли чуму в Африку и на Ближний Восток. Дамаск потерял едва ли не половину населения, всего же арабский Восток и Северная Африка не досчитались 30—40 % людей.

Декабрь 1347 — март 1348 г. Мальорка. Предполагается, что чума была занесена на остров неким кораблем, прибывшим из заражённого Марселя или Монпелье, точная дата этого события не установлена. Известно имя первой жертвы на острове, ею стал некий рыбак Гиллем Брасса, житель деревни Алли в Алькудии. Чума опустошила остров.

В январе 1348 чума достигла Венецианской республики. «Венецианцы как свиньи, тронь одну, все сгрудятся вместе и бросятся на обидчика», — отмечал хронист. Действительно, Венеция во главе с дожем Дандоло была единственной из европейских стран, сумевшей организовать своих граждан, чтобы избежать хаоса и мародёрства, и вместе с тем, сколь то было возможно, противодействовать разгулу эпидемии.
В первую очередь, 20 марта, приказом венецианского совета, в городе была организована специальная санитарная комиссия из трёх венецианских дворян. Входящие в гавань корабли предписано было подвергать досмотру, и, если найдены были «прячущиеся иностранцы», больные чумой или мертвецы, — корабль немедленно сжигать. Для захоронения умерших был отведён один из островов в венецианской лагуне, причём могилы предписано было рыть на глубину не менее 5 футов, а спустя пару месяцев когда место закончилась трупы стали сжигать, несмотря на возмущение служителей церкви.
Начиная с 3 апреля и вплоть до конца эпидемии, изо дня в день специальные похоронные команды должны были проплывать по всем венецианским каналам, криком «Мёртвые тела!» требуя от населения выдавать им своих умерших для захоронения, специальные команды для сбора трупов изо дня в день обязаны были посещать все больницы, богадельни и просто собирать умерших на улицах. Любому венецианцу полагались последнее напутствие местного священника и захоронение на чумном острове, получившем название Lazaretto — как полагает Джон Келли, по имени ближайшей церкви Св. Девы Назаретской, по предположению Иоганна Нола — от монахов Св. Лазаря, ходивших за больными. Здесь же проходили сорокадневный карантин прибывшие с Востока или из зачумлённых мест, здесь же в течение сорока дней должны были оставаться их товары — срок был выбран в память о сорокадневном пребывании Христа в пустыне. Само название «карантин» идёт от латинского «сорок дней»
Для поддержания порядка в городе запрещена была торговля вином, закрыты все трактиры и таверны, любой торговец, пойманный с поличным, терял свой товар, причём предписывалось немедленно выбивать днища у бочек и сливать их содержимое прямо в каналы. Запрещались азартные игры, производство игральных костей. Впрочем, ушлые ремесленники сумели обойти этот запрет, придавая костям форму молитвенных чёток.
Закрывались публичные дома, своих любовниц мужчинам предписывалось либо немедленно отсылать прочь, либо столь же немедленно брать в жёны. Согласно приходской книге совершалось до 20 венчании в день! Чтобы вновь населить опустевший город, были открыты долговые тюрьмы, смягчено законодательство о долговых выплатах, беглым должникам обещано прощение, в случае, если они согласятся покрыть одну пятую необходимой суммы.
С 7 августа, чтобы избежать возможной паники, запрещались траурные одежды и временно отменялся старинный обычай выставлять гроб с умершим у порога дома, оплакивая его всей семьёй на глазах у прохожих. Даже в то время, когда эпидемия достигла своего максимума и смертность составляла 600 человек в сутки, дож Андреа Дандоло и Большой Совет оставались на местах и продолжали работать. 10 июля бежавшим из города чиновникам было предписано в течение следующих восьми дней вернуться в город и возобновить работу, неподчинившимся грозили увольнением. Все эти меры действительно благотворно повлияли на порядок в городе, и в дальнейшем опыт Венеции переняли все европейские государства.

«В начале января (1348 г.) две генуэзских галеры прибыли из Румынии в Тоскану, когда же они появились на рыбном рынке, некто заговорил с ними, после чего немедленно… заболел и умер», — отмечал хронист. Начиная с этого времени, чума покинула порты, где до сих пор свирепствовала, и начала продвижение вглубь континента. Первой в этом списке стала Пиза, за ней последовала Пистойя, где в срочном порядке был организован совет по надзору за общественным здоровьем по образцу венецианского. Трупы было приказано хоронить в забитых наглухо гробах, причём могилы копать на глубину не менее чем 2,5 фута глубиной, для того, чтобы не сеять панику, запрещались заупокойные службы, похоронные одежды и колокольный звон. Однако и здесь проявилась свойственная Средневековью сословность — все эти распоряжения «отнюдь не касались рыцарей, докторов права, судей и докторов медицины, каковым может быть оказана всяческая честь по желанию их наследников». Перуджия, Сиена, Орвието старались не замечать распространения эпидемии, надеясь, что общая участь минует их — но, конечно же, напрасно. По замечаниям современных хроник, в Орвието смертность составила до 90 %, современные исследователи, считая эту цифру преувеличенной, полагают, что от чумы вымерло около половины населения.
В предисловии к своему «Декамерону» Боккаччо оставил собственноручное описание ее ужасов.

Так же чума не обошла Авиньон, владения папы Климента VI. Хроники утверждают, что город потерял едва ли не 80 % населения. Современные историки, полагая, что подобная цифра чрезмерно велика, считают, что от чумы вымерло около 50 % авиньонцев. Смертность была так велика, что для захоронения тел не было свободной земли. Папа Климент VI вынужден был освятить реку, куда сваливали умерших с телег. Среди прочих, жертвой авиньонской чумы стала Лаура — возлюбленная и муза Петрарки. Папа Климент ненадолго задержался в городе, чтобы встретиться с королевой Джованной I, обвиняемой в убийстве мужа, которая предпочла отдать себя на суд церкви. Джованна была оправдана, после чего город Авиньон перешёл от неё в собственность папы, официально — проданный за 80 тыс. флоринов. Злые языки уверяли, что на деле папа не заплатил ни единого су, но эта версия так и осталась недоказанной. Вскоре после заключения этой сделки папа Климент по совету своего личного хирурга Шолиака скрылся в загородной резиденции Этуаль-сюр-Рон, запершись в комнате и никого к себе не подпуская.

Начало 1348 г. Каир, Газа, Бейрут, Дамаск, Марокко, Тунис. Корабли, гружёные китайским шёлком, рабами и мехом, привезли чуму в Африку и на Ближний Восток. Дамаск потерял едва ли не половину населения, всего же арабский Восток и Северная Африка не досчитались 30—40 % людей.

Чума «перешагнула» через Альпы, в Баварию. В Испании она настигла королеву Арагона и короля Кастилии. Первую половину 1348 г. «черная смерть» подбиралась к Англии. Весной она объявилась в Гаскони, где погубила младшую дочь короля — принцессу Жанну, которая направлялась в Испанию для сочетания браком с наследником кастильского трона.

Вскоре после этого чума вспыхнула в Париже, где умерло огромное количество человек, включая королев Франции и Наварры. В июле эпидемия охватила северное побережье Франции. В Нормандии, по свидетельству современника, «было такое критическое положение, что нельзя было никого найти, чтобы тащить трупы в могилы. Люди говорили, что наступил конец света». В этом же месяце английское правительство усилило наблюдение за портами. Архиепископ Йоркский Зуш написал своему заместителю, приказывая в каждом приходе дважды в неделю провести процессии и литании, «чтобы остановить эпидемию и инфекцию». Ибо только молитвой, провозгласил он, можно отвести бич Господень. Но хотя епископ Батский и Уэльский, тоже напуганный, приказал также проводить Крестные ходы и сборища во всех церквах, чтобы «защитить людей от эпидемии, которая пришла с Востока в соседние королевства», жизнь в Англии тем летом, казалось, текла в обычном русле. В дни, когда новости передавались из уст в уста, из деревни в деревню, вдоль дорог монахами и коробейниками, народ изолированного северного острова, вероятно, меньше слышал о предполагаемом конце света, чем европейцы по ту сторону пролива. Поглощенные своими внутренними делами, они более были обеспокоены погодой, уничтожением посевов и ящуром, который разразился среди скота и овец. Даже король, который должен был быть осведомлен об опасности, казался полностью увлеченным своими великолепными строительными проектами по размещению коллегии нового Ордена Подвязки. 6 августа он выпустил приказ о превращении часовни Св. Эдуарда Исповедника, находившейся в Виндзоре, в часовню «соответствующего великолепия» и для обеспечения места для проживания дополнительных каноников и 24 «беспомощных и бедствующих рыцарей», которых он и его компаньоны должны были представить ко вступлению в Орден. Именно в этот день, несмотря на все предосторожности портовых властей, чума пересекла пролив.

«Черная смерть» пришла в Англию в «обход портортов», разразившись в маленьком прибрежном дорсертширском городке Мельком Регис (Уэймут), «почти полностью лишив его жителей». Только через несколько недель чума появилась в Бристоле, в Лондоне эпидемия вспыхнула в ноябре.

Чума «обращалась» с Англией точно так же, как и с Западной Европой. В Винчестере, включавшем в себя графства Гемпшир и Суррей, которые каким-то чудом избежали эпидемии почти до Рождества, епископ Эдингтон приказал собранию каноников читать семь покаянных и пятнадцать обычных псалмов дважды в неделю. По пятницам было решено проводить крестный ход духовенства и людей по улицам и рыночным местам босоногими и с непокрытыми головами, «пока с благочестивыми сердцами они повторяют свои молитвы и, отложив бесполезные разговоры, произносят так часто, как только можно «Отче наш» и «Тебя Дева славим». Новости, исключительно печальные, провозгласил Эдингтон, достигли его; жестокая чума, которая превратила города Европы в «логова диких животных», «начала поражать берега английского королевства». Города, замки и деревни «были лишены своего населения эпидемией, более жестокой, чем двуручный меч, и стали жилищами ужаса... Мы поражены самым горестным страхом, который запрещает Господь, как бы начавшаяся эпидемия не опустошила наш диоцез» (Брайант А., 2001).

В Бристоле «живые едва могли похоронить мертвых», и «жители Глостера не позволяли жителям Бристоля войти в город». В течение той осени чума поражала одно южное графство за другим. Дорсет и прилегающие графства почти вымерли; Пул был настолько пустынен, что смог возродиться только через столетие. Духовенство и миряне Девоншира и Корнуолла «ложились, подобно колосьям под серпом жнеца». В некоторых деревнях, таких как Бишопстон в Уилтшире, едва ли одна душа выжила, а когда жизнь возродилась после чумы, это место так и осталось пустынным.

Шотландия держалась до конца года. Сначала шотландцы приписывали несчастья соседей их слабости, грозя «грязной смертью Англии» и поздравляя друг друга со своим своеобразным иммунитетом. Но когда они собрались в Селкиркском лесу, чтобы разорить пограничные английские земли, «их радость превратилась в плач, когда карающий меч Господень... обрушился на них яростно и неожиданно, поражая их не менее чем англичан гнойниками и прыщами». В следующем году наступила очередь Уэльских гор и долин, и «наконец, как будто плывя дальше, чума достигла Ирландии, поразив огромное количество англичан, проживавших там». Она едва затронула самих ирландцев, которые проживали в горах и горных территориях, но и их она безжалостно и неожиданно «уничтожила повсюду самым жестоким образом» в 1357 г.

Осенью 1348 г. чума появилась в Норвегии, Шлезвиг-Голштинии, Ютландии и Далмации. В 1349 г. чума захватила Германию, а в следующем году — Польшу.

