@темы: пейзажи

---

Вот вам поезд с пивом (пивоварня Гиннесс, 1956, отсюда):



Или поезд с виски (Glenlivet Scotch Whisky Distillery, 1890, отсюда):

@темы: Вероника, паромобили

---

В конце XVII века в уголовном суде Лондона служил то ли клерк, то ли судья, который отмечал цену орудий убийства в записях судебных дел.

https://www.oldbaileyonline.org/search.jsp?gen=1&form=searchHomePage&_offences_offenceCategory_offenceSubcategory=kill&fromYear=1698&fromMonth=00&toYear=1700&toMonth=12&start=10

"нанес рану рапирой ценой в два шиллинга" - и так во многих делах. Ну это ладно, но среди рапир у него отмечена кочерга ценой в 2d (не знаю, что за денежка). Этой кочергой жена треснула мужа по лбу "над правым глазом", отчего он помучался с неделю да и помер.

Вообще, там шекспировские страсти в этом деле:
https://www.oldbaileyonline.org/browse.jsp?id=t16980504-11-off54&div=t16980504-11#highlight

Elizabeth Flower of Stepney , was Indicted for the Murder of Anthony Flower her Husband, on the 3d of April , by giving him one mortal Bruise with a Poker, value 2 d. on the Head near the right Eye, of which he languished to the 9th and died . It appeared, the deceased being arrested for the Prisoner's Brothers Debt, occasioned some Difference between the deceased and the Prisoner, and so enraged the deceased, that he threw a Fire-shovel at her, upon which she retired out of the House for some time, till his Passion might be over; and returning, the deceased threw the Poker at her, which she taking up, threw back at him, by which he received the Wound. But no premeditated Malice appearing, but on the contrary great Love betwixt them; and she being greatly provok'd, she was found guilty of Manslaughter only . mithrilian.livejournal.com/2933463.html

@темы: деньги, англомания

---

Маринованная цветная капуста с овощами...

Очень вкусная маринованная капуста.Подают такое лакомство в китайском ресторанчике,очень даже похожа...

Ингредиенты:

1 кг цветной капусты (разобрать на соцветия,хорошо промыть)

1-2 моркови(кружочками)

Можно добавить сладкий перец по вкусу.

Маринад:

1,5 ст сахара

1 ст(250 мл) уксуса 9%

3 ч.л соли

2,5 ст воды

2-3 лавровых листа

5-6 шт душистого перца (кто любит, может заменить гвоздикой.

Маринад довести до кипения (уксус добавляем в конце)

Овощи сложить в кастрюлю,залить маринадом(сверху тарелка с 3-х литровой банкой с водой, для гнета) ,овощи пустят сок и будут полностью покрыты маринадом.

Оставить на ночь при комнатной температуре, утром переложить в баночки и поставить в холодильник. Готова через сутки.

@темы: рецепты

---

Harald Slott-Møller - Morning sun in the garden room

мменя тут больше интересует конструкция печи: почему оно такое?

@темы: картины

---

https://kavery.livejournal.com/2016188.html?utm_source=embed_post - там еще есть прелестное

@темы: фигурки, кладовка мифов

---

Из забавного и не имеющего прямого отношения к тематике журнала. Скорее, имеющее отношение ко мне. Тут недавно на FTDNA, сервисе для генетических тестов, запустили занятный инструмент FamilyTreeDNA Discover .

Показывает всякие занятности по гаплогруппе Y-хромосомы, если она вам известна.  Древние образцы, карты миграций и прочее. Из популярного - родство с известными людьми.

Ну вот у меня, к примеру. Когда-то давно жил один мужик, у которого были сыновья. А у тех сыновей были ещё сыновья. В конечном итоге, один из его потомков стал известен как Дж. Р. Р. Толкин. Еще один потомок пишет сейчас этот пост. Звучит комично, но я не шучу. А мужик тот жил 4800 лет назад. На самом деле, это не я такой уникальный. Процентов 30-50 читающих этот пост восточных славян -  тоже потомки этого самого мужика.

 

( Читать дальше... 

@темы: книги, генетика и генеалогия

---

Young Bicyclist, 1895, Lilla Cabot Perry

@темы: Вероника, картины

---

 Чем пользовались в древнем мире при отсутствии резиновых грелок? Древнегреческие и древнеримские врачи нашли простое решение

@темы: фигурки, медицина-историческое

---

Как портовые грузчики грабили английские грузовые корабли прямо в русле Темзы (начало 19 века)

@темы: флот, англомания

---

"Меня тут больше интересуют глаза. Они абсолютно живые, в отличие от античных. Неужели античные скульпторы все умели, а вот глаза — нет? Скорее думается про какое-то табу на изображение живых глаз".

Это отнюдь не так! История изображения глаз намного более интересна!

По клику коллаж открывается в отдельное окно, 15 Мб


Давайте же я расскажу вам об истории изображения зрачка, радужки и ресниц в скульптурном жанре.
( Читать дальше... 

@темы: фигурки, 19 век, средние века, античность

---

понедельник, 25 июля 2022 в 14:50

Пишет natali70:

