Оригинал взят у в Ricardo Chavez-Mendez

@темы: картины

---

Оригинал взят у в Проблема.

Что такое "оцифровка" архивов в наших реалиях.

Архивист Андрей Удинцев об оцифровке архивных документов:

"...если б вы знали "методику" подготовки дел к этой самой "оцифровке", вы были бы осторожнее в восхвалении процесса... хотя оцифровка и позволяет потом почти на 99,99% отказывать в выдаче в читальный зал оригинала...."

"...например, толстенные метрические книги с их оригинальной монастырской брошюровкой распарывались на 2-3-4 части (то есть уже уничтожались как памятник истории и культуры), при последующей сборке эти разрозненные части иногда перепутывались - подшивались в разные обложки и выяснялось это случайно, при получении сотрудниками для исполнения запросов или для выдачи титулованным исследователям в читальный зал... листы крупноформатных дел для втискивания их в поточный сканер подрезали ножницами... после сканирования так называемая сборка расшитых дел производилась жёстко: сверлением дел с отступом на 2 см от края дела - информация (например, данные угловых штампов, текст документов) оригиналов при такой подшивке исчезала навсегда, а на моё, к примеру, возмущение этим варварством был обескураживающий ответ: "какая разница - теперь же есть электронный вариант - сканкопия"..."

"к слову: когда лет 20 назад директором одного из госархивов области был назначен бывший комсомольский работник (то есть для номенклатуры свой в доску парень), по образованию - физик, он прошёл по хранилищам, оглядел полки с обветшалыми от времени делами и изрёк: "вот! есть же новые технологии - может быть скоро оцифруем всё и сдадим в макулатуру это рваньё"... к счастью, до процесса оцифровки тот физик не доработал - попросили уволиться раньше, но более поздние времена показали другие особенности цифровального производства... не спорю: грамотная последующая кодификация позволяет в считанные доли секунд находить нужные материалы... однако ж, само сканирование не планировалось выше 5% дел по причине невероятной дороговизны... о негативе не просто не принято говорить, но бывали моменты и угроз оргвыводами за разглашение..."

"...это происходит повсеместно там, где так называемая выборочная оцифровка поставлена на поток в ограниченные временные сроки... более того, последующее влитие огромного оцифрованного массива неизбежно сопровождается перепутыванием номеров описей и дел и наполнением их неродными материалами... но это уже происходит дистанционно по принципу удалённого доступа и, к сожалению, не в архиве... такова "методика"... по сути - все. кто этим занимается, занимается "не своим делом"... но мода... стремление угнаться за кем-то... выпячивание принципа: "у нас есть, а у вас нет!"... много вопросов... нужна ли оцифровка? отвечу так: когда-то люди жили в пещерах и ели сырое мясо... потом на голову им свалился прогресс..."

Читатель: "Мне вот, например, ГАРФ отказывал в фотокопировании альбомов Романовых из-за их ветхости, позже им пришлось самим их сканировать на планш. сканере, отчего переплет повредился (сотрудник зачеркнул мою просьбу о фотокопировании и начертал "скан только силами ГАРФ"). Сам бы хоть из их рук все отфотал бы с меньшими потерями для дела, не знаю, почему они так на требовании написали. А еще они сканер не могли настроить нормально, пока им не ткнул на шумы на изображении, если бы не это, сделали бы бракованную оцифровку и "мучили" бы дела повторно."

Андрей: "знаю о такой проблеме! Очень болезненная тема... Росархив пытается её решить...Однако ж, действовавшие правила не запрещали самостоятельного копирования, но отдавали это на откуп руководству архивов... Хорошо это или плохо? Нередко в руководстве архивных учреждений те, кто совершенно также мог бы руководить свинофермой или водоканалом... Плюс "спущенный сверху" огромный финансовый план по зарабатыванию внебюджета, который выполнить ох как сложно... Вот и пытаются такие руководители трактовать скользкие пункты правил явно не в пользу исследователей..."

Полностью обсуждение доступно по ссылке: vk.com/infopoisk?w=wall-18133481_2409

@темы: история, Арагарта

---

Оригинал взят у в Новое знание. Монеты крестовых походов при индийских дворах.

Оказывается, при изъятии несметных сокровищ индийских монархов и князей во второй половине XVIII века лордом Клайвом, в них обнаружилась изрядная толика европейских монет времен Крестовых походов. То есть, княжества работали как пылесос, вытягивая золото, но не пуская его в обращение.

@темы: деньги

---

Оригинал взят у в Интересненько

Нынче считается, что разбегаться по углам следует при виде женщины с ПМС. А вот полтора века назад врач утверждал, что наоборот:

"...the period at which the menstruation ceases is always a critical period; and I have known it very seriously to affect the brain of women,.."
"Время, когда менструация завершается, всегда критично, и я знал случаи, когда это серьезно влияло на мозг женщины"

Источник - транскрипты уголовного суда Лондона, дело об убийстве матерью двух дочерей, 1862 год.

Хотя я так подумала, наверное, он, все-таки о климаксе речь ведет. А это и сейчас так считается. :/

Осторожно, там можно пропасть с концами, детективы отдыхают, это реально голоса свидетелей прошлого. Свидетели, вопросы, ответы, обстоятельства дел...

Подумала - вот вам и викторианская стеснительность, сказал как есть прямым текстом, без эвфемизмов. А ведь публичный суд, там зрители и вообще.

@темы: женский вопрос, 19 век, ШХ, англомания

---

Оригинал взят у в Пролегомены к экклесиологии и сотериологии попаданчества

Вот, допустим, есть у нас попаданец в древний мир до нашей эры, православный (не "русский, значит православный", а действительно верующий православный христианин). Вопрос: как ему жить духовной жизнью? Где исповедаться и причащаться, если нет Церкви? Кому молиться, если ещё не родились ни Христос, ни Богородица? Как уповать на спасение, если первородный грех ещё не искуплен?

Богословски правильный ответ: принять иудаизм. Поcкольку до Христа истинная вера пребывала только в Церкви Ветхозаветной. Стать пророком, предрекать рождение Мессии от девы и т. д. После смерти такой попаданец, конечно, отправится в ад, но будет выведен оттуда Христом вместе с другими праведниками Израиля.

Точно так же для мусульманина-попаданца в период между I и VII веками единственно верный шаг - принять христианство, которое в тот период и было "исламом", изначальным единобожием Ибрахима, возрождённым пророком Исой.

Психологически, однако, это будет сложно. Перейти в иудаизм для типичного православного, в христианство для типичного мусульманина равносильно переходу в стан врага, и это чувство не так-то просто преодолеть сухими богословскими аргументами.

Это внутреннее противоречие создаёт богатые сюжетные возможности, но типичный читатель про попаданцев такой книгой не заинтересуется; он человек глубоко секулярный, религию воспринимает как политический инструмент, и вся эта "духовность" ему по барабану.

@темы: писательское

---

Исследовав ноготь одного из погибших участников полярной экспедиции Джона Франклина, ученые поставили под сомнение гипотезу о том, что одной из причин гибели моряков было отравление свинцом. Теперь предполагается, что их организмы были ослаблены не из-за высокого содержания свинца, а из-за недостатка цинка в пище.
больше здесь polit.ru/article/2016/12/13/ps_franklin/

@темы: медицина-историческое, "Титаник" и др.

---

Чарльз Диккенс АМЕРИКАНСКИЕ ЗАМЕТКИ

Покинув Цинциннати в одиннадцать часов утра, мы направились в Лунсвиль на пакетботе компании «Пайк», на нем везли почту, и потому он был более высокого класса, чем тот, на котором мы плыли из Питтсбурга. Поскольку на весь переезд требуется часов двенадцать-тринадцать, мы решили, что выберем такой пароход, который к ночи прибывал бы в Луисвиль, так как нас никогда не прельщал ночлег в каюте, если можно было поспать где-нибудь еще.

Случилось так, что на борту этого судна, помимо обычной унылой толпы пассажиров, находился некто Питчлин, вождь индейского племени чокто; он послал мне свою визитную карточку, и я имел удовольствие долго беседовать с ним.

Он превосходно говорил по-английски, хотя, по его словам, начал изучать язык уже взрослым юношей. Он прочел много книг, и поэзия Вальтера Скота, видимо, произвела на него глубокое впечатление, — особенно вступление к «Деве с озера» и большая сцена боя в «Мармионе»: несомненно, его интерес и восторг объяснялись тем, что эти поэмы были глубоко созвучны его стремлениям и вкусам. Он, видимо, правильно понимал все прочитанное, и если какая-либо книга затрагивала его своим содержанием, она вызывала в нем горячий, непосредственный, я бы сказал даже страстный, отклик. Одет он был в наш обычный костюм, который свободно и с необыкновенным изяществом сидел на его стройной фигуре. Когда я высказал сожаление по поводу того, что вижу его не в национальной одежде, он на мгновение вскинул вверх правую руку, словно потрясая неким тяжелым оружием, и опустив ее, ответил, что его племя уже утратило многое поважнее одежды, а скоро и вовсе исчезнет с лица земли; но он прибавил с гордостью, что дома носит национальный костюм.

Он рассказал мне, что семнадцать месяцев не был к родных краях — к западу от Миссисипи — и теперь возвращается домой. Все это время он провел по большей части в Вашингтоне в связи с переговорами, которые ведутся между его племенем, и правительством, — они еще не пришли к благополучному завершению (сказал он грустно), и он опасается, не придут никогда: что могут поделать несколько бедных индейцев против людей, столь опытных в делах, как белые? Ему не нравилось в Вашингтоне: он быстро устает от городов — и больших и маленьких, его тянет в лес и прерии.

Я спросил его, что он думает о конгрессе. Он ответил с улыбкой, что в глазах индейца конгрессу не хватает достоинства.

Он сказал, что ему очень хотелось бы на своем веку побывать в Англии, и с большим интересом говорил о тех достопримечательностях, которые он бы там с удовольствием посмотрел. Он очень внимательно выслушал мой рассказ о той комнате в Британском музее, где хранятся предметы быта различных племен, переставших существовать тысячи лет тому назад, и нетрудно было заметить, что при этом он думал о постепенном вымирании своего народа.

Это навело нас на разговор о галерее мистера Кэтлина[104], о которой он отозвался с большой похвалой, заметив, что в этой коллекции есть и его портрет и что сходство схвачено «превосходно».

Мистер Купер, сказал он, хорошо обрисовал краснокожих; мой новый знакомый уверен, что это удалось бы и мне, если б я поехал с ним на его родину, и стал охотиться на бизонов, — ему очень хотелось, чтобы я так и поступил. Когда я сказал ему, что даже если б я и поехал, то вряд ли бы нанес бизонам много вреда, — он воспринял мой ответ как остроумнейшую шутку и от души рассмеялся.

Он был замечательно красив; лет сорока с небольшим, как мне показалось. У него были длинные черные волосы, орлиный нос, широкие скулы, смуглая кожа и очень блестящие, острые, черные, пронзительные глаза. В живых осталось всего двадцать тысяч чокто, сказал он, и число их уменьшается с каждым днем. Некоторые его собратья-вожди принуждены были стать цивилизованными людьми и приобщиться к тем знаниям, которыми обладают белые, так как это было для них единственной возможностью существовать. Но таких немного, остальные живут, как жили. Он задержался на этой теме и несколько раз повторил, что если они не постараются ассимилироваться со своими покорителями, то будут сметены с лица земли прогрессом цивилизованного общества.

Когда мы, прощаясь, пожимали друг другу руки, я сказал ему, что он непременно должен приехать в Англию, раз ему так хочется увидеть эту страну; что я надеюсь когда-нибудь встретиться с ним там и могу обещать, что его там примут тепло и доброжелательно. Мое заверение было ему явно приятно, хоть он и заметил, добродушно улыбаясь и лукаво покачивая головой, что англичане очень любили краснокожих в те времена, когда нуждались в их помощи, но не слишком беспокоились о них потом.

