13:43

вторник, 03 января 2023 в 04:47

Пишет natali70:
Этот рассказ из пятого сборника Дэвида Маркума, всецело посвященного Рождеству. Почему-то запомнился именно этот рассказ. Наверное, отчасти из-за своей некоторой гротескности. Помню, что когда-то пересказала его здесь, хотя сейчас не могу найти, где это было. Но рассказ запомнился еще и потому, что рассказала о нем и "народу понравилось") Сейчас же могу еще добавить, что автор рассказа С.Ф.Беннет, а я уже поняла, что это другое имя Westron Wynde , ибо , кроме публикаций в сборниках Маркума, она опубликовала отдельными книжками "Дневник Майкрофта Холмса" (все никак не доберусь, чтоб сравнить его с тем, что было изначально выложено в сети) и "Дело трех братьев" - замечательный фанфик, который она наряду с другими удалила со своей страницы. И тут вполне узнаваемый по другим ее рассказам Лестрейд, заботливый семьянин, окруженный многочисленной родней своей жены. Это то, что можно сказать предварительно, ну, и вот, собственно , сам рассказ. С.Ф. Беннет Дело «Рождественской звезды» Просматривая корреспонденцию относительно моего друга, мистера Шерлока Холмса , которую я регулярно получаю, я нахожу, что главными среди просьб являются те, где меня просят рассказать о каких-либо его расследованиях, обладающих праздничным колоритом. Подозреваю, что это может быть продиктовано каким-то причудливым представлением о том, что этот сезон - самое время для дел, связанных с веселыми певцами рождественских песен, детьми-ангелочками и счастливыми развязками. Я обнаружил, что ничто не может быть дальше от истины, но если я и хранил молчание на сей счет, за одним заметным исключением, то не из-за какого-то скупого нежелания с моей стороны, а скорее, говоря словами Холмса, из-за нехватки стимулирующего материала. Исходя из моего опыта, в целом, профессиональные преступники наслаждаются Рождеством не меньше, чем обычные люди, оставляя открытое поле для мелких краж и незначительных опрометчивых поступков авантюристов, из которых только немногие вызвали у Холмса лишь мимолетный интерес. И, в самом деле, именно период, следующий за празднествами, оказывался весьма плодотворным, и однажды я, возможно, получу разрешение Холмса рассказать о поединке дебютанток Донкастера, и куриной кости, которые сыграли ключевую роль в разгадке тайны. Я говорю «в целом», потому что всегда есть исключения из правила, и в частности то, о котором у меня есть веские основания вспомнить, поскольку этот опыт едва не оказался фатальным для всех заинтересованных сторон. Если бы не своевременное вмешательство замечательной женщины, не будет преувеличением сказать, что никого из нас не было бы в живых, чтобы рассказать эту историю, и Лондон преждевременно бы лишился талантов самого выдающегося детектива своего времени. Так получилось, что в канун Рождества первого года моей женитьбы я был вынужден заехать на Бейкер-стрит по одному делу. Находясь в отъезде со своей молодой женой, я необдуманно купил в Абердинском ломбарде за три шиллинга восковую анатомическую модель, намереваясь выставить ее в качестве диковинки в своей приемной. Владелец магазина пообещал без промедления прислать ее, и, предвидя, что она доберется до Лондона раньше меня, я дал свой старый адрес. Позже я узнал, что он не был человеком слова, и прошло много недель, прежде чем миссис Хадсон сообщила мне о прибытии посылки. Я в любом случае намеревался навестить Холмса, ибо помнил, что с момента нашего последнего разговора прошло несколько недель. Вооружившись приличным бренди, я решил провести несколько часов в дружеской компании на Бейкер-стрит, вспомнив прошлое и услышав о новых расследованиях моего друга, прежде чем вернуться к домашнему очагу. После унылой поездки под непрекращающимся дождем я прибыл на свое прежнее место жительства и обнаружил, что Холмс уехал несколько дней назад. Миссис Хадсон тоже собиралась уезжать, и открыла мне дверь уже в пальто и перчатках. Судя по туго набитому ковровому саквояжу, стоявшему у подножия лестницы, я понял, что ее не будет некоторое время. - Я проведу несколько дней со своей племянницей в Маргете, - объяснила она. - В прошлом месяце у нее родилась маленькая девочка. Поскольку это первое Рождество этого ребенка, я подумала, что должна нанести им визит. - Это будут небольшие каникулы для вас, миссис Хадсон, - радостно сказал я. На ее лице было написано сомнение. - Сомневаюсь в этом, доктор. Это ее первый ребенок, и, между нами говоря, я думаю, что ей приходится нелегко. Если она хоть немного похожа на свою сестру, в то время, когда у той родился первенец, то я знаю, кому там придется готовить и убирать дом. - А у мистера Холмса появились другие планы на Рождество, верно? - Доктор, он сказал мне, что вернется сегодня днем, - сказала она, глядя в зеркало в прихожей, чтобы поправить шляпу. - Я предложила оставить ему на завтра холодную закуску, но он отказался. Сказал мне, что вполне способен позаботиться о себе в течение нескольких дней. Что ж, ему придется это сделать - это все, что я могу сказать. Я отпустила горничную погостить у ее родителей, так что он будет здесь один. - В самом деле? - Эта перспектива беспокоила меня больше, чем я счел нужным сказать вслух. Ведь для праздных рук работу находит дьявол, а Холмс, не имея на руках ни одного дела, будет достаточно празден, чтобы переключиться на другие развлечения. - Вы не возражаете, если я подожду его наверху? Миссис Хадсон тепло улыбнулась и похлопала меня по руке. - Всегда пожалуйста, доктор Уотсон. Только не забудьте взять этот ящик с собой, когда будете уходить. читать дальше

