[shano]

10.02.2015 в 21:53

Пишет  MirrinMinttu:

Эра Йорков, город - 1
«Заплачено Фаустону за повешение Иуды – 4 пенса… Каиафе – 3 шиллинга 4 пенса… Ироду – 3 шиллинга 4 пенса, жене Пилата – 2 шиллинга…». Разумеется, речь идёт о дорогих сердцу любого англичанина театральных представлениях.



Если кто-то думает, что жизнь средневековых простолюдинов состояла только из нищеты и непосильного труда, то этот кто-то имеет об английском Средневековье совершенно ошибочное представление. Работа работой, но английский горожанин пятнадцатого века отдыхал и праздновал около 43 дней в году. Одних только церковных фестивалей насчитывалась целая полудюжина, а ведь были ещё гильдейские праздники, муниципальные праздники, церковные выходные. А там, где есть свободное время, должны быть и развлечения.

Разумеется, и тогда, как и сейчас, городские управы в частности и центральная администрация в целом желали, чтобы праздники не переходили в тотальное пьянство. Несомненно, продажа горячительных приносила казне доход, но дальновидные администраторы больше думали о конечных расходах – покалеченные люди, повреждённая собственность, более короткая и менее продуктивная жизнь, социальные беспокойства обошлись бы той же казне дорого.



Разница между английским Средневековьем и нашей реальностью в том, что тогда проблема предупреждения пьянства решалась более успешно. И вовсе не ограничениями. Представьте себе сегодня в каком-нибудь городе винные фонтаны, где каждый может совершенно бесплатно налить себе кружечку. Представили? А ведь такие фонтаны были обязательными атрибутами любого фестиваля в средневековом городе.

Тем не менее, пьянство тогда было явлением более чем маргинальным. Как им удавалось то, что не удаётся нам? Ответ достаточно прост: мораль общества этого не допускала. А поддержание общественной морали на достойном уровне было делом церкви и самого общества.



В Йорке и в Лондоне на каждых 500 обитателей приходилось по церкви. Но это была не та церковь, которая знакома нам. Средневековая церковь была для людей и среди людей. Во-первых, она предлагала красоту, недостижимую даже для королей. Поколениями лучшие мастера посвящали церкви свои лучшие творения, церковные колокола звонили, собственно, не переставая. Звонили во спасение душ, звонили к многочисленным службам, звонили в честь праздников, тревог и похорон, звонили, наконец, просто чтобы продемонстрировать, как красиво они умеют звонить. Церкви наполняли ароматы свежих цветов, свечного воска высшего сорта, ароматических благовоний. Любой подмастерье, спящий по ночам под прилавком мастера, входя в церковь, чувствовал себя приглашённым даже не в высшее общество, а в общество выше всех прочих. И это было честью, которой каждый хотел соответствовать.

В приходах лечили, учили, помогали словом и делом, опекали тех, кто сам не мог о себе позаботиться. Они знали свою паству, эти церковники. Они знали, чем их паства живёт и на что надеется. И они знали, что даже осуждённые законом имели свои, внутренние причины поступить так, как они поступили. И даже осуждённые знали, что закон – это закон, и на нём держится общество. Но справедливость – это нечто иное. И справедливый суд, не только по деяниям, но и по скрытым ото всех побуждениям, был Судом Небесным.

Разумеется, никто не хотел попасть на такой суд негодным, жалким и недостойным. Отсюда идёт традиция обращения осуждённых к публике с просьбой простить их за их прегрешения. А направлять человека по жизни так, чтобы прегрешения не случилось, должна была именно церковь. Церковь заботилась о том, чтобы бесценная человеческая душа не сгинула напрасно, и в этом был авторитет церкви, в этом была причина, по которой церковная деятельность была естественной составляющей жизни каждого средневекового англичанина.

Нет, никто не предполагал, конечно, что все люди церкви – сущие ангелы, как и люди церкви не считали заблудшими овечками своих прихожан. Человек не совершенен, и земная часть его натуры всегда будет стремиться к удовольствиям. Это был факт, и с этим фактом на уме строились отношения между церковным и светским влиянием.

Такой длинный заход в историю английских театральных представлений необходим потому, что эти представления были чрезвычайно плотно связаны с церковными праздниками. А церковь, в свою очередь, придавала представительность и блеск праздникам светским.

И, увы и ах, прежде, чем рассказать о праздниках, нужно сделать ещё один заход в повседневную жизнь средневекового города, чтобы рассказать о городской иерархии и о гильдиях, без которых роскошные фестивали и театральные представления были бы невозможны.