Он с достоинством откланялся, — самый безупречный прирожденный джентльмен, какого мне доводилось встречать, — и пошел прочь, выделяясь среди толпы пассажиров как существо иной породы. Вскоре после этого он прислал мне свою литографированную фотографию, на ней он очень похож, хотя, пожалуй, не так красив; и я бережно храню этот портрет в память о нашем кратком знакомстве.

вождь он конечно вождь, но индейской крови в нем от силы четверть

Забыла добавить: сыновей его звали Ликург и Леонидас

@темы: индейцы

---

Трехэтажный автобус, Берлин, 1926 год.

говорят, первоапрельская шутка hoaxes.org/af_database/permalink/triple_decker_...

@темы: история транспорта

---

Пловчихи. США, 1907 год.

@темы: женский вопрос

---

Оригинал взят у в Голод как политика

В Индии в 1860-х начался бум строительства железных дорог. Но была одна проблема - нехватка рабочих рук. Как все знают, индийское общество разделено на касты, большинству из которых работать помимо своего предназначения вообще западло. Типа кшатриев, которые на севере Индии составляли численность в 17 миллионов человек. А неприкасаемых тогда было всего-то процентов 7 от общего населения (сейчас 16 процентов).
Так как же получить дешевые рабочие руки для строительства дорог. Выход был найден математически точный, но мерзкий. Британские контролеры разработали теорию управляемого голода. То есть голод по сути организовывался, и когда он охватывал большие массы народа - появлялись британцы. Которые предлагали в обмен на продовольствие общественные работы - строительство железных дорог, городов, станций, и так далее. А вайшьи, кшатрии, неприкасаемые и так далее - тянули лямку в одном строю. Голод то ведь не тетка, угроза умереть голодной смертью очень быстро снижает религиозные табу до нулевых размеров.

@темы: ж/д

---

вот прямо так и вспоминаются рассказы Гашека про дам-благотворительниц

Оригинал взят у в Господа из Парижу.

В августе 1921 года русские эмигранты в Париже создали "Русский общественный комитет помощи голодающим". Создавали его месяц, в лучших традициях российской демократии: в дрязгах, интригах и ссорах. В штат комитета вошло... 126 человек! И все хотели руководить. 12 августа собрались все вместе, снова разругались, но Комитет учредили.
Следующие заседания посвятили созданию подкомиссий, секций, контролирующих органов, выборам полномочных представителей, руководителей секций, заместителей руководителей. Не забыли расколоться на правое крыло, левое и центр. Выбрали постоянный Президиум и переизбрали его. Ну вы поняли - типичная российска общественная организация: все хотят руководить и никто не хочет работать, а тем более тратиться.
Тем не менее, этот комитет собрал больше всех европейских эмигрантских организаций - более 530.000 франков. Этот факт ставят в заслугу "истинным патриотам России", "в изгнании не оставившим служение Родине".
Забывают уточнить две вещи:
1. "Собрали" не равно "потратили по назначению".
2. Кто дал и достал им денег.
Сами они собирали деньги да. Постановили попросить всех русских эмигрантов отчислить процент от стоимости квартплаты. Большинство эмигрантов их послало - ибо кто они такие?! Сами скинулись буквально по несколько сантимов - оказалось почти все делегаты живут в пансионах, ага.
Откуда же деньги? А деньги у них взялись, потому что они избрали в президиум и умудрились не выгнать Павла Николаевича Милюкова


О его деятельности, да и в общих чертах об эмиграции, мы писали здесь: d-clarence.livejournal.com/47228.html#comments
Павел Николаевич во-первых, открыл подписку в своей газете "Руль" и с его подачи такие же подписки открыли прочие "умеренные" эмигрантские газеты Франции; во-вторых, стал ездить по городам и в лекционных залах читать доклады "О задачах помощи голодающим" и "О Брюссельской конференции" (второй читал чисто в развлекательных целях, старый лис), после которых не считал за бесчестье обойти аудиторию с шапкой; в-третьих, он, как опытный политик, понял, что в одиночку такую работу не сделать и обратился к эмигрантским организациям Латвии - у них больше информации, контактов и в Латвии есть порт Рига и налаженная логистика доставки грузов в Советы; в-четвертых, он указал своим коллегам, что нехрен клянчить деньги у таких же нищебродов - надо идти к тем, у кого они есть и к тем, кто может их заработать.
В итоге, за год работы комитета, получилась такая картинка.
Сам комитет, своими силами, за год собрал 98.882 франка, эмигранты в Латвии плюс пришедшее им на помощь правительство Латвии потратили на доставку грузов 273.971 франк, остальное - пожертвования собранные лично Милюковым и по подпискам в газетах. В топе жертвователей считайте сколько русских:
Японская колония в Париже - 12.366 франков.
Джойнт (местное отделение всемирной еврейской организации) - 5.000 франков.
Миссис Уильям Мосс Армот - 300 долларов.
Артисты русского балета на серии благотворительных концертов - 12.000 франков.
Ну а тратил деньги комитет так:

эффективный менеджмент как он есть.
Циферки из монографии Анны Урядовой "Голод 1920-х в России и Русское Зарубежье". Спб,2010.

@темы: деньги, 20 век: Россия и вокруг нее

---

18.12.2016 в 11:16

Пишет  Sindani:

18.12.2016 в 06:47

Пишет  Royal Heart:

Сам ты скрыт! (Ещё раз о любительской лингвистике)

Казалось бы, А.А. Зализняк уже сказал о любительской лингвистике всё – в Интернете легко найти записи его лекций, книга «Из заметок о любительской лингвистике» в 2010 году вошла в шорт-лист премии «Просветитель», – но нет, охотники пофантазировать на тему происхождения слов по-прежнему находятся. И пишут, например, что Сибирь – того же корня, что и север, или что Бог – того же корня, что и буква, и вообще происходит от первобытного звука бух.

У других любителей получается по-другому: Сибирь оказывается Се-Бер (где бер – медведь, как в бер-логе), а в слове боже усматриваются «бо – указательное, он – сущий», – это разложение должно, по мнению его автора, давать смысл «он суть огонь, свет»; слово русский одни считают связанным с рысью, другие – с санскритским риши «мудрец»... Как же они определяют, какой вариант считать правильным? В самом деле, слова эти появились давно, кто же знает, что тогда было?

Но не спешите разводить руками. Проверить, что было в древности, мы, конечно, не можем, но мы можем посмотреть, как появляются новые слова сейчас. Ведь древние народы не знали, что они – древние и что поэтому им надо образовывать новые слова не так, как все нормальные люди делают, а совсем по-другому!

Итак, посмотрим, как появляются новые слова. Для начала хотя бы в одном языке – в современном русском (для серьёзного исследования, конечно, требуется больше материала, но в качестве примера хватит пока и этого). Спросите у ваших бабушек, когда появилось слово «мобильник», – они наверняка помнят те времена, когда такого слова в русском языке ещё не было. Значит, «мобильник» годится в качестве недавно появившегося слова. Откуда это слово взялось? Ответ очевиден: это «мобильный» (то есть переносной, не привязанный к определённому месту) телефон, именно от прилагательного «мобильный» слово «мобильник» и образовано. А могло бы оно быть образовано от слова «окно»? А от слова «ангел»? Теоретически – почему бы нет, мобильник открывает людям окно в мир общения, несёт, подобно ангелу, добрые вести (или не очень добрые – но ведь и ангелы разные бывают)... И тем не менее такие идеи никому в голову не пришли. Почему? Да потому, что если этот предмет уже назван «мобильным телефоном», то незачем изобретать ещё какие-то смысловые связи, проще воспользоваться готовыми.

Но ведь мобильный телефон можно назвать не только «мобильник», но и «мобильный» (употребив это слово как существительное), и «мобилка», и «мобила», и даже «мобило» – вон сколько разных вариантов. А если я вам скажу, что ещё его называют «мобилтсрф», вы мне поверите? Правильно, нет – дурацкое какое-то слово «мобилтсрф», кто ж такое выговорит! Да, возможность произнести слово без затруднения – это существенное ограничение. Только, как ни удивительно, в разных языках «выговариваемыми» и «невыговариваемыми» оказываются разные вещи. Например, для японцев совершенно невыговариваем звук л (они даже в заимствованиях заменяют его на р), для гавайцев (ещё пару веков назад) – р (они его, наоборот, на л заменяли). Для многих народов, осваивавших латынь в эпоху римских завоеваний, ужасно трудно было произносить сочетание st в начале слова – поэтому, например, латинское слово status «состояние» превратилось в испанском в estado (добавилось начальное е, t между гласными, как и во множестве других испанских слов, стало звонким), а во французском – в état. Сами же латиняне начальное st выговаривали с лёгкостью. Не представляет труда начальное st и для итальянцев, в чьём языке тот же самый status превратился в stato. А в русском языке может быть даже четыре согласных в начале, как в слове встреча.

Но с течением времени представления о том, что можно выговорить, а что – нет, меняются: например, в современном испанском (и во французском) есть слово stress, пришедшее из английского (значит оно, как вы правильно догадались, «стресс»). Жителям Древней Руси совершенно невыговариваемыми казались слова, оканчивающиеся на согласный звук: даже если им приходилось слово заимствовать, они непременно добавляли к нему на конце звук ъ (ну, или ь, если конечный согласный был мягким) – как, например, в имени Исоусъ из греческого Ιησους. Да-да, ещё в XII веке ъ и ь были особыми гласными звуками: ъ произносился примерно так, как первое о в слове воротничок, ь – примерно как е в слове легализовать; до определённого момента они даже могли быть ударными. И уж конечно, когда носители древнерусского языка образовывали свои собственные слова, они непременно оканчивали их на какой-нибудь гласный, – посмотрите на любую рукопись XI или XII века. А в современном русском языке всё совсем не так: слова, оканчивающиеся на согласный, мы произносим легко, а вот звук ъ под ударением – попробуйте выговорить! (Другое дело – сочетание «лтсрф»: его нельзя встретить ни в древнерусских, ни в современных русских словах.)

Поэтому настоящие учёные, когда выясняют происхождение слов, обязательно обращают внимание на то, в каком языке и когда это слово должно было появиться, если это заимствование – то из какого языка в какой и когда оно пришло и какие в тех языках в те времена были представления о том, что хорошо выговаривается, а что – нет. Если всё сошлось – значит, этимология имеет право на существование. А лингвистов-любителей вопрос «когда» вообще не волнует: они никогда не видели древних памятников и поэтому уверены, что «лёгкие» и «трудные» звуки и сочетания звуков для всех языков всегда одни и те же – такие, к каким они привыкли в своём родном языке. Например, для венгерских лингвистов-любителей самые правильные звуки, конечно, венгерские.

Ну хорошо, а если я скажу, что мобильный телефон где-то называют «хмобил», вы поверите? Тоже нет, хотя в сочетании хм ничего странного нет: хмурый, хмарь, хмыкнуть... И опять же понятно почему: зачем здесь это х? Ведь такой приставки в русском языке нет. Ну, хорошо, а «мобилизм» его могут назвать? Суффикс -изм-то точно есть! Да, есть, только он тут ни при чём: вот если бы мы образовывали название какого-нибудь философского направления или течения в искусстве, суффикс -изм нам бы подошёл, а для названий предметов в русском языке используются другие суффиксы.

Так же образуются слова и в других языках – с помощью тех средств словообразования, какие там (и в те времена) привычны. Один язык любит суффиксы, другой – приставки, третий предпочитает составлять слова объединением корней... А бывают и совсем удивительные для нас способы: например, полинезийский язык ниуэ любит удвоения. Пришло в него из английского слово pin «булавка» – из него сделали глагол pine «приколоть булавками» (на конце появился гласный е, поскольку слов, оканчивающихся на согласный, язык ниуэ, как и древнерусский, не выносит). А от этого глагола можно образовать форму для выражения смысла «много разных объектов прикололи булавками»: pinepine. Соответствующий смысл в ниуэ принято выражать именно так: например, если перевернуть что-то одно, это будет fuli, а если много всего разного, то fulifuli.