На территории средневековой Руси она появилась в 1352 г. В восприятии современников, а потом и историков, чума «проникла» в Россию «не с востока, как можно было бы ожидать, а с запада — через Псков». Это заключение историки делают вопреки тому, что эпидемия в городе вспыхнула только на следующий год после того, как она закончилась в Германии и Польше.

Летом 1352 г. «черная смерть» охватила Псков. Эпидемия сразу приняла огромные размеры. Смерть не разбирала ни возрастов, ни полов, ни сословий. Количество умерших было так велико, что их не успевали хоронить, хотя в один гроб клали по 3–5 трупов. Богатые раздавали свое имущество, даже детей, и спасались в монастырях. Взявшие вещи из зараженных домов сами заболевали и умирали. Смерть была «наградой» тем, кто ухаживал за больными или помогал хоронить мертвых. Обезумевшие от ужаса псковитяне послали послов в Новгород к епископу Василию с просьбой приехать к ним и умолить разгневанного ими Бога. Епископ явился, обошел город с крестным ходом и затем направился домой, но по дороге умер от чумы. Новгородцы устроили своему владыке пышные похороны, выставили тело его в соборе Софии, куда явились толпы народа прощаться с умершим. Через короткое время в Новгороде вспыхнул такая же ужасная эпидемия чумы, как и в Пскове, возникшая, как тогда считали, от соприкосновения массы людей с трупом епископа. В течение 15 лет чума распространилась на Ладогу, Суздаль, Смоленск, Чернигов, Киев и по всей Центральной Руси (1363—1365), не пощадив и Московского княжества где «быстрой смертью» умерли митрополит Феогност, Великий князь Симеон Гордый с детьми и тысячи жителей.

Вот еще любопытная подробность «движения» чумы по Руси. Из летописей известно, что в низовьях Волги она появилась в 1346 г., но, опустошая Орду, чума упорно не «заносилась» еще почти 5 лет на территории русских княжеств.

@темы: медицина-историческое

---

16.01.2012 в 13:33

Пишет  tweed tea:

Черная смерть. Часть 2
В этой части речь пойдет о медицине того времени, теориях заражения и методах лечения.
Очень впечатлительным наверное читать стоит с опаской. Но, просьба не забывать что медицина с тех пор сильно продвинулась вперед и чуму теперь лечат)

«Первопричиной моворового поветрия стало положение звёзд, каковое наблюдалось в первый час после полудня 20 марта, когда три планеты сошлись между собой в созвездии Водолея. Ибо Юпитер, жаркий и влажный, заставляет ядовитый пар подниматься над болотами, а Марс — бесконечно жаркий и сухой, поджигает сказанные поры, почему и являются виду горящие искры, в то время как ядовитые испарения и огни пропитывают собой воздух» (Compedium, 1345 г.).

Во времена Чёрной смерти медицина в христианской Европе находилась в глубоком упадке. Во многом это было связано с примитивно-религиозным подходом ко всем сферам знания. Даже в одном из крупнейших средневековых университетов — Парижском — медицина считалась второстепенной наукой, так как ставила себе задачей «излечение бренного тела». Иллюстрацией тому является, среди прочего, анонимная аллегорическая поэма XIII века о «Свадьбе Семи Искусств и Семи Добродетелей». В этом сочинении Госпожа Грамматика выдаёт замуж своих дочерей — Диалектику, Геометрию, Музыку, Риторику и Теологию, после чего к ней приходит Дама Физика (тогдашнее название медицины) и также просит найти ей мужа, получая от Грамматики недвусмысленный ответ «Вы не из нашей семьи. Ничем не могу вам помочь».

Медицина XIV века

Врачу вменялось в обязанность требовать от больного ответ, исповедовался ли тот и причастился ли он святых тайн, и не оказывать помощи до тех пор, пока пациент не исполнит свой религиозный долг.
Анатомирование мёртвых тел запрещалось, не приветствовалось хирургическое вмешательство, ибо «церкви противно кровопролитие». Талантливые медики постоянно рисковали попасть в поле зрения инквизиции, но особенное возмущение коррумпированной части духовенства вызывало то, что врачи пользовались авторитетом и уважением у сильных мира сего, отвлекая на себя вознаграждения и милости. Врачебное сословие, впрочем, платило церковникам той же монетой: "Клирики по обыкновению толпятся у изголовия больных, из всех сил тщась доказать великую действенность своего вмешательства, воззвания к святым, реликвиий, освященных свечей, обеден, милостыни, пожертвований и прочего благочестивого шарлатанства. Случись врачу одержать победу над недугом, это приписывается заступничеству святых, обетам и молитвам клириков. Случись же ему умереть, виноваты в этом, конечно же, врачи."— с негодованием писал один из медиков того времени, пожелавший остаться неизвестным.

Для того чтобы понять действительный уровень знаний о чуме накануне «черной смерти», ознакомимся с текстом отчета, подготовленного в мае 1347 г. по повелению короля Филиппа VI (1293—1350) Парижским медицинским факультетом (Documents inedits sur la grand peste de 1348. Paris, Londres et New-York, 1860).

Мнение членов Парижского медицинского факультета ХIV века о происхождении эпидемии чумы «черной смерти» и о предохранительных мерах против нее

Мы, члены Парижской медицинской коллегии, по зрелом обсуждении и глубоком рассмотрении теперешней смертности, и согласно с мнением наших древних учителей, полагаем обнародовать причины этого чумного мора (pestilence), по законам и принципам астрологии и естественных наук.

Вследствие сего, мы заявляем следующее: известно, что в Индии и в странах Великого моря, небесные светила, которые борются с лучами солнца и с жаром небесных огней, оказывают специально их влияние на это море и сильно борются с его водами. От того рождаются испарения, которые помрачают солнце и изменяют его свет в тьму. Эти испарения возобновляют свое поднятие и свое падение в течение 28 дней непрерывно; но, наконец, солнце и огонь действуют так сильно на море, что они вытягивают из него большую часть вод и превращают эти воды в испарения, которые поднимаются в воздух, и если это происходит в странах, где воды испорчены мертвыми рыбами, то такая гнилая вода не может быть ни поглощена теплотою солнца, ни превратиться в здоровую воду, град, снег или иней; эти испарения, разлитые в воздухе, покрывают туманом многие страны. Подобное обстоятельство случилось в Аравии, в Индии, в равнинах и долинах Македонии, в Албании, Венгрии, Сицилии и Сардинии, где ни одного человека не осталось в живых; то же самое будет во всех землях, на которые будет дуть воздух, зачумленный Индийским морем, пока солнце будет находиться в знаке Льва.

Если жители не будут соблюдать следующие предписания или другие аналогичные, то мы возвещаем им неизбежную смерть: если только милосердие Христа не призовет их к жизни каким-либо другим образом.

Мы думаем, что небесные светила, вспомоществуемые природой, делают усилия, в своем небесном могуществе, для покровительствования человеческому роду и для исцеления его болезней и, вместе с солнцем, для проникания силою огня, через густоту тумана в продолжение десяти дней и до 17-го числа ближайшего месяца июля. Этот туман превратится в гнилой дождь, падение которого очистить воздух; тотчас как гром или град возвестить его, каждый должен остерегаться этого дождя, зажигая костры из виноградных ветвей, лаврового или другого зеленого дерева; равно пусть жгут в больших количествах полынь и ромашку на общественных площадях и в местах многолюдных; пусть никто не выходить в поле прежде, нежели совершенно не высохнет земля и 3 дня после того, каждый в это время пусть позаботится принимать немного пищи и остерегаться утренней, вечерней и ночной прохлады. Пусть не едят ни живности, ни водяных птиц, ни молодой свинины, ни старого быка, в особенности же жирного мяса. Пусть употребляют мясо животных, одаренных натурой горячей и сухой, но не горячащей, ни раздражающей.

Мы рекомендуем приправы с толченым перцем, корицу и пряности, особенно лицам, которые привыкли ужинать немного и из отборных блюд; спать днем вредно; пусть сон продолжается только до восхода солнца или немножко позже. Пусть мало пьют за завтраком, ужинают в 11 часов и могут во время стола пить немножко больше, чем утром; пусть пьют вино чистое и легкое, смешанное с шестою частью воды; фрукты сухие и свежие, употребляемые с вином, не вредны, без вина же они могут быть опасны. Красная морковь и другие овощи, свежие или маринованные, могут быть вредны; растения ароматические, такие как шалфей и розмарин, напротив здоровы; съестные припасы холодные, водянистые или влажные вообще вредны. Опасно выходить ночью и до 3-х часов утра по причине росы. Не должно есть никакой рыбы, излишнее упражнение может повредить; одеваться тепло, остерегаться холода, сырости, дождя, ничего не варить на дождевой воде, принимать за столом немного териака; оливковое масле в пище смертельно; тучные люди пусть выходят на солнце; очень большое воздержание, беспокойство духа, гнев и пьянство опасны; дизентерии должно бояться; ванны вредны; пусть поддерживают желудок свободным при помощи клистиров; сношение с женщинами смертельно. Эти предписания применимы особенно для тех, которые живут на берегах моря или на островах, на которые подул гибельный ветер.

Уже из содержания этого благодушного документа видно, что Парижский факультет излагал свое мнение о «черной смерти» (название уже использовали!) на основе миазматических представлений об эпидемиях и еще до появления чумы во Франции, т.е., когда она опустошала Индию, Аравию, Македонию, Византию, Венгрию, Италию, Албанию и Сардинию. Даже это обстоятельство (не говоря уж о всеобщей убежденности европейцев в причастности евреев, мавров и прокаженных к распространению болезни), свидетельствует о том, что ее распространение галиотами из Каффы не более чем позднее историческое искажение, удобное для рассмотрения причин появления чумы в Европе с позиций контагионистического учения. В мае 1347 г. власти Франции были хорошо информированы о начавшейся пандемии и готовились ей противодействовать в соответствии с «мнением древних учителей».



Посещение больного чумой. Из книги Кетама «Fasciculus medicinae», Венеция, 1493

Лечение и профилактика чумы с точки зрения медицины XIV века

Мероприятия властей, предназначенные для борьбы с эпидемией, были так же примитивны, как и знания врачей о причинах возникновения и распространения этой болезни (см. выше «Мнение членов Парижского медицинского факультета»). Большинство врачей стремилось уяснить себе сущность драмы, стремительно разыгрывающейся перед ними, и делали все, что было в их слабых силах для облегчения страданий заболевших, платя за это своей собственной жизнью. Так в Венеции умерли от чумы почти все врачи. Правда, современники отмечали, что были и «трусливые наемники, отворачивавшиеся от тех из звавших на помощь, кто не мог доставить им ни славы, ни денег».
Арсенал средневекового врача, включавший лекарства на растительной или животной основе, а также хирургические инструменты, был совершенно бессилен против эпидемии. «Отец французской хирургии» Ги де Шолиак называл чуму «унизительной болезнью», противопоставить которой врачебному сословию было нечего.
По словам Гюи де Шольяка, он сам и многие другие врачи оставались на своем посту «propter diffuge infamium» (чтобы избежать позора). Шольяк тоже перенес чуму, едва не поплатившись жизнью.
Франко-итальянский врач Раймонд Шален ди Винарио не без горького цинизма замечал, что «не может осуждать врачей, отказывающих в помощи зачумлённым, ибо никто не желает последовать за своим пациентом». Кроме того, с усилением эпидемии и ростом страха перед чумой всё больше медиков старались также найти спасение в бегстве, хотя этому можно противопоставить и подлинные случаи преданности своему делу. Так, если Шолиака, по его собственному признанию, от бегства удержал только «страх перед бесчестьем», ди Винарио против собственного совета оставался на месте и умер от чумы в 1360 году


Попытки публичного поучения народа, как вести себя во время эпидемии, не охватывали широких масс населения. Книгопечатание отсутствовало. В целях предохранения от заболевания врачи советовали:
Бежать из заражённой местности и в безопасности дождаться конца эпидемии. Именно отсюда происходит знаменитая средневековая присказка «дальше, дольше, быстрее», придуманная, по преданию, знаменитым персидским философом и врачом Абу Бакром Ар-Рази. Бежать требовалось как можно дальше, как можно быстрее и оставаться вдали от заражённой местности достаточно долго, чтобы окончательно убедиться, что опасность миновала. Врачи советовали: "Скромный домик <в деревне>, не подверженный сырости, вдали от кладбищ, скотомогильников и грязной воды, а также от огородов, в каковых растёт лук-порей, капуста или иные растения, на каковых имеют обыкновение оседать чумные миазмы."

