Неоднократно приходилось читать про то, как "простые" а иногда "очень простые" люди не понимали реалистической живописи/фотографии. Что-то про крестьянина, который не мог понять, что изображено на картине "Боярыня Морозова", и только когда обвёл пальцем, сказал: "Баба в санях". Или про африканцев, которые долго не могли опознать изображение белого человека на фотографии...* Порой (со времён модернистов и примкнувшего к ним Флоренского) это ставится в упрёк условно "академической" живописи: дескать "глубинный народ" её не понимает, зато вот иконы, или какую-нибудь народную роспись - вполне. Что же, люди действительно лучше понимают то, что им привычно. Нижеследующие примеры взяты из воспоминаний Минченкова про передвижников
"Шишкин писал этюды с натуралистической точностью, и они, казалось бы, должны быть понятными каждому, но удивительно то, что бывают у людей глаза, которые не видят сходства картины с натурой при всей точности ее воспроизведения.
И.И. Шишкин. Хижина в лесу
( Читать дальше...
"Шишкин писал этюды с натуралистической точностью, и они, казалось бы, должны быть понятными каждому, но удивительно то, что бывают у людей глаза, которые не видят сходства картины с натурой при всей точности ее воспроизведения.
И.И. Шишкин. Хижина в лесу
( Читать дальше...
Холмс закрыл ставни в кабинете Уотсона, опасаясь духового ружья (Последнее дело Холмса), а полковник Себастьян Моран убил Рональда Адэра и пытался убить Холмса с помощью изобретения Фон Хердера, которое стреляло револьверной пулей с мягким наконечником и которое в конце концов украсило музей Скотленд-Ярда. (Пустой дом) . Духовое ружье, изготовленное Штраубензе для графа Сильвиуса никогда не использовалось по прямому назначению - для убийства Холмса (Камень Мазарини). Akbar, Dost (Акбар, Дост), один из ЧЕТЫРЕХ (Знак четырех) Albemarle Mansion(Олбемарл Мэншен), дом в Кенсингтоне мистера Мелвилла (Вистери Лодж) Albert chain (Цепочка Альберта), короткая цепочка для часов с массивными звеньями. Дополнение: Названа в честь принца Альберта, мужа королевы Виктории. Цепочка, используемая для облегчения доступа к карманным часам в кармане жилета . Стиль Альберта предлагал также Т-образную накладку , заправленную в застегнутую пуговицу жилета. Оттуда свисала еще одна небольшая цепь, к которой владелец прикреплял декоративные амулеты , такие как символы братства или ложи. Двойной Альберт представлял собой цепочку, накинутую между обоими карманами для часов, с Т-образным стержнем и подвесной цепочкой посередине. 
Цепочки Альберта носили Госмер Эйнджел (Установление личности) , Джабез Уилсон (Союз рыжих) и Энох Дреббер (Этюд в багровых тонах). Albert Dock (Альберт-док) , часть системы Королевских доков Виктории и Альберта, расположенных в Эссексе и тянущихся параллельно Темзе. Являясь крупнейшей доковой системой лондонского порта, она вмещает все торговые суда, кроме самых крупных. Джеймс Браунер был арестован в Альберт-доке (Картонная коробка), и там же стояла на якоре "Одинокая звезда" во время своего пребывания в Лондоне (Пять зернышек апельсина).
Показана довольно заметная толщина. Плита, которую сэр Ральф поспешно изготовил вместо старого деревянного покрытия, должна была имитировать эту толщину на уровне выступа от пола. Неудивительно, что потребовались совместные усилия Холмса и дородного полицейского из Сассекса, чтобы сдвинуть ее с места, и что Брантон мог сдвигать ее только на небольшое расстояние за раз, в то время как его черноглазая помощница заталкивала в отверстие заготовки из бревен. Одним из аспектов, который вызывает глубокое недоумение, является очевидная прочность клетчатого толстого шарфа Брантона — она, должно быть, была беспредельной! 
Вот схема всего этого сооружения 
Concealing flag - скрывающая плита Flagstone - сама плита-крышка люка Iron ring - кольцо Cellar floor - пол подвала Chamber - люк, где находился сундук Железное кольцо в центре плиты - еще одна загадка. Почему в центре? Кольцо, расположенное таким образом, что точка его крепления находится в центре, позволяет предположить, что плита была сконструирована таким образом, чтобы ее можно было поднимать вертикально с места установки, что означает подъем с помощью блока и троса с крыши наверху. Однако Холмс, насколько нам известно, никогда не осматривал крышу в поисках подходящего места для подъема крышки люка. Так получилось, что плита была разрезана, чтобы ее можно было поднять как дверь люка. Без сильно сужающихся сторон этого было бы невозможно сделать, но если оно было сконструировано так, чтобы быть “шарнирным”, то кольцо находилось не в том месте. Оно должно быть установлено с одной стороны, чтобы получить максимальное преимущество при подъеме, и скрывающая плита выглядела бы при этом более естественно. Возможно, каменщик сэра Ральфа плохо разбирался в таких основных инженерных принципах. Возможно еще, что плита была взята откуда-то из другого места и быстро переделана в соответствии с ее новым местонахождением, и что она уже была с кольцом. Это действительно затрудняет, но не делает невозможным использование скрытой плиты для кольца. В мерцающей темноте подвала, при всех трудностях напряженной работы, при волнении и лихорадочном возбуждении опорная заготовка не была установлена должным образом. С внезапным хлопком заготовка выскакивает, и, отскочив, одним движением плита снова встает на место. 
