[shano]

Оригинал взят у в Джек Потрошитель: первые успехи полиции

Полицейская фотография Мери Энн Николз

Вернувшиеся в морг полицейские обнаружили, что Манн и Хатфилд, вопреки приказанию не трогать тело, раздели его, обмыли и уложили в гроб. "Мы приготовили ее к приходу доктора ", — объяснили они. Одежда покойной лежала кучей во дворе. По тогдашним правилам, она принадлежала теперь работному дому. Согласно перечню, составленному Спратлингом, эта одежда состояла из порыжевшего поношенного коричневого свободного пальто-ольстера с семью большими пуговицами, на которых была изображена всадница верхом и мужчина, стоящий рядом с лошадью, коричневого полушерстяного платья (выглядевшего новым), белого фланелевого белья, двух нижних юбок: фланелевой и серой шерстяной, короткого коричневого корсета, хотя и чиненного, но находившегося в хорошем состоянии, нижней сорочки, фланелевых панталон, черных в рубчик шерстяных чулок, закрепленных подвязками, мужских разрезанных вверху ботинок с эластичными резиновыми клиньями сбоку и стальными набойками на каблуках. Найденная рядом черная соломенная шляпка-капор без полей была отделана черным же бархатом. На поясах нижних юбок стоял штамп "LAMBETH WORKHOUSE, P. R.", что означало, что юбки эти были выданы в Ламбетском работном доме на Принсес-роуд. Инспектор Хелсон велел Хатфилду вырезать ему эти два штампа — они давали хоть какую-то зацепку для установления личности.

Денег у покойной не было, да и вещи, найденные инспектором Спратлингом, были немногочисленны: гребень, белый носовой платок и осколок зеркала. Последний привел полицию к заключению, что убитая женщина была обитательницей многочисленных ночлежных домов в окрестностях, так как зеркало было редкой роскошью в таких заведениях, и именно те, у кого не было своего дома, носили обычно такие предметы с собой.

Мери Энн Николз в гробу (рисунок из The Illustrated Police News)

Покойница имела довольно заурядную внешность: она была 1 м 58 см ростом, с карими глазами, смуглым лицом, седеющими каштановыми волосами; с мелкими тонкими чертами лица и высокими скулами. У нее не хватало нескольких зубов, но вот каких именно — данные разнятся. В рапорте Спратлинга от 31 августа он указывал на отсутствие одного переднего зуба на верхней челюсти и двух слева на нижней челюсти, в газетах называлось также число в пять зубов.

Поскольку прямых указаний на личность убитой обнаружить не удалось, полиция закинула в мутные воды Уайтчепла широкие сети, в которые надеялась поймать хоть кого-то, кто сможет опознать покойную, и затем, если получится, выследить тех, в компании с кем ее видели в последний раз. На активную помощь со стороны местных жителей рассчитывать не приходилось, поэтому начали с самого простого. Все сменившиеся в шесть утра с ночного патрулирования констебли из прилегающих к Бакс-роу районов были допрошены, но никто не видел убитую и не помнил ее среди примелькавшихся в окрестностях лиц проституток.

Хотя фотография в Столичной полиции уже широко использовалась для идентификации преступников, в дивизионах не было своих фотографов, и детективам пришлось обратиться к Джозефу Мартину, бывшему танцору в мюзик-холле, а теперь фотографу из ателье в доме 11 по Кэннон-стрит-роуд, который уже исполнял обязанность фотографирования неопознанных мертвых тел для полиции в течении последних нескольких лет.

Женищины у ночлежки на Флауэр-энд-Дин-стрит

С отпечатанной фотографией убитой, лежащей в гробу, и с вырезанными штампами в Ламбетский работный дом в Южном Лондоне на другом берегу Темзы был послан полицейский, который должен был привезти в морг на опознание тамошнюю кастеляншу. Толку от кастелянши Ламбетского работного дома не оказалось. Она не cмогла опознаnm убитую или вовсе не поехала в морг, по штампам же определить ничего не могла, сказала только, что юбки могли быть изготовлены Союзом работных домов в любое время за последние два-три года.

