Оригинал взят у в Изобретая шотландского горца – следуя за Тревор-Роупером
Статья сэра Хью Тевора-Роупера в сборнике "Изобретение Традиции" под редакцией Э.Гобсбаума производит интересное впечатление "где-то это я уже видел. У нас, недавно". Древняя Шотландия горцев, согласно автору, оказывается иллюзией, сказкой, созданной в несколько подходов в конце 18-го-начале 19-го столетий. И деконструкция этой сказки может оказаться весьма полезной для пытливого ума.
читать дальше
"Традиционный образ" шотландца сегодня - килт и волынка.
Итак, горная Шотландция, родина невероятно привлекательного для некоторых дам типажа сурового шотландца в килте цветов родного клана, гуляющего с волынкой по горам. До 17-го века (а отчасти и до 18-го века) западная Шотландия в культурном плане была колонией Ирландии, как это ни странно звучит для нас. Более того, шотландские горцы представляли собою "overflow of Ireland", избыток Ирландии, включенный в ирландское "культурное поле" в роли потребителя. Создание отдельного культурного поля, создание мифа о шотландском горце, мифа, отполированного в викторианский период, началось с трех шагов:
- с проведения своеобразной культурной революции и переворачивания связи "потребитель-производитель"; - теперь горная Шотландия должна была выступать в качестве колыбели "кельтскости";, а не культурной провинции;
- с изобретения "древних и аутентичных"; горских традиций, в первую очередь таких, которые больше всего бросаются в глаза, т.е. внешних атрибутов "шотландских горцев";
- и напоследок - с распространения (из)обретенных традиций традиций на южную и восточную Шотландию.
Голливуд создает образ "старой доброй Шотландии" с килтами 18-го века и синими лицами из 4-го века.
На протяжении всего 18-го века рядом шотландских интеллектуалов была разработана концепция автохтонности культуры (да и самого) населения северо-западной Шотландии. В 1738-м году вышла книга Дэвида Малкольма "Dissertation on the Celtic Languages", но основные действия начались в 1760-е годы, когда однофамильцы Джон Макферсон (священник на о-ве Скай) и Джеймс Макферсон (переводчик Оссиана) начали усиленно переиначивать ирландский фольклор, переводя его на почву шотландских highlands. Джеймс баллады Оссиана «нашел», Джон написал “Critical Dissertation” в поддержку аутентичности баллад, спустя 10 лет Джеймс уже готовую концепцию "Извечной Шотландии" выписал в своем "Предисловии к истории королевства Великобритании и Ирландии" - в результате перед читателем представал народ горной Шотландии, отражающий удары римлян и создающий великий эпос еще тогда, когда ирландцы "под стол ходили". Мысли двух Макферсонов увлекли даже осторожного Гиббона, который признался, что в истории Шотландии они были для него ориентирами. Обстоятельная (и разрушительная) критика работ обоих Макферсонов началась только в конце 19-го века (когда миф уже укоренился и было неважно, о чем спорят ученые, пока народ увлечен образом), хотя уже в 1805-м году Вальтер Скотт в своей критической статье об Оссиане отрицал аутентичность Оссианских баллад. Однако, в процессе критики Скотт сам сделал довольно сенсационное заявление - с древних времен горцы Шотландии носили килт (филибег) из ткани "шотландки". Такого не заявляли даже Макферсоны.
Рафинированный образ горца в викторианское время.
Клетчатая ткань известна в Шотландии с 16-го века, когда ее стали завозить в горы из Фландрии через шотландские долины, однако килты вошли в обиход только после 1707-го года и были изобретены англичанином. До 18-го века шотландские горцы практически не отличались от своих ирландских соседей - длинные рубахи, короткие штаны, более богатые носили пледы и длинные узкие штаны (trews) из "шотландки". Начиная с 17-го века, когда культурные связи между двумя родственными регионами стали ослабевать, длинные рубахи были заменены на костюмы из шотландских долин - рубаха, штаны и (для богатых) камзол.
Шотландские солдаты в килтах-пледах.
