Оригинал взят у в Чёрная кошка в химической лаборатории
Сыщик против профессора, знакомое противостояние, не правда ли? Причем, в рассматриваемом нами сегодня случае, это профессор не отвлеченной от бренного мира математики, а химии, причем, самой что ни на есть прикладной – фармацевтической. Тут без советов сведущих лиц никак не обойтись, особенно, когда ваш главный подозреваемый, это совершенно новый, еще даже официально не существующий, психотропный препарат. Именно в такую ситуацию попадает инспектор МУРа Станислав Тихонов в романе братьев Вайнеров «Лекарство против страха».
Профессор там не злодей, строго говоря, но «сомнителен», по определению Аркадия Велюрова. Расчетливый карьерист, способный идти к цели по головам, не дрогнув пожертвовать судьбой лучшего друга и присвоить чужое открытие. Но это, собственно, составляет суть конфликта произведения, которое стоит прочесть целиком, по моему мнению, это вообще, один из лучших отечественных детективов, а нас больше интересует, естественно, эксперт – Ной Маркович Халецкий, другой сквозной персонаж цикла об инспекторе Тихонове.
Генерал Шарапов (тот самый, из истории про банду «Черная кошка», только уже заматеревший и при должности) поручает своему подчиненному – Тихонову, проведение проверки по факту утраты оружия и служебного удостоверения участковым Поздняковым, в ходе которой выясняется, что милиционер мог быть отравлен неизвестным психоактивным веществом. Тут-то и состоялся первый визит инспектора в криминалистическую лабораторию, куда перипетии современной жизни рано или поздно приводят всех сыщиков:
читать дальшеХалецкий развернул белый конверт, извлек пинцетом кусочек пробки, осмотрел его в луче солнца, падавшем из‑за штор.
— Что вы намерены делать с ним?
— Микрохимический анализ, используем флуоресценты. Не поможет — посмотрим рентгенодифракцию. Что‑нибудь да даст результаты. Наука знает много гитик, — засмеялся он.
— Можно что‑нибудь выжать из этой пробочки? — спросил я с надеждой.
— Кто знает, попытаемся.
Откуда они пришли к этой формуле? Какое вещество они исследовали?!
Наши эксперты многое могут. Многое, но, как напоминал граф Калиостро помещику Федяшеву, мы действуем в границах естественных сил природы. Посему предлагаю немного пройтись вдоль этих границ и, чуть углубиться в химию, точней в тот её раздел, который касается ядов и взрывчатых веществ.
Если совсем кратко – современный химический анализ стоит на трех китах: традиционных качественных реакциях (это направление еще называют «мокрой химией»
, хроматографических методах, позволяющих за счёт законов адсорбции разделять сложные смеси, и спектральных методах. Часто можно в популярной статье прочесть что-то вроде: «в ходе экспертизы, неизвестное вещество подвергли спектральному анализу». И всех делов! Проблема в том, что видов спектрального анализа существует вагон и маленькая тележка, и то, что подойдет для одних соединений, будет бесполезным для других.
Между этими методами нет таких уж строгих границ, например, в тонкослойной хроматографии используются аналитические реакции для окрашивания зон разделенных компонентов, а разделенные таким образом вещества можно исследовать любым спектроскопическим методом. Спектроскопия вообще больше любит чистые вещества, но где же в нашем несовершенном мире взять такую роскошь?
Нет, Ной Маркович, как хотите, а не подходят для нашей экспертизы ни микрореакции, ни флуоресценция, ни рентгендифракция (разве только в части определения кристаллической структуры вещества). А вот спектроскопия и хроматография, пожалуй, могут спасти нашего гиганта мысли гипотетического тиазина-гиганта от полного растворения, забвения и диссоциации.
Я бы начал с метода молекулярной инфракрасной Фурье-спектроскопии с нарушенным полным внутренним отражением. Честно говоря, выговорить это название даже сложнее, чем овладеть самим методом. Суть в том, что вещество наносится на таблетку из соединения прозрачного для ИК-лучей (чаще всего бромида калия), либо помещается на кристалл, например, из селенида цинка и просвечивается инфракрасным лазером. Химические связи в молекуле создают помехи для луча, причем каждый вид будет нарушать его прохождение по-своему. Метод замечателен тем, что в ходе исследования вещество не расходуется и не видоизменяется. Есть, конечно, свои нюансы, вещество может взаимодействовать с бромидом или разъедать кристалл, в котором происходит отражение ИК-лучей, но для того в аналитическую систему и включена голова эксперта, производящего анализ, что бы подобного не произошло.