Очищение воздуха в заражённой местности или доме. С этой целью через город гнали стада, чтобы дыхание животных очистило атмосферу (один из специалистов того времени приписывал подобную способность лошадям и потому настоятельно советовал своим пациентам на время эпидемии перебираться в конюшни). Ставили блюдечки с молоком в комнату умершего, чтобы таким образом поглощать заразу. С той же целью в домах разводили пауков, способных, по убеждению того времени, адсорбировать разлитый в воздухе яд. Жгли костры на улицах и окуривались дымом ароматных трав или специй. Так Папа Климент VI постоянно находился между двух жаровен, приказывая денно и нощно поддерживать на них огонь. «Не такая уж плохая идея, — заметил на эту тему Иоганн Нол, — если учесть, что Y. pestis погибает при высокой температуре».
Для того, чтобы разогнать заражённый воздух, звонили в колокола и палили из пушек. В комнатах с той же целью выпускали летать небольших пичужек, чтобы они взмахами крылышек проветривали помещение.

Индивидуальная защита, которая понималась как создание некоего буфера между человеком и заражённой средой.
Ввиду того, что действенность подобной буферной защиты можно было определить исключительно с помощью собственного обоняния, она считалась хорошей, если удавалось совершенно уничтожить или по крайней мере ослабить «чумной запах». Рекомендовалось потому носить с собой и часто нюхать цветочные букеты, бутылочки с духами, пахучие травы и ладан. Боккаччо описывает, что люди гуляли с цветами, душистыми травами или же какими-либо ароматными веществами в руках и, дабы освежить голову, часто нюхали их, так как воздух был заражен и пропитан запахом, исходившим от трупов, от больных и от снадобий.
Наглухо закрывать окна и двери, закрывать окна пропитанной воском тканью, чтобы не допустить проникновения в дом заражённого воздуха. Впрочем, иногда предлагалось забивать чумное зловоние зловонием ещё более жестоким — рецепты такого сорта были порой продиктованы отчаянием и беспомощностью. Так, крымские татары разбрасывали по улицам собачьи трупы, европейские врачи советовали держать в домах козлов, некое медицинское светило даже рекомендовало во время эпидемии подолгу задерживаться в отхожем месте, вдыхая тамошние ароматы. Подобное предложение вызвало, впрочем, протест уже у тогдашних специалистов, указывавших, что подобное «отвратительно в обычной ситуации, и трудно ожидать, чтобы оно помогло во время эпидемии».

Так же устанавливались «профилактическая диета». Врачи рекомендовали воздерживаться от потребления домашней и дикой водоплавающей птицы, питаться супами и бульонами, не спать после рассвета и, наконец, воздерживаться от интимного общения с женщинами. И наконец, памятуя о том, что «подобное привлекает подобное», воздерживаться от мыслей о смерти и страха перед эпидемией и во что бы то ни стало сохранять бодрое настроение духа.

Возникла и проблема «отравленных помещений» — тех, где от чумы скончались люди. Для их обеззараживания врачами давалось много «полезных» рекомендаций. Например, в большое плоское блюдо наливали свежее молоко и оставляли на середине зараженной комнаты, чтобы адсорбировать зараженный воздух. Неизвестный лондонский врач предложил рецепт: «Возьмите несколько крупных луковиц, очистите их, положите 3–4 луковицы на пол, и пусть они так полежат 10 дней, лук вберет в себя всю инфекцию зараженной комнаты, только потом луковицы нужно будет закопать глубоко в землю». Доктора советовали вокруг шеи носить человеческие фекалии в защитном мешочке.

К нарывам, для отсасывания «чумного яда», прикладывали пиявок, высушенных жаб и ящериц. В открытые раны вкладывали свиное сало и масло. В яички втыкали иголки. Кровью только что зарезанных голубей и щенков окропляли горящие в лихорадке лбы. Гюи де Шольяк вскрывал бубоны и прижигал открытые раны раскаленной кочергой. Этот примитивный способ «очистки» организма действительно давал результат, если человек, по отношению к которому он был применен, не умирал от сердечного приступа, не впадал в необратимый шок, не сходил с ума от боли.

Вскрытие подмышечного чумного бубона.

В XIV веке, когда наука ещё тесно переплеталась с магией и оккультизмом, а многие аптекарские рецепты составлялись по правилам «симпатии» — то есть, воображаемой связи человеческого тела с теми или иными объектами, подействовав на которые, якобы можно было лечить болезнь, многочисленными были случаи шарлатанства или искреннего заблуждения, приводившие к самым нелепым результатам. Так, предшественники, а затем и последователи горячего поклонника «симпатической теории» и одновременно одного из крупнейших умов Средневековья Парацельса пытались сильными магнитами «вытянуть» из тела болезнь. Парацельсом также было рекомендовано изготовлять так называемую «мумию» — куриное яйцо, в которое наливалась человеческая кровь, после чего яйцо надо было подложить под несушку «до момента рождения цыплят из прочих яиц», после чего «мумию» запекали в печи вместе с караваем хлеба, и она становилась «универсальным лекарством» от всех болезней, включая чуму. Результаты подобного лечения неизвестны, но вряд ли они были удовлетворительны.
И наконец, наиболее здравым представлялось поддерживать силы больного хорошим питанием и укрепляющими средствами и ждать, чтобы сам организм поборол болезнь. Но случаи выздоровления во время эпидемии Чёрной смерти были единичными, и почти все пришлись на конец эпидемии

Чумной доктор, мортусы и Нострадамус

В этих условиях сеньоры или города оплачивали услуги специальных «чумных докторов», в обязанности которых входило оставаться в городе до конца эпидемии и пользовать тех, кто стал её жертвой. Как правило, за эту неблагодарную и крайне опасную работу брались посредственные медики, неспособные найти для себя лучшего, или юные выпускники медицинских факультетов, пытавшиеся составить себе имя и состояние быстрым, но крайне рискованным путём.
Считается, что первых чумных докторов нанял папа Климент VI, после чего практика эта стала применяться по всей Европе.

Для защиты от «миазмов» чумные доктора носили ставшую позднее знаменитой клювастую маску (отсюда их прозвище во время эпидемии «клювастые врачи» (фр. docteurs à bec)). Маска, вначале закрывавшая только лицо, но уже во время второй эпидемии в 1360 году начавшая полностью покрывать голову, делалась из плотной кожи, со стёклами для глаз, причём в клюв закладывались цветы и травы — розовые лепестки, розмарин, лавр, ладан и т. д., должные защищать от чумных «миазмов». Для того, чтобы не задохнуться, в клюве проделывались два небольших отверстия. Плотный костюм, как правило, чёрного цвета, также делался из кожи или вощёной ткани, состоял из длинной рубахи, спускавшейся до пят, штанов и высоких сапог, а также пары перчаток. В руки чумной доктор брал длинную трость — её использовали для того, чтобы не дотрагиваться до пациента руками и, кроме того, разгонять на улице досужих зевак, ежели таковые найдутся. К сожалению, этот предшественник современного противочумного костюма спасал не всегда, и многие врачи погибали в попытках оказать помощь своим пациентам.

В качестве дополнительной защиты чумным докторам рекомендовался «хороший глоток вина со специями»; как обычно бывает в истории, трагедии сопутствовал фарс: сохранился характерный анекдот о группе кенигсбергских докторов, которые, несколько перестаравшись в плане дезинфекции, были арестованы за пьяный дебош.

Помимо врачей, на улицах и в домах зараженных орудовали Мортусы: их набирали из осужденных преступников или их тех, кто переболел чумой и сумел выжить. Это специальные служащие, чьей обязанностью, было собирать тела умерших и свозить их к месту захоронения.

На старинных гравюрах из Лондона видны мортусы, свозящие трупы на тележках и повозках, роющие могилы и занимающиеся погребением.


Пожалуй, наиболее известным ныне Чумным доктором был Мишель де Нотр-Дам, известный больше как предсказатель Нострадамус. На заре своей карьеры Нострадамус прославился благодаря своим успехам в деле спасения сограждан от чумы. Секрет Нострадамуса был прост - соблюдение элементарной гигиены. Иных средств в его арсенале не было, и потому он оказался бессилен спасти от этой страшной болезни свою первую семью, после чего отправился в изгнание. И только в 1545 году (в возрасте 42 лет) он возвратился в Марсель, и на этот раз его новое лекарство было способно воздействовать на легочную чуму, а затем, в Провансе в 1546 году на "черную чуму".
О методах Нострадамуса известно не слишком много. Всюду, где свирепствовала бубонная чума, он велел рисовать на домах обреченных черные кресты, чтобы предостеречь здоровых и затруднить распространение эпидемии. Надо помнить, что знакомые нам правила гигиены в те времена многим не были известны, и потому способы Нострадамуса некоторый эффект имели. Он рекомендовал пить только кипяченую воду, спать в чистой постели, в случае опасности чумы при первой возможности покидать грязные зловонные города и дышать свежим воздухом в сельской местности.


В городе Экс, столице Прованса, Нострадамус впервые приме­нил свои знаменитые пилюли, замешанные на основе лепестков роз и богатые витамином С. Он раздавал их прямо на улицах зараженных городов, попутно разъясняя согражданам правила элементарной гигиены. "Все, кто пользовались ими, - писал он впоследствии, - спас­лись, и наоборот."
Описанию дезинфицирующего порошка, из которого он составлял пилюли, Нострадамус посвятил несколько глав в одной из своих медицинских книг. Издание этой книги от 1572 г. хранится в парижской библи­отеке св. Женевьевы под необычным для нас заглавием "Превосходная и очень полезная брошюра о многих отменных рецептах, разделен­ная на две части. Первая часть нас учит способу приготовлять разную помаду и духи для украшения лица. Вторая часть нас учит приготавливать варе­нья различных сортов из меда, сахара и вина. Со­ставлена магистром Мишелем Нострадамусом - доктором медицины из Шалона в Провансе. Лион 1572 г.". В частности, разделы этой книги назывались "Как приготовить порошок, вычис­тить и отбелить зубы... а также способ придать дыханию приятный запах. Другой способ, еще более совершенный, для очищения зубов, даже тех, которые сильно попорчены гнилью... Способ приготовить род мыла, делающего белыми и мяг­кими руки и обладающего сладким и вкусным за­пахом... Способ приготовить род дистиллирован­ной воды, чтобы наилучшим образом украсить и отбелить лицо... Другой способ, чтобы сделать волосы бороды белокурыми или цвета золота, а также чтобы уничтожить слишком большую пол­ноту тела".