Однако, клетчатые пледы не только не исчезли, но и стали массово использоваться шотландскими солдатами времен гражданских войн середины 17-го века в качестве дешевой верхней одежды – плед обматывали вокруг пояса, остаток ткани перебрасывали через плечо, а в случае непогоды просто закутывались по горло. Именно такой способ ношения пледа (обмотав на поясе вокруг штанов и перекинув через плечо) и называли изначально "килтом". И только в конце 1720-х годов килт стал килтом - по инициативе Томаса Роулинсона из Ланкашира.
Во время якобитской авантюры 1745-го года килт-юбка использовался горцами-якобитами.
Роулинсоны были довольно известной в Ланкашире фамилией квакеров, занятых в сталеплавильном производстве. В 1720-е годы, испытывая затруднения в снабжении углем своих плавилень, Томас Роулинсон обратил взор на Шотландию, где благодаря ресурсам страны можно было наладить плавильное производство. Потому в 1727-м году Роулинсон взял в аренду на 20 лет лесные угодья Иана Макдональда из Гленгарри, и устроил на месте сталеплавильное производство, используя сырье из Ланкашира (т.е., не уголь шел на юг, а руда на север). Предприятие не увенчалось успехом, и через 7 лет было свернуто. В любом случае, идея создания юбки-килта пришла в голову Роулинсону во время посещения плавильных цехов, на которых работали завернутые в пледы шотландцы. Наблюдая за довольно неуклюжим костюмом (ибо в жарком цеху в таком платье довольно неуютно), Роулинсон решил повысить производительность путем отсоединения части пледа и оставления его на поясе, но уже в качестве юбки - таким образом, верхняя часть туловища не была скована пледом. Эксперимент удался - в местном гарнизоне из пледов пошили юбки (портной, вероятно, был весьма удивлен такому странному заказу), которые пришлись рабочим по вкусу. Так, со спецодежды для сталеваров, созданной англичанином для повышения производительности, и зародилась легендарная юбка, быстро распространившись по Шотландии*. Настолько быстро, что после якобитского восстания 1745-го года килт был в числе предметов одежды, которые запрещались к ношению (таким образом британское правительство решило унизить горцев). Запрет носить килты, узкие штаны, поясные сумки, предметы из "шотландки" и проч., настолько сильно ударил по местной культуре, что через 10 лет после запрета нигде нельзя было встретить ни "шотландки", ни килта - ничего. Килты появились в жизни Шотландии уже качестве местного полусвятого символа типа вышиванки по двум причинам.
Еще один голливудский образ шотландского горца.
Первой причиной стало увлечение местной интеллигенции концепциями "благородных дикарей", тем более, что благородный дикарь (горец) теперь был уже укрощен, более того - грозился исчезнуть, чего местные элиты позволить не могли. Об этом движении мы поговорим чуть позже.
Второй причиной стало использование килтов шотландскими полками британской армии. После подавления восстания 1745-го года и запрета ношения «горской» одежды, для солдат шотландских полков (в первую очередь, для 42-го и 43-го пехотных полков) было сделано специальное исключение - они, как преданные и храбрые солдаты-горцы, могли носить шотландскую одежду. Изначально носившие пледы солдаты не преминули воспользоваться идеей ношения килта и, таким образом, во времена всеобщего исчезновения килт сохранился и получил определенную славу в качестве выделяющего признака в славных шотландских полках.
Килт в 19-й век попал благодаря шотландским солдатам и шотландским интеллектуалам.
Более того, возможно, что система "тартанов", т.е. определения того или иного клана по особому рисунку ткани родилась именно в шотландских полках для выделения батальонов. Однако, о тартанах мы поговорим в следующий раз.
Другие части:
Часть 2 - От килта к тартану
Часть 3 - Люди Работают
Часть 4 - Закрепление образа
* У этой версии, однако, есть противники (шотландцы и их потомки в США, в основном), которые утверждают, что килт-юбка появился в конце 17-го - начале 18-го века до затей Роулинсона. Однако, доказательств таким утверждениям они не приводят.
