Оригинал взят у в Профессора Гарварда не убивают?
1 апреля исполнился своеобразный юбилей. В этот день в 1850 году вынесен приговор в судебном процессе, который вошел в историю, как гарвардское дело. Название возникло по понятным причинам. Подавляющее большинство участников, включая убийцу и жертву, адвокатов с обеих сторон, двадцать пять свидетелей, и даже судью, объединяло одно — все они связаны с Гарвардским университетом. Некоторые являлись его выпускниками, кто-то был сотрудником, но главные участники драмы — преступник и жертва — представляли, как сказали бы сегодня, профессорско-преподавательский состав. Примечателен суд еще и тем, что проведенная судебно-криминалистическая экспертиза впервые была принята во внимание при определении вины подсудимого.
А началось все в ноябре 1849 года с исчезновения доктора Паркмана.
читать дальше«Челюсть»
Джордж Паркман личность в Бостоне того времени примечательная. В прямом смысле слова. Спутать его с кем-то другим было сложно. Выдающаяся вперед нижняя челюсть с заметными искусственными зубами обеспечила ему забавное прозвище, а привычка ярко одеваться привела к тому, что его долговязую худощавую фигуру замечали издалека.
Доктор Джордж Паркман
Помимо престижной профессии и принадлежности к бостонской элите, доктор Паркман был успешным бизнесменом. Прежде чем прибыть на рабочее место, он успевал обойти нескольких должников и собрать свою ренту. В 1849 году доктор Паркман «стоил» около полумиллиона долларов. При этом у него не было конного экипажа, и он всюду ходил пешком. Тем не менее, про него шутили, что если бы он ехал на лошади, то соскакивал бы с нее и бежал впереди, настолько был нетерпелив и целеустремлен.
Джордж Паркман принадлежал к одному из известнейших бостонских семейств, за которыми закрепилось название «браминов». В тогдашнем американском обществе, по понятным причинам лишенного аристократии, подобные семейства выполняли роль высшей касты. Помимо того, что они были очень богаты, люди вроде Паркмана, видели необходимость в получении хорошего образования. Унаследовав от своего отца Самуэля Паркмана земельные участки и несколько домов, которые он сдавал внаем, Джордж закончил хороший колледж и отправился на учебу во Францию, старейший университет Европы, Сорбонну. Он совершенствовался в науках, избрав предметом своего интереса медицину, много путешествовал, впитывал культуру Старого Света и скупал художественные ценности.
Фрэнк Паркман, сын старшего брата доктора Паркмана. Похоже, «выдающаяся» челюсть — отличительная черта Паркманов
Получив степень доктора медицины, Паркман сосредоточился на изучении психических заболеваний и даже написал две научные книги — одну, посвященную модной проблеме гуманного метода лечения душевнобольных, вторую — лунатизму.
Вернувшись на родину, доктор оказался не чужд, зарождавшейся в ту пору традиции благотворительности. Он подарил Гарвардскому университету большой участок земли, на котором была возведена Медицинская школа. Там и сегодня расположены корпуса госпиталя «Массдженерал».
В тот день, 23 ноября 1849 г., верный привычкам, доктор Паркман уже успел побывать в Коммерческом банке на Стейн-стрит и еще в нескольких местах. Он купил кое-какие продукты для своей тяжелобольной дочери и, оставив их в магазине «Голландс», сказал, что у него есть еще одно срочное дело, и он скоро вернется.
Дело, действительно, не терпело отлагательства, и было крайне неприятным. Паркман намеревался посетить Гарвардский медицинский колледж и встретиться там с должником, профессором Уэбстером.
Долг платежом красен
С профессором Джоном Уайтом Уэбстером Джордж Паркман был знаком давно, а его старший брат, будучи пастором Унитарианской церкви, так и вовсе являлся духовным наставником Уэбстера и знал его с детства.
Уэбстер также был выдающимся человеком в Бостоне. Закончив Гарвардский медицинский колледж и пройдя медицинскую практику в Лондоне, он вернулся на родину, продолжил образование, опубликовал несколько книг и занял престижное место преподавателя медицинского колледжа, а позже получил профессорский пост. С 1827 года профессор Уэбстер преподавал в колледже химию, минералогию и геологию.
Гарвардский медицинский колледж, современный вид
Но была у гарвардского профессора проблема. Его запросы и расходы значительно превышали доходы. За последнее время его жалованье выросло с 800 до 1200 долларов в год, кроме того, он устраивал платные лекции, продавая на них билеты. Студенты на эти лекции ходили неохотно, считая профессора преподавателем скучным, а лекции невыразительными, но билеты покупали, и Уэбстера это вполне устаивало. Однако все равно денег не хватало, и поэтому он постоянно брал в долг различные суммы у таких людей как Паркман.
Уэбстер занял 400 долларов и возвратил их вовремя. Поэтому, когда профессор обратился за более внушительной суммой в 2 432 доллара, Паркман не стал отказывать и занял деньги.
Доктор не предполагал, к каким последствиям приведет этот поступок. Выплата долга затянулась ни много ни мало на семь лет и перспективы, судя по общению с Уэбстером, были безрадостные. При этом Паркман вел себя достаточно сдержанно, памятуя о давнем знакомстве и том положении, которое занимал в обществе профессор Уэбстер. Единственное, что он себе позволял, это довольно забавный способ напомнить о долге. Паркман приходил на лекции Уэбстера, садился в первом ряду и, сверкая вставными зубами на выдающейся челюсти, злобно буравил глазами должника. Профессора это выводило из себя, он терялся, читал лекции еще хуже, чем обычно, но деньги не возвращал.
Но тут случилось то, что переполнило чашу терпения доктора, и 23 ноября 1849 г. он решил, наконец, поставить вопрос ребром. Дело в том, что одалживая деньги, сделка была заключена под залог имущества Уэбстера — коллекции минералов. Профессор лично собирал ее, и кроме научной ценности, она была очень дорогой. И вот Паркман узнает, что Уэбстер под залог коллекции занял 1 200 долларов. И у кого? У брата его собственной жены Роберта Голда Шоу! При этом он, разумеется, забыл упомянуть, что коллекция уже находится под залогом. Неслыханно! Он направлялся к Уэбстеру с твердым намерением, получить долг или уйти от него с коллекцией.
Как поссорились доктор с профессором
Итак, оставив покупки в магазине, Паркман прямиком направился в Медицинский колледж, встретился там с Уэбстером и между ними состоялся диалог, о содержании которого мы знаем со слов помощника Уэбстера и по совместительству сторожа учебного заведения Эфраима Литтлфилда.
Профессор Уэбстер
Паркман неожиданно для Уэбстера резко распахнул дверь и буквально ворвался в лабораторию, где тот готовил какой-то химический препарат.
— Профессор Уэбстер, сегодня вечером вы готовы? — с порога выпалил он.