Это последняя капля для горничной. Уже крепко сжимая в руке полотняный мешочек, она хватает фонарь и убегает. Итак, к загадке гибели Брантона. Как он умер? “...на его теле не было ни раны, ни кровоподтека, которые свидетельствовали бы о том, как он встретил свой ужасный конец”, - говорит Холмс, и позже появляется предположение о том, что он задохнулся: “... заглушенных стонов и отчаянного стука в каменную плиту, под которой задыхался ее неверный возлюбленный”. Существует вероятность, что это последнее утверждение является уотсоновским приукрашиванием, поскольку Холмс ясно описывает толстый слой пыли в этой яме. Если это был старый холодный погреб Херлстона, то он, наверняка, был проветриваемым помещением. Итак, что же его убило, и почему он не предпринял никаких видимых усилий, чтобы выбраться? Он наверняка попытался бы поднять плиту снизу, если бы мог. У него было бы много рычагов давления снизу, чтобы, по крайней мере, попытаться сдвинуть ее достаточно, чтобы засунуть что-нибудь в щель, для того, чтобы либо пропустить внутрь воздух, либо поднять тревогу, либо и то, и другое. В конце концов, он не мог знать, что его шарф был оставлен на виду в качестве путеводного знака, или того, что железное кольцо осталось неприкрытым. Если бы Брантон все-таки попытался поднять плиту, то он почти наверняка попытался бы встать на сундук, чтобы получить большее преимущество; и все же, насколько нам известно, не было никаких признаков таких действий, которые, несомненно, были бы видны на этом сундуке, обветшалом и подточенном сыростью и червями, несмотря на то, что он был частично окован металлом. Ряд холмсианских ученых выдвинули предположение, что во всем этом мошенничестве была замешана третья сторона, включая предположение, что Брантон был отравлен ранее и скончался, находясь там, внизу, или даже убит в другом месте и брошен там. Высказывалось даже предположение, что в этом замешан сам Месгрейв. Я не могу согласиться с последним: это просто кажется неправильным, и размышления о такого рода макиавеллиевском заговоре могут привести нас практически куда угодно, и мне стало не по себе от таких предположений. Наиболее очевидное предположение состоит в том, что Брантону, стоявшему на открытом сундуке, чтобы было легче передать мешок или даже вылезти наружу, "размозжило голову", плитой, когда она рухнула вниз. Но «...не было ни раны, ни кровоподтека».Если я могу предположить, что утверждение “ ...ни раны, ни синяка" было всего лишь результатом первого поверхностного осмотра в том тускло освещенном подвале, тогда у меня есть еще одно предположение.: Возможно, его убил сундук! У старинных запирающихся сундуков не было относительно маленьких и простых замков, которые мы знаем сегодня. Запорный механизм довольно часто заполнял всю конструкцию крышки и был ее неотъемлемой частью. На иллюстрации Пейджета ясно видно, что что-то находится на крышке. Без сомнения, большинство экспертов предположили, что это что-то из числа грибков или плесени, упомянутых Холмсом, но на самом деле это мог быть механизм блокировки. 
На этом рисунке изображен типичный сундук того времени с таким замком, и дело в том, что в старинных замках часто стояли взрывные мины-ловушки. Они могли проткнуть руку незваного гостя стальным дротиком, или, когда потенциальный вор успешно вскрыл замок и попытался бы вытащить внутренний лоток с помощью этих манящих отверстий для пальцев, он внезапно обнаружил бы, что его пальцы жестоко зажаты железными челюстями, почти на грани ампутации. Итак, не умер ли Брантон от стального дротика, нацеленного в более важную часть тела, нежели рука? В подвале мрачно и холодно. Брантон забирается в люк, и при мерцающем свете фонаря его согревает вид старого, окованного металлом сундука. Он одновременно рад и удивлен, увидев латунный ключ, уже торчащий в замке. Он прилагает усилия, все сильнее нажимая на ключ, пока, после стольких лет пребывания на одном месте, рычаги замка и засовы неохотно не сдвигаются, и дворецкий может, несмотря на протестующий визг петель, открыть крышку. Брантон, высоко подняв фонарь, заглядывает на дно сундука. Сбитый с толку и разочарованный скудным содержимым, он собирает все предметы в полотняный мешок и передает его ожидающей горничной. Тем временем, втайне от него, старый усталый механизм борется с 228 годами грязи и коррозии. Внезапно, с резким лязгом, механизм приходит в действие, посылая стальной дротик глубоко в тело Брантона, когда он наклоняется, чтобы еще раз взглянуть. Сдавленный крик снизу; испуганная служанка отскакивает от отверстия; плита с глухим стуком возвращается на место, и все кончено. Что касается исчезновения горничной, наиболее вероятным объяснением является то, что Рэчел Хауэллз написала домой своей семье после того, как Брантон бросил ее. Можно представить себе брата с таким же валлийским темпераментом, как у Рэчел, мчащегося в Херлстон, чтобы высказать слишком умному мистеру Брантону, что он о нем думает. К тому времени, когда он прибыл, все было кончено, и Брантон был мертв. Брат и сестра вернулись в Уэльс, и последним вызывающим жестом Рэчел было выбросить полотняный мешок и его явно бесполезное содержимое в реку. Потом они исчезли. Мы должны оставить Херлстон для получения последнего кусочка головоломки, а для этого нам нужно снова вернуться в 1651 год. Если быть точным, в 3 сентября. Погода ясная и безветренная, и мы стоим прямо у ворот Сидбери на восточной стороне старого города Вустер. Все чувства немедленно обостряются из-за запаха и шума. Пахнет навозом, кожей и потом, порохом и гниющим мусором. Шум исходит из разноголосого гула криков, как вблизи, так и вдалеке; ржания лошадей, судорожной скороговорки мушкетеров и слишком близкого грохота пушек. Слышны звуки бегущих и ругающихся людей, сильный шотландский акцент, и все это смешивается со звоном снаряжения и доспехов; и раздается треск осколков и рев, когда поблизости раздается пушечный выстрел. 