@темы: медицина-историческое

---

16.01.2012 в 16:16

Пишет  tweed tea:

Черная смерть. Часть 3
Чума в официальной и народной религии

Церковь

С точки зрения официальной религии, причины эпидемии были ясны — божье наказание за человеческие грехи, погоню за мирскими соблазнами при полном забвении духовных вопросов. В 1348 году, с началом эпидемии, церковь, а вслед за ней и народ, были убеждены, что грядёт конец света и сбываются пророчества Христа и апостолов. В войне, голоде и болезни видели всадников Апокалипсиса, причём именно чума должна была исполнить роль всадника, чей «конь блед и имя ему — Смерть». С чумой пытались бороться с помощью молебнов, крестных ходов, так, шведский король, когда опасность подступила к его столице, возглавил крестный ход босиком с непокрытой головой, моля об отвращении бедствия. Церкви были заполнены верующими. Как лучшее лекарство для уже заболевших или для того, чтобы избежать заражения, церковь рекомендовала «страх Божий, ибо Всевышний один может отвратить чумные миазмы». Покровителем чумных больных считался Св. Себастьян, с ним также было связано поверье о прекращении чумы в одном из городов, когда в местной церкви был построен и освящён придел, где установили статую этого святого.
Из уст в уста передавался рассказ о том, что ослик, вёзший в Мессину, где началась эпидемия, статую Святой Девы, вдруг остановился и никакими усилиями не удалось сдвинуть его с места. Уже с началом эпидемии, когда жители Мессины стали просить у катанийцев для спасения от гибели прислать им мощи Святой Агаты, патриарх Катании Герардус Орто согласился было это сделать, но тому воспротивились его собственные прихожане, угрожая смертью, если он решит оставить город без защиты. «Что за ерунда, — возмущался фра Микеле, — Если бы святая Агата захотела в Мессину, она сама бы о том сказала!» В конце концов, противоборствующие стороны пришли к компромиссу, договорившись, что патриарх совершит кропление святой водой, в которой была омыта рака Святой Агаты. В результате сам патриарх умер от чумы, болезнь же продолжала завоёвывать всё новые и новые пространства.
В подобных условиях жизненно важным становился вопрос — что вызвало божий гнев и каким образом умилостивить Всевышнего, чтобы мор прекратился раз и навсегда. В 1348 году причину несчастья видели в новой моде на ботинки с длинными высоко загнутыми носами, рассердившие Христа до такой степени, что тот наслал на человечество чуму как единственное лекарство в борьбе с этим злом.Немногим дальше ушли от подобных воззрений в XVII веке, когда, чтобы умилостивить разгневанное божество, швейцарцы дали обет по воскресеньям одевать женщин в чёрное, мужчин — в серое.
Священники, принимавшие последнюю исповедь умирающих, становились частыми жертвами чумы, в разгар эпидемии в части городов уже невозможно было найти никого, способного совершить таинство соборования или прочесть отходную над покойником. Боясь заражения, священники и монахи также попытались защитить себя, отказываясь приближаться к больным и, вместо того, через специальную «чумную щель» в двери подавая им хлеб для причастия на ложке с длинной ручкой или же проводя соборование с помощью палки, с концом, смоченным в елее. Впрочем, известны были и случаи подвижничества, так, по преданию, на это время приходится история отшельника по имени Рох, самоотверженно ухаживавшего за больными, позднее канонизированного католической церковью.

В 1350 году, в самый разгар эпидемии, папа Климент объявил очередной Святой Год, специальной буллой приказав ангелам немедленно доставлять в рай любого, кто умрёт на дороге в Рим или же возвращаясь домой. Действительно, на Пасху в Рим собралось около 1 млн. 200 тыс. паломников, ищущих защиты от чумы, на Троицу к ним добавился ещё миллион, при том что в этой массе чума свирепствовала с таким ожесточением, что домой вернулась едва ли десятая часть. За один только год прибыль римской курии от их пожертвований составила астрономическую сумму в 17 млн флоринов, что подвигло тогдашних остряков отпустить ядовитую шутку: «Господь не желает смерти грешника. Пусть себе живёт и платит далее».
Сам папа Климент VI в это время находился вдали от охваченного чумой Рима, в своём авиньонском дворце, по совету личного врача — Ги де Шолиака, прекрасно отдававшего себе отчёт в опасности заражения, не подпуская к себе никого и постоянно поддерживая огонь в двух жаровнях, справа и слева от своей персоны. Отдавая должное суевериям времени, папа не расставался с «волшебным» изумрудом, вставленным в перстень, «каковой, будучи обращён к Югу, ослаблял действие чумного яда, будучи обращён к Востоку, уменьшал опасность заражения».
Следует сказать, что во время эпидемии церкви и монастыри сказочно обогатились; желая избежать смерти, прихожане отдавали последнее, так что наследникам умерших оставались буквально крохи, и некоторым муниципалитетам пришлось своим указом ограничить размер добровольных даяний. Однако же из страха перед болезнью монахи не выходили наружу, и паломникам оставалось складывать принесённое перед воротами, откуда оно забиралось по ночам.
В народе усиливался ропот, разочаровавшиеся в возможностях официальной церкви защитить своих «овец» от чумы, миряне стали задаваться вопросом, не грехи ли церковников вызвали Божий гнев. Вспоминались и уже вслух рассказывались истории о блуде, интригах и даже убийствах, случавшихся в монастырях, о симонии священников.

Народные суеверия

В расстроенном воображении людей, изо дня в день ожидавших смерти, призраки, привидения и, наконец, «знаки» являлись в любом самом незначительном событии. Так, рассказывали о столбе света в декабре 1347 года, в течение часа стоявшем после заката над папским дворцом, кому-то виделось, что из свеженарезанного каравая хлеба капает кровь, предупреждая о беде, которую осталось уже недолго ждать. В пришествии чумы винили кометы, которых шесть раз видели в Европе, начиная с 1300 года. Возможно, одной из них была знаменитая комета Галлея в 1301 году.

Расстроенному воображению людей уже во время эпидемии являлись невероятные вещи — так, фра Микеле Пьяцца, летописец сицилийской чумы, с полным доверием пересказывает историю о чёрной собаке с мечом в передней лапе, которая, ворвавшись в мессинскую церковь, учинила там разгром, рубя в куски священные сосуды, свечи и светильники на алтаре. Интересное объяснение этому предлагает Филипп Циглер — по его мнению, собачье бешенство в Сицилии было вполне обыденным явлением, и некий особенно вопиющий случай, приукрашенный и пересказанный, мог лечь в основу подобной истории.
Разочарование в медицине и возможностях официальной церкви остановить эпидемию не могло не вылиться в попытку простонародья защитить себя с помощью обрядов, корни которых восходили ещё к языческим временам.
Так, в славянских землях нагие женщины ночью опахивали деревню вокруг, причём во время совершения обряда никто из жителей от мала до велика не мог покинуть свой дом. Финны песнями и заклинаниями отсылали чуму в «железные горы», причём для удобства передвижения снабжали лошадьми и повозкой. Чучело, изображавшее чуму, сжигали, топили, замуровывали в стены, проклинали и отлучали в церквях.
Чуму пытались отвратить с помощью амулетов и заклинаний, причём жертвами подобных суеверий становились даже церковнослужители, тайком носящие на шее, вместе с крестом, серебряные шарики, заполненные «жидким серебром» — ртутью, или же мешочки с мышьяком. Страх перед гибелью от чумы приводил к тому, что народные суеверия проникали даже в церковь, получая официальное одобрение духовных властей, — так, в некоторых городах Франции (напр. в Монпелье) практиковался любопытный обряд — длинным шнуром обмеривали городские стены, затем тот же шнур обматывали вокруг освящённой свечи, используемой затем для мессы.
Чуму изображали в виде слепой старухи, метущей пороги домов, где в скором будущем предстояло погибнуть одному из членов семьи, чёрного всадника, великана, покрывающего расстояние от деревни к деревне одним шагом, или даже «двух духов — доброго и злого: добрый стучал палкой в двери, и сколько раз стучал, столько людей должно было умереть», чуму даже видели — она гуляла на свадьбах, жалея того или другого, обещала им спасение. Чума передвигалась на плечах своего заложника, заставляя таскать её по деревням и городам.
И, наконец, как полагается, именно во время Великой Эпидемии в народном сознании сформировался образ Девы Чумы (нем. Pest Jungfrau, англ. Plague Maiden), оказавшийся невероятно живучим, отголоски этих верований существовали ещё в просвещённом XVIII веке. По одному из вариантов, записанному в те времена, Дева Чума взяла в осаду некий город, причём любой, неосторожно открывший дверь или окно, добивался лишь того, что в жилище оказывался летучий красный шарф, и в скором времени умирал от болезни. Посему жители в ужасе заперлись в домах и уже не отваживались показываться снаружи. Но чума оказалась терпеливой и спокойно ждала, пока голод и жажда не вынудят их это сделать. Тогда некий дворянин решил пожертвовать собой ради спасения остальных и, выгравировав на своём мече слова «Иисус, Мария», открыл дверь. Немедленно в проёме показалась призрачная рука и вслед за ней краешек красного шарфа. Не растерявшись, бравый кавалер рубанул по этой руке; в скором времени умер от болезни вместе со всей своей семьёй, таким образом поплатившись за свою смелость, но раненая Чума предпочла убраться прочь и с тех пор остерегалась навещать негостеприимный город.

Поражённые размахом и гибельностью эпидемии, превратившей, по выражению Иоганна Нола, всю Европу в огромную Хиросиму, обыватели не могли поверить, что подобная катастрофа может иметь естественное происхождение. Чумной яд должен был распространяться отравителем или отравителями, под которыми понимались некие изгои, враждебно настроенные к основной массе населения.
В подобных измышлениях жители городов и сёл опирались, в первую очередь, на Библию, где Моисей рассеивает в воздухе пепел, после чего Египет поражается моровым поветрием. Образованные слои населения черпали подобную уверенность в римской истории, когда во время юстиниановой чумы 129 человек были признаны искусственно распространявшими заразу и казнены.
Кроме того, повальное бегство из городов, охваченных болезнью, породило анархию, панику и власть толпы. Из страха перед болезнью любого, вызывавшего малейшие подозрения, силой волокли в лазарет, бывший, если верить хроникам того времени, столь ужасным местом, что многие предпочитали покончить с собой, лишь бы не оказаться там. Эпидемия самоубийств, увеличивавшаяся вместе с распространением заразы, вынудила власти принять специальные законы, угрожавшие тем, кто наложит на себя руки, отказом в захоронении по христианскому обряду. Вместе с больными в лазарет часто попадали и здоровые, найденные в одном доме с заболевшим или умершим, что, в свою очередь, заставляло людей скрывать больных и тайно хоронить трупы. Бывало, что в лазарет тащили просто состоятельных людей, желая вдоволь похозяйничать в опустевших домах, объясняя крики жертвы помрачением рассудка в результате болезни.
Понимая, что завтрашний день может и не наступить, множество людей предавалось чревоугодию и пьянству, проматывая деньги с женщинами лёгкого поведения, что ещё больше усиливало разгул эпидемии.
Могильщики, набиравшиеся из каторжников и галерных рабов, которых можно было привлечь к подобной работе только лишь обещаниями помилования и денег, бесчинствовали в городах, покинутых властью, врывались в дома, убивая и грабя. Молодых женщин, больных, мёртвых и умирающих продавали желающим совершить насилие, трупы волокли за ноги по мостовой, как полагали в те времена, специально разбрасывая по сторонам брызги крови, чтобы эпидемия, при которой каторжники чувствовали себя безнаказанными, продолжалась как можно дольше. Бывали случаи, когда в могильные рвы вместе с мёртвыми сваливали и больных, погребая заживо и не разбираясь, кто из них мог бы спастись.
Стоит также заметить, что случаи искусственного заражения действительно случались, обязанные своим появлением, в первую очередь, распространённому в те времена гибельному суеверию, что избавиться от чумы можно было, передав её другому. Посему больные специально толкались на рынках и в церквях, норовя задеть или дохнуть в лицо как можно большему числу людей. Кое-кто подобным образом спешил разделаться со своими недругами.
Предполагается, что первые мысли об искусственном происхождении чумы появились при виде повального бегства из городов состоятельной части населения. Но слух о том, что богачи сознательно травят бедняков (в то время, как богачи столь же упорно обвиняли в распространении болезни «нищих», пытающихся таким образом им отомстить), продержался достаточно недолго, на смену этому пришло иное — народная молва упорно обвиняла в искусственном заражении три категории населения — дьяволопоклонников, прокажённых и евреев, которые подобным образом «сводили счёты» с христианским населением.
Надо сказать, что в атмосфере истерии отравления, охватившей Европу, иностранец, мусульманин, путешественник, пьяный, юродивый — любой, привлекавший к себе внимание отличиями в одежде, поведении, речи, — уже не мог чувствовать себя в безопасности, а если у него при обыске находилось то, что толпе угодно было считать чумной мазью или порошком, участь его была решена.

