четверг, 29 сентября 2022 в 22:39
Пишет Эрл Грей:
С начала XVII века, когда новая ставка сёгуна династии Токугава была перенесена в Эдо, городок стал стремительно застраиваться, для чего потребовались десятки тысяч молодых мужчин-строителей и работников городской инфраструктуры. Многие тысячи потребовались для обслуживания двора диктатора и прочей военной верхушки. читать дальшеДополнительным фактором послужил закон санкин ко-тай (参覲交替 – поочередное прибытие на службу), согласно которому каждый удельный князь даймё (а всего их было около 250–260) должен был периодически по году проживать со своими приближенными и слугами (числом в несколько сотен, а то и тысяч) не в своем родовом владении, а в Эдо. Так сёгуны Токугава боролись (и весьма успешно) с местным сепаратизмом и возможными восстаниями. Женщины из этих феодальных семей, как правило, оставались дома, когда мужья уезжали на год в Эдо. Иногда в этой восточной столице соотношение мужчин и женщин достигало пропорции 10:1. Соответственно, в Эдо вслед за одинокими молодыми мужчинами немедленно потянулись содержатели и содержательницы борделей со своим товаром, а также инициативные девушки из окрестных деревень. В начальный период существования квартала платной любви существовал и еще один достаточно нетипичный источник его формирования. Проституцией были вынуждены заниматься многие молодые вдовы и дочери из аристократических и самурайских семей, оказавшиеся без своих мужчин, владений и средств, сгинувших в результате истребительных междоусобных войн начала XVII века. Этот контингент был рафинирован, прекрасно образован и воспитан, что имело для их клиентов едва ли не большую притягательность, чем собственно плотские утехи. Общество таких женщин стоило разорительно дорого. Впоследствии, когда за пару поколений этот ресурс барышень из благородных был исчерпан, содержатели веселых домов стали воспитывать в сходном духе свежие кадры низкого рождения. Девушкам вменялось в обязанность владеть кистью, чтобы писать каллиграфию и картины, уметь слагать стихи и помнить сотни, если не тысячи классических стихотворений, знать искусство чайной церемонии, разбираться в курениях благовоний, танцевать и, разумеется, уметь развлекать гостя изящной беседой и тонким обхождением. Так повелось в результате, что дома свиданий в Японии стали не столько местом незамысловатого удовлетворения физиологических потребностей, сколько средоточием эротически сдобренного, но в целом не столь сексуального, сколь эстетически окрашенного изысканного препровождения досуга. Кварталы удовольствий были центром притяжения ведущих художественных сил культуры “быстротекучего мира” и важнейшим центром творческой активности, а также источником вдохновения для множества художников; некоторые из них просто жили внутри квартала. Например, такое рассказывали об Утамаро, а другая легенда утверждает, что он и родился в веселом квартале, где его отец был содержателем чайного домика. В своем интересе к жрицам платной любви японские художники, может быть, наиболее характерны и последовательны, но отнюдь не исключительны: во все времена, начиная с Золотого века Афин, художники тяготели к просвещенным гетерам, а в Новое время – и к заурядным бордельным дивам (сразу вспоминается большой любитель японцев Тулуз-Лотрек). В XVII–XVIII веках среди содержателей борделей было много образованных любителей искусства. В списке таких хозяев 1670 года, содержащем 21 имя, большинство известны как знатоки поэзии, чайной церемонии, воинских искусств. К образованным куртизанкам высшего разряда они относились почти как к равным деловым партнерам и вместе занимались писанием и разбором стихов. И тех и других уважали в обществе. Как писала Сесилия Сэгава Сигл, “в обществе эпохи Эдо, где проституция рассматривалась не более антиморальной, чем предложение стакана воды жаждущему мужчине, и работодатель, и работницы равно принимали такой порядок”. Говоря о квартале удовольствий, мы имеем в виду прежде всего квартал Ёсивара – синоним культуры укиё и предмет едва ли не половины гравюр укиё-э. Он был впервые устроен в Эдо в 1617 году, когда городские власти удовлетворили прошение представителя профсоюза содержателей публичных домов самурая Сёдзи Дзинъэмона о выделении для их бизнеса особой огороженной территории. Прецедент разрешенного правительством квартала любви уже существовал в Киото с последних лет XVI века, а его устройство было скопировано с соответствующих институций Китая времен династии Мин. Из Китая же, кстати, было позаимствовано и слово, обозначающее публичные дома и появляющееся во многих названиях гравюр с красавицами. Это слово, сэйро̄ (от кит. цинлоу 青楼), означает буквально “зеленые дома” (или “голубоватые башни” – цвет, обозначаемый иероглифом сэй/аой, более всего