Разыгрывается последнее сражение Третьей гражданской войны в Англии. Уже перевалило за полдень, и битва бушует уже четыре или пять часов. Несмотря на некоторые очень ожесточенные бои и впечатляющие примеры индивидуального мужества, сочетание полководческого мастерства Кромвеля и превосходящей численности войск "Круглоголовых" одерживает победу. Действительно, у ворот Сидбери царит полнейшее замешательство; битва проиграна. Ворота заблокированы повозкой с боеприпасами, везущий ее бык лежит на дороге мертвый. Через оставшийся узкий проход, слишком маленький, чтобы пропустить лошадь, пробирается группа роялистов; враг уже близко. Среди них - высокая фигура. Это очень загорелый человек, практически смуглый. У него ловкие, почти грациозные движения, несмотря на вес доспехов. Даже в окружающем его ужасающем хаосе он, кажется, излучает беззаботность. Это король Карл II. Ему двадцать один год. Последняя попытка собрать остатки его армии проваливается. Только один путь из города остается открытым для роялистов: ворота Святого Мартина и дорога на север, битва окончилась полным разгромом. Понимая, что если он останется с основными силами армии, то будет быстро схвачен, король вместе с группой примерно из шестидесяти "джентльменов и офицеров" отделяется, и к рассвету следующего дня они оказываются в доме Уайтледис. Здесь король решил подкрепиться и принять облик деревенского жителя, сбросив собственную одежду в уборной. Его волосы коротко подстриг ножом лорд Уилмотт, но так плохо, что их приходится подстригать заново, чтобы сделать менее заметными. Несмотря на свою неудачу в качестве парикмахера, жизнерадостный, отличающийся солидной и благородной внешностью лорд Уилмотт становится почти постоянным спутником Карла на протяжении шести долгих недель чудесного спасения. Позже король с притворным отчаянием вспоминал о своем спутнике: “Я никогда не мог заставить милорда Уилмотта надеть какую-либо маскировку, он говорил, что будет выглядеть в ней ужасно, и поэтому никогда ничего такого не надевал”. Большинство джентльменов и офицеров прощаются с королем и направляются на север, в Шотландию, и вполне возможно, что среди них сэр Филип Месгрейв из Северных Месгрейвов, губернатор Карлайла. К субботе 6 сентября, после различных вылазок и изменений планов, король находится в Боскобель-хаусе. Здесь он проводит день в компании беспечного майора. По собственным словам короля, записанным Сэмюэлем Пеписом: “...и захватил с собой кое-что из съестного на весь день: простоквашу, хлеб, сыр, немного пива и ничего больше, и забрался на большой дуб, который был срублен 3-4 года назад, и, поскольку он был очень пушистым и густым, его нельзя было разглядеть насквозь. И он сказал, что мы останемся здесь на весь день...” Таким образом, родилась легенда о Королевском дубе. Стоит рассказать об одном довольно любопытном факте, относящемся к этой части побега короля, и он касается некоего отца Хаддлстона, который помогал королю деньгами и одеждой во время пребывания в Мозли в Стаффорде. В некоторых местах современного текста его называют отец Херлстон! Было бы интересно в деталях проследить за приключениями короля на протяжении всех шести недель отчаянных игр в прятки, которые вскоре стали известны как "Королевское чудо". Они действительно увлекательны, но я боюсь, что меня обвинят в том, что я слишком далеко отклонился от холмсианских идей. Итак, мы присоединяемся к нему в его предпоследнюю ночь в Англии в доме Томаса Саймондса из Хэмблдона, все еще тихой, нетронутой деревни примерно в 10 милях к северу от Портсмута, в Хэмпшире. Карл, одетый в костюм из серой ткани, переодет слугой и взял имя Уильям Джексон. Среди тех, кто сопровождает его, - верный лорд Уилмотт и его слуга Суон; полковник Робин Филлипс, флегматичный тупица-кавалерист, обладающий огромной физической силой, но с собачьей преданностью королю, и всегда безупречный полковник Джордж Гонтер из прихода Рактон, из рассказов которого взято следующее . Полковник Гонтер, которому Уилмотт поручил организовать побег короля, после бесплодных попыток в Эмсуорте, Лэнгстоуне и Чичестере, наконец, собрался с духом и организовал побег короля на барке из Шорхема, маленькой прибрежной деревушки к западу от Брайтона. На рассвете следующего дня, во вторник, 14 октября, полковник Филлипс отправляется в Лондон по поручению короля, в то время как остальная часть королевской свиты направляется на восток, в сторону Брайтона. После трехчасовой поездки они должны были проехать чуть южнее дома полковника Гонтера в Рактоне, сразу за границей Сассекса и примерно в двух милях к северу от Эмсворта. Некоторые комментаторы предположили, что Рактон-хаус - это Херлстон, и поэтому полковник Гонтер это сэр Ральф