...А посреди Сиены стоит остов... Нет, не остов, потому что остов - это что-то оставшееся от чего-то уже бывшего.

Там стоит недостроенная коробка будущего... нет, никогда уже не будущего.

Там стоят стены начинавшего строиться готического собора, посреди которых упал тот ворон, с которого началась Черная смерть.

Вот в таком виде они и стоят шестьсот лет.

messala.livejournal.com/874796.html

@темы: история зданий и мебели, медицина-историческое

---

Весна 1643 года, воскресенье, солдаты полковника Кромвеля вламываются в приходскую церковь в Вулли и со скандалом, погромом и дракой изгоняют из неё приходского священника, известного сторонника короля и высокой церкви. Непростая задача, ибо священник – человек, конечно, пожилой, но крупный, крепкий, непугливый и завзятый – а еще жутковатая, потому что он явно проклинает их и подвергает анафеме на каком-то уж совсем не том языке (согласитесь, пуританину трудно в этих обстоятельствах опознать церковнославянский).
Было или не было? https://el-d.livejournal.com/318601.html


ответ - и да, и нет. Никифор Олферьев, сын Григорьев, был послан с тремя товарищами учиться в Англию при Борисе Годунове, учился в Кембридже, перешел в англиканство, стал священником, женился, домой возвращаться отказывался многократно и категорически - в том числе и по религиозным соображениям, а много лет спустя был (кажется, вообще незаконно - то есть, даже без соблюдения условностей образца гражданской войны) выселен из прихода действительно людьми непосредственно Кромвеля (согласно отчетам, там отметилось именно его подразделение) по причине политической неблагонадежности - и получил оный приход обратно в Реставрацию... до которой благополучно _дожил_.

А вот анафема - это вряд ли. Во-первых, в самых ранних описаниях происшествия ничего такого красочного нет, а во-вторых, господин Алфери к религиозным убеждениям относился серьезно, а к православию - не особенно хорошо. Соответственно - крайне сомнительно. https://el-d.livejournal.com/318921.html

@темы: история, англомания

---

@темы: картины

---

Весь день мотался по городу, доплелся до гостиницы и лег довольно рано.
Звонит телефон.

- Але, добрый вечер, это вам звонят с ресепшена. С вами хотят поговорить из квестуры/претуры/эдилитета... короче, из полиции.

Я, как всякий беззащитный иностранец, естественно, начинаю шугаться.

- Мне спуститься вниз?
- Нет, не надо спускаться, с вами так поговорят, по телефону. [я потом еще много раз порывался спуститься, только постфактум понял, что никакой полиции внизу не было, просто на ресепшене внешний звонок перекинули в номер]

- Добрый вечер, синьор Л***. У нас к вам вот какое дело. Вы знакомы с синьором... Сх... Сшх........ Шхс... Схиробакой! Синьор Схиробакой!
- Нет.
- Он уверяет, что приехал сюда на научную конференцию с русской делегацией и потерялся. Мы знаем, что вы тоже по каким-то научным делам, вот и решили узнать - он не из вашей делегации?
- Нет, я тут один. Как, вы сказали, его фамилия?
- Схиробакой.
- Знаете, так вот, на слух, это не кажется русской фамилией.

[глубокое молчание в трубке]

- Так. Значит, он еще и не русский!..

Звонок прервался, я лег дальше спать. Почти на границе сна меня пронзила догадка: Щербаков!

Но было поздно. Думаю, бедный Щербаков так и гниет до сих пор в итальянских рудниках. messala.livejournal.com/874260.html

@темы: фамилии, Вавилон-18

---

Почему в русском языке два слова лук с разными значениями?

Эту пару слов часто приводят студентам в качестве примера того, как возникают омонимы. Дело в том, что в древности в них были разные гласные. У лука, который растет на грядке в корне был привычный нам звук [у], а вот лук, из которого стреляют, имел в корне носовой гласный [ǫ], Следовательно, в праславянском языке растение называлось *lukъ, а оружие *lǫkъ. Для обозначения носового о в кириллице использовалась особая буква ѫ , которую называют «большой юс». В древнерусском языке очень рано, в уже X–XI веках носовые гласные были утрачены, и большой юс стал читаться как [у]. Аналогичная история произошла в ряде других славянских языков, но есть языки, где слова-потомки праславянских *lukъ и *lǫkъ и сейчас различаются: болгарские лук и лък, македонские лук и лак, словенские luk и lok, кашубские łëk и łãk. Теоретически в польском должна была возникнуть пара łuk и łęk, но получилось так, что старопольское łuk 'лук' было вытеснено заимствованием cebula, и сохранилось только в диалектах, причем в значениях 'чеснок' и 'гиацинт'. Польское же слово łęk 'лук' тоже было вытеснено заимствованием — в этом качестве выступило родственное старочешское слово luk (в польском стало łuk), исконное же польское łęk осталось в других значениях: 'дуга', 'арка', 'лука седла', 'опорная ручка у гимнастического коня'. Следует добавить, что, хотя потомки слова *lukъ засвидетельствованы во всех славянских языках, во многих случаях они превратились в архаизмы или диалектизмы, а основным названием лука стало то или иное заимствованное слово. Сохраняет свои огородные позиции слово лук в русском, белорусском, болгарском, сербском и хорватском. В македонском слово лук стало обозначать чеснок, а лук называют кромид. Чеснок также часто называют «белым луком»: серб. бели лук, бијели лук, хорв. beli luk, bijeli luk, болгар. бял лук, аналогичное обозначение — белый лук — было зафиксировано в пермских говорах русского языка.

Теперь о более далекой этимологии. Праславянское *lǫkъ (оружие) принадлежит к семейству однокоренных слов со значениями, связанными с кривизной, изогнутостью. К ним принадлежат также, например, слова излучина и лукавить. Восходит этот славянский корень к индоевропейскому глаголу *lenk- 'изгибать'.

А вот праславянское *lukъ (растение) оказывается заимствованием из прагерманского в праславянский. Его родственники — немецкое Lauch 'лук-порей', древнеисладское laukr 'лук, чеснок', шведское lök, английское leek 'лук-порей' (тот же корень в garlic 'чеснок' из древнеанглийского gārlēac 'копье + лук') и названия лука во многих других германских языках. rousseau.livejournal.com/593109.html

@темы: Вавилон-18

---

Предыстория. Я уже рассказывала, что Монреаль возник именно как религиозная миссия, и что на протяжении столетий реальными правителями города, формировавшими общественное мнение и влиявшими на менталитет, были священники и монахи. Когда город был еще совсем крошечным, в нем уже было четыре монашеских ордена, а одним из первых каменных зданий стала семинария.

В конце 18 века ситуация усугубилась тем, что сюда от Французской революции бежали наиболее одиозные и реакционные священники, спасавшиеся от гильотины.

До 1945 года квебекское общество было ОЧЕНЬ закрытым. Население в основном жило в крошечных городках и на хуторах, крайне замкнуто. На всю провинцию был один крупный город — Монреаль, и два средних — Квебек и Труа Ривьер. Ну еще плюс относительно заметный Шербрук.  И кюре у себя на приходах были в буквальном смысле царями и богами.

О.Бенуа рассказывал, что когда он совсем молодым священником в 1941 году приезжал в родной город, все встречные на улице становились на колени и не смели поднять голову — настолько велик был пиетет.

Что требовали кюре от прихожан. Многодетность была абсолютной обязанностью всех семей. В поколении бабушек моих ровесников 13 — 15 детей были нормой. Если супружеская пара не беременела в течение года после рождения ребенка, ее отлучали от причастия и кюре мог прийти в дом и потребовать исполнения супружеских обязанностей в своем присутствии, чтобы убедиться, что прихожане не уклоняются от зачатия.

Потеря ребенка до родов по любой причине вела к отлучению женщины от причастия. Даже если это был самопроизвольный выкидыш и женщина умирала от потери крови, ей отказывали в предсмертном причащении и отпущении грехов (реальный случай с бабушкой моей коллеги. Она, к счастью, все же выжила.)

При этом если священники решали, что семья слишком бедна и не может нормально прокормить и дать образование всем детям, они могла забрать нескольких детей в монастырский приют. Изъятые таким образом дети фактически становились монастырскими работниками, получали новую фамилию и теряли право на наследство после смерти биологических родителей.

По традиции старший сын в семье должен был уходить в монастырь и становиться священником (реальный случай с братом коллеги, того чудо спасло от рукоположения). Девочек так же часто отдавали в монастырь еще в подростковом возрасте, если семья не могла обеспечить им приданное.

Видеть обнаженное тело, в том числе и свое, считалось страшным грехом. Для мытья существовали специальные просторные рубахи, позволявшие просунуть руку с мочалкой под них, не открывая тела. Естественно, ни о каких зеркалах в помывочных помещениях речи не шло. (Таким образом мылись родственницы еще одной коллеги примерно четверть века назад).

До 1945 года никому в голову не приходило, что здесь что-то не так. Потом с войны начали возвращаться демобилизованные с рассказами, как живут люди в Европе. Плюс худо-бедно повсюду появилось радио. В результате местами-временами общественное мнение начало слегка колебаться, но наружу накопившееся скрытое напряжение не прорывалось до Октябрьского кризиса 1970 года (!). Про кризис я лучше расскажу отдельно, он заслуживает самостоятельного большого рассказа.

И вот тут сжатая пружина распрямилась так, что мало не показалось никому. Церкви ломали, жгли, священников избивали и калечили с такой жестокостью, что вот уже более полувека никто из местного духовенства не рискнет пройти по улице не то, что в сутане, а в пасторском воротничке. Церковная лексика превратилась в наиболее грязные и оскорбительные ругательства, самыми худшими из которых стали «дарохранительница» и «чаша» (на французском языке) с множественными производными от этих слов.

