вторник, 05 июля 2022 в 17:20

Пишет Эрл Грей:

Двое ученых из Министерства сельского хозяйства США, Уайтмен Уэллс Гарнер и Генри Аллард, занимались скрещиванием зимних и летних сортов табака. Но им никак не удавалось добиться, чтобы для чистоты эксперимента оба сорта расцветали одновременно. Ученые перенесли их в теплицу и пытались выращивать при разной температуре, имитируя зимние и летние условия. Однако растения упорно отказывались зацветать в одно время. Наконец ученым пришло в голову, что завязь бутонов может быть связана не только с температурой, но и с количеством света, которое получает растение. Казалось не очень логичным, что растение способно зацвести с уменьшением, а не с увеличением светового дня, но зимой дни становятся короче, и Гарнер с Аллардом решили рискнуть. Разумеется, как только они натянули над зимним сортом табака тент, чтобы уменьшить световой день до восьми часов, растение зацвело. Свое открытие ученые назвали фотопериодом, или световым днем. Понятие светового дня легло в основу широко распространенной в настоящее время классификации, согласно которой растения делятся на короткодневные, длиннодневные (светолюбивые) и нейтральные (безразличные к длине светового дня). Короткодневные растения вроде хризантем зацветают только при уменьшении светового дня как минимум до 13 часов. Светолюбивые растения вроде гипсофилы будут цвести только с увеличением светового дня до 14 часов. А на нейтральные растения вроде астр и подсолнухов длина светового дня никак не влияет. Впоследствии, продолжив дело Гарнера и Алларда, ученые сделали еще одно поразительное открытие: на цветение влияет не столько продолжительность дня, сколько продолжительность ночи. Другими словами, зацветет ли цветок, зависит от того, сколько времени он проводит в темноте. Это было доказано благодаря эксперименту, где искусственно создавали «день» длиной в 20 или 30 часов – в противоположность обычному 24-часовому дню. Если растению необходим не только 16-часовой световой день, но и 8-часовая «ночь», то оно не зацветет, получив 16 часов «дня», но проведя в темноте только 4 часа. Так и получилось: независимо от количества часов, проведенных на свету, растения не цвели, если темного периода оказывалось недостаточно. Несмотря на это, до сих пор принято говорить о световом дне, просто потому, что так привычнее людям. Однако представление о темном периоде подарило важный инструмент цветоводам. Как только стало ясно, что для формирования цветка нужна темнота, теплицы с хризантемами, предназначенными, например, для осенних праздников, начали затемнять в летний период, чтобы те не зацвели раньше срока. Оказалось, что если всего лишь на несколько часов в день лишать растения света, то они не расцветут. Зимой, чтобы убедить светолюбивые растения, что ночи по-летнему коротки, достаточно установить в теплицах лампы, которые включаются на пять минут в течение каждого часа. Такого вмешательства хватает, чтобы обмануть цветы, дав им понять, что ночь стала короче и пора цвести. Понимание фотопериода проложило дорогу огромному количеству других открытий, помогающих ответить на вопрос, почему растения цветут так, а не иначе. Уже было известно, что некоторым цветам типа тюльпанов, чтобы зацвести, нужно пережить зимний холод. Однако механизмы, лежащие в основе этого явления (называемого яровизацией), были плохо изучены, пока ученые не начали проводить в теплицах тщательно контролируемые эксперименты. К середине 1950-х годов стали появляться списки сортов с конкретными температурными требованиями для каждого. Голландцы сделали это точной наукой, заставляя цветы расцветать в нужное время с помощью автоматической регуляции холода. Еще одно важное открытие было сделано в середине 1980-х годов ученым Джоном Эрвином. Он выращивал лилии, изменяя и дневную, и ночную температуры, чтобы узнать, какая комбинация температур заставит их расцветать быстрее. Когда все лилии расцвели, Эрвин их сфотографировал, после чего понял, что цветы, выросшие при одной и той же разнице температур, расцвели на одной высоте. Другими словами, было не важно, при какой именно температуре росли лилии, но разница между дневной и ночной температурами влияла на длину стебля и ряд других параметров. Этот феномен, получивший название DIF (сокращение от «difference» – разница), выражается формулой: дневная температура минус ночная. Условия выращивания называются DIF-положительными, если величина DIF больше нуля – это означает, что температура днем больше, чем ночью, – и DIF-отрицательными, если величина DIF меньше нуля, что означает, что ночью температура выше, чем днем. При DIF-отрицательных условиях цветы расцветают на коротких стебельках, что удобно для горшечных растений (тут можно вспомнить крохотные комнатные гортензии с тремя огромными цветками – именно эти растения заставили расцвести на коротком стебле) и при составлении компактных букетов. Величина DIF влияет даже на листья. Листья лилии длинноцветковой, выращенной в DIF-положительных условиях, направлены вверх, тогда как при нулевой DIF они торчат в стороны. После того как лист вырос, он больше не меняет свой угол наклона, так что параметры DIF, необходимые для цветения, больше не влияют на его ориентацию. ...«Раньше было так: осенью луковицы высаживали на поле, а потом в какой-то момент выкапывали и приносили в теплицы, – рассказывает Лейн. – В детстве я делал то же самое. Но в 60-е и 70-е годы XX века голландские цветоводы занялись исследованием стадий развития зародыша. Они узнали, что нельзя охлаждать луковицы, пока зародыш цветка не сформируется внутри целиком. Сейчас известно, что в зависимости от сорта существует определенный срок – несколько недель, – называемый промежуточным периодом, когда луковицу нужно хранить при температуре не ниже 18 градусов Цельсия и только после этого охлаждать. Если понизить температуру раньше, то можно понести большие потери. Именно это открытие позволило собирать урожай тюльпанов не только весной, но и круглый год. В настоящее время для каждого сорта тюльпанов, которые мы закупаем, есть целые списки требований к промежуточному периоду и к периоду охлаждения». Одни сорта поступают уже охлажденными, другие – после промежуточного периода, а некоторые – только что из земли. Последние нуждаются в особом обращении до высадки в теплице. Большинство луковиц, прежде чем зацвести, проводят какое-то время в холодильных установках «Солнечной долины». ...