Преследование секты «отравителей»

Со времён разгула Чёрной смерти на некоторых церквях сохранились барельефы, изображающие коленопреклонённого человека, молящегося демону. В самом деле, в первую очередь в голову людей, переживших катастрофу, с их расстроенным воображением приходила мысль обвинить в случившемся Врага Рода Человеческого. И хотя истерия «чумных мазей» в полной мере развернулась во время эпидемии 1630 года, её начало прослеживается уже в эпоху Чёрной смерти.
Дьявол показывался в городах собственной персоной — передавали рассказы о некоем богато одетом «князе» лет пятидесяти, с сединой в волосах, разъезжавшем на карете, запряжённой чёрными конями, который заманивал внутрь то одного, то другого жителя, в мгновение ока доставляя в свой дворец и там пытаясь соблазнить сундуками с сокровищами и обещанием, что жертва останется в живых во время эпидемии — в обмен же требовалось обмазывать дьявольским составом скамейки в церквях или стены и двери домов.
О составе гипотетической «чумной мази» нам известно из позднейшего сообщения преподобного Афанасия Кирхера, который пишет, что в её состав входили «аконит, мышьяк и ядовитые травы, а также другие ингредиенты, о каковых я не решаюсь написать». Доведённые до отчаяния сеньоры и городские власти обещали крупные награды за поимку отравителей на месте преступления, но, насколько известно из сохранившихся документов, ни одна подобная попытка не удалась. Зато схвачены были несколько человек, огульно обвинённых в изготовлении «чумных мазей», пытками у них вырывали признания, будто они получали от подобного занятия удовольствие «словно охотники, поймавшие дичь», после чего жертвы подобных оговоров отправлялись на виселицу или на костёр. «Нескольких несчастных обвинили в отравлении колодцев, — писал фламандским друзьям Луис Хейлиген. — Многих из них уже оправили на костер, других продолжают жечь и поныне».
Единственной реальной подоплёкой для подобных слухов была, видимо, реально существовавшая в те времена секта люциферистов. Разочарование в вере и протест по отношению к христианскому Богу, с их точки зрения не могущему или не желающему улучшить земную жизнь своих адептов, привели к возникновению легенды об узурпации небес, откуда был с помощью предательства свёрнут «истинный Бог — Сатана», который в конце мира, естественно, сможет вернуть себе своё «законное владение». Однако не существует каких-либо документальных подтверждений их непосредственного участия в распространении эпидемий или даже в изготовлении гипотетической мази.

Еврейские погромы и разгромы лепрозориев

Г. Гезер (1867) отметил, что начались они в Европе задолго до эпидемии чумы 1346—1351 гг. Уже в XII столетии воодушевление крестоносцев биться за Гроб Господень с сарацинами проявлялось массовыми еврейскими погромами по пути следования их отрядов. Для этого у крестоносцев всегда существовал весомый предлог. Чаще всего евреев обвиняли в осквернении христианских святынь. Однако еврейские погромы времен «черной смерти» не были только примитивной реакцией темного населения на людей чуждого вероисповедания. Им предшествовали малоизвестные сегодня события, отголоски которых еще можно найти в литературе XIX века.

Прежде всего сыграло свою роль то обстоятельство, что чума возникла на фоне необычайно упорной пандемии проказы или той болезни, которую тогда считали проказой.

Проказа достигла своего максимума в Европе примерно через 200 лет после начала Крестовых походов — в XIII столетии. За период времени с 1000 до 1472 г. только в Англии было открыто 112 лепрозориев.
Проказа внушала ужас современникам, что привело к принятию ряда решительных и суровых мер для борьбы с нею. Почти повсеместно в Европе прокаженные лишались гражданских прав и наследства, при этом над ними совершался полный похоронный обряд. В заключение всей процедуры на больного бросали лопатой землю, и с этой минуты он считался уже мертвым как перед церковью, так и перед обществом.

Власть предержащая использовала евреев для своих грязных дел, и на них же властители направляли народное недовольство. Вокруг сотрудничества прокаженных и евреев ходило много нелепых слухов, один ужаснее другого, но сегодня уже не имеет смысла разбираться, было это все на самом деле или нет, главное то, что европейское население тогда считало это все чистой правдой.

Основным слухом в начале XIV столетия, которому верили европейцы, был следующий. Король гренадских мавров, с горестью видя, что его так часто побеждают христиане, задумал отомстить за себя, сговорившись с евреями погубить христиан. Но евреи, будучи сами слишком подозрительны, обратились к прокаженным и при помощи дьявола убедили их уничтожить христиан.

Предводители прокаженных собрали последовательно четыре совета, и дьявол через евреев дал им понять, что, так как прокаженные считаются самыми презренными и ничтожными существами, то хорошо бы было устроить так, чтобы все христиане умерли или стали бы прокаженными. Замысел всем понравился; каждый, в свою очередь, поделился им с другим... Многие из прокаженных, подкупленные евреями ложными обещаниями царства, графств и других благ земных, говорили и твердо верили, что так и случится.

Этот «заговор» изобиловал «доказательствами». Само существование общего восстания прокаженных (1321 г.) засвидетельствовано многими авторами того времени. Например, один из них утверждал следующее: «Мы сами своими глазами видели такую ладанку в одном из местечек нашего вассальства. Одна прокаженная, проходившая мимо, боясь, что ее схватят, бросила за собою завязанную тряпку, которую тотчас понесли в суд и в ней нашли голову ящерицы, лапы жабы и что-то вроде женских волос, намазанных черной, вонючей жидкостью, так что страшно было разглядывать и нюхать это. Когда сверток бросили в большой огонь, он не мог гореть: ясное доказательство того, что это был сильный яд».

Сир де Партенэ писал королю, что один «важный прокаженный», схваченный в своем поместье, признался, что какой-то богатый еврей дал ему денег и некоторые снадобья. Они состояли из человеческой крови и мочи с примесью тела Христова. Эту смесь сушили и измельчали в порошок, зашивали в ладанки с тяжестью и бросали в источники и колодца.

Разумеется, описанные снадобья не могли вызвать не только эпидемии, но и даже незначительного отравления. Однако это не имело никакого значения на фоне суеверий того времени.

Важнейшее из таких писем, т.е. оригинальный французский перевод, удостоверенный пятью королевскими нотариусами и припечатанный государственными печатями, еще в средине XIX столетия находился в хранилище рукописей Национального архива Франции.

В этих письмах гренадский король и турецкий султан сообщали парижским евреям, что посылают им различные снадобья для отравления рек и источников; советуя поручить это прокаженным, обещают прислать много золота и серебра и просят их не жалеть расходов, лишь бы скорее отравить христиан и французского короля в особенности. В конце перевода следуют подписи пяти нотариусов с приложением печатей.

Изложение подобных фактов составляет приложение к письму «De ieprosis» папы Иоанна XXI. В этом письме, помеченном 1321 г., папа воспроизводит донесение, сделанное ему Филиппом, графом Анжуйским, где говорится о различных средствах, пускаемых в ход евреями, чтобы вредить христианам.

«Наконец, на другой день, — сообщает Филипп, — люди нашего графства ворвались к евреям, чтобы потребовать у них объяснения насчет питья (impotationes), приготовленного ими для христиан. Предавшись деятельным поискам в одном из жилищ, принадлежавшем еврею Бана-ниасу, в темном месте, в маленьком ларце, где хранились его сокровища и заветные вещи, нашли овечью кожу или пергамент, исписанный с обеих сторон. Золотая печать весом в 19 флоринов придерживалась шелковым шнурком. На печати было изображено распятие и перед ним еврей в такой непристойной позе, что я стыжусь ее описать».

«Наши люди не обратили бы внимания на содержание письма, если бы их случайно не поразила длина и ширина этой печати. Новообращенные евреи перевели это письмо. Сам Бананиас и шесть других ученых евреев сделали тот же перевод не своею волею, но будучи принуждены к тому страхом и силою. Затем их заперли отдельно и предали пытке, но они с упорством давали тот же самый перевод. Три писца, сведущих в богословской науке и еврейском языке, наконец, перевели письмо по латыни».

Письмо адресовывалось королю сарацинов, владыке Востока и Палестины. В нем некие лица ходатайствуют о заключении дружеского союза между евреями и сарацинами, и, в надежде, что когда-нибудь эти два народа сольются в одной религии, просят короля возвратить евреям землю их предков.

«Когда мы навсегда поработим христианский народ, вы нам возвратите наш великий град Иерусалим, Иерихон и Ай, где хранится священный ковчег. А мы возвысим ваш престол над царством и великим городом Парижем, если вы нам поможете достигнуть этой цели. А пока, как вы можете убедиться через вашего заместителя, короля Гренады, мы действовали в этих видах, ловко подсыпая в их питье отравленные вещества, порошки, составленные из горьких и зловредных трав, бросая ядовитых пресмыкающихся в воды, колодцы, цистерны, источники и ручьи для того, чтобы все христиане погибли преждевременно от действия губительных паров, выходящих из этих ядов. Нам удалось привести в исполнение эти намерения, главным образом, благодаря тому, что мы роздали значительные суммы некоторым бедным людям их вероисповедания, называемым прокаженными. Но эти негодяи вдруг обратились против нас и, видя, что другие христиане их разгадали, они обвинили нас и разоблачили все дело. Тем не менее мы торжествуем, ибо эти христиане отравили своих братьев; это верный признак их раздоров и несогласий».

В этом письме был еще один многозначительный отрывок: «Вам легко будет, с помощью Божией, перейти через море, прибыть в Гренаду и простереть над остальными христианами ваш доблестный меч могучею и непобедимою дланью. А затем вы воссядете на престол в Париже, а в то же время мы, став свободными, вступим в обладание землею наших отцов, которую Бог нам обещал, и будем жить в мире, под одним законом и признавая одного Бога. С этого времени больше не будет ни страха, ни горестей, ибо Соломон сказал: “Тот, кто связан с единым Богом, имеет с ним одну волю”. Давид прибавляет: “О, как хорошо и сладко жить вместе, как братья!” Наш пророк Осия так заранее говорил о христианах: “В сердце их раздор и вследствие этого они погибнут”».

Следовательно, чума или любой другой мор уже не только ожидались в Европе в течение нескольких десятилетий, но были даже известны, как сегодня говорят, их «заказчики» и «исполнители».
По утверждению Г. Гезера (1867), с началом эпидемии «черной смерти» в 1346 г. появились новые подробности «заговора» — по Европе ходила молва, что евреи были подстрекаемы к этому преступлению посланными им письмами от таинственных старшин из Толедо в Испании.
Кроме того, уверяли, что найдено письмо, написанное во время распятия Спасителя и посланное иерусалимскими евреями к своим братьям, например, в Ульян. Содержание письма было таковым, что вызвало у христианского населения Европы ярость и жажду мщения.

