Вся жизнь Жанны д’Арк окутана легендами. Начиная со дня ее рождения, который, как принято думать, приходится на 6 января 1412 года, и кончая ее смертью 30 мая 1431 года. Эта последняя дата известна нам совершенно точно, поскольку она упоминается в десятках свидетельств современников, в том числе в официальных судебных документах и королевских письмах. Сомнения относительно точного дня рождения Жанны возникают в тот самый момент, когда мы понимаем, что это число — 6 января — упомянуто в одном-единственном источнике и что на этот день в 1412 году приходилось Богоявление Господне. Иными словами, приход в этот мир Жанны д’Арк описан в письме королевского советника Персеваля де Буленвилье как явление второго Иисуса Христа, как рождение Спасителя, который придет на помощь французскому королевству и защитит его от английских захватчиков. Думать, что 6 января был действительно днем рождения Жанны д’Арк, при таких условиях совершенно недопустимо. Данное указание и данное сравнение были использованы де Буленвилье исключительно в пропагандистских целях, дабы укрепить веру в деву среди сторонников французского дофина Карла (будущего короля Карла VII). Аналогия, сближающая Жанну д’Арк с Иисусом Христом, в принципе является, на мой взгляд, ключом к пониманию оценки ее не только ее современниками, но и значительно более поздними поколениями европейцев.
Индейские религиозные традиции: Энциклопедия (3 Объем комплект) Деннис Фрэнсис Келли ABC-CLIO | 29 июня 2005 | Английский | ISBN: 1576075176 | 1271 страниц | PDF | 7 Мб
Это большая работа выходит за рамки подобных обследований, которые сосредоточены только на антропологии и истории и исследует религиозные практики, движения, институты, ключевые фигуры, церемониальные системы, и религиозные снаряжения коренных в Северную Америку, от предварительного контакта эпохи до наших дней. Сделав глубокий и осознанный взгляд именно на религиозной и духовной природы коренных американцев, энциклопедия мест традиций в их историческом и теоретическом контексте, рассматривая свою актуальность в родной религиозной жизни и практики, а также в учебном изучению религии. Тематика журнала охватывает Основные идеи и вопросы, религиозные и политические лидеры, первичные обряды, мифические фигуры, и связанные с ними культурные объекты, такие как плетение, китобойный промысел, сельское хозяйство, и бизона охоты, имеющие религиозное значение для коренных народов. Авторы включают известные ученые из американского индийской религиозной культуры, в том числе многих, кто пришел из племенных традиций и может представлять ценность для понимания и замечания от их личного опыта. avaxhm.com/ebooks/encyclopedia_dictionary/30922...
В геноме тибетцев есть аллель гена EPAS1, который увеличивает присутствие гемоглобина в крови, что объясняет их приспособленность к жизни в высокогорных условиях. Этой адаптации нет больше ни у одного народа, но точно такой же аллель найден в геноме денисовцев — людей, не относящихся ни к неандертальцам, ни к виду Homo Sapiens. Из всех гипотез наиболее вероятна та, что много тысячелетий назад денисовцы скрещивались с общими предками китайцев и тибетцев. Впоследствии китайцы, живущие на равнинах, данный аллель утратили за ненадобностью, а у тибетцев он сохранился.
Аннотация Алексей Викторович Востриков – известный историк, публицист, сотрудник Научной библиотеки им. Горького СПбГУ. Его книга посвящена загадочному феномену дуэли в русской истории и культуре. Она основана на мемуарной литературе, письмах, царских указах и манифестах, а также описаниях дуэли в произведениях русских классиков. В книге последовательно рассказывается об истоках, юридическом статусе, причинах, ритуале дуэли, о знаменитых бретерах и дуэлянтах. «Надеемся, – пишет автор, – что читатель, познакомившись с героями нашего исследования, сможет представить, что ощущает человек, когда получает пощечину, когда вызывает соперника на поединок, когда пишет прощальное письмо, когда стоит у барьера перед нацеленным на него пистолетом. Мы надеемся, что исследователь русской культуры XVIII–XIX веков, даже если он не согласится с нашими выводами, тем не менее найдет для себя материал, который тоненьким лучиком высветит пусть маленький, но все-таки очень важный момент истории».