URL записи

@темы: ШХ

13:42

вторник, 03 января 2023 в 12:42

Пишет Эрл Грей:
Во многом быть женщиной в XIII веке значит ровно то же, что и в любую другую эпоху. Можно сказать, что средневековая женщина до определенной степени «угнетена и эксплуатируется», как и в любые иные времена, но, как и в любые иные времена, все зависит от социального статуса: жена горожанина отнюдь не рабыня. Напротив, она достойный и значимый член социума, играет важную роль в своей семье и уважаема в сообществе. Незамужние женщины могут самолично владеть имуществом и наследовать состояние — в отсутствие наследника мужского пола. читать дальше Из книги Джозефа Гиса, Фрэнсис Гис "Жизнь в средневековом городе"

URL записи

@темы: женский вопрос, средние века

12:44



@темы: пейзажи

13:51

13:31

ещё около века назад моряки были настолько суровы, что делали свечи не в форме птиц, а из птиц?

Есть такие мелкие родственники буревестников и альбатросов - качурки. Прежде их считали одним семейством, потом оказалось, что они довольно разные и их разделили на две довольно далёких друг от друга группы - качурки Северного полушария (Hydrobatidae) и качурки Южного полушария (Oceanitidae), но это издержки систематики - обе группы экологически очень близки и похожи. Все они питаются планктонными ракообразными, добывая их довольно специфическим образом - бегая по поверхности воды и лишь немного помогая себе крыльями, а в процессе склёвывая у себя прямо из-под ног рачков.

Многие рода качурок из-за этой экологической особенности имеют характерные латинские названия: Hydrobates - "ходящая по воде", Oceanodroma - "бегающая по океану", Pelagodroma - "бегающая по морю". Даже английское название качурок (а от них - и прочих буревестников) - petrel - изначально происходит от искажённого звукоподражания pitter-patter, то есть "постукивать, барабанить" - как эти птицы быстро топочут по поверхности воды лапками; однако впоследствии, в рамках народной этимологии оно было переосмыслено как "Петя" (ну то есть как уменьшительное от Peter) - в честь апостола Петра, ходившего по воде вместе с Иисусом. Дескать, такие маленькие Пети вокруг корабля бегают.

Планктонные рачки - пища весьма жирная, потому и сами птички, несмотря на свой размер, получаются жирными. И вот оказалось, что если поймать такую птицу, убить, продеть через неё фитиль и поджечь его, то вся система будет гореть достаточно ярко, ничуть не уступая воску. Так появилось ныне почти забытое название качурок - candlebird, "свечная птица". Явление приобрело столь массовый характер, что даже происхождение названия было переосмыслено в рамках народной этимологии - теперь простые люди были убеждены, что petrel - это не от апостола Петра, а от petroleum, нефти, то есть petrel - это как бы "горючка". К счастью, с развитием нефтепереработки, а впоследствии и с распространением электричества привычка делать свечи из птиц постепенно сошла на нет.
немного больше здесь  d-catulus.livejournal.com/88812.html

@темы: птички

14:29

Шрифты…

Ангарад Дербишир

В этой статье описан взлет и падение различных шрифтов от древнего до современного мира. Достаточно уместно, что это было в своем собственном путешествии. Он начал свою жизнь в Гарамонде, но к тому времени, когда вы будете его читать, он переместится на более высокие и широкие высоты любимого Антигоной Баскервиля. Выпадающее меню шрифтов Microsoft Word представляет собой целую сокровищницу опций, но для меня было бы странно выбрать jokerman, COPPERPLATE GOTHIC или Curlz MT для такого документа, как этот. Среди шрифтов, созданных для чтения, главенствующее положение занимают римские шрифты: семейство, в которое входят дедушкины Times New Roman, Garamond и Baskerville, каждый из которых назван в честь создавшего их печатника, а также верная Констанция.

