Почему прощать нужно именно за французский?
"Да пошёл он на... простите за мой французский" - сказала однажды нам однокурсница из английской группы, возмущаясь невниманием своего нового потенциального ухажёра с экономического факультета.
"Это же не французский..." - задумчиво произнесла одна из нас, припоминая выученные за последние полтора года французские слова. Остальные подтвердили.
Нам было по восемнадцать лет, мы были глупы, наивны и не знали такого выражения. А оно оказалось очень распространенным и очень даже старинным.
читать дальшеВпервые выражение "Простите за мой французский" встречается в 1823 году у американского писателя Джона Нила в романе "Рэндольф", причем пока ещё в буквальном значении. Героиня романа говорит: "I do not believe that I am yet “une fille perdue!” Pardon my French." ("Не думаю, что я уже "потерянная девушка"! Простите за мой французский").
Любопытно, что само слово "pardon" имеет французское происхождение. Может быть, именно поэтому несколькими годами позже, в 1830 году, в Лондонском журнале "The Lady`s magazine" ("Журнал для леди") встречается уже вариант "Excuse my french". Слово "excuse" не так громко кричит о том, что оно французское... хотя оно тоже французское.
Само выражение здесь по-прежнему относится к настоящим французским словам, а не к обсценной лексике: "You will soon be as embonpoint (excuse my French) as your poor dear father" ("Ты скоро будешь таким же пухлым (прости за мой французский) как твой бедный дорогой отец").
Однако нельзя не заметить, что в обоих случаях на французском действительно говорились самые неприятные и резкие части этих реплик, то есть предпосылки для современного использования уже видны. Только тогда, используя неродной язык, резкость как раз пытались смягчить.
А вот у американского писателя Фрэнсиса Хопкинсона Смита в "Затопленном городе" ("A waterlogged town", 1895) уже никакого французского нет:
“Do not the palaces interest you?” - "Дворцы вас не интересуют?"
“Palaces be durned! Excuse my French." - "К черту дворцы! Простите за мой французский"
Во многом такое значение прижилось в английской культуре благодаря её историческому отношению к заклятым соседям. Если "французской оспой" ("french pox") называли сифилис, то почему бы не назвать грубые слова "французским языком"?
Насчет того, откуда эта фраза появилась в России, пишут несколько разное: и то, что мы её переняли из английского, и то, что она появилась у нас сама, ещё в XVIII веке.
В Национальном корпусе русского языка она появляется только в текстах XXI века, поэтому считаю несостоятельной версию о том, что она появилась у русских дворян независимо от английской. Да и вряд ли во времена тогдашнего полного русско-французского двуязычия им бы пришло в голову извиняться за употребление французского языка. Скорее, в их речи русский был более редким гостем, чем французский.
А вот когда в английском эта фраза стала указывать уже не на французский язык, а на крепкое словцо, она могла стать актуальной и интересной и для русских. Поэтому я думаю, что для нас она заимствованная и переводная, и переняли мы её сразу в этом, более современном, не буквальном значении. vk.com/wall-211410684_2645