История о том, как в 1593 году ботаник Карл Клузиус прибыл в Голландию с коллекцией луковиц, в которой был малоизвестный дикий цветок, растущий в Турции и Персии и называемый тюльпаном, практически вошла в народный фольклор. Тюльпаны тогда были настолько необычны для европейцев, что их луковицы иногда путали с луком, варили и ели. Когда Клузиуса пригласили работать в Лейденский университет, он привез луковицы для коллекции университетского ботанического сада. Это был первый известный случай появления тюльпанов в Голландии. Сложно представить, что в те времена думали ботаники и садоводы об этих экзотических, но удивительно простых на вид цветах. Цветок тюльпана – это всего лишь чаша из шести смотрящих вверх лепестков. Как правило, он совсем не пахнет. Каждое растение выпускает всего два или три узких длинных листа, которые засыхают к лету. У диких видов настолько тонкие и заостренные лепестки, что они вообще не похожи на привычные для нас тюльпаны. Однако эти цветы выращивали в Османской империи примерно с XI века нашей эры, и экземпляры, которые дипломаты, исследователи и торговцы привозили из Турции, стали настоящим открытием. ...Клузиус составил каталог тюльпанов из своей коллекции, описав несколько десятков сортов по их внешнему виду, оттенкам и времени цветения. Коллекционеры, желавшие поделиться своей добычей, продолжали привозить в Голландию луковицы, и скоро тюльпаны повсеместно вошли в моду. Яркие пурпурные и красные бутоны не были похожи ни на что известное ранее, и очень скоро тюльпан стал жемчужиной в садах состоятельных граждан и профессиональных садоводов (в те времена их уже называли флористами), которые надеялись заработать, продавая не только срезанные цветы, но и детки-луковицы. В XVII столетии цены на отдельные луковицы начали подниматься все выше и выше, положив начало безумию, которое вошло в историю под названием тюльпаномании. Богатые голландцы перебивали друг другу ставки на аукционах, надеясь купить луковицу, которую впоследствии они смогут продать за еще бо́льшие деньги, – примерно как на сегодняшнем перегретом рынке продают и скупают недвижимость. Сравнение абсолютно не преувеличено: в те дни одна-единственная премиальная луковица могла стоить столько же, сколько дом на берегу канала. Аристократы скупали по скандальным ценам даже срезанные цветы. В 1610-х годах среди французских модниц считалось высшим шиком вместо драгоценностей носить украшения из тюльпанов. Спекуляции подпитывала неизвестность: никто не знал, от чего зависит окраска цветка, она была случайной. Клузиус отмечал, что некоторые тюльпаны становятся пестрыми: на их лепестках появляются яркие белые или желтые прожилки. Такие цветы очень ценились, но никто не понимал, отчего возникает подобный живописный эффект. Продавалось огромное количество снадобий, обещавших непременно сделать лепестки пестрыми. Садоводы даже пытались разрезать луковицы красных и белых тюльпанов пополам, а затем складывать половинки, в надежде вырастить пестрый цветок. Конечно, у такого метода не было ни единого шанса. Тем не менее уже тогда флористы пытались заставить растения взять новую высоту. Ради совершенного цветка они были готовы разориться. Конечно, в те времена никто не мог догадаться, что настоящей причиной появления полосок на лепестках является вирус. Вирус пестролепестности (или мозаики) тюльпана был открыт только в начале XX столетия. Он распространяется с помощью тлей и ингибирует антоциан (тот самый пигмент, отвечающий за окраску цветка, с которым работал Джон Мэйсон, чтобы вывести синюю розу и фиолетовую гвоздику), который хранится в вакуолях каждой клетки. Когда пигмент в клетке отсутствует, становится видна изначальная белая или желтая поверхность лепестка, которая и дает эффект светлых полос на ярком цветном фоне. ...Падение голландского рынка тюльпанов было довольно внезапным. Оно случилось на аукционе в начале 1637 года, когда торги за фунт луковиц начались с 1250 гульденов. Предложений не последовало. Цена была снижена, потом снижена еще раз. Шла минута за минутой, но собравшиеся флористы молчали. Стало понятно, что произошел массовый обвал рынка. Вскоре луковицы продавались не больше, чем за 5 % от своей прежней цены. Начались повсеместные банкротства, обвинения в мошенничестве и судебные процессы, растянувшиеся на десятки лет. Несмотря на болезненный урок, полученный в результате этого рыночного безумия, голландцам все-таки удалось удержать главенство в разведении тюльпанов. Иногда редкие и необычные луковицы покупали за большие деньги, но после окончания тюльпаномании обычные сорта стали продаваться по гораздо более разумным ценам, около гульдена за штуку. Кроме того, голландские фермеры начали выращивать еще один вид луковичных – гиацинты, тоже привезенные Клузиусом. Спустя примерно сотню лет после окончания тюльпаномании возникло небольшое гиацинтовое безумие, но цены никогда не взлетали настолько высоко, и это увлечение быстро сошло на нет. В течение следующих столетий голландские цветоводы продолжали засеивать луковицами сельскохозяйственные земли. Хотя даже самые высокие холмы Голландии находятся немногим выше уровня моря, осушение озер и сооружение дамб и каналов позволило отвоевать больше земли, и в конце концов поля луковичных протянулись почти на двадцать тысяч гектаров. Урожай поднялся до десяти миллиардов цветочных луковиц в год и сегодня составляет около 65 % мирового урожая. В настоящее время годовой оборот голландской луковичной торговли на уровне оптовых продаж оценивается в миллиарды долларов. Из книги Эми Стюарт "Путь розы. Внутри цветочного бизнеса. Как выводят и продают цветы, которые не сумела создать природа"