— Нет, доктор, сегодня вечером я не готов.
Далее Паркман обрушил на Уэбстера гневную тираду, суть которой сводилась обвинениям в продаже заложенного имущества, на что он не имел никакого права по условиям, существовавшего между ними соглашения, рукописным экземпляром которого доктор размахивал перед лицом профессора. В конце концов, Уэбстер предложил встретиться на следующий день.
Уходя, Паркман задержался в дверях и, сверкая зубами на своей «выдающейся» челюсти, сказал:
— Доктор, нужно что-то решать. Если у вас нет решения, то у меня есть. Вы продаете билеты на свои лекции. Или думайте, как вы будете возвращать долг, или оплата за вашу болтовню должна по праву принадлежать мне!
По словам Литтлфилда, доктора Паркмана он больше не видел, но заметил, что его последние слова произвели на Уэбстера сильное впечатление. И не удивительно. Лишиться столь существенной прибавки к основному заработку — это стало бы для профессора тяжелым ударом.
Дальнейшие события развивались стремительно. Уже на следующий день жена Паркмана обратилась в полицию и заявила о его пропаже. Муж ушел из дома и долго не давал о себе знать. Так как подобное поведение для него было нехарактерно, и ранее ничего похожего не случалось, она серьезно обеспокоилась. Вероятно, если бы речь шла о другом человеке, полиция вряд ли стала бы действовать настолько быстро. Но доктор был не только уважаемым членом городской общины, но и человеком со связями. Кроме врагов-должников, у него хватало и влиятельных друзей, которых он также поддерживал деньгами. Поэтому практически сразу полиция начала организовывать мероприятия по его розыскам — опрашивать знакомых, выяснять события дня, предшествовавшего исчезновению, и даже обследовать пустые дома, подвалы и русло реки. Были подготовлены листовки с информацией о вознаграждении за указание местонахождения Паркмана. Сумма за информацию назначалась более чем внушительная — 3 000 долларов. Это более чем в два раза превышало годовой доход профессора Гарварда. Тот же Уэбстер, как мы помним, имел жалованье 1 200 долларов в год.
Первый визит полиции в Медицинский колледж и в том числе в лабораторию Уэбстера состоялся уже вечером 27 ноября 1849 года. Многим было известно о конфликте между учеными, как и о намерении Паркмана посетить Уэбстера накануне. Сотрудники полиции Дерастус Клэпп и Фрэнсис Тьюки провели первый обыск, весьма поверхностный, который не дал результатов.
Между тем поведение профессора Уэбстера выглядело довольно странным. Он без приглашения заявился в дом преподобного Паркмана, на второй день после исчезновения его брата, выглядел возбужденным и развязным, а в разговоре упомянул, что встречался с пропавшим в пятницу днем. Поговорив, они разошлись.
Другим людям в колледже он поведал, что встретился с Паркманом, выплатил ему часть долга в 483 доллара, и тот ушел от него с деньгами в руках. Это породило предположение, что доктора где-то ограбили и, вероятно, убили.
Но потом произошло удивительное событие, в котором ключевую роль сыграл сторож колледжа и помощник Уэбстера, Эфраим Литтлфилд.
Были люди в наше время…
По общепринятой версии у Литтлфилда возникли подозрения в отношении Уэбстера. Прямых указаний на причастность ученого к исчезновению Паркмана у него не было, кроме предчувствия и интуиции, как он потом утверждал. Странное поведение Уэбстера, оброненная кем-то в колледже ироничная фраза, что Паркмана найдут не иначе, как в его стенах — все это заставило Литтлфилда задуматься. Сразу же всплыл в памяти и большой мешок, который Уэбстер тащил в направлении подвала в корпусе, где располагалась лаборатория. На вопрос Литтлфилда, нужна ли помощь, Уэбстер ответил, что ничего не нужно — он всего лишь хочет подкинуть дров в камин. Настойчивые расспросы после первого визита полиции, а потом неожиданный подарок и поздравления ко Дню Благодарения. Уэбстер преподнес Литтлфилду индейку к празднику и произнес столько слов, сколько не говорил за несколько лет их знакомства. Все это выглядело странным. Возникало впечатление — Уэбстер не только хочет выяснить, что известно полиции, не находится ли он под подозрением, но и задобрить Литтлфилда. Но для чего, если он не причастен к этой истории?
Эфраим Литтлфилд
Ответ напрашивался сам собой, и сторож захотел проверить свои подозрения. Ему пришла в голову мысль, что если профессор причастен к исчезновению Паркмана, если он убил его, и ему пришлось прятать тело на территории колледжа, лучшего места, чем подвал смежный с лабораторией не найти.
Так как без ведома хозяина у Литтлфилда доступа в лабораторию и подвал не было, он решил разобрать стену соседнего помещения. Действовать нужно быстро и наверняка, поэтому он посвятил в свои планы жену Кэролайн, задача которой — стоять на стреме и предупредить, если появится Уэбстер.
Через неделю после исчезновения Паркмана, в то время, когда все праздновали День Благодарения, Литтлфилд, вооружившись инструментами, отправился на дело. Он работал целый день долотом и молотом, пробиваясь в подвал. Прервался только поздним вечером, но не лег спать, а отправился в местное увеселительное заведение «Сыновья Темперанса», веселился до самого утра, станцевав восемнадцать танцев из двадцати. Крепкие сторожа были в то время!
Через неделю после исчезновения доктора Паркмана, Литтлфилд пробился сквозь стену и заглянул в подвал. Первое, что он увидел, раковину из которой стекала какая-то жидкость и торчали две человеческие ноги и рука.
Литтлфилд сразу же известил руководство колледжа о страшной находке, которое незамедлительно проинформировало городского судебного исполнителя, и в Медицинский колледж отправились трое полицейских, имевших указание произвести арест профессора Уэбстера и доставить его в Бостон.
Арест подозреваемого
Не желая лишних проблем, явившиеся в дом профессора полицейские, сказали ему, что в колледже нужно произвести очередной обыск и необходимо его присутствие. Уэбстер с легкостью согласился, в пути довольно мило общался с сопровождающими, задавал им вопросы. Но когда он обнаружил, что они едут не в колледж, а в Бостон, выяснилась истинная причина визита. Ему объявили о подозрениях и аресте.
Уэбстер был шокирован и после стакана воды обрушил на полицейских град вопросов.
— Доктора Паркмана нашли? Где его нашли? Как заподозрили меня? О! Мои дети, что они будут делать? Боже, что они обо мне подумают!
Один из детективов заметил, что лучше ему сейчас не задавать вопросы, а ответить — имел ли кто-либо доступ в его лабораторию и, главным образом, в подвал.
— Никто, — прошептал Уэбстер, — кроме работника, который разводит огонь…
А через минуту, схватился за голову.