Дальше все-таки придётся прибегнуть к расходам. И к расходам вещества, и к вполне себе финансовым расходам, оборудование для следующего анализа – высокоэффективной газожидкостной хроматографии с масс-спектрометрическим детектированием стоит недешево.
В масс-спектрометре вещество разбивается на осколки (ионы) при помощи электронного удара. Каждый ион анализируется по отношению его заряда к массе. В отличие от теоретически бесконечного количества химических соединений, количество ионов ограничено и их характеристики химикам известны. Зная ионный состав вещества, молекулярную массу и характер химических связей в нем, уже можно попробовать нарисовать на листочке формулу таинственного вещества и прикинуть, на что оно похоже.
Но вернемся к роману. К настоящему времени имеется уже три экранизации этого детектива. Первая, которая так и называется: «Лекарство против страха», снята Свердловской киностудией в 1979 году. Хотя в фильме заняты такие замечательные актеры как Георгий Жжёнов (генерал Шарапов), Вячеслав Шалевич (профессор Панафидин) и Александр Фатюшин (инспектор Тихонов), она почти не представляет интереса для нашей темы, поскольку из неё полностью удалили не только разную средневековую дикость, вроде линии ятрохимика Теофраста фон Гогенгейма, но и всю экспертную и околохимическую заумь.
В новейшую экранизацию в рамках сериала «следователь Тихонов» сцену в лаборатории включили, и эксперт, в исполнении Юрия Ицкова, предъявляет следствию написанный от руки документ, в котором даже можно разобрать формулу.
Вероятно, это такой юмор создателей серила, но, спешу разочаровать вас, это не формула таинственного метапроптизола. Это формула наркотика метамфетамина, хорошо известного уже в то время, под названием первитин или «винт» (даже слово такое ходило – «первитинщики», варщики или потребители кустарных амфетаминов). Кроме аминогруппы, висящей на длинном хвосте пропильного радикала, ничего общего.
Панафидин бегло прочитал заключение, придвинул листок с формулой и внимательно рассматривал ее; при этом он шевелил верхней губой и указательным пальцем двигал по переносице очки. Я разглядывал пока кабинет. На подоконнике лежала прекрасная финская теннисная ракетка, а в углу, рядом с вешалкой, белая спортивная сумка с надписью «Adidas» — предмет вожделения всех пижонов. Панафидин поднял на меня сине серые, чуть мерцающие, как влажный асфальт, глаза, спросил:
В приведенном названии по рациональной химической номенклатуре есть явные огрехи (все-таки, эксперты сильно торопились, и бессонная ночь дала о себе знать). Во-первых, лекарства, как правило, применяются в форме солей соляной кислоты - гидрохлоридов, гидрохлораты – эфемерные соли хлорной кислоты, это совсем неподходящая форма для приёма внутрь. Во-вторых, данная числовая нумерация означает наличие двух -ОН групп у 10 и 17 атома углерода, но, из наименования, также следует, что в молекуле всего 16 атомов углерода (брутто-формулу соединения можно записать как С16Н21N). В общем, строго по описанию нам изобразить структурную формулу не удастся. Чтобы составить её, хотя бы приблизительно, воспользуемся пояснениями профессора Панафидина: «Похоже на сильнодействующее лекарство триптизол, но, видимо, во много раз сильнее за счет аминовых групп». Хотя, по всей вероятности, профессор тоже не спал ночь и от этого путается. В метапроптизоле, всего одна аминогруппа, в которой два атома водорода замещены на метильные радикалы, точно такая же группа имеется и у помянутого триптизола.
Примерно так она будет выглядеть в привычном для химика-органика виде.
Надо заметить, что коллеги Лыжина и Панафидина – профессиональные фармацевты тоже интересовались этим соединением, и о метапроптизоле можно прочесть по ссылке.
Напоследок перейдём ко второй, моей любимой экранизации, фильму «Вход в лабиринт» 1989 года. Она ближе всего к первоисточнику, прежде всего тем, что в формате пятисерийного телефильма стало возможным сохранить все сюжетные ответвления. На месте и эксперт Халецкий, сыгранный Борисом Беккером. Владимира Лыжина сыграл Борис Романов, а дуэт сыщика Муромцева (так его зовут в этой киноверсии) и Александра Панафидина исполнили Игорь Костолевский и Инвар Калныньш.