В мае 1348 г. в трех городах Франции начались еврейские погромы, однако тогда они еще не носили всеобщий характер. Ситуация изменилась осенью, когда в сентябре в Шильоне (городок у Женевского озера) еврейский врач во время кровавых истязаний признался, что он и еще несколько членов еврейской общины отравили городские колодцы. Новость быстро распространилась по всей Европе. Евреев обвинили в организации массового отравления колодцев, пытками заставили сознаваться в подготовке этого преступления, судили и на основании суда и закона подсудимых вместе с не подвергавшимися суду единоверцами сожгли на кострах (рис. 5.6).
Такие же зверства повторились в Берне. Затем власти отбросили формальности суда и действовали с помощью толпы. Страх и помешательство стали всеобщими. В Базеле было специально построено деревянное здание, куда собрали всех евреев и сожгли. То же было во Фрейбурге и во многих городах Эльзаса. В резиденциях короля Карла IV все еврейское население было перебито, имущество же их было продано магистратами «по закону и справедливости».
Массовые сожжения евреев имели место Аугсбурге, Констанце, Галле, Мюнхене, Зальцбурге, Тюрингене, Эрфурте и других германских городах. В Париже перебито огромное количество евреев, их непохороненные трупы долго служили пищей волкам в окрестных лесах.

В некоторых городах Германии, где не было евреев — в Магдебурге, Лейпциге — обвинение в отравлении колодцев было возведено на могильщиков. Так к ужасам эпидемии были присоединены ужасы многотысячных сожжений и избиений еврейского населения. Всего же в Европе в те годы было уничтожено 50 крупных и 150 мелких еврейских общин и устроено 350 погромов.

Вспышки религиозного массового психоза

Стремительное распространения болезни, бессилие врачей и массовая смертность заболевших, побудили людей обратиться к Богу. Но чудовищность чумы породила крайности религиозного мировосприятия. На современников наибольшее впечатление произвел необычайный расцвет секты флагеллантов или самобичевателей.
Впервые подобная секта возникла в 1210 г. в Италии. В «Chro-nicon Urlitius Barsiliensis» монах, святой Иустиниан из Падуи, приводит следующее описание: «Когда Италия была охвачена различного рода преступлениями, прежде всего, появилось до тех пор неизвестное чувство страха у жителей Перузы, охватившее затем римлян, а с течением времени и всех итальянцев. Страх этот ближе всего подходил под понятие суеверия. Люди были преисполнены невероятного ужаса, ожидали чего-то странного от Бога, и положительно все без исключения, молодые и старые, вельможи и простонародье, расхаживали в обнаженном виде по улицам, не испытывая никакого стыда. Знакомые и незнакомые выстраивались в два ряда и представляли собою нечто вроде процессии. У каждого в руке находилась плеть из кожаного ремня, которой «демонстранты» с особым рвением угощали друг друга. При этом отовсюду раздавались душераздирающие стоны и вопли, все молили Бога и Деву Марию простить их, принять раскаяние и не отказать в покаянии...»

Процессии флагеллантов были введены святым Антонием Падуанским (1195—1231). Напомнил о них в 1260 г. эремит Райнер в Италии, где в скором времени секта флагеллантов насчитывала в своих рядах около десяти тысяч человек. Отсюда она распространилась за Альпы, обнаружилась в Эльзасе, Баварии и в Польше, причем движению ее не могли воспрепятствовать никакие вмешательства и запреты со стороны правительственных властей.

Когда в 1349 г. в Германии с ужасающей силой свирепствовала чума, в Спиру из Швабии явились двести флагеллантов и ознакомили все население со своей методой самым подробным и добросовестным образом. Покаяние в грехах производилось два раза в течение дня. Утром и вечером расхаживали флагелланты по улицам парами, распевали псалмы под звон церковных колоколов и, по достижении назначенного для «покойных упражнений» места, обнажали верхнюю часть туловища (они носили обыкновенно только коротенькую полотняную куртку) и снимали обувь. Затем все укладывались крестообразно на землю, принимая различные положения, в зависимости от рода тех проступков, преступлений и прегрешений, в которых они приносили публичное покаяние. Согрешившие в супружеской жизни лежали лицом вниз, клятвопреступники укладывались на бок и лежали с приподнятыми кверху тремя пальцами и т.д. После этого экзекутор начинал свое дело и угощал каждого по заслугам его, затем заставлял отбывшего наказание подняться с земли, для чего произносил следующие слова: «Встань, прошедший чрез пытки чести, И остерегайся от дальнейших грехов».

Затем при пении псалмов раскаивающиеся начинали наказывать плетьми друг друга и только после этого громко взывали о прекращении смертоносной эпидемии чумы.

Интерес и воодушевление, проявленные по отношению к этой секте, были настолько велики, что церковь пришла даже в некоторое смущение от их религиозности: сектанты относились друг к другу очень строго и в своей резкости доходили до того, что один другого изгонял из своей среды, лишая при этом всех гражданских прав и состояния. Флагелланты распространили постепенно свое влияние на все церкви, а их новые псалмы и песни были преисполнены глубокой святости.

Начало 1349 г. стало пиком флагеллантского движения. Толпы людей, доходившие до 100 человек, постоянно перемещались по Германии, Франции, Швейцарии, Нидерландам. Сколько их было на самом деле, неизвестно. Полунагие, с красными полосами от ударов на теле, безмолвные или, распевая покаянные каноны, самобичеватели производили жуткое впечатление. Придя в какой-либо город, охваченный чумой, сектанты проделывали акт самобичевания, после которого один из самобичевателей прочитывал собравшейся толпе горожан письмо, которое ангел положил на алтарь Петра в Иерусалиме, где сам Бог призывал людей к покаянию. Затем следовал отчет о ходе чумной эпидемии, объяснялись причины ее появления и распространения и даже давались наставления, как лечить чуму. После этого шел обильный сбор пожертвований с населения. Когда же флагелланты явились в Авиньон и на глазах папы Климента VI провели сцену самобичевания, то произвели на него столь сильное впечатление, что движение это было объявлено ересью и подверглось преследованиям со стороны духовных и светских властей. Папа обнародовал против секты особую буллу. Немецкие епископы обнародовали апостольский указ и запретили сектантам селиться в их епархиях. К осени 1349 г. флагеллантское движение почти прекратило свое существование.

В 1414 г. стараниями немца по имени Конрад, секта снова была возвращена к жизни. Конрад всеми силами старался уверить толпу, что на него возложена божественная миссия, причем он и пророк Енох — это одно и то же лицо. Бог, мол, возвеличил флагеллантов и оттолкнул от себя папу римского; другого спасения души не существует, как только путем нового крещения крови, и именно одним средством: сечением и бичеванием. Теперь вмешалась уже сама инквизиция и наложила на предприятие Конрада свое вето. После громкого судебного разбирательства девяносто один человек из конрадовских единомышленников подверглись сожжению на костре только в одном Сангерсгаузене; в других городах также сожгли большое число этих фанатиков.


Менее известной разновидностью фанатиков, пытавшихся остановить чуму подвигами во имя веры, были «одетые в белое» (лат. albati), также известные под своим итальянским именем bianchi. Иногда их полагают умеренной частью флагеллантов.

По мифологии этой секты, всё началось с того, что некий крестьянин повстречал в поле Христа, который, оставшись неузнанным, попросил у того хлеба. Крестьянин извинился, объяснив, что хлеба у него больше не осталось, но Христос попросил его посмотреть в сумке, где, к немалому удивлению её владельца, хлеб обнаружился в неприкосновенности. Далее Христос отправил крестьянина к колодцу, чтобы размочить хлеб в воде, тот возразил, что колодцев в этой местности нет, но всё же подчинился, и, конечно же, колодец сам собой явился в названном месте. Но возле колодца стояла Богородица и отправила крестьянина обратно, приказав передать Христу, что «его матерь запрещает размачивать хлеб». Крестьянин выполнил поручение, на что Христос заметил, что «его матерь всегда на стороне грешников», и объяснил, что, если бы хлеб был размочен, погибло бы всё население Земли. Но теперь он готов помиловать падших и просит размочить лишь треть хлеба, что поведёт за собой смерть трети населения христианского мира. Крестьянин выполнил приказ, после чего началась эпидемия, остановить которую можно, лишь одевшись в белое, молясь и предаваясь посту и покаянию.
Другой вариант той же легенды рассказывал, что крестьянин ехал верхом на быке и вдруг неким чудом был перенесён в «отдалённое место», где его ждал ангел с книгой в руке, приказавший отныне проповедовать покаяние и белые одежды, остальную информацию, требуемую для того, чтобы смягчить божий гнев, обнаружат в книге.
Шествия бьянки собирали в городах не меньшие толпы, чем шествия их более радикально настроенных собратьев. Одетые в белое, со свечами и распятиями в руках, они двигались, распевая молитвы и псалмы, моля о «милосердии и мире», причём возглавляла собой процессию обязательно женщина, идущая между двумя маленькими детьми.
Однако и эти дальние предшественники реформации вызвали собой недовольство господствующей церкви, так как прямо упрекали её в стяжательстве, корыстолюбии и забвении заповедей Христа, за что Господь и наказал свой народ эпидемией. Бьянки требовали от папы Климента добровольно отказаться от престола, уступив его «нищему папе», с этим требованием их глава, называвший себя Иоанном Крестителем, отправился в Рим и, конечно же, кончил жизнь на костре инквизиции, секта была разогнана силой и, наконец, официально запрещена.

Если секты флагеллантов и «одетых в белое», при всём фанатизме своих последователей, всё же состояли из людей в здравом уме, хореомания, или одержимость танцем, была типичным массовым психозом, характерным, впрочем, для Средних веков.
Жертвы хореомании без всякой видимой причины начинали прыгать, кричать и совершать нелепые движения, действительно напоминавшие собой некий неистовый танец. Одержимые сбивались в толпы до нескольких тысяч человек, бывало, что зрители, до определённого момента просто глазевшие на происходящее, сами присоединялись к пляшущей толпе, не в силах остановиться. Самостоятельно прекратить пляску одержимые не могли и зачастую покрывали расстояние до соседнего города или сёла, вопя и прыгая, падали на землю в полном изнеможении и засыпали на месте.
После этого психоз порой заканчивался, иногда продолжался в течение нескольких дней или даже недель, одержимых хореоманий отчитывали в церквях, кропили святой водой, бывало, когда иные средства были исчерпаны, городские власти нанимали музыкантов, чтобы те подыгрывали неистовой пляске и тем самым скорее доводили больных ею до изнеможения и сна.
Случаи такого рода известны были и до эпидемии Чёрной смерти, но, если эти случаи были всё же единичными, по окончании эпидемии Чёрной смерти хореомания приняла пугающий размах, скачущие толпы насчитывали порой до нескольких тысяч человек. Полагается, что таким образом выплёскивались нервное потрясение и ужас, вызванные эпидемией. Хореомания свирепствовала в Европе в XIV—XV веках, а затем исчезла.
Отношение внешних зрителей к одержимым хореоманией было неоднозначным, так, в средневековых хрониках можно найти и намёки, будто речь шла о профессиональных нищих, получавших по окончании представления щедрую милостыню, ради чего, собственно, всё и затевалось. Другие авторы склонялись к мысли об одержимости бесом, полагая экзорцизм единственным лекарством для подобного. Действительно, в хрониках зафиксированы случаи, когда массовому танцу предавались беременные женщины, или о том, что многие танцоры, когда приступ заканчивался, умирали или всю дальнейшую жизнь страдали тиком или тремором конечностей.
Подлинные причины и механизм протекания хореомании остаётся неизвестным до нынешнего времени.