Название "Times New Roman" может показаться странным: ни один римлянин, очевидно, никогда не создавал цифровой шрифт, у римлян не было печатного станка, который появился в Европе только около 1440 года, когда его изобрел Иоганн Гутенберг (ок.1400-1468). Но существует ли связь между римлянами и стилем шрифта, который мы используем каждый день? Если да, то что это такое?
дальше здесь strator.livejournal.com/150972.html

@темы: рай библиомана, Арагарта

14:32

10:21

21:13



Eliphalet Frazer Andrews (1835-1815)- 'Интерьер кузницы'  - Washington-Smithsonian American Art Museum


Eliphalet Frazer Andrews (1835-1915)- 'Интерьер кузницы' - Washington-Smithsonian American Art Museum


Читать дальше... ;)

@темы: 19 век, СшА, картины

15:46

У Урана есть 27 лун, и самая маленькая среди пятёрки самых крупных урановых лун носит имя Миранда. Она не может похвастаться размерами — её диаметр даже меньше 500 километров. И в отличие от Энцелада, спутника Сатурна, на Миранде вряд ли существует подповерхностный океан. На ней холодно и довольно темно. Но у неё есть своя «изюминка» — необычная поверхность. Она настолько разнообразна, что можно подумать, будто Миранда «склеена» из десятка отдельных кусочков. Склеена, надо сказать, не очень аккуратно. На Миранде множество уступов и обрывов. Один из них – 20-километровый уступ Верона – самый высокий во всей Солнечной Системе!
...можно оценить глубину пылевого слоя: она оказалась от 300 до 1200 метров при среднем значении около 1 километра.
https://alev-biz.livejournal.com/5466538.html

@темы: звезды

14:32

14:32

00:49

16:30

почитать, что это,  здесь picturehistory.livejournal.com/7971041.html



@темы: история музыки

15:03


Всеволод Вячеславович Иванов, крайне интересный прозаик, участник объединения "Серапионовы братья" и автор знаменитой повести «Бронепоезд 14-69», согласно советской Краткой Литературной Энциклопедии, в литературу вошел в бессмертном 1919 году. "Первая книга «Рогульки» (1919) набрана и отпечатана самим Ивановым в типографии омской газеты «Вперед»".

При жизни Иванова попытки написать реальный комментарий к процитированной выше строчке принадлежали бы к совершенно определенному и крайне популярному жанру. Доноса.

Просто потому, что в 1919 году омская газета «Вперед!», была омской только по периодической ее географической принадлежности. А по существу своему являлась она газетой фронтовой, располагалась в поезде вместе с типографией и сотрудниками и работала с колес – то стояла в подходящем тупике, то ездила, прицепляясь к чему получится по военной надобности и возможности. Собственно, в выходных данных книжки значилось: «Типография „Вперед“. Д. Армия. Вагоны № 216 и 521» - с точностью, значит, до вагона.

Напоминаю, что в 1919 году Омск был столицей адмирала Колчака. Соответственно, и «д» - то есть «действующая» - армия, и газета были ярко выраженно белыми(*). 
дальше здесь el-d.livejournal.com/270245.html

@темы: 20 век: Россия и вокруг нее

14:57

Прекрасной весной в октябре 1936 года правительство Лайонса с присущим ему изяществом занималось своими делами, не предвидя от того никаких последствий. Теплые, сине-зеленые воды Индийского океана неотвратимо несли к Австралии пароход «Малойя» и вместе с ним – Мэйбл Магдалену Фрир. Айсберг подкрадывался к ничего не подозревающему «Титанику».

Вот она стоит на палубе в цветастом платье. Мэйбл Магдалена Фрир, урожденная Уорд, обаятельная нежная дама двадцати пяти лет, отец – полковник британской армии, выросла и жила в Индии, образование получила наилучшее возможное для своей среды, отличный литературный стиль, вкус, несколько суховатое чувство юмора… в общем, леди, что тут скажешь. И, как положено леди, она вообще не соотносилась ни с каким правительством – и не собиралась делать этого и впредь.

Ей не до того. У нее только что распалась семья. Брак с майором Фриром не задался настолько, что Мэйбл в какой-то момент просто увезла детей из Индии в Англию, к родне мужа (родня, кстати, это решение одобрила, из чего следует, что майор вел себя уже образом уголовным). Вернувшись, обнаружила, что муж завел гарем, решила, что с нее хватит, и окончательно хлопнула дверью. Вот тут и встретила австралийского лейтенанта Роберта Эдуарда Дьюара, служившего в Индии по обмену (монарх же у стран общий, ну и военное сотрудничество в цвету). Первый брак лейтенанта тоже оказался неудачным… и дальше, естественным путем, пострадавшие решили жить вместе долго и счастливо.