Почему так происходит? Да просто по привычке! И эта привычка очень важна – она позволяет говорить и понимать, не вызубривая все слова наизусть: если мы знаем, что значит корень и какое значение добавляет суффикс, мы можем понять слово, даже если слышим его впервые в жизни. Поэтому придумать, конечно, можно какое угодно слово (хотите – сами попробуйте), но употреблять ваше слово в разговорах с другими людьми будут только те, кто точно знает, что собеседники поймут его с первого раза, без всяких объяснений. И именно поэтому слов типа «мобилтсрф» или «хмобил» в языках не возникает.

А теперь посмотрим, во что предлагают нам поверить лингвисты-любители. Начнём хотя бы с названия индийского письма деванагари. В Интернете популярна история, согласно которой слово деванагари происходит от русского выражения «дева на горе», поскольку «древние жрецы Индии и Тибета с гор передавали свои послания и знания людям через жриц, демонстрирующих языком тела похожие на руны фигуры».

Индийским письмом – как бы ни удивительно это было для некоторых «мыслителей» – пишут в Индии, на местных индийских языках, в частности, на современном языке хинди и на древнем языке санскрит. Если посмотреть на тексты, написанные письмом деванагари, легко убедиться, что они написаны не по-русски. Даже если переписать их русскими буквами, можно получить, например, такое: Асид раджа Нало нама Вирасена суто бали. Это начало сказания о Нале и Дамаянти, буквально оно переводится как «[Жил-]был раджа, Наль [по] имени, Вирасены сын могучий». И асид, и нама, и суто, и даже, возможно, бали имеют соответствия в русском языке. Но, согласитесь, так сразу этого не видно. Поэтому, говоря о происхождении слова деванагари, разумно для начала обратиться к санскриту. В санскрите это слово выглядит как devanāgarī, с долгим a после n и долгим i на конце. А ещё в санскрите есть слово nagara- «город», от которого можно образовать прилагательное, которое в женском роде получит окончание ī. Прилагательное это означает «городской»; когда в санскрите образовывали прилагательные такого типа, корень ставили в самую длинную ступень чередования (поэтому персонажи Махабхараты сыновья Куру называются Кауравы, буквально что-то вроде «куровские»), значит, долгое a после n вполне закономерно. Первая часть означает «бог», слов с таким началом в санскрите огромное количество, например, devaloka- означает «мир богов», devasad- «сидящий среди богов». Так что слово деванагари всем, знающим санскрит, легко понять: это «божественная городская [письменность]». А те, кому известно, что деванагари – далеко не единственное индийское письмо, знают, что оно является одним из потомков письма брахми. В слове brahmī на конце – то же самое долгое ī, примета женского рода – это даёт возможность увидеть, что письменность древние индийцы издревле (по крайней мере, с V века до нашей эры) считали относящейся к женскому роду. И конечно, русские дева и гора тут вовсе ни при чём: «девушка» на санскрите называется kanā, kanyā или kanyakā, а «гора» – giri-.

Кстати, и само слово санскрит имеет в санскрите вполне прозрачную мотивировку: у него есть приставка saṃs-, означающая примерно то же, что русское с-, корень kar-, означающий «делать», и суффикс причастия прошедшего времени -t- (такой же, как, например, в русском причастии надетый), за которым следуют окончания. Чтобы образовать причастие на -t- в санскрите, корень надо поставить в самую короткую ступень чередования, от kar- это будет kr-, r при этом, оказавшись между согласными, станет слоговым. Слоговое r впоследствии произносить разучились и стали при чтении заменять на ri (так же, как, например, в словах риши «мудрец» и Ригведа). Носовой призвук после гласной (ṃ оказался для европейцев слишком трудным, и поэтому они заменили его похожим, но более привычным звуком n. Таким образом, в своём исходном санскритском виде слово санскрит означает буквально «сделанный, обработанный» – и всем знающим санскрит понятно, почему его стоило назвать именно так: это тщательно отделанный литературный язык, он противопоставляет себя «необработанным» местным наречиям – пракритам. А русские слова «сам» и «скрыт» (которые лингвисты-любители выдают за «расшифровку» санскрита) не имеют к санскриту никакого отношения.

Профессиональный лингвист, занимающийся этимологией, всегда стремится выяснить, как привычно было образовывать слова в том языке, который он изучает, – какие там присоединялись суффиксы (или не суффиксы), какой смысл они добавляли, какие чередования при этом происходили, куда сдвигалось ударение... Напротив, лингвисты-любители не делают этого никогда – они просто не задумываются о том, как существует и функционирует язык, как он у людей «в голове укладывается». Они рассматривают изолированные слова, совершенно не замечая, что в языке слова соотносятся друг с другом и в этих соотношениях есть система. Они не обращают внимания на то, что у слов есть «родственники» – иногда даже в языках столь близких, что люди, знающие оба, автоматически и бессознательно «пересчитывают» звуки с одного языка на другой. Они даже вообще не понимают доводов такого рода. И для них это очень удобно: чем меньше знаешь, чем меньше задумываешься о том, как устроен мир, тем легче придумывать любую чушь и самому свято верить в неё.


Статья впервые опубликована в журнале "Новое о йоге".

antropogenez.ru/article/918/

@темы: Вавилон-18

---

Оригинал взят у в Цветы на снегу

Английская шёлковая муфта 1780-х из коллекции музея Метрополитан (Нью-Йорк). Рисунок очень характерен для середины и второй половины века - нежные цветочные узоры на светлом фоне. И почему-то в этом случае (возможно, потому что муфта ассоциируется с зимой? хотя носить её можно было в любое время года) не могу не думать о цветах на снегу.

@темы: история одежды

---

Оригинал взят у в Женщина-кошка против Дракулы

Вал Игнатьев: А еще сегодня мне сказали, что Асприн писал для "Бэтмана". "Женщину-кошку" вот.
Oleg Divov: А тебе не говорили, кто потом переписывал эту страшную "Женщину-Кошку" по-русски?
Вал Игнатьев: неееет...

Гагаузы в Готэм-Сити и Бэтмен с иконой - вот это был трэшак.
Молдаване, мля, эмигранты из СССР, торговали в Готэме контрабандным оружием. А потом еще ворованная икона нарисовалась, и настал вообще караул.
Кстати, Бэтмен - реинкарнация молдавского национального героя Влада Дракулы.
Да, Женщина-кошка от Роберта Асприна настолько сурова.
Я эту ахинею не только читал. Я ее немножко переписывал. И очень жалею, что двадцать лет назад мне не хватило наглости выкинуть нахрен гагаузов, икону и большинство монологов занудно-правильного Бэтмена. В книге, названной «Catwoman», остро не хватало этой самой woman, а ведь она удалась авторам. Образ Селины Кайл получился живым, теплым, настоящим. Остальные герои, включая Бэтмена, были лишь функциями.
Но тогда пришлось бы за две недели сделать заново три четверти книги, а у меня руки опустились уже после одной вставной главы. Да и наглости. повторю, не хватало. Моя задача называлась «сквозная косметика с разгоном листажа» - это когда текст переписывают человеческим языком, попутно нагоняя объем, - я согласился чисто из профессионального любопытства. Ну и ребята попросили.
А было вот что.



Чоткие пацаны не участвуют в проектах, они их начинают.
Так наверное думал Асприн в 1992 году, когда уговаривал жену написать «Catwoman» - или наоборот, так думала Линн Эбби, убалтывая мужа. В конце концов, множество очень неплохих книг написано потому что «ребята попросили» или «надо денег».
Асприн начал проект и блистательно провалил его стартовую книгу по всем статьям, за исключением, как я уже говорил, образа Селины Кайл. Получилась откровенно вымученная хреновина, в которую насовали модных трендов - и не справились с ними. Бэтмен помогал комиссару расследовать поставки контрабандного оружия в Готэм (из СССР, конечно), а Женщина-кошка, малость повернутая на зоозащите, собиралась наказать маньяка-коллекционера, для которого убивают редких животных, чтобы сделать чучела - и оба персонажа с двух сторон вышли на одного злодея. Тоска смертная.
Чуть не забыл, у книги есть второе название: «Catwoman: Tiger Hunt». Охота на Тигра, понимаете ли.
Русский перевод начинался так:

«Главная проблема в отношении денег всегда заключается в том, что их предостаточно у кого-то другого как раз в тот момент, когда они позарез нужны тебе».

Перечитал сейчас - и снова вздрогнул, как двадцать лет назад. По-английски это могло звучать неплохо. Чтобы зазвучало по-русски, надо приложить некоторое усилие. Переводчику было явно лень напрягаться. Хорошо, тогда еще не придумали машинного перевода. «Человеческий» подстрочник все-таки получше.
В 1996 году один независимый издатель (хороший человек, отвечаю) взял этот подстрочник, ляпнул на обложку Женщину-кошку от Луиса Ройо для Penthouse Comix - и запузырил тираж десять тысяч.
Тогда все так делали.
В 1997-м книгой заинтересовалось «Эксмо» и решило переиздать ее. Увы, у асприновской «Кошки» было два недостатка: во-первых, она была короткая и никак не лезла в стандартный на тот момент книжный формат; не хватало минимум авторского листа, а лучше двух. Независимый издатель чихал на такие проблемы, а у «Эксмо» - жесткие требования к объему, иначе себестоимость подскочит, а еще есть технологический цикл и прочая байда; проще книжку дописать до нужного размера, чем корячиться с нестандартом, а главное, объяснять потом, зачем ты с ним корячился.
Да, я уже устал напоминать, что «лист» это 40 000 знаков с пробелами, но ради такого случая - напомню.
Во-вторых, требовался «оригинальный перевод», и это был лишний повод довести книгу до более-менее читабельного состояния. Можете думать про «Эксмо» что угодно, а я просто повторю услышанное: мы крупное издательство и печатать такое нам стыдно.
Задача стояла - сделать тотальную «косметическую редактуру» подстрочника и каким-то образом «разогнать» книгу хотя бы на лист. Но так, чтобы «разгон» не был очень заметным. Поскольку книга и без того нудная.
Тут мимо проходил я.
- Тебе было бы интересно поработать Робертом Асприном, пишущим про Бэтмена?
А я про Бэтмена знал только что он есть, и еще там какая-то баба.
Зато Асприна читал и в целом - уважаю.
- А дайте-ка посмотреть. - говорю.
С вашей точки зрения это, может, идиотизм и непрофесионализм, а с нашей вполне штатная ситуация. Когда Игорю «Майору» Пронину, мир его праху, заказали роман в серию «сточкер», у него не запустился диск с игрой. Вроде ничего страшного, только этот роман шел в проект _третьим_ от начала, и материала для ознакомления со вселенной игры было на тот момент с гулькин нос. Ничего, справился, «Дезертир» считается очень удачной книгой даже среди отпетых сталкероманов.
А мне ничего не надо знать про вселенную, где водятся Бэтмены, за меня все Асприн написал, мое дело сугубо редакторское.
И я, значит, читаю первую пару страниц.
Ну да, страшновато, но не «ужас-ужас-ужас».
А главное, мне скучно было, а тут интересная задача.

« - El Gato Negro! Черный Кот! Черный Кот!
Потенциальные жертвы увидели черный комбинезон, но предрассудок помешал им разглядеть заключенные в нем формы. Им так и не суждено было понять, что их сокрушила женщина».

Я балбес, мне еще тридцати не исполнилось, я понятия не имею, насколько круто авторы с мировым именем умеют халтурить. Это мне чуть позже Скаландис рассказал, как они с Гарри Гаррисоном «в соавторстве работали». Когда я ничтоже сумнящеся спросил Скаландиса, почему их совместная книга похожа на что угодно, только не на «Мир смерти», и вообще ее читать грустно, мягко говоря: «Гарри прислал затравку на несколько страниц и говорит: дальше давай сам. И все! А уменя сроки поджимают...»
Кажется, Скаландис был еще не в курсе, что по договору с издательством их совместные с Гарри книги никогда не увидит англоязычный читатель, это только для русских...
На первых страницах асприновской халтуры не было, разумеется, никаких гагаузов и краденых икон, а то бы я сразу в осадок выпал. Нет, я увидел только посредственный перевод стандартного фантастического боевика с довольно симпатичной героиней. Можно взяться.
Потом я звонил в издательство и зачитывал самые смачные куски.
Да вот вам.