Количество прихожан в церквях стало стремительно сокращаться, молодежь начала массово игнорировать воскресные мессы, хотя крестины, венчания и отпевания по привычке в обиходе еще оставались.

Следующие тридцать лет накал страстей потихоньку угасал, так что в конце девяностых мы еще успели застать момент, когда начальные школы, еще не полностью отделенные от церкви, приглашали родителей учеников на совместные богослужения.

А потом в самом конце девяностых и в нулевые грянула череда скандалов, когда на землях, принадлежавших в пятидесятые — семидесятые годы приютам для сирот и интернатах, обнаружились массовые детские захоронения. Всплыли чудовищные эксперименты над считавшимися психически нездоровыми детьми («Сироты Дюплесси» и неправильный режим питания в интернатах для детей эскимосов, приведшие к гибели сотен, если не тысяч, детей.

Ну и все понеслось по новой. Причем так понеслось, что недавно папа Римский лично прилетал просить прощения у аборигенов за интернаты, изъятие детей из семей и их гибель. Количество верующих сократилось настолько, что у нас в районе из пяти церквей действующей осталась только одна, и в ней прихожан с гулькин нос.

Я уже давно не слышу, чтобы дети ходили на уроки катехизиса, как это было во времена детства моих сыновей, чтобы подростки проходили конфирмацию в церкви, это все осталось в далеком прошлом. Из друзей моих детей венчался всего один, и то под нажимом будущим тещи и тестя откуда-то с южных атлантических островов, и вся их компания втихаря потешалась над этим архаическим действом.

У нас уже много лет государственным служащим, в том числе врачам и учителям, запрещено носить какие-либо явные знаки религиозности, включая нательный крестик (это касается всех религий и всех символов). А из исторического зала заседаний квебекского парламента убрано распятие, которое было частью исходного декора помещения. Так что католическая религия и соответствующие праздники и символы в Квебеке остались уделом фактически кучки маргиналов.

 lady-tiana.livejournal.com/1361477.html

@темы: 20 век

---

понедельник, 15 апреля 2024 в 06:00

Пишет Irina77:

Помня, сколько героев и героинь Джейн Остин потеряли родителей, в ее романах удивительно мало говорится о трауре. Единственные персонажи, на которых потеря родителя повлияла напрямую, - это Дэшвуды ("Чувство и чувствительность"). Отец Элинор и Марианны умирает в феврале, и миссис Дэшвуд с дочерьми остаются в Норленд-парке как минимум на шесть месяцев, прежде чем переехать в Бартон-коттедж в Девоншире. Есть несколько причин, по которым Джейн Остин задержала их так надолго. Во-первых, это завершает первые шесть месяцев уединенного глубокого траура, носимого по мужу или родителю и, что более практично с точки зрения романиста, это дает Элинор время познакомиться с привлекательным, но застенчивым Эдвардом Феррарсом, братом миссис Джон Дэшвуд, новой хозяйкой их дома в Норленд-Парке. Однако, после переезда в Девоншир, они навещают кузена миссис Дэшвуд, сэра Джона Миддлтона в Бартон-парке и наслаждаются оживленной общественной жизнью. Марианна встречает красивого и любезного Уиллоуби и влюбляется. Тот факт, что они сейчас в полу-трауре, не упоминается. В январе следующего года Элинор и Марианна сопровождают миссис Дженнингс в Лондон, чтобы насладиться тем, что может предложить общество, не беспокоясь о приличиях, пока они в трауре. Возможно, обычай длительного траура по родственникам еще не соблюдался в обществе так строго, как это случилось позже. "Чувство и чувствительность" был ранним романом Остин, написанным в 1797-98 годах. Траур показан более ясно в "Разуме и чувствах". Когда Энн Эллиот впервые видит своего кузена мистера Уильяма Эллиота в Лайме, и он, и его слуга носят траур по жене мистера Элиота, умершей шестью месяцами ранее. Джейн Остин использует траур мистера Эллиота, чтобы помочь Энн узнать о его истинном характере от своей подруги миссис Смит, которая когда-то хорошо его знала. Даже если он не любил жену, ее внезапная смерть полгода назад наверняка должна была на него подействовать. Ему определенно не следовало подыгрывать корыстолюбивой миссис Клэй, которая, как подозревает Энн, планирует стать второй леди Эллиот. Неужели мистер Эллиот использует уловки, чтобы предотвратить это? Итак, какими были правильные периоды траура в 19-м веке? Взгляды становились все более экстремальными по мере того, как столетие шло к концу. От вдовы ожидалось, что она будет носить глубокий траур в течение года и одного дня. Одежда - только черного цвета, носить одежду из матовой черной параматты (разновидность шелкового или шерстяного бомбазина) и крепа. Двадцать один месяц спустя она могла отказаться от крепа, а еще через три месяца на полгода одевалась в полу-траур: серый, лавандовый, лиловый, фиолетовый цвета или в серо-белую полоску. Как выразился журнал The Queen: она становилась жертвой "легкой формы сати". Траур по родителю или ребенку длился год. По бабушке и дедушке траур длился шесть месяцев, как и по братьям и сестрам. Дяди и тети были в двухмесячном трауре, двоюродные дедушки и тети - в шестинедельном, а двоюродные братья и сестры - в месячном. И снова, постепенно траур "ослабляли". Должно быть, было облегчением иметь возможность носить изделия из гагата, а чуть позже вернуться к другим украшениям - из жемчуга и аметистов. Но думается, все это больше относилось к высшему и среднему классу, вдовы из более бедных семей вряд ли могли позволить себе столь радикальные меры, и ограничивались трауром попроще. Частичный перевод мой отсюда О трауре в викторианскую эпоху здесь

@темы: этикет и титулы, 19 век, СшА, англомания, история одежды

---

dok-zlo.livejournal.com/5666182.html

@темы: картины

---

Почему, собственно, Шотландия, если Scotland? Откуда взялось это "ш"?

В русской Википедии есть подробная статья "Название Шотландии", в которой объясняется про скоттов и Scotland итд. Про русское название там сказано: "В России это название традиционно употребляется в форме «Шотландия»". Спасибо, что прояснили!

Выглядит так, что русский взял название из немецкого, где тоже "Шотландия", Schottland. Но откуда в немецком взялось это "ш"? Я попытался разобраться, и вот что у меня получилось (пусть филологи-германисты поправят, если где ошибся):

Примерно между 500 и 1500 годами в разных германских языках происходил схожий процесс: звукосочетание "ск" превратилось в "ш". Это может показаться странным превращением, но на самом деле этот процесс занимал несколько сотен лет и происходил в два этапа:
с+к -> с+хь -> ш. Чтобы почувствовать, почему это логично, скажите медленно СКИ - СХИ - ЩИ, и почувствуйте движение языка у верхнего неба - переходы не очень значительные. При этом в разных языках этот процесс проходил в разное время, и по-разному отражался на письме - фиксация письменных форм сильно зависит от местных культурных особенностей.

Английский, как известно, тоже германский язык, хоть один из самых странных в этой семье, по сравнению с другими. В староанглийском языке этот процесс произошел очень рано. К 10 веку нашей эры он уже завершился, так что современное слово ship уже произносилось через "ш", но писалось тогда SCIP. Это написание отражало то, что когда-то намного раньше (может, в 5-6 веках) произносили "скип" - мы также знаем это по родственным словам в других языках - и потом слово прошло, видимо, через "схип" и стало "шип", но правописание застыло и не менялось.

Фонетические сдвиги устроены очень забавно. Представьте язык как дом, в котором на разных этажах живут разные звуки, но лестниц между ними обычно нет; время от времени к дому подъезжает очередная лестница, соединяющая какие-то этажи, и определенные звуки по ней все или почти все перебираются на новое место: например, СК на СХЬ, а потом на Ш. Но потом лестница отъезжает, и шанс утерян; после этого язык может принимать в себя новые слова на СК, и с ними уже это не случится. Так в английском языке: оказывается, множество слов на sk-, которые интуитивно ощущаются как древние, германские - sky, skip, skin, skill итд. - на самом деле пришли в язык довольно поздно, в 13-14 веках. Они действительно германские, но не из староанглийского, а из исландского, голландского, изредка немецких диалеков - из языков, в которых к 13-14 векам этот сдвиг СК->Ш еще не случился или не закончился. По-настоящему древнеанглийские слова типа SCIP или ENGLISC превратились почти все в Ш (есть исключения, например, ask). При этом, когда в 13-14 веках начали приходить эти новые слова с SK или SC, которое действительно произносилось "ск", старые слова с Ш начали записывать по-другому, чтобы избежать путаницы, и удобным оказалось сочетание SH. Так написания SCIP, ENGLISC, SCALL превратились в SHIP, ENGLISH, SHALL, при том, что сами звуки были "ш" к тому моменту уже много столетий.

А что с шотландцами? Их название SCOT, видимо, пришло в староанглийский, когда этот процесс уже закончился, или они оказались исключением типа ask. Так или иначе, они не перешли по лестнице, и "ск" в их названии сохранилось неизменным до наших времен. Зато в верхненемецких диалектах - источниках современного стандартного немецкого языка - эта лестница подъехала заметно позже, где-то в 11-м веке. К тому времени там уже знали, что есть такие "скотландцы". Более того, этот процесс в верхненемецких диалектах частично отразился на письме: переход ск->схь записали как sc->sch. В немецком ch стандартно передает "хь" (примерно, есть определенная разница). И только второй переход, когда это "схь" стало "ш", где-то к 16-му веку, не передали на письме, орфография уже застыла. И так получилось, что в немецком SCH передает звук "ш".