Пьер Байяр «Искусство рассуждать о книгах, которых вы не читали»
аннотацияПьер Байяр (род. в 1954 г.) — автор почти двух десятков книг, специалист по литературоведческому эпатажу и знаток психоанализа, преподаватель университета Париж VIII. Его «Искусство рассуждать о книгах, которых вы не читали» — это весьма неожиданные соображения о чтении. Вместо стандартной пары «читал-не читал» — он выделяет несколько типов общения человека с книгой: ее можно пролистать, узнать содержание от других, а иногда, наоборот, хорошо прочитанную книгу можно начисто забыть. Пьер Байяр разбирает ситуации, в которых нам приходится говорить о непрочитанных книгах, и предлагает способы выйти из положения с честью. Он убедительно доказывает, что, вопреки распространенному мнению, вполне можно вести увлекательную беседу о книге, которой вы не читали, в том числе с человеком, который ее тоже не читал.
Чтобы вот так взять и поделиться этим опытом, нужна определенная смелость, и неудивительно, что публикаций о пользе нечтения так мало. Потому что идея нечтения натыкается на множество запретов внутри нас, которые мешают поговорить об этом прямо, как попытаюсь сделать я. Есть, как минимум, три главных запрета. Первый можно условно назвать «обязанностью читать». Мы все еще живем в таком обществе (хотя понятно, что дни его сочтены), где к чтению относятся как к сакральному действу. Особенно мощный ореол сакральности окружает некоторые канонические тексты — их список зависит от круга общения, — которых не прочесть нельзя, если не хочешь лишиться уважения ближних. Второй запрет — сродни первому, только слегка видоизмененный, его можно назвать «обязанностью читать целиком». Не читать книг — неприлично, но почти так же неприлично читать наискосок или пролистывать, а главное — признаваться в этом. Так, совершенно немыслимо для университетского преподавателя-гуманитария признаться в том, что он прочитал роман Пруста только местами, а не от корки до корки, хотя большинство именно так и поступили. Третий запрет касается разговоров о книгах. Неписаный закон нашей культуры говорит, что необходимо прочесть книгу, чтобы высказываться о ней более-менее определенно. Хотя, по моему опыту, вполне можно вести увлекательную беседу о книге, которой вы не читали, и, может быть, даже с человеком, который ее тоже не читал.
вообще-то такая ситуация знакома всем писателям — когда они, слушая отзывы о собственных книгах, осознают, что эти отзывы вовсе не похожи на то, что они сами думают о своих текстах. Каждый писатель, которому случалось подольше поговорить со своим внимательным читателем или прочитать о себе подробную критическую статью, знает это странное тревожное чувство, когда замечаешь несоответствие между тем, что ты хотел сказать, и тем, что поняли другие. В таком несоответствии, однако, нет ничего удивительного, если учесть, что внутренние книги писателя и читателя, конечно, различны, поэтому тот фильтр, сквозь который читатель прочел его книгу, никак не может показаться писателю знакомым. Подобный неприятный опыт, когда читатель воспринял книгу совершенно не так, как задумывал писатель, может парадоксальным образом показаться еще более обескураживающим, если читатель настроен доброжелательно, книга ему понравилась, и он усердно перечисляет подробности. Потому что при этом он использует самые типичные для себя выражения и, нисколько не приближаясь к книге того писателя, наоборот, все ближе подходит к своей собственной идеальной книге, абсолютно уникальной и не формулируемой никакими другими словами, — именно по этой причине она полностью определяет его восприятие других людей и языка. Разочарование автора может оказаться немалым еще и потому, что в такие моменты мы осознаем колоссальную дистанцию, отделяющую нас от других людей. Получается, что шансы обидеть писателя, говоря с ним о его книге, даже увеличиваются, если она нам понравилась. Мы испытываем понятное чувство радости, отсюда может родиться иллюзия совпадения, и тут мы постараемся как можно более точно высказать причины, по которым книга нам понравилась. И это, весьма вероятно, обескуражит автора, потому что он неожиданно столкнется с чем-то крайне специфичным в другом человеке, а значит, через книгу, обнаружит, что это же самое было в нем самом и в словах, которыми он пользуется.
