Оригинал взят у в Повампирствуем
Ничего святого, прямо пить кровь и плевать на мораль
Значит, что хочу сказать... Сейчас, надо собраться с мыслями. По следам мюзикла «Бал вампиров». Обычно у лингвистов – специалистов по звучащей речи считается, что если артисты поют, то там бессмысленно анализировать звучание с нашим инструментарием. Под звучанием при этом понимаются интонация и часть малых средств звучания (замедление / убыстрение темпа или удлинение гласного, например). Как бы это человек уже по своей воле не выбирает, это как-то там задано, в музыке. Этим пусть там уже искусствоведы занимаются и театральные критики. Но я внезапно замечаю, что есть целый пласт малых средств звучания, которые никуда не делись, которыми актёры пользуются и которые можно анализировать! По-прежнему, несмотря на то, что они поют, а не разговаривают. Они проходят поверх пения. Например, назализация, например, напряжённые согласные, длительность согласных, лабиализация, придыхание… да мало ли что! Плюс огромный пласт кинесических языковых средств (жестов). Тут, конечно, возникает проблема театрального жеста. И театрализованного языкового жеста. Точнее, не так: проблема встраивания осмысленных кинем (языковых жестов) в театральную жестикуляцию. Но эта проблема – интереснейшая, в ней просто надо разобраться. Граф фон Кролок шевелит когтями там, этому нельзя приписать однозначный языковой смысл, вдруг – раз! – на фоне слова недостижим в «Предел скитаний наших недостижим» эти манипуляции превращаются в осмысленный языковой элемент – шевелить пальцами при выражении нетерпения. Дальше там какие-то опять чисто театральные вещи, вдруг – раз! – вскинуть указательный палец в уместном использовании («Знай, должна ты умереть»), потом – раз! – развести руками (тоже осмысляющийся носителем языка как понятный языковой сигнал). А это уже просто наш хлеб, я тут знаю все инварианты, ха-ха. Ну, и там полно номинативных жестов, иллюстративных всяких, дублирующих текст, но это как раз менее интересно. А как там с назализацией кто-то что-то поёт! Матёрый вампир какой-то собеседнику внушает идеи. А назализация работает так, как и должна работать назализация, – как указание на отклонение от нормы «минисоциума посвящённых» (мол, мы-то с тобой знаем вот эту некую норму, отклонение от которой сейчас наблюдается). Но он при этом поёт! Арию! А назализация работает! И ещё много чего работает! Почему об этом как-то раньше никогда не думали? Всегда была установка типа: а, запел? – ну всё, где началось пение, там наш анализ закончился, можно закрывать лавочку. Нет! По-моему, нет.
Чёрт, вообще новаторский такой подходец, если этих вампиров проанализировать с лингвистическим научным аппаратом! Про них куча всего выяснится, при том, что мы как бы не трогаем основное – проходим поверх собственно и пения и текста, всего «материального наполнения» и вытаскиваем только две слабо уловимых дорожки – малые средства звучания, не съеденные музыкой, и кинесическую дорожку. И на этом базируясь, описываем роль. Характеристики персонажа, все дела… На голубом глазу. Это ж охренеть – на такое замахнуться!
Нет, ну в принципе можно, конечно, взять и вербальные коммуникативные средства заодно, типа: «Так простись же с мирской суетой» – ‘говорящий маркирует соответствие ситуации его представлениям о норме, следствием из чего, благоприятным для слушающего (так), явится исполнение должного (же)’. Всё это тоже можно раскрыть. Но, блин, эти средства (так, же, ведь, уж и т.п.) кажутся мне такими уже cолидными, зримыми, чугунными прямо по сравнению с паутинкой, которую я хочу поймать, прямо из ткани пения и пластики выхватить. Коммуникативные элементы языка, не нивелирующиеся пением, и семантика коммуникативных кинем, вписанных в утрированную театральную пластику, – это информация, совсем уж пунктиром проблёскивающая, последний оплот чисто языковых смыслов там, откуда они изгнаны.