(Знаете, откуда взялось ч в "дойч", самоназвании немцев Deutsch? Из "тиск". Древнее слово diutisc, теперь следите за пальцами: ск->схь->ш по лестнице, одновременно выпадает краткое "и" между t и sch, из "тиск" получается в итоге "тш", а это, слившись вместе, становится "ч").

Так вот, шотладнцы в английском языке не успели вскочить на лестницу, а в немецком - успели. Scottland вместе с остальными sc-словами между 11 и 16 веками становится Schottland и в произношении сначала "схоттланд", потом "шотланд". И в таком виде попадает в русский язык. avva.livejournal.com/3652036.html

@темы: Шотландия, Вавилон-18

---

четверг, 11 апреля 2024 в 22:38

Пишет EricMackay:

В. В. Шишкин Французский королевский двор в XVI веке Совсем мне не понравилось. Тема интересная, но пишет автор очень плохо, текст не вычитан - множество ошибок, структура текста также крайне хаотичная и т. д. Также - здесь Двор до Генриха III Структура французского королевского двора в целом сложилась при поздних Капетингах. При последних Капетингах - первых Валуа публичные и собственно дворовые функции королевского дома-отеля постепенно разделяются - публичные его службы, выполняющие государственные судебно-административные функции (Королевский совет, Парижский парламент, Палата счетов), отделяются от дворовых служб (даже территориально, оседая в Париже), продолжая, впрочем, считать себя частью «большого двора». Жизнедеятельность короля, королевской семьи и двора в целом обеспечивалась основными дворовыми службами (métiers-offices), число которых со временем менялось. С XIV века их было шесть - семь (хлебная, винная, кухонная, фруктуария, конюшенная, фурьеров, с 1323 года - еще и серебрянная). Во главе служб стояли носители главный коронных чинов, обычно с приставкой Grand к названию должности. Отдельно функционировали королевская палата, военный и церковный дворы короля и охотничьи ведомства. Общее руководство деятельностью двора («королевского отеля» - Hôtel le roi) осуществлял Главный распорядитель, с 1351 года именовавшийся Grand-Maître de France. Статус и полномочия должностных лиц, как руководивших службами двора, так и прочих, могли ощутимо меняться, в зависимости от политических обстоятельств, личных взаимоотношений соответствующего лица с монархом и проч. Так, глава хлебной службы до 1323 года именовался Pannetier du roy (Хлебодар короля), позднее, в связи с повышением статуса должности до коронной, уже Pannetier de France (Хлебодар Франции), а с 1419 года - Grand Pannetier de France (Главный Хлебодар Франции). Позднее он вновь превратился в Pannetier de France, а при Франциске I был разжалован в Premier pannetier du Roy (Первого Хлебодара короля), лишившись высшего должностного статуса. Важнейшую роль в структуре двора, впрочем, играли не службы, а Королевская палата / Сhambre и возглавлявший ее Grand Chambellan de France / Главный камергер*, отвечавшие за королевские покои и организацию бытовой жизни монарха. Благодаря постоянному доступу к телу короля служащих Королевской палаты только росло. Чрезвычайно выросло со временем и влияние Premier Maître d'Hôtel / Первого гофмейстера, отвечавшего за хозяйственную часть двора. Формально он не принадлежал к числу высших коронных чинов, подчиняясь Главному распорядителю двора, однако к началу XVI столетия фактически руководил большей частью дворовых служб, выполняя еще и роль главного церемонимейстера. В пятнадцатом столетии, в связи с обстоятельствами второго этапа Столетней войны, а затем и правления Людовика XI, французский королевский двор пришел в упадок и выглядел весьма бледно, не идя ни в какое сравнение с блестящим бургундским. Помимо королевского и бургундского дворов во Франции в это время функционировало значительное число прочих - дворы королей Наварры, герцогов Орлеанских, Бурбонских, Бретонских, Алансонских и проч. Людовик XI, пытавшийся бороться со складывающейся практикой должностной несменяемости и даже наследования королевских должностей, потерпев в 1465 году поражение от Лиги общественного блага, вынужден был пойти на серьезные уступки оппонентам. Изданный им в 1467 году эдикт о пожизненном характере публичных должностей (прежде всего главных коронных и придворных) фактически узаконил подобную практику. Отныне король не мог сместить носителя коронной должности и мог производить назначения лишь на вакантные места, освободившиеся в результате смерти соответствующего лица или совершения им преступления (должность могла быть занята иным лицом и путем добровольной передачи прежним носителем). Монарх, впрочем, имел право упразднить саму должность (после смерти занимающего ее лица), а также сокращать полномочия должностных лиц и перераспределять их в пользу других (чем французские монархи позднее активно и пользовались). Непосредственным ответом Людовика XI на поражение стал фактический отказ от поддержания большого двора. Король окружил себя «малым двором» из числа лично преданных лиц самого разного происхождения, кочуя вместе с ним по разным замкам и лишь в конце жизни осев в луарском замке Плесси-ле-Тур. Судя по сохранившимся расходным документам здесь ему в 1478 - 1481 годах служило всего ок. 60 человек. Супруга короля, Шарлотта Савойская, жила с детьми и еще более скромным двором в другом луарском замке - Амбуазском. Возрождение королевского двора произошло уже при последующих монархах. Ему способствовал и распад прочих французских дворов - бургундского (1477), анжуйского (1482), орлеанского (1491), арманьякского (1497), бретонского (1499) и проч., приведший к стремительному наполнению королевского двора выходцами изо всех регионом страны и превращению его в главное место и средство управления страной**. Двор Карла VIII на 1495 год состоял уже из 366 человек (+ 325 чел. двора королевы Анны Бретонской). Двор Франциска I на 1533 год включал 540 человек (+ 290 чел. двора королевы Клотильды Бретонской). Двор второй жены Франциска, Элеоноры Австрийской в 1547 году состоял из 391 чел. К дворам короля и королевы (двор которой также считался младшим) добавились разнообразные младшие дворы. Так, на 1535 год имелись дворы дофина Франциска - 292 чел., его четырех сестер и братьев (всего более 300 чел.), матери короля Луизы Савойской (295 чел.) и сестры короля Маргариты Наваррской (в 1540-х годах - 368 чел.). Общая численность двора, таким образом, составляла ок. 2 000 чел. Жалованье обладателей ключевых придворных чинов колебалось от нескольких сотен до нескольких тысяч ливров в год, меняясь от царствования к царствованию. Нижестоящие придворные получали обычно от 200 до 1500 ливров, что не всегда покрывало их расходы на пребывание при дворе. Обладателем наивысшего жалованья (18 000 ливров) в первой половине XVI века был герцог Клод де Гиз, занимавший одновременно должности Главного камергера, Главного распорядителя волчей охоты короля (Grand veneur)** и губернатора Бургундии. За ним шел Главный распорядитель двора барон Анн де Монморанси, получавший 12 000 ливров. Общие расходы на содержание двора в 1537 году достигали 1 500 000 ливров (при общем годовом доходе в 5 550 000 ливров). Ордонансы Франциска I и Генриха II в 1520 - 1540-х годах уравняли в правах благородных и неблагородных служащих старшего и младших дворов. В целом же организация двора, начиная с первой половины XVI века, регулировалась не столько ордонансами (требовавшими обязательной регистрации в парламенте), сколько разнообразными внутренними положениями и регламентами. Дворец Капетингов на острове Сите королевский двор покинул в 1358 году, после восстания Этьена Марселя, сопровождавшегося захватом дворца. Первое время двор квартировал в разных местах в самом Париже - в укрепленных замках Лувр и Венсенн, позднее в особняке Сен-Поль. После бегства дофина Карла из Парижа в 1418 году французский двор долгое время вообще не имел постоянного пристанища, перемещаясь из одного французского замка в другой. Париж короли навещали лишь по особым случаям (чрезвычайные сессии парламента и проч.). Короли первой половины XVI века продолжали вести кочевой образ жизни. Так, Франциск I на протяжении года останавливался в среднем в 25 местах, а его сын Генрих II - в 27, посетив за 12 лет правления 354 различных населенных пункта. В марте 1528 года Франциск I известил парижский муниципалитет о своем намерении поселиться в Луврском замке, однако из-за отсутствия средств работы по его обустройству начались лишь в 1540-х годах и въехать в Лувр смог лишь Генрих II (1551?). Тем не менее, начавшийся процесс возвращения двора в Париж имел большое политическое и культурно-идеологическое значение, вернув городу столичный статус, а королевскому двору постоянный дом. Относительно сущности восстановленного французского двора первой половины XVI века существуют различные точки зрения. По мнению одних авторов он был основан на традиционных началах, по мнению других - Франциск I создал новую систему двора, которую затем лишь совершенствовали последующие Валуа и первые Бурбоны. Так, по мнению П.-Л. Редере (которое видимо близко и автору) при Франциске главные коронные должности фактически лишились большей части полномочий, оставшись почетными, но малофункциональными постами. Их полномочия де-факто перешли к заместителям. Помимо этого, король создал значительное число новых должностей, реорганизовал военный и церковный двор, сделал часть должностей, ранее закрепленных за представителями третьего сословия, аноблирующими. Все придворные должности были распределены по четырем уровням, с четкой субординацией сверху донизу: - почетные службы аристократов высшего ранга без реальных полномочий; - почетные службы дворян с реальными полномочиями; - аноблирующие службы; - службы для неблагородного персонала. В составе высшей французской элиты в конце XV - первой половине XVI века также произошли значительные изменения. С исчезновением суверенных домов на первый план выдвинулась знать средней руки, долгое время служившая опорой династии при «собирании земель». Желая организовать качественно иной, служилый, элитарный слой монархи начали практиковать создание новых герцогств - сеньорий высшего достоинства. Возводимые в этот ранг фьефы намеренно рассредотачивались территориально, находясь внутри королевского домена - это минимизировало сепаратистские поползновения**. Новоявленные герцоги, как правило, получали также титул пэра Франции, что давало им соответствующие привилегии (участия в заседаниях парламента, суда равными по положению лицами, исполнения почетных обязанностей на королевских церемониях и проч.). Одними из первых герцогские титулы получили представители боковых ветвей Лотарингского и Бурбонского домов - Гизы (1527), Монпансье (1538), а также самый старый баронский род страны - Монморанси (1551). Двор Франциска I / Генриха II в итоге выглядел следующим образом. Во главе двора стоял Главный распорядитель / Grand-Maître de France. Двор включал Королевскую палату, хозяйственные службы, охотничьи службы, военный и церковный дворы короля и пр. Во главе Королевской палаты стоял Главный камергер / Grand Chambellan de France. Ему подчинялись камер-юнкеры / gentilhommes de la chambre (должность учреждена в 1515? году, жалованье 1200 ливров, на 1545 год - 68 человек). В 1545 году была учреждена также должность первого камер-юнкера / premier gentilhomme de la chambre, замещавшего при необходимости главного камергера и руководившего дежурной сменой камер-юнкеров. Камер-юнкерам подчинялись камергеры / chambellans, а камергерам - камердинеры при Королевской палате / valets de la chambre и камердинеры при гардеробе / valets de garderobe. Должности камердинеров занимались неблагородными лицами, но были аноблирующими. Камердинеры руководили привратниками / huissiers de sale и разного рода портье / portiers de l’Hôtel du roi. Третьим по статусу придворным лицом, после Главного распорядителя и Главного камергера являлся Главный шталмейстер / Grand ecuyer de France, руководивший королевскими конюшнями. Ему подчинялись первые и прочие шталмейстеры / premier et autres ecuyers, курьеры, пажи и прочий обслуживающий персонал. Большей частью хозяйственных служб двора руководил Первый гофмейстер / Premier Maître d'Hôtel. Ему подчинялись кухонная служба, состоявшая из подразделений обслуживающих короля (bouche) и остальной двор (gobelet); фруктуарий (доставка фруктов); служба фурьеров / квартирмейстеров (перевозки и размещение двора); серебряная служба (меблировка, посуда и проч.) Хлебная и винная службы, возглавляемые соответственно Первым хлебодаром / Premier pannetier du Roy и Первым (с 1519 года - Главным) виночерпием / Premier (Grand) echanson, а позднее и служба стольников / форшнейдеров руководимая Premier écuyer tranchant подчинялись непосредственно Главному распорядителю двора. Королевские охотничьи службы появились еще при Людовике Святом. Со времени Карла VI королевской охотой руководили Главный егермейстер / Grand veneur de France и Главный сокольничий / Grand fauconnier de France. При Франциске I к ним добавился Главный ловчий волков / Grand louvetier de France, с соответствующей службой. Военный двор / дом короля в это время еще не представлял собой единого целого, включая несколько отдельных, не связанных между собой формирований. Он включал несколько рот лейб-гвардии, роту «вороньего клюва», швейцарскую роту и отряд привратной стражи, общей численностью примерно в 750 человек. Конная лейб-гвардия до 1545 года состояла из двух рот - шотландской (Gardes Ecossais, учреждена в 1445 году) и французской (учреждена в 1473 году). Французская рота (состоявшая из 200 человек) в 1545 году была разделена на две, в том же году была сформирована еще одна французская рота и с этого времени лейб-гвардия (gardes du corps) состояла из 4 рот (по 100 человек в каждой), дежуривших при короле поквартально, сменяя друг друга. Первой по статусу считалась шотландская рота (в XVI веке комплектовавшаяся уже в основном французами), ее капитан именовался первым капитаном лейб-гвардии (Premier Capitaine des Gardes du Corps des Rois de France). Лейб-гвардия всюду сопровождала короля и охраняла внутренние помещения его резиденции. Уже со времен Карла VII 25 дворян шотландской роты составляли особый отряд «охраны рукава» / Garde de la manche - королевских телохранителей неотступно следующих за королем (по 6 человек в смене). Единственным пешим подразделением военного двора была т. н. «Швейцарская сотня» / Сompagnie de Cent suisses - рота швейцарских гвардейцев, учрежденная в 1496 году. В королевских резиденциях швейцарцы охраняли задний двор, технические и хозяйственные помещения. Рота «вороньего клюва» или «ординарных дворян охраны» (Gentilshommes ordinaries de la garde, au bec de corbin) численностью в 100 человек была создана Людовиком XI в 1464 году. В 1487 году численность ее была удвоена, со времен Франциска I подразделение именовалось также «Двумя сотнями ординарных дворян дома короля» / Deux cents gentilshommes ordinaires de la maison du Roy. Позднее, уже при Генрихе III (1586 год) рота была разделена на две (обе роты упразднены Людовиком XIV). Название «вороний клюв» подразделение получило из-за формы своих церемониальных боевых топориков. Дворяне роты охраняли королевский кортеж при переездах и сопровождали короля во время разнообразных торжественных церемониий. История отряда привратной стражи / garde de la porte восходила ко временам глубокой древности. Он состоял из 50 человек и отвечал за охрану внешних ворот королевской резиденции и проверку жетонов-пропусков выдававшихся служащим дежурной смены двора. В состав королевского двора входила также дворцовая полиция - служба Главного прево королевского отеля / Grand Prévôt de l’Hôtel du Roi. Она была образована около 1450 года и на 1519 год включала, помимо самого прево, трех его заместителей-лейтенантов и 30 стрелков. Юрисдикция Главного прево распространялась на саму королевскую резиденцию и местность радиусом в 5-6 лье (20 - 25 км) вокруг местопребывания короля. Он мог производить арест любого служащего двора (кроме носителей главных коронных чинов и руководителей служб) или иного лица в соответствующем районе - за нарушение порядка или совершение преступления. Церковный двор короля в полной мере оформился при Франциске I. Во главе двора стоял Главный раздатчик милостыни Франции / Grand aumonier de France, игравший роль епископа двора. В его юрисдикции находился весь церковный штат двора, за исключением королевского духовника и глав королевских церкви и капеллы. Главный раздатчик координировал также деятельность церковного штата младших дворов, прежде всего двора королевы. Сама должность раздатчика милостыни появилась еще в 1220 году, в 1486 году он был повышен до Главного раздатчика милостыни короля / Grand aumonier du Roi, а в 1523 году - уже до Главного раздатчика милостыни Франции. Заместителем главного раздатчика был Первый раздатчик / Premier aumonier, отвечавший помимо прочего, за ежедневные службы связанные с приемом монархом пищи и отходом ко сну. Далее шли Глава придворной часовни / Maître d’Oratoire и Глава королевской капеллы / Maître de la Chapelle отвечавшие за организацию обычных королевских месс / вечерен и торжественных богослужений. Обе должности были учреждены в 1523 году и считались равноценными. Они могли (как и должность Главного раздатчика) заниматься кардиналами церкви, но во внутренней иерархии двора стояли ниже должности последнего. Придворная часовня и капелла вместе именовались Большой капеллой / Grande Chapelle и позднее могли возглавляться одним лицом. Четвертым по статусу лицом церковного двора считался королевский духовник / confesseur, со времен Франциска I руководивший также работой ординарных дворовых исповедников / predicateurs. При дворе обреталось также некоторое число малолетних дворян-пажей, в штате не числившихся и жалованья не получавших. Он делились на пажей при Королевской палате, пажей при охотничьих ведомствах и почетных пажей детей короля и были постоянным источником всяческих безобразий. Общее их число неизвестно. * С натяжкой, аналоги нашей Комнаты и постельничего. ** Легко заметить, что все это очень похоже на аналогичные процессы происходившие в то де время на другом конце Европы - в России. *** Так у автора, ниже Grand veneur обозначен как Главный егермейстер. Двор Екатерины Медичи Двор французской королевы как отдельное структурное образование, со своим штатом, церемониалом и бюджетом, окончательно оформился только при Анне Бретонской, на рубеже XV - XVI веков. Штат его поначалу был чисто женским, однако уже при Франциске I, из-за нехватки мест при дворе короля, двор королевы начал все больше пополняться мужчинами и вскоре уже на две трети состоял из последних. Расцвета и вершины могущества двор достиг при королеве-матери Екатерине Медичи, в 1560 - 1580 годах. Двор в это время состоял уже из двух частей - женской и мужской. Во главе женской части двора стояла Гофмейстерина / Dame d’honneur, исполнявшая роль главной распорядительницы женской части двора. Эта должность появилась еще в 1387 году, при Изабелле Баварской и до 1523 года именовалась Première dame d'honneur (прочие дамы свиты королевы именовались соответственно - dame d'honneur). В 1523 году по приказу Франциска I Dame d’honneur осталась одна, лишившись приставки первая, должности прочих дам также были переименованы. Dame d’honneur избиралась из числа наиболее знатных лиц, жалованье ее составляло 1200 ливров в год. За Dame d’honneur шли свитские дамы (dames de palais), подразделявшиеся на две категории, в зависимости от знатности. Первую составляли дамы / Dames, представительницы высшей аристократии (как правило принцессы или герцогини), обычно супруги лиц занимавших высшие посты при дворе, в армии и администрации. Их служба сводилась в основном к участию в торжественных церемониях на которых присутствовала королева, а жалованье составляло 800 ливров. Всего в 1547 - 1585 годах при дворе Екатерины Медичи служило 23 таких дамы (от 2 до 10 в год). Вторую категорию составляли другие дамы / Аutres dames, набиравшиеся из менее знатного дворянства и обычно являвшиеся супругами различных чинов двора. Они получали по 400 ливров, кормились с королевского стола и получали разнообразные подарки. Дамы служили при королеве посменно, смены эти (3-4 месяца) обычно совпадали со сменами их мужей. Отслужившие свою смену дамы могли оставаться при дворе (не получая жалованья) и фактически жили при нем большую часть года. Эта категория придворных составляла основу женского окружения королевы и численность ее постоянно росла - 18 на 1560 год, 34 - на 1568-й, 53 - на 1578-й, 81 - на 1583-й. К этой же категории относилась Dame d'atour - дама отвечавшая за гардероб и драгоценности королевы (должность учреждена в 1534 году). Позднее, в XVII веке, она занимала вторую позицию в иерархии женских должностей, однако в описываемый период видимо еще мало выделялась среди прочих дам. Dame d'atour руководила процессом одевания королевы. Дамы большей частью жили за пределами дворца или замка - вместе с мужьями. Следующий уровень составляли фрейлины / filles и их наставницы / Gouvernante des filles. Наставница (с жалованьем в 600 ливров) имелась на одна смену, ей помогала sous-gouvernante, с жалованьем в 300 ливров. Фрейлины делилились на две категории - более привилегированных фрейлин при спальне / filles de chambre, с окладом в 400 ливров, набиравшихся из дочерей титулованной знати и прочих / filles demoiselles, с окладом в 200 ливров, представлявших среднее дворянство. Фрейлин при спальне имелось всего 6 в 1568 году и 3 - в 1578-м. Прочих было гораздо больше - 14 в 1564-м, 15 в 1576-м и 25 в 1585-м. Фрейлины, в отличие от дам, жили в специальных помещениях