читать дальше
"Традиционный образ" шотландца сегодня - килт и волынка.
Итак, горная Шотландция, родина невероятно привлекательного для некоторых дам типажа сурового шотландца в килте цветов родного клана, гуляющего с волынкой по горам. До 17-го века (а отчасти и до 18-го века) западная Шотландия в культурном плане была колонией Ирландии, как это ни странно звучит для нас. Более того, шотландские горцы представляли собою "overflow of Ireland", избыток Ирландии, включенный в ирландское "культурное поле" в роли потребителя. Создание отдельного культурного поля, создание мифа о шотландском горце, мифа, отполированного в викторианский период, началось с трех шагов:
- с проведения своеобразной культурной революции и переворачивания связи "потребитель-производитель"; - теперь горная Шотландия должна была выступать в качестве колыбели "кельтскости";, а не культурной провинции;
- с изобретения "древних и аутентичных"; горских традиций, в первую очередь таких, которые больше всего бросаются в глаза, т.е. внешних атрибутов "шотландских горцев";
- и напоследок - с распространения (из)обретенных традиций традиций на южную и восточную Шотландию.
Голливуд создает образ "старой доброй Шотландии" с килтами 18-го века и синими лицами из 4-го века.
На протяжении всего 18-го века рядом шотландских интеллектуалов была разработана концепция автохтонности культуры (да и самого) населения северо-западной Шотландии. В 1738-м году вышла книга Дэвида Малкольма "Dissertation on the Celtic Languages", но основные действия начались в 1760-е годы, когда однофамильцы Джон Макферсон (священник на о-ве Скай) и Джеймс Макферсон (переводчик Оссиана) начали усиленно переиначивать ирландский фольклор, переводя его на почву шотландских highlands. Джеймс баллады Оссиана «нашел», Джон написал “Critical Dissertation” в поддержку аутентичности баллад, спустя 10 лет Джеймс уже готовую концепцию "Извечной Шотландии" выписал в своем "Предисловии к истории королевства Великобритании и Ирландии" - в результате перед читателем представал народ горной Шотландии, отражающий удары римлян и создающий великий эпос еще тогда, когда ирландцы "под стол ходили". Мысли двух Макферсонов увлекли даже осторожного Гиббона, который признался, что в истории Шотландии они были для него ориентирами. Обстоятельная (и разрушительная) критика работ обоих Макферсонов началась только в конце 19-го века (когда миф уже укоренился и было неважно, о чем спорят ученые, пока народ увлечен образом), хотя уже в 1805-м году Вальтер Скотт в своей критической статье об Оссиане отрицал аутентичность Оссианских баллад. Однако, в процессе критики Скотт сам сделал довольно сенсационное заявление - с древних времен горцы Шотландии носили килт (филибег) из ткани "шотландки". Такого не заявляли даже Макферсоны.
Рафинированный образ горца в викторианское время.
Клетчатая ткань известна в Шотландии с 16-го века, когда ее стали завозить в горы из Фландрии через шотландские долины, однако килты вошли в обиход только после 1707-го года и были изобретены англичанином. До 18-го века шотландские горцы практически не отличались от своих ирландских соседей - длинные рубахи, короткие штаны, более богатые носили пледы и длинные узкие штаны (trews) из "шотландки". Начиная с 17-го века, когда культурные связи между двумя родственными регионами стали ослабевать, длинные рубахи были заменены на костюмы из шотландских долин - рубаха, штаны и (для богатых) камзол.
Шотландские солдаты в килтах-пледах.
Однако, клетчатые пледы не только не исчезли, но и стали массово использоваться шотландскими солдатами времен гражданских войн середины 17-го века в качестве дешевой верхней одежды – плед обматывали вокруг пояса, остаток ткани перебрасывали через плечо, а в случае непогоды просто закутывались по горло. Именно такой способ ношения пледа (обмотав на поясе вокруг штанов и перекинув через плечо) и называли изначально "килтом". И только в конце 1720-х годов килт стал килтом - по инициативе Томаса Роулинсона из Ланкашира.