Этот пост из серии внезапных. Как я уже сказала, имя автора статьи из предыдущего поста кое о чем напомнило. А надо сказать, что мне, конечно, знакомы уже многие имена шерлокианцев, хотя часто бывает, что имя знакомо, а спроси меня, чем точно знаменит его владелец, я могу и не ответить. Но это не только странные, но и очень интересные люди и я уже стала изучать не только статьи о Холмсе, но и информацию о самих шерлокианцах. Стала отводить под самых-самых отдельные темы. Надеюсь, что когда скоро буду делать новую версию содержания, то скажу там о них в двух словах. Но вернемся к нашей теме) Как-то мне запомнилось, что именно с Роджером Ланселином Грином была связана какая-то очень темная (в прямом смысле этого слова) и загадочная история. О которой я вообще прочитала в другом дневнике и была тогда под впечатлением. Но это было давно, в шерлокианцах я тогда не особо разбиралась, и много чего не знала. Потому оно мне просто запомнилось, как страшная и таинственная история. Потом еще не так давно попадался на глаза маленький пост где-то на тумблере, где в двух словах говорилось о том же самом и уже была фотография этого Ланселина Грина. На фотографиях он часто попадался и я для себя его как-то отметила, как человека со странностями. Ну, чисто по внешности) Ну, и вот, и как-то вдруг подумала, что надо ж, он эту статью написал еще в 1970 году. И я - еще на работе - полезла в интернет. И поняла, что статью, на самом деле, написал именно Роджер Ланселин Грин, а тот, о ком я вспомнила, его сын Ричард. Уже интересно, потому что это целая династия шерлокианцев) Ну, и к слову сказать Роджер Ланселин Грин, автор статьи"В университете" -британский биограф и детский писатель. Он был академиком Оксфорда, входил в состав литературной дискуссионной группы Inklings вместе с К. С. Льюисом и Дж. Р. Р. Толкином. Он оказал положительное влияние на своего друга К.С. Льюиса, побудив его опубликовать "Льва, ведьму и платяной шкаф".Жил в Чешире в поместье Поултон-Холл, которым его предки владели более 900 лет; он был лордом поместий Поултон-Ланселин и Лоуэр-Бебингтон. (Не зря он там упоминал о Чешире). Полагаю, что он был и членом шерлокианских сообществ, по крайней мере, Лондонского, раз написал статью в их журнал, но сейчас точную информацию найти не могу, хотя вроде мне что-то такое попадалось. Но сейчас речь пойдет о его сыне Ричарде Ланселине Грине. И я так чувствую, что растяну это на два поста, чтоб не было слишком большой "простыни") Но пока попробую отделить зерна от плевел и для начала пусть здесь будет рассказ о самом Ричарде Ланселине Грине. Ричард родился 10 июля 1953 года. Он был младшим из троих детей Роджера Ланселина Грина, детского писателя, знаменитого своими переложениями Гомеровых мифов, а также легенд о короле Артуре. Роджер Ланселин был близким другом Клайва Льюиса и Толкина; Ричард вырос под Ливерпулем, в поместье, которое принадлежало его предкам с 1093 года. «К тому времени, как Ричард появился на свет, — рассказывал мне один из его родственников, — семейство Грин, как нередко случается в Англии, владело большим замком, но пребывало в бедности. Шторы были ветхие, ковры протерлись до дыр, сквозняки гуляли по коридорам». У Грина, вспоминали друзья, лицо было бледное, слегка одутловатое; после несчастного случая в детстве он окривел и всегда носил темные очки. Один из друзей Грина говорил мне, что он и взрослым выглядел как «юный Пан» — «пухлое лицо херувимчика и постоянная усмешка, — казалось, и сочувственная, и саркастическая одновременно. Постоянно казалось, будто он скрывает от всех какой-то маленький занятный секрет». Очень застенчивый, нелюдимый, но одаренный строгим логическим умом и цепкой памятью, юный Ричард Грин проводил часы в огромной отцовской библиотеке, разглядывая и читая старые издания детских книг. В одиннадцать лет он подпал под неотразимое обаяние Шерлока Холмса. Юный Ричард прочел подряд все рассказы, затем принялся их перечитывать. Его строгий, логический ум нашел в «дедуктивном методе» Холмса образец для подражания. Грин, следуя им, учился наблюдать и замечать, в то время как остальные смотрели, но не видели. Он заучил правила Холмса, как катехизис. С тринадцати лет Грин принялся таскать на темный чердак Поултон-холла различные вещи с местных распродаж. На чердаке было помещение, именуемое «камерой мученика», где якобы водились привидения. Готорн пишет, что там будто бы «томилась в заключении некая дама, замученная за веру». Тем не менее мальчишка бесстрашно лазил на чердак, таская туда скупленное старье, и в конце концов превратил его в своеобразный музей: там появились трубки и персидская туфля, набитая табаком, какие-то неоплаченные квитанции, приколотые к каминной доске ножом, коробочка с таблетками и надписью «Яд!», гильзы. На стенах Грин нарисовал следы от пуль. «Я боялся, стены не выдержат, если я в самом деле начну по ним палить», — рассказывал он впоследствии. Кроме того, там было чучело змеи, старый медный микроскоп и многое другое. На дверях Грин повесил табличку: «Бейкер-стрит». Слева изображен чердак и сам Ланселин Грин. Его отец, писатель Роджер Ланселин Грин, позирует справа Основываясь на новеллах Конан Дойля, Грин воссоздал квартиру Холмса и Ватсона с такой точностью, что в его домашний музей наведывались фанаты Шерлока Холмса с других концов Англии. Местный репортер описал в заметке то необычное чувство, которое охватило его, когда он поднялся на семнадцать ступеней — ровно столько было в доме Шерлока Холмса на Бейкер-стрит — и услышал магнитофонную запись, воспроизводящую звуки Лондона Викторианской эпохи — скрип колес кэбов, цоканье лошадиных копыт по камням мостовой и так далее. Грин сделался самым юным за всю историю этой организации членом «Лондонского общества Шерлока Холмса». Участники общества порой наряжались в костюмы «своей» эпохи — брюки с завышенной талией, цилиндры. Закончив в 1975 году Оксфорд, Грин решил заняться составлением библиографии. Он охотился за каждым текстом, когда-либо написанным Конан Дойлем, его интересовало все: памфлеты, пьесы, стихи, некрологи, песни, неопубликованные рукописи, письма издателям. Он всюду ходил с пластиковым пакетом вместо кейса и упорно отыскивал интересующие его документы. В разгар этой охоты Грин узнал, что подобным делом увлечен и Джон Гибсон. Они встретились и договорились о сотрудничестве. В результате в 1983 году издательством Оксфордского университета был опубликован том с предисловием Грэма Грина. Объем этого издания составлял более семисот страниц, и в нем были перечислены и прокомментированы чуть ли не все тексты, написанные рукой Конан Дойля, причем указывался даже сорт бумаги и тип переплета. Завершив работу над библиографией, Гибсон продолжал, как и прежде, служить в государственном департаменте недвижимости, а Грин к тому времени получил свою долю наследства (семья все же рассталась с большей частью принадлежавших ей земель) и решил, отталкиваясь от уже сделанного, приступить к созданию биографии Конан Дойля. Создание биографии весьма похоже на работу детектива: Грин старался воссоздать каждое событие в жизни Конан Дойля, как будто воссоздавал картину преступления. В 1980-е годы Грин отправился по следам Конан Дойля, начиная с бедного района Эдинбурга, где тот родился 22 мая 1859 года. Он посетил места, где Конан Дойль рос, воспитываемый набожной матерью и несколько мечтательным отцом. Отец Конан Дойля, кстати, создал одно из первых изображений Шерлока Холмса — в момент, когда детектив обнаруживает труп. Этот рисунок появился на обложке бумажного издания «Этюда в багровых тонах». Грин также собирал сведения, характеризующие интеллектуальное развитие своего «объекта». Он выяснил, в частности, что, занимаясь медициной в Эдинбургском университете, Конан Дойль подпал под влияние рационалистов, в первую очередь Оливера Уэнделла Холмса (чья фамилия досталась бессмертному сыщику). Тогда-то будущий писатель порвал с католицизмом, решительно заявив: «Я никогда ничего не приму на веру без доказательств». В начале 1980-х Грин опубликовал предисловие к полному собранию сочинений Конан Дойля, выпущенному издательством «Пингвин». Впоследствии он сам помог собрать свои, опубликованные в разных изданиях тексты. Написанные в академическом стиле, они снискали Грину популярность за пределами шерлокианской субкультуры. Одно из эссе, объемом более ста страниц, представляло собой краткую биографию Конан Дойля; в другом Грин подробнее останавливается на рассказе «История разыскиваемого человека». Этот рассказ был найден в сундуке через десять с лишним лет после смерти автора. Вдова и сыновья Конан Дойля продавали его как последнюю неопубликованную новеллу о Шерлоке Холмсе, однако некоторые критики усомнились, что рассказ — подлинник, и даже обвинили в мошенничестве двух сыновей Конан Дойля, которым, мол, понадобились деньги на их чересчур роскошную жизнь. Грин, однако, убедительно доказал, что, хотя рассказ не принадлежал перу Конан Дойля, не была эта публикация и злонамеренным мошенничеством: рассказ написал архитектор Артур Уитакер и послал его писателю в надежде на сотрудничество. Ученые восхищались работами Грина, находя их «ошеломляющими», «несравненными» и даже «достойными самого Холмса». Однако сам Грин этим не удовлетворялся и хотел рыть глубже, чтобы завершить долгожданную биографию. Грин хотел создать биографический шедевр, историю жизни, в которой каждый последующий факт однозначно вытекал бы из предыдущего. Он хотел стать и Ватсоном, и Холмсом для Конан Дойля, стать не только жизнеописателем, но и расследователем его жизни. Слова Шерлока Холмса — «Факты! Факты! Факты! Я не могу лепить кирпичи без глины!» — постоянно звучали в его ушах, и Грин понял: чтобы осуществить задуманное, придется отыскать утраченный архив Дойля. Продолжение следует

@темы: ШХ

---

понедельник, 25 июля 2022 в 15:12

Пишет natali70:

Вот, на самом деле, здесь тоже, наверное, уместно говорить о "Проклятии Шерлока Холмса" Что-то здесь напомнило историю Бретта. Сначала хотела вкратце пересказать, но потом перетащила сюда более полный вариант Ричард Ланселин Грин, признанный лучшим исследователем творчества Конан Дойля и его знаменитого на весь мир персонажа Шерлока Холмса, наконец-то раскрыл — во всяком случае, так ему казалось — загадку исчезнувших рукописей. Двадцать лет он искал это сокровище — письма, дневники, вообще архив Артура Конан Дойля, который оценивался примерно в четыре миллиона долларов. Бумаги исчезли в 1930 году, после смерти сэра Артура, и без них было невозможно написать полную биографию писателя, а именно такую задачу — увековечить жизнь любимого автора — ставил перед собой Ланселин Грин. Многие исследователи уже отчаялись, считая, что архив рассеян по миру, пропал, а возможно, даже уничтожен. Вскоре после того, как Грин приступил к своему расследованию, ему стало известно, что один из пятерых детей Конан Дойля, Адриан, с согласия всех остальных наследников, спрятал бумаги где-то в своем швейцарском замке. Далее Грин выяснил, что Адриан, уже без ведома своих братьев и сестер, вынес и перепрятал кое-какие бумаги в расчете продать их коллекционерам. Однако прежде, чем Конан Дойлю-младшему удалось осуществить этот план, он умер от сердечного приступа, тем самым положив начало легенде о проклятии архива. И каждый раз, когда Грин пытался глубже проникнуть в эту загадку, он натыкался на сплошную паутину лжи, сотканную наследниками (в их числе была и самозваная русская княжна), которые обманывали и запутывали друг друга, надеясь завладеть отцовскими и дедовскими бумагами. 19-летний Адриан Конан Дойль со своим отцом сэром Артуром Многие годы Ланселин Грин исследовал и тщательно просеивал имевшиеся в его распоряжении свидетельства и показания, беседовал с родственниками Конан Дойля, и в конце концов запутанный след привел его в Лондон, в дом Джин Конан Дойль, младшей дочери писателя. Высокая, элегантная, седоволосая женщина и в свои без малого семьдесят производила впечатление. В то время как ее брата Адриана уволили из Британского флота за нарушение дисциплины, а старший брат Денис, легкомысленный плейбой, укрывался от воинской обязанности в Америке, Джин вступила в Военно-воздушные силы и в 1963 году была удостоена ордена Британской империи. Дама-командор ордена Британской империи пригласила Грина в свою квартиру; на почетном месте, над камином, висел портрет ее отца со знакомыми всем моржовыми усами. Обнаружив, что гость не только знает, кто такой ее отец, но и интересуется им почти так же, как она сама, Джин принялась охотно показывать ему семейные фотографии и делиться воспоминаниями. Она пригласила его заходить к ней и однажды (как потом рассказывал Грин близким друзьям) показала ему несколько ящиков с бумагами, которые прежде хранились у ее лондонского адвоката. Она разрешила ему даже заглянуть в них, и он убедился, что в ящиках действительно содержится часть архива. Джин Конан Дойль сообщила, что из-за так и не разрешенного пока внутрисемейного спора не может позволить ему прочитать бумаги, но почти все они будут завещаны Британской библиотеке, так что рано или поздно специалисты получат к ним доступ. После смерти Джин в 1997 году Грин с нетерпением ожидал обнародования документов, однако ничего подобного не произошло. Наконец в марте 2004 года, Ланселин Грин открыл воскресную «Таймс» и с ужасом прочел сообщение о том, что «потерянный» архив представлен на аукцион Кристи и в мае будет продан. Трое дальних родственников Конан Дойля выступали в качестве наследников и рассчитывали получить за эти бумаги миллионы. Итак, получалось, что архив не попадет в Британскую библиотеку, а будет рассеян среди частных коллекционеров в разных уголках мира и останется недоступным для исследователей. Грин был уверен, что произошла какая-то ошибка, и бросился в аукционный дом Кристи, чтобы осмотреть выставленные на продажу бумаги. Вернувшись, он сообщил друзьям, что многие из них узнал: видел их прежде в доме Джин. Более того, Грин не сомневался, что бумаги были украдены, — он располагал соответствующими доказательствами. После этого Грин обратился к членам «Лондонского общества Шерлока Холмса», одного из сотен клубов, объединяющих поклонников великого детектива (Грин одно время занимал пост председателя этого клуба). Он предупредил и других шерлокианцев, в том числе американский «Отряд уголовной полиции Бейкер-стрит» — закрытое общество, в которое принимали только по рекомендации одного из действительных членов. Эта организация была создана в 1934 году и названа в честь той оравы уличных мальчишек, которые за небольшое вознаграждение доставляли Шерлоку Холмсу информацию. Грин также обратился к академическому сообществу специалистов по Конан Дойлю (их, чтобы не путать с шерлокианцами, именуют дойлианцами) и известил о предстоящей распродаже бумаг. В отличие от Грина, бывшего не только поклонником Конан Дойля, но и исследователем, большинство дойлианцев старается отмежеваться от шерлокианцев, которые считают Шерлока Холмса реальным человеком, а о Конан Дойле даже слышать не хотят. Грин рассказал все, что ему было известно об этих бумагах, и заявил, что архив был украден. В доказательство своих слов он сообщил, что своими глазами видел копию завещания Джин Конан Дойль, где было написано: «Я отдаю Британской библиотеке все… подлинные бумаги моего покойного отца, его личные рукописи, дневники, записные книжки и другие бумаги, написанные его рукой». Твердо вознамерившись остановить распродажу, группа сыщиков-любителей обратилась к членам парламента. В конце месяца, когда борьба за «бумаги Шерлока Холмса» обострилась и подробности просочились даже в газеты, Грин намекнул как-то своей сестре Присцилле Уэст, что его жизни угрожает опасность. А еще через некоторое время он отправил ей загадочную записку — три телефонных номера и просьбу: «Пожалуйста, сохрани эти номера». Он также позвонил репортеру «Таймс» и предупредил, что с ним «может что-то случиться». Вечером в пятницу 26 марта Грин обедал с давним другом Лоренсом Кином. Когда друзья вышли из ресторана, Грин сказал Лоренсу Кину, что за ними следят, и указал на державшийся позади автомобиль. Позднее Кин свидетельствовал: Грин сказал ему, что «какой-то американец хочет его уничтожить». В тот же вечер Присцилла Уэст позвонила брату, но услышала только автоответчик. Утром следующего дня она позвонила снова, но Грин опять не подошел к телефону. Встревожившись, она поехала к нему, постучала в дверь — и опять-таки никто не открыл. Предприняв еще несколько столь же безуспешных попыток связаться с братом, Присцилла обратилась в полицию. Дверь в дом Грина была взломана, и на первом этаже, в спальне, полицейские обнаружили тело хозяина: Грин лежал на собственной кровати в окружении постеров и книг о Шерлоке Холмсе, а на его шее была стянута петля. Грина задушили. — Я расскажу вам, как все было, — сказал мне по телефону Джон Гибсон, один из близких друзей Грина, которому я позвонил, как только узнал о смерти Ланселина. В соавторстве с Грином Гибсон написал несколько книг, в том числе «Вечер с Шерлоком Холмсом» (1981) — собрание пародий на детективные рассказы и шерлокианских пастишей. Однако, слегка заикаясь от волнения, Гибсон всего-навсего сказал, что смерть его друга «непроницаемая загадка». — Я расскажу вам все от начала до конца. Гибсон побывал на предварительном расследовании, где старательно вел записи. Взяв лупу, он принялся внимательно просматривать какие-то смятые бумажки. — Я привык делать записи на клочках, — пояснил он. По его словам, полиция обнаружила на месте преступления кое-какие странные вещи. Прежде всего, это была сама веревка, которой удавили Грина, — вернее, черный шнурок от ботинка. Кроме того, под рукой покойника лежала деревянная ложка, рядом на кровати были раскиданы мягкие игрушки, и тут же валялась початая бутылка джина. Полиция не обнаружила следов взлома и потому пришла к выводу, что Ланселин Грин совершил самоубийство. Смущало, однако, отсутствие предсмертной записки, к тому же сэр Колин Берри, президент Британской академии судебной экспертизы, сообщил коронеру, что за свою тридцатилетнюю практику он столкнулся лишь с одним случаем самоубийства путем удавления. «Только с одним», — подчеркнул Гибсон. Дело в том, что задушить самого себя чрезвычайно трудно, пояснил он, поскольку обычно человек, пытающийся таким способом свести счеты с жизнью, теряет сознание прежде, чем успевает довести дело до конца. Более того, в данном случае вместо веревки был использован шнурок от ботинка, что делало самоубийство еще менее вероятным. Гибсон порылся в папке и протянул мне лист бумаги с какими-то цифрами. — Вот, смотрите, — сказал он. — Это распечатка моих телефонных