«Опыт палачей во врачевании и их близкое знакомство с делишками преступного мира дали их профессии ауру знания тёмных искусств. В фольклоре палачи и их волшебные мечи, орошённые кровью недавно казнённых юношей, побеждали вампиров и оборотней, а также вызывали духов умерших или изгоняли привидений из домой. В одной типичной народной сказке того времени рассказывается о крайне неприятном доме с привидениями, который стал поводом состязания между иезуитом-экзорцистом и палачом. Последний в итоге победил, изловив назойливого призрака в мешок, после чего выпустил его в лесу. Подобные драматические представления лишь однажды появились в хронике Нюрнберга XVI в., в записи по 1583 г., когда Франц наблюдал за официально разрешённым экзорцизмом, проведённом лютеранским священником.
Конечно, в лихорадке общеевропейского помешательства на ведьмах (примерно с 1550 по 1650 гг.) любая связь с магией — даже целительной — могла вызвать неприятности. Многие считали палачей «тайными колдунами» и «хозяевами ведьм», особенно во время разгара охоты на ведьм в начале XVІІ в., когда во всех магических действиях стали подозревать дьявольское происхождение. Мюнхенский коллега Франца несмотря на полное оправдание так никогда полностью и не оправился от заключения в 1612 г. за незаконную магию на основании судебных показаний обвинителя-иезуита. Даже преемник самого Шмидта получит предупреждение за связь с «магическим бизнесом» и угрозу быть изгнанным «или хуже», если совет узнает, что он вступал в связь со «злым духом». Другие профессионалы были менее удачливы, особенно вдова будущего нюрнбергского «льва» [т.е. ассистента палача], которая была осуждена и сожжена живьём за колдовство по единственному городскому делу о предполагаемом договоре с дьяволом и половой связи с ним.
Более типичной для профессиональных палачей во времена майстера Франца была роль незаменимого союзника самопровозглашённых охотников на ведьм. Иоганн Георг Абриель, коллега Франца в Шонгау, и Кристоф Хьерт из Бибераха сами были очень востребованными экспертами по нахождению так называемых ведьминых отметин и помогли провести много охот на ведьм в Баварии и Верхней Швабии в 1590-х гг. Другие палачи играли не менее важные роли по добыванию признаний под пытками и распространению паники. В южной Германии вообще было больше казней за колдовство, чем в любом другом регионе Европы — около 40% от общего числа в 60 тысяч. В частности, Франкония была эпицентром паники из-за ведьм и стала известна как место Бамбергской и Вюрцбургской охот в 1626-1631 гг., которые привели к казням более 2000 человек.
В этом отношении Франц и его город были оазисом спокойствия среди окружавшего их безумия. До конца XVІ в. Нюрнберг видел лишь одну казнь за колдовство, и то это скорее было дело об случайном отравлении тем, что выдавали за приворотное зелье. Это было за 60 лет до прихода Франца Шмидта. И всё же к июлю 1590 г. даже город на Пегнице стал поддаваться истерии, охватившей регион. Городской совет отреагировал быстро, но совсем не так, как правители других местностей. По приказу совета был арестован и заключён в тюрьму Фридрих Штиглер, изгнанный ранее из Нюрнберга и бывший помощником палача из Айхштетта, «за высказывание обвинений против жён некоторых местных горожан, будто они были ведьмами и он знал их по их отметинам …и также говорил, что они продавали магические заклинания».
Штиглер хвастался, что имеет значительный опыт благодаря работе с коллегой Франца в Айхштетте. Он утверждал, что опознал одиннадцать ведьм прямо на улице, на которой остановился, а именно пятерых старух и шестерых «девочек-подмастерий». Во время его допроса, включавшего сеанс дыбы у майстера Франца, свежеприбывший опытный охотник на ведьм заявлял, что он изначально отвергал все просьбы местных горожан о помощи в обнаружении ведьм в Нюрнберге, ссылаясь на то, что в городе «есть собственный палач» для таких дел. Если эта ремарка должна была обвинить Франца в чрезмерной мягкости к ведьмам, она имела противоположный эффект для его верных работодателей, которые точно так же относились к обвинениям в колдовстве с глубоким скепсисом. Не утративший мужества Штиглер далее сказал, что в итоге был убеждён бесконечными просителями поделиться своим опытом борьбы с ведьмами и стал продавать им мешочки с благословенной солью, хлебом и воском по одному орту (1/4 флорина) за штуку. По словам Штиглера, мешочки его научил делать его хозяин палач в Абенсберге, и они защищали носителя от ведьм, а также могли помочь найти метку дьявола на ведьме, которая — как все знали — была нечувствительна к боли от укола иглой.