Во время якобитской авантюры 1745-го года килт-юбка использовался горцами-якобитами.
Роулинсоны были довольно известной в Ланкашире фамилией квакеров, занятых в сталеплавильном производстве. В 1720-е годы, испытывая затруднения в снабжении углем своих плавилень, Томас Роулинсон обратил взор на Шотландию, где благодаря ресурсам страны можно было наладить плавильное производство. Потому в 1727-м году Роулинсон взял в аренду на 20 лет лесные угодья Иана Макдональда из Гленгарри, и устроил на месте сталеплавильное производство, используя сырье из Ланкашира (т.е., не уголь шел на юг, а руда на север). Предприятие не увенчалось успехом, и через 7 лет было свернуто. В любом случае, идея создания юбки-килта пришла в голову Роулинсону во время посещения плавильных цехов, на которых работали завернутые в пледы шотландцы. Наблюдая за довольно неуклюжим костюмом (ибо в жарком цеху в таком платье довольно неуютно), Роулинсон решил повысить производительность путем отсоединения части пледа и оставления его на поясе, но уже в качестве юбки - таким образом, верхняя часть туловища не была скована пледом. Эксперимент удался - в местном гарнизоне из пледов пошили юбки (портной, вероятно, был весьма удивлен такому странному заказу), которые пришлись рабочим по вкусу. Так, со спецодежды для сталеваров, созданной англичанином для повышения производительности, и зародилась легендарная юбка, быстро распространившись по Шотландии*. Настолько быстро, что после якобитского восстания 1745-го года килт был в числе предметов одежды, которые запрещались к ношению (таким образом британское правительство решило унизить горцев). Запрет носить килты, узкие штаны, поясные сумки, предметы из "шотландки" и проч., настолько сильно ударил по местной культуре, что через 10 лет после запрета нигде нельзя было встретить ни "шотландки", ни килта - ничего. Килты появились в жизни Шотландии уже качестве местного полусвятого символа типа вышиванки по двум причинам.
Еще один голливудский образ шотландского горца.
Первой причиной стало увлечение местной интеллигенции концепциями "благородных дикарей", тем более, что благородный дикарь (горец) теперь был уже укрощен, более того - грозился исчезнуть, чего местные элиты позволить не могли. Об этом движении мы поговорим чуть позже.
Второй причиной стало использование килтов шотландскими полками британской армии. После подавления восстания 1745-го года и запрета ношения «горской» одежды, для солдат шотландских полков (в первую очередь, для 42-го и 43-го пехотных полков) было сделано специальное исключение - они, как преданные и храбрые солдаты-горцы, могли носить шотландскую одежду. Изначально носившие пледы солдаты не преминули воспользоваться идеей ношения килта и, таким образом, во времена всеобщего исчезновения килт сохранился и получил определенную славу в качестве выделяющего признака в славных шотландских полках.
Килт в 19-й век попал благодаря шотландским солдатам и шотландским интеллектуалам.
Более того, возможно, что система "тартанов", т.е. определения того или иного клана по особому рисунку ткани родилась именно в шотландских полках для выделения батальонов. Однако, о тартанах мы поговорим в следующий раз.
Другие части:
Часть 2 - От килта к тартану
Часть 3 - Люди Работают
Часть 4 - Закрепление образа
* У этой версии, однако, есть противники (шотландцы и их потомки в США, в основном), которые утверждают, что килт-юбка появился в конце 17-го - начале 18-го века до затей Роулинсона. Однако, доказательств таким утверждениям они не приводят.
@темы: Шотландия, история одежды
, но это весьма сомнительно. Скорее всего, мармеладные корни лежат в португальском языке, где marmelo означает "айва".