«...Этот юноша был одним из миллионов этнических русских, насильственно
расселенных по всей бывшей советской империи - в данном случае, на том
клочке земли, которую западные справочники называют Бессарабией.
Молдаване, или молдоване, хотели уничтожить искусственную границу между
свой землей и Румынией. У них были на это основания: различие между
молдовским и румынским языками было меньше, чем между американским
английским и английским английским. Кроме того, молдован принуждали с 1940
использовать алфавит, известный как советский, русский, кириллический или
греческий, тогда как румыны писали латинскими буквами, как в английском
языке.
Брюс Уэйн, однако, нашел три группировки потенциальных террористов
под именем бессарабов.
- А как насчет гагаузов? - спросил Бэтмэн. - Какие права у гагаузов?
Совсем упав духом, парень слегка разжал руки. Кровь обратно прилила к
лицу, веснушки покраснели. Он не верил в Бэтмэна, как эти молдавские
свиньи, которые считали, что Бэтмэн - инкарнация их национального героя,
Влада Дракулы. Но Бэтмэн знал про гагаузов.»

Такая вот книжка про Женщину-кошку.
Честное слово, я не спрашивал, что с этим делать, и за что мне такое наказание.
Делать надо редактуру, а наказание, ясен пень, за грехи.
Между прочим, в интернетах в открытом доступе лежит именно этот самый подстрочник, своей редакции я не нашел, ее или грохнули по заявке правообладателя, или в свое время не стали сканировать.
Да и черт с ней - я не смог книгу вытянуть. Она была безнадежна исходно.
Если бы не Селина Кайл. То ли в нее вложила душу Линн Эбби, то ли сам Асприн постарался, кто знает, но по каким-то едва заметным опорным сигналам я заметил, что автор свою героиню любит.
Я крутился ужом на сковородке, пытаясь разогнать объем и не добить текст окончательно. Понадобилась вставная глава и лишний персонаж второго плана. Как ни странно, хуже не стало, а появилась некоторая живинка. И самое главное - если у Асприна кошка с мышкой жесткие антагонисты, то в моей версии они потихоньку начали проявлять чисто человеческий интерес друг к другу.
Напоминаю: я не смотрел тогда фильм и понятия не имел, какие у этой парочки могут быть взаимоотношения. Но прямо напрашивалась любовная линия. Наверное мне казалось, что роман с Бэтменом, или хотя бы намек на роман, может спасти Селину от нее самой, пусть и временно. Асприн не оставил Селине ни единого шанса: еще несколько лет такой жизни - и окончательное сумасшествие, а за ним гибель. Асприн вряд ли задумывался над этим; я задумался.
Ничего у них не могло получиться, конечно, заданная автором драматургия не позволяла. Но эти двое хотя бы тоже призадумались оба, а нафига они так нелепо живут.
И на последних строчках Бэтмен, которому нечто странное послышалось, высовывается в окно, надеясь вновь увидеть на карнизе гибкий черный силуэт. Никого там, разумеется, не было. И последняя фраза романа в моей версии, насколько помню: «Но попробовать-то стоило».
Увы, книжка так и осталась мертворожденной. Не мое амплуа оживлять покойников.
Но попробовать-то стоило.

P.S. Забыл повторить важное.
Чоткие пацаны не участвуют в проектах. Они их начинают

@темы: писательское

---

17.12.2016 в 12:51

Пишет  Taho:

Сайты музеев с картинками в большом разрешении

Иногда бывают нужны репродукции в хорошем качестве (например, для полиграфии).

Но некоторые музеи выкладывают картины размером с почтовую марку, водяными знаками изгваздают вдоль и поперек, да еще так во фреймы встроят, что фиг выковыряешь (да, ГМИИ, это про тебя), фу.

Итак, какие музеи все-таки щедры на знания и мегабайты? Где взять репродукции большого размера?

Сборные сайты:

• Google Art Project  снимает много и крупно. Однако выковырять из них собственно файлы проблематично.


• Есть лайфхак: фотоархив википедии Wikimedia Commons. Добрые люди там написали бота, который ходит в Google Art Project, вытаскивает оттуда jpg и грузит на сервер Википедии вот сюда, с подкатегориями по музеям. Но проще сначала найти папку музея, а в ней уже искать подпапку гугла

• Собственно фотохостинг Википедии Wikimedia Commons. Но поскольку туда может грузить кто угодно что угодно, подписывая как угодно, 100%-гарантии истинности атрибуции нет. Однако файл в хорошем разрешении может попасться. Искать надо в окошке "поиск" на английский вариант, русский, французский, немецкий, итальянский -- в общем, все подряд, в зависимости от того, что вы ищете. Итальянские товарищи, например, не заморачиваются при своих загрузках переводить для нас, грузят туда под итальянскими именами, и т.д.


• Лайфхак: зарегистрироваться, выбрать в настройках русский язык. При выводе результатов поиска появится меню "Основные страницы: Мультимедиа, Переводы, Везде, Расширенный". Нажать на "мультимедиа" и еще раз нажать на "поиск", много мусора уберется. Если в результатах начали появляться pdf, дальше можно не листать, их выводят последними.

• Gallerix.ru. Я не знаю, откуда они их себе понатаскали, но больших картинок там оч. много из самых разных музеев по всему миру. Есть ощущение, что это фотоархив какого-то альбомного издательства слит?

Сайты конкретных музеев:

• Музей Метрополитен (Нью-Йорк).


• Музей Виктории и Альберта (Лондон). Просит поклясться, что вы не будете извлекать из этого коммерческую выгоду (печатать на футболках и презервативах то биш), и просят подписывать, откуда картинка. Граждане! Вообще подписывайте, откуда картинка! Музей много труда вложил, чтобы обеспечить вас фоточками, это огромный труд. Подпишите, окажите честь.


• Эрмитаж (СПб). Портреты живописные есть по 0,5 Мб, черно-белая графика по 2 Мб попадается. (Вот почему-то лучшему музею в стране не жалко делиться репродукциями, а у всех остальных музеев России от этой щедрости убудет и слипнется).

• Музей Гетти (Лос-Анджелес). Поскольку он частный изначально, вещи многие так себе. Но съемка отличная. Особенно манускрипты мне нравятся.


• Прадо (Мадрид). Тоже надо сказать, что для частного использования. (Если не для частного, они просят нажимать другую кнопку и как-то иначе оформлять. Юрлица! Не воруйте картинки у музеев, еще раз прошу).


• Рейксмюсеум (Амстердам). Они не просто предлагают скачивать, они сразу автоматически дизайн предлагают вам сделать из этой картинки чехла для телефона, кружки и т.п. Популяризаторство искусства. Молодцы, долой копирастию.


• Музей искусств округа Лос-Анджелес (LACMA) - выложены произведения, которые уже не защищены авторским правом. Другие у них можно заказать, если сильно надо. Вообще во многих музеях такая практика -- работы 20 века не выкладывают во избежание.


• Музей изящных искусств (Бостон)


• Музей истории искусств (Вена)


• Музей изящных искусств (Филадельфия)

коллекцию ссылок пополняю по мере исследования сайтов музеев

Относительно удобный список музеев всего мира с активными ссылками на их сайты (кажется, давно не обновлялся).
Список самых посещаемых музеев мира (по количеству живых туристов, пришедших ногами в смысле)

(с)

@темы: фото, картины

---

Оригинал взят у в Почему у грузин такие фамилии?

Оригинал взят у в Почему у грузин такие фамилии?

Истоки грузинских фамилий этнографы относят к VII-VIII векам. Они чаще всего происходили от местности проживания, чуть реже – от профессий, имен, отчеств или родового звания (например, Амилахвари или Эристави).

Структура грузинских фамилий такая же, как и у большинства других: корень + суффикс. По суффиксу фамилии во многих случаях можно понять с какого региона она происходит и к какой этнической группе принадлежит ее носитель. К примеру, у мегрелов фамилии часто оканчиваются на «-уа» (Тодуа, Гогуа) или «-ия» (Гамсахурдия, Берия), а у лазов – на «-ши» (Халваши, Тугуши).

Лингвисты выделяют 13 основных разновидностей суффиксов. Во многих областях Грузии, большей частью в Имерети, Гурии, Аджарии, Лечхуми, распространены фамилии с суффиксом «-дзе», который переводится как «сын» (Гонгадзе, Шеварнадзе, Думбадзе). По данным на 1997 год фамилии с таким окончанием носили 1 649 222 человека.

Вторым по распространенности следует суффикс «-швили». Его перевод очень близок к предыдущему суффиксу – «ребенок», «дитя», но иногда это просто «потомок». К 1997 году насчитывалось 1 303 723 фамилий с суффиксом «-швили». Очень распространено такое окончание в Кахетии и Картли (Пеикришвили, Кулулашвили, Элердашвили).

Популярен в грузинских фамилиях также суффикс «-иани». Это «сванское» окончание, которое больше характерно для западных регионов Грузии. Часто такой суффикс указывает на знатное происхождение родоначальника. К примеру, Дадешкелиани, Дадиани и Геловани это княжеские фамилии.

Образование грузинских фамилий имеет различные источники. Часть из них происходит от крестильных имен – Николадзе, Георгадзе, Давиташвили. Некоторые фамилии ведут свое происхождение от мусульманских имен. Например, фамилия Джалагония образована от мусульманского мужского имени Джалаль («величие», «главенство» и грузинского существительного «гони» («ум», «рассуждение». Есть фамилии, связанные с животными – Ломинадзе («лoми» – «лев», Джугашвили («дзуг» – «отара», «стая».

Довольно часто грузинские фамилии привязаны к какой-либо местности. Ее первый носитель нередко становился у истоков княжеского рода. Именно такой является фамилия Церетели, которая происходит от названия крепости и одноименного селения, находящихся на севере региона Земо – «Церети».

@темы: фамилии

---

Оригинал взят у в Как снимали «Тот самый Мюнхгаузен»

Оригинал взят у в Как снимали «Тот самый Мюнхгаузен»

Когда мне задают вопрос: «Какой мой любимый отечественный фильм?», я не задумываясь отвечаю – «Тот самый Мюнхгаузен». Почему? Точно даже не скажу. Мне в нём нравится всё. Великолепный сюжет Григория Горина, в котором много тонкого, доброго, душевного и острого юмора. Почти каждая фраза – бриллиант! Блестящая игра актёров. И каких актёров! Созвездие! Ну и конечно, замечательная постановка Марка Захарова.




История этого фильма начинается с театральной постановки – пьесу «Самый правдивый», для создания которой использовались сюжеты произведений немецкого писателя Рудольфа Эриха Распе о приключениях легендарного барона Мюнхгаузена, Григорий Горин написал по просьбе актёра Владимира Зельдина, которому очень хотелось сыграть роль барона Мюнхгаузена. Спектакль шёл в Театре Советской армии и пользовался у зрителей невероятным успехом. Марк Захаров посмотрел этот спектакль и решил перенести его на большой экран.



Вот как сам режиссер рассказывает о том, как у него родился замысел сделать телевизионную версию пьесы: «Тот самый Мюнхгаузен» начался для меня с замечательной пьесы Григория Горина, когда я увидел премьерный спектакль по ней в Театре Советской Армии. Мюнхгаузен – мудрый и умелый шут, который вселяет в людей радостную веру в то, что чудеса могут становиться реальностью. Но встречает непонимание большинства. А люди, которые не вписываются в большинство, лично меня всегда интересовали».



В образе Великого Обманщика Марк Захаров видел только Олега Янковского, сыгравшего главного персонажа в его предыдущем фильме «Обыкновенное чудо».