@темы: напочитать, цветики-листочки

---

понедельник, 04 июля 2022 в 15:39

Пишет Эрл Грей:

Почему кошки виляют задом перед тем, как наброситься на добычу: ученые нашли ответ, который удивит любого хозяина Кошки – безжалостные хищники, которые хладнокровно выслеживают добычу и неожиданно нaпадают. Однако сложно серьезно относится к нaпадению, когда за мгновение до рывка кошка низко припадает к земле и начинает раскачивать попой. Сегодня выясним, зачем же они виляют задом перед прыжком. Официальных исследований этого причудливого поведения еще не проводилось. Однако у ученых есть ряд теорий. Тяга Согласно Live Science, возможно, что кошки виляют попой перед прыжком и прижимают задние лапы к земле, поскольку это дает питомцам дополнительное трение (тягу) для того, чтобы подтолкнуть их вперед в прыжке. Когда кошки прыгают, они используют силу своих задних ног, чтобы продвинуть свое тело вперед. Если они поскользнутся на земле, они рискуют пораниться. Точно так же их тела могут скручиваться в воздухе и препятствовать правильному приземлению. Заранее проверяя почву, они могут занять лучшее положение для атаки, обеспечивая больший успех охоты. Опора Согласно другой теории, коты виляют задом перед прыжком, так как раскачивание помогает им убедиться в твердости опоры. Перенос веса с одной задней лапы на другую несколько раз помогает им понять, что поверхность, на которой они стоят, достаточно тверда, чтобы с нее можно было прыгнуть. Если есть свободные камни или неровный участок, который выбивает их из равновесия, они изменят положение или вообще откажутся от попытки прыжка. Кошки также испытывают прилив адреналина перед прыжком, поэтому они могут трясти попой из-за волнения. Разминка Некоторые исследователи полагают, что раскачивание – это своеобразная аэробная разминка. Возможно, они виляют задом, поскольку такое действие растягивает и разогревает мышцы, чтобы предотвратить травму. Мышцы выполняют большую часть работы, поэтому кошки должны правильно разогреть их, чтобы выполнить прыжок. Считается, что кошки трясут попой, чтобы размять лапы перед нaпадением. Волнение Когда кошки охотятся и играют, их тела выделяют дофамин в свою систему. Это химическое вещество играет значительную роль в том, как кошки чувствуют удовольствие, и отвечает за поведение, мотивированное вознаграждением, которое они демонстрируют. Кошки трясут попой и задними лапами перед игрой или охотой, чтобы высвободить достаточное количество энергии для оттачивания атаки. Как только они ловят свою добычу, организм перестает выделять дофамин, а это значит, что кошки больше не нуждаются в нем. Точно так же кошки любят играть и это предоставляет им множество удовольствия. Когда адреналин накачивает тело, они возбуждаются при мысли о том, что поймают свою «добычу». «Похоже, они готовят свои мышцы к резкому движению, поскольку они разрабатывают стратегию – крошечными движениями ступней и задних конечностей – так же, как это делает гольфист, когда готовится к игре», – сказала PetMD ветеринар Меган Э. Херрон (Meghan E. Herron). Возможно, кошки виляют задом перед прыжком, поскольку данный жест имеет сенсорные цели, подготавливая зрение кошки, проприоцепцию и мышцы к быстрым нейронным командам, которые им нужны, чтобы наброситься. Не только домашние кошки проявляют такое поведение; дикие кошки (львы и тигры) также при нападении на жертву виляют задом. Источнег знаний

@темы: звери

---

понедельник, 04 июля 2022 в 15:39

Пишет Эрл Грей:

Почему кошки виляют задом перед тем, как наброситься на добычу: ученые нашли ответ, который удивит любого хозяина Кошки – безжалостные хищники, которые хладнокровно выслеживают добычу и неожиданно нaпадают. Однако сложно серьезно относится к нaпадению, когда за мгновение до рывка кошка низко припадает к земле и начинает раскачивать попой. Сегодня выясним, зачем же они виляют задом перед прыжком. Официальных исследований этого причудливого поведения еще не проводилось. Однако у ученых есть ряд теорий. Тяга Согласно Live Science, возможно, что кошки виляют попой перед прыжком и прижимают задние лапы к земле, поскольку это дает питомцам дополнительное трение (тягу) для того, чтобы подтолкнуть их вперед в прыжке. Когда кошки прыгают, они используют силу своих задних ног, чтобы продвинуть свое тело вперед. Если они поскользнутся на земле, они рискуют пораниться. Точно так же их тела могут скручиваться в воздухе и препятствовать правильному приземлению. Заранее проверяя почву, они могут занять лучшее положение для атаки, обеспечивая больший успех охоты. Опора Согласно другой теории, коты виляют задом перед прыжком, так как раскачивание помогает им убедиться в твердости опоры. Перенос веса с одной задней лапы на другую несколько раз помогает им понять, что поверхность, на которой они стоят, достаточно тверда, чтобы с нее можно было прыгнуть. Если есть свободные камни или неровный участок, который выбивает их из равновесия, они изменят положение или вообще откажутся от попытки прыжка. Кошки также испытывают прилив адреналина перед прыжком, поэтому они могут трясти попой из-за волнения. Разминка Некоторые исследователи полагают, что раскачивание – это своеобразная аэробная разминка. Возможно, они виляют задом, поскольку такое действие растягивает и разогревает мышцы, чтобы предотвратить травму. Мышцы выполняют большую часть работы, поэтому кошки должны правильно разогреть их, чтобы выполнить прыжок. Считается, что кошки трясут попой, чтобы размять лапы перед нaпадением. Волнение Когда кошки охотятся и играют, их тела выделяют дофамин в свою систему. Это химическое вещество играет значительную роль в том, как кошки чувствуют удовольствие, и отвечает за поведение, мотивированное вознаграждением, которое они демонстрируют. Кошки трясут попой и задними лапами перед игрой или охотой, чтобы высвободить достаточное количество энергии для оттачивания атаки. Как только они ловят свою добычу, организм перестает выделять дофамин, а это значит, что кошки больше не нуждаются в нем. Точно так же кошки любят играть и это предоставляет им множество удовольствия. Когда адреналин накачивает тело, они возбуждаются при мысли о том, что поймают свою «добычу». «Похоже, они готовят свои мышцы к резкому движению, поскольку они разрабатывают стратегию – крошечными движениями ступней и задних конечностей – так же, как это делает гольфист, когда готовится к игре», – сказала PetMD ветеринар Меган Э. Херрон (Meghan E. Herron). Возможно, кошки виляют задом перед прыжком, поскольку данный жест имеет сенсорные цели, подготавливая зрение кошки, проприоцепцию и мышцы к быстрым нейронным командам, которые им нужны, чтобы наброситься. Не только домашние кошки проявляют такое поведение; дикие кошки (львы и тигры) также при нападении на жертву виляют задом. Источнег знаний

@темы: звери

---

понедельник, 04 июля 2022 в 15:39

Пишет Эрл Грей:

Почему кошки виляют задом перед тем, как наброситься на добычу: ученые нашли ответ, который удивит любого хозяина Кошки – безжалостные хищники, которые хладнокровно выслеживают добычу и неожиданно нaпадают. Однако сложно серьезно относится к нaпадению, когда за мгновение до рывка кошка низко припадает к земле и начинает раскачивать попой. Сегодня выясним, зачем же они виляют задом перед прыжком. Официальных исследований этого причудливого поведения еще не проводилось. Однако у ученых есть ряд теорий. Тяга Согласно Live Science, возможно, что кошки виляют попой перед прыжком и прижимают задние лапы к земле, поскольку это дает питомцам дополнительное трение (тягу) для того, чтобы подтолкнуть их вперед в прыжке. Когда кошки прыгают, они используют силу своих задних ног, чтобы продвинуть свое тело вперед. Если они поскользнутся на земле, они рискуют пораниться. Точно так же их тела могут скручиваться в воздухе и препятствовать правильному приземлению. Заранее проверяя почву, они могут занять лучшее положение для атаки, обеспечивая больший успех охоты. Опора Согласно другой теории, коты виляют задом перед прыжком, так как раскачивание помогает им убедиться в твердости опоры. Перенос веса с одной задней лапы на другую несколько раз помогает им понять, что поверхность, на которой они стоят, достаточно тверда, чтобы с нее можно было прыгнуть. Если есть свободные камни или неровный участок, который выбивает их из равновесия, они изменят положение или вообще откажутся от попытки прыжка. Кошки также испытывают прилив адреналина перед прыжком, поэтому они могут трясти попой из-за волнения. Разминка Некоторые исследователи полагают, что раскачивание – это своеобразная аэробная разминка. Возможно, они виляют задом, поскольку такое действие растягивает и разогревает мышцы, чтобы предотвратить травму. Мышцы выполняют большую часть работы, поэтому кошки должны правильно разогреть их, чтобы выполнить прыжок. Считается, что кошки трясут попой, чтобы размять лапы перед нaпадением. Волнение Когда кошки охотятся и играют, их тела выделяют дофамин в свою систему. Это химическое вещество играет значительную роль в том, как кошки чувствуют удовольствие, и отвечает за поведение, мотивированное вознаграждением, которое они демонстрируют. Кошки трясут попой и задними лапами перед игрой или охотой, чтобы высвободить достаточное количество энергии для оттачивания атаки. Как только они ловят свою добычу, организм перестает выделять дофамин, а это значит, что кошки больше не нуждаются в нем. Точно так же кошки любят играть и это предоставляет им множество удовольствия. Когда адреналин накачивает тело, они возбуждаются при мысли о том, что поймают свою «добычу». «Похоже, они готовят свои мышцы к резкому движению, поскольку они разрабатывают стратегию – крошечными движениями ступней и задних конечностей – так же, как это делает гольфист, когда готовится к игре», – сказала PetMD ветеринар Меган Э. Херрон (Meghan E. Herron). Возможно, кошки виляют задом перед прыжком, поскольку данный жест имеет сенсорные цели, подготавливая зрение кошки, проприоцепцию и мышцы к быстрым нейронным командам, которые им нужны, чтобы наброситься. Не только домашние кошки проявляют такое поведение; дикие кошки (львы и тигры) также при нападении на жертву виляют задом. Источнег знаний

@темы: звери

---

lovers-of-art.livejournal.com/1748305.html

@темы: картины

---

вышел анализ влияния ухода в монахи на репродуктивный успех родственников в Тибете. Вышло, что таки да, мужчины с братьями-монахами в среднем имеют больше детей, чем те, у кого все братья остались в миру. На сестер это не распространяется - только на жен братьев монахов. И самое главное - дедушки, у которых есть монахи-сыновья, имеют больше внуков. Также авторы разработали математическую модель, показывающую, когда целибат будет поддерживаться отбором (причем они подчеркивают, что не говорят о какой-то генетической подоплёке - напротив, прямо пишут, что признак наследуется культурно) - и пришли к выводу, что признак этот будет поддерживаться, если решение о переходе в монашество принимает не сам человек, а его отец. Основной механизм повышения репродуктивного успеха - это то, что уменьшается конкуренция за богатство (кстати, они использовали его как ковариату и оценивали по числу яков). Также они упоминают возможность того, что дело может быть в большем почитании монахов, которое и их братьям в миру перепадает.
https://polenadisto.livejournal.com/914713.html

@темы: детский вопрос

---

Между ролями крокодила Гены и Шерлока Холмса есть больше сходства, чем только один и тот же актер и курение трубки. Обе пары - Холмс и Ватсон / Гена и Чебурашка - это пары, где младший с восторгом смотрит на старшего. И Гена и Шерлок одиноки, и их компаньоны дают им возможность почувствовать свою значимость. Просто Холмс талантлив и восхищается им не простой человек, а военврач, а Гена попроще и восхищается им ребенок, но функционально и Шерлок и Гена получают от партнеров приблизительно одно и то же. И важно, что Чебурашка смотрит на Гену большими навивными глазами и слушает большими ушами. Подозреваю, что многие взрослые хотели бы себе такого компаньона, который бы всегда восторженно слушал, никогда не критиковал, и танцевал бы под их гармошку.
https://marigranula.livejournal.com/603961.html

@темы: фильмы, ШХ

---

https://shpatak.livejournal.com/794538.html

@темы: фото

---

суббота, 02 июля 2022 в 18:44

Пишет natali70:

В глубине души сильно сомневаюсь, что это сильно кого-то интересует кроме меня, уже хотя бы потому что, когда в этом постоянно копаешься, то хотя бы примерно представляешь тех о ком пишешь. Возможно, это надо бы все как-то популяризировать, но сил на это уже нет, особенно в виду тех сомнений, о которых сказано выше. Так что, в основном, тут голый перевод. Но все же скажу, что во-первых, очень радует, что я многое уже по этим университетским исследованиям перевела и частично просто залезаю в статью нужного автора и просто копирую оттуда нужную цитату - прямо из дневника, где все же у меня все более-менее систематизировано. Ну, и потом прям ловлю себя на мысли , что у Дарлен Сипсер прекрасно показан университетский Кембридж, тут книга уже идет, как своего рода иллюстрация к исследованию. Ну, и еще...Вот в конце там упомянута воде как цветная иллюстрация к "Глории Скот" с пресловутой голубой лентой Кембриджа. Возможно, она только в старинных журналах... Цветной иллюстрации не нашла, а черно-белую прикладываю. Где-то вообще видела отдельную статью по этой ленте, если найду допишу что-нибудь дополнительно Часть 2 Теперь я обращаюсь к главным аргументам в пользу Кембриджа. Мистер Блейкни – один из главных приверженцев этой точки зрения, хотя я не думаю, что его сопутствующая теория, что после Кембриджа Холмс посещал Лондонский университет, – если я правильно его понял – подкреплена вескими аргументами. Уотсон был студентом лондонского университета, и можно предположить, что я окажусь на более твердой почве, нежели говорящий о Холмсе и Фелпсе сэр Сидни Робертс, если предположу, что невозможно, чтобы в имеющихся многочисленных записях их разговоров, Холмс и Уотсон ни разу не упомянули о такой тесной связи между ними, если она действительно существовала. Я не могу согласиться с мистером Блейкни, что «мы можем считать «Кэмфорд»- место действия странного дела Человека на четвереньках - довольно прозрачным псевдонимом Кембриджа», уже исходя из обычной аналогии, что Оксбридж – это не псевдоним Оксфорда. Я не могу считать убедительным аргумент мистера Блейкни в отношении того, что Холмс учился в Кембридже, «учитывая, что его друг Тревор, будучи жителем Норфолка, вероятно, выбрал бы Кембридж ввиду его географической близости к его дому». С другой стороны, мнение мистера Блейкни, что, «так как Холмс «увлекался химией, то вероятнее всего он выбрал бы Кембридж» вполне обоснованное, следуя довольно скупому признанию монсеньора Нокса, что «довод, что его научные пристрастия естественно привели бы его в Кембридж», по меньшей мере, существовал, даже если он и вызывал возражения. Доктор Бристоу признавал, что те, «кто поддерживает гипотезу Кембриджа приводят весьма справедливые доводы, что в те времена человек, который намеревался заниматься научной деятельностью отдал бы предпочтение Кембриджу перед Оксфордом». Теорию Кембриджа так же выдвигала мисс Дороти Сейерс, приводя в доказательство немало наводящих на размышление фактов . И очень жаль, что, похоже, мисс Сейерс сочла, что все свидетельства в отношении университетской карьеры Холмса ограничены лишь двумя традиционными цитатами из «Глории Скотт» и «Обряда Месгрейвов». Она писала: «Сколь бы мизерна ни была содержавшаяся в этих отрывках информация, они крайне важны, ибо это почти все, от чего мы можем отталкиваться в попытке установить не просто некие аспекты образования и формирования характера, имевшие место в юности великого сыщика и оказавшие на него большое влияние, но так же фактическую дату его рождения.» Мисс Сейерс не обратила внимания на весьма ценные указания, находящиеся в «Трех студентах», «Пропавшем регбисте» и «Человеке на четвереньках», и это ослабило ее позицию, но она, несомненно, привлекла внимание к тому значению, которое имело нападение на Холмса бультерьера Тревора. Доктор Бристоу очень четко выразился в отношении рассуждений мисс Сейерс: «В деле «Глории Скотт» записано, что бультерьер Тревора вцепился в лодыжку Холмса, когда однажды утром он шел в церковь. В том же абзаце ясно дается понять, что этот инцидент произошел во время первых двух лет его пребывания в университете, и считается, что это аргумент в пользу Кембриджа. В университетах не дозволяется держать собак в колледжах, так что он не мог бы столкнуться с псом где-то между помещением колледжа и церковью, и это могло случиться только в Кембридже, где студенты первого и второго курсов снимают комнаты за пределами колледжа.» Гэвин Бренд, доблестный защитник оксфордской теории признал, что это был довольно веский аргумент. «Таким образом, мы полагаем, что, хотя терьер предпринимает героическое усилие на благо Кембриджа, вердикт должен быть вынесен в пользу Оксфорда.» Бренд допускал, что аргумент мисс Сейерс может быть опровергнут лишь предположением, что в этом случае были нарушены университетские правила. Нет почти никаких сомнений в том, что говоря о собаках и колледжах, мисс Сейерс, как сказала она сама, придерживалась теории Рональда Нокса: «Ключевым моментом в «Глории Скотт» явно является пес Тревора. Преподобный Нокс с неопровержимой уверенностью указывал, что это животное не позволялось содержать в стенах университета.» Доктор Бристоу поддерживал эту идею, и дополненное утверждение, что «в университетах не дозволяется держать собак в колледжах» стало частью литературы. Конечно, жаль вопросительно поднимать бровь по поводу столь четкого, авторитетного и широко распространенного мнения, но, безусловно, справедливо отметить, что "сокровенные познания" монсеньора Нокса (и самой мисс Сейерс, которая училась в колледже Сомервилль Оксфордского университета) были неизбежно ограничены Оксфордом двадцатого столетия, и то же самое касается знакомства доктора Бристоу с Кембриджем. Все эти эксперты признавали, что этот момент был ключевым, так что наш долг изучить всю доступную информацию относительно собак в колледжах в период, предшествующий концу университетской жизни Холмса в 1874 году. В отчете о Кембридже Мартина Леграна за 1871 год мы читаем: «Наконец, они прибыли на станцию, и когда подъехали, с ними поравнялась элегантная двуколка из Аббатства Фендр, поместья лорда Шовелла. В ней сидели два джентльмена – достопочтенный Джон Покайр – второй сын милорда – и один его колледжский приятель, остановившийся у него на несколько дней – мистер Калипаш Калипи, уроженец Индии, сын Бобаджи Рамваллы Фастиджи Калипи, хорошо известного новообращенного принца и банкира из Мадраса. С ними были двое слуг, гладкошерстный терьер, бульдог, двое лошадей и довольно много тяжелой поклажи, не говоря уже о множестве кнутов, тростей, пледов и прочего имущества.» Иллюстрация Физа на 43 странице «Кембриджского первокурсника» показывает тех же джентльменов в купе в окружении трех собак. Позже в этой книге встречается пространный и подробный отчет о визите этих студентов к собаководу для отбора и покупки собак. Из этого следует, что в 1871 году продажа собак студентам кембриджского университета была процветающим бизнесом, и обладание псом для студента было весьма обычным делом, не вызывающим никаких нареканий. В книге «Том Браун в Оксфорде» (Лондон, 1861 г.) мы читаем, что когда Том был приглашен на завтрак у Драйсдейла, то последний приказал служителю привести Джека «и в комнату ворвался белый бульдог», которому было приказано лежать в углу во время завтрака. Однако, в «Национальном биографическом словаре» мы читаем, что непопулярность Джорджа Грэнвила Брэдли, в 1870 году возглавившего Юниверсити-колледж, «еще более усилил эдикт, изгоняющий с территории университета собак, но в отношении этого он добился, чего хотел…» Поэтому, как говорят нам имеющиеся свидетельства, весьма вероятно, что во времена Холмса в кембриджском колледже студентам разрешалось держать собак, хотя, возможно, в Оксфорде в отношении этого поезд уже ушел. И если это так, то убеждение Дороти Сейерс, доктора Бристоу и Гэвина Бренда в том, что, раз бультерьер Тревора укусил Холмса, когда он где-то в начале 1870-х шел в церковь, то значит это было в Кембридже, весьма обоснованно, хоть и не совсем по тем причинам. Мисс Сейерс дальше развила свою мысль относительно учебы Холмса в Кембридже, предполагая, что так как он происходил отнюдь не из богатой семьи (когда в 1881 году он познакомился с Уотсоном, то не мог самолично платить за всю квартиру на Бейкер-стрит), то, вероятно, ему приходилось учиться в одном из небольших и менее дорогих колледжей. На мой взгляд, она вполне справедливо предположила, что Холмс изучал курс естественных наук, учитывая его глубокие знания в области химии и то, что он имел весьма точные понятия об анатомии в то время, когда Уотсон в 1881 году вынес свое суждение о его способностях. Более того, мисс Сейерс считала, что при тех обстоятельствах, в которых находился Холмс, те возможности и образование, что предлагал Сидни Сассекс колледж, были таковы, что вполне вероятно, что он проходил обучение в этом старом колледже Оливера Кромвеля, несмотря на свою несомненную склонность к роялизму. Она даже пыталась отождествить его с мистером Т.С. Холмсом, который был принят в Сидней Сассекс колледж осенью 1871 года и закончил его в осеннем семестре 1875-го. В этом отождествлении она, возможно, зашла слишком далеко, по поводу чего крайне неодобрительно высказался сэр Сидни Робертс, указав, что Т.С.Холмс из Сидни Сассекса стал канцлером епархии Уэллса. Как-то раз, находясь в его доме на Вест-роуд в Кембридже, я сказал сэру Сидни , что, на мой взгляд, это неуместное вторжение фактов в шерлокианские исследования было не совсем благородным, и он великодушно со мной согласился. У него и самого был подобный неприятный опыт, когда он неосторожно предположил, что мать Джона Уотсона вполне могла поддерживать трактарианское движение (« Движение, члены которого часто ассоциировались с Оксфордским университетом, выступало за восстановление традиционных аспектов христианской веры, впоследствии утерянных, и их включение в англиканскую литургию и богословие» и потому назвала сына «Джон Генри» в честь Ньюмана. За столь неосторожное обращение с фактами на него тут же обрушились Белл и другие шерлокианские исследователи, указав, что Ньюман вступил в лоно римской церкви за семь лет до предполагаемого рождения Уотсона. Мистер Кристофер Морли был сторонником Кембриджской теории и поместил Холмса в старинный колледж Святого Петра. Весьма дружески возражая против этой идеи, я , тем не менее, очень уважаю мистера Морли за его исследовательские способности. Наравне с мисс Сейерс и доктором Бристоу он имел честь быть одним из трех исследователей, которые привлекли наше внимание к достоверной информации. Я, конечно же, говорю о замечательном открытии мистером Морли подлинного иллюстрированного свидетельства того, что во время своего пребывания у Треворов в Донифорпе Холмс носил светло-голубую ленту. На иллюстрации к «Глории Скотт» («Стрэнд Мэгэзин» 1893 года, стр. 398 и «Записки о Шерлоке Холмсе» , Лондон, 1894 г.)изображены «мировой судья Тревор», его сын Виктор и Холмс, которые «разлеглись на шезлонгах, расставленных перед домом, грелись на солнышке и восхищались видом на Бродз»,и их отдых был прерван появлением гнусного Хадсона, который раболепно съежился перед ними, как какой-нибудь Урия Гип. На Холмсе белые брюки и туфли, на нем спортивная куртка и спортивная шляпа, на которую, вне всяких сомнений, повязана светло-голубая лента Кембриджского университета.