Халлиард шанти: такие шанти пелись на поднятие или спуск парусов. Паруса, висящие на деревянных поперечных перекладинах (реях) назывались yard. Состоящие из дерева и ткани, паруса могли весить от 1000 до 2500 фунтов. Чтобы корабль мог выйти в море, кому-то из экипажа необходимо было взобраться по такелажу наверх и освободить паруса. На палубе команда держала веревку, называющуюся фал (halyard, от haul + yard, поднимать + парус).Во время куплета команда отдыхала, и тянула во время припева. В зависимости от веса паруса команда могла делать от одного (при тяжелой работе) до трех (при более легкой) рывков на припев. 
Морские песни, которые в ходу на торговых кораблях, бывают двух видов. Первый – это рабочие песни или шанти, которые поются для облегчения выполнения определенных заданий. Также есть морские баллады или моряцкие народные песни, которые поются в море во время второй полувахты, в порту ночью, после ужина. На суше, где нет таких условий, ничего похожего на эти песни не существует. В море, где в них всегда есть необходимость, морские песни бывают всех национальностей, но думается, что наиболее часто они встречаются на американских, а реже всего на французских кораблях. Самую красивую шанти, которую я когда либо слышал, пела норвежская команда. Также я слышал две весьма красивых греческих шанти, и, говорят, что у русских есть, по крайней мере, одна, такая же красивая, как и наши. Но в этой статье я ограничусь теми, что поются на борту торговых кораблей этих (Британских) островов.
Моряки редко работают за кабестаном, разве что если входят в порт или уходят из порта, или если случается работа большей, чем обычно, сложности. В море, после плохой погоды, когда ярко светит солнце, быстро бегут облака и набегающее зеленое море сверкает, вдруг оказывается, что топсель вдруг стал слишком для моряков тяжел. Паруса висят на реях, полощутся и хлопают, снасти колышутся и стукают, зеленое море вздымается и бежит, as the watch tallies on to the halliards. Палуба мокра и скользка, а водяная пыль, словно белый огонь, всё летит над поручнями. Лебедки отпущены (the turns are cast off) и руки начинают раскачиваться на канате.
Никакие другие шанти не поются с таким воодушевлением и охотой, как те, под которые команда выбирает якорь, уходя из порта домой. Когда люки все задраены и закрыты просмоленной парусиной, когда паруса туги и полощется поднятый флаг пароходства, вымпел, как алый поток реет за кормой… - тогда моряки поют лучше всего. Во многих портах принято отдавать песней салют кораблю, который уходит домой.Каждый корабль, стоящий в порту, посылает одного или двух человек, которые помогают уходящему кораблю сняться с якоря и поставить паруса. Когда якорь занимает свое место, каждый корабль по очереди салютует снявшемуся с якоря чем-то вроде морского прощания и пожелания God-speed, хорошей (Божественной) скорости. Уходящий корабль отвечает одиночным салютом каждому салютующему. Очень хорошо в такой момент стоять у кабестана, впереди бака и быть одним из поющих. Звук салюта летит над водой. Вид стольких корабельных команд, стоящих вдоль ограждения, кричащих и машущих шапками бодрит и радует. Если в такое время one is aloft, loosing the casting sails,можно заметить странную вещь. Все басовые голоса, кажется, собрались за одним брусом кабестана, и остальные голоса тоже группируются так же; эффект от этого, когда моряки идут вокруг кабестана, очень интересный. Помню один барк, уходивший домой из одного из западных портов. Я был на борту, что-то делал, не помню что, прямо под передними парусами, и эффект этих отдельных голосов, отчетливо раздававшихся рядом и уплывавших, сменяющихся и угасающих странно завораживал. Завораживал их размеренный ритм, и завораживала мелодия. Как будто смотришь на прекрасный танец, в котором танцоры поют во время своего медленного движения.Песня, которую пели моряки, была старой известной печальной шанти "Rio Grande". Певшаяся солнечным утром, под холмами под звук прибоя и салютующих моряков, эта грустная баллада, казалось, приобретала величественность высокой поэзии. Ее вспоминали, как исключительно прекрасное произведение, приобщиться к которому – большая честь и удача.