Председательствующие чиновники не придали никакой веры словам Штиглера, «лживым обвинениям …сделанным из одного лишь бесстыдного распутства», и больше заинтересовались его собственным знакомством с магией, не говоря о троежёнстве. Прежде всего они хотели предотвратить местную панику, и это в итоге привело «безбожного» Штиглера к смертному приговору «за провокацию всех видов беспорядков, ложных подозрений и вражды медлу горожанами, а также за различиные суеверные безбожные заклинания и заговоры и прочие запретные колдовские искусства и действия в прочих местах». 28 июля 1590 г. «из милосердия» он был казнён майстером Францем через обезглавливание.
…В течение следующих двадцати лет чиновники Нюрнберга продолжали яростно сопротивляться панике, охватившей соседние территории. Менее чем через восемнадцать месяцев после казни Штиглера полученное под пытками признание ведьми из соседнего маркграфства Ансбаха привело к аресту двух женщин из деревень, попадавших под юрисдикцию Нюрнберга. После мучительного расследования обвинений по обоим делам нюрнбергские юристы не нашли достаточного оправдания применению пыток и рекомендовали отклонение обвинений. Получив и заключение майстера Франца, что обе женщины всё равно были слишком стары, чтобы выдержать физическое принуждение, городской совет приказал их обеих освободить. В следующем году, когда чиновники маркграфства узнали о скрытом самоубийстве предполагаемой ведьмы в Фюрте (видимо, в их юрисдикции), они не только потребовали эксгумации и сожжения её тела, но также конфискации всего имущества её семьи. Снова из желания избежать паники нюрнбергские юристы ответили, что не могут быть однозначно подтверждены обвинения ни против неё, ни против природы её смерти, а потому продолжали поддерживать убитого горем вдовца и его сына в ходе нескольких дополнительных правовых нападений из маркграфства. В последующие годы совет освободил трёх жителей Альтдорфа после конфискации их «колдовских книг и колод карт», а также без лишних формальностей отпустил двух женщин, которых в отдельных делах обвиняли в колдовском врачевании. Только осуждённый лжесвидетель Ханс Ресснер, повторивший ошибку Фридриха Штиглера и распространявший ложные слухи и обвинения в ведьмостве, был осуждён, но в отличие от казнённого предшественника отделался сидением в колодках и пожизненным изгнанием (под угрозой смертной казни в случае возвращения).
Ни майстер Франц, ни его начальство не отрицали эффективность магии самой по себе, но они концентрировались больше на том, была ли она использована для вредоносных деяний, называемых maleficia. Шмидт бесстрастно записал, что Георг Карл Ламбрехт, последний «бедный грешник», которого он казнил, «также занимался магическими заклинаниями», но так как maleficia не было установлено, колдовство не вошло в перечень оснований его официального приговора. Шмидт счёл достойным упоминания и то, что Кунрад Цвикелшпергер, «совершивший разврат» с замужней Барбарой Вагнерин, «дал два флорина старой колдунье, чтобы она сделала так, чтобы [муж Вагнерин] был заколот, забит или утонул, но приговор Цвикелшпергеру был основан на более допустимом доказательстве того, что он также убедил свою любовницу отравить её мужа несколько раз (а также то, что он спал с её матерью и тремя сёстрами). Часто Франц упоминает «колдовские» проклятия, чтобы описать характер и мотив последующего насильственного действия: молодой могильщик, который публично «наложил проклятие» на своего бывшего товарища-предателя, «чтобы он немедленно умер», или деревенский забияка угрожал своим соседям, что «он сожжёт их дома дотла [а потом] отрежет их руки и спрячет их в своей груди». Предвосхищая мнения исторических антропологов будущих столетий, Франц признаёт, что подобные проклятия и угрозы часто были пустым блефом или бессильными. Написав о том, как арестованная воришка Анна Пергеменнин угрожала, «что она улетит верхом на вилах вместе со старой ведьмой, делавшей мётлы», Шмидт добавил язвительно «но ничего не произошло». Его очевидное признание возможности того, что нечто могло произойти, отличает его скептицизм от нашего, но его упорная невосприимчивость к истерии по поводу ведьм близка к нашей.
…Подавляющее большинство так называемых мастеров колдовства, которых майстер Франц Шмидт встретил в ходе своей работы, могут быть классифицированы как обычные мошенники. Так, он кнутом выгнал из города Кунца Хоффманна, который «выдавал себя за читателя планет и ладоней», а также четырёх предсказателей-цыган, и «предсказывающую будущее и находящую сокровища» Анну Домиририн, которая «в один день [получила] более 60 флоринов и пять золотых колец от фрау Михаэлы Шмидин».»
В книге ещё много интересных моментов, так что как-нибудь напишу о ней подробнее.