Масгрейв, но поскольку дом был снесен примерно в 1840 году, Холмс не мог посетить его в 1879 году. Рактон-хаус - это не Херлстон. Хотя я не могу найти упоминаний 17 века о том, что Карл действительно останавливался в Рактоне, коттедж рядом с церковью, в нескольких сотнях ярдов от Рактон-хауса, известен как коттедж короля Карла, а на стене северной спальни изображен королевский герб, отлитый в гипсе. Королевский маршрут из Рактона пролегал через вершину Чичестера и далее в Арундел. Здесь он повернул на север, явно недовольный попыткой проехать по оживленному мосту через реку Арун. В деревне Хоутон, к северу от Арундела, беглецы остановились в пивной, ныне известной как "Джордж и дракон", чтобы купить хлеба и питья, а также отведать свиных языков, которые они привезли с собой из Хэмблдона. Затем перейдем к Брамберу. Они прибыли в Брамбер между 3 и 4 часами дня и, к своему ужасу, обнаружили, что деревня полна солдат. Напустив на себя храбрый вид, они беспрепятственно прошли через город, хотя и немного испугались, когда на дальнем конце деревни сзади налетел отряд численностью от 30 до 40 солдат, но они просто оттеснили маленький отряд в сторону и пронеслись дальше. К Брамберу примыкает деревня Бидинг, и здесь лорд Уилмотт не позволил королю отдохнуть на конспиративной квартире, ранее устроенной полковником Гонтером. По собственным словам Гонтера: “ Я был уверен, что его величество пробудет там некоторое время, пока я не осмотрю побережье. Но милорд Уилмотт ни в коем случае не стал бы этого делать, опасаясь этих солдат, но смог ли уговорить короля уйти оттуда, я не знаю. Итак, мы расстались: они - туда, где, по их мнению, было безопаснее, я - в Брайтемстон, договорившись, что они должны прислать мне сообщение, когда все будет готово.” Группа вместе с капитаном барка, неким капитаном Таттерсоллом, снова собралась позже тем же вечером в "Джордже" на Уэст-стрит, Брайтон (Брайтемстон). Здесь они поужинали, и были сделаны последние приготовления к побегу короля. К двум часам ночи 15 октября, после короткого отдыха, отряд снова был в пути, чтобы совершить короткое путешествие в Шорхэм. К восьми часам они были на месте, а к десяти утра следующего дня король высадился в Нормандии. Полковник Джордж Гонтер в своем отчете не упоминает ни о посещении королем Херлстона, ни о каком-либо другом месте, которое могло бы быть Херлстоном. Однако нет никаких сомнений в том, что нечто такое имело место. Альтернативы таковы: либо полковник Гонтер поклялся хранить тайну относительно краткого визита группы в Херлстон в этот последний день, либо король, лорд Уилмотт и его человек Свон посетили Херлстон после того, как расстались с Гонтером в Бидинге. Я полагаю, что, скорее, последнее, другими словами, Херлстон или место, где находился Херлстон — поскольку есть вероятность, что его больше нет, — вероятно, находится не более чем в часе езды от Бидинга. Либо король, либо Уилмотт, либо оба они хорошо знали сэра Ральфа Месгрейва. Итак, в поисках безопасного места для ночлега, чтобы свести к минимуму время, проведенное в Брайтоне, было вполне естественно, что они должны были искать Херлстон. 
У меня не хватает красноречия адекватно описать встречу короля и сэра Ральфа. Достаточно сказать, что это, должно быть, было довольно необычно, когда сэр Ральф внезапно и без предупреждения обнаружил беглого короля, своего господина, на пороге своего дома. Карл, очевидно, собирался рассказать сэру Ральфу о самых необычных моментах своих приключений за последние шесть недель, включая пребывание у дуба. Сэр Ральф, в свою очередь, должен был рассказать королю о своем приобретении и сокрытии испорченной короны. Можно представить некоторые ответные слова короля: - Хотел бы я вознаградить тебя, - улыбнулся король и ссыпал последние несколько монет в руку сэра Ральфа. Эти монеты, принадлежавшие королю, сразу же приобрели огромную сентиментальную ценность. Так получилось, что сэр Ральф позже добавил их к испорченной короне в подвале. Я думаю, мы можем с уверенностью предположить, что вскоре после того, как сэр Ральф составил свой катехизис, мстительный парламент отобрал у него дом, как это было сделано со многими видными роялистами. И он бежал, чтобы присоединиться к Карлу в его странствиях по Континенту. Здесь, действительно, он мог бы стать одной из правых рук Карла, как сообщает Реджинальд Месгрейв. Сомнительно, что когда-либо станет известно, по каким причудам судьбы Обряд стал использоваться как таковой, но последовательность событий после реставрации в 1660 году довольно ясна: триумфальное и шумное возвращение короля требовало короны для его коронации, и по воле фортуны, несколько предметов из драгоценностей короны избежали вандализма Кромвеля. 