Халлиард шанти, как и кэпстэн шанти, все имеют повторяющуюся соло часть, за которой идет припев. В кэпстэн шанти второй припев обычно длиннее, чем первый. В халлиард шанти оба припева одинаковой длины. Эти шанти можно услышать гораздо чаще, чем какие-либо другие, потому что работа, для которой они подходят, случается весьма часто. Есть пословица, в которой говорится, что "одна песня может заменить десятерых человек". Странно, как это песня может давать такой впечатляющий результат, но никто из тех, кто когда-нибудь был в море, не может отрицать, что она вдохновляет и помогает делать такую работу, которая, казалось бы, за пределами человеческих сил. День за днем, в холоде Мыса Горн, на мокрой палубе, посреди вздымающегося к мрачному небу моря уставшие люди собираются у фалов, чтобы поднять паруса после шторма. Натягиваются заледеневшие веревки, паруса хлопают наверху, и под стук рей и полоскание парусов начинается монотонное пение. Команда тяжело подается назад, но рею как будто заело и бейфут не идет вверх ни на дюйм. Потом какой-то старик, в сверкающей от воды робе, жуя табак, начинает выкрикивать свою бессмыслицу:
Примерно 10 лет назад это был самый популярный вид шанти, но мода меняется и, скорее всего, они уже уступили место другим. В моряцком репертуаре много шанти, которые услышишь не часто. Люди устают от старых слов и музыки и работают под них уже с неохотой. Хорошо известная "Whisky, Johnny," от частого употребления всем надоела. Старые песни уходят, а на их место приходят новые, или так тоже может быть, старые песни снова приобретают популярность. Я знал голландского моряка, который проводил свое свободное время, сочиняя шанти. Одна, наполовину законченная, была предметом его особой гордости. С тех пор, как я его знал, он, может быть, ее довел до ума и это может быть всем теперь известная "From Callao to Rio, by the west." Это не в полном смысле шанти, но очень интересная мелодия. Вот она:
В песне поется о достоинствах виски и его воздействии на поющего и его родственников. Затем в песне рассказывается про рыбака, трех живых лобстеров и леди, но слова вряд ли стоит здесь приводить, есть еще другие причины, по которым их не стоит печатать. Еще одна отличная халлиард шанти, популярная среди моряков - "Blow, Bullies, Blow." Хороший шантимен, когда поет эту песню, часто ухитряется сострить в адрес офицеров корабля, языком настолько прямым, насколько возможно. Если того или кого-то из команды не любят, то куплет поется с большим удовольствием so that it may reach aft, amid the jeers of the singers. 
Бегущий куплет услышишь не так уж и часто, потому что на парусные корабли набирается такой экипаж, что трудно ожидать, что работы на нем будут делаться быстро. Этот куплет поется иногда, когда корабль в хорошую погоду меняет галс. Команда собирается на главной палубе, и бегин-брасы поют его, в то время как рея раскачивается под выкрики "Crossjack yard," и "Main topsail haul." Реи летят вверх и с грохотом заходят на место в lee shrouds. Команда бежит с брасом и поет на бегу:
Когда я был в Вестпорте, в экипаже одного из кораблей, стоящих на якоре, образовалась группа, они играли по ночам, на полубаке. У них был барабан, сделанный из пустого бочонка для муки, с парусиной натянутой с обеих сторон. Также у них были несколько треугольников, сделанных из инструментов для сращивания канатов. Несколько человек играли на мисках или кружках. У некоторых были варганы или аккордеоны. У одного была скрипка. Также у них был обычный мелодеон, который они купили в складчину за свои гроши. Ночь за ночью, когда в темноте рев тихоокеанского прибоя делался более осязаемым, экипаж собирался под звездами играть музыку. Одной из их наиболее популярных произведений была сентиментальная песенка, на грустный мотив. В ней не было припева, в полном смысле этого слова, но экипаж повторял каждую строфу за запевалой. Общий эффект был неожиданно красивым; когда команда пела, музыка летела, звеня, над заливом под аккомпанемент прибоя и плеск воды, и обычные слова становились возвышенными, а незатейливая мелодия прекрасной. 