Прибывают они в Австралию… и в первом порту захода Мэйбл Фрир вдруг задерживают. И предлагают ей написать диктант. На итальянском. Нет, англо-индийские леди любят оперу. Но не до такой же степени… диктант она, конечно же проваливает, после чего ей заявляют, что въезд в страну ей закрыт.

А дело в чем? 
дальше здесь el-d.livejournal.com/272019.html


@темы: Interbellum

14:17

Handkerchief - чуть ли не одно из первых слов, которые я самостоятельно выучил на английском. Кажется, я его встретил в "Хоббите"... а, нет же, во "Властелине Колец", это же там Гэндальф вспоминает, как Бильбо восемьдесят лет тому назад выбежал из Торбы даже без носового платка ("Хоббита" я прочел намного позже). И всю жизнь я это слово знал преимущественно как "носовой платок". Ну, то, что в руках держат, да? "Ручной"... э-э... kerchief, что бы это ни значило. И только сейчас, тридцать лет спустя, в очередной раз наткнувшись на это слово в применении к шикарному кружевному шейному платку, который явно уж никак не был предназначен для того, чтобы утирать им нос, я не выдержал и открыл "Большой Оксфордский словарь".

Короче, выяснилось, что странное, какое-то не очень английское слово kerchief и в самом деле не очень-то английское: изначально это старофранцузское couvrechief, то есть "головной убор", буквально - "покрышка для головы"). В смысле, да, платок на голову, и преимущественно женский. А handkerchief - это, соответственно, любой kerchief, который не на голову. А вот на шею, например, или нос утирать, да.

A small square of linen, silk, or other fabric (which may be embroidered, fringed, etc.), carried in the hand or pocket (pocket-handkerchief) for wiping the face, eyes, or nose, or used as a kerchief to cover the head, or worn about the neck (neck handkerchief or neckerchief). kot-kam.livejournal.com/3464419.html

@темы: Вавилон-18, история одежды

12:22



Молодой человек, стоящий в зачищенном от снега районе на Мэдисон-авеню и 40-й улице в Нью-Йорке.

В марте 1888 года сильная метель обрушилась на восточное побережье Соединенных Штатов, простирающееся от Чесапикского залива до Канады.

@темы: и о погоде, НьюЙоркТаймс19век

11:42

Как оказалось, в дореволюционном Петербурге с 1906 по 1907 год шел спектакль «Шерлокъ Холмсъ» по пьесе Уильяма Джилетта (в небольшом соавторстве с Конан Дойлом, так что почти канон).




читать дальше


@темы: ШХ

14:18

в этой записи использованы песни, которые могли звучать в США на рождество 1865. Исполнение, конечно, современное, но где возьмешь записи позапрошлого века? Отрывок из романа Держи на Запад!







 




читать дальше


 


 


Все-таки праздники – это здорово! Я, если честно, про рождество с ребятами боялся даже заговаривать: хватит, упомянул уже в ноябре про День благодарения. Ребята очень удивились, узнав, что это их американский старинный праздник. Ну да, праздники урожая много где справляют, или там за военную победу бога поблагодарить, но вот чтобы именно в последний четверг ноября – это вовсе не обязательно, любой день сойдет, а если за победу благодарение, так можно даже и не осенью. Норман, правда, припомнил, что покойный президент Линкольн подписал пару лет назад бумагу, чтобы вся страна в один день бога благодарила, но с этой войной все равно в один день праздновать не получилось бы. Так что насчет давней традиции – это, получается, мифы двадцатого века.


 


Но рождество, сказали ребята, – это же совсем другое дело! Это домашний праздник, и мы торопились домой, в Форт-Смит, хотя никто нас в том Форт-Смите не ждал. Ну разве что две совершенно незнакомые девушки, да еще, возможно, случаем приблудившийся Дуглас Маклауд. Так что мы спокойно могли праздновать рождество где получится, только вот этого нам не хотелось. Может быть, кому-то покажется жутко романтичным рождество в чистом поле около костра – но только мы за последние недели этой романтики досыта наелись и всею душою рвались под надежную крышу в домашнее тепло. 


 


Правда, на предпоследних милях нашей дороги домой нам начало казаться, что никак мы до Рождества в Форт-Смит не успеем. Холода нас не устрашили, хоть мы из-за здешнего климата слегка расслабились и забыли, что зимой бывают морозы: закутались во все, что у нас было, напоминая французов под Москвой, и продолжали путь, теша себя соображением, что в этих краях морозы долгими не бывают. Джейк вздумал было предаться воспоминаниям о зиме в северном Иллинойсе, но я затмил его россказнями о русских морозах, когда твердыми становятся водка и ртуть. Джейк в твердую водку сперва не поверил, обратился к Норману: «Ну ты посмотри, как он врет!...», однако Норман подтвердил: бывают такие морозы. И для того, чтобы их прочувствовать, даже не обязательно ехать в Россию.


