Тем не менее, вплоть до середины пятнадцатого столетия отношение к магии в Англии было довольно снисходительным – конечно, в отсутствие отягчающих обстоятельств, о чем ниже. Церковь, разумеется, признавала возможность контакта с дьяволом и осуждала практики, которые считала магическими, но наказания были не такими уж строгими, и тем более не было никакого масштабного преследования ведьм и колдунов.
Магические практики – ведовство, гадание, изготовление «зелий» и проч. - существовали бок о бок с обычной человеческой жизнью и, с вероятностью, не привлекали особого внимания, если только не случалось чего-то из ряда вон выходящего. Возможно, среднестатистический судья 13-14 века посмотрел бы на представшую перед ним ведьму не как на реально опасное существо, а как на мошенницу или глупую суеверку. Представление о ведьмах, которое теперь кажется нам «классическим», толком не оформилось до 15 века; и уж точно они не представлялись могущественной сектой.
Что могло до тех пор случиться с человеком, обвиненным в колдовстве? Если его проступок не был обременен ничем дополнительно и если он признавал свою вину, скорее всего, его ждали публичное покаяние и епитимья, более или менее продолжительная и строгая. Смертная казнь грозила колдуну или ведьме, если ведьмовство сочеталось с преступлением, переводившим его в разряд тяжких – например, если человека обвиняли в том, что он посредством колдовства отравил колодец. Впрочем, судили и казнили его, в первую очередь, за отравление колодца (что, собственно, и являлось тяжким уголовным преступлением, караемым смертью).
Можно сказать, что к колдовству и чернокнижию до 15 века в целом относились как к опасной глупости, суеверию, которое больше вредит тем, кто им занимается. Для Уильяма Ленгленда, писавшего во второй половине 14 века, чернокнижие, алхимия, астрология, гадания и чародейство – напрасная трата сил и времени, «сплошной туман», «ерунда», которой занимаются либо глупцы, либо плуты, обманывающие глупцов; хороший христианин не станет в это ввязываться из опасения погубить душу. Как известно, лучший способ избежать дьявольского соблазна – полностью игнорировать его; дьявол опасен лишь тому, кто сам его впускает.
Суды над колдунами и колдуньями в средневековой Англии довольно редки. Как правило, их жертвами становились люди, принадлежавшие к элите общества или связанные с нею; можно предположить, что эти дела имели политическую подоплеку. Такова история Элеоноры Глостер и Марджери Журдемен в 1441 г. Элеонора была любовницей, а затем женой герцога Глостера; чтобы жениться на ней, он аннулировал брак с первой супругой. Элеонора имела большое влияние при дворе и, вероятно, нравилась Генриху VI. Известно, что она консультировалась с астрологами, желая знать будущее, и те предсказали ей, что в июле или августе 1441 г. король будет страдать от серьезной болезни. Когда слухи об этом дошли до короля, тот сильно встревожился; его приближенные разыскали и арестовали двух астрологов по обвинению в измене. На допросе те назвали имя Элеоноры, однако та бежала и укрылась в Вестминстерском аббатстве, чтобы избежать светского суда. Вероятно, столь серьезные обвинения были выдвинуты против нее, чтобы сократить амбиции Глостера. Находясь в убежище, Элеонора была допрошена священнослужителями; она отрицала большинство обвинений, однако призналась, что владела зельями, которые приготовила ей «ведьма» Марджери Журдемен. Она утверждала, что приобрела эти зелья для скорейшего зачатия, а также для «усиления любви». Элеонора и ее сообщники были признаны виновными. Журдемен, как оказалось, была профессиональной «ведьмой» - к ее услугам придворные дамы прибегали не раз. Кроме того, в ходе разбирательств выяснилось, что десять лет назад она провела несколько месяцев в тюрьме по обвинению в колдовстве и была освобождена при условии безупречного поведения в будущем. Рецидив, вдобавок усугубленный обвинением в измене, был налицо; в итоге Журдемен сожгли, а Элеоноре пришлось пройти публичное покаяние и расстаться с мужем, так как ее приговорили к пожизненному заключению. В 1452 г. она умерла в замке Бомарис.