ОТ Шано: если в этой книге и есть троллинг, то я его не ощущаю. На самом деле автор говорит само собой разумеющиеся и очевидные вещи, о которых, в силу культурной традиции, люди предпочитают не то, чтобы помалкивать, но даже и не размышлять. не знаю, существует ли у филологов наука "библиология" (не имеющая никакого отношения к библиографии), но вот это оно самое и есть: размышления о месте чтения и книг в их любой форме в жизни общества.
а вот интересное Энциклопедия "Игорный дом" - все об азартных играх: история, разновидности, правила, всяческие байки game-wiki.guru/ Энциклопедия размещена в сати автором.
...Стой, оружейник! Кольчуг не крои Из Панголина спинной чешуи. Нет, не надёжна такая броня, В ней на войне не протянешь и дня. Лучше из жести доспехи штампуй, И Панголина не нейтрализуй!... Автор
13 сентября исполнилось 120 лет со дня рождения английского писателя Джона Бойнтона Пристли.
Между 31 июня и 13 сентября Джон Бойнтон Пристли на экране Александр СЕДОВ (с) эссе / сентябрь, 2014 г. . Несколько лет назад мне на глаза попалась интернет-реплика одной юной англичанки. Девушка проучилась семестр в Петербургском университете по программе студенческого обмена: в северной столице она много общалась, ходила на выставки и спектакли. После очередного посещения театра (кажется, это был БДТ, давали спектакль по одному из английских классиков) гостья заметила, не то, чтобы с раздражением или досадой, но определённо с глубоким внутренним вздохом: «В России многие явления культуры выглядят совсем не так, как мы на Западе привыкли воспринимать их с детства. У них свой Шерлок Холмс, свой Винни-Пух, своя Алиса в Стране Чудес и даже своя Мэри Поппинс… Не скажу, что меня это раздражает, но каждый раз в общении с русскими друзьями рискуешь попасть пальцем в небо». – Цитирую не дословно, по памяти, но близко к тексту. . Всё верно. Мэри Поппинс танцует и поёт у нас не в диснеевском киномюзикле, и Алиса проникает не в диснеевскую Страну Чудес, и Винни-Пух живёт не в диснеевском сказочном лесу, и Шерлок Холмс не так многолик, как на Западе. У нас свой Конан Дойл, свой Александр Милн, свой Киплинг, свой Свифт, свой Стивенсон, в конце концов, свой Шекспир – во многом благодаря советскому кинематографу. Но ещё более «свой» у нас Джон Бойнтон Пристли, английский классик 20 века, которого в издательстве «Правда» когда-то печатали миллионными тиражами... . читать дальшеПристли не самый экранизируемый на Руси британский автор. Драматург Шекспир, к примеру, заметно обгоняет его по числу отечественных теле- и кинопостановок. Однако из более чем десятка фильмов и телеспектаклей, поставленных у нас по рассказам, повестям и пьесам Пристли, лишь в двух или трёх события разворачиваются в историческую эпоху, которую не то, чтобы подразумевал английский писатель, но которой он датировал эти произведения. Наши кинорежиссёры, как правило, предпочитали переносить действие в современность. . Вот, скажем, пьеса «Он пришёл» (известная ещё как «Визит инспектора» или «Инспектор Гулл», которую Пристли написал в победном 1945 году, и премьера которой, надо заметить, состоялась не на английской сцене, а сразу в двух советских театрах – Московском камерном театре и Ленинградском театре комедии. Действие в ней отнесено в 1912 год. Предпоследний мирный год в Европе накануне ещё Первой мировой (Великой) войны. Пристли должен был хорошо помнить образ «старого доброго» предвоенного времени, как, вероятно, каждый, кого через два года судьба забросила на передовую в составе пехотных частей. Однако вряд ли драматурга в этой пьесе интересовал конкретный год. . Судьба