 


А вот метель нас остановила. Плотная белая пелена загородила нам обзор, куда ехать – стало непонятно, а когда малость прояснилось, снега уже оказалось столько, что хрен поймешь, где дорога, где обочина. Заблудиться бы мы не заблудились – не в голой степи, все-таки, ориентиров много, но нечаянно свернуть с дороги на бездорожье – приятного мало. Вот тут мы от души поминали собственную экономию, из-за которой прокладывали  провод не вдоль дороги, а кое-где и напрямик: вспоминай теперь, где спрямили и почему. 


 


Однако восточная Оклахома – это вам не Заполярье, и снег, так обильно выпавший, бурно начал и таять, так что утром двадцать четвертого декабря стало совершенно очевидно, что мы успеем добраться до родимой Пото-авеню еще дотемна – и даже в том случае, если снег снова пойдет. А если парома по какой-то причине не будет – бросим фургон на берегу и вплавь доберемся: что нам та речка Пото! Нас мог остановить разве что торнадо, но торнадо сегодня вроде как отдыхали.


 


И Фокс, который обычно лошадок предпочитал беречь, в этот день гнал, как будто мы почту везли… ну, на самом деле, не как почту, на нашем фургоне почтовой скорости не выжмешь… но таки быстро гнал. И Норман сперва почти неслышно запел, поймав праздничный настрой, а потом Джейк и Фокс подключились - и мы помчались к Пото-авеню, горланя рождественские песни.


 



 


Над нашим домом курился дымок от печей, и показалось мне на какое-то мгновение, что нас там очень ждут. Паромщик-чокто Джон ЛеФлор, один из многочисленных кузенов миссис Макферсон, приветливо улыбнулся нам:


 


- Так и думали, что к рождеству вернетесь.


 


Джейк, пока переправлялись, малость порасспросил о новостях. Впрочем, на нашем конце Пото-авеню новостей особых и не было, разве что Джон получил от племени разрешение построить мост и уже начал подвозить стройматериалы. 


 


Ну и на улице тоже вовсю строились.


 


Джемми Макферсон заметно продвинулся в строительстве: недалек тот день, когда его семья переедет из крохотной времянки в комнаты над магазином. На втором этаже потолка еще нет, а на первом - вывеска уже висит: похоже, Джемми развернул торговлю. 


 


Рядом с нашим домом, напротив салуна Келли, тоже какая-то стройка. И дальше по улице, но от парома плохо видно.


 


- А что это там строят? 


 


- Салун, а там столовая, а там вроде бордель…


 


Кажется, словом «бордель» Джейка перемкнуло: как это Кейн смеет строить кому-то бордель, когда он еще не построил нам сарай! И хотя было вовсе не обязательно, что бордель строит именно Кейн, все же в этом определенно было оскорбление лично для Джейка, уж не знаю почему.


 


Мы завернули в наш двор под его ругань, а Норман спрыгнул с фургона еще на улице и пошел к парадной двери: не иначе, не терпелось познакомиться с новым персоналом. Это он зря, как оказалось, потому что наши девушки вышли нас встречать на заднее крыльцо, поближе к фургону, и с ними какая-то незнакомая немолодая дама, из-за юбок которой застенчиво выглядывал ребятенок лет пяти.


 



 


Джейк поперхнулся недобрым словом и поспешно извинился, увидев строгий взгляд мисс Мелори. Мисс Мелори, впрочем, смотрела не на него и даже не на меня. Под ее взглядом Фокс порозовел так, что заалели уши.


 


- Нед Льюис, - холодным учительским тоном, как будто второгодника к доске вызывала, вымолвила она. – Что это вы тут делаете?


 


- Работает он у нас, мэм, - ответил Джейк. – Нареканий вроде нет. У вас есть на него жалобы?


 


Фокс между тем внимательно разглядывал крохотную миссис Уильямс. Очень внимательно. Как будто глазам своим не верил.


 


- Вы знаете, что в войну Нед Льюис был… - начала мисс Мелори, но Джейк кивнул:


 


- … бушвакером. Да, знаем. 


