Бег к морю
Человекам свойственно мыслить штампами. 99,9% хоть сколько-то начитанных людей, услышав слово «семинолы», спасибо Майн Риду, мгновенно откликаются «Оцеола!», - и далее длинно ли, коротко, излагают историю храброго вождя и его гордого племени, коренных жителей Флориды, защищавших свой Цветущий Полуостров от злых пришельцев с севера. Изредка вспоминая и фильм с Гойко Митичем в главной роли. Хотя, на самом деле, все совсем не так...
читать дальше
Или, по крайней мере, не совсем так. И Оцеола не был вождем, и семинолы были аборигенами разве что условно, да, в общем, и племенем назвать их можно лишь с большой долей условности. Просто «ят-симиноли» - свободные люди. Что-то типа казаков. Или башкир в XVII веке. Или чеченцев в XVIII столетии. То есть, военные сообщества на основе союза родов, кланов и просто людей из разных племен, решивших искать счастья на чужбине. Как и у «волков Урала» и «волков Кавказа», был там всякий люд: и «красные семинолы», и «черные». И даже «белые», с испанскими корнями (но эти, правда, быстро растворялись и отдельного «яти», - тейпа, - создать не смогли). Впрочем, все это, хотя и важно, для общего понимания, но в скобках. Главное, что практически все будущие семинолы еще в начале XVIII века жили сильно севернее, будучи составными частями огромной разноязыкой федерации криков, как обозвали их белые, хотя сами они, характеризуя себя, как общности, предпочитали слово «маскико», то бишь, «равные». И с места сорвались не от хорошей жизни, а от начавших качать права колонистов Вирджинии. Благо, - в отличие от индейцев Новой Англии, - куда уходить было: на дальнем юге лежала почти пустая (коренное население к тому времени вымерло от оспы) испанская Флорида, и доны рады были любым новым рабочим рукам.
Первые семьи криков появились на полуострове примерно в 1716-м, дали знать сородичам, что земля и климат недурны, а с испанцами можно ладить, и когда в 1732-м земли южнее Вирджинии оформились в Джорджию, самые легкие на подъем сочли, что ехать надо. Впрочем, как выяснилось, везде хорошо, где нас нет. В 1763-м испанцы ушли и, сделав ченч на захваченную в ходе Семилетней войны Гавану, Мадриду крайне необходимую, во Флориду пришли сэры и пэры, с удивлением отметившие наличие в безлюдном, по данным справочников, месте какое-то племя молодое, незнакомое. Эту новость следовало осмыслить. Но пока чиновный люд в Лондоне знакомился с бумагами, восстали колонии, началась война и стало не до того, зато население полуострова начало быстро расти: бежали от войны новые кланы криков, и негры из охваченной мятежом Джорджии, пользуясь ослаблением хозяйского присмотра, тоже бежали, причем принимали их красные спокойно, как своих, и очень скоро «черные семинолы» стали естественной частью новой исторической общности. А затем появился и лидер, Александр Макгилливрей.
Позвольте представить. По папе горный шотландец, а по маме полуфранцуз-полукрик из знатного клана Ветра. Вполне белый джентльмен, родился в Чарльстоне, получил престижную профессию бухгалтера, крутил дела, часто гостил у экзотических бабушки с дедушкой, души в нем не чаявших, имел массу друзей среди индейцев, - и к ним же сбежал, когда новые власти стали щемить за преданность семьи властям законным. Но сбежал не просто так, а в чине полковника королевской армии и с комиссарским мандатом, для вербовки криков, чокто, чероки и прочего аборигенного люда под знамена Британии. А поскольку верховный вождь криков, Эмистисигуо, был его другом детства, то вербовал удачно, и воевал тоже удачно, - бойцами семинолы, как, впрочем, и полагается такого рода общностям, оказались отменными, - но англичанам это, как известно, не помогло. Зато мистер Макгилливрей, эсквайр, сделал карьеру: после гибели в бою друга, был избран верховным вождем, и уже в этом качестве завел сложную дипломатическую бухгалтерию с вернувшимися во Флориду (Англия расплатилась за поддержку) донами. Калькуляция складывалась простая: испанцы, в отличие от колонистов, как всем было известно, давши слово, слово держали, готовы были помогать материально, а плюс к тому предлагали патент на чин полковника и титул «императора криков и семинолов».