девушки, сведшей с жизнью счёты, незадолго до этого уволенной с фабрики и попавшей в жернова «острых противоречий капиталистических отношений», как говорилось про ту эпоху в советских учебниках, судьба девушки, которую всю пьесу обсуждают причастные к доведению до самоубийства лица, была, очевидно, для автора метафорой, тенью предостережения, которая проецировалась на Великобританию образца сорок пятого года. Джон Бойнтон Пристли был слишком жизнелюб, оптимист и романтик, чтобы вот так сразу огорошить современников неутешительным диагнозом. Он верил в лучшее и рассчитывал на исправление настоящего – что видно из многих его сочинений, не только из этой пьесы. Пристли не раз в своих произведениях отменял негативное будущее своих героев, закавычивал драматическое развитие внутри гипотезы, сна. . Первый послевоенный год как бы намечал повод для оптимизма: сплотившаяся за годы Второй Мировой войны английская нация дарила надежду на более счастливое будущее (разве не такое же мироощущение царило тогда в победном СССР?). Автор негласно утверждал: с той прежней жизнью покончено, под прошлым следует подвести черту. И начать думать о настоящем. . Спустя почти сорок лет пьеса «Он пришёл» снова была избрана в качестве иносказательного послания настоящему. В 1982 году, в самый острый период проведения радикальных экономических реформ правительства Маргарэт Тэтчер, режиссёр и актёр Бернард Хептон ставит пьесу на общественном телевидении ББС и сам же в ней исполняет роль инспектора Гулла. / Постановку ББС можно посмотреть полностью, но без перевода - здесь/ . Небезынтересно сравнить постановку ББС с советской экранизацией, снятой за три года до этого, в 1979-м, в творческом объёдинении «Экран». . . . . Английская версия по форме практически неотличима от театрального спектакля, заснятого для телевидения: всё действие сосредоточено в одной комнате, точнее – в зале большого особняка (или замка) с камином и длинным обеденным столом, за которым застигнуты члены семьи фабриканта Бирлинга. Декорация, одинаково подходящая для произведений Диккенса, Конан Дойла, Оскара Уайльда и ещё нескольких десятков авторов. Джентльмены в одинаковых смокингах, дамы в эдвардианских платьях. Неудивительно, ведь действие, в точности, как и в пьесе, вершится в начале двадцатого века. В «доброй старой Англии» всё по-прежнему, и только явившийся в сером плаще инспектор портит обществу вечер. . Классическая трактовка, которая близка другой советской телевизионной постановке «Он пришёл» 1973 года, где тоже всё подчёркнуто строго, а драма разворачивается исключительно в пределах одного помещения (в чёрно-белом фильме-спектакле А. Прошкина и Л. Ишимбаевой не столь определённо, но всё же, в костюмах и причёсках правит мода 1960-1970-х годов). . / кадры из советского телеспектакля 1973 г./ . . . . . . Возможно, то был лукавый приём Бернарда Хептона – подать острокритическую вещь в декорациях столь любимых англичанами «heritage-films» - «фильмов наследия»? Начало спектакля в этом плане особенно символично: служанки в традиционных белых фартуках заученно обносят хозяев и гостей за ужином, а затем стройной шеренгой удаляются, закрывая за собой тяжёлые дубовые двери. Всё, что последует дальше – не предназначено для посторонних ушей, Бирлинги затворились от мира для ежедневного ритуала – семейного ужина. И, вынося сор из избы на сцену, режиссёр и драматург (а Пристли в 1982 году был ещё жив) дают консервативно настроенной части общества звонкую оплеуху. . . . . . . Но как-то подчёркнуто традиционно всё в этой английской версии: исполнители произносят свои диалоги