В финале фильма, хотя рэкетиры пойманы, о справедливом воздаянии речи уже не идет. Проходя мимо витрины магазина телевизоров, Муромцев слушает, как с экранов профессор Панафидин вещает о значительном прорыве в химии воздействия на человеческие эмоции, который ознаменует собой начало новой эпохи (но отнюдь не «эры милосердия». Кража чужого открытия, в отличие от хозяйственных махинаций фигурантов по делу магазинов «Рыболов-спортсмен», не относится к компетенции Петровки 38. Вскоре действительно придет другая эпоха, где телевизоры и витрины отделят нас от всяких рефлексий по поводу морали.
Среди отзывов зрителей попадается мнение, что «Вход в лабиринт» слишком затянут, прямо как этот мой пост. И это говорят люди, видевшие «Санта Барбару», и с нетерпением ждущие сто второго сезона каких-нибудь «Игрищ Хаоса»! Но ведь и вправду пора заканчивать.
Вы слышали о комиссии научного прогнозирования ЮНЕСКО?
Итак, согласно выводам комиссии научного прогнозирования, создание подобных препаратов относят максимум к 20-ым годам нынешнего уже столетия. Что ж, нам осталось ждать совсем немного. Но пока, на всякий случай, всё же остерегайтесь пить пиво с незнакомцами.
— Что вы намерены делать с ним?
— Микрохимический анализ, используем флуоресценты. Не поможет — посмотрим рентгенодифракцию. Что‑нибудь да даст результаты. Наука знает много гитик, — засмеялся он.
— Можно что‑нибудь выжать из этой пробочки? — спросил я с надеждой.
— Кто знает, попытаемся.
Звонок от экспертов последовал буквально на другой день. На пробке от бутылки были обнаружены следы мощного транквилизатора, не описанного ни в одном химическом справочнике… Стоп, стоп, стоп! Такое вообще возможно? Неизвестный препарат, даже не в остатках жидкости или биологических тканях, а на корковой прокладке пивной бутылки?! Недаром усомнился в этом руководитель специализированной лаборатории Исследовательского центра психоневрологии профессор Панафидин, к которому Тихонов пришел за консультацией.
Откуда они пришли к этой формуле? Какое вещество они исследовали?!
Я сказал спокойно:
— Пробку от пивной бутылки. В бутылке был растворен яд…
— Пробку? Но там же ничтожно малые следы… Разве могут ваши эксперты…
— Могут, — авторитетно сказал я и вспомнил Халецкого. — Наши эксперты все могут.
Наши эксперты многое могут. Многое, но, как напоминал граф Калиостро помещику Федяшеву, мы действуем в границах естественных сил природы. Посему предлагаю немного пройтись вдоль этих границ и, чуть углубиться в химию, точней в тот её раздел, который касается ядов и взрывчатых веществ.
Если совсем кратко – современный химический анализ стоит на трех китах: традиционных качественных реакциях (это направление еще называют «мокрой химией»
, хроматографических методах, позволяющих за счёт законов адсорбции разделять сложные смеси, и спектральных методах. Часто можно в популярной статье прочесть что-то вроде: «в ходе экспертизы, неизвестное вещество подвергли спектральному анализу». И всех делов! Проблема в том, что видов спектрального анализа существует вагон и маленькая тележка, и то, что подойдет для одних соединений, будет бесполезным для других.Между этими методами нет таких уж строгих границ, например, в тонкослойной хроматографии используются аналитические реакции для окрашивания зон разделенных компонентов, а разделенные таким образом вещества можно исследовать любым спектроскопическим методом. Спектроскопия вообще больше любит чистые вещества, но где же в нашем несовершенном мире взять такую роскошь?
Допустим, что при проколе иглой шприца, капля раствора попала на корковое вещество пробки и высохла. Это избавит нас от ряда серьёзных проблем и сомнительных допущений (крайне малая концентрация вещества, и влияние на анализ компонентов такой сложной матрицы, как пиво). Под микроскопом мы сможем точно установить локализацию вещества на пробке и, если повезет, рассмотреть форму кристаллов. Что дальше?