Однако и у членов худсовета были сомнения относительно правильности выбора режиссера. Захарову говорили, что Янковский не подходит по возрасту и годится барону в сыновья. Сценарист Григорий Горин тоже сомневался по поводу Янковского, писал в воспоминаниях: «Он до этого играл прямых, жестких, волевых людей – волжские характеры, выдающие его происхождение. Я не верил в его барона. Началась работа, он влезал в характер, на наших глазах менялся. Врастал в роль, и явился Мюнхгаузен – умный, ироничный, тонкий. Какая была бы ошибка, возьми мы другого актера!»



Тем не менее, Захарову удалось отстоять кандидатуру Янковского. «В приглашении на роль барона Мюнхгаузена Олега Янковского был элемент риска, — вспоминал режиссер. — Он все-таки сложился как актер совсем не комедийного толка. Но к чести Олега, в его актерской палитре нашлись и комедийные краски, которые в фильме, особенно в первой его части, нашли достойное воплощение».



А вот выбрать актрису, которая сыграет Марту, оказалось делом непростым. Среди претенденток на роль возлюбленной барона были Ирина Мазуркевич и Галина Золотарева, но Захаров склонялся к тому, чтобы снимать в картине Татьяну Догилеву. Сделать выбор в пользу Елены Кореневой, которая, в конце концов, и была приглашена на съемки, помогло то, что Коренева, в отличие от Догилевой, а также более чем от половины исполнителей ролей в картине, не являлась актрисой руководимого Захаровым «Ленкома». «Если всех забрать на съемки, кто же в театре будет играть?» – заметил Марк Анатольевич.



В роль Феофила «вживался» актер Театра сатиры Юрий Васильев, но утвердили Леонида Ярмольника.



На роль Рамкопфа пробовался актер из МХАТа Колесников, но большинство на худсовете проголосовали за Александра Абдулова. Говорили, что хоть в нем и нет иронии, но есть юность, обаяние, у него – симпатии зрителей.



Зато Леонида Броневого утвердили без проб.



В начальной сцене разговора Мюнхгаузена с охотниками вместе с Олегом Янковским и Юрием Катиным-Ярцевым снимались немецкие актеры, которых потом озвучили русские. Если приглядеться, можно заметить, что их артикуляция не совпадает с текстом.

Оленя с вишневым деревом на голове, который выходит из леса в подтверждение слов Мюнхгаузена, изобразить оказалось непросто. «Когда мы пришли в зоопарк снимать зверя, оказалось, что олени в то время как раз сбрасывали рога, поэтому крепить дерево было не к чему, – рассказывает оператор комбинированных съемок Всеволод Якубович. – Пробовали снимать чучело, но у него были пустые глаза. Тогда прибегли к комбинированной съемке. На зообазе студии «Центрнаучфильм» нашли марала, которого можно было выдать за оленя, задекорировали решетку вольера под лес, положили дерн. Выпустили марала, а он вместо того, чтобы пройти перед камерой, начал кататься по земле. Тогда мы решили попробовать приманить марала лакомством. Сработало. Он прошел за ним по нужному маршруту. Затем мы взяли на биостанции МГУ ствол вишни и прикрепили к нему искусственные цветы. Наш знакомый балетмейстер из Театра оперетты, внимательно изучив проход марала, повторил его движения с деревом на голове. После чего дерево вырезали и совместили с оленем».



Комбинированная съемка использована и в сцене проезда Марты и баронессы Якобины в карете. «Снимали этот эпизод в павильоне «Мосфильма», и в окно кареты нужно было поместить городской немецкий пейзаж, – рассказывает Всеволод Якубович. – Оказалось, что кадры, снятые в Германии, не подходят: камера была поставлена на высокий штатив, и окна кареты оказались на уровне второго этажа. Пришлось сильно увеличить изображение и использовать только нижнюю часть кадра».



«В фильме есть сцена: слуга Мюнхгаузена смотрит в подзорную трубу и, когда видит подлетающих уток, дает барону знак, – рассказывает оператор комбинированных съемок Всеволод Якубович. – Тот стреляет в дымоход, и из камина выпадает жареная утка. По задумке слуга должен был увидеть в трубе уток, летящих на него. Когда мы стали искать в фильмотеках такой пролет, нашли множество кадров, где утки улетают от камеры, а чтобы они летели в другую сторону – ни одного. Пришлось устроить киноохоту на уток и гонять их в сторону камеры. А еще в съемках фильма участвовал медведь – по сюжету он выходил из леса во время герцогской охоты. Чтобы зверь шел в нужном направлении, его приманивали баночкой с килькой – когда по ней стучали, медведь шел на знакомый звук».

В съемках принимал участие немецкий каскадер, этакий германский мачо. В перерыве к нему подошел лихой Абдулов и предложил помериться силами: узнать, у кого сильнее пальцы. Скрестили они указательные пальцы и начали друг на друга напирать. «Вдруг слышу хруст, смотрю, палец Абдулова как-то неестественно вывернут, – рассказывает Долинский. – Я ему говорю: «Кажется, он тебе его сломал». «Не кажется, а точно», – отвечает Абдулов. Как потом ругался Захаров! Александру наложили незаметный гипс, с ним он продолжил съемки. Но на этом его приключения не закончились. Прямо на съемках Абдулов еще и палец на ноге умудрился сломать».

Об этом рассказал уже Марк Захаров: «Не сломал, вывихнул. Абдулов – очень азартный человек и уговаривал меня разрешить ему прыгнуть с четырехметрового забора без дублера. Второй режиссер – человек более опытный – сказал, что нужно сделать специальную яму, смягчающую удар о землю, еще что-то. Я отнесся к этому легкомысленно. В результате Александр Гаврилович сиганул и повредил себе ногу. Я очень сожалел, что уступил ему. Был еще один эпизод, сопряженный с риском для Янковского, когда его герой лезет по веревочной лестнице. Я сам сначала попробовал, ступеньки из-под ног уходят, страшно. Но Янковский без дублера и страховки поднялся на приличную высоту».



«Тот самый Мюнхгаузен» менее остальных лент Захарова пострадал от цензуры — к примеру, при сдаче на худсовете «Обыкновенного чуда» каждую фразу приходилось отстаивать с боем. Из «Мюнхгаузена» же была вырезана одна-единственная малозначительная сцена: «Режиссер Марк Захаров поставил передо мной задачу написать слова к песне о Мюнхгаузене, которую должна будет петь героиня Любови Полищук, – рассказывает поэт Юрий Энтин. – Записала ее Жанна Рождественская. Когда фильм выходил на экран, я сел у телевизора в надежде услышать свою песню, смотрю первую серию, вторую – песни нет, хотя в титрах указана моя фамилия. Потом выяснилось, что песню запретили из-за Полищук, которая в то время по каким-то причинам была в опале на телевидении. Я смирился, не стал включать «Того самого Мюнхгаузена» в свою фильмографию, но через несколько лет песню вернули в фильм».



Сам режиссер считает, что обязан таким везением тому, что сдавался фильм в преддверии Нового года, и у принимавших картину чиновников от кино было уже предпраздничное настроение, вследствие чего они не так придирчиво отнеслись к его новому творению. С первого же показа по телевидению фильм стал пользоваться большой популярностью, и сейчас, по прошествии уже более тридцати лет со дня премьеры, он, приобретя статус культовой картины, остается любимым огромным количеством зрителей.



источник

@темы: фильмы

---

Будучи проездом в Нью-Йорке, Стравинский взял такси и с удивлением прочитал на табличке свою фамилию.
- Вы не родственник композитора? - спросил он у шофера.
- Разве есть композитор с такой фамилией? - удивился шофер. - Впервые слышу. Стравинский - фамилия владельца такси. Я же не имею ничего общего с музыкой. Моя фамилия - Пуччини.

@темы: фамилии

---

16.12.2016 в 23:07

Пишет  Sindani:

17.12.2016 в 01:19

Пишет  N.K.V.D.:

Взрыв транспорта "Барон Дризен"

26 октября 1916 года, в разгар Первой мировой войны в архангельском порту на участке Бакарица произошла крупнейшая в истории города техногенная катастрофа. Взрывы в одночасье уничтожили большой сухогруз «Барон фон Дризен» с боеприпасами и взрывчаткой, повредили другие суда, а затем разрушили и сожгли береговые сооружения и многие постройки поселка.

Пароход Северного пароходного общества «Барон Дризен» (реквизированное германское торговое судно) пришел в Архангельск 17 октября 1916 года из Нью-Йорка с четырьмя тысячами тонн военных грузов. Команда этого, ходившего под российским флагом парохода, набранная в американских портах, была многонациональна. Но все офицеры, включая капитана, были российскими подданными.

Пароход «Барон Дризен»

Пройдя все необходимые при входе порт формальности, пароход, доставивший важнейший государственный груз, был сразу же поставлен под разгрузку на Бакарицу к причалу № 20. Спустя девять дней с корабля было выгружено 700 тонн различных боеприпасов, в том числе 200 тонн удушливых газов. На момент катастрофы оставалось 1,6 тыс тонн взрывчатых веществ, а кроме них — металлы и различные машины.

Команда парохода «Барон Дризен».

В полдень 26 октября, когда все рабочие разошлись по баракам на обеденный перерыв, на пароходе произошел взрыв — сначала в носовой части трюма, где находились снаряды. Затем, из-за начавшегося пожара, взорвалась и кормовая часть, где была сложена взрывчатка. Взрывы был такой силы, что на месте береговых креплений причала № 20 возникла огромная воронка диаметром более 60 метров, наполненная водой, в которой плавали обломки свай. Рядом образовалась другая воронка диаметром 40 метров. Напротив причала стоял английский пароход «Эрль-оф-Форфер», разгрузка на котором была почти закончена.

Взрывной волной у него были снесены все палубные надстройки, мачта, труба. Восстановлению этот пароход уже не подлежал, и казна вынуждена была выплатить его владельцам компенсацию. Кроме того, затонули стотонный кран и буксирный пароход «Рекорд»; были повреждены еще два крана и соседние причалы.

Находившееся недалеко от причала № 20 каменное здание электростанции взрыв разрушил полностью. Досталось и зданию пожарного депо, которое, обрушившись, погребло под своими руинами нескольких человек. Начавшийся в результате взрывов пожар усилился ветром, и вскоре загорелись расположенные рядом деревянные постройки — 27 бараков и 5 вспомогательных строений. Полностью сгорела почтовая баржа с международными посылками. Погибло много грузов; часть из них была засыпана землей или утонула.

Порт Бакарица после взрыва.

У пристаней и на реке в тот момент стояло 49 пароходов, некоторые из них тоже имели на борту на взрывчатые вещества. Груз, находившийся на пристани сдетонировал. Взрывы следовали за взрывами — в несколько минут Бакарица превратилась в огнедышащий вулкан. На воздух взлетали целые поезда с боеприпасами, разбрасывая снаряды, рвавшиеся в воздухе или при ударе о землю. Горящие ящики с патронами трещали, как пулеметы, и рассеивали во все стороны пули. Обломки, падавшие с большой высоты, причинили немалый ущерб стоявшим вблизи пароходам.

После первого взрыва к месту катастрофы были направлены все имевшиеся на тот момент в Архангельске тральщики, буксиры, и пожарные команды.
Дополнительные пожарные силы и медицинская помощь прибыла из Вологды на специальном поезде. Из Йоканьги в Архангельск вышел крейсер «Виндиктив», взяв на борт всех плотников и рабочих, каких только удалось собрать.

Разрушения на причалах Бакарицы после взрыва.

Одним из первых к месту катастрофы на моторном катере пришел начальник охраны военного района капитан 2 ранга Поливанов. Он, несмотря на продолжавшие падать кругом обломки, при помощи буксиров начал отводить от пристаней пароходы и ставить их в безопасные места. Продолжались пожары и взрывы несколько дней: фактически прекратились они только тогда, когда на Бакарице огонь сжег все, что могло гореть.

Согласно официальным рапортам следственной комиссии число погибших составляло 613 человек, а раненых и обратившихся в лазареты — от 829 до 1166. Большинство погибло в бараках — в момент взрыва там обедало много рабочих. Из команды «Дризена» выжили только двое. Взрывы унесли жизни и покалечили работавших в порту ратников Архангельской, Костромской и Тамбовской пеших дружин, моряков флотского полуэкипажа, команд затонувших пароходов, людей из офицерской стрелковой школы, отдельной караульной команды, автошколы, а также портовых пожарных, служащих таможни и работавших на извозе местных крестьян.