возле апартаментов королевы. Они попадали ко двору в возрасте 11-15 лет и после замужества переходили в разряд autres dames, или, в случае отсутствия мест - на службу в другие женские дворы. Неблагородную часть женского двора составляли в основном камеристки / femmes de chambre и служанки фрейлин / femmes des filles. Камеристки набирались в основном из хороших городских фамилий и постоянно жили при королеве, прислуживая при пробуждении и отходе ко сну, заправляя кровать и проч. К этой категории относились и кормилицы королевских детей и королевская повитуха. Жалованье камеристок, в зависимости от статуса и обязанностей, составляло от 20 до 200 ливров. На 1564 год их имелось 12, на 1577 - уже 28, на 1585 - 44. Служанки фрейлин (3-4 на смене?) следили за порядком в спальнях дежурных фрейлин, помогая им одеваться и раздеваться. Помимо этого, к неблагородной части двора относились кастелянша, отвечавшая засмену белья и дежурные прачки (по 4 на смену). Прочие женские дворы Франции были организованы таким же образом, отличаясь лишь численностью штата. Большая часть свитских дам служила сразу в нескольких дворах, так, почти все свитские дамы Екатерины Медичи числились в списках двора ее невестки Марии Стюарт. Заканчивая смену при одном дворе дамы, приступали к соответствующим обязанностям в другом. Фрейлины и их наставницы должности совмещать не могли. Первым лицом мужской части двора королевы являлся капитан почетной свиты / Сhevalier d’honneur королевы. Он фактически руководил мужской частью двора и по статусу был равен Dame d’honneur, имея тот же оклад в 1200 ливров. Сhevalier d’honneur должен был повсюду сопровождать королеву. В его непосредственном подчинении находились дворяне почетной свиты (gentilshommes d’honneur) - 15 на 1585 год. Вторым по статусу лицом мужской части двора с 1523 года являлся Первый гофмейстер / Premier maître d’Hôtel. Он занял место Главного гофмейстера / Souverain maître d’Hôtel, в XIV - XV веках возглавлявшего двор королевы, однако в 1523 году ликвидированного по политическим соображениям и замененного капитаном свиты. Первый гофмейстер (оклад 800 ливров) осуществлял общее руководство хозяйственной частью двора королевы. Ему помогали обычные гофмейстеры (оклад 600 ливров): 6 в 1560-м, 9 - в 1577-м, 12 - в 1585 году. Хлебная и винная службы двора королевы, а также служба стольников-форшнейдеров / écuyers tranchants имели собственных руководителей (Первый хлебодар королевы и т. д.) подчинявшихся непосредственно капитану почетной свиты и по статусу стоявших ниже гофмейстеров (жалованье 400 - 500 ливров). Отдельной кухонной службы двор королевы не имел - соответствующее подразделение королевской кухни готовило для всех членов королевской семьи. Отдельная трапеза королевы обслуживалась сменой из числа дежурных дворян-хлебодаров (всего их имелось 5 на 1560-й и 13 на 1584 год), виночерпиев (4 на 1560-й и 19 на 1583-й) и стольников (4 на 1560-й и 8 на 1585-й). У двора королевы имелась также своя служба квартирмейстеров / maréchaux des logis, отвечавшая за его размещение (4 дворянина на 1560 год и 3 на 1585-й). Третьим по статусу лицом мужской части двора был Первый шталмейстер / Premier ecuyer королевы, отвечавший за конюшни, выезды и прочие перемещения. При Анне Бретонской эта должность именовалась Главным шталмейстером и была второй в мужской части двора королевы, однако Франциск I понизил ее статус. Жалованье Первого шталмейстера составляло 800 ливров. Ему помогали прочие шталмейстеры (3 на 1560-й и 6 на 1583-й), с жалованьем в 400 ливров. Фактически королевские конюшни были единым ведомством и почти все чины двора королевы совмещали должности с аналогичными королевскими. Рядовые шталмейстеры, гофмейстеры, хлебодары и проч. набирались в основном из мелкого дворянства и также обычно совмещали должности в разных дворах. Неблагородный состав мужской части двора подчинялся напрямую капитану свиты и / или гофмейстерины, однако как это руководство осуществлялось на деле неясно. Первое место среди этой категории служащих занимали королевские медики (ординарные врачи). Всего их на 1547 год имелось 11, однако постоянное жалованье (600 ливров) получали только трое, а остальные были приходящими. Медицинский персонал включал также аптекарей (3 чел. на 1585 год) и хирургов (6 человек на 1585 год). Далее шел гардеробмейстер / maître de garde-robe, отвечавший видимо (вместе с двумя помощниками) за хранение служебной одежды персонала. Камердинеры королевы / valets de la chambre (жалованье 180 ливров, 7 на 1560 год, 23 на 1583-й) были вхожи в королевские апартаменты, выполняя различные поручения королевы. Прочие камердинеры / autres valets de la chambre (17 человек на 1585 год), обслуживали остальную часть женского двора. Обе группы подчинялись первому камердинеру, отчитывавшемуся перед капитаном свиты. Далее шли две группы привратников - привратники при Палате / huissiers de chambre и привратники в (присутственной) зале / huissiers de salle (7 и 6 человек соответственно на 1585 год, жалованье и статус аналогичны камердинерским). Деятельность привратников курировали дежурные гофмейстеры, которым подчинялись также художники / tapissiers (отвечали за состояние ковров и шпалеров, 6 чел. на 1585 год) и т. н. работники механических профессий / gens de métier (10 на 1585 год) - золотых дел мастер, каретный мастер, столяр и проч. Церковный двор королевы возглавлял ее Главный раздатчик милостыни (в ранге кардинала). Ему помогал Первый раздатчик милостыни, при необходимости замещавший Главного. Им подчинялись ординарные альмонарии / раздатчики - 6 на 1560-й и 32 на 1585 год. Третьим по статусу лицом этого двора был духовник королевы (в ранге епископа). При дворе также числились исповедник, священники (4 на 1576 год), органист, певчие часовни (7 человек) и церковные служки (4 мальчика на 1576 год). Главный и Первый раздатчики жалованья не получали (должны были жить на доходы со своих церковных бенефициев), ординарные альмонарии получали чисто символическое (5 ливров, по той же причине), духовник и прочие служащие получали от 120 до 500 ливров в год. Собственного военного двора королева не имела и охранялась видимо подразделениями дома короля. При Генрихе III при дворах Екатерины Медичи и его супруги Луизы Лотарингской были видимо созданы небольшие военные подразделения - по роте швейцарцев и аркебузиров при каждом. У королевы имелся также собственный совет / gens de conseil, включавший, в частности, особого генерального контролера / contrôleur général курировавшего финансовые вопросы ее двора и отчитывавшийся перед королевой и капитаном свиты. У Екатерины Медичи, ведшей обширнейшую переписку, имелось также множество секретарей - 9 на 1560 год, 33 - на 1579 и 108 на 1585. Общая численность двора Екатерины Медичи в 1560 году достигала, как минимум, 400 человек, в 1585 год - 600 чел. Примерно треть из них составляли женщины. Дежурная смена двора включала 100 - 150 человек, однако фактически при королеве находилось значительно больше людей, поскольку многие оставались при дворе и после завершения смены. Двор Генриха III Определенные усилия по реформированию сложившегося при Франциске I двора предпринимались уже при Карле IX. Это было вызвано, в первую очередь, финансовыми причинами. Королевский долг к 1560 году достигал 43 млн ливров (при годовом доходе в 16 млн), затраты на королевский двор, содержащийся в основном за счет косвенных налогов, далеко выходили за грань разумного (так, на 1576 год косвенных налогов было собрано на 2 млн ливров, на двор потрачено 3,8 млн ливров). В 1561 году содержание служащих королевского двора было уменьшено на треть, запрещено было совмещать должности более чем в двух дворах и проч. Помимо этого в 1560-х годах обычными стали задержки в выплате жалованья (иногда на несколько месяцев). Задержанные суммы обычно пускались в рост. Позднее вводились и новые ограничения на совмещение должностей которые на практике соблюдались, в лучшем случае, выборочно (когда требовалось прижать некую конкретную персону). Издавались и другие распоряжения, призванные упорядочить и улучшить функционирование двора. Генрих III реформированием собственного двора занимался чрезвычайно активно (регламенты 1574, 1578, 1585 годов и проч.), пытаясь одновременно повысить его функциональность - установив плотный контроль за всеми внутренними процессами (политическими, кадровыми, организационными, церемониальными), укрепить сакральный статус монарха и вытеснить с ключевых позиций сторонников Гизов и ставленников собственной матери, Екатерины Медичи. Усилия короля в целом не увенчались успехом и, как отмечает автор, только способоствовали росту отчуждения между ним и французским дворянством и последующему распаду двора. Из конкретным мероприятий Генриха III можно отметить следующие. Главный распорядитель двора / Grand-Maître de France (эту должность занимал Генрих де Гиз) был в значительной мере лишен реальных полномочий - за счет перераспределения функций существующих и создания новых служб, а также за счет продвижения на ключевые посты в подчиненных ему службах лояльных королю лиц. Так, из под контроля Главного распорядителя были выведены Королевская палата, Главный прево с его людьми, а также (фактически) новоучрежденные должности Главного церемонимейстера и Главного квартирьера, понижен статус Главного хлебодара (должность занимал сторонник Гизов) и пр. Регламентом 1585 года была учреждена новая служба - упомянутого Главного церемонимейстера Франции / Grand Maître des cérémonies. Формально он подчинялся Главному распорядителю двора, но фактически - лично королю (должность была замещена одним из преданнейших сторонников короля). В обязанности Главного церемонимейстера входила организация всех дворовых и государственных церемоний. Тем же регламентом было подтверждено существование еще одной новой должности, фактически введенной еще при Карле IX - Главного квартирмейстера / Grand maréchal des logis, возглавлявшего службу фурьеров / квартирмейстеров. Он также формально подчинялся Главному распорядителю двора, но фактически лично королю (должность опять-таки была замещена преданным сторонником Генриха III). Существенным изменениям подверглась Королевская палата. Возглавлявший ее Главный камергер / Grand Chambellan de France (еще один член семьи Гизов - Карл Лотарингский, герцог де Майенн) также фактически лишился реальных полномочий. Фактически деятельностью Палаты теперь руководил первый камер-юнкер / premier gentilhomme de la chambre - их, впрочем, в это время имелось уже двое (служили посменно). Первому камер-юнкеру подчинялись 45 дежурных камер-юнкеров, гардеробмейстер, камердинеры и проч. Один из генриховских первых камер-юнкеров изначально был его верным сторонником, другой - ставленником Екатерины Медичи, позднее, усилиями монарха, его место также занял