разговоров. Распечатка подтверждала, что Гибсон и Грин несколько раз беседовали в последние дни перед трагедией; если бы полиция потрудилась заглянуть в распечатку разговоров Грина, продолжил свою мысль Гибсон, выяснилось бы, что Грин звонил своему другу за считаные часы до смерти. — Возможно, я вообще был последним, с кем он общался, — уточнил Гибсон. Однако его даже не вызвали на допрос. В одной из последних бесед — а в то время все их разговоры касались только предстоящего аукциона — Грин, по словам Гибсона, признался, что ему страшно. — Не из-за чего беспокоиться, — попытался ободрить его Гибсон. — Есть из-за чего, — уперся Грин. — Что-то угрожает твоей жизни? — Вот именно. В тот момент, рассказал мне Гибсон, он не воспринял эти слова всерьез, однако все же посоветовал Грину запирать дверь и впускать в дом только хороших знакомых. Гибсон заглянул в свои записи и добавил, что было еще одно чрезвычайно важное обстоятельство: накануне смерти Грин что-то говорил другому своему приятелю, Кину, насчет какого-то американца, якобы его злейшего врага. И вот, на следующий день, когда Гибсон позвонил Грину, он услышал на автоответчике странный голос. — В течение десяти лет, если сам Ричард не брал трубку, всегда раздавался его голос с оксфордским произношением — мне ли его не знать, — сказал Гибсон. — А тут кто-то произнес с американским акцентом: «Абонент недоступен». Что за черт, воскликнул я, но потом решил, что ошибся при наборе, и позвонил снова, на этот раз внимательно нажимая каждую кнопку, — и снова этот американский голос. «Господи боже!» — сказал я, ничего не понимая. По словам Гибсона, сестра Грина услышала на автоответчике тот же самый американский голос и потому-то поспешила в дом брата. Достав из папки еще несколько документов, Гибсон протянул их мне, предупредив: «Постарайтесь не нарушить хронологический порядок». Это были: копия завещания Джин Конан Дойль, несколько газетных вырезок, посвященных грядущему аукциону, некролог Грина и каталог Кристи. На этом улики исчерпывались. К негодованию Гибсона, полиция не провела мед-экспертизы, не искала отпечатков пальцев и так далее. Коронер якобы наткнулся на непреодолимые препятствия: он счел, будто улик недостаточно, и в результате официальный вердикт оставил открытым вопрос о том, что стало причиной смерти — убийство или самоубийство. Не прошло и нескольких часов после смерти Грина, как шерлокианцы уже обсуждали эту загадку. В чате кто-то под ником «Инспектор» писал: «Самоудушение с помощью гарроты ничем не отличается от попытки задушить самого себя голыми руками». Многие вспоминали проклятие, как будто объяснить происшествие можно было только ссылкой на вмешательство сверхъестественных сил. Гибсон протянул мне еще одну вырезку — из британского таблоида с броским заголовком: «Проклятие Конан Дойля поразило специалиста по Шерлоку Холмсу». — Что вы на это скажете? — спросил меня Гибсон. — Пока я ни в чем не уверен, — признался я. Затем мы снова перебрали все улики. Я спросил Гибсона, известно ли ему, кому принадлежат номера телефонов, которые Грин оставил на хранение у своей сестры. Он покачал головой. — Следствие этим тоже не занималось, — сказал он. — А голос американца на автоответчике? — настаивал я. — Известно ли, кто это был? — К несчастью, ничего не известно. По-моему, это наиболее странная и наиболее важная деталь. Возможно, эту запись сделал сам Ричард. Но зачем? Что он пытался таким образом нам сообщить? А если на автоответчике запись голоса убийцы, то зачем убийце это понадобилось? Затем я спросил Гибсона, не страдал ли Грин каким-либо психическим расстройством. — В жизни с ним ничего подобного не было, — решительно отмел мое предположение Гибсон. — Более уравновешенного человека я не знал. Он добавил, что при расследовании Присцилла Уэст засвидетельствовала: ее брат никогда не жаловался на депрессию. Лечащий врач Грина прислал свой отчет, в котором сообщал, что на протяжении десяти лет Грин вообще к нему не обращался. — И последний вопрос, — подытожил я. — Что-нибудь из квартиры пропало? — Мы не обнаружили никакой пропажи. У Ричарда была собрана ценная коллекция книг, посвященных Конан Дойлю и Шерлоку Холмсу, и все, насколько мы могли убедиться, оказались на месте. Провожая меня на станцию, Гибсон попросил: — Пожалуйста, не бросайте это дело. Полиция, насколько я понимаю, не сумеет наказать убийцу бедного Ричарда. — И Гибсон завершил беседу знакомым наставлением: — Как говорит Шерлок Холмс, если вы исключите невозможное, то, что останется, как бы невероятно оно ни было, и будет правдой. — Убийство, — ответил Оуэн Дадли Эдвардс, уважаемый специалист по Конан Дойлю. — Боюсь, именно на это указывают собранные улики. Уот Гибсона, что Эдвардс проводит независимое расследование обстоятельств смерти Грина, я позвонил этому шерлокианцу в Шотландию. Эдвардс вместе с Грином пытался предотвратить распродажу архива, но вопреки всем протестам через два месяца после гибели Грина аукцион состоялся. Эдвардс был уверен, что его друг «слишком много знал об этом архиве». — Грин, — сказал он, — был лучшим в мире специалистом по Конан Дойлю. — Я вправе судить об этом: Ричард перерос нас всех. Примите это как заявление эксперта. — Он был вполне безапелляционен. С Грином, рассказал Эдвардс, он познакомился в 1981 году, когда готовил книгу о Конан Дойле. В ту пору Грин вместе с Гибсоном собирал библиографический материал и охотно делился находками с Эдвардсом, хотя сам еще не успел их опубликовать. Эдвардс сказал, что они с Грином все время обсуждали предстоявший аукцион Кристи. — У Конан Дойля было пятеро детей, — продолжал он, — и трое из них стали наследниками его литературных прав — вот что повлияло на нашу с Грином работу. Двое парней — плейбои: абсолютный эгоист Денис и омерзительно извращенный Адриан. А дочка — просто чудесная. Грин, по словам Эдвардса, настолько сблизился с дочерью Конан Дойля Джин, что сделался для этой одинокой женщины кем-то вроде сына — и это при том, что прежде отпрыски Конан Дойля не желали иметь дело с биографами своего отца. К примеру, в начале 1940-х годов Адриан и Денис согласились помочь Хескету Пирсону в работе над книгой «Конан Дойль: его жизнь и творчество», но когда книга вышла, то, обнаружив в ней определение Конан Дойля как «обычного человека с улицы» (так любил описывать себя сам создатель Шерлока), сыновья возмутились. Адриан поспешил опубликовать собственный опус «Подлинный Конан Дойль», а Денис вроде бы даже вызывал Пирсона на дуэль. С тех пор Джин бдительно охраняла наследие своего отца от исследователей, которые могли бы изобразить Конан Дойля в неприглядном или даже просто в беспощадно объективном виде. И все же она доверилась Грину, который удивительным образом сочетал страсть к истине с почти набожным почитанием Конан Дойля. Эдвардс уверял, что Джин не только позволила Грину заглянуть в драгоценные документы, но и просила его помочь, когда перевозила часть бумаг на хранение к своему адвокату. — Ричард держал их в руках, он непосредственно участвовал в транспортировке, — подытожил Эдвардс. — Вот почему в нем видели угрозу. По мнению Эдвардса, Грин был основным препятствием для аукциона Кристи, поскольку он своими глазами видел часть заявленных на распродажу бумаг и мог засвидетельствовать, что Джин собиралась подарить их Британской библиотеке. Вскоре после того, как появилось объявление о предстоящем аукционе, Эдвардс и Грин выяснили, что за этим стоят Чарльз Фоли, внучатый племянник сэра Артура Конан Дойля, и два его кузена. Каким образом эти дальние родственники заполучили доступ к архиву — этого ни Грин, ни Эдвардс не могли понять. — Очевидно, тут дело было нечисто, кто-то поспешил присвоить бумаги, предназначенные для Британской библиотеки, — заявил Эдвардс и добавил: — Это не предположение — мы знали это наверняка. Так же «наверняка» знал Эдвардс, что его друга убили. Он перечислил косвенные улики: Грину кто-то угрожал; в частности, Грин называл американца, который «пытается его уничтожить». Кое-кто высказывал предположение, что Грин погиб в результате аутоэротического эксперимента, но Эдвардс напомнил, что ни на трупе, ни рядом не было никаких следов сексуальной деятельности. Более того, удавление — один из самых жестоких способов казни, «к такому методу прибегают опытные наемники». Самоубийство Эдвардс отметал, поскольку Грин никогда не страдал депрессией и буквально накануне смерти вместе с другом обсуждал отпуск в Италии: они собирались поехать туда через неделю. И уж если Грин убил себя, то где же в таком случае предсмертная записка? Человек, педантично записывавший каждую мелочь, не пренебрег бы этим. — Я мог бы привести еще множество соображений, — продолжал Эдвардс. — Например, то, что Грин был удавлен шнурком, хотя он всегда носил ботинки на липучках. Каждая мелочь в глазах Эдвардса имела