Часть команды затонувшего вот взрыва парохода «Печеньга». Пальто с капюшонами выдали англичане.

В условиях войны все делалась для того, чтобы в прессу просачивалось, как можно меньше информации. Военная цензура и правительственная комиссия, которая вела закрытое расследование причин и установление виновников взрыва в архангельском порту обходили вопрос о жертвах. Но очевидно, что материальные потери также были велики.

По приблизительным подсчетам, взорвалось или было уничтожено около 30 тыс. тонн военных грузов. Эта цифра дает представление о силе взрывов и пожаров. Убытки составили 80 миллионов золотых рублей. Многие пристани были серьезно повреждены и требовали перестройки. В районе взрыва на пространстве в половину квадратного километра вся земля была изрыта. Все, что здесь находилось: бараки, 37 сараев, подъездные пути и прочее, было снесено взрывами, сгорело, было изломано и уничтожено.

Схема причалов Бакарицы

Сразу же после катастрофы была назначена следственная комиссия для расследования причин произошедшего. За 2 недели до этого в Севастополе по невыясненной причине произошел взрыв на линейном крейсере «Императрица Мария»; таинственные взрывы произошли также на нескольких кораблях союзных флотов. Но главное, были отмечены случаи саботажа, пожаров и взрывов на пароходах, перевозивших союзникам военные грузы из Америки. В Соединенных Штатах германские шпионы работали очень активно.

Там даже произошло несколько случаев саботажа на заводах, работавших на союзные армии. Все это вместе взятое заставляло предполагать, что взрыв на «Дризене» тоже было делом рук вражеских агентов. Ввиду того, что пароход только пришел из Нью-Йорка, не исключалось, что проникшие там на его борт агенты упрятали в трюм адскую машину с часовым механизмом.

Воронка от взрыва, образовавшаяся на причале, затонувший рядом с причалом плавкран, а в отдалении сильно
пострадавший пароход «Earl Of Farfor» с искореженной надстройкой. Потом его пришлось выкупать у владельцев.

Следствие по этому делу представлялось чрезвычайно трудным, но комиссия сейчас же обратила внимание на тот факт, что утром, за несколько часов до взрыва, капитан и боцман, оба отзейские немцы, покинули пароход за полчаса до взрыва. В момент катастрофы они находились на другом берегу реки, в городе.
То, что эти двое покинули корабль в начале его разгрузки, не могло не показаться странным. Капитан и боцман были арестованы. Но явных улик против них не нашлось, и точная причина взрыва до сих пор остается невыясненной. Подозрение пало на боцмана Польско, который во время взрыва каким-то образом остался жив и на допросах признался в совершенной диверсии. Но достаточных доказательств этому также собрано не было — начавшаяся революция помешала довести следствие до конца.

В условиях войны в Архангельске, имевшем стратегическое значение, были предприняты беспрецедентные доселе меры безопасности. Деятельность порта контролировал отдел армейской контрразведки, безопасность железной дороги и внутренних путей обеспечивало отделение Московско-Архангельского жандармского полицейского управления. О проделанной работе эти ведомства отчитывались ежемесячно лично главноначальствующему вице-адмиралу Угрюмову.

Буксир в Архангельске

Приходилось учитывать и то, что в городе пожары были обычном делом, и не исключать вероятности появления неприятельских диверсионных групп. Особенно много усилий было направлено на борьбу с потенциальными шпионами. Спешность, с которой строились в Архангельске казенные портовые районы и военный порт, не позволила выполнить эти работы с должной секретностью. Все население города так или иначе было связано с портом.

Сведения о количестве и качестве доставляемых в Архангельск грузов, условиях и месте их хранения практически невозможно было сохранить в секрете. Кроме того, так как Архангельск оказался фактически единственным морским пунктом, через который в Россию доставлялись казенные и частные грузы, выезжали и въезжали многочисленные российские и иностранные чиновники, военнослужащие и гражданские. Достаточно сказать, что деятельность многих иностранных консульств в Архангельске во время войны расширилась. Здесь даже появились новые консульские учреждения, в частности американское.

Американские военные грузы в порту Бакарица.

По мнению различных столичных комиссий, утечка информации в значительной мере шла и через местных жителей. Это подозрение имело под собой все основания, в связи с тем, что Архангельске проживало немало выходцев из Европы. В частности, немцев, которые сохранили свой менталитет и разговаривали между собой преимущественно на немецком языке. В канцелярию полицеймейстера, губернатора, Главноначальствующего приходило множество анонимных доносов на шпионскую деятельность этих «архангельских немцев». В 1915 году, когда русская армия терпела поражение на фронтах, количество таких доносов особенно выросло.

Работа по предотвращению диверсий всегда была на контроле у военных властей Архангельска. Но организовать должным образом охрану порта было сложно, поскольку единоначалия в этом вопросе не было. Например, перегрузочный портовый район «Бакарица» состоял в совместном ведении военного и морского ведомств. Но район железнодорожных путей находился в ведении железнодорожной полиции. Общая охрана Бакарицы была делом Московско-Архангельского жандармского полицейского управления железной дороги, а охраной грузов государственной важности занимались военное и военно-морское ведомство.

В 1916 году были введены ограничения на доступ на территорию порта и выход с его территории. Команды нейтральных судов вообще не имели права покидать палубу на все время стоянки. Контроль за портовыми рабочими осуществлялся с помощью номерных блях. Рабочие сдавали нанимателю свои паспорта, которые тот обязан был передать в жандармское управление. Взамен они получали бляхи, которые надо было предъявлять охраннику при входе и выходе с территории порта.

Ремонтные работы после взрыва. Видно, что причал уже привели в порядок.

При увольнении рабочих бляхи вновь обменивались на паспорта. Весь портовый район Бакарицы был обнесен забором с тремя охраняемыми воротами — для рабочих, для нижних чинов и для пропуска железнодорожных составов. Однако охранявшие заборы часовые стояли на таком расстоянии, что не имели возможности даже видеть друг друга. Командированный в Архангельск инженер обратил внимание, что охранник пропустил их, даже не потребовав пропуска, хотя не знал их в лицо, — только благодаря их форменным фуражкам. Не существовало охраны трапов при разгрузке; пытались ставить часовых, но они стали заниматься контрабандой и воровать.

В 1916 году в городе прошло несколько «междуведомственных» совещаний, посвященных вопросам охраны казенных грузов, и в том числе противопожарной охране порта. Из имевшихся в Архангельском порту 32-х буксирных пароходов пять были оборудованы как противопожарные. В Англии было приобретено для Архангельского порта шесть пожарных автомобилей «Деннис». Кроме городских пожарных частей, были созданы хорошо укомплектованные части в портовых районах — на Бакарице и в Экономии.

Бакарица через два года после описываемых событий, осенью 1918 года.

Таким образом, военное начальство осознавало опасность возможных диверсий или прочих катастроф в недостаточно охраняемых портовых районах Архангельского порта. И все же предотвратить трагедии с тяжелейшими последствиями не удалось.

Источник

ТАКЖЕ: Взрыв «Дальстроя» в 1946 году

@темы: 20 век: Россия и вокруг нее, "Титаник" и др.

---

дуэльный кодекс

Оригинал взят у в post

THE CODE OF HONOR;
or
RULES FOR THE GOVERNMENT
of
PRINCIPALS AND SECONDS
in
DUELLING

by John Lyde Wilson

RULES FOR PRINCIPALS AND SECONDS IN DUELLING. CHAPTER I. The Person Insulted, Before Challenge Sent
CHAPTER II. The Party Receiving a Note Before Challenge
CHAPTER III. Duty of Challenger and His Second Before Fighting
CHAPTER IV. Duty of Challengee and Second After Challenge Sent
CHAPTER V. Duty of Principals and Seconds on the Ground
CHAPTER VI. Who Should Be on the Ground
CHAPTER VII. Arms, and Manner of Loading and Presenting Them
CHAPTER VIII. The Degrees of Insult, and How Compromised

APPENDIX.

ADDITIONAL GALWAY ARTICLES

Summary:

Originally this was published by the author (1784-1849), a former governor of South Carolina, as a 22-page booklet, in 1838. Before his death he added an appendix of the 1777 Irish duelling code, but this second edition was not printed until 1858, as a 46-page small book, still sized to fit in the case with one's duelling pistols. This code is far less blood-thirsty than many might suppose, but built on a closed social caste and standards of behavior quite alien to today.

Transcriber's Note: In the appendix the term "rencontre" is used. In British law (then covering Ireland) this refers to an immediate fight in the heat of offense. A duel would be undertaken in "cold blood" if not cool temper. Killing a man in a rencontre counted as manslaughter; in a duel, as murder.

On more than one occasion, the author refers to "posting" an offender. This refers to posting to the public a notice as to his behavior in some central club or business spot frequented by all men of that level of society; exactly where varied from town to town. It was the ultimate sanction, making the challengee's refusal to either apologize or fight a public stain upon his character.

TO THE PUBLIC

The man who adds in any way to the sum of human happiness is strictly in the discharge of a moral duty. When Howard visited the victims of crime and licentiousness, to reform their habits and ameliorate their condition, the question was never asked whether he had been guilty of like excesses or not? The only question the philanthropist would propound, should be, has the deed been done in the true spirit of Christian benevolence? Those who know me, can well attest the motive which has caused the publication of the following sheets, to which they for a long time urged me in vain. Those who do not know me, have no right to impute a wrong motive; and if they do, I had rather be the object, than the authors of condemnation. To publish a CODE OF HONOR, to govern in cases of individual combat, might seem to imply, that the publisher was an advocate of duelling, and wished to introduce it as the proper mode of deciding all personal difficulties and misunderstandings. Such implication would do me great injustice. But if the question be directly put to me, whether there are not cases where duels are right and proper, I would unhesitatingly answer, there are. If an oppressed nation has a right to appeal to arms in defence of its liberty and the happiness of its people, there can be no argument used in support of such appeal, which will not apply with equal force to individuals. How many cases are there, that might be enumerated, where there is no tribunal to do justice to an oppressed and deeply wronged individual? If he be subjected to a tame submission to insult and disgrace, where no power can shield him from its effects, then indeed it would seem, that the first law of nature, self-preservation, points out the only remedy for his wrongs. The history of all animated nature exhibits a determined resistance to encroachments upon natural rights,—nay, I might add, inanimate nature, for it also exhibits a continual warfare for supremacy. Plants of the same kind, as well as trees, do not stop their vigorous growth because they overshadow their kind; but, on the contrary, flourish with greater vigor as the more weak and delicate decline and die. Those of different species are at perpetual warfare. The sweetest rose tree will sicken and waste on the near approach of the noxious bramble, and the most promising fields of wheat yield a miserable harvest if choked up with tares and thistles. The elements themselves war together, and the angels of heaven have met in fierce encounter. The principle of self-preservation is co-extensive with creation; and when by education we make character and moral worth a part of ourselves, we guard these possessions with more watchful zeal than life itself, and would go farther for their protection. When one finds himself avoided in society, his friends shunning his approach, his substance wasting, his wife and children in want around him, and traces all his misfortunes and misery to the slanderous tongue of the calumniator, who, by secret whisper or artful innuendo, has sapped and undermined his reputation, he must be more or less than man to submit in silence.