Проблемы индейцев
Это было куда выгоднее, чем предложения американцев, которые не предлагали ничего, зато претендовали на часть индейских земель Джорджии, и «император Александр I», зная из газет, что денег на новую войну где-то на уркаинах у США нет, свел дебет с кредитом, присягнув Мадриду. И только в 1790 году, когда Штаты, увязнув в войне с Северо-Западной Конфедерацией, поняли, с кем имеют дело, телега сдвинулась: приехав в Нью-Йорк, «его высочество» подписал мир, признав криков Джорджии «находящимися под защитой» Штатов и утвердив «вечную границу». После чего: стал бригадным генералом армии США с окладом 1200 долларов в год, успешно подавил попытку мятежа, инспирированного англичанами, согласился на переговоры с испанцами, получил от них чин генерал-майора плюс 3600 долларов годового жалованья, публично разорвал с свой экземпляр Нью-Йоркского соглашения, заявил американцам, что будет ними воевать, но может и не воевать, если станет генерал-лейтенантом армии США с соответствующей зарплатой, но 17 февраля 1793 года совершенно неожиданно умер, оставив родне (детей не имел) дом в столице испанской Флориды, крупный капитал и 67 невольников. А племя осталось без верховного вождя и, поскольку претендентов на вакантный трон было много, федерация племен Флориды распалась, - но входившие в нее племена и кланы, уйдя в автономное плавание, получили передышку аж на два десятилетия. Более того, чем дальше, тем больше ощущая себя не столько криками, сколько семинолами, расширяли зону влияния на полуострове, - микасуки освоили долину реки Алачуа, мускоги же, пришедшие из Алабамы осели на северо-западе.При полной, разумеется, хотя и не на шару, поддержке донов и сэров, видевших в туземцах буфер на пути реализации «южных проектов» Джорджии.
Стабильность, однако, зависела от Европы, а в Европе никакой стабильности не наблюдалось. Выход Испании из борьбы с Наполеоном огорчил Лондон, агеты будущей MI6 начали объяснять красным людям Западной Флориды, что дружить с англичанами выгоднее, ситуация обострилась и на востоке, и колонисты, в небольшом числе жившие на полуострове, забеспокоились. Ранее они испанцев не любили, но теперь градус лояльности повысился, хотя кое-кто решил искать помощи у своих, на севере. Впрочем, «авантюра Бэрра», сама по себе весьма и весьма интересная, прямого отношения к нашей теме не имеет, значит, и касаться ее не будем; достаточно сказать, что чаша весов склонилась в сторону Джорджии и вообще США. Испания стала вассалом Франции, британский флот отрезал ее от колоний, доны, от Рио-Гранде до Чили, растерялись, не зная, как быть, - и США, купившие у Наполеона вкусную Луизиану, увидели, что есть шанс взять все, что плохо лежит. Ибо, - как поклонники законности, они все стремились красиво обосновать, - ведь логично же: если Париж продал «все владения Франции», а Испания отныне симбионт Империи, то, стало быть, в понятие «владение Франции» входят и владения Испании. Isnt´it? А если даже и not, так у донов все равно слишком мало сил, чтобы спорить. Так что в 1810-м, когда несколько десятков англоязычных поселенцев Западной Флориды, захватив маленький испанский форт, попросила США о помощи, США помогли, - но, как известно, просто присоединили «республику» к Луизиане. Впрочем, об этом уже шла речь в главе о мятеже черных на Немецком берегу, так что детали опустим. Но отметим, что глаз на испанские земли американцы положили уже всерьез и работали системно: в марте 1812 года группа энтузиастов из Джорджии, - разумеется, «на свой страх и риск», но почему-то под прикрытием военных судов США, - попыталась экспортировать революцию и в Восточную Флориду. Фокус не прошел. Семинолы дали отпор, «энтузиасты», отрезанные от моря, побежали посуху, индейцы, развивая преследование, перешли границу Джорджии...
И открыли ящик Пандоры, ввязавшись во «вторую крикскую войну»: уже вовсю громыхала драка США с Англией, дав американцам предлог решить вопрос с «мирными криками», у которых незадолго до того побывал Текумсе, а тут семинолы на кураже поддержали «братьев». Естественно, после победы Эндрю Джексона над криками при Хорсшу Бэнд появились формальные основания перейти испанскую границу, в порядке «справедливой реакции на вторжение». В сентябре 1812 года отряды добровольцев появились в долине Алачуа и к Рождеству вытеснили семинолов, официально объяснив донам, что создают «демилитаризованную зону». Противиться испанцы, естественно, не могли, да и побаивались, а вот об индейцах этого не скажешь. Тем не менее, около года царила условная тишина. Основные события гремели на севере, где горел Вашингтон и шли бои вокруг Детройта, на юге же американцы окопались в зоне, не шли дальше, индейцы, опасаясь нарваться, тоже не особо атаковали, копя силы, и в связи со всем этим, что-то серьезное началось только в мае 1814 года: на севере Восточной Флориды высадился английский десант с подарками краснокожим друзьям от Великого Вождя Из-За Моря. Дары были щедрые, имея такую роскошь, не воевать было просто грех, тем паче, что на зов англичан из Джорджии побежали злые, готовые драться рабы, но все же фронт оставался второстепенным.