 


Я, поздоровавшись с дамами, осторожно просочился в дверь, чтобы вернуть Нормана. Что-то мне не нравилось, как мисс Мелори смотрит на Фокса. Однако в операционном зале вместо Нормана обнаружился незнакомый индеец в добротных синих армейских штанах, шерстяной клетчатой рубахе и с волосами, заплетенными в длиннющую толстую косу – любая девушка позавидует. Я попробовал было с ним поговорить, чтобы расширить свой запас слов, но он оказался не чокто. Появился Дуглас, за его спиной замаячил Норман, заорал со двора Джейк и пришлось возвращаться к нашим мулам, я только знак сделал Норману: «Выйди, мол», но он, похоже, и сам собирался выходить.


 


За время моего отсутствия мисс Мелори Фокса не убила, и мы с ним занялись делом.


 


- Ты знаешь эту леди? – спросил я тихо, поглядывая в ту сторону, где Норман знакомился с дамами.


 


Фокс кивнул.


 


- Мы ее похищали, - сообщил он.


 


- Зачем???


 


- Телеграфисты много секретов знают, - объяснил он. – Вот думали: увезем и порасспросим как следует. Она тогда к востоку от Литл-Рока работала…


 


- И что?


 


- А ничего, - признался Фокс. – Не ее надо было воровать, а парня из Льюисбурга. Парня ж можно избить, если он слов не понимает, а леди разве стукнуть можно? Да еще следить, чтобы Дан с дружками снасильничать не вздумали… Не, морока. Прям камень с плеч упал, когда ее янки обратно отбили.


 


- А миссис Уильямс ты откуда знаешь?


 


Фокс призадумался, а потом сказал решительно:


 


- Показалось. Просто похожа.


 


Что там толковал Норман мисс Мелори, я не знаю, но когда мы вернулись в дом, леди начала держаться с Фоксом помягче, а потом я и вовсе выкинул сложные отношения в нашем коллективе из головы, потому что надо было к празднику готовиться. Будь мы по-прежнему в доме вчетвером (ну еще и Дуглас со своим приятелем Бивером), так наверняка все было бы по-простому: много жратвы и выпивки. И все. Но тут наша контора была вроде как центром праздника на нашем краю Пото-авеню, а потому следовало соответствовать: соорудили в операционном зале длинный стол, Джемми с Джейком наспех сколотили лавки, потому сидеть было не на чем. Елку не ставили, потому что это немецкий обычай, а немцев на нашей улице пока не завелось. Правда, богатые господа начали заимствовать у немцев эту моду, но богатых господ на нашей улице тоже вроде не водилось. К тому же миссис де Туар вспомнила несколько кошмарных случаев, когда от свечек на елках загорались юбки на женщинах – в общем, мы по давнему обычаю обошлись венками из вечнозеленых веток, хотя, на мой взгляд, в этом было нечто траурное.


 



 


Дел до рождества надо было переделать еще много, занятий всем хватило. Дуглас с Фоксом доделывали межкомнатные перегородки, мы с Бивером устанавливали печи, кровати, наводили хоть самый приблизительный порядок. Норман засел было читать, что там начальство за эти недели прислало, потом плюнул, прошелся по улице посмотреть новостройки и, если получится, познакомиться с новыми соседями, и вернулся с известием, что около будущей столовой есть уже вполне настоящая цирюльня-баня-прачечная, и он договорился, что воды нагреют на нас на всех. Он велел Джейку собрать наше грязное бельишко и отнести прачке, пусть простирнет и подсушит что успеет, чтобы нам рождество встречать в чистом. После чего Норман дезертировал с трудового фронта, заявив, что ему уже надоело мыться из чайника, и он страстно мечтает принять ванну – и мечта его через несколько минут исполнится!


 


Когда подошел мой черед мыться, я обнаружил, что здешняя баня – это три дощатые кабинки за цирюльней, куда за десять центов принесут ведро горячей воды, и комнатка классом выше, где за доллар можно было полежать в настоящей ванне. И да, горячая ванна – это настоящее блаженство, а чистое и свежеотуюженное белье – это настоящий праздничный подарок. 


 


Мы пригласили цирюльника Тима Брауна и его жену-прачку Мегги присоединиться к нам для празднования, но они предпочли отказаться, и в чем-то я их понимаю: вряд ли мулатам так уж уютно было бы отмечать рождество в компании белых и индейцев.


 



 


Ближе к ночи хлопоты касались уже только праздничного стола. Между плитой миссис Макферсон и нашим операционным залом бегали женщины, нагруженные всякими вкусностями. Бросив салун на попечение племянников и старшего сына, эвакуировался к нам Боб Келли с младшим отпрыском. Чувствовал себя Келли из-за затяжного бронхита хреново, и стоять за стойкой все равно не мог. Племянники перетащили к нам большое кресло, усадили в него дядю и заботливо укутали одеялами, младший отпрыск принес саквояж, в котором позвякивали бутылки с «микстурой от кашля». По предварительной оценке, «микстуры» должно было всем хватить, а если и не хватит – так салун вон через улицу наискосок. Но виски и прочих горячительных напитков на столе не будет ни капли: как можно, мы ж на Индейской территории!