@темы: медицина-историческое

---

25.01.2012 в 12:33

Пишет  tweed tea:

История медицины в средневековье. Часть 1. Арабский халифат.
[

По хорошему историю медицины стоит начинать с древней Месопотамии, и возможно и до нее у меня дойдут руки, а сейчас напишу про то что меня восхитило, удивило и поразило.

С XIII по XVI лучшие врачи были из Арабского халифата. Многие открытия в области офтальмологии и хирургии сделаны именно тогда, а в тоже время в Европе на полном серьезе лечили простуду молитвами....
Заранее прошу прощения за ошибки мы с word'ом старались, но что-то могли упустить..

В некотором роде, вступление

Началом можно считать VII в., именно тогда территории Халифата пополнились Сирией и Египтом, где находились тогдашние центры изучения и поддержания греческой науки и философии, оказавшие сильное влияние на арабскую науку..
Самыми "престижными" в то время были Александрийская школа в Египте и школа в Гундишапуре (Джунди-Шапур). на юге Ирана, открытая христианами несторианского толка.
Эту школу закончил придворный врач халифа ал-Мансура (754—776) Джурджус ибн Бахтишу — основатель династии придворных врачей-христиан, которые в течение двух с половиной столетий служили при дворе багдадских халифов.

Осознавая значение античной науки, халифы и другие вожди мусульман содействовали переводу на арабский язык важнейших греческих сочинений (которые к тому времени сохранились в регионе по преимуществу на сирийском языке — языке преподавания в школах). Начало этой деятельности было положено в конце VIII в., однако основная работа переводчиков развернулась в правление халифа ал-Мамуна (813—833), который специально для этого организовал в Багдаде «Дом мудрости» {араб, bait al-hikma). В течение IX и X вв. на арабский язык была переведена практически вся доступная литература, представлявшая интерес для арабов.

Со временем переводы на арабский стали делать непосредственно с греческого. Большинство исследователей связывают этот переход с деятельностью самого известного переводчика эпохи халифатов — христианина-несторианца Хунайна ибн Исхака из Хиры. Он имел глубокие познания в медицине, был придворным врачом халифа ал-Мутаваккила (847—861) и преподавал медицину в Багдаде. Хунайн иби Исхак в совершенстве владел арабским, сирийским, греческим и латинским языками, в поисках рукописей научных и философских трудов совершил путешествие по Византийской империи, после чего собрал вокруг себя группу переводчиков, в которую входил и его сын Исхак.

Переводческая деятельность арабов сыграла неоценимую роль в сохранении наследия - многие древние труды дошли до средневековой Европы -только в арабских переводах. Однако до наших дней, как полагают ученые, дошло не более 1% средневековых арабских рукописей.
Развитию книжного дела в значительной степени способствовало знакомство с секретом изготовления китайской бумаги, которая оказалась гораздо дешевле египетского папируса. Ее важность оценили незамедлительно: около 800 г. везир Харун ар-Раши-да — Йахйа Бармакид построил в Багдаде первую бумажную мельницу. Через Сирию и Северную Африку производство бумаги пришло на Запад — в Испанию, а позднее и в другие европейские страны. Первые бумажные мельницы в Италии и Германии появились в XIV в.
Наивысший расцвет средневековой арабоязычной культуры приходится на VIII—XI столетия. В этот период на базе староарабской поэзии, а также «Корана» сформировался классический арабский язык средневековья. В X—XV вв. сложился знаменитый сборник сказок «Тысяча и одна ночь», в который вошли переработанные и перенесенные в арабскую культуру мифологические сюжеты и сказки многочисленных народов, населявших в то время обширные территории Халифата или торговавших с ним (персидские, индийские, греческие и многие другие).

К X столетию сложился тип средней и высшей мусульманской школы — Мадраса (медресе).
Образование в Халифате в значительной степени испытало влияние ислама. В средневековом мусульманском мире все знания делились на две области: «арабские» (или традиционные, в основе своей связанные с исламом) и «иноземные» (или древние, общие всем народам и всем религиям).
«Арабские» гуманитарные науки (грамматика, лексикография и др.) формировались в связи с изучением хадисов (предания о высказываниях и деяниях Мухаммеда) и «Корана», знание которого для мусульман чрезвычайно важно (почти все мусульмане знают наизусть хотя бы часть «Корана»).
Изучение «иноземных» наук диктовалось потребностями развивающегося общества и отражало его интересы: география была необходима для точного описания подвластных земель; история служила основой для изучения жизни Пророка; астрономия и математика уточняли священный календарь. Возрос интерес и к медицине, которая со временем стала определяться как профессия, достойная похвалы и благословенная Аллахом: согласно исламской традиции, Аллах не допустит болезни, пока не создаст средство ее лечения; задача врача — найти это средство. Обучающийся врачеванию в исламе наряду с теологией обязательно изучал «иноземные науки», включая логику, что позволяло ему методично англизировать причины болезней, ставить диагноз, определять прогноз и применять обоснованное лечение. В этом смысле медицина средневекового арабоязычного Востока была тесно связана с окружающим миром и науками, его изучающими.

По мере того, как основные научные рукописи переводились на арабский язык, христиане утрачивали свою монополию на медицину, а центры науки и высшего образования постепенно перемещались в Багдад, Басру, Каир, Дамаск, Кордову, Толедо, Бухару, Самарканд. В каждом большом городе создавались библиотеки с читальными залами и комнатами для научных и религиозных дискуссий, помещениями для переводчиков и переписчиков книг. Со временем они выросли в крупные центры науки и образования, такие как «Дом мудрости» в Багдаде или «Дворец мудрости», учрежденный в Каире халифом ал-Хакимом в 1005 г. Ученые, работавшие в этих научных центрах, объединялись в «Общества просвещенных» (араб. Maglis al-cula-ma') —прообраз научных обществ и академий наук, возникших в Европе в XVII—XVIII вв.

Библиотека Кордовы насчитывала более 250 тыс. томов. Крупные библиотеки были в Багдаде, Бухаре, Дамаске, Каире. Некоторые правители и богатые люди имели собственные библиотеки. Так, в библиотеке главы дамасских врачей Ибн ал-Мутрана, лечившего халифа Салах ал-Дина, было около 10 тыс. книг.
Глава багдадских врачей Ибн ал-Талмид (Ibn al-Talmld, XII в.) — автор лучшей фармакопеи своего времени — собрал более 20 тыс. томов, многие из которых были переписаны лично им. В XII в., когда в Западной Европе было лишь два университета (в Салерно и Болонье), в одной только мусульманской Испании (Кордовском : халифате) функционировало 70 библиотек и 17 высших школ, в которых среди других дисциплин преподавалась и медицина.

В области теории болезни арабы восприняли древнегреческие учения о четырех стихиях (араб, аг-kari) и четырех телесных соках (араб. ahlat), изложенные в «Гиппократовом сборнике» и работах Аристотеля, а затем прокомментированные в трудах Галена. Согласно представлениям арабов, каждая из стихий и жидкостей участвует (в различных пропорциях) в создании четырех качеств: тепло, холод, сухость и влажность, которые определяют мизадж (араб, mizag — темперамент) каждого человека. Он может быть нормальным, в случае сбалансированности всех составляющих, или «неуравновешенным» (различных степеней сложности). Когда равновесие нарушено, задача врача — восстановить первоначальное состояние.
При лечении внутренних болезней первейшее внимание уделялось установлению правильного режима и только потом применялись лекарства, простые и сложные, в приготовлении которых арабы достигли высокого совершенства.
В значительной степени это связано с развитием алхимии. Заимствовав у сирийцев идею использования алхимии в области медицины, арабы сыграли важную роль в становлении и развитии фармации и создании фармакопеи. В городах стали открываться аптеки для приготовления и продажи

Алхимики средневекового арабо-язычного Востока изобрели водяную баню и перегонный куб, применили .фильтрование, получили азотную и соляную кислоты, хлорную известь и спирт (которому дали название алко-холь). Завоевав Пиренейский полуостров, они принесли эти знания в Западную Европу.

Великие врачи своего времени и открытия

Выдающимся философом, врачом и химиком раннего средневековья был Абу Бакр Мухаммад ибн Закарийа Ар-Рази (Abu Bakr Muhammad ibn Zakarlya al-Razi, лат. Rhazes, 850— 923). Родился он в Рее, недалеко от Тегерана. Медициной начал заниматься относительно поздно — когда ему было около 30 лет. Большую часть жизни провел в Багдаде, где основал и возглавил больницу, которая всегда была переполнена учениками. Дошедшие до нас сочинения Ар-Рази свидетельствуют о многогранности его таланта. Будучи прекрасным химиком, он изучал действие солей ртути на организм обезьяны. С именем Ар-Рази связано изобретение инструмента для извлечения инородных тел из гортани и применение ваты в медицине.
Ар-Рази составил первый в арабской литературе энциклопедический труд по медицине «Всеобъемлющая книга по медицине» («Kitab al-Hawi») в 25 томах. Описывая каждую болезнь, он анализировал ее с позиций греческих, сирийских, индийских, персидских и арабских авторов, после чего излагал свои наблюдения и выводы. В XIII в. «Kitab al-Hawi» была переведена на латинский язык, а затем на многие европейские языки, постоянно переиздавалась в средневековой Европе и вместе с «Каноном медицины» Ибн Сины в течение нескольких столетий была одним из основных источников медицинских знаний.
Другой энциклопедический труд Ар-Рази «Медицинская книга» в 10 томах («Al-Kitab al-Mansuri»), посвященная правителю Хорасана Абу Са-лиху Мансуру ибн Исхаку, обобщила знания того времени в области теории медицины, патологии, лекарственного врачевания, диететики, гигиены и косметики, хирургии, токсикологии и инфекционных заболеваний. В XII в.. она была переведена на латинский язык, а в 1497 г. издана в Венеции.
Среди многочисленных сочинений Ар-Рази особую ценность представляет небольшой трактат «Об оспе и кори», который признается многими авторами самым оригинальным трудом средневековой арабоязычной медицинской литературы. По существу, это первое обстоятельное изложение клиники и лечения двух опасных инфекционных заболеваний, уносивших в, то время немало человеческих жизней. Даже сегодня он мог бы быть великолепным учебным пособием для студентов. В нем Ар-Рази четко сформулировал идею заразности этих заболеваний и описал их дифференциальную диагностику (считая оспу и корь разными формами одной болезни), лечение, питание больного, меры защиты от заражения, уход за кожей заболевшего. Первое печатное издание этой блистательной работы появилось в Венеции в 1498 г., после чего она неоднократно издавалась в Европе на латинском, греческом, французском, английском языках.

Известно, что исламские традиции не допускают вскрытия человеческого тела. Тем не менее врачи-мусульмане внесли существенный вклад в развитие отдельных областей анатомии и хирургии. Особенно ярко это проявилось в офтальмологии. Исследуя строение глаза животных, известный египетский астроном и врач Ибн ал-Хайсам (Ibn al-Haisam, 965—1039, известный в Европе как Alhazen) первым объяснил преломление лучей в средах глаза.и дал названия его частям (роговица, хрусталик, стекловидное тело и т. д.). Изготовив модели хрусталика из хрусталя и стекла, он выдвинул идею коррекции зрения при помощи двояковыпуклых линз и предложил использовать их при чтении в пожилом возрасте. Капитальный труд Ибн ал-Хайсама «Трактат по оптике» («Kitab al-Manazir») прославил его имя в странах Востока и Западной Европы

К плеяде замечательных арабских окулистов принадлежит и Аммар ибн Али ал-Маусили (Ammar ibn Ali al-Mausili, X в.), один из известнейших глазных врачей Каира. Разработанная им операция удаления катаракты путем отсасывания хрусталика при помощи изобретенной им полой иглы имела большой успех и получила название «операция Аммара».

