Оригинал взят у в О методе Визбора, или Сливайте пафос бочками

                                                                                    ...Идет молчаливо в распадок рассвет...

                                                                                     Уходишь – «Счастливо!» Приходишь – «Привет!»

                                                                                                           Ю. Визбор

                                                                                    ...Ее зардевшие щеки ярко пылали пунцовым огнем.

                                                                                    Звезды глаз бросали на Владимира стрелы тревоги.

                                                                                    Высокая грудь вздымалась как морская пучина под

                                                                                    шелковой блузкой...

                                                                                                          Т. Толстая

       Это словечко что-то слишком часто мне подворачивается в последнее время. Сейчас любят употреблять к месту и не к месту. Обычно – в значении «шикарный»: «пафосная одежда», «пафосно выглядишь». Звучит ужасно глупо, но «жесткий» в значении «хороший» - не умнее.

        Но с другой стороны, на литературном горизонте нынче и вправду, куда ни кинь взор – везде избыток пафоса. Именно в том самом, Аристотелевском смысле – торжественности и возвышенности, самого, что ни на есть, помпезного стиля, слов, подходящих для кантаты или гимна. И вся эта радость разлита ровным слоем по всем литературным окрестностям, одинаково – по равнинам и по взгорьям. ЖЮФ и боевики, стихи и все прочее, что тоже рифмуется – решительно все облечено в пафос, как в папский пурпур. Не знаю, как все прочие, а лично у меня ощущение, что спасения нет.

         Друзья-храбрецы, пишущие фэнтези, явно уверены, что пафос как лучшую в мире риторическую фигуру им сам Бог послал. Мне кажется, они ошибаются: тут не без происков дьявола.

         Хочется же писать эпично. Жечь и жечь сердца неповинных людей глаголами. И бес толкает под руку: «Пафосу добавь, пафосу! Иначе – хрен прожжешь! Народ-то сейчас, знаешь, какой циничный пошел! Возвысь голос-то, возвысь! И слезы подпусти! Запомни: не боль, а Невыносимые Страдания. Не грусть, а Бездна Отчаяния. Не драка, а Битва. И не перепутай». Бес явно хлопочет о повышении по служебной лестнице – он уже сделал большие успехи.

         Читатели на литературных форумах в голос рыдают, просят, умоляют – уберите пафос, сил больше нет! Античными трагедиями, приключившимися с неувядающим Васей Кокиным, уже объелись до несварения! Персонаж фэнтези может хоть в сортир сходить без больших букв? Гениальной уже хочется объявить любую средненькую книжку, где люди, перед тем, как начать разговор, не встают в красивые позы и не запахиваются плащом хотя бы на лестничной клетке стандартной пятиэтажки. Это же такая редкость, по нынешним-то временам...

         Нет, я понимаю. Жанр исходит к эпосу, эпос – вещь пафосная по сути. Но ведь попаданец Ваня Пупкин – не Беовульф и не Роланд! Почему любой едва севший за клавиатуру автор норовит заставить героя не говорить, а вещать? Ведь, вроде бы, не только со времен Вальтера Скотта, но и со времен профессора Толкина немало времени прошло...

         Боятся недожечь сердца читателей.

    Довлатов в обожаемом мной «Ремесле» вспоминал: «Борис Бахтин провозглашал: «Не пиши ты эпохами и катаклизмами! Не пиши ты страстями и локомотивами! А пиши ты, дурень, буквами -- А, Б, В...» - вот золотые слова! Только это совет в пустоту. Я не без некоторых оснований подозреваю, что эти эпохи, катаклизмы, страсти и локомотивы плавно перетекли из советской пафосной прозы в постсоветскую, только чуточку сменив окраску. Пафос по-прежнему заменяет чувства. Пафос заменяет веру. Пафос заменяет искренность. И вся эта пафосная писанина точно такого же толка, как жутко пафосные «ближнеприцельные» якобы фантастические агитки, только Светлая Магия заменила собой Светлое Будущее.

          И то сказать, разве Король – тем более, Король Долины Пылающих Кубков – может говорить обычными человеческими словами? Или Заклинательница Вихрей? Или Воин Алмазного Клинка? Автор так долго придумывал всю эту красоту: и титул, и внешность невероятную – с сиянием лучезарных очей, с золотом кудрей, струящихся по плечам, с плавной походкой пантеры перед прыжком – что теперь надо очень внимательно следить за ее речью. Первое слово в простоте все испортит – будет не Избранный, а как все...

         Не говоря уж о том, что златые власы, сапфировые очи и прочие ювелирные детали прекрасного облика автор представляет себе хорошо, а вот содержимое этого драгоценного сосуда – не очень. Иногда мне кажется, что там его особенно и нет, содержимого-то: всякой души, разума и прочих потрохов. Дополнять ими совершенство – только портить.

         Писатель стоит перед очень сложной задачей. С одной стороны – хочется, чтобы было ПРЕКРАСНО. Чтобы поразить читательское воображение. С другой – непонятно, что читателю надо, хороняке – если бы литературный текст мог состоять из одних описаний внешности Прекрасных Дам и того, как Великие Герои рубят вражьи головы, писателю было бы гораздо легче. Ан нет – нужен сюжет, который заставляет Избранных отверзать уста, хотя всем известно: если бы Афродита Кносская заговорила, она только испортила бы впечатление.

          И тогда в ход идут специальные приемы, характерные только для фэнтези и очень хорошо сочетающиеся с Обстановкой Абсолютного Пафоса. Они помогают читателю проникнуться, а автору дают возможность скрыть один печальный факт.

          Раскрою эту Страшную Тайну. Автор, изливающий на страницы пафос бочками, попросту не знает, о чем в обыденной жизни беседуют короли. О настоящих королях он не читал, а воображение ничего путного не подсказывает. И себя королем (или королевой) представить не может. Вернее, может, но выходит, как в очаровательном старом фильме по нескольким пьесам Островского «Женитьба Бальзаминова» - там лучезарные мечты героя «царем быть» просто на диво визуализированы.

           С магами получается та же ерунда. Автор не может вообразить, чем занимаются маги в перерывах между заклинаниями духов и изучениями Древних Манускриптов. Если королей-королев он хоть в кино когда-то видел (а они там были жутко пафосные), то маг – это просто картинка Вальехо: стоит, Великий и Ужасный, и испускает из простертых дланей флюиды.  И все.

           Если же дело заходит о Феях, Демонах, Эльфийских Принцессах и Темных Владыках – так процесс совсем заходит в тупик. Автор отвел душу на описаниях Золотого Леса, где находится Эльфийский Чертог, или Мрачных Теснин, где расположился Замок Ужаса, самих героев описал тщательно и в подробностях – и... Стоит, это, Темный Властелин, запахнувшись в Плащ Цвета Тумана, с тяжелой думой на хладном челе – а насупротив – коленопреклоненный Демон Преисподней, ожидающий указаний. Очень все красиво. Но говорят-то они что, гады?! Что б в них такое вложить, чтобы читатель проникся Величием?!

           Итак, Специальные Приемы.

           Первый – Мхатовская Пауза. Государыня Таинственных Снов запахнулась в расшитую рубинами шаль, отвернулась к камину и ДОЛГО смотрела в огонь. Взял паузу – держи. Укажи – насколько долго: «несколько минут, не отрываясь, созерцала пламя» - это очень красиво, но как-то легковесно. Лучше – «несколько часов». И невероятные, непостижимые для простых смертных думы томили ее возвышенную душу.

            Второй – короля играет свита. В конце концов, в любом сюжете, кроме Великих Героев, присутствует всякая мелкая шушера. Должен же Король кем-то править? Ну вот, пусть эта мелкая шушера и тупит, разинув рот, увидав Его или Ее августейшее Сиятельство во всей невероятной лучезарности! Пусть падает ниц, впадает в ступор, шушукается, передавая из уст в уста: «Обожаемый Монарх сегодня изрек: «Зло должно покинуть наши земли навсегда!» - да или просто: «Государь в гневе!», «Государыня сегодня милостива!» Выходит очень хорошо. Достоверно так.