будто со сцены, то прохаживаясь вдоль длинного стола, то за него усаживаясь, обязательно вполоборота к предполагаемому залу, хотя спектакль снят в студийной декорации. Картинка с камер, расположенных, по всей видимости, стационарно, в одной точке, а также фронтальное освещение, - всё это не даёт обмануть опытного зрителя: спектакль создан в духе старой, а к тому времени устаревшей философии телевидения, с использованием технологий и художественных приёмов, практиковавшихся ещё с 1950-х годов. Даже ранняя версия А. Прошкина и Л. Ишимбаевой смотрится намного изобретательнее. . Но, может, в столь консервативной форме смысл спектакля проявился острее, полемичнее, актуальнее? Бернард Хептон в роли инспектора Гулла держится с представителями новой буржуазной аристократии просто образцово – необычайно корректно, не повышая голоса, не позволяя себе ни единого неверного, неосторожного жеста. В своих движениях и мимике он скуп, сдержан, ежесекундно сигнализируя о том, что он, полицейский инспектор, знает себе место и цену в сложившейся иерархии. Это, вероятно, и сбивает столку семью Бирлингов, которые с самодовольным энтузиазмом включаются в игру в детектив. . Как бы то ни было, разыгранное тридцать лет назад представление до сих пор тревожит сердца и будоражит умы английских зрителей (некоторых, уж точно). На интернациональном киносайте IMDB.com пользователь из Лондона в мае этого года опубликовал рецензию, которую без обиняков можно счесть за отповедь «марксисту Пристли». Притом, что самой психологической драме он ставит высокую оценку: . «Всё сделано очень увлекательно. Однако в целом, на мой взгляд, сочинения Пристли довольно сомнительны с политической точки зрения и предосудительны с моральной, и эта пьеса не исключение. По-видимому, автор склонен к коллективистской философии, но таких либертарианцев и индивидуалистов как я одурачить не так легко. . Главный тезис Пристли заключается в том, что мы все несём ответственность за то, что происходит с другими, - на мой взгляд, всё это социалистическо-марксистско-коллективистская чепуха. (&hellip
Предполагается, что смысл пьесы в критике классовой системы общества, но это несправедливо и кажется передёргиванием. Богатые Бирлинги представлены как «злодеи», которым следует молиться на девушку из рабочего класса, когда как на самом деле всё наоборот. Мистер Бирлинг, владелец мукомольной фабрики, даёт работу и платит жалованье «бедной девушке из рабочего класса», рискуя собственным капиталом, в то время как она приносит ему одни неприятности, а после того, как её увольняют, она поочерёдно оказывается на щедром обеспечении даже не одного, а двух молодых людей. Короче говоря, она ведёт себя как девушка с обложки, которая умеет снять пенку дважды, так же, как большинство сегодняшних попрошаек, которые жалуются на свою судьбу, сидя в муниципальных квартирах перед 42-дюймовыми экранами цветных телевизоров, и всё это удовольствие оплачивают Бирлинги всего мира». . Как видите, копья вокруг творчества Пристли на Западе ломаются до сих пор. Идейные противники готовы признать в авторе успешного драматурга, но не правоту его суждений. . В Советском Союзе таких проблем у Джона Бойнтона Пристли не было. . продолжение следует...
Избранные мнения пары историков (все вопросы - к ним):
Из The Time Traveller's Guide to Medieval England: A Handbook for Visitors to the Fourteenth Century by Ian Mortimer: В 14 веке дети простого люда вынуждены были начинать зарабатывать свой хлеб с 6-7 лет. С этого же возраста могли быть повешены за воровство. С 15 лет они могли быть призваны на воинскую службу.