Однако по мере того, как распространялись слухи об убийстве, у зеленых ворот покойницкой стал скапливаться народ, появились корреспонденты местных восточно-лондонских газет. Несколько человек, которые ожидали снаружи мертвецкой, заявили полиции, что их подруги или знакомые исчезли, и вызвались взглянуть на тело. Но никто из них не смог или не захотел опознать труп. И все-таки вскоре дело стронулось с мертвой точки. Сначала одна, а потом другая посетительница морга заявили, что в общественном ночлежном доме на Трол-стрит, 18 одно время проживала женщина, похожая на покойницу. Полиция тотчас же отправилась по указанному адресу и доставила оттуда обитательниц, которые опознали покойную как «Полли», которая в течении трех недель, со 2 по 24 августа делила в этой ночлежке комнату с тремя другими женщинами на обычных для ночлежек условиях: по 4 пенса за ночь с каждой.
Последние дни «Полли» отсутствовала, но вечером накануне убийства пришла проситься на ночлег. Управляющий не пустил ее, потому что у нее не было денег. Она была уже пьяна, и в ответ только рассмеялась, попросив оставить ей кровать и сказав: "Я скоро добуду деньги на ночлег. Смотри, какая теперь есть у меня симпатичная шляпка». На ней действительно был капор, который в ночлежке на ней прежде не видели.

Пересечение Осборн-стрит и Уайтчепл-роуд, где Эллен Холланд видела последний раз живой Полли Николз

Управляющий не мог сказать ничего определенного ни о личности этой «Полли», ни о том, где она провела последние десять дней. Гораздо больше толку оказалось от некой Эллен или Эмили («Нелли») Холланд, сорокалетней замужней женщине, которая делила с «Полли» кровать в ночлежке на Трол-стрит все те недели, что Полли провела там. Холланд встретилась с «Полли» в половине третьего ночи, всего за час до убийства, на углу Осборн-стрит и Уайтчепл-роуд, почти напротив уайтчеплской церкви Св. Марии. «Полли» шла по Осборн-стрит одна, нетвердой пьяной походкой по направлению к церкви. Эллен Холланд она рассказала, что ее не пустили сегодня в ночлежку, где она когда-то жила с Холланд, потому что она не смогла заплатить за кровать. Холланд пыталась уговорить «Полли» пойти с ней в ночлежку вместе, но та отказалась: "У меня уже трижды за сегодняшний день были деньги на ночлег, но я их спустила». И ушла по Уайтчепл-роуд в сторону Лондонской больницы, сказав, что она пойдет туда, где она сможет разделить кровать с мужчиной, и таким образом раздобудет себе денег на ночлег. Больше о «Полли» Холланд не знала, по ее словам, «Полли» была тихой (в отличие от самой Холланд, которая в октябре дважды привлекалась к суду за пьянство и дебоширство) и очень чистоплотной женщиной, она никогда ни с кем не ссорилась, и Холланд даже не знала, знакома ли она с какими-нибудь мужчинами или нет.

Трактир "Сковорода" на Брик-Лейн в 1977 г.

Инспектор Хелсон разослал своих детективов по окрестным ночлежным домам, к его людям присоединились также детективы из соседнего Н-дивизиона. Допросам также подверглись содержатели кофейных палаток, торговавших на Уайтчепл-роуд всю ночь, владельцы трактиров и проститутки, а также ночной сторож Патрик Малшоу на Уинтроп-стрит. Удалось выяснить, что в 11 часов вечера «Полли» видели прогуливавшейся в одиночестве по Уайтчепл-роуд, а в половине первого — выходившей из трактира «Сковорода» на Брик-лейн, но также одну. Никто не видел ее позже чем Эллен Холланд, поэтому где и с кем она находилась в тот час, что предшествовал ее смерти, так и осталось тайной.
Полиции удалось выяснить даже, где «Полли» жила последние десять дней. Ее пристанищем на это время стал так называемый «Белый дом», общественная ночлежка на Флауэр-энд-Дин-стрит, 56, где мужчинам и женщинам дозволялось ночевать в одной кровати. Этой возможностью часто пользовались проститутки, и «Полли», вероятно, была в их числе.

Наконец, в половине восьмого вечера из Ламбетского работного дома была доставлена Мери Энн Монк, которая опознала в убитой бывшую обитательницу Ламбетского работного дома Мери Энн Николз, известную также как «Полли Николз», которая жила там вместе с Монк, по ее словам, в апреле-мае этого года, пока 12 мая не покинула заведение, чтобы занять место прислуги в Ингесайде, Уонсуорт-коммон. Монк заявила, что встретила Николз около шести недель назад, когда сама покинула работный дом, и пила с ней в трактире на Нью-Кент-роуд. Монк была уверена в том, что это именно «Полли Николз» и дважды подходила к гробу разглядывать черты ее лица, чтобы удостовериться в этом.