Одной из них была корона Эдуарда Исповедника, корона святого Эдуарда, которая, как полагают, была поспешно подогнана под голову Карла. Итак, к сожалению, все благие усилия сэра Ральфа сошли на нет. Его изломанная корона была не нужна. После реставрации Карл вернул роялистские владения их законным владельцам, откуда они были насильственно изгнаны, так что семья Месгрейв вернулась в свой дом. Почему разрушенная корона оставалась спрятанной в подвале до тех пор, пока Брантон не нашел ее, остается предметом догадок. Ни при сэре Ральфе, ни при Реджинальде Месгрейве не могло быть настоящего спора о праве собственности, поскольку данная реликвия была приобретена честным образом, хотя доказательство этого в случае Реджинальда, возможно, было причиной некоторой задержки, а понесенные значительные расходы, несомненно, относятся к судебным сборам и оплате изысканий. Вполне возможно, что сэр Ральф умер при этом оборванном и голодающем дворе на континенте, унеся свою тайну с собой в могилу и оставив только Обряд как указатель на реликвию. Однако, хотя этот обряд был сохранен семьей как воспоминание о тех неспокойных временах, его происхождение и значение никому не были известны. Мое собственное мнение таково, что сэр Ральф вернулся во время Реставрации, но предпочел оставить сломанную корону в тайне по прихоти, потерпев неудачу в своем предприятии и оставив Обряд как видимую связь, но намеренно скрывая его происхождение. Как я уже говорил, сэр Ральф Масгрейв был романтиком 
Все это отдает скрытым мотивом, но что бы это могло быть такое, что могло бы продлиться 20 лет? Возможно, я придаю этому слишком большое значение. Возможно, как сказал Месгрейв: “...чувствовал он себя комфортно, и не прилагал усилий для перемен в жизни ” (буквально ему не хватало энергии, чтобы что-то изменить в своей жизни). Обратите, однако, внимание на более раннее описание «человека с огромной энергией». Все это очень странно, и в том отчете, который нам оставили, нет по-настоящему рационального ответа. В этом деле есть ряд металлографических ссылок, которые вызывают недоумение. Среди реликвий, сохраненных Холмсом, были: "старомодный латунный ключ" (от сундука Месгрейва) и "три старых ржавых металлических кружка" (монеты Карла I). Он также ссылается на "старый, окованный медью сундук" (хранилище реликвий). 
Крайне маловероятно, что ключ был сделан из латуни, поскольку это недостаточно прочный металл для таких целей. Наиболее вероятным объяснением является то, что несущая часть ключа была из железа, но она содержала обширную отделку из латуни, так что описание "старомодный латунный ключ" было наиболее привлекательным с литературной точки зрения Уотсона. Существует также отдаленная вероятность того, что он был сделан из бронзы. Что касается ‘ржавых кружков’: ни одна монета времен Карла I не была сделана из железа, и поэтому они не могли ржаветь. Если бы монеты были из серебра или бронзы, то они, безусловно, почернели бы с годами, но правильное описание - проржавевшие, или окисленные, а не ржавые. Следует признать, что для непрофессионала, а в эту категорию я включил бы докторов медицины, такое различие не обязательно было бы очевидным. Что касается сундука Месгрейва, то, хотя вполне возможно, что медь, будучи более привлекательным металлом, чем железо, могла бы быть использована на сундуке, не предназначенном для надежного хранения своего содержимого, маловероятно, что она подойдет для сундука, имевшего совершенно противоположное предназначение. Нет никаких определенных доказательств того, что данный образчик попадает в последнюю категорию, но конкретный аргумент в пользу того, что этот сундук должен был являться надежным хранилищем, будет представлен позже. Следующий любопытный элемент в этом деле - это те самые необычные деревья, дуб и вяз. Не нужно много копаться, чтобы понять, что никто в здравом уме не стал бы использовать деревья в качестве основных исходных данных для поиска сокровищ. По крайней мере, не так, как это было по описанию Холмса. И это действительно говорит о том факте, что сэр Ральф Месгрейв, -поскольку это , несомненно, именно он спрятал сокровище, - не ожидал, что оно будет оставаться скрытым так долго. 
Во-первых, дуб. Как описание, так и рисунок Пейджета, наводят на мысль, что дуб, о котором идет речь, был обычным дубом. Большой обхват указывает на то, что дуб рос на открытом месте, вдали от других деревьев, и это действительно соответствует приведенному описанию. С точки зрения долговечности дуб является хорошим выбором, поскольку вполне способен прожить более 500 лет. Однако я полагаю, что дуб был выбран совсем по другой причине. Однако, вяз, - это совсем другая история. Существует несколько видов и разновидностей вяза, но из-за требуемой долговечности это, должно быть, был либо вяз горный или шершавый, либо вяз английский. Херлстонский вяз, каким бы он ни был, как и дуб, очевидно, был специально выбран и посажен, как часть садовой композиции одним из предков Реджинальда Месгрейва, на что указывает их расположение в такой непосредственной близости от старого дома. И, кроме того, они оба пережили пристройку нового крыла в 1700-х годах, что, возможно, в зависимости от фактической планировки Херлстона, еще больше сблизило их со зданиями. 
Несмотря на то, что они были частью садовой композиции и, следовательно, за ними ухаживали, вяз, как правило, является плохим выбором в качестве какого-либо маркера, по крайней мере, в том виде, в каком, по утверждению Холмса, он использовался. Ибо, хотя шершавый вяз, в частности, способен выживать в течение 300 лет, эти виды, как правило, подвержены болезням, имеют тенденцию сбрасывать ветви и часто падают во время бурь и ураганов. Однако мы знаем, что вяз Херлстона дожил до глубокой старости, хотя за это время он, должно быть, изменил как размер, так и форму. Обратите также внимание, что, помимо повреждений от гроз и т.д., дерево вырастает в полный рост, а затем склоняется. Один момент, который может иметь отношение к делу, а может и не иметь, заключается в том, что, будучи древним английским вязом, он был любопытным образом обрезан до высоты 64 фута. Из рассказа складывается впечатление, что Холмс подсчитал тень с помощью веревки и колышков только потому, что вяза там больше не было, а если бы вяз все еще там был, он бы просто пошел вдоль тени, пока не дошел до ее конца, прежде чем начать отмерять шаги. Я уверен, читатель может оценить, что тень от дерева, даже при удлинении на треть, которое применено в данном случае, не приводит к точной и фиксированной точке — не говоря уже о том, что форма и рост меняются со временем. Так получилось, что нашему вязу в этом не было необходимости. Все, что от него требовалось, - это указать на определенное место у стены старого здания. Это происходит потому, что схема отмеривания шагов жестко зафиксирована по отношению к планировке дома. Она должна начинаться параллельно стене с севера на юг, на которую указывала тень вяза; и заканчиваться сразу за дверным проемом. Таким образом, если стоять спиной к дереву, тень от ствола вполне могла бы это сделать, а размер и форма дерева не повлияли бы на эту ее способность. Из-за этого я не могу извлечь никакого смысла из заявления Холмса: ”...в противном случае в качестве ориентира был бы выбран ствол". Именно так и было. Все указывает на то, что либо Холмс по какой-то странной причине не говорил правды, когда утверждал, что использовал тень в качестве линейной меры, либо Уотсон изменил ее при составлении отчета. ‘Веревка и колышки’, конечно, гораздо романтичнее. Было ли это просто чрезмерным примером уотсоновского приукрашивания, в котором, как нам известно, Холмс неоднократно обвинял его? 