Значит, что хочу сказать... Сейчас, надо собраться с мыслями. По следам мюзикла «Бал вампиров». Обычно у лингвистов – специалистов по звучащей речи считается, что если артисты поют, то там бессмысленно анализировать звучание с нашим инструментарием. Под звучанием при этом понимаются интонация и часть малых средств звучания (замедление / убыстрение темпа или удлинение гласного, например). Как бы это человек уже по своей воле не выбирает, это как-то там задано, в музыке. Этим пусть там уже искусствоведы занимаются и театральные критики. Но я внезапно замечаю, что есть целый пласт малых средств звучания, которые никуда не делись, которыми актёры пользуются и которые можно анализировать! По-прежнему, несмотря на то, что они поют, а не разговаривают. Они проходят поверх пения. Например, назализация, например, напряжённые согласные, длительность согласных, лабиализация, придыхание… да мало ли что! Плюс огромный пласт кинесических языковых средств (жестов). Тут, конечно, возникает проблема театрального жеста. И театрализованного языкового жеста. Точнее, не так: проблема встраивания осмысленных кинем (языковых жестов) в театральную жестикуляцию. Но эта проблема – интереснейшая, в ней просто надо разобраться. Граф фон Кролок шевелит когтями там, этому нельзя приписать однозначный языковой смысл, вдруг – раз! – на фоне слова недостижим в «Предел скитаний наших недостижим» эти манипуляции превращаются в осмысленный языковой элемент – шевелить пальцами при выражении нетерпения. Дальше там какие-то опять чисто театральные вещи, вдруг – раз! – вскинуть указательный палец в уместном использовании («Знай, должна ты умереть»), потом – раз! – развести руками (тоже осмысляющийся носителем языка как понятный языковой сигнал). А это уже просто наш хлеб, я тут знаю все инварианты, ха-ха. Ну, и там полно номинативных жестов, иллюстративных всяких, дублирующих текст, но это как раз менее интересно. А как там с назализацией кто-то что-то поёт! Матёрый вампир какой-то собеседнику внушает идеи. А назализация работает так, как и должна работать назализация, – как указание на отклонение от нормы «минисоциума посвящённых» (мол, мы-то с тобой знаем вот эту некую норму, отклонение от которой сейчас наблюдается). Но он при этом поёт! Арию! А назализация работает! И ещё много чего работает! Почему об этом как-то раньше никогда не думали? Всегда была установка типа: а, запел? – ну всё, где началось пение, там наш анализ закончился, можно закрывать лавочку. Нет! По-моему, нет.
Чёрт, вообще новаторский такой подходец, если этих вампиров проанализировать с лингвистическим научным аппаратом! Про них куча всего выяснится, при том, что мы как бы не трогаем основное – проходим поверх собственно и пения и текста, всего «материального наполнения» и вытаскиваем только две слабо уловимых дорожки – малые средства звучания, не съеденные музыкой, и кинесическую дорожку. И на этом базируясь, описываем роль. Характеристики персонажа, все дела… На голубом глазу. Это ж охренеть – на такое замахнуться!
Нет, ну в принципе можно, конечно, взять и вербальные коммуникативные средства заодно, типа: «Так простись же с мирской суетой» – ‘говорящий маркирует соответствие ситуации его представлениям о норме, следствием из чего, благоприятным для слушающего (так), явится исполнение должного (же)’. Всё это тоже можно раскрыть. Но, блин, эти средства (так, же, ведь, уж и т.п.) кажутся мне такими уже cолидными, зримыми, чугунными прямо по сравнению с паутинкой, которую я хочу поймать, прямо из ткани пения и пластики выхватить. Коммуникативные элементы языка, не нивелирующиеся пением, и семантика коммуникативных кинем, вписанных в утрированную театральную пластику, – это информация, совсем уж пунктиром проблёскивающая, последний оплот чисто языковых смыслов там, откуда они изгнаны.
Пловчихи. США, 1907 год.
оказался для европейцев слишком трудным, и поэтому они заменили его похожим, но более привычным звуком n. Таким образом, в своём исходном санскритском виде слово санскрит означает буквально «сделанный, обработанный» – и всем знающим санскрит понятно, почему его стоило назвать именно так: это тщательно отделанный литературный язык, он противопоставляет себя «необработанным» местным наречиям – пракритам. А русские слова «сам» и «скрыт» (которые лингвисты-любители выдают за «расшифровку» санскрита) не имеют к санскриту никакого отношения.
Иногда бывают нужны репродукции в хорошем качестве (например, для полиграфии).