— Боже мой! Я погиб!
А через какое-то время профессор вынул что-то из кармана сюртука и быстрым движением отправил в рот, после чего последовали судороги и обморок. Когда его привезли на место и поместили в камеру, чувствовал он себя все еще плохо, тело сотрясалось в судорогах, но потом он пришел в чувства и его привезли на место преступления. По собственному признанию Уэбстера, он принял стрихнин, но либо из-за его нервного состояния, либо из-за ошибки в дозировке, яд не подействовал, и он остался жив.
Между тем, когда в Бостоне узнали, что уважаемый ученый арестован в подозрении в убийстве другого, не менее уважаемого жителя города, возникли серьезные волнения. Общественность разделилась во мнениях. Одни полагали, что Уэбстер виновен, другие высказывали сомнения в этом, вспоминая, что список его научных заслуг был весьма обширным. Он был магистром искусств и доктором медицины в Гарварде; членом Американской академии искусства и науки, Лондонского геологического общества и других научных организаций. Он написал и издал несколько книг по химии, а также подробно описал один из Азорских островов. Он общался с многими деятелями культуры Америки и зарубежья. Например, состоял в переписке с поэтом Лонгфелло.
Противники говорили, что лекции его были непритязательны, а заслуги преувеличены. К примеру, сенатор Хоур, побывавший на одной из них, рассказывал, что Уэбстер «добрый и суетливый человек», но лекции в его исполнении — самый скучные из тех, что ему приходилось слышать. Если бы не участие Уэбстера в создании фейерверка по случаю инаугурации президента Гарвардского университета Эдварда Эверетта, за что Уэбстер получил прозвище «Ракета-Джек», он бы ни за что на нее не пошел.
Припомнили даже историю с взорвавшимся медным сосудом на лекции Уэбстера по химии. Осколок меди полетел в аудиторию и вонзился в скамью. Только по счастливой случайности она оказалась пуста и никто не пострадал.
Однако все перечисленное, разумеется, не могло считаться основанием для обвинений в убийстве. А вот оправдаться, когда в помещении вверенной тебе лаборатории находят человеческие останки, уже гораздо труднее. Улики против Уэбстера казались совершенно неопровержимыми. Хотя, как мы увидим дальше, даже они требовали пристального рассмотрения и доказательств для предстоящего суда.
Суд и доказательство виновности
Суд над профессором Уэбстером начался 19 марта 1850 года под председательством Главного судьи Лемюэля Шоу, и получил самую широкую огласку. Количество желающих посетить процесс было таковым, что если на первые ряды в партер пускали привилегированных зрителей, то на галерке размещали всех, причем людей меняли каждые пятнадцать минут при помощи полиции. Всего процесс посетили, по разным оценкам от пятидесяти до шестидесяти тысяч человек.
При том, что, как уже упоминалось, мнения разделились, уверенность в его виновности была весьма велика. Например, когда влиятельные знакомые Уэбстера предложили взяться за его защиту знаменитому адвокат Руфусу Чоту, тот отказался и заявил, что возьмется защищать его только в том случае, если он признает вину, после чего Чот готов доказать непредумышленный характер убийства. И это говорил адвокат, выигравший недавний процесс 1845 года, в котором оправдали обвиняемого в убийстве на основании лунатизма — версии, предложенной Чотом. В деле Уэбстера, привыкший побеждать адвокат, боялся опростоволоситься. Профессора Уэбстера такое предложение не устраивало, он продолжал настаивать на невиновности, и в итоге воспользовался услугами адвокатов, Плиния Меррика и Эдварда Сохье, назначенных судом.
Адвокат Руфус Чот
Главная задача предварительного следствия и судебного разбирательства — убедительно идентифицировать останки, доказав их принадлежность доктору Паркману. Труп из подвала был расчленен и частично сожжен. Голова пострадала очень сильно, и опознать прижизненные черты лица не представлялось возможным.
Адвокаты Уэбстера рассматривали вопрос об идентификации, как козырь в этом деле. Закон требовал, чтобы обвинение доказало не только факт совершения преступления, но и в случае убийства принадлежность трупа убитому. Аргументы адвоката Меррика покоились на утверждении, что государственное обвинение не доказало принадлежность останков Паркману, но даже если это они, необходимо еще представить в суде, объяснения, каким образом Паркман был убит.
Сторона обвинения, при поддержке председательствующего судьи Лемюэля Шоу, парировала эти утверждения примером, когда доказательство факта убийства возможно без наличия тела. Обвинители напомнили прецедент, когда убийство было совершено на корабле, а тело выброшено в море. Разве может кто-либо отрицать, что совершивший этот поступок не является убийцей? — спрашивали прокуроры.
А пока, первой, кому были предъявлены останки для опознания, стала жена Паркмана. По внешним признакам, сохранившимся на туловище, она с уверенностью заявила, что, скорей всего, труп принадлежит ее мужу. Она отметила совпадение нескольких характерных шрамов, которые Паркман получил во время хирургических вмешательств, а также отметила, что тело ее мужа отличалось существенным оволоснением, и на трупе она видит то же самое. Эти показания подтвердил и старший брат убитого, преподобный Паркман. То, что он был священником, только усиливало уверенность в правдивости его свидетельств.
Вторым «гвоздем в гроб» Уэбстера стало выступление в суде Эфраима Литтлфилда. Он поведал суду, присяжным и многочисленным посетителям о конфликте Паркмана и Уэбстера, странном поведении Уэбстера после исчезновения Паркамана, своих подозрениях, основанных на наблюдениях за профессором, о титаническом труде по разборке стены и, конечно же, страшной находке в подвале лаборатории. Эти живописные свидетельства произвели сильное впечатление на присутствовавших. В купе с имеющимся у Уэбстера мотивом, они показывали возможность и средства для совершения преступления.
Однако, учитывая общественный резонанс, и понимая, что вопрос идентификации останков имеет первостепенное значение, следствие полагало, что необходима более серьезная экспертиза. Медико-антропологический анализ был не настолько надежен, как кажется. Каждая из сторон могла пригласить своих экспертов-медиков, которые предлагали суду совершенно различные результаты. Кроме того определение роста, веса, примерного возраста убитого также не могло стопроцентно гарантировать, что в лаборатории Уэбстера обнаружено именно тело Паркмана.
И совершенно естественно, что памятуя об отличительной физической особенности Паркмана — его выдающейся нижней челюсти — было решено сосредоточиться именно на ней. Тем более, голова и челюсти трупа сохранились неплохо. А главное дантист, который обслуживал Паркмана при жизни и изготавливал для него зубные протезы, был жив и здоров.