            Третий – Принцессы не потеют. Всякие низменные и презренные занятия, к которым людей иногда побуждают жестокие обстоятельства, лучше не упоминать вообще. Есть, к примеру, довольно низко... правда, некоторые думают, что Великий Герой может, все-таки, опрокинуть чарку, а Божественная Дева – вкусить амброзии и нектара, но вообще лучше обходиться без обедов. Все-таки, среди читателей случаются впечатлительные личности. Будут себе представлять, как Божественная грызет крылышко курчонка... нет уж! С другой стороны, мыться – еще хуже. Ведь если моется – значит, раньше был ГРЯЗНЫЙ! Никуда не годится. Пусть считается, что Великий Герой чист всегда... ну разве что – Окровавлен и Изранен после Решающей Битвы.

           Четвертый – Власть над Временем. Тут старик Хронос должен учесть: Великие Монархи все делают МЕДЛЕННО, а Герои – БЫСТРО. Это для создания правильного контраста: Государыня вплывает в зал, где все суетятся – и эти все падают ниц. Государыня уже третий час, не отрываясь, глядела в окно на плывущие облака. Очень хорошо, но для битвы неудобно, поэтому Герой успевает, пока в него летит стрела, выхватить меч и разрубить ее на лету. Или – если он Маг – сплести Страшное Заклятие Серебряной Смерти, пока пуля не ударит его в грудь. Но она не ударит – посовестится.

           Там еще много чего есть – но для создания эффекта достаточно и этих приемов. Текст будет нестерпимо пафосным – и найдутся-таки читатели, готовые проникнуться. Слишком многим Пафос и Величие – тела или духа, все равно – кажутся двумя сторонами одной медали.

           Я, тем не менее, думаю, что это очень спорно. ИМХО, пафос слишком часто отнюдь не луг, цветущий эланорами, а искусственный дерн, дико-зеленый, которым прикрывают могилу неудачного или непродуманного образа. Наивный человек, может быть, и поверит в эту пленительную зелень, но мне лично мешает явственный запах литературного распада.

           Дело в том, что пафос работает, как рупор. Пафосный голос звучит ГРОМКО, но все недостатки дикции, «пускание петуха», речевые ошибки делаются гораздо, гораздо слышнее. Для того, чтобы использовать пафос по назначению, требуется точное знание предмета и недюжинная внутренняя сила. Пафос ничего не заменяет – он лишь подчеркивает то, что есть. Если ничего нет – выходит гремящая, ослепительная пустота.            

           В хороших исторических романах пафоса очень немного, кого бы автор не описывал. Не могу не вспомнить очаровательную сцену из дрюоновского «Железного Короля»: вафельщик торгует на улице вафлями, которые сам и печет, расхваливает, убеждает, хвастается, сам хохочет... Вокруг – толпа, вафли нарасхват идут. Краем глаза отмечает: кто-то положил на край подноса монету, взял вафлю, откусил кусочек и вернул остаток обратно. Продавец заметил только, что рука явно принадлежит аристократу – ворчит обиженно: «Вот ведь зажрались-то... Пшеничная мука, масло сливочное... какого рожна им еще подавай!» - поднимает глаза – и встречается взглядом с королем. Шок. Король чуть улыбается, уходит. Образ, однако. Живая сценка: вот государь на улице, среди подданных, его толкают в толпе, он смотрит на свой город – его вафельщик обложил походя – он не разгневан, не оскорблен... может, в глубине души ему забавно? Король Дрюона – личность, с величием все в полном порядке, с самоиронией – тоже, зато пафос отсутствует как класс. Филипп Красивый, еще ни слова не говоря – король.

          Можно вспомнить Дюма, снижающего пафос юмором, Вальтера Скотта, у которого пафос разбавлен метким реализмом, Мэриме – со взглядом спокойным и чуть циничным. Если кто-то возразит, что одно дело – реальная история, а фэнтези – совсем другое, вспомним Толкина, достаточно осторожно относящегося к пафосу, тщательно прописывающего сниженные бытовые сценки. Арагорн в поношенной одежде бродяги – вполне сравним с Филиппом, прикрывшим лицо капюшоном простого плаща, чтобы не шарахались простолюдины. Настоящий король, которого не надо «тянуть вверх» лошадиными дозами пафоса.

         Следовало бы еще отметить, что пафосные речи процентов на шестьдесят состоят из штампов – но это, я думаю, все и так понимают. Вещать оригинально – не выйдет: слишком ограничен запас «торжественных», «красивых» и «высоких» слов в языке. Литературный ломбард с подержанными ювелирными украшениями и антикварным оружием – тоска же... Нет, бес знает свое дело!

         С горечью сознаюсь: этот бес порой нашептывает и мне. Ну давай, давай, скажи красиво! Черт с ней, с логикой образа – смотри, как здорово: «его душа окунулась в темный океан забвения»! А ничего, что это штамп – все равно никто не заметит...

         От беса хорошо помогает чистота и честность. Лично мне – лучше всего помогает Визбор.

         Я уже слышу все доброе, что продвинутая публика имеет сказать про авторов самодеятельной песни, так называемых бардов-шестидесятников, и о Визборе в частности. Я все это слышал. И тем не менее, когда собираешься начинать работу над новой вещью – послушай, как он негромко мурлычет под гитару. Только – не то, что все. Не «Солнышко Лесное». Лучше всего – песни о войне, песни о море и альбом под названием «Семейный диалог». Действует, как очень сильное антипафосное средство, причем фактически не имеет противопоказаний.

         Этот человек, этот поэт – он сделал удивительную вещь, которая отличает его буквально от всех прочих бардов, от его современников, от наших современников, от Высоцкого, от Окуджавы – и боюсь, что эту вещь мало кто заметил. Визбор был очень негромким, в отличие от Высоцкого – гения пафоса (Высоцкий, ИМХО, тот самый случай, когда рупор пафоса усиливает истинную энергию личности и выглядит очень уместно – но это бывает чрезвычайно редко). Визбор был очень безыскусным, в отличие от Окуджавы – аса стиля. Негромкий голос заставляет вслушиваться в слова; безыскусная речь выдает истину и искренность.

          Война – тема, которая, с точки зрения огромного большинства и читателей, и писателей, требует ведер пафоса – и то будет мало. И то сказать: «А в Вечном огне виден вспыхнувший танк, горящие русские хаты, горящий Смоленск и горящий Рейхстаг, горящее сердце солдата», - замечательно же? И последователи темы не снижают, а повышают градус. Мурлыканье Визбора за «Священной войной» просто не слышно.

         А напрасно.

         «А кто там с войны сыроежкой пророс? Да это ж пехота – никак не матрос. Матрос от снаряда имел поцелуй – и вырос в отдельно стоящий валуй... Несут грибники на закуску грибы – проносится рота, гробы да гробы: морская пехота, зенитная часть, саперная рота и два трубача...» - я мало слышал до такой степени душераздирающих стихов, а тон Визбора, его простая спокойная манера делают их просто нестерпимо сильными, до острой боли.

         «Товарищ генерал, приказ ваш исполнен – да некому об этом вам доложить». «И я шепчу: «Постой, Виталий Палыч, постой, подпустим ближе, дорогой...» По-моему: «Уходишь – «Счастливо!», приходишь – «Привет!» - потрясающая формула людей, воспринимающих смертельный риск повседневной работой. Им даже в голову не приходит бравировать этим: «Я хочу, чтобы вы не забыли меня – если это, конечно, в природе возможно», - беззлобный светлый юмор героя, который понятия не имеет о собственном героизме.

         Так ведь он и о любви так пишет! О самом сильном и самом человеческом – таком обыденном и таком высоком даже в самой простой душе: «Десять лет варила суп, десять лет белье стирала, десять лет в очередях колбасу я доставала... душу стачивая в кровь, десять лет дитё растила – что ж осталось на любовь? Полтора годка от силы...» Никаких тропических страстей и ювелирных побрякушек! Настоящие, человеческие, живые, очень теплые женщины – и такая же настоящая неизбывная горечь в очень простых словах: «А правда, что говорят? А кто он, коль не секрет? А, военный моряк... в общем, жгучий брюнет... А сына как назвала?.. Спасибо. Не ожидал». Описание глубочайших человеческих чувств – без малейшего намека на украшательство.

          Если достаточно долго слушать Визбора и пытаться проникнуться его стихами и его манерой исполнения как можно глубже – терапевтический эффект не замедлит сказаться. Увидеть в своем тексте «дикую огненную страсть – как жгучая лава, как раскаленная стрела» будет стыдно.

          А это – уже кое-что.

 

 

@темы: писательское

---

Оригинал взят у в Популярно о камнях.

