Предыстория. Я уже рассказывала, что Монреаль возник именно как религиозная миссия, и что на протяжении столетий реальными правителями города, формировавшими общественное мнение и влиявшими на менталитет, были священники и монахи. Когда город был еще совсем крошечным, в нем уже было четыре монашеских ордена, а одним из первых каменных зданий стала семинария.
В конце 18 века ситуация усугубилась тем, что сюда от Французской революции бежали наиболее одиозные и реакционные священники, спасавшиеся от гильотины.
До 1945 года квебекское общество было ОЧЕНЬ закрытым. Население в основном жило в крошечных городках и на хуторах, крайне замкнуто. На всю провинцию был один крупный город — Монреаль, и два средних — Квебек и Труа Ривьер. Ну еще плюс относительно заметный Шербрук. И кюре у себя на приходах были в буквальном смысле царями и богами.
О.Бенуа рассказывал, что когда он совсем молодым священником в 1941 году приезжал в родной город, все встречные на улице становились на колени и не смели поднять голову — настолько велик был пиетет.
Что требовали кюре от прихожан. Многодетность была абсолютной обязанностью всех семей. В поколении бабушек моих ровесников 13 — 15 детей были нормой. Если супружеская пара не беременела в течение года после рождения ребенка, ее отлучали от причастия и кюре мог прийти в дом и потребовать исполнения супружеских обязанностей в своем присутствии, чтобы убедиться, что прихожане не уклоняются от зачатия.
Потеря ребенка до родов по любой причине вела к отлучению женщины от причастия. Даже если это был самопроизвольный выкидыш и женщина умирала от потери крови, ей отказывали в предсмертном причащении и отпущении грехов (реальный случай с бабушкой моей коллеги. Она, к счастью, все же выжила.)
При этом если священники решали, что семья слишком бедна и не может нормально прокормить и дать образование всем детям, они могла забрать нескольких детей в монастырский приют. Изъятые таким образом дети фактически становились монастырскими работниками, получали новую фамилию и теряли право на наследство после смерти биологических родителей.
По традиции старший сын в семье должен был уходить в монастырь и становиться священником (реальный случай с братом коллеги, того чудо спасло от рукоположения). Девочек так же часто отдавали в монастырь еще в подростковом возрасте, если семья не могла обеспечить им приданное.
Видеть обнаженное тело, в том числе и свое, считалось страшным грехом. Для мытья существовали специальные просторные рубахи, позволявшие просунуть руку с мочалкой под них, не открывая тела. Естественно, ни о каких зеркалах в помывочных помещениях речи не шло. (Таким образом мылись родственницы еще одной коллеги примерно четверть века назад).
До 1945 года никому в голову не приходило, что здесь что-то не так. Потом с войны начали возвращаться демобилизованные с рассказами, как живут люди в Европе. Плюс худо-бедно повсюду появилось радио. В результате местами-временами общественное мнение начало слегка колебаться, но наружу накопившееся скрытое напряжение не прорывалось до Октябрьского кризиса 1970 года (!). Про кризис я лучше расскажу отдельно, он заслуживает самостоятельного большого рассказа.
И вот тут сжатая пружина распрямилась так, что мало не показалось никому. Церкви ломали, жгли, священников избивали и калечили с такой жестокостью, что вот уже более полувека никто из местного духовенства не рискнет пройти по улице не то, что в сутане, а в пасторском воротничке. Церковная лексика превратилась в наиболее грязные и оскорбительные ругательства, самыми худшими из которых стали «дарохранительница» и «чаша» (на французском языке) с множественными производными от этих слов.
Количество прихожан в церквях стало стремительно сокращаться, молодежь начала массово игнорировать воскресные мессы, хотя крестины, венчания и отпевания по привычке в обиходе еще оставались.
Следующие тридцать лет накал страстей потихоньку угасал, так что в конце девяностых мы еще успели застать момент, когда начальные школы, еще не полностью отделенные от церкви, приглашали родителей учеников на совместные богослужения.
А потом в самом конце девяностых и в нулевые грянула череда скандалов, когда на землях, принадлежавших в пятидесятые — семидесятые годы приютам для сирот и интернатах, обнаружились массовые детские захоронения. Всплыли чудовищные эксперименты над считавшимися психически нездоровыми детьми («Сироты Дюплесси»
и неправильный режим питания в интернатах для детей эскимосов, приведшие к гибели сотен, если не тысяч, детей.
Ну и все понеслось по новой. Причем так понеслось, что недавно папа Римский лично прилетал просить прощения у аборигенов за интернаты, изъятие детей из семей и их гибель. Количество верующих сократилось настолько, что у нас в районе из пяти церквей действующей осталась только одна, и в ней прихожан с гулькин нос.
Я уже давно не слышу, чтобы дети ходили на уроки катехизиса, как это было во времена детства моих сыновей, чтобы подростки проходили конфирмацию в церкви, это все осталось в далеком прошлом. Из друзей моих детей венчался всего один, и то под нажимом будущим тещи и тестя откуда-то с южных атлантических островов, и вся их компания втихаря потешалась над этим архаическим действом.
У нас уже много лет государственным служащим, в том числе врачам и учителям, запрещено носить какие-либо явные знаки религиозности, включая нательный крестик (это касается всех религий и всех символов). А из исторического зала заседаний квебекского парламента убрано распятие, которое было частью исходного декора помещения. Так что католическая религия и соответствующие праздники и символы в Квебеке остались уделом фактически кучки маргиналов.
lady-tiana.livejournal.com/1361477.html