королевский миньон. Камер-юнкеры / gentilhommes de la chambre теперь подразделялись на учрежденных регламентом 1585 года ординарных камер-юнкеров / камергеров) / gentilhommes ordinaries de la chambre / chambellans и дежурных камер-юнкеров / gentilhommes de la chamber en quartier. Ординарные камер-юнкеры (5 человек в дежурной смене) теперь числились также и камергерами. Должность камергера теперь не играла самостоятельной роли, совмещаясь с должностями первых и ординарных камер-юнкеров, а также даваясь другим служащим в знак особого благоволения (на 1585 год камергеров имелось восемь)*. Дежурных камер-юнкеров имелось 45 (служили сменами по три месяца). Должности камер-юнкеров также замещались верными сторонниками короля. Схожие изменения были произведены и в ведомстве Главного шталмейстера / Grand ecuyer de France. Рассорившись с владельцем этой должности, перешедшим на сторону Гизов, Генрих III фактически лишил его реальных полномочий. Королевские конюшни были разделены на Малые / Petite Ecurie, обслуживавшие лично короля и Большие / Grande Ecurie, обслуживавшие остальной двор. Малыми руководил верный королю Первый шталмейстер / Premier ecuyer. Главному шталмейстеру были формально оставлены Большие, однако и ими фактически позднее руководил один из королевских ординарных камер-юнкеров. Большая часть охотничьих ведомств осталась под контролем Гизов - должности Главного егермейстера / Grand veneur и Главного сокольничего / Grand fauconnier занимали их верные сторонники. Лишь на должность Главного ловчего волков / Grand louvetier Генриху III удалось поставить преданного ему человека. Видимо в силу этого король избегал участия в охотах и они почти прекратились. В организации службы Военного двора также произошли изменения. Лейб-гвардия теперь служила по 4 месяца вместо трех, поротный порядок службы был заменен службой по третям - в каждую дежурную смену заступала треть каждой из 4 рот лейб-гвардии (примерно 130 человек). Дежурная смена «отряда рукава» была увеличена до 12 человек. Главный прево, с его людьми, как уже отмечалось, был выведен из подчинения Главному распорядителю и подчинен непосредственно королю. В 1585 году, в связи резким обострением обстановки в стране, был образован еще один отряд охраны короля - гвардия Сорока пяти / garde de Quarante-cinq, состоявший из 45 специально отобранных гасконских дворян, защищавших монарха денно и нощно. Королевский двор фактически начал распадаться уже в последние годы жизни Генриха III и после гибели короля в августе 1589 года распался окончательно. После распада единого королевского какое-то время в стране одновременно функционировало целых четыре двора. Первым из них был двор Генриха де Бурбона к которому примкнула большая часть бывших служащих двора Генриха III. Вторым - двор Гизов в Париже, возглавлявшийся братом покойного Генриха де Гиза, герцогом Карлом Майенским, объявившим себя Главным наместником государства и короны Франции. К нему в разное время также примкнуло значительное число служащих двора Генриха III. Внутренние конфликты привели к распаду этого двора накануне вступления Генриха IV в Париж. Третьим был двор Луизы Лотарингской - вдовы Генриха III, действовававший в 1589 - 1601 годах. После смерти мужа Луиза Лотарингская жила вместе с оставшимся при ней сравнительно небольшим двором в замке Шенонсо. После смерти вдовствующей королевы в 1601 году ее двор окончательно распался. Четвертым был двор Маргариты де Валуа, королевы Наваррской и сестры Генриха III (см. ниже). * После 1589 года Генрих IV вообще раздавал должность камергера, ставшую пустой синекурой, направо и налево, чем совершенно ее обесценил. Двор Маргариты де Валуа Дворы королевский детей («детей Франции» как самостоятельные структурные подразделения королевского двора возникли еще в середине XIII века, при Людовике Святом. В соответствии со сложившейся практикой, в XVI веке дети короля жили и росли отдельно от королевского двора - в каком-либо из замков (Сен-Жермен, Фонтенбло, Амбуаз, Венсенн). По достижении 7-летнего возраста для королевского отпрыска формировался собственный двор, в 13-летнем возрасте он объявлялся совершеннолетним и присоединялся, вместе со своим двором, к большому королевскому двору. Маргарита де Валуа (1553 - 1615), младшая сестра королей Карла IX и Генриха III, собственным двором обзавелась в 1560 году. Двор Маргариты включал около 100 человек, в т. ч. примерно 17 дворян (3 свитских дамы и 4 фрейлины, по 2 хлебодара, виночерпия, шталмейстера и стольника, казначей и контролер). Прочий персонал двора был неблагородным. Совокупное годовое жалованье этого двора составляло 19 000 ливров. В 1578 году, в связи с отправкой Маргариты к мужу, Генриху Наваррскому, для нее был фактически сформирован новый двор. И сама Маргарита и ее двор должны были сыграть важную роль в примирении короля с лидером гугенотов и формированием двора королевы Наваррской занималась сама Екатерина Медичи. В штат двора было включено значительное число гугенотов и уроженцев Юга Франции - по политическим соображениям. Двор 1578 года включал примерно 300 лиц, с совокупным жалованьев в 52 000 ливров. Структурно он был схож с двором Екатерины Медичи. Его женская часть включала 33 дворянок, служивших посменно (по 4 месяца) на тех же позициях, что и в доме королевы-матери - дам, прочих дам, фрейлин и проч. Жалованье их было меньше чем у служащих двора Екатерины. Неблагородная часть женского двора включала 16 человек (10 камеристок, кастелянша, две служанки фрейлин, три прачки). Мужская часть двора включала ее фактического главу - Первого гофмейстера (жалованье - 400 ливров), с соответствующими службами (6 ординарных гофмейстеров, 8 хлебодаров, 4 виночерпия, 3 стольника, с жалованьем в 300 ливров у всех) и Первого шталмейстера (4 ординарных шталмейстера + пажи). Помимо перечисленных дворянами занимались должности канцлера и финансового контролера. Неблагородная часть мужского двора включала семерых медиков (5 врачей, хирург и аптекарь, жалованье 300 - 470 ливров), 26 «секретарей финансов» (по 300 ливров), 28 камердинеров (по 160 ливров), а также 9 привратников (по три при королевских апартаментах, в приемной зале и при совете королевы), трех слуг фрейлин, 21 секретаря, 5 квартирмейстеров, 5 фурьеров, трех поваров, четырех хранителей посуды, 8 лакеев и проч. (жалованье от 7 до 120 ливров). Помимо этого, у Маргариты имелся также небольшой церковный двор, включавший четырех раздатчиков милостыни, духовника, двух священников (видимо в каждой смене) и трех служителей часовни. Генрих Наваррский разрешил присутствовать в Нераке лишь нескольким священникам и руководство церковного двора - Главный раздатчик милостыни и его заместитель фактически оставалось в Париже. Фактическим руководителем церковного двора Маргариты в Нераке был католический епископ соседнего Ажена. Военного двора у Маргариты не было, однако к ней было приставлено 10 или 20 швейцарцев гвардии короля. Вышеописанный двор в 1578 - 1585 годах размещался в небольшом аквитанском городке Нерак, пытаясь влиять на Генриха де Бурбона и его гугенотов в указанном выше духе. На 1585 год двор Маргариты по штату включал уже 46 женщин благородного происхождения. Мужская часть состояла из Первого гофмейстера (с подчиненными ему пятью гофмейстерами, одиннадцатью хлебодарами, десятью виночерпиями, семью стольниками), Первого шталмейстера? (4 шталмейстера), двух сюринтендантов [видимо те же канцлер и контролер], церковного двора (5 человек), 5 медиков, 5 квартирмейстеров и проч. У Маргариты имелся также собственный совет, фактически состоявший из юристов разбросанных по местам где у нее имелись интересы (10 в Париже, по четыре в Бордо и Тулузе и проч.). Штат двора вероятно был больше штата 1578 года, однако фактически служило меньше людей - порядка 200 человек (60-70 в смене). В 1585 году Маргарита перешла на сторону Лиги и Гизов и вынуждена была бежать из Нерака - сначала в соседний Ажен (которым владела как апанажем), а оттуда в Овернь, где, после разнообразных приключений, поселилась в замке Юссон (ноябрь 1586-го). Здесь она жила до возвращения в Париж (1605 год). Двор Маргариты последовал за ней, был вскоре формально распущен Генрихом III, однако фактически продолжал существовать и позднее. Основу небольшого юссонского двора составляли уже представители мелких и средних дворянских семей соседних районов Оверни, хотя с Маргаритой остались и некоторые члены ее неракского и парижского дворов. Двор в Юссоне был организован как типичный двор Валуа, порядки которого Маргарита по мере сил старалась поддерживать. Генрих IV восстановил отношения с супругой уже в 1593 году, возобновив и финансирование ее двора. В 1599 году он официально развелся с Маргаритой, сохранившей впрочем, королевский титул и собственный двор. В 1605 году Маргарита и ее двор вернулись в Париж, где играли весьма значительную роль, способствуя восстановлению королевского двора и поддерживая историческую связь дворов Бурбонов и Валуа. Возрождение двора при Генрихе IV Как уже отмечалось, после гибели Генриха III в августе 1589 года значительная часть служащих его двора примкнула к Генриху де Бурбону. Однако в 1589 - 1594 годах двор последнего фактически оставался чисто военным. Воссоздание двора началось лишь после вступления Генриха IV в Париж (март 1594 года). Образцом для двора первого Бурбона служил двор Генриха III и новый двор организационно мало отличался от старого. На службу к новому королю перешла и большая часть служащих прежнего двора. Так, даже формально второй в иерархии двора пост, Главного камергера, остался за семейством Гизов - в 1595 году король вернул его Карлу де Майенну, а позднее передал сыну последнего, Генриху Лотарингскому, герцогу д'Эгийону*. Двор Генриха IV в скором времени превзошел размерами двор Валуа, однако современникам казался хуже организованным и куда более простым - новый король, сам тяготившийся придворным церемониалом, не требовал его строгого соблюдения и от придворных. Большую часть церемониальных хлопот Генрих переложил на вторую супругу, Марию Медичи (в браке с 1600 года), главной советчицей которой, после возвращения в Париж, сделалась Маргарита де Валуа. Новый брак короля привел и к восстановлению женской части двора, до этого времени формально отсутствовавшей. Из структурных изменений можно отметить расширение военного двора - отряд Сорока пяти был распущен после смерти Генриха III, однако Генрих IV включил в состав двора две новых роты - легкоконную / шеволежеров, в 1592 году и карабинеров - в 1600-м**. * Должность Главного распорядителя Гизам, впрочем, пришлось отдать. В 1594 году Генрих IV заставил Карла Лотарингского (сына убитого главы Лиги Генриха де Гиза) отказаться от должности в пользу двоюродного брата короля Карла де Бурбона, графа Суассонского. [**В 1609 была сформирована еще и рота жандармов.]