@темы: ШХ

---

Из реального разговора:
- И звали его... как-то похоже на Мефодий... а! Кириллом его звали, вот!

@темы: имена

---

Самые редкие и необычные имена детей, рожденных в Нижегородской области в 2022 году, назвала руководитель ГУ ЗАГС Ольга Краснова на пресс-конференции 1 июля.

Так, в этом году появились на свет Рафаэль, Тамерлан, Остап, Макарий, Кай, Иоанн, Емельян, Корней, Лавр, Радомир, Оскар, Добрыня, Клемент и Сулейман.

Среди женских имен самыми редкими были Рубина, Паулина, Радолюба, Валенсия, Ливадия, Матрена, Алсу, Лика, Даяна, Снежана, Тея, Венеция, Феодора, Ариэль, Мадонна, Марфа, Ассоль, Люси, Кая, Пелагея, Изабелла, Стелла, Руслана, Мирослава, Беатриса, Антонида, Тая, Леона. www.vgoroden.ru/novosti/nazvany-samye-redkie-im...

@темы: имена

---

Секретный  город  Дикого Запада только для членов клуба  Англии

Началось всё с маленькой  кабины. Маленькая деревянная хижина с пузатой печкой и достаточно места для нескольких друзей, чтобы выпить после дня катания. Затем еще одно деревянное здание, привитое к нему, как к ветке дерева. Одно за другим к нему присоединялись другие здания, обшитые от ветра, выкрашенные в спокойные цвета: банк, аптека, горнодобывающая компания «Одинокий голубь», кузница, типография под названием «Эпитафия», магазин галантерейных товаров, тюрьма, два -этажный салон и гостиница.

Теперь, 40 лет спустя, Ларедо, пограничный город на американском Западе, когда-то он был диким, возвышается над влажным зеленым полем в английской сельской местности.

( Читать дальше... 

@темы: Дикий Запад, англомания

---

В 1910 году в Уральском горном управлении было продано около 200 пудов бумаги из принадлежащего управлению архива.

По словам «Уральской жизни», в архиве была переписка, относящаяся к царствованию императора Петра I и императриц Анны Иоанновны, Екатерины II и др. Купленная бумага была вывезена на толкучий рынок и здесь была продана мелочному торговцу из Вятки, который отправил ее туда по железной дороге. Теперь в Вятке в эту бумагу, представляющую большую архивную редкость, завертывают покупки.

«Харьковские ведомости», №607, 27 января, 1911 год

mysea.livejournal.com/5615324.html

@темы: рай библиомана, 20 век: Россия и вокруг нее

---

В детективном рассказе Остин Фримена (начало 20 века)

леди объясняет, почему ей пришлось обрезать челку. «“When I was in Paris in the spring I had an accident. I was having my hair cleaned with petrol when it caught fire. It was most alarming. The hairdresser had the presence of mind to throw a damp towel over my head, and that saved my life. But my hair was nearly all burnt.»

Одна из тех деталей, которая ни за что не придет в голову современному автору, пишущему о той эпохе: в парижском модном салоне дамам моют волосы бензином.