Пришлось какое-то время назад камни снимать для Интерент-продаж. А на днях влез в папку с этими файлами и родилась идея. Пора расширять тематику моего ЖЖ. Вот, например, вполне можно и о камнях поговорить. Так и назовём эту рубрику - "Популярно о камнях". Пусть сегодня это будет группа кварца. У кварца простейшая химическая формула SiO2 . А все его разновидности отличаются только цветом. Бесцветный - горный хрусталь, жёлтый - цитрин, фиолетовый - аметист, дымчатый - раухтопаз, чёрный - морион. Если покопаться, то здесь можно найти множество интересных фактов, а также заблуждений. Вот, например, многие слышат название раухтопаз и готовы уже этот минерал отнести к топазам. Но нет, топазы это совершенно другая группа минералов. А здесь от топаза только торговое название, которое прижилось.

Или возьмём цитрин. На наш рынок камни попадают подчас очень замысловатыми путями. Если вы допустим купили цитрин на нашем рынке, то можно с большой долей вероятности предположить, что родился этот камень в Бразилии, был огранён в Индии, а привезли его из Гонконга, где проходят глобальные каменные выставки. А самое смешное, что в прошлой жизни этот цитрин был аметистом или раухтопазом. Да, это удивительно, но при температурной обработке можно добиться изменения цвета. Совсем не обязательно, что описанная мной родословная будет соответствовать вашему камню, но это один из наиболее распространённых вариантов.


Цитрин 48 карат.

<lj-cut text="и ещё кое-что...">

Цитрин 65 карат.

Причём сейчас как-то так научились управлять этим процессом, что добиваются невероятных цветов. Таких в природе и не встретишь. Вот например цитрин лимонного цвета или его просто так и называют лимонный кварц.


Лимонный кварц 97 карат.


Лимонный кварц. Комплект 40 карат.

Или вот такой необычный цвет в холодных тонах. На нашем рынке появился не так давно. Даже и название толком никак не приживётся. Часто называют празеолитом. Иногда зелёным аметистом, что вообще звучит как нонсенс. Аметист это всё же кварц фиолетового цвета.


Празеолит комплект 33 карата.

А вот и непосредственно сам аметист. Только этот родился не в Бразилии, а где-то в Африке. Точнее сказать не могу. Аметисты этого месторождения отличаются насыщенным цветом. Из такого хорошего аметиста никто не станет делать цитрин. Это глупо.






И вот ещё один интересный нюанс, который полезно знать. Если вы купили где-нибудь в Индии или других азиатских странах жёлтый топаз или, как его иногда называют, золотистый топаз, да ещё достаточно крупный и недорого, не обольщайтесь. Это всего лишь всё тот же цитрин. Хотя жёлтый топаз действительно существует. Но это относительно редкий камень, он не бывает крупных размеров и стоит, как минимум, на порядок дороже цитрина. Отличить их визуально не так просто. А в Индии, действительно, сплошь и рядом цитрин будут называть топазом.

Вот, пожалуй, несколько таких коротких штрихов к теме. А камни эти реальные.

@темы: камешки

---

Оригинал взят у в Черно-белый Нью-Йорк

Пятая авеню и 42-ая улица, Нью-Йорк, 1910 год.

Вид на Манхэттенский мост из Бруклина, 1909 год.

Пожар на западной 55-ой улице, Бродвей, 1915 год.

Пятая авеню на 51-ой улице, Нью-Йорк, 1913 год.

Нью-Йоркская публичная библиотека, Нью-Йорк, 1915 год.

 Уолл-стрит, Нью-Йорк, 1911 год.

Восточная Пятая авеню, Нью-Йорк, 1913 год.

 Манхэттен, 1907 год.

Северная часть Пятой авеню, 1913 год.

Сити Холл — здание мэрии Нью-Йорка.

.

Бродвей и Таймс билдинг, Нью-Йорк, 1915 год.

 Нью-Йорк, 1905 год.

  Центральный вокзал и отель, Манхэттен, Нью-Йорк, 1903 год

 

Почтовое отделение, Бруклин, Нью-Йорк, 1906 год.

http://bigpicture.ru

@темы: старые фото

---

Ива - очень редкое женское имя, тем не менее нашелся случай применения в 21 веке даже в моих отрывочных статистиках.
А раньше это имя попалось мне только однажды в повести про борьбу с националистическим подпольем в Западной Украине в послевоенные годы, и я тогда задумалась, откуда взялось такое имя.
Итак, откуда оно могло появиться:
1. От названия дерева "ива".
2. От английского (а может быть и какого-нибудь другого диалектного, но я об этом не знаю) произношения имени Ева: в английском языке Е в такой позиции обычно читается как И.
3. От мужского имени Иван или от женского Ивана/Иванна (которое более обычно для южнославянских народов, а не для русских, но тем не менее последние годы замечено в России).
В словаре Петровского имя Ива указано как мужское, причем к нему придаются и отчества: Ивович, Ивовна. Однако о происхождении этого имени никакого указания нет.
В словаре Суперанской Ива, Иво - болгарское и древнерусское сокращение к имени Иван (это когда Ива идет как мужское имя), Ива - болгарское сокращение к Ивана (это когда о женском)

Вопрос: Какое это имя?

1. очень красивое		15	(27.27%)
2. красивое		28	(50.91%)
3. нейтральное		9	(16.36%)
4. некрасивое		2	(3.64%)
5. очень некрасивое		1	(1.82%)
Всего:		55

@темы: опрос, Ж

---

Живописный пляж Туриметта - ФОТО

kolobok23.ru/post244313806/?upd

Пляж Туриметта находится в области, известной как Северные пляжи Сиднея, тянущейся вдоль тихоокеанского побережья от порта Сиднея до залива Брокен. Доступная для купания часть пляжа Туриметта составляет 350 метров в длину, хотя дно здесь очень каменистое и мало предназначено для купания. Но зато этот тихий и малоизвестный пляж очень живописный. Причем в любое время суток и при любой погоде.

                                                              22 ФОТО

Cмотреть далее

@темы: пейзажи

---

Оригинал взят у в Актерские тренинги в литературной работе

                                                                                          Над киностудией свирепствует зима:

                                                                                         Молчат фанерные орудия в снегу,

                                                                                         Поземка ломится в картонные дома,

                                                                                         Растут сугробы на фальшивом берегу...

                                                                                         ...И лишь пожарник в старых валенках – топ-топ:

                                                                                         Ночной патруль, суровый взгляд из-под руки –

                                                                                         Не загорелись бы, не вспыхнули бы чтоб

                                                                                         Все эти лестницы, дворцы, материки,

                                                                                         Не провалился бы к чертям весь этот мир

                                                                                         И сто дредноутов не сели бы на мель...

                                                                                         Не спи, пожарник! Ты – хозяин ста квартир

                                                                                         И добрый гений свежекрашенных земель...

                                                                                                           Ю. Визбор

                                                                                          Как хочется быть хоть кем-нибудь, кроме себя!

                                                                                                          К. Арбенин

                                                                                

         В конце концов, эту тему когда-нибудь надо систематизировать, чтобы всем интересующимся стало понятно. Попробуем.

         Нужно только сразу предупредить друзей-храбрецов: система Станиславского не подходит для авторов, пишущих в крупные коммерческие проекты – она ОЧЕНЬ увеличивает время работы над вещью, плюс отнимает значительно больше энергии, чем создание среднего текста по классическим канонам. Правда, результат – читательское доверие. Мне кажется, ради него можно пренебречь всем остальным.

        Итак.

        Первым делом запомним самую важную вещь: Станиславский был прав. Если бы его методикой пользовались деятели российского кино, смотреть современные фильмы было бы не стыдно. Во-вторых. Система годится ДЛЯ ЛЮБОГО ЖАНРА. Драму и стеб можно писать с одинаковой эффективностью – делая небольшие поправки.

        Отсюда следует вывод. Если наш собственный взгляд противоречит системе Станиславского – знаете, когда говорят: «А я так вижу!» - то к черту собственный взгляд и любой модернистский выпендреж. Можно менять стили, манеру письма, композицию – но саму систему трогать нельзя, иначе моментально начинает «сыпаться» психологическая достоверность.

        С чего нужно начать.