Некоторые исследователи предполагают, что демонизация женщин и возникновение образа могущественной ведьмы связаны, в том числе, с развитием экономики в 14-15 веках, в частности с появлением новых возможностей у вдов и жен гильдейных мастеров. В эпоху до расцвета городской экономики реальное положение большинства женщин не давало особых оснований приписывать им силу и власть; на худой конец, логичней уж было представить чародейкой знатную даму, чем изображать как нечто угрожающее ведьму-простолюдинку. Конечно, вряд ли это единственная причина, но, во всяком случае, объяснение представляется довольно рациональным.
Следует отметить, что под подозрение в колдовстве попадали и мужчины – в том числе статусные и высокообразованные. Так, в 1301 г. Уолтер Лэнгтон, епископ Ковентрийский и Личфилдский, был обвинен в том, что при помощи колдовства разбогател и приобрел влияние при дворе.
Что же произошло?
Уильям Лэнгтон был влиятельной фигурой на рубеже 13-14 веков. Начал свою карьеру он при дворе Эдуарда I как служитель в королевской гардеробной и в конце концов поднялся до казначея; в 1296 г. он был избран епископом Ковентрийским и Личфилдским. Современники отмечали, что Лэнгтон был любимцем короля. Он улаживал политические дела, оттесняя даже королевских советников. Королева Маргарита в одном из частных писем назвала Лэнгтона «правым глазом короля». Разумеется, положение епископа вызывало зависть. Некий сэр Джон Лавтот твердо вознамерился погубить Лэнгтона (возможно, в связи с тем, что он задолжал Лэнгтону около тысячи фунтов). В феврале 1301 года он выдвинул против Лэнгтона многочисленные обвинения, обратившись с ними не к королю, который, скорее всего, оставил бы их без внимания, а к папе Римскому. В частности, Лавтот обвинил Лэнгтона в том, что тот был любовником мачехи Лавтота, Джоан де Бриансон, и помог ей удушить своего супруга. Шла речь также и о злоупотреблении священнослужительской властью – симонии, продаже реликвий и т.д. Но главным пунктом обвинения было то, что Лэнгтон якобы пользовался колдовством, чтобы достичь власти. Лавтот утверждал, что Лэнгтон заключил союз с дьяволом, регулярно с ним общался и даже приветствовал его «непристойными поцелуями». Наконец, Лавтот заявил, что связь Лэнгтона с дьяволом была прекрасно известна «всей Англии».
Римский папа, Бонифаций VIII, серьезно отнесся к этим обвинениям и вызвал Лэнгтона в Рим; впрочем – вероятно, с одобрения Эдуарда I – Лэнгтон явился на суд лишь спустя год. Началось расследование; при содействии глав францисканских и доминиканских орденов фиксировались показания свидетелей. До исхода суда Лэнгтон был временно освобожден от должности. В Англии случившееся вызвало настоящую бурю. Эдуард I активно писал в Рим – племяннику папы, папскому секретарю, лично самому Бонифацию – стараясь вызволить своего фаворита. В переписку включилась и королева, которая утверждала, что Англии грозит опасность в случае долгого отсутствия Лэнгтона. Папа попросил Эдуарда не обращаться сурово с Лавтотом. В ответ Эдуард арестовал Лавтота и сообщил папе, какой это бесчестный, подлый и лживый человек.
Следствие окончилось в 1303 г., и ни одно обвинение против Лэнгтона не подтвердилось. Многочисленные свидетели признавали, что, конечно, о нем ходили разные слухи, но их распускали соперники, питавшие к нему зависть. Папа назначил Лэнгтону небольшую епитимью, однако затем тот был восстановлен в должности и с триумфом вернулся на родину.
Такого рода обвинения, судя по всему, были нередки в средневековой Англии. Спустя несколько лет некто Адам Страттон, служащий казначейства, также был обвинен в том, что при помощи колдовства приобрел богатство и влияние при дворе. Еще одного королевского фаворита, Пирса Гавестона (1284-1312), обвиняли в том, что он околдовал короля, питавшего к нему очевидное пристрастие.
Ничего личного – просто политика.