Возможно, вы будете смеяться, но читая эту книгу, я не могла отделаться от мысли, что это сильно затянутый американский пересказ рассказа Бориса Штерна «Остров Змеиный»
Общее: морские приключения, много оружия, немного секса, огромное чудовище и «Ам!»
Различие: рассказ Бориса Штерна занимает три странички. Роман Дэна Симмонса занимает 38 с половиной авторских листов. Соответственно «Ам!», что у Штерна занимает мгновение, у Симмонса растягивается на 400 страниц текста.
читать дальше
Если же отбросить шуточки, роман мне не понравился.
И если вы скажете, что тут имеется неожиданный напряженный сюжет, то позвольте возразить.
Ничего неожиданного в сюжете быть не может по определению, ибо известно, что экспедиция Франклина сгинула в арктических просторах и, следовательно, перед автором стояла задача избавиться от более чем сотни персонажей тем или иным способом.
А поскольку обычные способы смерти заброшенных в необычные условия людей автору показались малоэффектными, в ход пошло мистическое существо, которое доматывалось до Террора и Эребуса с упорством, достойным лучшего применения. Вот оно-то и создавало «напряжение». Если хотите, я напишу столь же большой роман с неожиданным и напряженным сюжетом, где потоплю «Титаник» Лох-несским динозавром, у которого (во время перехода на икрометание в Саргассовое море) пароход покрошил в кашу винтами подругу жизни.
Между тем подлинные обстоятельства гибели экспедиции Франклина были обыденней и трагичнее. К сожалению, я уже давно успела основательно подзабыть то, что когда-то читала о полярных исследованиях, и не знаю точно обстоятельств организации этой экспедиции и результатов ее поисков, поэтому отловить детали, где Симмонс, мягко говоря, отклоняется от фактов, не могу.
Могу однако заметить, что керосин изобрели, если не ошибаюсь, примерно лет через пять или десять после описываемых событий, а витамины открыли и обозвали этим словом – примерно через полвека.
Викторианский сексуальный пуританизм, как он описан у Франклина, действительно мог бы наблюдаться у какого-нибудь английского капитана – но только в другое время, ближе к началу 20 века. Сам же Франклин как личность сформировался задолго до восшествия на престол Виктории и сформировался совсем в другом моральном-нравственном климате. Джентльмены времен регентства, поверьте, от обнаженных дам не отворачивались.
Возвращаясь к полярным былям, не могу не удивиться, как мало внимания Симмонс уделяет низким температурам. Нет, он не забывает отмечать: сегодня – столько-то, завтра столько-то, через месяц – еще столько-то. И периодически кто-то обмораживается. А вот цифры, которые он называет, и поведение персонажей при этих цифрах… -80 по Фаренгейту (-62 по Цельсию) – народ весело выползает из теплых помещений на свежий воздух, чтобы встретить новый год! Симмонс хоть приблизительно понимает, какие цифры он называет? А ему ничего не стоит бросить фразу о стоградусном морозе – даже представлять не хочу, сколько это по Цельсию, вероятно, около 80, Оймякон нервно курит в сторонке, станция Восток приветливо машет рукой. И хотя до Востока и Оймякона полюс холода действительно отмечали где-то в тех районах, где мерзнет Террор, все же с цифрами поаккуратнее надо – если капитан Крозье видит на термометре -80 по Фаренгейту, ему не на карнавал спешить подобает, а бежать к бортжурналу и звать с собой с собой двух офицеров в свидетели, чтобы зафиксировать рекордно низкую температуру – все ж таки экспедиция научная. А Симмонсу, раз уж он так любит отмечать температуру, можно было бы и заметить, что в какой-то момент сталь стала такой же хрупкой, как чугун (или это он где-то заметил, а я по невнимательности проглядела?)
Кстати уж сказать, возможно, что зря катили бочки на того несчастного фабриканта консервов: олово, которым в те времена запаивали консервные банки, при низких температурах имеет обыкновение рассыпаться в порошок – вот вам и разгерметизация.