        Станиславский писал, что есть два основных типа актеров: одни показывают персонаж, другие – себя. Причем не обязательно, чтобы актер второго типа был бездарен – он может быть вполне харизматичен и интересен, но в принципе не способен создавать разные роли. Хоть он Король Лир, хоть Царь Горох – все равно под маской отчетливо видно одно и то же лицо. Для актерской популярности это не так плохо – для писательской хуже; можно смеяться, но писатели бывают тех же двух типов.

        Если о писателе говорят, что его персонажи, особенно – главные герои – однообразны и, в конечном счете, представляют собой одну и ту же личность, по-разному одетую, то мы наблюдаем писателя, показывающего себя. Редактор Сашеньки Адуева такое дело сильно порицал, вроде, человек «выражает собственное «я», до которого никому нет дела», но нынче нравы не так строги. Разные степени мерисьюшности или самоповторы означают: писатель пишет с себя.

        Мне такое дело не нравится; многим начинающим писателям тоже не нравится – но не очень понятно, как из него выбраться. Между тем, все просто: собирать информацию, наблюдая за другими людьми и слушая чужую речь, а не пытаясь «творчески переосмыслить» чужие книги.

        Образы, «списанные с натуры», выполняют в писательской работе над собой такую же роль, как рисование гипсовых голов и геометрических фигур – в работе художника. Использование других книг – уподобим срисовыванию с готовых картинок. Любой художник знает – скопировать плоское изображение на сотню порядков проще, чем нарисовать с натуры объемное, особенно если не классическое полотно копируешь, а поздравительную открытку, скажем: для срисовывания не нужно ни законов перспективы, ни настоящего чутья. Точно переносишь, не особенно задумываясь, штрихи и пятна с одного листа на другой – и все, вроде бы, выходит похоже...

        Только вот человек, поднаторевший в срисовывании открыток, обычно не может написать портрет своего живого товарища.

        Поэтому.  Начиная писать собственную книгу, надлежит забыть все, что прочитано в этом жанре. Чужое – источник аллюзий и цитат, а не образов.

        Наблюдаемые в реальной жизни вещи мы систематизируем и учимся отыгрывать. Чужая речь, жестикуляция, манера двигаться, выражение лица – зримое отображение образа мыслей. Вот тут мы приходим к характеристике образа через внешние проявления и созданию зримой «движущейся картинки»: оживляем персонажа, как аниматор – мультяшку.

        Станиславский описывал этот процесс очень подробно. Попробуем обобщить и привести пример.

        Вы – актер – играете старика. Первым делом, отбрасываются все классические штампы со «скрипучим голосом», «лицом, изборожденным морщинами» и прочим подобным. Далее, вы пытаетесь «примерить» его манеру двигаться и вести себя, исходя из возможностей возраста.

        У вас – старика – наверняка постоянно болит поясница: самый характерный недуг. Пройдитесь по комнате, сядьте на стул... Э, нет! Не стоит так плюхаться – помрете раньше времени от болевого шока! Осторожно, медленно. Как в холодную воду – чтобы случайно не причинить себе сильную боль. Сели – и расслабились. Отдыхаем; это трудная работа – сесть с больной спиной.

        То, что я описал выше – это первый, если можно так выразиться, слой образа. Визуальный. То, что делается проще и быстрее всего – но и тут многие ухитряются переиграть и натворить ошибок. Главная ошибка – использование собственного образа для создания персонажа другого пола, возраста или биологического вида.

        Часто приходится слышать, как читатели-мужчины потешаются над «деффачками в брюках» - попытками начинающих писательниц создать мужской образ. Наоборот – реже, но это потому, что дамы-читательницы – добрее и снисходительнее к тем резиновым куклам, которые у писателей-мужчин изображают персонажей-женщин. В том и в другом случае авторы вместо наблюдений за реальными людьми выдают свои фантазии о них. Результат: нежные мальчики, пластически и психологически похожие на жеманных барышень, жжоские девахи со статями Рэмбо, маленькие дети, ведущие себя как сорокалетние, и шустрые старички и старушки с манерами подростков. Чтобы этого избежать, надо «проиграть» персонаж самому, проиграть буквально, как на сцене – хотя бы без реквизита. Примерить на себя чужое тело, ощутить его собственным. Понять, каково это: пятилетка – и не дотянуться до звонка в дверь или верхней кнопки лифта, женщина – и приходится идти на «шпильках» по лесной тропе, рискуя вывихнуть лодыжку, толстяк – одышка мучает, тяжело подниматься по лестнице или бежать за трамваем...

        Отдельная тема – нелюди. Начнем с животных. С ними всегда больше возни – хорошо, если писатель помнит, что герой покрыт шерстью. Достоверная манера себя вести у таких персонажей почти всегда отсутствует – именно из-за «недоигранности». А ведь собака, чтобы далеко не ходить, отличается от человека не только тем, что бегает на четвереньках. «Примеряя» образ собаки, вспоминаем, что зрение у нас в этой роли довольно слабое, мир воспринимается через обоняние и слух. Что мы теперь не потеем, а «хахаем» - охлаждаемся посредством высунутого языка. Что мы стали импульсивнее и энергичнее. Что у нас теперь другие ритуалы общения, другие представления о мире. И мимика так же важна, как и для человека – свирепый оскал, ухмылка, удивленно поднятые брови... Здесь действует то же правило, что и с людьми – сперва наблюдаем и наблюдаем, потом – отыгрываем. И только в последнюю очередь – записываем.

        Есть смысл обдумывать примерно таким же образом, чем отличается от человека – не внешне, а по сути – сказочный персонаж: оборотень, демон, ангел, вампир, гоблин или великан. Зомби, попробуйте привести себя в порядок перед «выходом в люди» - чтобы не видно было хотя бы торчащих костей. Тролль, попытайтесь разместиться в крохотной кухоньке «хрущобы» и ничего не разбить. Демон, вы не пройдете в эту дверь, не нагнувшись – рога помешают!

        Сказочных героев или инопланетян придумывать и описывать, казалось бы, легче, чем реальных животных – сравнить-то не с чем, валяй, как Бог на душу положит! Народ радостно валяет – и прокалывается: недостоверно. То слишком заметно, что человеческая психика наложена на монстра просто и криво, то явно не продумано, каким именно образом герой использует семь своих рук, то автор вообще забыл, что у героя за спиной крылья – но читатель-то помнит! Ты, феечка, не расскажешь ли, каким образом надеваешь обтягивающие человеческие платья, которые для тебя описал твой автор – с одной-единственной застежкой спереди – с такими-то крыльями?

        Точные штрихи, которые вы подметите в процессе проигрывания – самая надежная гарантия достоверности. Можно сделать достоверным фактически любой облик – но для этого нужно очень хорошо представлять себе, как пользоваться этим телом.

        Лучшее, что может сделать писатель – постоянные упражнения в актерском мастерстве и наблюдение за любыми живыми существами в поле зрения. Да, дорогие друзья, Владимирский, работая над образом Урфина Джюса, очаровался угрюмым мужиком, который ел макароны в столовке – и на основе эскиза его портрета создал прекраснейшие иллюстрации к сказкам Волкова. Довлатов наблюдал «старичка, который смешно ножкой дергает». У каждого из нас могут быть прекрасные находки – если все время смотреть вокруг.

         Освоив первый уровень, перейдем ко второму. Показательно, что Станиславский предлагал эту методику актерам, а нынче ею пренебрегают даже писатели.

         Если внешние проявления психики – это живописный слой, то грунту, на который эти краски наносятся, уподобим прошлое и опыт персонажа. Сейчас я скажу вещь, которая обычно очень возмущает народ: вы должны знать о герое все, а в книгу войдет только крохотная часть – то, что нужно для создания образа.

         Мне говорили, что это – мартышкин труд: какая разница, какую манную кашу ел герой в детстве?! Зачем нам его родители, если он о них вспомнит дважды за роман? Не один ли черт, какие-такие у него были любови-моркови в школе? Зачем придумывать то, что не нужно для текста?

         Вот зачем.

         Прошлый опыт, память – моментально дает о себе знать, когда вы начинаете описывать хорошо продуманного персонажа. Вы его понимаете, как себя. Вы понимаете, почему у него должна быть такая – и только такая – манера говорить. Понимаете, откуда берутся любимые словечки, характерные жесты, характерные реакции – а главное, вы отлично понимаете его мотивацию. Персонаж может сам себя не понимать, а вы понимаете и прописываете, выстраивая сюжет так, чтобы мотивацию оттенить. Так образуется психологическая многослойность текста.

