[shano]

Ежедневно, когда мне представлялась возможность, я зарисовывал раскраску на их
лицах, и через какое-то время получил коллекцию, разнообразие которой поразило меня
самого. Странные сочетания, возникающие в калейдоскопе, можно назвать
невыразительными в сравнении с тем, что воображение индейца производит на его лбу,
носу и щеках. Я попробую дать некоторое описание, насколько позволят слова.
Больше всего в их расположении цветов меня поразили две вещи. Первое, что их не
волновало естественное разделение лица на части. И второе – экстраординарная смесь
изящества и гротеска.
Временами, правда, они использовали естественное разделение, создаваемое носом,
глазами, ртом, и т.д. Глаза обводились правильными цветными кругами. Желтые или
белые полосы располагались гармонично и на равном расстоянии ото рта. По щекам
наносился полукруг из зеленых точек, центром которого было ухо. Иногда также лоб
пересекался линиями, идущими параллельно его естественным очертаниям. Это всегда
выглядело как-то по-человечески, так сказать, потому что основные формы лица
оставались неизменными.
Обычно, однако, эти правильные узоры приходятся не по вкусу индейцам. Им нравится
контраст, и они часто разделяют лицо на две половины, к оформлению которых подходят
по-разному. Одна будет темной – скажем, черной или синей – а другая достаточно
светлой, желтой, ярко красной или белой. Одна будет пересечена жирными полосами,
оставляемыми пятью пальцами, тогда как другую причудливо раскрасят тонкими
линиями, наносимыми с помощью кисти.
Это разделение производится двумя разными способами. Разделяющая линия иногда
проходит по носу, и правая щека и половина погружаются во мрак, а левая выглядит,
словно цветочная клумба под лучами солнца. Временами, однако, они рисуют линию
поперек носа, так что глаза сверкают на фоне темного цвета, а под носом все яркое и
блестящее.
Я часто спрашивал, если ли какое-либо значение у этих разнообразных узоров, но меня
всегда заверяли, что это дело вкуса. Это были просто причудливые арабески, подобные
вышивке их скво на мокасинах, поясах, кисетах и т.д.
Однако, существует определенный символизм в использовании цветов. Так, красный
обычно представляет радость и веселье, черный – скорбь. Когда случается чья-нибудь
печальная кончина, они растирают пригоршню угля по всему лицу. Если покойный
только дальний родственник, всего лишь решетка из черных линий наносится на лицо. У
них так же есть и полутраур, и они красят в черный цвет только половину лица по
прошествии определенного времени.
Красный – это не только их радость, но и их любимый цвет. В основном они покрывают
лицо ярко красным цветом, на который наносят другие цвета. Они используют в этих
целях вермильон из Китая, привозимый им индейскими торговцами. Однако, этот
красный ни в коем случае не обязателен. Часто цветом, на который наносятся другие
цвета, является ярко желтый, для которого используется желтый крон, также
приобретаемый у торговцев.
Они также очень неравнодушны и к берлинской лазури и используют этот цвет не только
для раскраски своих лиц, но и в качестве символа мира на своих трубках и в качестве
оттенка неба на своих могилах. Очень любопытный факт, между прочим, что вряд ли
какой индеец отличает синий от зеленого. Я видел небо, которое они изображают на
своих могилах в виде круглой арки, одинаково часто и того, и другого цвета. На языке
сиу «тойя» означает и зеленый и синий, а много путешествовавший отец-иезуит
рассказал мне, что подобное смешение преобладает среди многих племен.
Мне также рассказали, что у разных племен есть свой любимый цвет, и я склонен верить
этому, хотя и не смог заметить никакого такого правила. В основном все индейцы
видимо относятся к своему собственному медному цвету кожи с особым вниманием и
усиливают его вермильоном, когда он кажется им недостаточно красным.
Я обнаружил во время путешествия к сиу, что существует определенный национальный
стиль в раскраске лица. Сиу говорили о бедном индейце, который сошел с ума. И когда я
спросил у некоторых из его присутствовавших соотечественников, каким образом
проявлялось его безумие, они сказали: «О, он наряжается в перья и ракушки так смешно,
и раскрашивает лицо так комично, что от этого можно умереть со смеху». Это было
сказано мне людьми, настолько разукрашенными перьями, ракушками, зеленым,
вермильоном, берлинской лазурью и желтым кроном, что я с трудом смог сдержать
улыбку. Однако, я сделал из этого вывод: должно существовать что-то общепринятое и
типичное в их пестром стиле, что легко может быть нарушено.
К тому же немного позже на американской государственной ярмарке я смог сделать из
своих рисунков грандиозное открытие. Там показывали гигантского индейца, и хотя его
лицо было раскрашено, я настаивал на том, что его раскраска фальшивая. Я, разумеется,
получил лишь общее впечатление, и не мог показать, в каких линиях состояла ошибка,
но я был в этом уверен. И точно подтвердилось, что это был псевдо-индеец, никто иной,
как англосакс, неуклюже наряженный дикарем.
И все же, прожив какое-то время среди этих ярко раскрашенных ребят, вы будете
сожалеть, когда их краска будет смыта. Я слышал подобные утверждения от многих
европейцев, проживших среди них долгое время. Как только мои индейцы умывались,
они казались мне более ничтожными и менее красивыми. Все является привычкой, и мои
читатели смогут легко представить себе, как жалко должны выглядеть бледнолицые для
этих ослепительных индейцев.
Молодые люди, щеголи, являются единственной жертвой своей мании раскрашивания.
Когда они взрослеют, и природа рисует морщины на их лицах, они больше не посвящают
столько сил своей раскраске. Они более не выщипывают свои бороды, которые были бы
препятствием для нее. В старости они все оставляют, как есть, и волосы их обычно редки
и грязны. Также и женщины, даже самые красивые из них, не раскрашивают себя.
Единственное исключение – любые религиозные церемонии, когда все являются ярко
раскрашенными: старики, женщины и девочки, но не до такой степени, которая
практикуется молодыми воинами. отсюда www.mezoamerica.ru/indians/north/kitchi-gami.pd...