значение, он подмечал все, как подмечал бы Шерлок Холмс. Особое значение в его глазах имела обнаруженная у изголовья постели початая бутылка джина. Он считал это несомненным доказательством постороннего присутствия: Грин был знатоком вин, в тот вечер за ужином он пил марочное вино и ни в коем случае не стал бы запивать его джином. В 1988 году Ричард Грин совершил поездку к водопаду Рейхенбах, осмотрел место, где едва не погиб кумир его детства. Грин хотел точно воспроизвести все детали этого путешествия. В середине 1990-х Грин понял, что получит доступ к архивам Конан Дойля только после смерти его наследницы Джин, и то при условии, что она завещает документы Британской библиотеке. Пока что Грин продолжал биографические исследования и уже наметил сочинение в трех томах: первый должен был охватывать детство любимого автора, второй — заканчиваться в зените его славы, а третий — описывать своего рода безумие, в которое Конан Дойль погрузился на закате своей жизни. Друг Грина Диксон Смит добавил: — Это все Конан Дойль. Грин отдал ему и свой разум, и свою душу. Дом Грина заполнялся все большим количеством предметов, относящихся к Конан Дойлю: появились давно забытые пропагандистские брошюры и речи о спиритизме, утерянная история англо-бурской войны, неизвестные прежде эссе о фотографии. — Однажды я натолкнулся на «Дуэт со случайным хором», — рассказал мне Гибсон. — Роскошная книга в красном переплете. Я показал ее Ричарду, и тот разволновался: «Боже, это же сигнальный экземпляр!» Когда Грин раздобыл один из очень немногих уцелевших альманахов Битона за 1887 год («Битонс Кристмас», где впервые был опубликован «Этюд в багровых тонах» (издание стоило сто тридцать тысяч долларов), он послал другу короткую ликующую открытку: «Наконец-то!» Грину важно было обладать вещами, к которым прикасался Конан Дойль, будь то перочинные ножи, ручки или очки. — Дни и ночи он посвящал своей коллекции, — сказал мне его брат Скайрард. — И я не преувеличиваю, когда говорю о ночах. Все стены своего жилища Грин увешал семейными фотографиями Конан Дойля, он даже раздобыл кусок обоев из дома, в котором жил создатель Шерлока Холмса. — Состояние Ричарда без преувеличения можно назвать манией, — говорит его друг Николас Утечин, издатель «Журнала Шерлока Холмса». — Эта страсть питает самое себя, и я не могу остановиться, — признавался Грин в интервью журналу библиофилов в 1999 году. — У меня около сорока тысяч книг, — сообщил Грин в том же интервью. — А еще фотографии, картины, бумаги и прочие мелочи. Кажется, будто много, но чем больше набирается, тем больше не хватает. — Он устал дожидаться, пока наследники придут к какому-нибудь соглашению, — рассуждает Смит. — Архив оставался недоступным, и Грин злился не на детей Конан Дойля, а на него самого. В марте, примчавшись к Кристи после объявления об аукционе, Грин убедился: богатство архива даже превосходит его ожидания. Там имелись и фрагменты первой «книги» Конан Дойля, написанной в возрасте шести лет; иллюстрированный дневник экспедиции на китобое в 80-х годах XIX века (закончивший медицинский факультет Конан Дойль был принят в команду на должность судового врача); письмо отца Конан Дойля (он попадет в сумасшедший дом и будет там рисовать фей, удивительно похожих на тех, чье существование с таким энтузиазмом отстаивал позже его сын); там имелся и коричневый конверт с именем погибшего сына и знаком креста; рукопись первого, неопубликованного романа; письмо брату. Джейн Флауэр, помогавшая в подготовке бумаг для Кристи, заявила репортерам: — Весь этот материал оставался до сих пор недоступным, и потому не существует полноценной биографии Конан Дойля. А Грин, вернувшись с аукциона домой, ломал голову над новой загадкой: почему всплывшие на миг драгоценные материалы вновь уходят в частные руки? Родные Грина знали, что он педантично заносит в компьютер все данные, которые, по его мнению, могли бы доказать, что эти бумаги по закону должны стать собственностью Британской библиотеки. Грин засиживался по ночам, порой обходился вовсе без сна, однако ему так и не удалось ничего доказать. Он стал погружаться в мир фантазий и даже кошмаров. Однажды он самому себе напечатал крупными буквами приказ: «Придерживайся фактов!» Сестре он признавался, что мир сделался «кафкианским». За несколько часов до смерти Грин позвонил своему другу Утечину и попросил его разыскать запись старого интервью на радио Би-би-си, в котором, как казалось Грину, один из наследников Конан Дойля заявлял, что необходимо передать архив Британской библиотеке. Утечин разыскал эту запись, однако подобное заявление в ней отсутствовало. Грин едва не рехнулся: он обвинил старого друга в заговоре, сравнил его чуть ли не с Мориарти. Наконец Утечин повесил трубку со словами: «Ричард, ты сходишь с ума!» Как-то днем в моем гостиничном номере в отеле зазвонил телефон. — Нам нужно поговорить, — с ходу заявил Джон Гибсон. — Приеду следующим же поездом. — И добавил: — У меня есть гипотеза. Он явился ко мне в номер с какими-то клочками бумаги, на которых делал свои заметки, сел и объявил: — Думаю, это все же самоубийство. Он заново изложил всю собранную информацию, в том числе и ту, которой я делился с ним в ходе моего собственного расследования, и теперь утверждал: все факты указывают на то, что в последние дни своей жизни его друг лишился рассудка. Мало того что никаких следов взлома в жилище Грина не обнаружено, — самым красноречивым фактом была валявшаяся рядом с телом деревянная ложка. — Он использовал ее, чтобы затянуть шнурок, так же, как затягивают, поворачивая, кровоостанавливающий жгут, — сказал Гибсон. — Зачем убийце ложка? Он справился бы и голыми руками. Мне кажется, — продолжал Гибсон, — что все в жизни Грина пошло не так, как он мечтал, и эта распродажа у Кристи стала последней каплей. — Это еще не все, — добавил он. — Думаю, он хотел обставить свою смерть как убийство. — Вот почему он не оставил предсмертную записку. Вот почему стер свой голос на автоответчике, послал сестре записку с тремя телефонными номерами и выдумал американца, который якобы его преследовал. Он несколько дней, а то и недель планировал это, создавал, так сказать, базу, подбрасывая нам ложные улики. Версия Гибсона казалась невероятной, однако она была наименее «невозможной» из всех, что мы могли изобрести. Я рассказал Гибсону о новых уликах, какие мне удалось добыть: о том, как за несколько дней до смерти Грин звонил журналисту и предупреждал, что с ним «что-то» может случиться; о заявлении, сделанном на предварительном следствии сестрой Грина: переданная братом записка с тремя телефонными номерами казалась ей «завязкой трагедии». Гибсон слушал меня, и его лицо становилось все бледнее. — Вот видите! — воскликнул он наконец. — Грин инсценировал свою смерть. Создал идеальную загадку. Перед отъездом в Америку я навестил сестру Грина Присциллу Уэст. В результате расследования родные Грина и большинство его друзей впервые, например, узнали о том, что годы тому назад у него был роман с Лоренсом Кином, бывшем чуть ли не вдвое моложе его. Семья вообще ничего не знала о сексуальной стороне жизни Грина. «Он никогда не говорил об этом», — сказала сестра. От Присциллы я узнал и другие неожиданные для меня подробности: о том, что Грин ездил на Тибет, что попытался когда-то написать роман, но бросил эту затею. Совсем недавно выяснилась одна подробность насчет архива — об этом я услышал от Присциллы, а ее брат вовсе не успел этого узнать: перед смертью Джин Конан Дойль, у которой обнаружили рак, разделила архив между собой и тремя наследниками своей невестки Анны Конан Дойль. В результате на аукцион попали бумаги, доставшиеся трем наследникам, а не та ее часть, которую Джин завещала библиотеке. Так что хотя некоторые все равно оспаривали законность аукциона, Британская библиотека смирилась с этим разделом. Таким образом, важнейшие бумаги Джин передала не в частные руки, а завещала библиотеке; сверх того, на аукционе 19 мая Британская библиотека скупила многие из выставленных на продажу материалов. Если бы Грин это знал! Но два вопроса все же оставались без ответа. Каким образом, спросил я Присциллу Уэст, на автоответчике ее брата оказался голос американца? Она с сожалением ответила, что это не такая уж загадка. Телефон был куплен в Соединенных Штатах, и в нем изначально имелась стандартная запись; когда Ричард стер свой голос, автоматически стала звучать эта запись с американским акцентом. Тогда я спросил о телефонных номерах, которые Ричард передал сестре. Присцилла только головой покачала: от них, сказала она, не было никакой пользы. Два телефона принадлежали журналистам, с которыми незадолго до смерти беседовал ее брат, третий — кому-то из служащих аукциона Кристи. По-моему, вот здесь все еще более подробно libking.ru/books/det-/detective/403421-devid-gr...