Полицейская часть на Бетнал-Грин (1930-е): трехэтажное здание с эркерами справа сразу за автобусом и перед высоким четырехэтажным домом

Полученные полицией от Монк сведения позволили к утру следующего дня найти еще несколько человек для окончательного установления личности убитой. Это были содержатель кофейной палатки на углу Уайтчепл-роуд и Кембридж-роуд, некий Джеймс Скорер, помощник торговца на Смитфилдском рынке, и Эдуард Уокер, кузнец, проживавший на Мейдсвуд-роуд, 16 в Камберуэлле.

Содержатель палатки сказал, что в три часа ночи, то есть за полчаса до обнаружения тела, в его заведение зашла женщина, отвечавшая описанию покойной. Ее сопровождал мужчина пять футов три или четыре дюйма ростом, одетый в темное пальто и черный котелок, по-видимому, лет тридцати пяти. У него были черные усы и бакенбарды, он был суетлив и беспокоен. Он отказался что-нибудь есть, но заплатил за кофе для женщины. Он ворчал и постоянно торопил ее, поскольку желал добраться до дома. Мистера Скорера привело сюда сообщение во вчерашнем выпуске вечерней газеты «Стар», что фамилия мертвой женщины могла быть Скорер, и сказал, что его жена, с которой он разошелся 11 лет назад, была обитательницей Ламбетского работного дома. Он сказал, что у нее была подруга по имени Полли Николлз, и что он знал последнюю в лицо. Он не знал цвета глаз своей жены, но сказал, что у нее было два шрама на теле — один на правом бедре и другой на правом предплечье. Эдуард Уокер, седой бородатый мужчина, был извещен полицией о том, что убитая могла быть его дочерью. Мужчинам было дозволено взглянуть на останки, но из этого ничего не вышло. Содержатель кофейни сказал, что он не думает, что это та женщина, которая заходила к нему в палатку, хотя и не может утверждать уверенно. Та женщина имела значительно более худое лицо. Скорер же сказал, что, насколько он может вспомнить, покойница не была ни его женой, ни ее подругой Николз. И только Уокер положительно опознал тело, заявив, что в гробу лежит его дочь Мери Энн Николз.

Уильям Николз во времена его брака с Мери Энн

Он рассказал, что его дочери было около 44 лет (метрические записи называют 26 августа 1845 года как точную дату рождения), когда они с женой Каролайн жили в доме на Шу-лейн, хотя выглядела она лет на десять моложе. Когда ей было 22 года (это произошло в середине января 1864 года), она вышла замуж за Уильяма Николза и родила ему пятерых детей: Эдуарда Джона (1866), Перси Джорджа (1868), Элис Эстер (1870), Элайзу Сару (1877) и Генри Альфреда (1879). Некоторое время новобрачные жили на Боври-стрит , затем перебрались к Уокеру на Трафальгар-стрит, 131, где прожили около 10 лет. Последние шесть лет (с 1875 по 1881) они провели в домах Пибоди на Стамфорд-стрит, в блоке 6D. Там они платили за жилье 5 шилл. 6 пенсов в неделю. В 1881 году Мери с Уильямом разошлись после 24 лет совместной жизни, причем четверо детей остались при отце, а старший сын перебрался к деду. По словам Уокера, причиной развода явилась измена Уильяма Николза, сошедшегося с нянькой, которая ухаживала за Мери во время ее беременности младшей дочерью Элизой Сарой (родилась в 1877 г.). Как показывают данные переписи за 1881 и 1891 год, этой нянькой была Розетта Уоллс, проживавшая в тех же домах Пибоди на Стамфорд-стрит, только в соседнем блоке 5D. После развода с женой Уильям Николз сожительствовал с Розеттой, которая в 1884 году родила ему сына Артура, официально оформив отношения только в 1894 году, когда у них было уже трое совместных детей.

Промаявшись по работным домам (в том числе Ламбетскому), в марте 1883 Мери поселилась у отца в Камберуэлле. Он нашел, что у его дочки беспутный характер и что она "пьяница, которая, он знал, скверного кончит". Однако, несмотря на пьянство, у нее не было привычки отсутствовать где-либо поздно вечером. Пристрастие Мери к алкоголю вызвали ссору между отцом и дочерью, и на следующий день она ушла.

Какое-то время она жила в Вулворте с овдовевшим кузнецом по имени Томас Стьюарт Дрю в его доме в Йорк-Мьюз на Йорк-стрит, 15. Первая жена Дрю, Матильда, умерла в марте 1884 года, и в декабре 1886 он повторно женился на Элизабет Барван или Берйан. Очевидно, Николз была его сожительницей где-то в промежутке между этими двумя событиями. В июне 1886 года она пришла на похороны ее старшего брата Эдуарда, который погиб при взрыве керосиновой лампы. На ней было дорогое платье, что свидетельствовало о ее относительном материальном благополучии в тот момент. Но ссора с отцом все еще не была забыта, и они не перемолвились с нею даже словечком.