         Как это работает практически.

         Вспомним дедушку, который тяжело садился в кресло. Если у нас нет «грунта» - его прошлого опыта, то мы получаем некий обобщенный этюд: дедушка с больной спиной садится в кресло. Кроме его возраста и радикулита мы отсюда никаких истин не выжмем.

         Но наложим эту картинку на воспоминания. Прикинем варианты.

         Наш дедушка, к примеру, бывший офицер. Слабость презирает; собственную слабость пытается скрыть. Болью раздражен, но довольно язвительно отказывается от помощи. Он крепкий старик, вообще-то... ну, возраст, конечно, дает о себе знать, но держится он браво. Жестко осаживает советующих ему бросить курить. Со скептическим видом просматривает газету; кратко и желчно комментирует новости. Циничный юмор... но на хороший разговор его тяжело вытянуть.

         Другой случай. Дедушка – когда-то гремевшая звезда эстрады. Попивает – тремор, руки довольно заметно трясутся. Привычно смотрит на себя в любую отражающую поверхность – и раздражается при виде собственного отражения. Глаза больные – концертный свет сказался – носит темные очки. Настроение довольно резко меняется: то благодушен и готов пуститься в пространный рассказ о своем чудесном прошлом, то ударяется в депрессию, ноет, жалуется, хает современную музыку и вкус молодежи. В удачные моменты может быть на диво обаятелен, улыбается до сих пор прекрасно, смахивает со лба поседевшую и поредевшую челку незапамятным жестом, когда-то сводившим девчонок с ума... но устает быстро.

         Третий случай. Дедушка – работяга с пожизненным девизом «Все в дом», очень семейный человек. Внешне напоминает состарившегося Папу Карло; характерное выражение лица – чуточку беспомощная улыбка. Гладит кошку, расспрашивает о детях. Когда чувствует боль – вид виноватый: «Эк, некстати расклеился». Тихонько возится по хозяйству, что-то чинит, точит ножи, читает журнал «Садоводам и огородникам». Поясница повязана бабушкиным шерстяным платком.

         В описаниях появляется глубина и подтекст. Обобщенный контур приобрел объем и краски. Но это, конечно, далеко не предел: здесь мы тоже пока сильно обобщаем, получая социальный тип, а не конкретную личность. Иногда этим можно пользоваться; Станиславский говорил о «купце вообще» или «солдате вообще», как о приличной работе начинающего – но на этом этапе не стоит останавливаться.

         В приведенных примерах нет определенности. Воспоминания персонажа необходимо уточнять, насколько только хватит фантазии. Вот наш дед-офицер. Прошел Вторую Мировую? Или он моложе? Каков его боевой опыт? Или он служил, а не воевал? Женат? С кем и как предпочитает общаться? Политические убеждения? Как они сформировались? Ответив на все эти вопросы и десяток других, представив себе личность в подробностях, вы услышите речь нашего боевого деда и увидите, как он себя ведет – буквально до любимых словечек.

         Правда, ко второму деду такой набор вопросов не подойдет. Его политические взгляды не особенно принципиальны (хотя дед-коммунист и дед типа «до чего Советы страну довели!» - это весьма заметная разница, наш экс-артист может легко не относиться ни к той, ни к другой классической разновидности). Зато его бурное прошлое, музыка, надежды, рейтинги, диски, знакомства среди богемы, лихие кутежи и любовные приключения – в данном случае гораздо важнее.

          Я, конечно, упрощаю и утрирую – но общий принцип именно таков. С каждым персонажем книги, в идеале, нужно провести такую работу. Буквально – «родить», «вырастить с пеленок», создать ему детство и юность, победы, поражения и потери – чтобы у личности был не только объем, но и то, что объем наполняет. Как у живого человека. И – повторю еще раз – вся эта информация нужна не читателю, а писателю; для книги необходим строгий отбор, исключительно те штрихи, без которых портрет невозможен. Для отбора требуется писательский опыт.

         Важно помнить еще такую вещь: характер любого человека не состоит из одной-единственной черты. Если для гротеска или фарса еще годятся Скупой, Злюка, Ехидная Ведьма, Дурачок, Озабоченный или Стерва, то в книге хоть на волосок посерьезнее мы уже должны иметь в виду: любой характер многогранен. Любой человек в разных обстоятельствах ведет себя по-разному: Несгибаемый Злыдень-Босс, вернувшись из офиса, превращается в обществе любимой жены в Плюшевого Медведика, а в компании бывших одноклассников, с которыми ездит на шашлыки, он – Веселый Парень. Система Станиславского не дает превращать человека в схему; работая над «процессом переживания», мы все время должны держать в уме: наш персонаж представляет собой такой же неисчерпаемый микрокосм, как и мы сами.

         Глазами новичка такая кропотливая работа выглядит слишком громоздко. Обычно начинающим писателям советуют всего лишь оснастить каждого персонажа узнаваемой деталью и дать ему узнаваемое имя – это, говорят советчики, создает намек на объем. Но Станиславский резонно считал, что пары ярких деталей на условной фигуре безнадежно мало. Таким способом можно, в лучшем случае, соорудить то, что называется «картоном» - образ яркий, но плоский, а упомянутый «намек» так намеком и останется. Честное слово, стоит прислушаться к мэтру и продумывать персонажей как можно подробнее – игра стоит свеч.

         Еще один важный момент – «точка зрения персонажа».

         Наверняка, вам, дорогие друзья, приходилось слышать о какой-нибудь книге нечто вроде: «Ну хохма: поверить автору, так спецназовец на отдыхе будет разглядывать молодую женщину как неодушевленный предмет!» или: «Ну да, тринадцатилетняя девочка именно о типах стрелкового оружия цитатами из энциклопедии и думает!» В приведенных примерах сразу заметно отсутствие «процесса переживания» в момент создания образов, иначе такая надуманность самим авторам показалась бы нелепой. Если ты «жил» в теле молодого сильного парня или маленькой девочки, учитывая их опыт, свойства тел и строение душ – разве такие виражи фантазии вообще придут в голову? Система Станиславского элементарно избавляет от натяжек.

          Доводя «процесс переживания» до совершенства, можно «показывать» персонажу разных людей или «приглашать» его в разные места – наблюдая за его естественной реакцией. Тут главное – «смотреть из глаз», а не со стороны: типичная ошибка начинающих писателей – «гуляющий сам по себе» угол зрения героя. Ни на миг «не выходим из тела»: герой, разумеется, не видит своего лица, не видит себя со стороны – и вряд ли способен на объективную оценку собственных поступков.

          Серьезное искушение – попытаться придать герою симпатичности, сделать его милым в читательских глазах в ущерб построенной личности. Так актеры норовят понравиться, выглядеть элегантно и эротично, когда по сценарию это совершенно не нужно – еще одна разновидность самопоказа. В литературе такой персонаж превращается в Мери-Сью с гарантией. Наша задача – не вытанцовывать канкан в попытках привлечь к герою внимание, а вдохнуть в него жизнь; искусственные финтифлюшки на образе его убивают.

          После тщательной работы над «процессом переживания» сами собой исчезают вопросы о речи персонажа, ее стилистике и характерных особенностях. Если вы «вжились» в образ средневекового или сказочного короля, к примеру, вам и в голову не придет использовать для его реплик новояз – психическая заточка персонажа не позволит. Слов – да что там, понятий! – новояза попросту нет в системе координат короля. Он банально не встречался в жизни с такими явлениями, как «гопник», «менеджер» или «лох» - а их условные аналоги, очевидно, привык воспринимать совсем по-другому. Так же обстоят дела с речью и кругом понятий инопланетян: если вы «пережили» достаточно глубоко и хорошо представляете мир, где инопланетчик родился – просто не сумеете вставить в речь героя характерные словечки нашего времени-места. Он не понимает. Возможно, вам потребуются неологизмы, чтобы передать характерные для инопланетянина понятия – но уж восклицать «Господи Иисусе!» он у вас точно не будет.

          К слову о создании миров.

          Мало нарисовать карту и разместить на ней «Гиблые Болота», «Лес Мертвецов» и «Замок Темного Лорда» - это такой же «картонный» способ, как и «яркая деталь внешности и яркое имя» отдельного персонажа. Ну, вы знаете – «архитектура деревянного стиля». Мой опыт подсказывает, что к созданию мира тоже нужно подходить с точки зрения системы Станиславского – то есть «процесса переживания». Лучшие образцы жанра, по моему ощущению, создавались либо так, либо похоже.