Просто убила меня одна глава, в которой:
«Следующим утром, 12 июля, нам начали встречаться новые кровавые пятна на льду. Поначалу мужчины испугались, что это очередные свидетельства гибели наших товарищей, но капитан Крозье подвел нас к одному из залитых кровью участков и показал, что посреди застывшей темно-красной лужи лежит труп белого медведя. Это всё были убитые белые медведи, от многих из которых остались лишь проломленная голова, окровавленная белая шкура, раздробленные кости и лапы…
К 16 июля … Мы нашли еще несколько убитых белых медведей».
В эту же ночь, 16 июля:
«– Что мне нужно знать, – продолжал капитан бесконечно усталым хриплым голосом, с сумрачным лицом,– так это можно ли еще урезать рацион. Вернее, смогут ли люди тащить сани, когда мы урежем рацион».
Если убитые медведи попадались в таком количестве, что речь идет о нескольких, а не об одном-двух, то за четыре дня можно и из растерзанных останков набрать довольно много пригодных в пищу продуктов – белый медведь все-таки довольно большой зверь. Супчик из них явно был бы калорийнее супчика из башмаков. Если речь идет о нескольких медведях, можно задуматься и о том, что такому количеству медведей надо довольно большое жратвы (правда, неспособность героев охотиться в полярных условиях неоднократно подчеркивается автором).
К этому приблизительно времени начинаешь понимать, что многостраничная эпопея затеяна автором практически исключительно для того, чтобы в разных видах и позах смаковать разные увечья (а как еще поиграть на нервах благополучного американского читателя?). Создается впечатление, что реальные переживания полярных исследователей просто недостойны оказаться темой для романа. Да если подумать, ничего особенного в реале с ними и не происходило: просто загибались от холода и голода, цинги и обморожений, от испорченных консервов и угарного газа, сходили с ума от белого безмолвия и слепли от невероятной снежной белизны. И никакой мистики, никакой развесистой клюквы и никакой клубнички. Скушно, девушки…
Зато неожиданно хорошо удался контраст между бытием экспедиции и эскимосским житьем. Арктические просторы, которые для англичан были долиной страданий, для эскимосов были благодатным, изобильным краем. За это я была бы готова многое простить автору – но если бы книга была на 300 страниц меньше.Прочитано: Колокол по Хэму.
Впечатление: не раздражает.
читать дальшеВозможно, потому, что я не знаю в деталях ни биографии Хемингуэя, ни шпионских игр в период 2 мировой. Правда, вызвало некоторое удивление: все всё друг о друге знают. Или почти все. В смысле, шпионы и антишпионы. Как они работали при такой прозрачной со всех сторон конспирации? Возникает две гипотезы: или в Карибском море песочница для игр засвеченных в других регионах агентов, или не так все было, совсем не так.
Эпизодическое мелькание в кадре Яна Флеминга вызывает законный вопрос: неужели он в те времена был такой крутой фигурой? Из других источников я почерпнула впечатление, что хотя таки да, он работал в военно-морской разведке, однако звезд с неба не хватал и как только позволила возможность, переключился на жизнеописание Дж. Бонда.
Хотя как литературное допущение -- сойдет.
Мелкие придирки: в 42 году не существовало бикини. Виноват ли в том Симмонс или переводчик, не знаю, но возникает вопрос, а не бывло ли каких-либо анахронизмов и в других вещах, о которых я не знаю, например, во всяких стреляющих цацках.
Впрочем, читать можно. А возможно, кому-то из читателей придет в голову заодно почитать, о чем там таки Хэм пишет. В том же "По ком звонит колокол", например.Дэн Симмонс. Бритва Дарвина.
Майкл Коннелли. Черное эхо.