Халецкий предложил микрохимический анализ, то есть обычные капельные реакции, которые мы проводили еще в школе на уроках химии, только с малым количеством вещества и в поле зрения микроскопа. Сомнительно… для установления структуры неизвестного вещества, нам понадобится провести уйму таких реакций. На катионы и анионы, на функциональные группы, на типы химической связи, а еще нужны реакции для установления всевозможной изомерии (для биологически активных веществ это часто имеет ключевое значение). Откуда же мы возьмем столько, даже для микрореакций, если у нас всего лишь еле заметный след (а в первоисточнике, напомню, нет и этого)?
Нам ведь придется искать почти наугад «незнамо что» – неведому зверюшку в закопченной химической лаборатории, а это куда сложней, чем искать чёрную кошку в тёмной комнате. Там, по крайней мере, мы знаем, что ловим не зелёного крокодила в мутной Лимпопо, или, скажем, кораллового аспида в тропических зарослях.
Нет, Ной Маркович, как хотите, а не подходят для нашей экспертизы ни микрореакции, ни флуоресценция, ни рентгендифракция (разве только в части определения кристаллической структуры вещества). А вот спектроскопия и хроматография, пожалуй, могут спасти нашего гиганта мысли гипотетического тиазина-гиганта от полного растворения, забвения и диссоциации.
Я бы начал с метода молекулярной инфракрасной Фурье-спектроскопии с нарушенным полным внутренним отражением. Честно говоря, выговорить это название даже сложнее, чем овладеть самим методом. Суть в том, что вещество наносится на таблетку из соединения прозрачного для ИК-лучей (чаще всего бромида калия), либо помещается на кристалл, например, из селенида цинка и просвечивается инфракрасным лазером. Химические связи в молекуле создают помехи для луча, причем каждый вид будет нарушать его прохождение по-своему. Метод замечателен тем, что в ходе исследования вещество не расходуется и не видоизменяется. Есть, конечно, свои нюансы, вещество может взаимодействовать с бромидом или разъедать кристалл, в котором происходит отражение ИК-лучей, но для того в аналитическую систему и включена голова эксперта, производящего анализ, что бы подобного не произошло.
Полученные данные уже позволят нам прояснить ряд важных моментов – органическое или неорганическое вещество перед нами, есть ли в нем циклические и ароматические связи, какие кислотные остатки есть в составе вещества (вот когда мы уже отличим гидрохлорид от сульфата или фосфата).
Дальше все-таки придётся прибегнуть к расходам. И к расходам вещества, и к вполне себе финансовым расходам, оборудование для следующего анализа – высокоэффективной газожидкостной хроматографии с масс-спектрометрическим детектированием стоит недешево.
Хроматографическая колонка разделит сложную смесь на составляющие, каждое из которых в свое, строго определённое условиями анализа и свойствами колонки время, попадет в детектор – камеру с глубоким вакуумом, в котором вещество подвергнется ионизации.
Молекулярная структура вещества это как-бы тёмный и прочный мешок с очень узкой горловиной, в котором находится непонятный сосуд, который просто вытащить наружу и рассмотреть, не получиться. Сначала, спектральными методами мы немного прощупали его через мешковину или шаря рукой в отверстии. Кое-какое представление получили. Что потом? Возьмем молоток и разобьем сосуд. Вдребезги! Осколки вытряхнем из мешка, рассмотрим, рассортируем и склеим заново. Не очень удобный способ, но химикам, зачастую, приходится так поступать. А кто говорил, что будет легко?
В масс-спектрометре вещество разбивается на осколки (ионы) при помощи электронного удара. Каждый ион анализируется по отношению его заряда к массе. В отличие от теоретически бесконечного количества химических соединений, количество ионов ограничено и их характеристики химикам известны. Зная ионный состав вещества, молекулярную массу и характер химических связей в нем, уже можно попробовать нарисовать на листочке формулу таинственного вещества и прикинуть, на что оно похоже.
Сейчас, конечно много проще, чем в годы написания романа. Существуют специальные программы, значительно облегчающие получение и анализ спектров и установление структуры вещества, вообще, в современной лаборатории мы вооружены более совершенными инструментами, чем Халецкий. Все методы, которые мы бы использовали в 21 веке, тогда уже существовали, конечно, но, например, компьютеры и фотоаппараты тогда тоже уже существовали. Просто сравните мысленно тогдашние компьютеры и фотоаппараты с современными. Вот, примерно, то же произошло и с аналитическим оборудованием.