          В мире нужно «пожить» так же, как в образе конкретного героя. Для получения соответствующего опыта, конечно, хорошо бы постранствовать по родной Земле, поглядеть на чужие страны – для ощущения культурного шока и контраста. В случае невозможности – хотя бы пообщаться с приезжими издалека. Тут важно ощутить цвет, запахи, вкус другого места и другого общества, попытаться понять и принять это собственным телом – и только потом начать моделировать и рисовать карты.

          Вообще, на мой взгляд, создание мира «с нуля» - одна из самых трудных задач для фантаста; оттого  боготворю Лема и нежно люблю Снегова. При правильном подходе нужно продумывать массу деталей. Чтобы мир начал «жить и дышать», приходится описывать тяжело описуемые вещи – а язык должен быть легок, следовательно – количество всех утяжеляющих слов нужно уменьшить до минимума. Описывая инобытие, можно элементарно скатиться в одну из двух крайностей: либо составлять предложения, состоящие на две трети из неологизмов: «Чадарнадук любовался расцветающими шермурчарами и трансплюкировал херенштекер», - либо уйти от конкретных описаний по методу Лафкрафта(тм) : «Вокруг  цвели неописуемо прекрасные цветы, росли инопланетные деревья, неуловимо отличающиеся от земных, а по деревьям лазали звери, чем-то похожие на наших белок». Разница между этими способами в следующем: книгу, написанную по первой методе, может прочесть только фанат или мазохист, а второй вариант легко читаем, но уныл. Следовательно.

          Следовательно, вживаясь в образ инопланетянина или иномирянина, нужно стремиться к созданию той непринужденной очевидности, которая характерна нам самим, когда мы обдумываем собственные земные реалии. При хорошей проработанности чуждой психики «в процессе переживания» отпадает необходимость в раздражающих «лекциях», насильно впихиваемых в монологи иномирцев, и в отвратительных диалогах, где пара чужаков разжевывает друг другу то, что обоим и без того отлично известно и понятно. Информация для читателя, выдаваемая неумело и грубо, в обход системы Станиславского, выглядит вроде того, как Вася Кокин спросил бы Диму Пупкина: «Чтобы поехать к Мане на метро, ты купишь жетон, спустишься под землю на эскалаторе, дождешься на станции электрички и сядешь в нее, да?»

           Меня всегда удивляла легкость, с которой начинающие авторы берутся за создание собственного мира, наплевав на систему и логику. Мне кажется, что для наиболее эффективной работы над образами персонажей и мира в целом, есть смысл начинать не с масштабных полотен, а с простейшей вещи: внутренний монолог героя в необычных условиях, любимое многими авторами повествование «от первого лица». Только – не как Бог на душу положит, а опираясь на систему, тщательно прорабатывая даже второстепенных персонажей. При очень тщательной проработке мир возникает сам собой; дополнительные условия, вроде топонимики и неожиданных оборотов речи – могут вырастать из наблюдений и писательского опыта.

           Если обобщить все вышесказанное: никакая надуманность не заменит того, что стало твоими личными чувствами – даже если это произошло в процессе актерской игры. Современная психология ставит условный знак равенства между реальными и «тренажерными» переживаниями: войдя в роль, актер или писатель по-настоящему расширяет собственный жизненный опыт. Работа над текстами по системе Станиславского может быть тяжела и болезненна, как бывают тяжелы и болезненны реальные жизненные обстоятельства – но пьесы Островского, плакавшего вместе со своими героями, проникают в души зрителей-читателей навсегда, а крашеный картон современных авторов, ваяющих непрожитый и пустой текст километрами, испаряется из памяти через десять минут после того, как читатель закрыл книгу.

@темы: писательское

---

Оригинал взят у в Год без лета.

1816-й вошел в историю как год без лета. Ну, не то, чтобы календарь поменяли, просто холодно было очень. Ну как: не минус двадцать, конечно, но примерно вот так:



Причиной этого послужило

извержение в апреле 1815 года вулкана Тамбора в Индонезии. Согласно анализа ледовых отложений, в тот же год в тропиках было и еще одно аналогичное событие, впрочем, письменными источниками человечества не подтвержденное (т.е. его просто никто не видел, что для начала 19-го века неудивительно).

Холодильничек получился знатным и всемирным: в Штатах, к примеру, в июне-июле каждую ночь был мороз, а в северной части (Нью-Йорк, а отнюдь не Аляска) летом выпадало до метра снега.

В целом, последующее десятилетие отмечено как рекордно холодное за последние полтысячи лет. 

В результате человечество получило массу проблем, начиная от голода (по некоторым оценкам считается сильнейшим в 19-м веке) до вспышек инфекционных заболеваний навроде тифа.

Однако же вывод из этого напрашивается следующий. Несмотря на то, что миру вроде как грозит глобальное потепление, никакой особой угрозы для человечества при современном технологическом уровне это не несет. Пример с вулканом намекает нам, что охладить планету не просто, а очень просто - тут главное не переборщить.

Причина похолодания известна: выброс массы серы на высоты около 43 км. Вулкан, безусловно, выбросил ее в невероятном количестве, недоступном человечеству: по разным оценкам от 10 до 120 млн тонн, но ведь и результаты тоже эпические: заморозить цивилизацию на десятилетие - это очень лихо.

А вот на уровне принципа вопрос как раз прост и понятен. И средства доставки тоже очевидны. Кто сказал ракеты? Зачем нам ракеты? Дорого! (с) Бобик

Все намного дешевле. Вот оно, дешевое средство доставки на высоту в 40 км:


Или вот в работе:


Это Парижская пушка - плод сумрачного тевтонского гения. Применялась в первой мировой, и никаких особо дорогих на сегодняшний день технологий в ней нет.

С точностью у нее, конечно, никак. Но для данной задачи точность и не нужна. 

Можно, конечно, и еще дешевле сделать - стратостаты никто не отменял. Но стратостат вообще не управляем по сути, посему вопрос, долетит он до 40 км или раньше лопнет - очень увлекательный сам по себе.

Вообще говоря, с оглядкой на численность населения и возможные проблемы при колебаниях климата, сдается мне, что самое время при ООН создавать какую-нибудь всемирную службу регулировки климата. Помниться, СССР уже делал первые шаги в этом направлении (кстати, куда более дешевый вариант, чем с пушкой), но в связи с кончиной СССР тема накрылась медным тазом.

Но актуальность, увы, не потеряна.

@темы: карты, 19 век

---

Оригинал взят у в КИНО ИЗОБРЕЛИ КРОМАНЬОНЦЫ?

КИНО ИЗОБРЕЛИ КРОМАНЬОНЦЫ?

Далёким предшественником кинематографа была простая игрушка, называемая тауматотропом. Считается, что её изобрёл знаменитый английский физик и астроном Джон Гершель. В 1825 году он поспорил со своим другом, математиком Чарльзом Бэббиджем, что сможет одновременно показать ему обе стороны золотой монеты, причём без помощи зеркала. И победил в споре. Гершель попросил Бэббиджа поместить глаза на уровень столешницы и запустил на столе монету волчком. Из-за инерционности зрительного восприятия профиль королевы слился с гербом на другой стороне монеты. Большого внимания своему остроумному фокусу Гершель не уделил, а на следующий год другие люди запатентовали игрушку — диск с двумя разными изображениями на двух его сторонах. Когда диск быстро вращают на ниточках, продетых в отверстия по бокам, две картинки сливаются, создавая иллюзию движения. Например, лягушка на рисунке прыгает, потому что на одной стороне диска она нарисована сидящей, а на другой — висящей в воздухе с вытянутыми лапками.

Французские археологи Марк Азема и Флоран Ривер нашли в пещерах на юго-западе Франции костяные диски с отверстием в середине и изображениями животных на обеих сторонах. Нарисовано одно и то же животное, но с ногами в разных положениях. Если продеть через отверстие нить и вращать диск, мы увидим бегущее животное. Этим находкам около 15 тысяч лет.



Кроме того, Азема и Ривер нашли в древней настенной живописи многих французских пещер изображения животных — бизонов, львов, антилоп с восемью ногами. По их мнению, художники пытались изобразить разные стадии движения ног при беге животных. Возможно, в мерцающем свете факелов, при котором древние люди рассматривали эти рисунки, им казалось, что звери в самом деле бегут. Рисунки ещё старше костяного тауматотропа — им более 30 тысяч лет.