Олдермены более мелких городов, таких, как Бристоль, жили в особняках со сводчатыми подвалами, в которых хранились вина. В Лондоне их дома могли иметь ограду из высоких каменных стен, или располагаться фронтальной стороной с красивыми окнами вдоль улицы. Их жён сопровождали слуги, а носили они меха и бархат глубокой, богатой окраски, или одежду из чистой английской шерсти, которая была ещё дороже шелка и бархата. Они-то и были мастерами гильдий – профессиональных или духовных. Торговцы шелками и бархатом, торговцы мануфактурой, бакалейщики, ювелиры – они были самой богатой частью городского населения, и мэр обычно избирался из этой среды.



Надо сказать, что вообще-то жить в городе вовсе не означало быть горожанином. Потомственные горожане получали свой статус гражданства данного города (enfranchising) по праву рождения. Проще говоря, получали по наследству. Они платили налоги и имели право голоса, и все, без исключения, входили в гильдии. Затем были ещё «пришлые» (foreigners), которые переехали в данный город, где статус горожанина они могли купить совершенно официально, и успешно продвигаться после этого в городской иерархии. Иностранцев же в те времена называли просто «чужими» (aliens), и никакое богатство «своими» их сделать не могло.

Средний класс средневекового города составляли богатые торговцы, башмачники, кожевенники, портные и торговцы скобяными изделиями. Одевались они в домотканую суконную одежду красновато- или желтовато-коричневых тонов, но на праздники имели шерстяную одежде чёрного цвета, что стоило немало. Но они могли себе позволить и более значительные расходы, ведь именно средний класс был той средой, наиболее предприимчивые представители которой выбирались наверх, в ряды олдерменов.

Ниже стояли скромные лавочники, продавцы продтоваров, представители менее доходных ремёсел и бродячие торговцы, пределом мечтаний которых была собственная лавочка в городе. В эту же группу входили и подмастерья, для большинства из которых ученичество было единственной возможностью получить в своё время городские свободы.

И, наконец, где-то в самом низу иерархической лестницы были неквалифицированные разнорабочие, живущие разовыми заработками. Не то, чтобы они сами имели право решать, работать им в данный день или не работать. Правила города за право жить в городе обязывали их являться на рыночную площадь в пять утра летом и в шесть утра зимой, и ожидать там, пока кто-то их не наймёт.
В принципе, в городах часть года жили рыцари, сквайры и помещики, имеющие там свои городские дома. Они могли бы, таким образом, заниматься и торговлей на совершенно законных основаниях, но торговля интересовала редких из этого класса.

Такая вот гильдейская социальная структура, в которую входил каждый горожанин, и которая определяла на 99% стиль жизни, тип одежды и манеру поведения каждого. Стоит ли удивляться, что в этой жизни не было места нарушителям заведённого порядка? Разумеется, горожане, несмотря на строгий запрет, опорожняли горшки в сточные канавы, складывали товар на мостовые, гоняли мяч, позволяли своим козам и свиньям свободно блуждать по улице, и даже иногда платили за такие нарушения – если попадались под карающую длань городской инспекции.

Но уже за более серьёзные нарушения, как то попытку обвеса и обмера, штрафом было не обойтись. Одной лондонской торговке тухлым маслом пришлось провести полчаса у позорного столба - с горшками, наполненными этим маслом и повешенными ей на шею, а затем её с позором изгнали из города вообще.

Тем не менее, должна была существовать какая-то система, цементирующая эти устойчивые ниши. Система, которая объединяла бы и дворян, и аристократов, и гильдейцев с их семьями. Этой системой были религиозные братства. Каждая гильдия имела своего святого-покровителя, и все они участвовали в социальных программах и религиозных церемониях. Например, в Йорке торговцы-предприниматели были членами братства (и религиозной гильдии) Корпус Кристи, куда входили и Ричард Глостер с женой.

Вступление в братство происходило через приходскую церковь, и вступительный взнос был где-то 5-6 шиллингов, с годовой платой в 2 шиллинга. Деньги шли на благотворительные нужды. Заболевший или временно потерявший трудоспособность член братства, например, получал дотацию около шиллинга в неделю. Что характерно, мэры и высшие городские чиновники не могли быть членами братства, разве что в исключительных случаях всеми признанной кротости характера. Причина этого исключения очевидна – братство не должно было стать платформой для интриг политической элиты.

А вот теперь можно и переходить к описанию самих фестивалей и праздников.