Веревка и колышки Что касается самого Обряда, я полагаю, что он был создан следующим образом: поздний вечер 15 октября 1651 года, и сэр Ральф Масгрейв стоит спиной к знакомому старому дубу, размышляя вообще о бурных временах, в которые он живет, и, в частности, об этом самом необычном и волнующем событии, произошедшем накануне. Карл I мертв, казнен Кромвелем. Карл II в бегах, жестоко разбит в битве при Вустере и теперь пытается сесть на корабль у Южного побережья. Безраздельно властвуют армия и парламент. Роялистов повсюду преследуют, и все атрибуты монархии были уничтожены или продолжают уничтожаться. Драгоценности короны были отправлены на Королевский монетный двор за пределами Лондонского Тауэра и были разломаны, а их осколки распроданы или переплавлены. Сэр Ральф, верный и преданный королю роялист, считал для себя удачей и честью то, что ему удалось с помощью доверенного лица раздобыть одну из поврежденных корон, думая о том дне, когда монархия вернется. Корона уже некоторое время пролежала спрятанной в старом резервном холодном погребе, расположенном в подвале. Посмотрев в сторону своего дома, он случайно заметил, что тень дуба направлена прямо на вяз. Пройдя по этому затененному пути, он обошел вяз и посмотрел в сторону своего дома, обнаружив, что его тень, в свою очередь, направлена прямо на большие и богато украшенные дневные солнечные часы, установленные вертикально на западной стене и на которые так часто обращали внимание посетители Херлстона. Это был один из трех элементов, которые сэр Ральф сам добавил к постройке здания несколько лет назад. 
Именно тогда в его сознании начала формироваться идея Обряда и связи теневых указателей с запрятанной короной. Символом, конечно же, был дуб. Это была случайная, легкомысленная идея, без какой-либо конкретной цели, поскольку сэр Ральф был в некотором роде романтиком... Дойдя до стены, он остановился под этим характерным элементом, повернулся и осторожно начал мерить шагами путь вдоль стен своего дома к задней двери, рядом со старым погребом. Конечно, он прекрасно понимал, что дом расположен с географической ориентацией Север-Юг, и эта часть здания была довольно правильной формы, что облегчало его задачу. За несколько дней он составил свой катехизис. Итак, теперь давайте вернемся в 1879 год, где Холмс стоит у своего колышка и конусообразного отпечатка, оставленного ранее Брантоном, который, похоже, также допустил ошибку, измерив длину тени. 
На рисунке 1 показана схема, намеченная Обрядом. Холмс ясно утверждает, что он сделал десять шагов, ступая каждой ногой параллельно стене дома. Любые мысли, которые у него могли возникнуть по поводу того, что его компас не будет указывать на тот же Север, что и тот, которым пользовались в семнадцатом веке, быстро испарились бы, поскольку путь отмеряемых шагов явно повторял очертания здания, и он отложил компас и колышки. Рисунок выполнен с расчетом шага в 30 дюймов, но на самом деле это не имеет решающего значения, поскольку здание диктует размер. Шаг в 30 дюймов дает шаговую схему размером 50 футов на 25 футов, 10 футов на 5 футов. Поскольку отмеривание шагов начиналось параллельно северной/южной стене и заканчивалось непосредственно внутри дверного проема, эта часть дома должна принять форму, показанную пунктирной линией на рисунке 1. Поскольку этот шаговый узор слишком маленького формата, чтобы отразить основной размер этой части старого дома, то очевидно, что очертания здания здесь не являются правильными и, вероятно, принимают показанную шаговую форму. Мы знаем, что стены толстые. Мы знаем, что там есть окно, выходящее строго на запад, и коридор, ведущий прямо от него, потому, что Холмс описывает заходящее солнце, освещающее весь пол. Рисунок Пейджета, на котором солнце светит через заднюю дверь с противоположной стороны компаса, легко объясним: это называется "художественная вольность". Иллюстрация Пейджета гораздо более драматична, поскольку свет исходит сзади, а цель художников - добиться эффекта. 
Что касается нового крыла Херлстона 18 века, мы знаем, что оно образовывало букву "L" в соединении со старой частью дома, и приведенные подсказки позволяют предположить, что планировка такая, как показано здесь на рисунке 2. 