Доктор Натан Кип, практиковавший в Бостоне около тридцати лет, свидетельствовал на четвертый день процесса. Кип сказал, что сделал зубы доктору Паркману и что его рот «был очень особенным, как это можно заметить в отношении его формы и соотношения верхней и нижней челюстей». Дантист заявил, что, когда он увидел зубы, извлеченные из печи подвала лаборатории профессора Уэбстера, он уверенно опознал их, как принадлежащие Паркману, а также зубные протезы, которые он изготовил для него три года назад.
Вслед за Натаном Кипом выступил другой специалист, профессор анатомии и декан Медицинского колледжа, писатель и врач, Оливер Уэнделл Холмс. Он проводил анализ грудной клетки, таза, бедер и голеней трупа, после чего авторитетно заявил, что они соответствуют «анатомии доктора Паркмана».
После такой канонады свидетельств, попытки адвокатов профессора Уэбстера отбить ее выглядели весьма скромно. Они представили ряд свидетельств сотрудников колледжа, которые утверждали, что видели Уэбстера в разное время, в том числе, и когда по версии обвинения он должен был избавляться от тела.
Прокуроры ответили на это эффектным шагом. Они предъявили суду портрет одного жителя Бостона по имени Джордж Блисс, необычайно похожего на доктора Паркмана. И судья, и присяжные убедились, что мистера Блисса, особенно издалека и с цилиндром на голове, вполне можно было спутать с доктором Паркманом.
Джордж Блисс «двойник» Паркмана
На месте дачи показаний побывал врач-стоматолог Уильям Мортон (тот самый, который впервые стал использовать эфир в стоматологии для анестезии). Он подверг сомнению утверждения личного дантиста Паркмана, Натана Кипа.
Доктор Мортон применяет эфир в 1846 году
Мортон говорил, что индивидуальные особенности строения представленных челюстей и зубов не настолько очевидны, а способ изготовления протезов и использованных материалов применяется многими врачами. Но это мнение прозвучало неубедительно. Представить, что опытный врач, много лет обслуживавший Паркмана, мог не опознать собственную работу, было практически невозможно.
Присяжные уже собирались отправиться в комнату для вынесения приговора, когда обвиняемый запросил слово. В судебной практике того времени выступления обвиняемых не поощрялись, так как считалось, что они по определению не могли быть объективны, но судья Шоу пошел на уступку, и позволил Уэбстеру говорить. Профессор выступал около пятнадцати минут, но потратил это время на критику действий собственных адвокатов и продолжал настаивать на полной невиновности.
То, что эта речь не произвела никакого эффекта, стало ясно через три часа. Ровно столько времени понадобилось жюри присяжных для вынесения вердикта — виновен. Судья Лемюэль Шоу с чистым сердцем вынес смертный приговор. Судебный процесс продлился одиннадцать дней.
Запоздалое признание
За несколько дней до приведения приговора в исполнение профессор Уэбстер составил письменное признание в убийстве доктора Паркмана. В целом оно в достаточной степени точно соответствовало выводам, к которым пришли обвинители на следствии и во время суда. Разве что признание демонстрировало эмоциональное состояние, в котором находились участники конфликта.
Уэбстер описывал, что Паркман был зол и вел себя вызывающе, угрожал и не стеснялся в выражениях. Он кричал и отчаянно жестикулировал перед лицом профессора. В какой-то момент «взволнованный в высшей степени» профессор схватил полено, лежавшее у камина, и ударил Паркмана по голове. Уэбстер писал, что удар был всего один. Но Паркман упал на пол, ударился головой, и у него изо рта потекла струйка крови. Он лежал недвижимо и выглядел безжизненным. Уэбстер взял губку, вытер кровь с его лица, а потом попытался вернуть его к жизни. Прикладывал к носу флакон с аммиаком, но безрезультатно.
Поняв, что доктор Паркман мертв, Уэбстер, испугавшийся огласки, решил избавиться от тела. Он перетащил труп в помещение, где находилась работающая печь, и первое что сделал, снял с себя одежду и бросил ее в огонь. Потом он раздел мертвеца и также отправил его одежду вслед за своей.
Потом он оттащил труп в примыкающую к котельной секционную, которая использовалась для анатомических упражнений, и там расчленил тело. «Это было сделано быстро, как произведение страшной отчаянной необходимости». Единственный инструмент, который использовал Уэбстер, — нож для резки пробки.
Потом он перетаскивал части тела Паркмана из секционной в котельную, бросая их в печь. Именно в этот момент за его передвижениями наблюдал Эфраим Литтлфилд, видя через просвет под дверью, только ноги Уэбстера.
После сказанного создается впечатление, что прав был отказавшийся от защиты адвокат Руфус Чот. Если бы Уэбстер не настаивал на полной невиновности, он почти наверняка сохранил бы свою жизнь. Толковому адвокату, действительно, не составило бы труда доказать, что преступление было совершено в состоянии аффекта и было вызвано необходимостью защитить собственную жизнь.
Профессора Уэбстера повесили 20 августа 1850 года. Суд по его делу вошел в историю американского судопроизводства, когда решающее значение при определении вины сыграли не косвенные доказательства, а научная медицинская экспертиза.
Альтернативная версия. Так ли прост сторож Литтлфилд?
Но ставить точку пока рано. Коль уж история с убийством получает большой резонанс, она обречена на появление альтернативных теорий. Существовала она и в этом деле. Ее приверженцы предлагают обратить внимание на героя, обнаружившего останки несчастного доктора Паркмана, сторожа колледжа Эфраима Литтлфилда.
Литтлфилд вышел из этого дела не только чистым, но и богатым. Ведь именно он получил обещанную награду в 3 000 долларов за обнаружение Паркмана. А после завершения судебного процесса и казни Уэбстера, он и вовсе уволился из колледжа и следы его затерялись.
Интересным обстоятельством является тот факт, что Литтлфилд в колледже занимался не только тем, что прибирал помещения за учеными, но также он ассистировал им и… поставлял трупы для экспериментов и уроков анатомии. За каждое тело он получал 25 долларов, и это составляло существенный дополнительный заработок для него.
А также это значило, что Литтлфилд обладал навыками работы с медицинскими инструментами, имел представления о человеческой анатомии, и при необходимости ему не составило труда убить человека и расчленить его труп. Впрочем, сторонники альтернативной теории не обвиняют Литтлфилда в убийстве. По их мнению, все было гораздо интереснее. Доктор Паркман, который, как мы помним, получил часть долга от несговорчивого Уэбстера, возвращался домой при деньгах. Где-то в пути он подвергся нападению грабителей, и был убит. В общем-то, увы, нередкий случай. Потом его тело было продано Эфраиму Литтлфилду, не имевшему понятия, чей труп приобрел. Когда же он разобрался, что к чему, возник план подставы профессора Уэбстера, у которого имелся мотив для убийства Паркмана.