@темы: этикет и титулы

---

За последние десятилетия типичный размер слоновьих бивней уменьшился на 20-40%, а в Мозамбике до трети слонов вообще не имеют бивней. Такие слоны неинтересны браконьерам и потому дольше живут и оставляют больше потомков.
https://vadim-proskurin.livejournal.com/1457781.html

@темы: звери

---

Красивый проект японской художницы Сая Кутоба — «Пропавшее почтовое отделение». Любой человек может написать туда открытку.

Кубота хотела создать место, где человеческие мысли и эмоции могли бы накапливаться, как обломки на пляже. Только вместо того, чтобы бросить сообщение в бутылку и, возможно, потерять его в глубинах океана, «пропавшее почтовое отделение» защитит послание и позволит найти его кому-нибудь, кому нужно разделить то же самое чувство.

Основная часть пропавшего почтового отделения — висящие почтовые ящики. Жестяные коробки подвешены на фортепианной проволоке на вращающемся деревянном столе. Посетителям предлагается самим вытащить наугад вытащить сообщение. Сообщения анонимны, но на 100% реальны. Они могут быть написаны умершим родственникам, нерожденным детям или даже светофору. Все, что у людей было желание записать или что им нужно было выбросить из груди, можно найти в этих коробках.

Вы тоже можете написать туда открытку.
Адрес: Missing Post Office (Hyoryu Yubinkyoku) 〒769-1108 Hyoryu Yubinkyoku Dome Awashima 1317-2, Takuma Town, Miyoto City, Kagawa Prefecture, Japan mi3ch.livejournal.com/5850239.html

@темы: связь

---

Ка́рен (англ. Karen) — сленговый термин, используемый для описания чересчур требовательной и конфликтной белой женщины[1]. Часто изображается в мемах, где белые женщины используют свои «белые привилегии», чтобы добиться своего[1][2].
( Свернуть 

Типичным примером поведения «Карен» является требование «позвать начальника» при минимальном конфликте с обслуживающим персоналом. Обычно её жалобы необоснованны или несоразмерны той энергии, с которой она добивается её решения. Часто объектом гнева «Карен» являются расовые меньшинства или представители рабочего класса. Она представляет себя в роли жертвы, в то время как на самом деле является агрессором[3].

Термин подвергался критике как эйджистский, сексистский, расистский, классовый, женоненавистнический и стремящийся контролировать поведение женщин. С 2020 года он всё чаще появляется в СМИ и социальных сетях как общая критика белых женщин из среднего класса, в том числе во время пандемии COVID-19 и протестов Black Lives Matter[1]. Этот термин также применялся к мужскому поведению. The Guardian назвала 2020 год «годом Карен»[4].

@темы: имена

---

Ай’м marsupial, говорит Дэвид, оттопыривая обоими кулаками карман на животе. Мы стоим на станции, ждём поезд. Я говорю, гоу эгэйн, он терпеливо повторяет, раз за разом, и я понимаю, что мне ни в жизнь это не повторить.

Во-первых, я не улавливаю этот звук между у и ью. Во-вторых, он так смешно, с таким вкусом это говорит, что я просто смотрю это как шоу. Не надо смеяться, когда учите язык, это мешает. Это вон как круассан. Дэвид произносит его этак в нос, куассон, настолько смешно, что у меня два года ушло научиться.

Французский, он был у меня вторым иностранным в лицее, здорово испортил дела с изучением английского. Произношение многих слов там куда ближе к русскому (хотя бы понятнее), а пишется вся эта зараза одинаково. И когда это у вас в голове, английское pronunciation, и без того tricky, превращается в что-то неподъёмное. Ну, я имею в виду, займёт время заново проработать и переварить.

– Вот этот район, – мы едем куда-то в двух часах езды от дома и Дэвид кивает на окрестные дома, – довольно дорогой. Здесь живут bourgeoisie.
– Ай гив ап. Мне никогда такое не выговорить.
– Bourgeoisie. Bourgeoisie. Нет?
– Неа. Я такое только по-французски могу.
– Ну-ка. Гоу он.
– Бу’жуази, – произношу я в нос с как-то выученнным фрикативным “р”. Девочки, мы занимались с ними креативным письмом несколько лет назад, научили меня вовремя вставлять «ро» (они жили в Париже). Очень помогает, но совершенно бессмысленно в английском.
– Ну и норм, – Дэвид пожимает плечами, – так и говори.

По какой-то неведомой причине простая мысль – французские слова, которые попадаются в английском, можно так и произносить по-французски – шла до меня окольными путями все два года. Ну, куассон же! Я тоже хочу произносить это томно в нос, элегантно подквакивая. Я всем друзьям рассказала про куассон, и даже теорию выдвинула: англичане ведь не могут произнести то самое фрикативное р!

– Ма'сюпиал? Ма'шьюпиал? Ма'супиал?
– Marsupial. Как кенгуру.
– Я знаю, знаю, кто они. Не могу звук.
Дэвид терпеливо повторяет ещё раз двадцать. Я заворожённо наблюдаю за его лицом.

– ...ну вот, а потом у них был... – вечер, мы возвращаемся из Сохо на поезде – ... банкей. Банкей, да?
– Банкетт, – поправляет Дэвид.
– Да ладно.
– Честное слово.
– Несправедливо! Букей, баллей и банкетт? Почему, как так-то?
– Это английский, у нас всё так.

Смутная мысль посещает меня в эти дни, что банкетт во французском, скорее всего, просто-напросто женского рода, а баллей и букей какого-то ещё. (Проверила, так и есть). Шокирующий контент, но в английском у нарицательных существительных рода нет. Вообще. Поэтому такие вещи там остаются сол-фасол, вилька-бутылька и тарелька - нельзя объяснить, надо запомнить.