Мы знаем, что тень вяза указывала на старую стену практически с запада, в том месте, где находится октябрьское солнце ближе к вечеру. Мы также знаем, что дуб располагается на одной линии со всем этим. Холмс говорит нам, что дуб находится прямо перед домом, поэтому здание должно быть обращено на запад, и он также говорит нам, что дуб находится с левой стороны подъездной аллеи. Мы знаем расстояние, которое Холмс измерил между местом, где рос вяз, и местом рядом с домом, которое составляет 96 футов. Нам сказали, что вяз находился почти на полпути между домом и дубом, и, следовательно, дуб находился, по меньшей мере, в 100 футах или больше от вяза. Альтернативные планировки, показанные на рисунках 3 и 4, соответствуют этим путеводным нитям, за исключением того, что дуб вряд ли можно описать как находящийся прямо перед домом. Однако у них есть преимущество в том, что главный вход выходит на южную сторону, что, возможно, придает весомость этим расположениям. Еще один связанный с этим элемент головоломки, требующий решения, - это выбор времени. Обряд указывает на то, что сэр Ральф Месгрейв создал его в октябре: "Шестой месяц, начиная с первого ’. Другими словами, прошло семь месяцев с начала года, который в то время по закону начинался 25 марта, на Благовещение. По причинам, которые будут объяснены позже, я полагаю, что Обряд действительно был подготовлен 15 октября. Ситуация несколько усложняется тем фактом, что, когда в 1752 году был принят нынешний григорианский календарь, он был перенесен на одиннадцать дней вперед. Следовательно, чтобы восстановить истинное "солнечное время" относительно 15 октября 1651 года, викторианский календарь должен был бы показывать 26 октября. Таким образом, прибытие Холмса в четверг, 2 октября 1879 года, означало, что он прибыл на 24 дня раньше срока. Из предоставленного нам отчета видно, что Брантон провел свои поиски пятью или шестью днями ранее, и, возможно, наиболее вероятным является день его исчезновения, суббота 27 сентября. Это заставило Брантона начать 29 днями ранее. Тот факт, что ошибка такого масштаба не испортила поиск ни Брантону, ни Холмсу, вероятно, объясняется относительно упрощенной и самокорректирующейся природой системы, созданной сэром Ральфом, а также тем фактом, что след на лужайке был плохим маркером. Ошибка в 29 днях со стороны Брантона может быть причиной, почему он умолял Месгрейва: "ради бога, позвольте мне уйти якобы по собственной воле, предупредив за месяц", поскольку в то время у него, возможно, появилась весьма проницательная идея относительно приблизительной даты начала работы, но он не знал о само-корректирующемся характере этой системы. 
Брак - центральная тема и развязка романов Джейн Остин. Но брак в Англии эпохи Регентства был совершенно другим институтом, чем сейчас, во многом из-за изменений в законодательстве, касающемся брака. Знание брачного закона времен Джейн Остин дает более глубокое понимание ее книг. Что еще более важно, книги дают нам более полное представление о том, как брачные законы определяли жизнь мужчин и женщин. Остин передает живую реальность тех, на кого распространяются законы начала девятнадцатого века, касающиеся экономических условий брака, добрачных отношений, брака между родственниками, тайного брака и брака с несовершеннолетними, развода и т.д. 
Джейн Остин показывает, как традиция сохранять семейное имущество в целости, завещая его старшему сыну, а не разделяя его, чтобы обеспечить всех наследников, оставляла женщин на милость их родственников-мужчин. В романе «Чувство и чувствительность» мистеру Генри Дэшвуду не удается обеспечить и защищать свою вдову и дочерей, потому что ему завещана только пожизненная доля в семейном имении. После его смерти имущество переходит к его сыну от первого брака Джону, а затем к сыну Джона. Его дочерям от второго брака осталось всего по 1000 фунтов наследства. (Вложенные в ценные бумаги они могли приносить лишь по 50 фунтов в год каждой, если не считать процентов с капитала их матери, миссис Дэшвуд). Разделы имущества, часто совершаемые по случаю брака, обычно давали мужу пожизненную долю в имении, и имущество переходило к старшему сыну (или другому потомку мужского пола). Закон не требовал, чтобы мелкие землевладельцы следовали правилу первородства, но были исключения. В романе «Гордость и предубеждение» Леди Кэтрин де Бёр комментирует: «Я не вижу причин для наследования имений по женской линии — в семье сэра Льюиса де Бёра это не считалось необходимым». Леди Кэтрин повезло. В изображении семьи Беннетов Джейн Остин раскрывает трудности, связанные с обычной практикой передачи семейного имущества старшему родственнику мужского пола. Урегулирование семейного имущества не позволяет господину Беннету обеспечивать свою жену и дочерей после его смерти. Если бы у Беннетов родился сын, то сын, а не мистер Коллинз, имел бы право на семейное имущество после смерти мистера Беннета. А сын, достигнув совершеннолетия, мог бы заключить с мистером Беннетом соглашение, которое разделяло бы наследство и обеспечивало остальных членов семьи. Мотивацией сына для заключения такого соглашения часто было его желание жениться. Для заключения брачного договора с участием семейного имущества требовалось согласие отца. Младшие сыновья, а также дочери страдали от применения майората. Относительно небольшой доход и плохие перспективы затрудняли их вступление в брак. В романе «Мэнсфилд Парк» Эдмунд Бертрам становится гораздо более привлекательным для Мэри Кроуфорд, когда Томас Бертрам, старший сын, оказывается на смертном одре. А в «Гордости и предубеждении» полковник Фитцуильям, говоря о своей относительной бедности, говорит: «Младший сын, знаете ли, должен быть приучен к самоотречению и зависимости. Младшие сыновья не могут жениться, когда захотят». Но младшие сыновья могли хотя бы приобрести профессию. Эдмунд Бертрам — священник, полковник Фитцуильям — военный, а Джон Найтли — юрист. У женщин таких возможностей не было. 
