Огюстен Кабанес и Леонард Насс «Революционный невроз»
«К суду Революционного трибунала был привлечен некто де Сен-Сир. Председатель предлагает ему обычный вопрос о его имени и фамилии, и между ними происходит следующий разговор:
— Моя фамилия де Сен-Сир, - отвечает подсудимый.
— Нет более дворянства, - возражает председатель.
— В таком случае, значит, я Сен-Сир.
— Прошло время суеверия и святошества - нет более святых.
— Тогда я просто - Сир.
— Королевство со всеми его титулами пало навсегда,— следует опять ответ.
Тогда в голову подсудимого приходит блестящая мысль:
— В таком случае, — восклицает он, — у меня вовсе нет фамилии и я не подлежу закону. Я ни что иное, как отвлеченность — абстракция; вы не подыщете закона, карающего отвлеченную идею. Вы должны меня оправдать!
Трибунал признал подсудимого невинным и вынес следующий приговор: «Гражданину Абстракции предлагается на будущее избрать себе республиканское имя, если он не желает навлечь на себя дальнейших подозрений».
*
«Газеты сообщали, что министр Лебрен назвал одну из своих дочерей Civilisation-Jemmapes-Victoire-Republiqu
*
«В книгах одной маленькой коммуны Сены-Лоарского департамента значатся не менее дикие имена - Клавдий-Игнатий-Вольный, Клавдий-Республиканец и т.п. Бывший член Законодательного собрания, некий Бижу, принял имя Айль-Паво (Чеснок-Мак). Главный секретарь Правления стал называться Хреном Мангэном.
Новорожденная дочь некоего Ляшо получила имя Фитогинеантропа, что по гречески означает «женщина,зачинающая воинов». humus.livejournal.com/10251463.html
«К суду Революционного трибунала был привлечен некто де Сен-Сир. Председатель предлагает ему обычный вопрос о его имени и фамилии, и между ними происходит следующий разговор:
— Моя фамилия де Сен-Сир, - отвечает подсудимый.
— Нет более дворянства, - возражает председатель.
— В таком случае, значит, я Сен-Сир.
— Прошло время суеверия и святошества - нет более святых.
— Тогда я просто - Сир.
— Королевство со всеми его титулами пало навсегда,— следует опять ответ.
Тогда в голову подсудимого приходит блестящая мысль:
— В таком случае, — восклицает он, — у меня вовсе нет фамилии и я не подлежу закону. Я ни что иное, как отвлеченность — абстракция; вы не подыщете закона, карающего отвлеченную идею. Вы должны меня оправдать!
Трибунал признал подсудимого невинным и вынес следующий приговор: «Гражданину Абстракции предлагается на будущее избрать себе республиканское имя, если он не желает навлечь на себя дальнейших подозрений».
*
«Газеты сообщали, что министр Лебрен назвал одну из своих дочерей Civilisation-Jemmapes-Victoire-Republiqu
*
«В книгах одной маленькой коммуны Сены-Лоарского департамента значатся не менее дикие имена - Клавдий-Игнатий-Вольный, Клавдий-Республиканец и т.п. Бывший член Законодательного собрания, некий Бижу, принял имя Айль-Паво (Чеснок-Мак). Главный секретарь Правления стал называться Хреном Мангэном.
Новорожденная дочь некоего Ляшо получила имя Фитогинеантропа, что по гречески означает «женщина,зачинающая воинов». humus.livejournal.com/10251463.html
«Гордость и предубеждение», 1995: незаметная мелочь мистера Дарси Из блога: Анна М. Истории в живописи. И не только... Итак, если внимательно посмотреть на образ Фицуильяма Дарси, то, что мы увидим? Денди! Джентльмен! Эталон! И вот есть в этом образе одна маленькая, почти незаметная вещица. Она не бросается в глаза, но очень удачно дополняет собой этот образ. Я бы даже сказала, что она завершает образ Дарси. Увидели? Это кольцо на мизинце. Согласитесь, очень незаметная мелочь. В 17 и 18 веках украшение на мизинце носили многие богатые и привилегированные особы. Мужчины украшали себя не меньше женщин, а иногда даже больше, чем дамы. 
Половина десятого утра 25 апреля 1891 года. Континентальный экспресс Лондонской, Чатэмской и Дуврской железной дороги стоит у платформы вокзала Виктория, до отправления остается всего одна минута. Во втором купе первого класса сидят, очевидно, не знакомые друг с другом, дряхлый итальянский священник и выглядевший расстроенным, врач средних лет. Вокзальный шум достигает своего крещендо последней минуты, когда опаздывающие пассажиры спешат успеть на поезд. Раздается свисток, двери закрываются, и по станции разносится резкий звук локомотива, когда длинный поезд медленно отправляется в путь к побережью Ла-Манша. Высокий худощавый мужчина яростно проталкивается сквозь толпу, жестами требуя остановить поезд, но уже слишком поздно. Доктор изумленно охает, когда священник снимает свое облачение, и Шерлок Холмс и доктор Уотсон, по крайней мере, на некоторое время, избавляются от профессора Мориарти. Почти так же, как изображение Холмса и Уотсона, сидящих по обе стороны камина на Бейкер-стрит, нам знакома картина, на которой эта бессмертная пара сидит друг напротив друга в железнодорожном вагоне— как правило, в углу купе первого класса, и лучше всего, в отдельном купе. Кажется, слышно, как колеса стучат по рельсам, пыхтит двигатель и впереди раздается пронзительный гудок, тогда как мимо проносятся зеленые поля Англии, а Шерлок Холмс доходчиво рассказывает о деле внимательному Уотсону; или, если они возвращаются в Лондон, проясняет пару вопросов, которые вызывали сомнения. Ибо железные дороги Викторианской Англии это такая же неотъемлемая часть саги о Шерлоке Холмсе, как двуколки, газовые фонари и телеграф. О них редко упоминают иначе, как строго по делу; и все же именно этим они придают рассказам магическую ауру, границы которой так трудно очертить, причудливой и давно ушедшей эпохи, которая никогда не вернется, разве что в вымышленной стране далеких воспоминаний. “Просто посмотрите расписание поездов в Брэдшоу, Уотсон”, - говорит Холмс. Совершенно очевидно, что Брэдшоу - самый популярный справочник в библиотеке Шерлока Холмса. - 