При ближайшем рассмотрении теория обнаруживает множество недостатков, но как сюжет для литературного произведения «по мотивам», вполне заслуживает внимания. Однако, как говорят в небезызвестном художествленно-псевдодокументальном сериале: «Это уже совсем другая история…»
В посте использованы краткие цитаты художественно-документального очерка Эдмунда Пирсона «Классическое американское убийство или исчезновение доктора Паркмана», опубликованного в сборнике «Убийства потрясшие мир» (1992).
А началось все в ноябре 1849 года с исчезновения доктора Паркмана.
читать дальше«Челюсть»
Джордж Паркман личность в Бостоне того времени примечательная. В прямом смысле слова. Спутать его с кем-то другим было сложно. Выдающаяся вперед нижняя челюсть с заметными искусственными зубами обеспечила ему забавное прозвище, а привычка ярко одеваться привела к тому, что его долговязую худощавую фигуру замечали издалека.
Доктор Джордж Паркман
Помимо престижной профессии и принадлежности к бостонской элите, доктор Паркман был успешным бизнесменом. Прежде чем прибыть на рабочее место, он успевал обойти нескольких должников и собрать свою ренту. В 1849 году доктор Паркман «стоил» около полумиллиона долларов. При этом у него не было конного экипажа, и он всюду ходил пешком. Тем не менее, про него шутили, что если бы он ехал на лошади, то соскакивал бы с нее и бежал впереди, настолько был нетерпелив и целеустремлен.
Джордж Паркман принадлежал к одному из известнейших бостонских семейств, за которыми закрепилось название «браминов». В тогдашнем американском обществе, по понятным причинам лишенного аристократии, подобные семейства выполняли роль высшей касты. Помимо того, что они были очень богаты, люди вроде Паркмана, видели необходимость в получении хорошего образования. Унаследовав от своего отца Самуэля Паркмана земельные участки и несколько домов, которые он сдавал внаем, Джордж закончил хороший колледж и отправился на учебу во Францию, старейший университет Европы, Сорбонну. Он совершенствовался в науках, избрав предметом своего интереса медицину, много путешествовал, впитывал культуру Старого Света и скупал художественные ценности.
Фрэнк Паркман, сын старшего брата доктора Паркмана. Похоже, «выдающаяся» челюсть — отличительная черта Паркманов
Получив степень доктора медицины, Паркман сосредоточился на изучении психических заболеваний и даже написал две научные книги — одну, посвященную модной проблеме гуманного метода лечения душевнобольных, вторую — лунатизму.
Вернувшись на родину, доктор оказался не чужд, зарождавшейся в ту пору традиции благотворительности. Он подарил Гарвардскому университету большой участок земли, на котором была возведена Медицинская школа. Там и сегодня расположены корпуса госпиталя «Массдженерал».
В тот день, 23 ноября 1849 г., верный привычкам, доктор Паркман уже успел побывать в Коммерческом банке на Стейн-стрит и еще в нескольких местах. Он купил кое-какие продукты для своей тяжелобольной дочери и, оставив их в магазине «Голландс», сказал, что у него есть еще одно срочное дело, и он скоро вернется.
Дело, действительно, не терпело отлагательства, и было крайне неприятным. Паркман намеревался посетить Гарвардский медицинский колледж и встретиться там с должником, профессором Уэбстером.
Долг платежом красен
С профессором Джоном Уайтом Уэбстером Джордж Паркман был знаком давно, а его старший брат, будучи пастором Унитарианской церкви, так и вовсе являлся духовным наставником Уэбстера и знал его с детства.
Уэбстер также был выдающимся человеком в Бостоне. Закончив Гарвардский медицинский колледж и пройдя медицинскую практику в Лондоне, он вернулся на родину, продолжил образование, опубликовал несколько книг и занял престижное место преподавателя медицинского колледжа, а позже получил профессорский пост. С 1827 года профессор Уэбстер преподавал в колледже химию, минералогию и геологию.
Гарвардский медицинский колледж, современный вид
Но была у гарвардского профессора проблема. Его запросы и расходы значительно превышали доходы. За последнее время его жалованье выросло с 800 до 1200 долларов в год, кроме того, он устраивал платные лекции, продавая на них билеты. Студенты на эти лекции ходили неохотно, считая профессора преподавателем скучным, а лекции невыразительными, но билеты покупали, и Уэбстера это вполне устаивало. Однако все равно денег не хватало, и поэтому он постоянно брал в долг различные суммы у таких людей как Паркман.
Уэбстер занял 400 долларов и возвратил их вовремя. Поэтому, когда профессор обратился за более внушительной суммой в 2 432 доллара, Паркман не стал отказывать и занял деньги.
Доктор не предполагал, к каким последствиям приведет этот поступок. Выплата долга затянулась ни много ни мало на семь лет и перспективы, судя по общению с Уэбстером, были безрадостные. При этом Паркман вел себя достаточно сдержанно, памятуя о давнем знакомстве и том положении, которое занимал в обществе профессор Уэбстер. Единственное, что он себе позволял, это довольно забавный способ напомнить о долге. Паркман приходил на лекции Уэбстера, садился в первом ряду и, сверкая вставными зубами на выдающейся челюсти, злобно буравил глазами должника. Профессора это выводило из себя, он терялся, читал лекции еще хуже, чем обычно, но деньги не возвращал.
Но тут случилось то, что переполнило чашу терпения доктора, и 23 ноября 1849 г. он решил, наконец, поставить вопрос ребром. Дело в том, что одалживая деньги, сделка была заключена под залог имущества Уэбстера — коллекции минералов. Профессор лично собирал ее, и кроме научной ценности, она была очень дорогой. И вот Паркман узнает, что Уэбстер под залог коллекции занял 1 200 долларов. И у кого? У брата его собственной жены Роберта Голда Шоу! При этом он, разумеется, забыл упомянуть, что коллекция уже находится под залогом. Неслыханно! Он направлялся к Уэбстеру с твердым намерением, получить долг или уйти от него с коллекцией.
Как поссорились доктор с профессором
Итак, оставив покупки в магазине, Паркман прямиком направился в Медицинский колледж, встретился там с Уэбстером и между ними состоялся диалог, о содержании которого мы знаем со слов помощника Уэбстера и по совместительству сторожа учебного заведения Эфраима Литтлфилда.
Профессор Уэбстер
Паркман неожиданно для Уэбстера резко распахнул дверь и буквально ворвался в лабораторию, где тот готовил какой-то химический препарат.
— Профессор Уэбстер, сегодня вечером вы готовы? — с порога выпалил он.
— Нет, доктор, сегодня вечером я не готов.
Далее Паркман обрушил на Уэбстера гневную тираду, суть которой сводилась обвинениям в продаже заложенного имущества, на что он не имел никакого права по условиям, существовавшего между ними соглашения, рукописным экземпляром которого доктор размахивал перед лицом профессора. В конце концов, Уэбстер предложил встретиться на следующий день.