The indiscriminate and frequent appeal to arms, to settle trivial disputes and misunderstandings, cannot be too severely censured and deprecated. I am no advocate of such duelling. But in cases where the laws of the country give no redress for injuries received, where public opinion not only authorizes, but enjoins resistance, it is needless and a waste of time to denounce the practice. It will be persisted in as long as a manly independence, and a lofty personal pride in all that dignifies and ennobles the human character, shall continue to exist. If a man be smote on one cheek in public, and he turns the other, which is also smitten, and he offers no resistance, but blesses him that so despitefully used him, I am aware that he is in the exercise of great Christian forbearance, highly recommended and enjoined by many very good men, but utterly repugnant to those feelings which nature and education have implanted in the human character. If it was possible to enact laws so severe and impossible to be evaded, as to enforce such rule of behavior, all that is honorable in the community would quit the country and inhabit the wilderness with the Indians. If such a course of conduct was infused by education into the minds of our youth, and it became praiseworthy and honorable to a man to submit to insult and indignity, then indeed the forbearance might be borne without disgrace. Those, therefore, who condemn all who do not denounce duelling in every case, should establish schools where a passive submission to force would be the exercise of a commendable virtue. I have not the least doubt, that if I had been educated in such a school, and lived in such a society, I would have proved a very good member of it. But I much doubt, if a seminary of learning was established, where this Christian forbearance was inculcated and enforced, whether there would be many scholars.

I would not wish to be understood to say, that I do not desire to see duelling to cease to exist entirely, in society. But my plan for doing it away, is essentially different from the one which teaches a passive forbearance to insult and indignity. I would inculcate in the rising generation a spirit of lofty independence; I would have them taught that nothing was more derogatory to the honor of a gentleman, than to wound the feelings of any one, however humble. That if wrong be done to another, it was more an act of heroism and bravery to repair the injury, than to persist in error, and enter into mortal combat with the injured party. This would be an aggravation of that which was already odious, and would put him without the pale of all decent society and honorable men. I would strongly inculcate the propriety of being tender of the feelings, as well as the failings, of those around him. I would teach immutable integrity, and uniform urbanity of manners. Scrupulously to guard individual honor, by a high personal self respect, and the practice of every commendable virtue. Once let such a system of education be universal, and we should seldom hear, if ever, of any more duelling.

The severest penal enactments cannot restrain the practice of duelling, and their extreme severity in this State, the more effectually shields the offenders. The teaching and preaching of our eloquent Clergy, may do some service, but is wholly inadequate to suppress it. Under these circumstances, the following rules are given to the public, and if I can save the life of one useful member of society, I will be compensated. I have restored to the bosoms of many, their sons, by my timely interference, who are ignorant of the misery I have averted from them. I believe that nine duels out of ten, if not ninety-nine out of a hundred, originate in the want of experience in the seconds. A book of authority, to which they can refer in matters where they are uninformed, will therefore be a desideratum. How far this code will be that book, the public will decide.
THE AUTHOR

RULES FOR PRINCIPALS AND SECONDS
IN DUELLING.

CHAPTER I. The Person Insulted, Before Challenge Sent

1. Whenever you believe that you are insulted, if the insult be in public and by words or behavior, never resent it there, if you have self-command enough to avoid noticing it. If resented there, you offer an indignity to the company, which you should not.

2. If the insult be by blows or any personal indignity, it may be resented at the moment, for the insult to the company did not originate with you. But although resented at the moment, you are bound still to have satisfaction, and must therefore make the demand.

3. When you believe yourself aggrieved, be silent on the subject, speak to no one about the matter, and see your friend, who is to act for you, as soon as possible.

4. Never send a challenge in the first instance, for that precludes all negotiation. Let your note be in the language of a gentleman, and let the subject matter of complaint be truly and fairly set forth, cautiously avoiding attributing to the adverse party any improper motive.

5. When your second is in full possession of the facts, leave the whole matter to his judgment, and avoid any consultation with him unless he seeks it. He has the custody of your honor, and by obeying him you cannot be compromitted.

6. Let the time of demand upon your adversary after the insult, be as short as possible, for he has the right to double that time in replying to you, unless you give him some good reason for your delay. Each party is entitled to reasonable time, to make the necessary domestic arrangements, by will or otherwise, before fighting.

7. To a written communication you are entitled to a written reply, and it is the business of your friend to require it.
SECOND'S DUTY BEFORE CHALLENGE SENT.

1. Whenever you are applied to by a friend to act as his second, before you agree to do so, state distinctly to your principal that you will be governed only by your own judgment,—that he will not be consulted after you are in full possession of the facts, unless it becomes necessary to make or accept the amende honorable, or send a challenge. You are supposed to be cool and collected, and your friend's feelings are more or less irritated.

2. Use every effort to soothe and tranquilize your principal; do not see things in the same aggravated light in which he views them; extenuate the conduct of his adversary whenever you see clearly an opportunity to do so, without doing violence to your friend's irritated mind. Endeavor to persuade him that there must have been some misunderstanding in the matter. Check him if he uses opprobrious epithet towards his adversary, and never permit improper or insulting words in the note you carry.

3. To the note you carry in writing to the party complained of, you are entitled to a written answer, which will be directed to your principal and will be delivered to you by his adversary's friend. If this be not written in the style of a gentleman, refuse to receive it, and assign your reason for such refusal. If there be a question made as to the character of the note, require the second presenting it to you, who considers it respectful, to endorse upon it these words: "I consider the note of my friend respectful, and would not have been the bearer of it, if I believed otherwise."

4. If the party called on, refuses to receive the note you bear, you are entitled to demand a reason for such refusal. If he refuses to give you any reason, and persists in such refusal, he treats, not only your friend, but yourself, with indignity, and you must then make yourself the actor, by sending a respectful note, requiring a proper explanation of the course he has pursued towards you and your friend; and if he still adheres to his determination, you are to challenge or post him.

5. If the person to whom you deliver the note of your friend, declines meeting him on the ground of inequality, you are bound to tender yourself in his stead, by a note directed to him from yourself; and if he refuses to meet you, you are to post him.

6. In all cases of the substitution of the second for the principal, the seconds should interpose and adjust the matter, if the party substituting avows he does not make the quarrel of his principal his own. The true reason for substitution, is the supposed insult of imputing to you the like inequality which if charged upon your friend, and when the contrary is declared, there should be no fight, for individuals may well differ in their estimate of an individual's character and standing in society. In case of substitution and a satisfactory arrangement, you are then to inform your friend of all the facts, whose duty it will be to post in person.

7. If the party, to whom you present a note, employ a son, father or brother, as a second, you may decline acting with either on the ground of consanguinity.

8. If a minor wishes you to take a note to an adult, decline doing so, on the ground of his minority. But if the adult complained of, had made a companion of the minor in society, you may bear the note.

9. When an accommodation is tendered, never require too much; and if the party offering the amende honorable, wishes to give a reason for his conduct in the matter, do not, unless offensive to your friend, refuse to receive it; by so doing you may heal the breach more effectually.

10. If a stranger wishes you to bear a note for him, be well satisfied before you do so, that he is on an equality with you; and in presenting the note state to the party the relationship you stand towards him, and what you know and believe about him; for strangers are entitled to redress for wrongs, as well as others, and the rules of honor and hospitality should protect him.

CHAPTER II. The Party Receiving a Note Before Challenge.

1. When a note is presented to you by an equal, receive it, and read it, although you may suppose it to be from one you do not intend to meet, because its requisites may be of a character which may readily be complied with. But if the requirements of a note cannot be acceded to, return it, through the medium of your friend, to the person who handed it to you, with your reason for returning it.

2. If the note received be in abusive terms, object to its reception, and return it for that reason; but if it be respectful, return an answer of the same character, in which respond correctly and openly to all interrogatories fairly propounded, and hand it to your friend, who, it is presumed, you have consulted, and who has advised the answer; direct it to the opposite party, and let it be delivered to his friend.

3. You may refuse to receive a note, from a minor, (if you have not made an associate of him); one that has been posted; one that has been publicly disgraced without resenting it; one whose occupation is unlawful; a man in his dotage and a lunatic. There may be other cases, but the character of those enumerated will lead to a correct decision upon those omitted.

If you receive a note from a stranger, you have a right to a reasonable time to ascertain his standing in society, unless he is fully vouched for by his friend.

4. If a party delays calling on you for a week or more, after the supposed insult, and assigns no cause for the delay, if you require it, you may double the time before you respond to him; for the wrong cannot be considered aggravated; if borne patiently for some days, and the time may have been used in preparation and practice.

Second's Duty of the Party Receiving a Note Before Challenge Sent.

1. When consulted by your friend, who has received a note requiring explanation, inform him distinctly that he must be governed wholly by you in the progress of the dispute. If he refuses, decline to act on that ground.

2. Use your utmost efforts to allay all excitement which your principal may labor under; search diligently into the origin of the misunderstanding; for gentlemen seldom insult each other, unless they labor under some misapprehension or mistake; and when you have discovered the original ground or error, follow each movement to the time of sending the note, and harmony will be restored.

3. When your principal refuses to do what you require of hi, decline further acting on that ground, and inform the opposing second of your withdrawal from the negotiation.

CHAPTER III. Duty of Challenger and His Second Before Fighting.

1. After all efforts for a reconciliation are over, the party aggrieved sends a challenge to his adversary, which is delivered to his second.

2. Upon the acceptance of the challenge, the seconds make the necessary arrangements for the meeting, in which each party is entitled to a perfect equality. The old notion that the party challenged, was authorized to name the time, place, distance and weapon, has been long since exploded; nor would a man of chivalric honor use such a right, if he possessed it. The time must e as soon as practicable, the place such as had ordinarily been used where the parties are, the distance usual, and the weapons that which is most generally used, which, in this State, is the pistol.

3. If the challengee insist upon what is not usual in time, place, distance and weapon, do not yield the point, and tender in writing what is usual in each, and if he refuses to give satisfaction, then your friend may post him.

4. If your friend be determined to fight and not post, you have the right to withdraw. But if you continue to act, and have the right to tender a still more deadly distance and weapon, and he must accept.

5. The usual distance is from ten to twenty paces, as may be agreed on; and the seconds in measuring the ground, usually step three feet.

6. After all the arrangements are made, the seconds determine the giving of the word and position, by lot; and he who gains has the choice of the one or the other, selects whether it be the word or the position, but he cannot have both.

CHAPTER IV. Duty of Challengee and Second After Challenge Sent.

1. The challengee has no option when negotiation has ceased, but to accept the challenge.

2. The second makes the necessary arrangements with the second of the person challenging. The arrangements are detailed in the preceding chapter.

CHAPTER V. Duty of Principals and Seconds on the Ground.

1. The principals are to be respectful in meeting, and neither by look or expression irritate each other. They are to be wholly passive, being entirely under the guidance of their seconds.

2. When once posted, they are not to quit their positions under any circumstances, without leave or direction of their seconds.

3. When the principals are posted, the second giving the word, must tell them to stand firm until he repeats the giving of the word, in the manner it will be given when the parties are at liberty to fire.

4. Each second has a loaded pistol, in order to enforce a fair combat according to the rules agreed on; and if a principal fires before the word or time agreed on, he is at liberty to fire at him, and if such second's principal fall, it is his duty to do so.

5. If after a fire, either party be touched, the duel is to end; and no second is excusable who permits a wounded friend to fight; and no second who knows his duty, will permit his friend to fight a man already hit. I am aware there have been many instances where a contest has continued, not only after slight, but severe wounds, had been received. In all such cases, I think the seconds are blamable.

6. If after an exchange of shots, neither party be hit, it is the duty of the second of the challengee, to approach the second of the challenger and say: "Our friends have exchanged shots, are you satisfied, or is there any cause why the contest should be continued?" If the meeting be of no serious cause of complaint, where the party complaining had in no way been deeply injured, or grossly insulted, the second of the party challenging should reply: "The point of honor being settled, there can, I conceive, be no objection to a reconciliation, and I propose that our principals meet on middle ground, shake hands, and be friends." If this be acceded to by the second of the challengee, the second of the party challenging, says: "We have agreed that the present duel shall cease, the honor of each of you is preserved, and you will meet on middle ground, shake hands and be reconciled."

7. If the insult be of a serious character, it will be the duty of the second of the challenger, to say, in reply to the second of the challengee: "We have been deeply wronged, and if you are not disposed to repair the injury, the contest must continue." And if the challengee offers nothing by way of reparation, the fight continues until one or the other of the principals is hit.