Но вернемся к роману. К настоящему времени имеется уже три экранизации этого детектива. Первая, которая так и называется: «Лекарство против страха», снята Свердловской киностудией в 1979 году. Хотя в фильме заняты такие замечательные актеры как Георгий Жжёнов (генерал Шарапов), Вячеслав Шалевич (профессор Панафидин) и Александр Фатюшин (инспектор Тихонов), она почти не представляет интереса для нашей темы, поскольку из неё полностью удалили не только разную средневековую дикость, вроде линии ятрохимика Теофраста фон Гогенгейма, но и всю экспертную и околохимическую заумь.
Поступили просто. В одном случае, Тихонов поясняет генералу, механизм действия транквилизаторов на человеческий организм, а в эпизоде с эффектно исчезающим подметным письмом, уже генерал подсказывает Тихонову, чем была пропитана бумага. Впрочем, странным образом, Халецкий присутствует в этом фильме, через автора текстов песен Якова Халецкого (так себе песни, кстати, хотя и на музыку Александра Зацепина).
В синтезировавшего транквилизатор ученого Владимира Лыжина стреляет мерзкий стиляга и организатор банды рэкетиров-отравителей, в то время как в первоисточнике Лыжин становится жертвой нервного перенапряжения. Человек, противостоящий безумию, падает его жертвой! И метапроптизол – удивительный эликсир жизни, философский камень двадцатого века, становится единственной надеждой на исцеление.
В новейшую экранизацию в рамках сериала «следователь Тихонов» сцену в лаборатории включили, и эксперт, в исполнении Юрия Ицкова, предъявляет следствию написанный от руки документ, в котором даже можно разобрать формулу.
Вероятно, это такой юмор создателей серила, но, спешу разочаровать вас, это не формула таинственного метапроптизола. Это формула наркотика метамфетамина, хорошо известного уже в то время, под названием первитин или «винт» (даже слово такое ходило – «первитинщики», варщики или потребители кустарных амфетаминов). Кроме аминогруппы, висящей на длинном хвосте пропильного радикала, ничего общего.
А давайте теперь разберемся, что за штука такая – метапроптизол, тем более, что в книге приводится его химическое наименование:
Панафидин бегло прочитал заключение, придвинул листок с формулой и внимательно рассматривал ее; при этом он шевелил верхней губой и указательным пальцем двигал по переносице очки. Я разглядывал пока кабинет. На подоконнике лежала прекрасная финская теннисная ракетка, а в углу, рядом с вешалкой, белая спортивная сумка с надписью «Adidas» — предмет вожделения всех пижонов. Панафидин поднял на меня сине серые, чуть мерцающие, как влажный асфальт, глаза, спросил:
— А у вас что, есть такое вещество? — и мне показалось, что он взволнован.
— У меня — нет, — сказал я.
Я готов был поклясться, что Панафидин облегченно вздохнул. Отодвинув листок, сказал с холодной усмешкой:
— Ваши эксперты ошиблись. Это артефакт. — И снисходительно пояснил: — Искусственный факт, научная ошибка, небыль.
— Почему? — настороженно спросил я, совершенно отчетливо заметив растянутый на несколько мгновений перепад настроения Панафидина.
— Потому что такого вещества, к сожалению, еще не существует. — Панафидин кивнул на листок с эскизом формулы. — Эта штука называется «Пять шесть диметиламинопропилиден десять семнадцать дигидрооксибензоциклогептан гидрохлората». Похоже на сильнодействующее лекарство триптизол, но, видимо, во много раз сильнее за счет аминовых групп…
— Как же вы можете запомнить такое? — с искренним недоумением спросил я.
— Во первых, я читаю по формуле, — усмехнулся Панафидин. — Во вторых, мы сами занимаемся этим. Довольно— давно. И, к сожалению, пока безрезультатно.