 


Миссис де Туар переживала, что не может сегодня вечером отправиться в церковь, как это положено у католиков. 


 



 


У некоторых протестантов, может быть, это тоже было положено, но никто особо не переживал: если живешь в городе, то можно и в потемках по церквям ходить, хотя по нынешним лихим послевоенным временам лучше не стоит, мало ли у какого дурного человека возникнет мысль сделать себе рождественский подарочек, ограбив беспечного прохожего. А уж за городом точно лучше сидеть по домам, не то выезд в церковь придется превращать в целую военную кампанию. Так что на всякие богослужения решили отправляться завтра днем. Тут у нас разные религии водились, оказалось: Дуглас и Келли тоже были католиками, мисс Мелори и Норман принадлежали к епископальной церкви, Фокс – евангельский христианин, миссис Уильямс была из методистов, Бивера крестили у моравских братьев, миссис Макферсон – у баптистов, а Джемми относил себя к пресвитерианской церкви. И, кстати сказать, не все протестанты признавали рождество: пресвитериане, например, рождество за праздник не считали, но Джемми Макферсон был не настолько благочестив, чтобы отказаться от лишнего повода попировать. То есть, к моему изумлению, и праздник рождества оказался в Штатах традицией не такой давней и всеобщей, как она кажется из 21 века.


 


До меня начали доматываться, как празднуют рождество русские. О том, что я атеист, я уже давно привык помалкивать, куда проще сказать, что у нас отдельная церковь, русская.


 


- У нас рождество не сегодня ночью, а седьмого января, - прежде всего сказал я.


 


- Это с чего вдруг? – удивился Джейк.


 


- По старому стилю, - объяснил я.


 


Джейк по-прежнему не понял.


 


- Это в шестнадцатом веке обнаружили, что календарь не очень точный – ну и поправили. В Европе поправили, у нас тоже, а вот в России – нет, - пояснил Дуглас.


 


Норман между тем впал в задумчивость.


 


- Разве седьмого? – пробормотал он. – Юлианский новый год вроде на наше тринадцатое января сдвинут…


 


- Ага, с тринадцатого на четырнадцатое, - подтвердил я.


 


Норман вообще завис.


 


- Дэну лучше знать, - мягко сказал Дуглас, и Норман пришел в себя:


 


- Да, пожалуй, - согласился он, выбросив проблему из головы.


 


Наконец все угощение выставили на стол, сели вокруг и ожидающе уставились на Нормана. Мэром наш поселок Риверсайд пока не обзавелся, а в отсутствие мэра Норман получался самым большим начальником, поэтому на него и возложили задачу компенсировать непосещение ночного богослужения; всунули в руки евангелие и заставили читать:


 


«…Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим волхвы с востока и говорят: где родившийся Царь Иудейский? ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему…»


 


И мы внимательно слушали, а на столе нас ожидали немудреные местные разносолы: индейка, окорок, оленина, картошка, пироги, соленья. «Микстура от кашля» тоже была уже приготовлена, а для тех, кто не хотел крепкого – «чай», для совсем же непьющих был заготовлен компот из персиков. 


 


Когда Норман закончил главу, все неловко переглянулись – вроде как маловато оказалось торжественности, глава короткая, надо бы еще. Но рождественские службы у всех разные ведь, что бы такое придумать…


 


- «Чу, ангелы-герольды поют…» все знают? – спросил Норман. Этот рождественский гимн был старинный, и знали его все, даже я, потому что это была одна из тех песен, что пелись нами на пути к Форт-Смиту. 


 



 


Мы спели и сели за стол. 


 


Все оживленно заговорили, как будто до того никакой возможности говорить не было. 


 


Вот так и дальше пошло: выпьем-закусим-выпьем-споем… ну, теперь уже никто внимания не обращал, знают ли все песню, не знают. Кто знал, те подхватывали, кто не знал, продолжал закусывать. Сначала пели исключительно благочестиво-рождественское. Тут к изумлению моему выяснилось, что песня «Звенят колокольчики», которая в 21 веке ну прямо-таки неразрывно связана с рождеством, на самом деле рождественской песней не является. 


 



 


Более того, миссис де Туар даже настаивала, чтобы ее не пели в присутствии детей, потому что эта песня хоть и не была непристойной, все же была слишком фривольной. «Вот дети уйдут спать, тогда и пойте», - сказала миссис де Туар. Да пожалуйста, согласились все, потому что подходящих песен и кроме «Колокольчиков» пока хватало. Даже на индейском языке нашелся рождественский гимн – Дуглас с Бивером спели, как пели у них в школьном хоре: сначала куплет на гуронском, потом куплет по-французски, а потом снова на гуронском, и снова по-французски:


 


Ehstehn yayau deh tsaun we yisus ahattonnia


 


O na wateh wado:kwi nonnwa 'ndasqua entai


 


ehnau sherskwa trivota nonnwa 'ndi yaun rashata


 


Iesus Ahattonnia, Ahattonnia, Iesus Ahattonnia.