* НАУКА И ЖИЗНЬ №10, 2012 год с официального сайта

@темы: история вещей, фильмы

---

Из книги

Анна-Лена Лаурен У НИХ ЧТО-ТО С ГОЛОВОЙ, У ЭТИХ РУССКИХ

«Тебя зовут Анна или Лена?»
Этот вопрос я часто слышу от озадаченных русских. И Анна и Лена — русские имена, тут ничего сложного. А вот когда они вместе — это непонятно. Двойных имен в России не существует, здесь людей зовут по одному образцу: имя, отчество, фамилия.
Это значит, что если твоего отца зовут Николай Иванов, а тебя назвали Татьяной, то ты — Татьяна Николаевна Иванова. Если ты Татьянин брат и крестили тебя Сергеем, то тебя зовут Сергей Николаевич Иванов.
Женщины добавляют «а» к фамилии (так, жену Медведева зовут Светлана Медведева). Это не распространяется на украинские фамилии вроде Чумаченко или Мазуренко — они всегда кончаются на «о».
Список имен, из которых могут выбирать русские православные, ограничен. Православная Церковь признает только христианские имена, то есть имена из византийских православных святцев — на практике греческие, еврейские или латинские, принявшие церковнославянскую форму. Поэтому в России так много Николаев, Алексеев, Сергеев и Дмитриев.
Есть и славянские по происхождению имена, принятые Церковью, например мужские имена Ярослав и Ростислав, и такие женские имена, как Надежда, Любовь и Светлана. Некоторые русские имена — память об эпохе викингов. Олег и Ольга — русская форма от Хельге и Хельга, Владимир — переделанное Вольдемар.
Русская Православная Церковь принимает и некоторые европейские имена, например Маргарита, Филипп, Вероника и Эдуард. Но их все еще довольно мало. И совсем нет в России Кевинов, Уильямов или Оливеров. Не говоря уж о Бруках или Риджах.
Неудивительно, что ограниченное количество имен стало причиной бескрайнего моря разных форм этих имен. У каждого русского имени есть уменьшительно-ласкательная форма, а также десятки уменьшительных от этой ласкательной формы. Уменьшительное имя моего имени Анна — Аня. Из него можно сделать Анечка, Аннушка, Анюта, Нюра, Анька и так далее. Женщину по имени Мария могут звать Маша (Машенька, Муся…), Александра и Александру зовут Саша (Саш, Сашенька…), Алексея — Леша (Лёш, Лёлик…), Сергея — Сережа (Серега, Сереж…), Николая — Коля (Коль, Коленька…), Екатерину — Катя (Катенька, Катюшка…), Ксению — Ксюша (Ксюш, Ксюшенька…), Владимира — Володя (Вова, Володька…).
Русские друзья почти никогда не называют друг друга иначе, как ласкательными именами. Познакомившись, люди переходят на уменьшительные имена и со временем могут изобрести особые формы для одних и тех же имен. С иностранными именами возникают проблемы, но тут можно проявить фантазию. Например, моего приятеля Киммо мои русские друзья зовут Киммочик.
У разных ласкательных форм одних и тех же имен бывают разные коннотации. Называть женщину по имени Надежда Надей — нейтрально, так ее называет большинство. «Наденька» имеет оттенок близости, что делает эту форму неподходящей для употребления кем-то еще, кроме близких этой женщины. Например, одна моя подруга обижается, когда коллеги-мужчины называют ее Наденькой. Имеют наглость позволять себе такое, говорит она.
Другую подругу, Анну, раздражает, когда ее начальник называет ее Анечкой: «К мужчинам подчиненным он никогда так не обращается — не называет, например, моего сослуживца Сашенька. Называть меня Анечка — способ употребить власть и унизить меня. А вот Аня — вполне нормально», — считает она.
Интересно, что имена вроде Таня, Аня, Катя и Надя распространились и стали популярными в Финляндии, хотя это не имена, а уменьшительные формы. Эти имена сейчас настолько обычны, что сделались частью шведской и финской традиции имен. Есть и другие, более поздние заимствования, например Саша, — это имя я иногда вижу в разделе «Крестины» в газетах «Хювудстадсбладет» и «Хельсингин Саномат».

Русские обращаются к взрослым незнакомым людям на «вы». Правило простое: обращаться на «вы» к любому человеку старше шестнадцати, и точка. «Тыкают» только близким друзьям.
В то же время официальность обращения не есть нечто незыблемое. Разумеется, «вы» очень важно в начале знакомства, но, как показывает мой опыт, русские быстрее переходят на «ты», чем, например, Французы или немцы. Конечно, такой переход зависит от ситуации и в первую очередь от возраста. Мне немного за тридцать, и если я в свободное время знакомлюсь со своими ровесниками, мы переходим на «ты» в тот же вечер, в особенности если мы повстречались в компании, где люди уже давно знают друг друга.
Я никогда не обращаюсь на «ты» к людям, у которых беру интервью: это было бы ситуационно неправильно, поскольку у нас отношения рабочие. Но если я потом повстречаю кого-нибудь из них на улице, вполне возможно, что мы перейдем на «ты», особенно если мы примерно одного возраста.
Люди в Москве быстрее переходят на «ты», чем в Петербурге. Во всяком случае, так утверждает моя подруга Марина. Она родилась в Санкт-Петербурге, но уже десять лет живет и работает в Москве. «Петербуржцы такие чопорные, это город людей с высшим образованием. А москвичи заняты зарабатыванием денег, так что у них нет времени на формальности», — считает она.
Обращение на «вы» необязательно означает такие уж официальные отношения. Вполне можно обращаться к людям, которым «выкаешь» — например, сослуживцам, — при помощи уменьшительных имен. Совершенно нормально сказать «Таня, когда вы едете в отпуск?» или «Сережа, вы не могли бы помочь мне решить эту проблему». Так обращаются к людям, с которыми встречаются каждый день, но с которыми, тем не менее, дружеские отношения не установились.
Так что русские одновременно и официальны, и неофициальны в общении. Слово «вы» важно, но человека, к которому обращаешься на «вы», вполне можно называть уменьшительным именем, прикасаться к нему, подтрунивать над ним. В Финляндии люди чаще «тыкают» друг другу, но при этом не касаются друг друга и не зубоскалят. В России же совершенно нормально подшутить над человеком, к которому обращаешься на «вы».
Я заметила, что русские чаще всего обращаются к своим свекрам и тестям на «вы», независимо от возраста. Родителей своего лучшего друга Алексея — Рудольфа и Татьяну — я знаю так долго, что уже могу «тыкать» им, но подружка Алексея говорит им «вы». Вся моя петербургская компания обращается к родителям друзей на «вы» и по имени-отчеству, вежливо. И вовсе не потому, что отношения между этими людьми формальные или натянутые — они знакомы с родителями друзей с самого детства. Просто обращение на «вы» — способ продемонстрировать уважение и вежливость.
Когда мы собираемся все вместе, я часто чувствую себя дикарем — я единственная обращаюсь к Рудольфу и Татьяне, которые много старше меня, на «ты». Но теперь уже поздно что-то менять — я начала «тыкать» им еще до того, как изучила русский язык достаточно хорошо, чтобы постичь такие нюансы. И никто ничего не имеет против. Русские в подобных вопросах не слишком церемонны и иностранцу великодушно прощают нарушения этикета.