В 14 веке лучшим возрастом женщины считались 17 лет, в 25 лет её называли зрелой, а в 35 стареющей. Один из персонажей Чосера назвал тридцатилетних женщин «зимним фуражом». Браки могли заключаться с девочками 12 лет, но консумация их была возможна двумя годами позже. К 25 годам большинство женщин из хороших семей уже успевали родить 5-6 детей, 2-3 из которых умерли, и овдоветь из-за войн в Шотландии и Франции. Риск смерти при каждых родах составлял 10%.
Из Global Crisis by Geoffrey Parker: В 16 веке европейские женщины выходили замуж в среднем в 20 лет, и всего рожали 8-9 детей, но некоторые 10 и более. В первой половине 17 века невестам было в среднем 27-28 лет, немногие рожали более троих детей, и всё больше семей оставались бездетными. Более того, четверть детей умирало в свой первый год жизни, а ещё почти половина — до достижения репродуктивного возраста. Голод резко сокращал население не только напрямую, но и потому, что рождалось меньше детей, а у матерей не было молока, чтобы кормить родившихся. Как выразился один французский историк, в 17 веке нужны были двое детей, чтобы сделать одного взрослого.
читать дальшеВ Европе до 18 века зерновые давали ¾ дневного потребления калорий в виде хлеба, наполнителя супов и в составе пива и элей. Акр земли под зерновыми кормил в 10-20 раз больше людей, чем акр пастбищ; мясо стоило в десять раз дороже хлеба. Зерноводство было основным сектором экономики, прямо или косвенно оно формировало развитие торговли и индустрии, регулировало рынок труда и было основным источником доходов для государства, церкви, дворянства и больших сегментов «третьего сословия». Поскольку большинство людей были бедны, поиск средств к существованию был их постоянной заботой. Ни один вопрос не был более срочным, более ощутимым и более трудным для решения, чем вопросы снабжения зерном. Страх перед голодом в то время был постоянным.
Вплоть до конца 17 века большинство английских мужчин и женщин начинали зарабатывать на свой хлеб с 6-7 лет и продолжали работать до смерти.
Крупные города были демографическими дырами, в которых было существенно больше смертей и меньше рождений, чем в остальной стране. Так, в Лондоне в 17 веке было вдвое больше похорон, чем крестин, не говоря о высокой смертности детей и матерей. Лишь массовая иммиграция позволяла крупным городам расти, а не уменьшаться. Иными словами, каждая столица смягчала демографическое давление в стране.
Геометрическая прогрессия роста населения периодически опережала арифметическую прогрессию роста производства зерновых, вызывая периоды голода. Многочисленные тёплые годы в 16 веке позволили населению вырасти в большинстве стран Европы и Азии, а в которых регионах даже удвоиться, поэтому местные ресурсы уже не могли их прокормить. В годы без войн эти проблемы вставали особенно остро.
Нелинейная корреляция между уменьшением урожая и уменьшением остатка, который поступал в торговлю после исключения доли будущего посева и питания выращивающих хлеб, приводила к тому, что 30% падение урожая часто удваивала цену хлеба, а 50% уменьшение учетверяло её. Если два или более года подряд был неурожай, почти всегда начинался сильнейший голод. Стивен Каплан в исследовании голода во Франции 18 века заметил, что эти жестокие расчёты создавали хроническое чувство опасности, которое заставляло тех людей видеть мир в терминах, которые могут показаться нам гротеском или мрачным преувеличением.
В 17 веке из-за климатического кризиса и голода в середине века европейцы стали особенно низкорослыми, особенно простолюдины (плохое питание останавливает рост длинных костей у детей). Например, средний рост солдат Людовика XIV, родившихся во второй половине 17 века — около 162 см. Когда погода стала теплее в 18 веке, средний рост увеличился на 3-4 см. Измерение сохранившихся скелетов из Северной Европы показывают, что средний рост в 1750-е годы упал более чем на 5 см по сравнению с 1450-ми годами.