Возможности образования и трудоустройства для женщин были крайне ограничены. Брак был почти необходимостью. В письме к Фанни Найт Джейн Остин отметила, что «одинокие женщины имеют ужасную склонность к бедности, что является очень сильным аргументом в пользу супружества» (13 марта 1817 г.). Эмма, наследница, — одна из немногих женщин, способных сказать: «У меня нет ни одного из обычных женских побуждений выйти замуж». Большинство женщин находились в положении Шарлотты Лукас: «женитьба всегда была ее целью; это было единственное почетное поприще для хорошо образованных молодых женщин с небольшим состоянием, и, хотя оно и не давало счастья, должно было быть их самым приятным средством от нужды». После вступления в брак муж становился юридически ответственным за содержание жены. Если бы она была вынуждена покинуть его дом из-за жестокого обращения, муж был бы обязан обеспечивать ее из своих средств. Но ценой получения защиты от нужды через брак была потеря женщиной своей правосубъектности. По общему праву муж и жена — одно лицо, и этим лицом является мужчина. При вступлении в брак женщина становилась feme covert («замужней женщиной»
Доходы и расходы Для удобства - основные сведения по денежной системе Англии 19 века и соотношения монет: 12 пенсов (пенни) = 1 шиллинг, 20 шиллингов = 1 фунт (золотой соверен). 
Доходы подобного уровня имели владельцы земельных наделов или иной недвижимости, получая ренту со сдачи своей собственности в аренду, а также вкладывая средства в ценные бумаги или играя на бирже, крупные промышленники, крупные же торговцы (здесь речь идет исключительно про оптовую торговлю), отдельные представители профессиональной, научной и творческой интеллигенции. К примеру, состояние пользовавшегося необыкновенной популярностью Ч. Диккенса к концу его жизни составляло 93 000 фунтов, что давало примерно 4600 фунтов (в год). Некоторые адвокаты могли иметь сопоставимый доход или порой и выше, но не постоянно, в средней своей массе их доход колебался в пределах 1000 – 3000 ф.год (естественно, не каждый достигал подобного). Редакторы и менеджеры газет могли получать от 1000 ф.год., если мы говорим, например, о сотруднике The Times, и совершенно иные цифры были у служащего газеты «попроще». Популярные актеры известных мюзик-холлов получали 1 000–3 000 фунтов. Доход священника составлял 100 – 900 фунтов в год и полностью зависел от размера прихода. Эдварду Феррарсу («Разум и Чувство»
Карьера священнослужителя, наряду с военной службой и профессией адвоката, была достаточно хорошим вариантом для младших отпрысков знатных семей, если у них были ограничены собственные средства. И особенно учитывая тот факт, что священник англиканской Церкви относился к чиновникам. Данная должность не накладывала особых ограничений, был возможен карьерный рост с соответствующим увеличением дохода. Но очень немногие имели даже и 850 фунтов годового дохода, большинство англичан, которые смело относили себя к среднему классу, получали хорошо если 100–300 фунтов, полагали себя счастливыми, не знающими нужды людьми и могли себе позволить минимум одну служанку. Стандартный размер по вкладам времен мисс Остин – 4-5% годовых. Возможны были и большие %, но это уже было рисковыми операциями. Обычно, что касалось приданного, выбирали консервативные варианты получения дохода. А что же с барышнями «на выданье», сиротками, оставшимися без попечения родителей и прочими вдовами? Итак, давайте вспомним барышень и леди из романов мисс Остин. Самая богатая наследница, если мне не изменяет пристрастная память, - мисс София Грей («Разум и Чувство»
Миссис Дэшвуд, вдова Генри Дэшвуда, и три ее дочери («Разум и Чувство»
Подобные сложности были и у барышень Беннет: они могли получить только 1000 фунтов приданного из капитала своей матушки (и то – после ее смерти), что аналогично равнялось 50 фунтам в год, а до того вероятно папенька продолжал бы «подкидывать на булавки». Согласно тексту романа на содержание каждой дочери у их отца уходило примерно 70 - 100 фунтов в год - одежда и прочие дамские частности, не считая повседневных расходов на питание (Лидия точно была первой в этом соревновании). А вот мисс Бейтс и ее мама («Эмма»
«Ах, Джейн, мне теперь полагается занять твое место, а тебе - сесть подальше. Ведь я уже замужем». (Лидия Уикхем, «Гордость и предубеждение», глава IX) Приоритет (принцип старшинства), то есть правило, предписывающее то, кто идет первым или получает более выгодное положение/место за столом и т.п., был частью повседневного этикета времен Джейн Остин и нередко являлся источником напряженности в семьях (например, в «Доводах рассудка», когда Мэри Масгроув, дочь баронета, настаивает на том, чтобы иметь преимущество перед свекровью за столом). Основное правило приоритета, о котором здесь идет речь, состояло в том, что дочери в семье имеют преимущество друг перед другом в соответствии со старшинством; в то же время все замужние дочери имеют преимущество перед всеми незамужними. Вот почему Лидия, хотя она и младшая дочь, теперь имеет приоритет перед старшей Джейн — по крайней мере, до того времени, когда Джейн тоже выйдет замуж (таким образом, в «Доводах рассудка» младшая дочь - миссис Чарльз Масгроув (Мэри) - «очень страдает», видя, как ее недавно вышедшая замуж старшая сестра Энн «восстановлена в старшинстве»