Большой вклад в развитие учения о глазных болезнях внес Али ибн Иса, живший в Багдаде в первой половине XI в. В предисловии к своей знаменитой книге «Меморандум для окулистов» («Tadkirat al-Kahhalin»). Первая часть меморандума посвящена описанию глаза и его строения, вторая — болезням глаза, которые ощущаются органами чувств, третья— болезням глаза, которые незаметны для больного. Переведенная на латинский язык, эта книга в течение веков была главным учебным руководством для студентов и вплоть до XVII в. оставалась основным трудом по офтальмологии в Западной Европе.

Лечение глазных болезней явилось той областью медицины, в которой влияние арабской школы ощущалось в Западной Европе вплоть до XVII в.

К выдающимся достижениям арабов в области анатомии относится описание легочного кровообращения, которое сделал в XIII в. сирийский врач из Дамаска Ибн ан-Нафйс (Ibn an Nafis), т. е. на три столетия раньше Мигеля Сервета
. Ибн ан-Нафис почитался как великий ученый своего времени, прославившийся комментариями к разделу анатомии в «Каноне» Ибн Сины.
Хирургия в средневековом арабоязычном мире была скорее ремеслом, чем наукой (как это имело место в древнем мире). Объяснялось это мусульманской традицией, которая запрещала как вскрытие трупов, так и вивисекции. Понятно, что в халифатах хирургия развивалась в меньшей степени, чем лекарственное врачевание.
Самым выдающимся хирургом средневекового арабоязычного мира считается Абул-Касим Халаф ибн 'Аб-бас аз-Захрави. Родился он близ Кордовы и таким образом принадлежит к арабо-испанской культуре.
Аз-Захрави жил в «золотой период» ее развития (вторая половина X в.), когда арабо-испанская культура была самой передовой в Западной Европе, а наряду с византийской — и во всей Европе в целом. Основными научными центрами мусульманской Испании были университеты в Кордове, Севилье, Гренаде, Малаге.

В цепи исторического развития хирургии аз-Захрави стал связующим звеном между античной медициной и медициной европейского Возрождения (когда труды аз-Захрави были переведены на латинский и признаны в Западной Европе). Аз-Захрави блестяще оперировал.
Знание анатомии он считал абсолютно необходимым для хирурга и.рекомендовал изучать ее по трудам Галена. Критерием истины для него были собственные наблюдения и собственная хирургическая практика. Этим отчасти объясняется тот факт, что его сочинения содержат мало ссылок на чужие работы.
По сравнению с хирургией античности аз-Захрави сделал большой шаг вперед. К его приоритетам относятся: применение кетгута в абдоминальной хирургии и для подкожных швов, шов с литкой и двумя иглами, первое применение лежачего положения при операциях на малом тазе (ставшее потом классическим); он описал то, что сегодня называется туберкулезным поражением костей; он был автором новых хирургических инструментов (более 150) и единственным автором античности и раннего средневековья, который их описал и представил в рисунках.
Аз-Захрави разработал методику местного прижигания (каутеризация) в хирургических операциях и производил его чаще катетером , реже — прижигающими средствами (азотнокислое серебро и др.). Часто его обвиняли в том, что он заменил нож на раскаленное железо. Однако не следует забывать, что в то время еще не знали природы воспаления и инфекционного процесса и не умели бороться с ними. Аз-Захрави очень высоко оценивал метод прижигания и успешно использовал его для лечения местных поражений кожи и других болезней.
Энциклопедический труд аз-Захрави «Книга о представлении медицинских знаний в распоряжение тому, кому не удается их составление» ,содержит 30 томов, в которых обобщен опыт всей его жизни. Из них особый интерес ученых всегда вызывал тридцатый трактат, посвященный хирургии и хирургическим инструментам. Первый перевод этого грандиозного сочинения на латинский язык был сделан во второй половине XII в., сразу же он стал настольной книгой хирургов средневековой Европы, многократно переписывался и издавался и на протяжении пяти столетий был одним из основных учебников по хирургии.

К слову сказать, в то время, Халифат был единственным местом Ойкумены, где женщина могла не только изучать медицину, но и практиковать! Такой возможности женщины-врачи целиком и полностью обязаны развитию гаремов - мужчины врачи допускались только для сложный операций.
О женщинах-врачах можно почитать ниже.

Больничное дело

Организация больничного дела получила в халифатах значительное развитие
Изначально учреждение больниц было делом светским. Название больницы — бимаристан (bimaris-tan) — персидское; это лишний раз подтверждает, что больничное дело в халифатах испытало значительное влияние иранских и византийских традиций.
Согласно сообщению историка ал-Макризи (1364—1442), первая известная больница в мусульманском мире была сооружена во времена Омейядов при халифе ал-Валиде (705—715).

Больница в современном смысле этого слова появилась в Багдаде около 800 г. По инициативе халифа Харун ар-Рашида ее организовал армянский врач-христианин из Гундишапура — Джибраил ибн Бахти-ши, третий в знаменитой династии Бахтишу. Его дед Джурджус ибн Джибраил ибн 7—596
Бахтишу (Girgis ibn Bahtisu0) — основатель династии и глава врачей медицинской школы В Гундишапуре — в 765 г. излечил тяжело больного халифа ал-Мансура, которого никто не мог вылечить. И несмотря на то, что Джурджус ибн Бахтишу был христианином и не принял ислама, халиф назначил его главой врачей столицы Халифата— Багдада. Он и все его потомки на протяжении шести поколений успешно служили придворными врачами халифов, были известны в мусульманском мире и высоко почитались правителями до начала XI в.

Больницы, основанные мусульманами, были трех видов.

К первому виду относились больницы, учрежденные халифами или известными мусульманскими деятелями и рассчитанные на широкие слои населения. Они финансировались государством, имели штат врачей и немедицского обслуживающего персонала. При больницах создавались библиотеки и медицинские школы. Обучение было теоретическим и практическим: учащиеся сопровождали учителя во время его обхода в больнице и посещали вместе с ним больных на дому.
В Египте первая большая больница была основана в 873 г. правителем Ахмадом ибн Тулуном. Она предназначалась исключительно для бедных слоев населения (ни солдат, ни придворный не имели права получить там лечение). Правитель отпускал на ее нужды 60 тыс. динаров в год и посещал больницу каждую пятницу. Кроме того, при своей дворцовой мечети Ахмад ибн Тулун учредил аптеку, где каждую пятницу врач бесплатно лечил приходящих больных. Согласно традиции, больница имела мужскую и женскую половины, мужскую и женскую бани; больные распределялись по отделениям в соответствии с их заболеваниями.
В Багдаде в 916 г. было пять таких больниц. В 918 г. открылись еще две: на содержание первой халиф выделял в виде пожертвования 2 тыс. динаров в месяц, на содержание второй больницы (учрежденной его матерью) — 600 динаров. В 978 г. Адуд ал-Даул завершил строительство еще одного большого лечебного учреждения на западном берегу Тигра, где в свое время стоял дворец Харуна ар-Рашн-да; его обслуживали врачи, санитары (араб. mucaliguna), слуги (араб, huz-zan), привратники (араб, bawwabu-па), управители (араб, wukala) и надзирател. К 1160 г. в Багдаде насчитывалось более 60 больниц.
Одной из самых крупных была больница «ал-Мансури» в Каире. Открытая в 1284 г. в помещении бывшего дворца, она, по свидетельству историков, была рассчитана на 8 тыс. больных, которых размещали в соответствии с их заболеваниями в мужских и женских отделениях. Обслуживающие ее врачи обоего пола специализировались в различных областях медицинских знаний
.
Больницы второго вида финансировались известными врачами и религиозными деятелями и были небольшими.

Третий вид больниц составляли военные лечебные учреждения. Они передвигались вместе с армией и размещались в палатках, замках, цитаделях. Во время военных походов наряду с врачами-мужчинами воинов сопровождали и женщины-врачи, которые ухаживали за ранеными. Некоторые женщины-мусульманки, занимавшиеся медициной, заслужили широкое признание. Так, при Омёйядах прославилась женщина-окулист Зайнаб из племени Авд. Высокими познаниями в лечении женских болезней обладали сестра Ал-Хафида ибн Зухр и ее дочери (их имена нам не известны); они были единственными врачами, которым дозволялось лечение в гареме халифа ал-Мансура.

Высокий уровень организации медицинского дела на средневековом Востоке тесно связан с развитием гигиены и профилактики заболеваний. Запрет производить вскрытия, с одной стороны, ограничил исследования строения тела и его функций, а с другой— направил усилия врачей на поиск иных путей: сохранения здоровья и привел к разработке рациональных мероприятий гигиенического характера. Многие из них закреплены в «Коране» (пятикратные омовения и соблюдение чистоты тела, запрет пить вино и есть свинину, нормы поведения в обществе, семье и т. п.). Согласно преданию, Пророк Мухаммед получил свои познания в области медицины от врача ал-Харита ибн Каладаха (al-Harit ibri Kalada), который родился в Мекке в середине VI в., а медицине обучался в Гундишапурской медицинской школе. (Если этот факт имел место, гигиенические рекомендации «Корана» восходят к традициям Гунди-шапура, впитавшего традиции древнегреческой и индийской медицины.)

За пределами Халифата

Одним из древнейших центров мировой цивилизации была Армения. После свержения власти Халифата (IX в.) армянский народ восстановил свою государственность. В XI—XIII вв. в ряде городов Армении: Ани, Ахпате, Санаине, Гладзоре и др.— возникли школы высшего типа, в которых изучались анатомия (в Армении того времени производились анатомические вскрытия), внутренняя медицина, лекарствоведение, хирургия.

Крупнейшим представителем медицины средневековой Армении был философ, врач и астроном Мхитар Гераци. В 1184 г. он составил свой основной труд «Утешение при лихорадках», в котором описал причины, развитие и лечение острых заразных заболеваний, а также, на пять веков раньше Бериардино Рамаццини рассуждал о связи заболеваний с профессиями — кузнецов, стеклодувов и т. п.
Большой вклад в развитие армянской медицины внес Амирдовлат Ама-сиаци (XV в.) —автор трактатов «Польза медицины», «Ненужное для неучей» и «Лекарствоведение».

В Грузии после освобождения от арабского владычества (X в.) главным очагом медицинской культуры была Гелатская академия, основанная царем Давидом IV в XII в. при монастыре недалеко от Кутаиси. Наряду с церковно-монастырской существовали профессиональная и народная медицина.
Выдающимися представителями медицины феодальной Грузии были: К.а-нанели (XI в.) — автор медицинского сочинения «Несравненный карабадин»; глава Гелатской академии философ Иоаннэ Петрице (XI—XII вв.); Ходжа Копили (XIII в.), написавший «Книгу медицинскую»; Заза Панаскертели-Цицишвили (XV в.), составивший «Лечебную книгу», и Давид Батониш-вили (XVI в.) — автор «Книги царя Давида».
Монголо-татарское нашествие, а затем вторжение персов и турок значительно задержали развитие медицины в феодальной Грузии.

использованы:
учебник 1 меда, Сорокина, Вики, итд. Можно спросить по конкретному моменту, откуда.

@темы: медицина-историческое