Дом Самьюэла и Сары Коудри

Затем опять начались мытарства по работным домам и ночлежкам, пока в середине мая она не нашла работу прислуги у Самьюэла и Сары Коудри, живших в Уонсуорте на Роуз-Хилл-роуд. Самьюэл Коудри был представителем полицейского департамента на строительстве нового здания для Скотланд-Ярда на набережной Виктории и был весьма достаточным человеком. С Роуз-Хилл-роуд около 17 мая Мери написала отцу письмо:

Я пишу просто потому, что тебе будет приятно узнать, что я устроилась на своем новом месте, и пока все идет хорошо. Мои хозяева уехали вчера и не возвратились, так что меня оставили ответственной. Внутри это большой дом, с деревьями и садами позади и спереди. Все недавно чинилось. Они трезвые и религиозные, так что я должна с ними поладить. Они очень хорошие люди, и у меня не слишком много работы. Я надеюсь, что ты в порядке, а у мальчика есть работа. Так что пока до свидания,
искренне твоя,
Полли
Ответь побыстрее, пожалуйста, и дай мне знать, как вы живете

Уокер ответил ей, но так и не дождался обратного письма. Через несколько дней полиция выяснила, что хозяева оставляли Мери Энн присматривать за домом в их отсутствие, и проработав только три месяца, она в один из таких моментов сбежала, украв одежду на сумму 3 фунта стерлингов.

C помощью Уокера полиция вышла на его зятя Уильяма Николза, бывшего мужа Мери Николз, проживавшего близ Олд-Кент-роуд в доме 12 по Кобург-роуд и работавшего на издательскую компанию «Перкинз, Бэкон и Ко.» с Уайтфрайрз-роуд.

Уильям Николз рассказал полиции, что он не видел жену уже шесть или семь лет, что в действительности после рождения Сары Элайзы их брак длился еще три года, и Мери родила в нем последнего их сына Генри Альфреда, свидетельство о рождении которого у него имеется. Он утверждал, что покойная бросала его четыре или пять раз, может быть шесть, и в последний раз оставила его бездомного, с пятью детьми, младшему из которых был год и четыре месяца. Он содержал себя и детей там, где он жил, в течении двух с половиной лет, прежде чем завел кого-то. При этом он выплачивал бывшей жене 5 шиллингов еженедельно, пока не узнал, что она живет с другим мужчиной и не прекратил выплаты. Попечители приходского совета Ламбета вызвали его для объяснений о причинах прекращения выплаты содержания, и после объяснений Ламбетский полицейский суд признал Мери Энн Николз виновной в супружеской измене позволил Уильяму больше не платить ей.

Эдуард Джон Николз, старший сын Мери Энн

Касательно же старшего сына Эдуарда Джона (которому исполнился уже 21 год и который был инженером) Николз заявил, что тот проживал с ним до 1886 г.: «Он покинул дом по собственному желанию два с половиной года назад, и мы все время поддерживали нормальные отношения. Я видел его не далее как два или три месяца назад, а на прошлой неделе я получил от него два письма, в которых он спрашивал: не знаю ли я о какой-нибудь работенке для него".

Уильям Николз был видным мужчиной с окладистой русой бородой и усами, он явился в морг вечером 1 сентября в сопровождении инспектора Абберлайна. На нем было длинное черное пальто, темные брюки, темный галстук и шелковый цилиндр, в руке он держал зонт и вообще выглядел очень респектабельно и достойно. Снаружи он встретил Уокера, сопровождаемого их с Мери старшим сыном. «Вот, взгляни, здесь твой сын, — так, согласно одному газетному репортажу, встретил Уокер своего бывшего зятя. — Я заботился о нем и сделал из него человека.» «Да, я на самом деле не узнал его, — сказал Николз. — Он так вырос и изменился». Однако когда в мертвецкой сняли крышку с гроба и показали ему труп, он побледнел и, согласно сообщениям в газетах, мелодраматически произнес: «Я прощаю тебя такой, какая ты есть, за то, чем ты была для меня.» В изложении других газет в словах его был несколько иной смысл: «Видя тебя такой, как ты сейчас, я прощаю тебя за то, что ты мне сделала.» Чтобы действительно не говорил Николз в морге (я не уверен, что кто-нибудь из газетчиков вообще был допущен полицией внутрь в этот момент), слова его по выходе на улицу поставили точку в истории опознания: «Да, тут нет ошибки. Наконец все пришло к печальному концу.»

Вернуться к главе "Убийство на Бакс-роу"