@темы: ШХ

---

Отправить людей на Марс – задача сама по себе непростая, однако основать на Марсе колонию будет куда сложнее. Мы уже обсуждали, что Полет на Марс грозит космонавтам слабоумием, но есть и другой аспект.

Жизнь вне Земной биосферы потребует либо поставок продовольствия с нашей родной планеты, либо же нам придется выращивать еду уже на месте, и поскольку первый вариант является совершенно непрактичным и крайне затратным в долгосрочной перспективе, нам придется прибегнуть к фермерству на Красной Планете.

Если вы смотрели фильм «Марсианин», то помните, как главный герой выращивал картошку в теплице, используя марсианскую почву, замерзший кал команды экспедиции, и воду, полученную в ходе химической реакции.

А что же может получиться в реальности …

( Читать дальше... 

@темы: звезды, фрукты-овощи

---

Лондонское электротакси, 1897 г.

@темы: история транспорта

---

В США сигареты продавались в автоматах, которые принимали только монеты в 25 центов, а пачка сигарет стоила 23 цента. И производители, вместо того, чтобы поднять цены на сигареты, вкладывали в пачку, для продажи через эти автоматы - две одноцентовые монеты сдачи.

@темы: деньги

---

В августе 1601 года королева Елизавета, разбирая исторические документы, сказала своему архивариусу:
- Я Ричард Второй, ты разве не знал?

В те годы против бездетной королевы строились заговоры, с целью заставить её отречься. И она даже ворчала, о том что пьеса Шекспира "Ричард Второй" выдержала целых сорок постановок. В пьесе бездетного короля Ричарда Второго заставляют отречься и заключают в замок Помфрет. Там он и произносит такой монолог:

Я все раздумывал, как мне сравнить
Темницу, где живу я, с целым миром;
Но так как в целом мире много тварей,
А здесь - одно лишь существо, я сам,
Мне трудно это; все же постараюсь!
Вообразим, что мозг - супруг души,
Душа же - мать; от них двоих родится
Потомство размножающихся мыслей;
И, малый мир мой населяя, мысли
Подобны населенью в этом мире:
Мысль вечно недовольна. Род их высший,
Мысль о божественном, всегда таит
В себе сомненье, и противоречат
Одни слова священные другим.
Так, например: "Придите, дети"; после ж:
"Войти труднее, чем пройти верблюду
Сквозь узкое игольное ушко".

(перевод Курошевой)

К сожалению, все русские переводы Шекспира сильно упрощают оригинал. Часто теряются самые тонкие и любопытные детали. Этот монолог не исключение. В оригинале король говорит

'It is as hard to come as for a camel
To thread the postern of a small needle's eye.'

Что в переводе дословно означает

Трудно придти, как верблюду
Протиснуться через постерн/потурну маленького игольного ушка.

Постерн это маленькая дверца в крепостной стене, через которую осажденные могли совершать вылазки. Выглядит он так:



Само выражение очевидно отсылает к цитате из Евангелия "удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие". Происхождение этой странной метафоры точно неизвестно. Некоторые специалисты считают, что переписчик ошибся и вместо греческого слова 'камилос' (морской канат) написал 'камелос' (верблюд). Действительно, сравнить бедного с ниткой, а богатого - с канатом вполне разумно, да и образ морского каната отлично вписывается в общую рыбачью тематику Евангелий. В то же время, в Талмуде используется образ пальмы и слона, проходящих сквозь игольное ушко. Где правда - трудно сказать.

В Средние века возникла и широко распространилась городская легенда о том, что "игольным ушком" называлась маленькая калитка в крепосной стене Иерусалима. И провести через неё верблюда можно было только сняв с него поклажу. Именно к этой легенде и отсылает Шекспир. Делает он это с характерным изяществом:
- король заточен в замке, в стенах которого конечно же есть постерны
- король упоминает цитату из Евангелия про "войти в Царство Божие" и легенду о её происхождении, связанную с постерном
- король на следующей странице отправляется в Царство Божие

Король Ричард

Как? Это что? Смерть дерзко мне грозит?
Орудье смерти держишь ты своей.
(Хватает у одного из слуг секиру и убивает его.)
Займи и ты в аду с ним место рядом.
(Убивает другого слугу.)

Экстон поражает его.

Руке, которой ты меня сразил,
Гореть в огне неугасимом мало:
Мой край моею кровью запятнала. -
Лети, душа! Твой трон на небесах;
Плоть, умирая, падает во прах. burrru.livejournal.com/144637.html

@темы: книги, Вавилон-18, англомания

---

Очень мне нравится, как русский аноним 1877 года переводит текст. Прямо очень старается. Не к Гиляровскому ходил за консультациями (тот еще не в теме), но к кому-то очень толковому. Вот эпизод, иллюстрирующий блатной жаргон (который переводчики Бальзака будут деликатно именовать "тайным тюремным языком"):

— Словом, вы ничего не стибрили? А важные там были веснухи (часы), лоханки (табакерки), да гопы (цепочки). Значит, кудлею-то (еврею) нечего будет и спуливать (продавать)?
— Нет, вертун (ключ) сломался в сережке (замке), буржуа закричал «караул», а нам поскорей давай Бог ноги.
— Эй, вы! — закричал третий собеседник. — Не болтайте вы так красным лоскутом (язык), там мухорт (статский человек) развесил уши. shakko.ru/1802561.html

@темы: Вавилон-18

---

( НАЖАТЬ, ЧТОБЫ СМОТРЕТЬ САМОЕ ИНТЕРЕСНОЕ ДАЛЬШЕ!!! 