Русские всегда зовут друг друга по имени, это вежливо. Люди редко обращаются друг к другу на западный манер, то есть «господин Иванов» или «госпожа Иванова». Когда хотят быть вежливыми, обращаются к собеседнику по имени-отчеству. Например, к Борису Ельцину часто обращались «Борис Николаевич», также как к Дмитрию Медведеву — «Дмитрий Анатольевич», а не «господин Ельцин» или «господин Медведев». Когда русские беседуют, они часто употребляют имена: «конечно, Татьяна Николаевна», «ну, нет, Виктор Иванович». Это способ показать, что собеседники видят друг друга, и русские прибегают к нему значительно чаще, чем, например, финны.
Существует два способа обратиться к русскому человеку по имени. Если отношения официальные, к человеку обращаются по имени и отчеству. А хорошие друзья выбирают одну из бескрайнего моря ласкательных форм, скрытых в каждом русском имени.
Я никогда не слышала, чтобы кто-то назвал какого-нибудь Владимира просто Владимир. Если хотят быть вежливыми, говорят «Владимир Сергеевич». Если отношения неформальные и дружеские, говорят «Володя» или «Вова». Жена Владимира, зовя супруга ужинать, может сказать ласковое «Вовочка».
Вот почему советник Буша упустил очень важный момент, присоветовав Бушу говорить «мой друг Владимир». Бушу следовало говорить «мой друг Володя», и никак иначе.
Русский обычай обращаться на «вы» ко всем, кроме старых друзей, очень удобен. Он последовательный и цельный, благодаря чему проще общаться с окружающими. Даже при том, что в Финляндии я привыкла обращаться ко всем на «ты», я иногда ощущаю скандинавскую неформальность как лицемерную или навязанную. Мне, например, не нравится, когда рекламное письмо начинается словами «Привет, Анна-Лена!». Подобное обращение было бы невозможным в России, где я госпожа Лаурен и в формальном, и в профессиональном общении.
Прекрасно, когда есть возможность держать дистанцию с людьми по своему усмотрению. Заодно при обращении на «вы» гораздо проще отстаивать свои права, например в качестве покупателя. Москва, как я уже говорила, город весьма несентиментальный, и тот, кто не научится орудовать локтями, навечно останется последним в очереди. Поэтому иногда приходится быть резким с людьми. Это неприятно, но обращением на «вы» люди выказывают хотя бы минимальное уважение и к тому же демонстрируют, что конфликт не носит личного характера.
Можно также обращаться на «вы» к людям, которых хорошо знаешь, но которые, например, значительно старше тебя. К русскому оператору нашего финского канала я на «вы» не обращаюсь — мы коллеги, а корреспонденты и операторы в принципе не «выкают» друг другу. Однако я заметила, что это иногда раздражает пожилого оператора, которому казалось неестественным, что ему «тыкает» девчушка почти вдвое моложе его. То, что он сам обращался ко мне на «ты», было совершенно в порядке вещей, как и то, что к нему обращались на «ты» двое других корреспондентов. Ведь они старше меня. В этом случае я решила нарушить русскую традицию, поскольку рабочее место было финским, и я считаю, что отношения между корреспондентом и оператором не должны зависеть от возраста и пола. Для России это, конечно, несбыточная мечта.
Но такое исключение подтверждает правило. К другим людям моей профессиональной среды, которые старше меня, я обращаюсь на «вы», даже к людям, ставшим близкими мне. Моя любимая преподавательница русского языка Маргарита через несколько лет стала моим другом, но, несмотря на это, я всегда обращаюсь к ней на «вы». Ведь она мой преподаватель, которым я дорожу и которого уважаю в высочайшей степени.
Обращение на «вы» делает общение более многозначным. Это один из многих факторов, которые делают жизнь в России более многообразной и отлаженной, чем в Финляндии. Обращением можно обозначить немало — возраст, пол, иерархию. Как и все прочее в России, эти сообщения не прямые, а скрыты между строк.

@темы: имена

---

08.11.2011 в 10:20

Пишет  Тевир:

Волшебный Париж

prekrasna-vasilisa.org/post191806499/?upd

На картинах Guy Dessapt изображен Париж. Он работает в уникальном ярком стиле импрессионизма. Излюбленный жанр художника - городской пейзаж. Многие считают, что Guy Dessapt волшебник, к которому ходят в гости, чтобы вернуться в лучший город на земле - Париж.

>>>>>>>>>

 

@темы: картины

---

10.11.2011 в 21:10

Пишет  Тевир:

Оригинал взят у в Vladimir Soldatkin

@темы: картины

---

Оригинал взят у в "Ты знаешь, я люблю горячими руками касаться золота, когда оно мое"(с) Goldsmiths’ Fair. Лондон

Goldsmiths' Company размещается в Сити, на Foster Lane с 1339 года. Существующее здание -Goldsmiths' Hall - третье на это месте. О первом известно мало, а отстроенный после Великого лондонского пожара второй по счету Холл был перестроен в 1820 году. Здание почти не пострадало при бомбардировках Лондона во время Второй мировой войны, и выглядит практически так, как архитектор Филипп Хардвик задумал его.
Ежегодно Goldsmiths Hall проводит выставки изготовления ювелирных украшений из золота и серебра работы современных дизайнеров. 24 сентября 2012 открылась юбилейная, 30-ая выставка. 180 дизайнеров и 10 выпускников школ ювелирного искусства представляли свои работы.

@темы: камешки, англомания

---

Оригинал взят у в Чудеса. Популярная энциклопедия.

Название: Чудеса. Популярная энциклопедия. В двух томах. Том 1
Название: Чудеса. Популярная энциклопедия. В двух томах. Том 2
Автор: Владимир Мезенцев
Год издания: 1991
Издательство: Главная редакция Казахской Советской энциклопедии
ISBN: 5-89800-030-5, 5-89800-031-3
Страниц: 368
Формат: RTF,FB2
Размер: 7,8 Мб (+3%)

Научно-художественные книги В.А.Мезенцева объединены одним замыслом: рассказать о многих необычных, порой загадочных явлениях живой и неживой природы, показать их истинные причины, дав чудесам материалистическое объяснение. Особое внимание уделяется взаимоотношениям человека с природой.
Книги В.А.Мезенцева пользуются широким спросом как у нас в стране, так и за ее пределами. Они переводились на языки народов нашей страны, а также на французский, немецкий, португальский, японский, вьетнамский, венгерский, болгарский языки.

Название: Феномены книги чудес
Автор: Дж. Мичелл, Р. Рикард
Год издания: 1990
Издательство: Издательство политической литературы
ISBN: 5-025-01099-7
Страниц: 288
Формат: RTF,FB2
Размер: 10,3 Мб (+3%)
В этой книге английских авторов описаны явления и события, которые порой представляются непостижимыми, чудесными, порождая у некоторых людей суеверные, мистические представления. Рассчитано на массового читателя. Содержит цветные и чёрно-белые иллюстрации.

@темы: кладовка мифов, напочитать

---

Оригинал взят у в опять спорынья

Интересная заметка в Archaeology о замусоленных страницах. Предполагается, что чем грязнее страница, тем чаще ее открывали и читали. Проанализировав часослов XV века ученые пришли к выводу, что самыми популярными были страницы, связанные с прощением грехов. А также те места, в которых говорилось о защите от чумы и об отравлении алкалоидами спорыньи («огонь святого Антония».

В другой рукописи было изображение самого владельца. Это была самая зачитанная страница книги.

@темы: книги

---

Оригинал взят у в Чтоб знать, что не просто "живот болит"

@темы: медицина

---

@темы: пейзажи

---

Прогулка по старой Вене...акварельное

www.liveinternet.ru/users/oksana_mueller/post24...

Ранее опубликованные 2 части смотрите ниже :

часть 1              часть 2.

______________________________

 

Акварель художников (сверху вниз):

Ernst Graner (2),Friedrich Frank, Paul Kaspar, Sandor Kozeluh, Carl Pippich, Ernst Graner (2), Erwin Pendl, Ferdinand Weckbrodt, Ernst Graner, Franz Alt, Georg Janny, Herta Czoernig-Gobanz, Ernst Graner (2), Hermine Faulhaber, Karl Schnorrpfeil, Erwin Pendl, Friedrich Frank, Paul Kaspar (2), Ludwig Hans Fischer, Paul Kaspar, Hans Wilt, Hans Götzinger, Rudolf von Alt, Franz Xaver Schleich

и еще www.liveinternet.ru/users/pkfnf/post244148723/

@темы: картины

---

Оригинал взят у в Jang Yong Gil

© Jang Yong Gil

Via Диаскоп

@темы: картины

---

19.10.2012 в 21:18

Пишет  _FOTINA:

ЧИТАЙТЕ МАРИЮ РЕМАРК!

18.10.2012 в 22:53

Пишет  Сарт:

Католические монашеские имена - это отдельная тема в ономастике. Помнится, у Гюго были в "Отверженных" довольно курьезные имена у монахинь. Ремарка назвали в честь некоего святого монаха Эриха Марии, а теперь некоторые граждане самовольно меняют ему пол.

@темы: имена

---

Оригинал взят у в Осеннее

Сюй Синьци

@темы: картины