В приведенном названии по рациональной химической номенклатуре есть явные огрехи (все-таки, эксперты сильно торопились, и бессонная ночь дала о себе знать). Во-первых, лекарства, как правило, применяются в форме солей соляной кислоты - гидрохлоридов, гидрохлораты – эфемерные соли хлорной кислоты, это совсем неподходящая форма для приёма внутрь. Во-вторых, данная числовая нумерация означает наличие двух -ОН групп у 10 и 17 атома углерода, но, из наименования, также следует, что в молекуле всего 16 атомов углерода (брутто-формулу соединения можно записать как С16Н21N). В общем, строго по описанию нам изобразить структурную формулу не удастся. Чтобы составить её, хотя бы приблизительно, воспользуемся пояснениями профессора Панафидина: «Похоже на сильнодействующее лекарство триптизол, но, видимо, во много раз сильнее за счет аминовых групп». Хотя, по всей вероятности, профессор тоже не спал ночь и от этого путается. В метапроптизоле, всего одна аминогруппа, в которой два атома водорода замещены на метильные радикалы, точно такая же группа имеется и у помянутого триптизола.
Вообще, это только для неискушенного инспектора формула гигантская и громоздкая. На взгляд химика, она очень компактная и даже проще чем у триптизола за счет отсутствия одного бензольного кольца.
Примерно так она будет выглядеть в привычном для химика-органика виде.
Надо заметить, что коллеги Лыжина и Панафидина – профессиональные фармацевты тоже интересовались этим соединением, и о метапроптизоле можно прочесть по ссылке.
Вообще, придуманный Вайнерами препарат живет в литературном мире своей жизнью, в некоторых произведениях явно встречается его изомер – парапроптизол.
Напоследок перейдём ко второй, моей любимой экранизации, фильму «Вход в лабиринт» 1989 года. Она ближе всего к первоисточнику, прежде всего тем, что в формате пятисерийного телефильма стало возможным сохранить все сюжетные ответвления. На месте и эксперт Халецкий, сыгранный Борисом Беккером. Владимира Лыжина сыграл Борис Романов, а дуэт сыщика Муромцева (так его зовут в этой киноверсии) и Александра Панафидина исполнили Игорь Костолевский и Инвар Калныньш.
В финале фильма, хотя рэкетиры пойманы, о справедливом воздаянии речи уже не идет. Проходя мимо витрины магазина телевизоров, Муромцев слушает, как с экранов профессор Панафидин вещает о значительном прорыве в химии воздействия на человеческие эмоции, который ознаменует собой начало новой эпохи (но отнюдь не «эры милосердия»
. Кража чужого открытия, в отличие от хозяйственных махинаций фигурантов по делу магазинов «Рыболов-спортсмен», не относится к компетенции Петровки 38. Вскоре действительно придет другая эпоха, где телевизоры и витрины отделят нас от всяких рефлексий по поводу морали. Среди отзывов зрителей попадается мнение, что «Вход в лабиринт» слишком затянут, прямо как этот мой пост. И это говорят люди, видевшие «Санта Барбару», и с нетерпением ждущие сто второго сезона каких-нибудь «Игрищ Хаоса»! Но ведь и вправду пора заканчивать.Я так подробно остановился на метапроптизоле, главным образом, потому, что эта история сыграла определенную роль в моей собственной судьбе. Больно уж эффектно была подана в ней роль экспертов, хотя и оставшаяся большей частью вне кадра. Когда через несколько лет мне, выпускнику отделения биологии и химии, предложили занять вакансию эксперта в отделе специальных экспертиз областного УВД, я вспомнил Ноя Марковича и его коллег, которые могут практически всё и … согласился. Со временем я даже некоторым образом «догнал» Халецкого по службе и был начальником отдела занимавшегося экспертизами наркотиков, сильнодействующих веществ и психотропов.
Вы слышали о комиссии научного прогнозирования ЮНЕСКО?
— Нет, не слышал.
— Эта комиссия составила план прогноз крупнейших открытий человечества в течение предстоящих ста лет. Они относят создание эффективных химических препаратов для лечения психических болезней на две тысячи десятые — две тысячи двадцатые годы. Получив метапроптизол, Александр обгонит эпоху на тридцать — сорок лет. Это Государственная или Нобелевская премия, это научно исследовательский институт, это безграничные научные перспективы!
Итак, согласно выводам комиссии научного прогнозирования, создание подобных препаратов относят максимум к 20-ым годам нынешнего уже столетия. Что ж, нам осталось ждать совсем немного. Но пока, на всякий случай, всё же остерегайтесь пить пиво с незнакомцами.
-
-
27.01.2017 в 22:45