@темы: урбопейзажи, пейзажи

---

понедельник, 25 июля 2022 в 04:15

Пишет natali70:

Перед тем, как переходить к своему переводу, позволю себе посетовать на ситуацию. Ну, вот если, кто и скажет, что нам санкции ни по чем, то это не я. Это я сейчас не о ценах и не об исчезающих постепенно товарах, а вот как минимум о не действующих теперь "там" наших картах. При чем , когда стало об этом известно, я как фаталист, махнула рукой вместо того, чтоб воспользоваться последней возможностью. Ну, вот сейчас как-то нашла лазейку, но она , конечно, спасает не во всех случаях. И можно еще отдельно говорить о задержанных в Берлине наших посылках. Но я сейчас не об этом. Зашла я сегодня в один дневник. И оно мне напомнило об еще одной "занозе". Сценарии Берта Коулса к его радиопостановкам. Радиоспектакли-то я, конечно, скачала, но с моими способностями к восприятию английского на слух, мне надо сутками сидеть и пытаться что-то разобрать. Ну, и вообще, сценарии - это же та же пьеса. И я уже знаю, как классно они написаны. Хотела приобрести, но все откладывала, и если б это просто был магазин, а то все сложнее и сейчас об этом надо забыть, наверное. Я и забыла почти, а вот сегодня вспомнила. Ну, и да, хоть локти кусай. Ну, вот, на самом деле, был момент, когда я хотела бросить эту статью) Она собственно одна из многих все на ту же тему: Оксфорд или Кембридж. И, думаю, что это все же неразрешимая загадка. Одни и те же аргументы разные исследователи истолковывают по-разному, при этом отчаянно критикуя друг друга. И перевела я эту статью - честно говоря, весьма коряво) - лишь потому, что мне о чем-то напомнило имя автора. При чем до такой степени, что решила сделать по этому поводу отдельный пост, где уже подробно все распишу. Так вот этот автор подвергает критике как раз только вышедшую (на момент написания этой статьи) книгу Тревора Холла, из которой я как раз и приводила предыдущее исследование. Так что тут прямо путешествие во времени. Книга вышла где-то в 1970 году, и передо мной как раз лежит "Sherlock Holmes Journal" за лето 1970 г. Если честно, здесь тоже все довольно сомнительно, и статью перевела исключительно для истории. Хотя вот должна признать правоту автора, когда он вскользь упоминает Эдмунда Гарни. У каждого есть свой "пунктик" и Тревор Холл совершенно серьезно пишет в отдельной главе, что это чуть ли не самый лучший друг Холмса во время его пребывания в университете. И это примерно из той же оперы, что и Мориарти - учитель Холмса, а может даже хуже)) И тут вот опять будут небольшие расхождения с нашим привычным переводом, в котором Холмса в "Этюде" студентом никто не считает, в отличие от оригинала. В университете Некоторые мысли об учебных годах мистера Шерлока Холмса Роджер Ланселин Грин В своей недавно вышедшей книге «Шерлок Холмс: десять литературных исследований» мистер Тревор Холл рассказывает нам о том, как однажды онобвинил покойного сэра Сидни Робертса в «неуместном вторжении фактов в шерлокианские исследования», когда тот продемонстрировал, что Т.С.Холмс из неправильно напечатанного имени Великого Сыщика превратился в канцлера епархии Уэллса. Могу ли я предложить в начале этих беспорядочных записей, чтобы такие «факты» были совершенно исключены из наших исследований? Тогда я воздержусь и не стану называть имя мистера Р.Е.Х.Холмса, студента в 1873-78 годах из оксфордского колледжа Крайст Чёрч, чтоб доказать свои собственные открытия.Можем ли мы также забыть Ричарда Месгрейва, предположительно студента Тринити-колледжа в 1870 году, на которого он слепо полагается – а я тогда не стану в противовес ему выдвигать кандидатуру сэра Ричарда Джона Месгрейва, родившегося в декабре 1850 года, в качестве его очевидного соперника? А если он будет и дальше настаивать, что один из его собственных любимых героев, Эдмунд Гарни (1847-1888) учился «в колледже» с мистером Шерлоком Холмсом, то я как-нибудь попытаюсь доказать, что мой собственный фаворит, Эндрю Лэнг (1844-1912) – помимо этого один из членов-учредителей Общества Психических исследований–был именно таким человеком: хотя было бы легче заменить его преподобным Доджсоном (Льюисом Кэроллом), который, на самом деле, мог быть преподавателем математики мистера Холмса в колледже Крайст Черч… Но давайте вернемся к фактам: те факты, которые содержатся в Каноне, дополняются только теми, которые представлены общей предысторией эпохи, обстановки и обычаев. Ибо исключительно на этом и были основаны расследования, подобные настоящему, и вводить такие явные выдумки, как те, что содержатся в "Шерлоке Холмсе с Бейкер-стрит» Баринг Гоулда, было бы столь же разрушительным для всего нашего эпоса, как считать каноническими «Подвиги Шерлока Холмса» Артура Конан Дойля и Джона Диксона Карра, или говорить о жене Шерлока Холмса из пьесы Уильяма Джиллета. Есть только три случая, в которых совершенно определенно упоминается тот факт, что мистер Холмс вообще был в университете: «Глория Скотт», «Обряд дома Месгрейвов», и «Этюд в багровых тонах». Если б у нас был только первый из этих рассказов, то не было бы никаких сомнений в том, что Холмс учился в Оксфорде. Вспомним, что он говорит о Викторе Треворе: «Он был моим единственным другом в течение двух лет, которые я провел в колледже…по милости его терьера, который однажды утром вцепился мне в лодыжку, когда я шел в церковь.» Этот инцидент должно быть случился, когда Холмс был на первом курсе, так как вскоре последовали летние каникулы: в Оксфорде, в отличие от Кембриджа, первые два года студенты живут в колледже – следовательно, он был в Оксфорде. Я уже отмечал, что оксфордский колледж был все еще наводнен собаками в 1870 году, когда главой университета стал Брэдли, и одной из его реформ стал наложенный на них запрет. Несколько экспертов выдвинули предположение, что Холмс учился в колледже Крайст Черч – или, по крайней мере, должен был учиться, если там тоже водились собаки. Но, кстати, они там водились до той же самой даты. Ибо в 1875 году мисс Фрэнсис Пауэр Кобб посетила Ч.Л. Доджсона и ее собаку туда не пустили: «Общий закон о собаках, несчастной жертвой которого вы стали, в основе своей полезный, - писал он ей 21 мая того года,- и вы бы с этим согласились, если б видели колледж таким, каким я знал его много лет назад с 70 псами на его территории днем и ночью!» Если бы все заканчивалось «Глорией Скотт», то мы могли бы предположить, что, проучившись два года, Холмс покинул университет, не получив ученой степени. Но в «Обряде дома Месгрейвов» он говорит Уотсону, что «в последние годы моего пребывания в университете там было много разговоров обо мне и моем методе». Это может относиться только ко второму году его жизни в колледже и году или годам, которые он потом провел, снимая квартиру в городе – нам не известно, в каком точно качестве, но вероятно (хотя и необязательно) готовясь к сдаче экзаменов на получение степени. Несомненно, что за это время он хорошо узнал Оксфорд – в 1870-х небольшой, компактный университетский город, хотя площадь, занятая домами профессорского состава и женатых стипендиатов стала расширяться, постепенно захватывая еще и территорию Вудстока и Бэнбери Роудс. Упоминания о его учебных занятиях в «Этюде в багровых тонах» более любопытны и кажется, так никогда и не получили полного объяснения. Что он делал в Бартсе в 1881 году? И Уотсон, и Стэмфорд предположили, что Холмс был студентом Лондонского университета. «– Должно быть, хочет стать медиком? – спрашивает Уотсон (в оригинале medical student). – Да нет, я даже не пойму, чего он хочет. – отвечает Стэмфорд. - По-моему, он отлично знает анатомию, и химик он первоклассный, но, кажется, медицину никогда не изучал систематически. Он занимается наукой совершенно бессистемно и как-то странно, но накопил массу, казалось бы, ненужных