соответствует цвету далекого леса на горизонте). Выражение “цинлоу” было известно в Китае с раннего Средневековья, оно встречается в стихах танских поэтов Ли Бо, Ду Му и др. Изначально так обозначались дома (или высокие башни) в богатой усадьбе, в коих жили жены и наложницы хозяина. Потом слово было перенесено на публичные дома и заимствовано, как то было и со всем прочим китайским, их молодым переимчивым соседом. Заметим попутно, что в каталоге коллекции Китаева, о котором дальше будет много сказано, названия серий гравюр и отдельных листов, включающие слово “сэйро̄”, переводятся как “зеленые дома” – в отличие от, возможно, более привычного “дома красных фонарей”, или “веселые дома”. Итак, с 1617 года лицензированный властями огороженный квартал располагался на территории примерно в 5,5 га в самом центре недалеко от Эдоского замка, резиденции сёгунов. Через сорок лет городское начальство решило его перенести подальше от центра – и это решение было немедленно “поддержано” грандиозным пожаром Мэйрэки 1657 года, во время которого большая часть Эдо выгорела дотла, а число жертв (сгоревших и утонувших) составило 108 тысяч человек. Новый квартал был разбит на площади в 7,2 га в районе Асакуса в северной части города уже через восемь месяцев после пожара. Он стал называться Новая Ёсивара (что отражено в названии многих гравюр Масанобу и др.), но через какое-то время слово “новая” было отброшено. Ёсивара была огорожена стенами и отделена широким рвом от города. В нее вели единственные ворота – Омон, устроенные в северной части. От ворот начинался центральный бульвар Накано-тё, пересекавшийся параллельными улицами. В юго-восточном углу находился храм Куросукэ Инари (Лисьего бога), который считался покровителем проституток. (В разные времена в пределах Ёсивары было четыре храма, обслуживавших духовные запросы обитательниц этого квартала.) Справа от входа в квартале Эдо-тё располагались самые престижные заведения. За ним был квартал Агэя-тё с домами свиданий агэя 揚屋. Поскольку агэя часто путают с чайными домиками (тяя 茶屋), а последние – с местом, где пьют чай, об этом феномене следует сказать несколько слов. Агэя были местом предварительных свиданий: туда посетитель приходил договариваться, знакомиться с девушкой, проводить с ней какое-то время за беседой, сакэ- и чаепитием; только после этого можно было отправляться с ней непосредственно в сэйро̄. В этих же домах проходили денежные расчеты и велись счета клиентов: куртизанкам высокого разряда почиталось неприличным дотрагиваться до денег. А чайные домики первоначально были заведениями за пределами лицензированного квартала, где поили чаем и “угощали” официантками. Другим популярным местом незарегистрированной проституции были городские бани, прославленные и в гравюре, и в литературе; см., например, истории Сикитэя Самба “Укиёбуро” (1809–1813). Владельцы официальных публичных домов боролись с пиратскими конкурентами еще энергичнее, чем власти, и регулярно наводили на них полицию. Чайные домики закрывали, девушек высылали на родину в деревню или переводили в Ёсивару, где они должны были работать бесплатно три года; в итоге же, поскольку сразу после облав новые чайные домики открывались в новых местах, было решено перенести в Ёсивару их все. Там они неожиданно для владельцев и секс-персонала старых заведений стали пользоваться таким успехом у клиентов, что затмили собой старые агэя и перехватили их функции. Первоначально, в конце XVII века, их было восемнадцать, и располагались они в Агэя-тё, но с началом нового века чайные домики перекочевали на главный бульвар и размножились необычайно. Особо миловидные и умелые девушки пользовались общенародной славой и были воспеты тонкой кистью Харунобу. Вместе со старыми агэя исчезли к 1760 годам и два высших класса куртизанок старой школы, опиравшихся еще на старые аристократические традиции публичных домов императорского Киото, – таю̄ и ко̄си 格子. Носительницы этих рангов отличались не только редкостной красотой и многочисленными талантами, но и нередко дурным характером. Они имели право отвергнуть не понравившегося им нового гостя, отказавшись выпить с ним чашку сакэ в агэя. В случае принятия клиента он мог рассчитывать на постельные утехи не ранее третьего свидания. Общение с таю̄ было церемониально запротоколированным, и, хоть то и грело тщеславие худородных нуворишей, это раньше или позже, а иногда совершенно стремительно разоряло их. Истории того времени изобилуют печальными сагами о растратившемся купце или приказчике, забравшемся в хозяйскую кассу и вынужденном бежать и стать благородным (или не очень) разбойником. Еще до побега несчастный любовник в дополнение к неподъемной плате за удовольствие был окутан множеством ограничений: например, он не имел права ходить