Горячие южные парни
А затем Большая Война подошла к финишу. Британцы попрощались и летом 1815 года ушли, оставив союзникам маленький, но хорошо укрепленный форт, индейцы тоже, в основном, отошли с передовой, а крохотная крепость стала базой беглых рабов, - вернее, уже свободных, даже дважды (Британия выписала вольные, а Испания отменила рабство), - в связи с чем, получила название Негро-Форт. А это уже реально беспокоило и сердило бывших владельцев, мало того, что желавших вернуть собственность, так еще и опасавшихся, что вырвавшаяся на свободу собственность начнет делать жизнь невыносимой. Естественно, генерал Эндрю Джексон, командующий американскими силами на юге, потребовал от испанских властей уничтожить Негро-Форт, на что сеньор губернатор, старавшийся сидеть тише мыши, честно ответил, что сил на такое мероприятие не имеет, и янки сочли, что дальше можно не церемониться. В июле 1816 года отряд полковника Клинча, выйдя из только что построенного форта Скотт, - новой базы США на юге, - пересек границу и при полном непротивлении испанских властей атаковал «черную крепость». В итоге штурма взлетел на воздух, - вопрос о том, взорвался ли пороховой погреб от снаряда или от преднамеренного выстрела Дамбо-Ямбо, «короля» беглых, историками до конца не прояснен, - индейцы же, осерчав, начали набеги на Джорджию. Власти Джорджии потребовали от Ниматлы, вождя северных семинолов, объяснений, Ниматла, в свою очередь, потребовал от американцев уйти из форта Скотт, мотивируя это тем, что построен он на основании договора с криками, которым эта земля никогда не принадлежала, а его племя ничего не подписывало. Юридически он был совершенно прав, но аргументы имелись и у американцев: в ответ на послание 250 солдат двинулись вразумлять Ниматлу, и со второго раза его поселок был сожжен дотла. А через неделю воины семинолов уничтожили на броде через реку Апалачикола отряд лейтенанта Скотта, шедший на усиление форта. Это была уже война. Первая Семинольская.
С точки зрения международного права, ситуация, конечно, сложилась немножко дикая. Гибель отряда Скотта людей из Вашингтона только обрадовала, поскольку создавала давно желанный повод, и войска Эндрю Джексона пошли вглубь испанских владений. Доны вяло протестовали, выражая надежду, что генерал ограничится наказанием индейцев, «которые не поддаются контролю», но у генерала были свои планы. Индейцев-то он наказывал, это само собой, но 16 апреля 1818 года занял Сан-Маркос, стольный городок испанцев, не оказавших никакого сопротивления, кроме решительного протеста. Их, правда, никто и не обидел, зато двух вождей криков, Хоматлемико и Джозию Фрэнсиса, закупавших у испанцев какие-то товары, обвинили в «подготовке мятежа» и немедленно повесили, а нескольких мутных англичан, также находившихся в городке «по коммерческим вопросам», взяли в плен. После чего, двинулись дальше, на зачистку долины реки Сувонни от страшно раздражавших Джорджию «черных семинолов». Те, правда, успели уйти в болота без потерь, зато семинолы красные, попытавшись защищать свои поселки, были разбиты и понесли тяжелые потери.
На этом, здраво рассудив, что зарываться, - то есть, искать слава в болотистых джунглях, - не стоит, Джексон отправил в Вашингтон реляцию о «полной и окончательной победе» и вернулся в Сент-Маркс, уже, судя по всему, поймав звезду. Для начала он учредил военный трибунал, осудивший двух англичан, Роберта Амбристера и Александра Арбутнота, на смерть за «разжигание войны», - что еще можно как-то понять, - но после этого, уже чисто по личной инициативе, занял и столицу испанской Флориды. Не глядя на то, что никакой войны с Испанией не было даже в намеке. Естественно, без боя. Губернатор, - как водится, выразив озабоченность и заявив протест, с маленьким гарнизоном и жителями, боящимися американцев, ушел, а в Вашингтоне принялись разгребать последствия. По большому счету, из Флориды уходить тоже никто не намеревался, генеральскую лихость никто не осуждал, но и отношения с Мадридом, а тем паче, с Лондоном, вставшим на дыбы из-за казни подданных Его Величества, кем бы они ни были, тоже не хотелось. В итоге, действия Эндрю Джексона были «строжайше осуждены» специальной резолюцией конгресса, семьи повешенных англичан получили извинения и компенсации, а госсекретарь США обратился к испанскому королю, предлагая, раз уж так получилось, продать Флориду тем, кто все равно уже не уйдет оттуда. Особых вариантов у бедняги Фернандо VII не было, да и не особых тоже: при отказе кровное просто отняли бы, а так светило хоть что-то, к тому же в Мексике началась революция, и в Испании началась революция, деньги были крайне необходимы, - и сделка состоялась. Цветущий Полуостров официально перешел в собственность Штатов, испанцы, под торжественную музыку спустив флаги, отсалютовали губернатору территории Джексону и уплыли на острова. Но семинолам уходить было некуда.