для дела знаний, которые немало удивили бы профессоров.» Не наводит ли это на мысль, что в то время он был прикреплен к Лондонскому университету? Позже Уотсон говорит, что он не «читал какую-либо научную литературу, которая пригодилась бы для получения ученого звания и открыла бы ему путь в мир науки». Это определенно говорит о том, что Холмс никогда не получал ученой степени ни в Оксфорде, ни где-либо еще: но может быть и так, что в самом начале их знакомства Уотсон еще не располагал достаточной информацией, чтобы утверждать это. Однако, на протяжении всей своей жизни Холмс был весьма немногословен в отношении рассказа о своих университетских годах… В университетском городе фактически имеют место три расследования: «Три студента», «Пропавший регбист» и «Человек на четвереньках». Я бы сказал, что первое и третье ничего не доказывают, второе же говорит о том, что Холмс не учился в Кембридже. Мистер Холл усердно и изобретательно старается подыскать оправдание словам Холмса – «мы одиноки и неприкаянны в этом негостеприимном городе» - но ему не удается убедить нас, что эта фраза касается только грубого поведения доктора Армстронга. Немыслимо, что проведя два года в колледже и еще несколько лет в меблированных комнатах в городе, Холмс бы никого не знал там - ни какого-то приятеля из местных, никого из профессоров, ни квартирной хозяйки, ни хозяина гостиницы, ни хотя бы привратника в своем колледже! Остальные свидетельства, собранные Гевином Брендом кажутся неопровержимыми: Холмс не знает расписания поездов, отправляющихся в Кембридж; он пытается следовать за доктором Армстронгом по открытой местности, где невозможно спрятаться; он в весьма странном порядке обходит близлежащие деревни и узнает все об окрестностях Трампингтона лишь постепенно. (Мистер Холл предъявляет две улицы в Кембридже, названные «Шерлок» - но они , очевидно, были названы в честь одного из двух богословов 17-18 столетий, один из которых был вице-канцлером университета, и оба они были выходцами из Кембриджа: а я с таким же успехом мог бы предположить, что селение Холмс Чэпел в Чешире названо в честь Великого Сыщика). Дело «Человека на четвереньках» происходит в «Кэмфорде» и похоже здесь можно было бы в равной мере доказать, что это происходило в любом из университетов. Однако, если мистер Холл убежден, что это был Кембриджский университет, то существует еще одно доказательство, что он не был университетом Холмса – ибо если бы это было так, то ему не понадобился бы «дружественный туземец», чтобы показать дорогу к дому профессора Пресбери. Гостиница "Шахматная Доска", где «если мне память не изменяет, очень недурен портвейн, а постельное белье выше всяких похвал» - это, вероятно, та самая, где они с Уотсоном останавливались, когда следили за домом доктора Армстронга: иначе бы он никак не мог узнать о постельном белье, ибо человек, учившийся в местном университете, никогда бы не стал останавливаться в гостинице, он остановился бы либо в колледже, либо в своих бывших меблированных комнатах. Еще один запутанный случай, произошедший в университетском городе – «Три студента», но он всегда был камнем преткновения на пути Истинно Верующего. Однако, мне кажется, что Истинно Верующий просто не читал первый параграф с должным вниманием и пониманием. Уотсон твердо и недвусмысленно утверждает там, что приложил особые старания к тому, чтобы невозможно было точно установить, в каком колледже или даже университете происходили события; точная дата, – 1895 год – которую он приводит, может тоже вводить нас в заблуждение. Отчет об этом деле был впервые опубликован в журнале «Стрэнд Мэгэзин» в июне 1904 года. И уже в следующем месяце страстный холмсианец, Эндрю Лэнг, указал в «Лонгман Мэгэзин», что абсолютно невозможно, чтобы это дело было описано Уотсоном, и можно только предположить, что весь рассказ был мистификацией: «Невозможно, чтоб произошло что-то из описанных там инцидентов . Я надеюсь, что Фукидид не мог быть предложен в качестве «неизвестного текста» на таком экзамене. И пол-главы Фукидида никак не могли занимать три страницы экзаменационной работы. Мошеннику достаточно было скопировать всего одну строку с каждого листа.» И в том же году доктор Уотсон не обратил внимания и позволил доктору Дойлу включить этот рассказ в «Возвращение Шерлока Холмса» в неизмененном виде! Могу предположить, что доктор Уотсон не только не изменил текст, но даже посмеивался, радуясь тому, как ловко он сбил со следа даже такого проницательного и эрудированного литературного сыщика, как Лэнг. Отвлекающий маневр – на который повелся Лэнг – был половиной главы Фукидида, которая не могла занимать три гранки, не могла быть совершенно не известна тому, кто изучает классическую литературу и ему не нужно ее переписывать, потому что она вполне могла быть и у него самого. «Хилтон Сомс», вероятно, вообще не преподавал греческий - конечно, экзамен не обязательно должен был проводиться на этом языке, а на санскрите, арабском, древне-персидском, судя по тому немногому , что мы знаем или тому, что бы хотел нам рассказать Уотсон. Но имеются и другие отвлекающие маневры. Самый очевидный из них – это беспорядочное использование слов «court», «courtyard» и «quadrangle». Затем еще есть двусмысленность фразы Сомса: «Вы, наверное, знаете, мистер Холмс, какие двери у нас в колледже…» - Холмс с тем же успехом мог бы узнать это от бывшего выпускника или, посетив преподавателя во время своего пребывания в городе, где он исследовал старинные английские хартии. Таким же образом он в любом городе узнал бы о существующих четырех магазинах канцтоваров: так или иначе, найдя их где-то на Кингс Парад в Кембридже или на Броуд-стрит в Оксфорде. Псевдоним «Святого Луки», данный колледжу, очевидно, предполагает колледж Святого Иоанна (Джона) – колледжи с таким названием есть и в Кембридже и в Оксфорде. И ни в одном из университетов Холмсу не пришлось бы проходить пешком до спортивной площадки и обратно больше пяти миль . Похоже, Уотсон совершил ошибку в описании «комка темной замазки или глины, в нем видны какие-то мелкие крошки, похожие на опилки». Это позволило доктору Бристоу убедительно доказать, что университет, о котором идет речь, - Кембриджский (Sherlock Holmes Journal, весна, 1959) – но случилось это лишь через пятьдесят лет после описанных событий: это достаточно долгий срок, так что восхитительная осмотрительность Уотсона не была растрачена впустую. Из-за этого единственного промаха Уотсон, в конце концов, потерпел неудачу, но зато ему удалось не оставить никаких улик относительно того, в этом ли университете учился Холмс. Поэтому у нас осталось вполне конкретное утверждение в «Глории Скотт» в качестве нашей «неизменной опоры» и почти столь же точное свидетельство из «Обряда дома Месгрейвов»: Холмс провел первые два года в колледже и после этого продолжал учиться в университете год или чуть больше. Следовательно, он учился в Оксфорде. Пес Тревора больше не вызывает никаких трудностей: ведь тот факт, что он напал на Холмса в колледже , когда тот шел в церковь, лишь является дополнительным аргументом в пользу Оксфорда. Конечно, нет никаких доказательств, что он учился в колледже Крайст Черч – и было бы так же неверно отождествлять его с Т.Р.Е.Холмсом, как и ссылаться в «Alumni Oxonienses»*на множество Месгрейвов , которых там можно найти. Однако, насколько я понимаю, нет никаких причин, почему бы он не мог быть в «Доме Христа»(еще одно название Крайст Черча), если собаки были изгнаны лишь в 1875-м; и если так, то он должен бы быть одним из студентов Льюиса Кэролла… Но это уже совсем другая история! * Биографический справочник Джозефа Фостера, опубликованный издательством Oxford University Press, в котором перечислены выпускники Оксфордского университета.

@темы: ШХ