к другим куртизанкам; такие парные отношения назывались “интимная дружба” 馴染 (надзими – букв. “свое [т. е. хорошо знакомое] пятно&rdquo. Если же такой постоянный клиент решался пойти к другой красавице, то, будучи пойман, должен был заплатить большой штраф и ублажать надутую возлюбленную (для чего его могли обрядить в кимоно девочки-прислужницы и отрезать мужскую гордость – косичку с макушки). Неудивительно, что куртизанок высших разрядов называли “разрушительницами крепостей” (кэйсэй 傾城) – в память о чрезмерном увлечении одного китайского императора своей наложницей, в результате чего его царство было разрушено, В итоге пользование услугами таю̄ и ко̄си сошло на нет, особенно когда в массовом порядке появились более дешевые и покладистые девушки из чайных домиков. По аналогии с их номинальным ремеслом их называли сантя 散茶 – вид зеленого чая. К середине XVIII века появилась новая разработанная номенклатура. Девушек высшего разряда стали называть ёбидаси 呼出し (“только по предварительной записи&rdquo
URL записи
Я не уверена, что Масленников испытывал какое-то странное восхищение чертами Ливанова со всеми этими мужественными лицами и всем прочим, но «брови стали темнее»? Что это за наблюдение? Что, при новой встрече с Ливановым, его первая мысль была: “Черт бы побрал эти брови!!!»? Это всегда весма странные детали. По общим описаниям всего и вся становится совершенно ясно, что сценарий был написан до кастинга, поскольку каждый персонаж здесь выглядит так, как в каноне. Есть что-то раздражающее в том, когда вы читаете о блондине Стэплтоне и смотрите на фотографию Янковского над текстом. Кстати, о Янковском. 
Они хотели, чтобы Янковский танцевал на столе без штанов, хорошо. Да, позже они уточняют, что потом он шел в одних подштанниках, так что да, это могла бы быть …интересная сцена. Мне нравится, как они продолжают называть его рыцарем, хотя я думаю, что этот парень последний человек в этом мире, кого можно было бы именовать этим титулом. В какое время изначально должны были происходить события в фильме? В сценарии было лето, убийство произошло в июне, и Мортимер говорил о собачьих следах на траве. В конечном итоге в фильме все это превратилось в январь и покрытое снегом место преступления, что более уместно, потому что какая же это должна быть дерьмовая трава, чтоб на ней были видны четкие следы? Теперь, когда они говорят, что многое из диалогов сэра Генри с Бэрримором было импровизацией, то они вовсе не шутят. Конечно, до того, как на площадку съемок ворвался Михалков, Генри был вполне каноничным малым. В сценарии не было никаких шуток на тему выпивки, Бэрримор был даже в какой-то степени сострадательным во всех отношениях человеком. Никакой печально известной каши и “овсянки, сэр”, с которыми вы должны быть хорошо знакомы, если читаете этот блог. Ничего подобного, все исключительно по Канону. И это вам судить, хорошими или дурными были все последующие изменения. 
Просто вылитый Янковский Уотсону удалось малость разозлить меня в этом сценарии; как ни удивительно, но без всякой причины он продолжал вести себя как придурок по отношению ко всем, кто хотя бы слегка начинал расспрашивать его о расследовании, без причины вел себя раздражительно, все без причины. Почему? Подобные моменты были и в фильме, но они не так бросаются в глаза, как здесь. 
Генри: Берилловую булавку для Бэрилл, что вы на это ска… Ватсон: Фу, фу, фу, фу. Что это еще за фигня? Что это за чертов каламбур? Отвратительно, просто ужасно. Вот, забирайте свой костюм для большого мальчика и убирайтесь. Я была рада узнать, что изначально было несколько расширенных сцен экстремалов Уотсона / и Генри. Интересно, что Уотсон должен был оставаться относительно трезвым после этого ужина, чего, как мы знаем, не было в окончательной версии. Что ж, очень качественные изменения. Кроме того, имеется история с необходимыми изменениями в отношении миссис Бэрримор и всего, что касается ее характера. Она должна была быть вполне каноничной, но муж Крючковой (Векслер, ведущий оператор сериала) уже лежал в больнице, восстанавливаясь после сердечного приступа, она была беременна, а в ее роли не было ничего, кроме слез и драмы. Поэтому она решила послать все это к черту и сыграть свою роль с улыбкой, в чем ей оказал поддержку тандем Михалков/Адабашян. То же самое и с вопросом о перераспределении реплик. Вот кадр с миссис Бэрримор, говорящей Уотсону о письме, сопровождаемый текстом, где с Уотсоном о письме говорит мистер Бэрримор. 
В конце концов, она нашла его, так почему бы тогда не отдать ей этот текст? Этот сценарий любит сам с собой вступать в противоречие, вот диалог сэра Генри и Уотсона, обсуждающих вспышку Стэплтона, под кадром из фильма, где Генри , сидя верхом, выражает свое раздраженное подростковое "я". 