Уходя, Паркман задержался в дверях и, сверкая зубами на своей «выдающейся» челюсти, сказал:
— Доктор, нужно что-то решать. Если у вас нет решения, то у меня есть. Вы продаете билеты на свои лекции. Или думайте, как вы будете возвращать долг, или оплата за вашу болтовню должна по праву принадлежать мне!
По словам Литтлфилда, доктора Паркмана он больше не видел, но заметил, что его последние слова произвели на Уэбстера сильное впечатление. И не удивительно. Лишиться столь существенной прибавки к основному заработку — это стало бы для профессора тяжелым ударом.
Дальнейшие события развивались стремительно. Уже на следующий день жена Паркмана обратилась в полицию и заявила о его пропаже. Муж ушел из дома и долго не давал о себе знать. Так как подобное поведение для него было нехарактерно, и ранее ничего похожего не случалось, она серьезно обеспокоилась. Вероятно, если бы речь шла о другом человеке, полиция вряд ли стала бы действовать настолько быстро. Но доктор был не только уважаемым членом городской общины, но и человеком со связями. Кроме врагов-должников, у него хватало и влиятельных друзей, которых он также поддерживал деньгами. Поэтому практически сразу полиция начала организовывать мероприятия по его розыскам — опрашивать знакомых, выяснять события дня, предшествовавшего исчезновению, и даже обследовать пустые дома, подвалы и русло реки. Были подготовлены листовки с информацией о вознаграждении за указание местонахождения Паркмана. Сумма за информацию назначалась более чем внушительная — 3 000 долларов. Это более чем в два раза превышало годовой доход профессора Гарварда. Тот же Уэбстер, как мы помним, имел жалованье 1 200 долларов в год.
Первый визит полиции в Медицинский колледж и в том числе в лабораторию Уэбстера состоялся уже вечером 27 ноября 1849 года. Многим было известно о конфликте между учеными, как и о намерении Паркмана посетить Уэбстера накануне. Сотрудники полиции Дерастус Клэпп и Фрэнсис Тьюки провели первый обыск, весьма поверхностный, который не дал результатов.
Между тем поведение профессора Уэбстера выглядело довольно странным. Он без приглашения заявился в дом преподобного Паркмана, на второй день после исчезновения его брата, выглядел возбужденным и развязным, а в разговоре упомянул, что встречался с пропавшим в пятницу днем. Поговорив, они разошлись.
Другим людям в колледже он поведал, что встретился с Паркманом, выплатил ему часть долга в 483 доллара, и тот ушел от него с деньгами в руках. Это породило предположение, что доктора где-то ограбили и, вероятно, убили.
Но потом произошло удивительное событие, в котором ключевую роль сыграл сторож колледжа и помощник Уэбстера, Эфраим Литтлфилд.
Были люди в наше время…
По общепринятой версии у Литтлфилда возникли подозрения в отношении Уэбстера. Прямых указаний на причастность ученого к исчезновению Паркмана у него не было, кроме предчувствия и интуиции, как он потом утверждал. Странное поведение Уэбстера, оброненная кем-то в колледже ироничная фраза, что Паркмана найдут не иначе, как в его стенах — все это заставило Литтлфилда задуматься. Сразу же всплыл в памяти и большой мешок, который Уэбстер тащил в направлении подвала в корпусе, где располагалась лаборатория. На вопрос Литтлфилда, нужна ли помощь, Уэбстер ответил, что ничего не нужно — он всего лишь хочет подкинуть дров в камин. Настойчивые расспросы после первого визита полиции, а потом неожиданный подарок и поздравления ко Дню Благодарения. Уэбстер преподнес Литтлфилду индейку к празднику и произнес столько слов, сколько не говорил за несколько лет их знакомства. Все это выглядело странным. Возникало впечатление — Уэбстер не только хочет выяснить, что известно полиции, не находится ли он под подозрением, но и задобрить Литтлфилда. Но для чего, если он не причастен к этой истории?
Эфраим Литтлфилд
Ответ напрашивался сам собой, и сторож захотел проверить свои подозрения. Ему пришла в голову мысль, что если профессор причастен к исчезновению Паркмана, если он убил его, и ему пришлось прятать тело на территории колледжа, лучшего места, чем подвал смежный с лабораторией не найти.
Так как без ведома хозяина у Литтлфилда доступа в лабораторию и подвал не было, он решил разобрать стену соседнего помещения. Действовать нужно быстро и наверняка, поэтому он посвятил в свои планы жену Кэролайн, задача которой — стоять на стреме и предупредить, если появится Уэбстер.
Через неделю после исчезновения Паркмана, в то время, когда все праздновали День Благодарения, Литтлфилд, вооружившись инструментами, отправился на дело. Он работал целый день долотом и молотом, пробиваясь в подвал. Прервался только поздним вечером, но не лег спать, а отправился в местное увеселительное заведение «Сыновья Темперанса», веселился до самого утра, станцевав восемнадцать танцев из двадцати. Крепкие сторожа были в то время!
Через неделю после исчезновения доктора Паркмана, Литтлфилд пробился сквозь стену и заглянул в подвал. Первое, что он увидел, раковину из которой стекала какая-то жидкость и торчали две человеческие ноги и рука.
Литтлфилд сразу же известил руководство колледжа о страшной находке, которое незамедлительно проинформировало городского судебного исполнителя, и в Медицинский колледж отправились трое полицейских, имевших указание произвести арест профессора Уэбстера и доставить его в Бостон.
Арест подозреваемого
Не желая лишних проблем, явившиеся в дом профессора полицейские, сказали ему, что в колледже нужно произвести очередной обыск и необходимо его присутствие. Уэбстер с легкостью согласился, в пути довольно мило общался с сопровождающими, задавал им вопросы. Но когда он обнаружил, что они едут не в колледж, а в Бостон, выяснилась истинная причина визита. Ему объявили о подозрениях и аресте.
Уэбстер был шокирован и после стакана воды обрушил на полицейских град вопросов.
— Доктора Паркмана нашли? Где его нашли? Как заподозрили меня? О! Мои дети, что они будут делать? Боже, что они обо мне подумают!
Один из детективов заметил, что лучше ему сейчас не задавать вопросы, а ответить — имел ли кто-либо доступ в его лабораторию и, главным образом, в подвал.
— Никто, — прошептал Уэбстер, — кроме работника, который разводит огонь…
А через минуту, схватился за голову.
— Боже мой! Я погиб!
А через какое-то время профессор вынул что-то из кармана сюртука и быстрым движением отправил в рот, после чего последовали судороги и обморок. Когда его привезли на место и поместили в камеру, чувствовал он себя все еще плохо, тело сотрясалось в судорогах, но потом он пришел в чувства и его привезли на место преступления. По собственному признанию Уэбстера, он принял стрихнин, но либо из-за его нервного состояния, либо из-за ошибки в дозировке, яд не подействовал, и он остался жив.