Но фигня не в этом, дорогие мои. Дэвид, оказывается, отлично умеет произносить французское croissant. milij-rizhik.livejournal.com/2048288.html

@темы: Вавилон-18

---

понедельник, 08 апреля 2024 в 19:56

Пишет Irina77:

Выходя замуж, женщина становилась полностью бесправной в финансовом плане. Она не могла распоряжаться своим имуществом, доставшимся ей в наследство или приобретенным на ее средства. Она не имела права получать свой заработок. Супруг мог явиться к прямому работодателю жены и потребовать, чтобы все заработанные ею деньги выдавали ему лично в руки. Оспаривать это требование в суде было бесполезно. Законы Англии того времени защищали права мужчин. Известны случаи, когда женщина успешно организовала свое дело, но после смерти мужа вся собственность (ее, между прочим, собственность) перешла по завещанию родственникам супруга (или его любовнице / внебрачным детям). Налаженное дело переходило в руки людей, совершенно не причастных к его созданию. Сама вдова оказывалась в нищете. Единственной отдушиной в этой финансовой кабале был закон, по которому женщина не отвечала за свои долги. Так как она существо финансово бесправное, ответственным за ее покупки оставался муж. Некоторые дамы использовали этот факт в качестве мести своим супругам. Покупали дорогие платья, украшения, а за расчетом отправляли к мужу. Счета иногда были настолько велики, что могли просто разорить человека. Законы о праве женщин распоряжаться своим доходом и своей собственностью начали принимать только в конце XIX века – в 1870, 1882 годах. отсюда В 1882 году парламент Великобритании принял закон о собственности замужних женщин, так называемый Married Women's Property Act. Это стало одним из самых важных событий в истории викторианского общества; согласно парламентскому акту, жена окончательно объявлялась самостоятельным субъектом имущественного права, а не «женщиной, находившейся под покровительством мужа, или барона, или лорда», как до этого гласил common law. Супруга могла теперь беспрепятственно распоряжаться своей собственностью, иметь ее отдельно от мужа, получать и оставлять сепаратное наследство. За 12 лет до этого, в 1870-м, парламент принял закон с таким же названием, где утверждалось право женщин получать и владеть наследством отдельно, находясь в состоянии замужества. Более того, закон утверждал их право распоряжаться заработанными собственноручно средствами (или доходом от своих вложений и так далее), а не передавать их в собственность супруга. На самом деле именно это положение, в более общем виде, и было положено в основу закона 1882 года. Акт 1870-го вызвал довольно сильную критику как непоследовательный, полный противоречий, дающий возможность мужу все-таки наложить лапу на все имущество жены. Тем не менее можно с уверенностью утверждать, что в последней трети XIX века был нанесен удар, кажется, по самой вопиющей гендерной несправедливости Нового времени – в том, что касается собственности, этого столпа буржуазного порядка. Впрочем, британцы давно уже выработали способы обходить несправедливые установления архаичного common law; к примеру, отец семейства мог специально оговаривать долю наследства, которое отойдет незамужним пока дочерям в случае его смерти. Получалось, что даже если, потеряв супруга, его жена решит связать свою жизнь с другим мужчиной, то последний не получит в свое полное распоряжение всех средств, которые покойный оставил своим детям. Он может только распоряжаться доходами с них (если эти средства вложены в ценные бумаги или просто находятся в банке) до замужества падчериц (или до их 21-летия), что логично и даже отчасти честно: отчим должен же обеспечить пропитание и качество жизни девушек, а это немало стоит! Тут возникал вопрос о том, куда денутся средства и имущество покойного отца, когда его дочь наконец-то выйдет замуж и обретет собственный дом, – и вот здесь должны были помочь парламентские акты 1870-го и 1882 годов. Пока же, если наследницы оставались не замужем, отмечает Эми Луиз Эриксон в книге «Женщины и собственность в Англии раннего модерна», они имели статус «одиноких женщин» (feme sole), получали полный контроль над своей собственностью и распоряжались ею самостоятельно – либо с помощью опекуна, если таковой назначен. Естественно, выделяя специальную «дочернюю» долю наследства, родители (прежде всего отцы) назначали опекунов заранее: мало ли на что эти несмышленые девушки будут швырять с таким трудом заработанные (или накопленные) капиталы. Через шесть лет после принятия Married Women's Property Act в английском графстве Суррей произошла странная история. Владелец поместья Сток-Морен – удалившийся от дел доктор Гримсби Ройлотт – был найден мертвым в собственной комнате. Расследование назвало в качестве причины смерти укус ядовитой индийской змеи, которую Ройлотт держал в сейфе. Наличие столь смертоносного существа в обычном английском доме в данном случае мало кого удивило: Ройлотт долгие годы провел в Калькутте, откуда вывез множество странных предметов и даже животных. По его поместью бегали гиена и павиан. Жившая в том же доме падчерица доктора Ройлотта Эллен Стонер также не была чужда колониальной экзотике: дочь генерал-майора британской бенгальской артиллерии, она, наверняка, провела детство в Индии. Дело о смерти Ройлотта закрыли, а вскоре Эллен Стонер вышла замуж за Перси Эрмитеджа из Крэнуотера. Впрочем, нервная система молодой женщины была так потрясена произошедшей трагедией – и случившейся за два года до этого странной смертью ее сестры-близнеца Джулии, – что Эллен скончалась несколько лет спустя после трагического происшествия с отчимом. Один из тех, кто был вовлечен в дела семейства Ройлотт-Стонер – коллега Гримсби Ройлотта по врачебной профессии мистер Ватсон, – позже описал это дело, а в феврале 1892 года отставной шотландский врач Артур Конан Дойл опубликовал историю под своим именем в журнале «Strand Magazine». Рассказ назывался «The Adventure of the Speckled Band» (в русском переводе «Пестрая лента». В том же "Strand Magazine" были напечатаны и два других рассказа Конан Дойла "A Case of Identity" (русский перевод «Установление личности», и "The Adventure of the Copper Beeches" ("Медные буки"), о несчастных дочерях/падчерийах, которых не пускают замуж, чтобы не потерять их денег, и о фальшивых персонах. Все три рассказа написаны Конан Дойлом примерно в одно время 1890 / 92 г., и имеют примерно один и тот же социально-экономический сюжет с похожими подтекстами. Если говорить попросту, перед нами драма позднего викторианства, не желающего осознавать себя модерном, не принимающего "современности", отчаянно пытающегося – угрозами, зловещими трюками, инцестом, убийством – сохранить для себя ренту, возможность продлить существование в настоящем своем виде, без изменений. Но так или иначе, после Married Women's Property Act 1882 года многие женщины смогли вздохнуть с облегчением, а дочери и падчерицы — спокойно выходить замуж. отсюда

@темы: женский вопрос, ШХ, деньги, англомания

---

В один из солнечных дней 1908 года на ипподроме Лонгшамп в Париже поднялся взволнованный гул - провожая взглядом прогуливающихся вдоль трибун трёх дам, посетители негодовали. Некоторые матери и жёны с истеричным возмущением начали уводить своих сыновей и мужей с ипподрома!

Публику изумили и шокировали.. платья девушек. Парижане никогда раньше не видели такой "вопиющей непотребщины" - под платьями не было обязательных корсетов, юбок и сорочек. Вечером газеты обвинили трёх дам в том, что они пришли на скачки "практически полуголыми уродами".
( Читать дальше... 

@темы: история одежды

---

@темы: наука в истории

---

---

Лук по-испански называется cebolla, а по-белорусски цыбуля. Связаны ли эти слова?

Да, они восходят к общему источнику — латинскому названию лука, широко распространившемуся в языках Европы. У отца детишек куча, прямо-таки.

Начнем с истока. На латыни лук назывался cepa, был популярен уменьшительный вариант слова — cepulla 'луковка'.

В романских языках латинское cepa превратилось в румынское ceapă, арумынское tseapã, каталонское ceba, окситанское ceba — все в значении 'лук', а также французское cive, обозначающее разновидность лука, которое мы называем шнитт-лук. Французское слово cive было заимствовано в английский, где превратилось в chive 'шнитт-лук'. Румынское ceapă было заимствовано в албанское qepë 'лук'

Во многих случаях уменьшительный вариант слова стал более популярным и вытеснил простое название (это нередкая история для народной латыни и возникших из нее романских языков). Поэтому к латинскому cepulla восходит больше названий лука, чем к cepa. Среди них итальянское cipolla (откуда имя Чиполлино), галисийское cebola, португальское cebola, испанское cebolla, ладино sevoya, сардинское chibudda, ретороманское tschagula, tschaguola, tschavola, фриульское civole, cevole, далматинское capula, франкопровансальское ceôla. Иногда значение слов-потомков немного меняется. Во французском ciboule 'лук-батун', в окситанском cebola 'лук-шалот', во франкопровансальском cevôla 'зеленый лук, шалот'.

Из латыни название лука заимствовали (напрямую или через посредство друг друга) и нероманские языки: чешское cibule, словацкое cibuľa, кашубское cebula, словенское čebula, польское cebula, белорусское цыбуля, украинское цибуля, латышское sīpols, эстонское sibul, финское sipuli, водское sipuli, баскское tipula, древневерхненемецкое zwibollo, немецкое Zwiebel, западнофризское sipel, идиш tsibele, люксембургское Zwiwwel.

Более того, из испанского и португальского языков это слово распространилось далеко за пределы Европы: тагальское sibuyas, кечуа siwulla, гуарани sevói, себуанское sibuyas, бикольское sebolyas, чаваканское cebollas, малаялам savāḷa, волоф soble, кабо-вердианский креол sabóla. rousseau.livejournal.com/592737.html

@темы: Вавилон-18, фрукты-овощи

---

найденные в Сети

( Читать дальше... 

@темы: картины