Это даже удивительно в какой-то степени, что экранизация, сценарий которой претерпел так много изменений в отношении канона, все еще считается очень близкой к оригиналу. 
Настоящая трагедия. Культового эпизода “Любовь, Ватсон...” тоже нигде не видно в сценарии, и я уже реально поражаюсь. Кто тогда все это придумал, кто импровизировал на съемочной площадке? Кому пришло в голову вставить в фильм четырехсекундную сцену, где Ливанов поясняет, что такое любовь с таким видом, словно он создатель этой вселенной? Честно говоря, это просто завораживает. Кстати, хорошая история лично для меня: Картрайт, самый несчастный мальчик в сериале, в конце концов, все ж таки добрался домой. Конечно, им пришлось его вырезать. Мы понятия не имеем, куда он делся. Может быть, он все еще бродит по болоту, давая дополнительную пищу для легенды о Собаке. 
Кстати, этот сценарий дает довольно живое представление о спецэффектах в СССР. 
На съемочной площадке была целая история с параноиком Масленниковым, противостоящим экспертам по спецэффектам и кинологам, которая закончилась тем, что Масленников, у которого был пистон в одном месте, всех там достал или что-то в этом роде, но, да, того, что он хотел, так и не сняли. Так и не случилось съемок в стиле «Давайте подожжем собаку» - экранизация повести о Шерлоке Холмсе «Собака Баскервилей» со спецэффектами высочайшего качества, разлива Масленникова, 1980-х годов. 
Когда был второй эпизод из старины и Хьюго снял штаны, в сценарии говорится, что, в конце концов, его девушка просто упала в обморок. Да, просто потеряла сознание, а парня убила собака. Этот “рыцарь” без штанов, Хьюго, просто разглядывал свою подружку, с шрамом на верхней губе, лежащую на земле, когда на него напала собака. Не знаю, потеки кетчупа в сцене фильма говорят о том, что ни для кого из них эта история не закончилась плохо, но ладно. Очевидно, сцены погони Холмса за Стэплтоном в природе не существовало, но вместо этого нам пришлось бы наблюдать чрезмерно живописную сцену гибели тонущего Стэплтона. 
Кстати, даже там, в сценарии, собаку застрелил именно Лестрейд. Я все еще очарована этим решением, особенно теперь, когда я знаю, что так и было задумано с самого начала. И как раз в тот момент, когда фильм подходит к финальным титрам, следует совершенно неожиданный поворот. Ведь вы же читали этот довольно странный абзац о том, что Ватсон видел женщину, бродящую по болотам? Что ж, ничего удивительного, это Берил, кто же еще это может быть. И действительно, после второй подобной галлюцинации именно она появилась в следующей сцене. Потом они едут к Стэплтонам, Уотсон выглядывает в окно и... видит женщину, бродящую по болотам. Мой странный испуг длился недолго, это, наверное, Лора Лайонс? Больше некому, я думаю; это было где-то в начале, собственно, почему бы и нет. 
Некоторые из этих инцидентов приходят и уходят, наступает кульминация, Берил надежно привязана в подвале, Лайонс прохлаждается дома, Стэплтон вот-вот утонет, Холмс пытается преследовать его и... видит фигуру женщины, в отдалении бродящей по болотам. 
Говорю вам, это был первый настоящий и вполне понятный испуг, который я испытала, прочитав все это, все это время у всего происходящего было какое-то логическое объяснение, но не сейчас, не в такой ситуации. Затем следует снова возврат в старину с описанием девушки со шрамом на верхней губе, и странной деталью, на которую стоит обратить внимание, но кто я такой, чтобы судить, что на парне нет штанов. А здесь буквально последняя минута фильма, и это звучит так: 
???? У них там был призрак этой девчонки Хьюго, весь фильм бродивший по болотам. Господи, это было так жутко, когда я, наконец, поняла, что происходит, что у них там был настоящий призрак, даже за долю секунды до финальных титров. История о каких-то мистических силах зла, оказывается полной фигней и сопровождается появлением призраков и тем, что у Холмса даже дома, на Бейкер-стрит, начинаются галлюцинации о давно погибшей женщине Когда заходит речь о «Собаке Баскервилей», вы ожидаете чего угодно, но только не такого дерьма. Призрак, блин. Реальный призрак. Только не говорите мне, что это не самый дикий из всех существующих сценариев. Итак, вот она, «Собака Баскервилей». Полагаю, с довольно темным подтекстом. То, что поможет вам крепко заснуть." *** Возможно, кому-то это покажется полным бредом, но решила сохранить для коллекции)