Между тем, когда в Бостоне узнали, что уважаемый ученый арестован в подозрении в убийстве другого, не менее уважаемого жителя города, возникли серьезные волнения. Общественность разделилась во мнениях. Одни полагали, что Уэбстер виновен, другие высказывали сомнения в этом, вспоминая, что список его научных заслуг был весьма обширным. Он был магистром искусств и доктором медицины в Гарварде; членом Американской академии искусства и науки, Лондонского геологического общества и других научных организаций. Он написал и издал несколько книг по химии, а также подробно описал один из Азорских островов. Он общался с многими деятелями культуры Америки и зарубежья. Например, состоял в переписке с поэтом Лонгфелло.
Противники говорили, что лекции его были непритязательны, а заслуги преувеличены. К примеру, сенатор Хоур, побывавший на одной из них, рассказывал, что Уэбстер «добрый и суетливый человек», но лекции в его исполнении — самый скучные из тех, что ему приходилось слышать. Если бы не участие Уэбстера в создании фейерверка по случаю инаугурации президента Гарвардского университета Эдварда Эверетта, за что Уэбстер получил прозвище «Ракета-Джек», он бы ни за что на нее не пошел.
Припомнили даже историю с взорвавшимся медным сосудом на лекции Уэбстера по химии. Осколок меди полетел в аудиторию и вонзился в скамью. Только по счастливой случайности она оказалась пуста и никто не пострадал.
Однако все перечисленное, разумеется, не могло считаться основанием для обвинений в убийстве. А вот оправдаться, когда в помещении вверенной тебе лаборатории находят человеческие останки, уже гораздо труднее. Улики против Уэбстера казались совершенно неопровержимыми. Хотя, как мы увидим дальше, даже они требовали пристального рассмотрения и доказательств для предстоящего суда.
Суд и доказательство виновности
Суд над профессором Уэбстером начался 19 марта 1850 года под председательством Главного судьи Лемюэля Шоу, и получил самую широкую огласку. Количество желающих посетить процесс было таковым, что если на первые ряды в партер пускали привилегированных зрителей, то на галерке размещали всех, причем людей меняли каждые пятнадцать минут при помощи полиции. Всего процесс посетили, по разным оценкам от пятидесяти до шестидесяти тысяч человек.
При том, что, как уже упоминалось, мнения разделились, уверенность в его виновности была весьма велика. Например, когда влиятельные знакомые Уэбстера предложили взяться за его защиту знаменитому адвокат Руфусу Чоту, тот отказался и заявил, что возьмется защищать его только в том случае, если он признает вину, после чего Чот готов доказать непредумышленный характер убийства. И это говорил адвокат, выигравший недавний процесс 1845 года, в котором оправдали обвиняемого в убийстве на основании лунатизма — версии, предложенной Чотом. В деле Уэбстера, привыкший побеждать адвокат, боялся опростоволоситься. Профессора Уэбстера такое предложение не устраивало, он продолжал настаивать на невиновности, и в итоге воспользовался услугами адвокатов, Плиния Меррика и Эдварда Сохье, назначенных судом.
Адвокат Руфус Чот
Главная задача предварительного следствия и судебного разбирательства — убедительно идентифицировать останки, доказав их принадлежность доктору Паркману. Труп из подвала был расчленен и частично сожжен. Голова пострадала очень сильно, и опознать прижизненные черты лица не представлялось возможным.
Адвокаты Уэбстера рассматривали вопрос об идентификации, как козырь в этом деле. Закон требовал, чтобы обвинение доказало не только факт совершения преступления, но и в случае убийства принадлежность трупа убитому. Аргументы адвоката Меррика покоились на утверждении, что государственное обвинение не доказало принадлежность останков Паркману, но даже если это они, необходимо еще представить в суде, объяснения, каким образом Паркман был убит.
Сторона обвинения, при поддержке председательствующего судьи Лемюэля Шоу, парировала эти утверждения примером, когда доказательство факта убийства возможно без наличия тела. Обвинители напомнили прецедент, когда убийство было совершено на корабле, а тело выброшено в море. Разве может кто-либо отрицать, что совершивший этот поступок не является убийцей? — спрашивали прокуроры.
А пока, первой, кому были предъявлены останки для опознания, стала жена Паркмана. По внешним признакам, сохранившимся на туловище, она с уверенностью заявила, что, скорей всего, труп принадлежит ее мужу. Она отметила совпадение нескольких характерных шрамов, которые Паркман получил во время хирургических вмешательств, а также отметила, что тело ее мужа отличалось существенным оволоснением, и на трупе она видит то же самое. Эти показания подтвердил и старший брат убитого, преподобный Паркман. То, что он был священником, только усиливало уверенность в правдивости его свидетельств.
Вторым «гвоздем в гроб» Уэбстера стало выступление в суде Эфраима Литтлфилда. Он поведал суду, присяжным и многочисленным посетителям о конфликте Паркмана и Уэбстера, странном поведении Уэбстера после исчезновения Паркамана, своих подозрениях, основанных на наблюдениях за профессором, о титаническом труде по разборке стены и, конечно же, страшной находке в подвале лаборатории. Эти живописные свидетельства произвели сильное впечатление на присутствовавших. В купе с имеющимся у Уэбстера мотивом, они показывали возможность и средства для совершения преступления.
Однако, учитывая общественный резонанс, и понимая, что вопрос идентификации останков имеет первостепенное значение, следствие полагало, что необходима более серьезная экспертиза. Медико-антропологический анализ был не настолько надежен, как кажется. Каждая из сторон могла пригласить своих экспертов-медиков, которые предлагали суду совершенно различные результаты. Кроме того определение роста, веса, примерного возраста убитого также не могло стопроцентно гарантировать, что в лаборатории Уэбстера обнаружено именно тело Паркмана.
И совершенно естественно, что памятуя об отличительной физической особенности Паркмана — его выдающейся нижней челюсти — было решено сосредоточиться именно на ней. Тем более, голова и челюсти трупа сохранились неплохо. А главное дантист, который обслуживал Паркмана при жизни и изготавливал для него зубные протезы, был жив и здоров.
Доктор Натан Кип, практиковавший в Бостоне около тридцати лет, свидетельствовал на четвертый день процесса. Кип сказал, что сделал зубы доктору Паркману и что его рот «был очень особенным, как это можно заметить в отношении его формы и соотношения верхней и нижней челюстей». Дантист заявил, что, когда он увидел зубы, извлеченные из печи подвала лаборатории профессора Уэбстера, он уверенно опознал их, как принадлежащие Паркману, а также зубные протезы, которые он изготовил для него три года назад.