 


 


 


Ayoki onki hm-ashe eran yayeh raunnaun


 


yauntaun kanntatya hm-deh 'ndyaun sehnsatoa ronnyaun


 


Waria hnawakweh tond Yosehf sataunn haronnyaun


 


Iesus Ahattonnia, Ahattonnia, Iesus Ahattonnia.


 



 


Крепитесь вы, люди, Иисус родился!


 


И вот убежал дух, поработивший нас,


 


не слушайте его, ведь он смущает наши умы!


 


Иисус родился, родился, Иисус родился!


 


 


 


Духи, несущие нам послание, небесный народ,


 


идут сказать: будьте на вершине жизни!


 


Мария родила, так возрадуйтесь!


 


Иисус родился, родился, Иисус родился!..


 


 


 


И с такими умиленными мордами эти рослые парни выпевали свое «аттонья», что в моем затуманенном «микстурой» мозгу зародилась мысль научить их петь «В лесу родилась елочка»: наверняка у них получится истинно-детсадовская серьезность исполнения этой песенки, которой мы лишаемся, переступив школьный порог.


 


- А вы что, в одной школе учились? – спросил я, когда они, допев, потянулись к стаканам.


 


-Угу, - кивнул Дуглас.


 


- У нас в Ноламоме школа старинная, миссионерская, еще с колониальных времен, - объяснил Бивер. – Всех учат: и белых, и красных, и черных. Лучшая школа на пять округов вокруг. А может, и на шесть.


 


Дуглас кивнул:


 


- Не во всяком восточном колледже такое образование дают, как в нашей сельской школе. 


 


- Так ты что – миссионер? – спросил я.


 


- Да нет, какой из меня миссионер… - Дуглас отхлебнул «микстуры» и присоединился к распевающим очередной гимн, а Бивер, который пробавлялся компотиком, но веселел на глазах, начал учить окружающих его детишек орать боевой индейский клич. Сначала они орали его шепотом, а потом взрослые погнали разошедшуюся малышню из-за стола, и боевые кличи зазвучали во всю глотку – то со второго этажа, а то с улицы. В детских шевелюрах стали появляться перья, и я сначала никак не мог понять, откуда они их берут, а потом догадался, что они добрались до запаса гусиных перьев в нашем канцелярском шкафчике. Потом в дело пошла боевая раскраска – сначала просто из сажи, а потом Дуглас со смешком сбегал за своим запасом косметики и детские лица украсили полосы кармина, белил и берлинской лазури. Бивер, воровато оглядываясь, сооружал Шейну Келли «ирокез», фиксируя его персиковым джемом, выдавленным из пирожка. Как этих вождей краснокожих будут завтра отмывать – не представляю. 


 



 


Праздник продолжался, и никому уже не было никакого дела, к какой конфессии кто принадлежит, жалели только, что танцев не устроить: и музыки нет, и дам маловато. Джейк предложил Фоксу побыть за даму, ему, мол, не привыкать, на прошлое рождество, как никак, бойкой юной мисс был, до сих пор иной раз майор Хоуз поминает. Фокс предложение проигнорировал, но долго обижаться не стал, потому что был увлечен тихим разговором с миссис Уильямс.


 


Мало помалу сонных детишек собрали и отправили по постелям. Миссис Макферсон увела своих домой, а заснувшего младшего Келли оттащили на ящик, где спал уже внучатый племянник миссис де Туар. Теперь мы могли петь «Колокольчики» и другие песни, где зимние забавы описывались несколько вольно. Мне, впрочем, было все равно, потому что слов я все равно не знал. 


 


Последнее, что я помню – это Джейк в обнимку с Фоксом и Джемми поют «О, Сюзанна!». Дамы давно нас покинули, в своем кресле, откинувшись назад, спит Келли, Бивер спит, положив голову на стол, и его распушенные волосы черным водопадом спускаются до пола, а Дуглас сидит, прислонившись спиной к стене, курит сигару и только по слегка стеклянному его взгляду можно догадаться, что он в стельку пьян.


 


Хотя нет, это предпоследнее. А последнее – это я волевым усилием увел себя на второй этаж, чуть не рухнул на спящего Нормана, но все-таки благополучно добрался до своей койки, замотался в стылые одеяла и отрубился.


 


Так мы встретили рождество.





 



@темы: история музыки, мое и наше, 19 век, СшА