8. If in cases where the contest is ended by the seconds, as mentioned in the sixth rule of this chapter, the parties refuse to meet and be reconciled, it is the duty of the seconds to withdraw from the field, informing their principals, that the contest must be continued under the superintendence of other friends. But if one agrees to this arrangement of the seconds, and the other does not, the second of the disagreeing principal only withdraws.

9. If either principal on the ground refuses to fight or continue the fight when required, it is the duty of his second to say to the other second: "I have come upon the ground with a coward, and do tender you my apology for an ignorance of his character; you are at liberty to post him." The second, by such conduct, stands excused to the opposite party.

10. When the duel is ended by a party being hit, it is the duty of the second to the party so hit, to announce the fact to the second of the party hitting, who will forthwith tender any assistance he can command to the disabled principal. If the party challenging, hit the challengee, it is his duty to say he is satisfied, and will leave the ground. If the challenger be hit, upon the challengee being informed of it, he should ask through his second, whether he is at liberty to leave the ground which should be assented to.

CHAPTER VI. Who Should Be on the Ground.

1. The principals, seconds, one surgeon and one assistant surgeon to each principal; but the assistant surgeon may be dispensed with.

2. Any number of friends that the seconds agree on, may be present, provided they do not come within the degrees of consanguinity mentioned in the seventh rule of Chapter I. 3. Persons admitted on the ground, are carefully to abstain by word or behavior, from any act that might be the least exceptionable; nor should they stand near the principals or seconds, or hold conversations with them.

CHAPTER VII. Arms, and Manner of Loading and Presenting Them.

1. The arms used should be smooth-bore pistols, not exceeding nine inches in length, with flint and steel. Percussion pistols may be mutually used if agreed on, but to object on that account is lawful.

2. Each second informs the other when he is about to load, and invites his presence, but the seconds rarely attend on such invitation, as gentlemen may be safely trusted in the matter.

3. The second, in presenting the pistol to his friend, should never put it in his pistol hand, but should place it in the other, which is grasped midway the barrel, with muzzle pointing in the contrary way to that which he is to fire, informing him that his pistol is loaded and ready for use. Before the word is given, the principal grasps the butt firmly in his pistol hand, and brings it round, with the muzzle downward, to the fighting position.

4. The fighting position, is with the muzzle down and the barrel from you; for although it may be agreed that you may hold your pistol with the muzzle up, it may be objected to, as you can fire sooner from that position, and consequently have a decided advantage, which ought not to be claimed, and should not be granted.

CHAPTER VIII. The Degrees of Insult, and How Compromised

1. The prevailing rule is, that words used in retort, although more violent and disrespectful than those first used, will not satisfy,—words being no satisfaction for words.

2. When words are used, and a blow given in return, the insult is avenged; and if redress be sought, it must be from the person receiving the blow.

3. When blows are given in the first instance and not returned, and the person first striking, be badly beaten or otherwise, the party first struck is to make the demand, for blows do not satisfy a blow.

4. Insults at a wine table, when the company are over-excited, must be answered for; and if the party insulting have no recollection of the insult, it is his duty to say so in writing, and negative the insult. For instance, if the man say: "you are a liar and no gentleman," he must, in addition to the plea of the want of recollection, say: "I believe the party insulted to be a man of the strictest veracity and a gentleman."

5. Intoxication is not a full excuse for insult, but it will greatly palliate. If it was a full excuse, it might be well counterfeited to wound feelings, or destroy character.

6. In all cases of intoxication, the seconds must use a sound discretion under the above general rules.

7. Can every insult be compromised? is a mooted and vexed question. On this subject, no rules can be given that will be satisfactory. The old opinion, that a blow must require blood, is not of force. Blows may be compromised in many cases. What those are, much depend on the seconds.

APPENDIX.

Since the above Code was in press, a friend has favored me with the IRISH CODE OF HONOR, which I had never seen; and it is published as an Appendix to it. One thing must be apparent to every reader, viz., the marked amelioration of the rules that govern in duelling at the present time. I am unable to say what code exists now in Ireland, but I very much doubt whether it be of the same character which it bore in 1777. The American Quarterly Review for September, 1824, in a notice of Sir Jonah Barrington's history of his own times, has published this code; and followed it up with some remarks, which I have thought proper to insert also. The grave reviewer has spoken of certain States in terms so unlike a gentleman, that I would advise him to look at home, and say whether he does not think that the manners of his own countrymen, do not require great amendment? I am very sure, that the citizens of the States so disrespectfully spoken of, would feel a deep humiliation, to be compelled to exchange their urbanity of deportment, for the uncouth incivility of the people of Massachusetts. Look at their public journals, and you will find them, very generally, teeming with abuse of private character, which would not be countenanced here. The idea of New England becoming a school for manners, is about as fanciful as Bolinbroke's "idea of a patriot king." I like their fortiter in re, but utterly eschew their suaviter in modo.

"The practice of duelling and points of honor settled at Clonmell summer assizes, 1777, by the gentleman delegates of Tipperary, Galway, Mayo, Sligo and Roscommon, and prescribed for general adoption throughout Ireland.

"Rule 1.—The first offence requires the apology, although the retort may have been more offensive than the insult.—Example: A. tells B. he is impertinent, &C.; B. retorts, that he lies; yet A. must make the first apology, because he gave the first offence, and then, (after one fire,) B. may explain away the retort by subsequent apology.

"Rule 2.—But if the parties would rather fight on: then, after two shots each, (but in no case before,) B. may explain first, and A. apologize afterward.

"Rule 3.—If a doubt exist who gave the first offence, the decision rests with the seconds; if they won't decide or can't agree, the matter must proceed to two shots, or a hit, if the challenger requires it.

"Rule 4.—When the lie direct is the first offence, the aggressor must either beg pardon in express terms; exchange tow shots previous to apology; or three shots followed up by explanation; or fire on till a severe hit be received by one party or the other.

"Rule 5.—As a blow is strictly prohibited under any circumstances among gentlemen, no verbal apology can be received for such an insult; the alternatives therefore are: the offender handing a can to the injured party, to be used on his own back, at the same time begging pardon; firing on until one or both is disabled; or exchanging three shots, and then asking pardon without the proffer of the cane.

Закрыть спойлер
"If swords are used, the parties engage till one is well-blooded, disabled or disarmed; or until, after receiving a wound, and blood being drawn, the aggressor begs pardon.

"N.B. A disarm is considered the same as a disable; the disarmer may (strictly) break his adversary's sword; but if it be the challenger who is disarmed, it is considered ungenerous to do so.

"In case the challenged be disarmed and refuses to ask pardon or atone, he must not be killed as formerly; but the challenger may lay his sword on the aggressor's shoulder, than break the aggressor's sword, and say, 'I spare your life!' The challenged can never revive the quarrel, the challenger may.

"Rule 6.—If A. give B. the lie, and B. retorts by a blow, (being the two greatest offences,) no reconciliation can take place till after two discharges each, or a severe hit; after which, B. may beg A.'s pardon for the blow, and then A. may explain simply for the lie; because a blow is never allowable, and the offence of the lie therefore merges in it. (See preceding rule.)

"N.B. Challenges for individual causes, may be reconciled on the ground, after one shot. An explanation, or the slightest hit should be sufficient in such cases, because no personal offence transpired.

"Rule 7.—But no apology can be received, in any case, after the parties have actually taken their ground, without exchange of fires.

"Rule 8.—In the above case, no challenger is obliged to divulge the cause of his challenge, (if private,) unless required by the challenged to do so before their meeting.

"Rule 9.—All imputations of cheating at play, races, &c, to be considered equivalent to a blow; but may be reconciled after one shot, on admitting their falsehood, and begging pardon publicly.

"Rule 10.—Any insult to a lady under a gentleman's care or protection, to be considered as, by one degree, a greater offence than if given to the gentleman personally, and to be regulated accordingly.

"Rule 11.—Offences originating or accruing from the support of a lady's reputation, to be considered as less unjustifiable than any other of the same class, and as admitting of lighter apologies by the aggressor; this to be determined by the circumstances of the case, but always favorably to the lady.

"Rule 12.—In simple unpremeditated rencontres with the small sword or couteau-de-chasse, the rule is, first draw, first sheathe; unless blood be drawn: then both sheathe, and proceed to investigation.

"Rule 13.—No dumb-shooting, or firing in the air, admissible in any case. The challenger ought not to have challenged without receiving offence; and the challenged ought, if he gave offence, to have made an apology before he came on the ground: therefore, children's play must be dishonorable on one side or the other, and is accordingly prohibited.

"Rule 14.—Seconds to be of equal rank in society with the principals they attend, inasmuch as a second may choose or chance to become a principal, and equality is indispensable.

"Rule 15.—Challenges are never to be delivered at night, unless the party to be challenged intend leaving the place of offence before morning; for it is desirable to avoid all hot-headed proceedings.

"Rule 16.—The challenged has the right to choose his own weapon, unless the challenger gives his honor he is no swordsman; after which, however, he cannot decline any second species of weapon proposed by the challenged.

"Rule 17.—The challenged chooses his ground; the challenger chooses his distance; the seconds fix the time and terms of firing.

"Rule 18.—The seconds load in presence of each other, unless they give their mutual honors that they have charged smooth and single, which should be held sufficient.

"Rule 19.—Firing may be regulated, first by signal; secondly, by word of command; or, thirdly, at pleasure, as may be agreeable to the parties. In the latter case, the parties may fire at their reasonable leisure, but second presents and rests are strictly prohibited.

"Rule 20.—In all cases a miss-fire is equivalent to a shot, and a snap or a non-cock is to be considered as a miss-fire.

"Rule 21.—Seconds are bound to attempt a reconciliation before the meeting takes place, or after sufficient firing or hits, as specified.

"Rule 22.—Any wound sufficient to agitate the nerves and necessarily make the hands shake, must end the business for that day.

"Rule 23.—If the cause of meeting be of such a nature that no apology or explanation can or will be received, the challenged takes his ground, and calls on the challenger to proceed as he chooses: in such cases firing at pleasure is the usual practice, but may be varied by agreement.

"Rule 24.—In slight cases, the second hands his principal but one pistol; but in gross cases, two, holding another case ready charged in reserve.

"Rule 25.—When seconds disagree, and resolve to exchange shots themselves, it must be at the same time and at right angles with their principals.

"If with swords, side by side, at five paces interval.

"N.B. All matters and doubts not herein mentioned, will be explained and cleared up by application to the committee, who meet alternately at Clonmell and Galway, at their quarter sessions, for the purpose.
"CROW RYAN, President."

"JAMES KEOG,
"AMBY BODKIN, Secretaries."

ADDITIONAL GALWAY ARTICLES

"Rule 1.—No party can be allowed to bend his knee or cover his side with his left hand; but may present at any level from the hip to the eye.

"Rule 2.—One can neither advance nor retreat, if the ground be measured. If the ground be unmeasured, either party may advance at pleasure, even to touch muzzle; but neither can advance on his adversary after the fire, unless his adversary step forward on him.

"The seconds stand responsible for this last rule being strictly observed; bad cases have accrued from neglecting it."

This precise and enlightened digest was rendered necessary by the multitude of quarrels that arouse without "sufficient dignified provocation:" the point of honor men required a uniform government; and the code thus formed was disseminated throughout the island, with directions that it should be strictly observed by all gentlemen, and kept in their pistol cases. The rules, with some others, were commonly styled "the thirty-six commandments," and, according to the author, have been much acted upon down to the present day. Tipperary and Galway were the chief schools of duelling. We remember to have heard, in travelling to the town of the former name in a stage coach, a dispute between two Irish companions, on the point, which was the most gentlemanly country in all Ireland—Tipperary or Galway? and both laid great stress upon the relative duelling merits of those counties. By the same criterion, Tennessee, Kentucky, Georgia and South Carolina, would bear away the palm of gentility among the States of the Union.

End of the Project Gutenberg EBook of The Code of Honor, by John Lyde Wilson www.gutenberg.org/ebooks/6085?msg=welcome_stran...

@темы: 19 век, СшА