Вслед за Натаном Кипом выступил другой специалист, профессор анатомии и декан Медицинского колледжа, писатель и врач, Оливер Уэнделл Холмс. Он проводил анализ грудной клетки, таза, бедер и голеней трупа, после чего авторитетно заявил, что они соответствуют «анатомии доктора Паркмана».
После такой канонады свидетельств, попытки адвокатов профессора Уэбстера отбить ее выглядели весьма скромно. Они представили ряд свидетельств сотрудников колледжа, которые утверждали, что видели Уэбстера в разное время, в том числе, и когда по версии обвинения он должен был избавляться от тела.
Прокуроры ответили на это эффектным шагом. Они предъявили суду портрет одного жителя Бостона по имени Джордж Блисс, необычайно похожего на доктора Паркмана. И судья, и присяжные убедились, что мистера Блисса, особенно издалека и с цилиндром на голове, вполне можно было спутать с доктором Паркманом.
Джордж Блисс «двойник» Паркмана
На месте дачи показаний побывал врач-стоматолог Уильям Мортон (тот самый, который впервые стал использовать эфир в стоматологии для анестезии). Он подверг сомнению утверждения личного дантиста Паркмана, Натана Кипа.
Доктор Мортон применяет эфир в 1846 году
Мортон говорил, что индивидуальные особенности строения представленных челюстей и зубов не настолько очевидны, а способ изготовления протезов и использованных материалов применяется многими врачами. Но это мнение прозвучало неубедительно. Представить, что опытный врач, много лет обслуживавший Паркмана, мог не опознать собственную работу, было практически невозможно.
Присяжные уже собирались отправиться в комнату для вынесения приговора, когда обвиняемый запросил слово. В судебной практике того времени выступления обвиняемых не поощрялись, так как считалось, что они по определению не могли быть объективны, но судья Шоу пошел на уступку, и позволил Уэбстеру говорить. Профессор выступал около пятнадцати минут, но потратил это время на критику действий собственных адвокатов и продолжал настаивать на полной невиновности.
То, что эта речь не произвела никакого эффекта, стало ясно через три часа. Ровно столько времени понадобилось жюри присяжных для вынесения вердикта — виновен. Судья Лемюэль Шоу с чистым сердцем вынес смертный приговор. Судебный процесс продлился одиннадцать дней.
Запоздалое признание
За несколько дней до приведения приговора в исполнение профессор Уэбстер составил письменное признание в убийстве доктора Паркмана. В целом оно в достаточной степени точно соответствовало выводам, к которым пришли обвинители на следствии и во время суда. Разве что признание демонстрировало эмоциональное состояние, в котором находились участники конфликта.
Уэбстер описывал, что Паркман был зол и вел себя вызывающе, угрожал и не стеснялся в выражениях. Он кричал и отчаянно жестикулировал перед лицом профессора. В какой-то момент «взволнованный в высшей степени» профессор схватил полено, лежавшее у камина, и ударил Паркмана по голове. Уэбстер писал, что удар был всего один. Но Паркман упал на пол, ударился головой, и у него изо рта потекла струйка крови. Он лежал недвижимо и выглядел безжизненным. Уэбстер взял губку, вытер кровь с его лица, а потом попытался вернуть его к жизни. Прикладывал к носу флакон с аммиаком, но безрезультатно.
Поняв, что доктор Паркман мертв, Уэбстер, испугавшийся огласки, решил избавиться от тела. Он перетащил труп в помещение, где находилась работающая печь, и первое что сделал, снял с себя одежду и бросил ее в огонь. Потом он раздел мертвеца и также отправил его одежду вслед за своей.
Потом он оттащил труп в примыкающую к котельной секционную, которая использовалась для анатомических упражнений, и там расчленил тело. «Это было сделано быстро, как произведение страшной отчаянной необходимости». Единственный инструмент, который использовал Уэбстер, — нож для резки пробки.
Потом он перетаскивал части тела Паркмана из секционной в котельную, бросая их в печь. Именно в этот момент за его передвижениями наблюдал Эфраим Литтлфилд, видя через просвет под дверью, только ноги Уэбстера.
После сказанного создается впечатление, что прав был отказавшийся от защиты адвокат Руфус Чот. Если бы Уэбстер не настаивал на полной невиновности, он почти наверняка сохранил бы свою жизнь. Толковому адвокату, действительно, не составило бы труда доказать, что преступление было совершено в состоянии аффекта и было вызвано необходимостью защитить собственную жизнь.
Профессора Уэбстера повесили 20 августа 1850 года. Суд по его делу вошел в историю американского судопроизводства, когда решающее значение при определении вины сыграли не косвенные доказательства, а научная медицинская экспертиза.
Альтернативная версия. Так ли прост сторож Литтлфилд?
Но ставить точку пока рано. Коль уж история с убийством получает большой резонанс, она обречена на появление альтернативных теорий. Существовала она и в этом деле. Ее приверженцы предлагают обратить внимание на героя, обнаружившего останки несчастного доктора Паркмана, сторожа колледжа Эфраима Литтлфилда.
Литтлфилд вышел из этого дела не только чистым, но и богатым. Ведь именно он получил обещанную награду в 3 000 долларов за обнаружение Паркмана. А после завершения судебного процесса и казни Уэбстера, он и вовсе уволился из колледжа и следы его затерялись.
Интересным обстоятельством является тот факт, что Литтлфилд в колледже занимался не только тем, что прибирал помещения за учеными, но также он ассистировал им и… поставлял трупы для экспериментов и уроков анатомии. За каждое тело он получал 25 долларов, и это составляло существенный дополнительный заработок для него.
А также это значило, что Литтлфилд обладал навыками работы с медицинскими инструментами, имел представления о человеческой анатомии, и при необходимости ему не составило труда убить человека и расчленить его труп. Впрочем, сторонники альтернативной теории не обвиняют Литтлфилда в убийстве. По их мнению, все было гораздо интереснее. Доктор Паркман, который, как мы помним, получил часть долга от несговорчивого Уэбстера, возвращался домой при деньгах. Где-то в пути он подвергся нападению грабителей, и был убит. В общем-то, увы, нередкий случай. Потом его тело было продано Эфраиму Литтлфилду, не имевшему понятия, чей труп приобрел. Когда же он разобрался, что к чему, возник план подставы профессора Уэбстера, у которого имелся мотив для убийства Паркмана.
При ближайшем рассмотрении теория обнаруживает множество недостатков, но как сюжет для литературного произведения «по мотивам», вполне заслуживает внимания. Однако, как говорят в небезызвестном художествленно-псевдодокументальном сериале: «Это уже совсем другая история…»
В посте использованы краткие цитаты художественно-документального очерка Эдмунда Пирсона «Классическое американское убийство или исчезновение доктора Паркмана», опубликованного в сборнике «Убийства потрясшие мир» (1992).
@темы: исторические россказни, 19 век, СшА