В общем-то, ничего против этих авторов и этих книг я не имею. Просто дело в том, что в мои руки они попали в один день. И стали хорошей иллюстрацией к следующей цитате из любимых мною «Серебряных яйцеглавов» Фрица Лейбера (написано в конце 40х годов прошлого века, напоминаю):
«Большинство профанов верит, будто словомельницы были изобретены потому, что мозг отдельно взятого писателя якобы уже не был в состоянии вмещать весь гигантский объем информации, необходимой для создания полноценного произведения, потому что природа и человеческое общество якобы слишком сложны, чтобы их мог понять отдельно взятый человек. Ерунда: словомельницы победили по той простой причине, что они давали больше стандартной продукции.
Уже в конце XX века большая часть художественной литературы создавалась несколькими ведущими редакторами — в том смысле, что именно редакторы предлагали темы, способы, стиль, приемы, а писатели просто сводили все это воедино. И вполне понятно, что машина была куда выгоднее, чем свора писателей, которые требуют высоких гонораров, меняют издателей, организуют союзы и клубы, обзаводятся неврозами, любовницами, детьми и гоночными автомобилями и даже время от времени пытаются протащить в усовершенствованную редакторами книгу какую нибудь свою дурацкую идейку. И машины оказались настолько производительнее, что можно было сохранить при них писателей как безвредное украшение, рекламную приманку…» (выделено мною).
Итак, приступаю к сравнительной анатомии:
читать дальше
Общее: главные герои носят имена знаменитых предшественников: Дарвин Минор (что можно понимать как Дарвин-младший), и Иероним Босх. Оба свои имена сокращают Дарвин – Дар (но не Ветер, Иероним – тривиальное Гарри.
Различие: такое впечатление, что средние американцы все как один знают, кто такой Иероним Босх (который художник), из-за чего подшучивают над Гарри, зато практически не знают, кто такой Чарлз Дарвин, из за чего спрашивают у Дара, не он ли учредил премию Дарвина.
Общее: и тот и другой расследуют соответствующие криминальные загадки.
Различие: Гарри – полицейский. Дар эксперт, расследующий несчастные случаи.
Общее: оба в течение книги попадают под следствие как вероятные правонарушители.
Различие: до Гарри доматывается служба внутренних расследований (или как оно там называется, не лезть же в книгу за уточнением), Дара же подозревают в том, что он спровоцировал дорожный инцидент со смертельным исходом. Оба, само собой, ни в чем не виноваты!
Общее: партнерами в расследовании и партнерами и постели у обоих становятся дамы из ФБР.
Различие: одна из дам в момент действия из ФБР уже ушла. Да и финал любовной интриги несколько различается.
Общее: оба живут несколько богаче, чем позволяет им теперешнее служебное положение. Впрочем, объяснения причин благосостояния вполне безобидны.
Общее: в преступлениях замешаны иностранцы.
Различие: Дар разбирается с русскими киллерами. Гарри в этой книге обошелся без них. В качестве жертв выступают в одной книге нелегальные мигранты (мексиканцы и прочие), в другой вполне легально въехавшие вьетнамцы с нелегальными доходами.
Общее: Дар и Гарри в прошлом воевали во Вьетнаме и имеют военные специализации, которые очень пригодились им именно в этих книгах. О своем военном прошлом вспоминать не любят и изображают себя скорее пацифистами.
Различие: разные у них военные специальности, специальность Гарри больше влияет на сюжет.
В обеих книгах физически убирается некоторое количество свидетелей, которые могли бы рассказать… но, конечно, не рассказывают ничего того, что могло бы существенно сократить сюжет.
Общее впечатление: несмотря на разное авторство и разные даты написания, впечатление такое, что написано по одному довольно подробному шаблону. Одновременно читать ни в коем случае нельзя. Хотя бы пару месяцев на то, чтобы стерлось ощущение дежа-вю.
Литературные достоинства примерно одинаковые.
Однако если вам интересны несчастные случаи, достойные выдвижения на премию Дарвина, – это к Дэну Симмонсу.