@темы: история одежды

---

@темы: звери

---

В 1904 году Уильям Маккин-младший работал техническим суперинтендантом американской компании Union Pacific Railroad.

Именно тогда Эдвард Харрингтон, владелец UPR, поручил Маккину разработать самоходный вагон, который мог бы работать без паровоза на коротких ветках.

( Читать дальше... 

@темы: ж/д

---

Слушайте, какое слово хорошее выучил: "параферналия"! Больше не буду говорить "всякая поебень", буду говорить - "параферналия". Так намного культурнее, а смысл тот же. kot-kam.livejournal.com/3330681.html

@темы: Вавилон-18, Арагарта

---

Луна в день летнего солнцестояния.

( Читать дальше... 

@темы: пейзажи

---

Вночь с 16 на 17 августа 1918 года произошла корабельная баталия битва на озере Байкал. Событие само по себе феноменальное, но дополнительный шарм ему придает то, что одна из сторон в этом бою была представлена чехословацкой военной флотилией. Причем самой Чехословакии тогда еще не существовало, а после ее появления у нее никогда не было военного флота по причине отсутствия выхода к морю и сколь-нибудь заметных акваторий. picturehistory.livejournal.com/7512148.html

@темы: флот, 20 век: Россия и вокруг нее

---

понедельник, 27 июня 2022 в 18:37

Пишет natali70:

Как и сказала, эту огромную статью разделила на три части, хоть, наверное, и неравномерные. По-моему, эта самая длинная и, пожалуй, довольно занудная) Но сначала будет много букв от себя. Ну, для начала еще немного скажу по поводу автора, в смысле истории моего с ним знакомства. Сначала была статья в сборнике "Большая игра" "Ранние годы Шерлока Холмса". Статья тоже была большая и мне понравилось, что все выводы автор делал исключительно опираясь на цитаты из Канона.И в конце там только он пришел к заключению о не самом счастливом детстве Холмса; у меня даже была мысль, что в этом отношении он был основоположником. Потом я приобрела две его книги "Шерлок Холмс: десять литературных исследований" и "Покойный мистер Холмс и другие литературные исследования". Сейчас речь пойдет о первой книге Довольно странная обложка, потому что на ней отец и сын Треворы, но нет Холмса) Но прежде, чем продолжать скажу, что вторая книга, хотя я ее только полистала, очень атмосферная. Сама по себе. Непередаваемый запах старой книги - они обе старые, с пожелтевшими страницами. Первая, насколько мне удалось понять, 1970 г издания, вторая - 1971-го. Но кроме всего прочего вторая - в прошлом библиотечная. Причем вот у нее, видимо, богатая история) Есть кармашек для библиотечного формуляра, есть библиотечный код и печать публичной библиотеки. На кармашке отпечатано название , автор и цена $ 7.50. Отпечатано на машинке) При этом тут же наверху наклеена бирка владельца книги:Гай Петерсон,510, Джефферсон-стрит, Колорадо Спрингс. И это еще не все. На заднем форзаце сделана довольно объемная надпись от руки. Почерк, как у Пушкина) Сходу я прочесть не смогла, но это что-то о кокаиновой зависимости Холмса и что Уотсон там чего-то не допонял) Книгу явно читал шерлокианец! Но до нее я еще не добралась. Вернемся к первой. Упомянутая мной статья входила и в эту книгу, и, наверное, можно сказать, что книга охватывает именно начальный период жизни Холмса, там о детстве, образовании и университете. Кроме той самой статьи, я еще перевела из нее "Заметки о школьном обучении Шерлока Холмса" Все можно найти под тэгом "Тревор Холл". Теперь немного на тему статьи. Одно время она немного набила мне оскомину) Потому что статей таких и даже небольших монографий было не мало.И я их тут перевела порядочное количество. Наверное, это почти неразрешимый спор, где учился Холмс - в Оксфорде или Кембридже. Я чисто интуитивно предпочитаю Оксфорд. Навсегда запомнила слова об этом Бретта:"Университет. Я склоняюсь к Оксфорду. Оксфорд темнее; Кембридж слишком полон света." Хотя он так же, как я мыслил интуитивно. Но это все же Бретт... И потом еще была очень серьезная монография Николаса Утехина, который для меня один из главных авторитетов. Книжка так и называлась "Холмс в Оксфорде". Безо всяких "если". Тем не менее, споров на эту тему очень много и эта статья прекрасное тому подтверждение. Собственно, вот эта первая часть вся состоит из передачи мнений разных оппонентов. Как мне представляется, сначала автор расскажет о всех, кто высказывался против Кембриджа, потом о тех, кто - за, а потом выскажет собственное мнение. Вообще, думаю, что тут недолго и запутаться - кто что считал и почему) Тем не менее, когда приходиться углубляться в такие вещи, ты и сам по ходу дела узнаешь немало интересного, что-то что при чтении не отложилось в голове. Очень люблю, когда приходится не просто переводить, а вытаскивать , к примеру, оригинал и сличать его с разными переводами - то есть, вообще-то с двумя - советским и переводом Бриловой В этот раз мне сильно помог вот этот том Потому что тут были не только "Три студента" и "Пропавший регбист", но и еще в приложениях труд Нокса "Изучение литературы о Шерлоке Холмсе". Это издание иногда очень выручает, хотя ради удовольствия я бы его читать не стала, но там все же есть точность, которой не хватает любимому советскому переводу, а при сличении с оригиналом нужна как раз точность, хотя бывает, что приходится выбирать и что-то третье и переводить самой и есть буквально непереводимые вещи) Ну, вот пока как-то так. Возможно, перевод несколько неловкий, но такая уж тут тематика Университет и колледж Шерлока Холмса Тревор Холл Одним из обстоятельств, оправдывающих изучение университетской жизни Холмса, является тот удивительный факт, что шерлокианские исследователи до сих пор не пришли к соглашению в отношении местонахождения самого университета. Мистер Джеймс Эдвард Холройд в 1959 году выразился довольно мягко, говоря, что это все еще остается темой для обсуждения, а два года спустя мистер Винсент Старретт заметил, что все еще продолжаются горячие дебаты в отношении того, в Оксфордском университете учился Холмс или в Кембриджском. Доктор У.С. Бристоу, ведущий эксперт, так написал в 1954 году об этом споре и приверженцах разных сторон: «Хотя Лондонский университет теперь уже оставил свои притязания, продолжалось отчаянное сражение между Оксфрдом и Кембриджем. На стороне Кембриджа выступали мисс Дороти Сейерс, мистер Блейкни, и мистер Кристофер Морли; в пользу Оксфорда высказывались монсеньор Рональд Нокс, мистер Гэвин Бренд и мистер (позже сэр) Сидни Робертс.» Порой споры принимали настолько горячий характер, что некоторые авторы старались придерживаться золотой середины. Первым комментатором, предположившим, что Холмс был студентом и Оксфорда и Кембриджа, был Элмер Дэвис, его примеру последовал Баринг Гоулд, который в последние годы дважды заявлял, что Холмс провел два года в колледже Крайст Черч, в Оксфорде, а после этого еще три года в колледже Гонвилл-энд-Киз, в Кембридже. Другие были верными последователями доктора Уотсона, который в своем отчете о деле «Человека на четвереньках» скрыл подлинное имя университетского города под псевдонимом «Кэмфорд». Одним из таких примеров является Э.В. Нокс: «Сам Шерлок получил образование в школе Святого Петра и в колледже Пембридж, в Кэмфорде, где он занимал комнаты (сейчас их арендует преподаватель богословия этого учебного заведения), на которые часто с гордостью и благодарностью указывает нынешний глава колледжа.» (Семнадцать ступенек Бейкер-стрит) Однако, другие, не предлагая каких-либо доказательств в поддержку своего мнения, «проголосовали» за тот или иной университет, если можно так выразиться, подобно Майклу и Молли Хардвик: «После школы был университет. Но какой университет? Немало крови пролилось в схоластических спорах сторонниками оксфордской и кембриджской теорий. Так как мы должны отказаться от удовольствия исследования таких утверждений – весьма серьезных, с аргументами за и против – то мы просто выступим за Оксфорд. Мысленно мы сталкивались с Холмсом в университете; однако, ни разу даже не почувствовали взмаха его студенческой мантии в коридорах Крайст Черча.» («Справочник по Шерлоку Холмсу» Я не согласен с пессимистическим мнением доктора Бристоу, что «внимательное чтение всех хроник Уотсона убедит большинство людей, что определить, в каком точно университете обучался Холмс, невозможно.» Я же напротив, надеюсь в этом эссе неопровержимо идентифицировать данный университет, вкупе с колледжем, на основании некоторых фактов, которые до сих пор упускали из виду , и других, которым не придавали должного значения. В другом эссе я намерен упомянуть, по меньшей мере, один аспект университетской жизни Холмса. Прежде, чем можно будет исследовать подтверждающее (и, на мой взгляд, убедительное) доказательство, было бы несправедливо по отношению к читателям и предыдущим исследователям не рассмотреть вкратце главные утверждения последователей Оксфордской и Кембриджской теорий. Лишь распутав клубок научных предположений, мы сможем взглянуть фактам в лицо. Вначале полезно будет вспомнить, что прежде уже было отмечено – особенно покойным Гэвином Брендом, - что только пять дел Холмса имеют отношение к этому вопросу. Вот они в хронологическом порядке: 1. «Глория Скотт»(1873) , где Холмс рассказал Уотсону о своей дружбе с Виктором Тревором, когда оба они учились в одном и том же колледже. Холмс впервые познакомился с Тревором «по милости его терьера, который однажды утром вцепился мне в лодыжку, когда я шел в церковь.»Университет остается неизвестным. 2. «Обряд дома Месгрейвов»(1878), в котором Холмс рассказал Уотсону про еще одного своего университетского приятеля, томного аристократа Реджинальда Месгрейва. Название университета остается неизвестным. 3. «Три студента»(1895), место действия которого ограничено фразой Уотсона «один из наших знаменитых университетских городов». Уотсон сказал так потому, что дело касалось «столь позорной истории», что было необходимо скрыть «любые подробности, позволяющие читателю определить, в каком колледже происходило дело или кто был преступник». Поэтому он умолчал о названии университета, а колледжу дал условное название «Святого Луки». И он не говорил, в этом ли колледже учился Холмс или нет. 4. «Пропавший регбист» (1897), действие которого происходит в Кембридже. Это было единственное из пяти дел, где известно название университета, но тут также не утверждается, здесь ли получил образование Холмс. 5. «Человек на четвереньках»(1903), где точное название «знаменитого университетского городка» было скрыто под псевдонимом «Кэмфорд». И также не утверждалось, был ли когда-то Холмс его студентом. Я согласен с мнением своих предшественников, что Холмс должен был учиться либо в Оксфорде, либо в Кембридже. Мисс Дороти Сейерс кратко говорит об этом: «Учился ли Холмс в Оксфорде, Кебридже или где-то еще? По крайней мере, в отношении этого мы можем говорить с достаточной уверенностью. Нет никаких сомнений в том, что он, по крайней мере, какое-то время провел в одном из старейших университетов. Ни на минуту нельзя представить, что в 70-е годы ХIХ века Реджинальд Месгрейв (при взгляде на которого Холмсу всегда представлялись серые башенные своды и решетчатые окна) мог быть связан с каким-то периферийным учебным заведением.» Этот аргумент основан на собственных словах Холмса : «Реджинальд Месгрейв учился в одном колледже со мной, и мы были с ним в более или менее дружеских отношениях. Он не пользовался особенной популярностью в нашей среде, хотя мне всегда казалось, что высокомерие, в котором его обвиняли, было лишь попыткой прикрыть крайнюю застенчивость. По наружности это был типичный аристократ: тонкое лицо, нос с горбинкой, большие глаза, небрежные, но изысканные манеры. Это и в самом деле был отпрыск одного из древнейших родов королевства, хотя и младший его ветви, которая еще в шестнадцатом веке отделилась от северных Месгрейвов и обосновалась в Западном Суссексе, а замок Харлстон - резиденция Месгрейвов - является, пожалуй, одним из самых старинных зданий графства. Казалось, дом, где он родился, оставил свой отпечаток на внешности этого человека, и когда я смотрел на его бледное, с резкими чертами лицо и горделивую осанку, мне всегда невольно представлялись серые башенные своды, решетчатые окна и все эти благородные остатки феодальной архитектуры.» Будет удобнее (и это будет знаком уважения по отношению к более старому университету) сначала рассмотреть аргументы, выдвинутые главными защитниками теории, что Холмс учился в Оксфорде. К ним относятся монсеньор Рональд Нокс, сэр Сидни Робертс, Гэвин Бренд и доктор Бристоу. Рональд Нокс поистине был отцом всех современных биографических и литературных исследований жизни Холмса и Уотсона. Некоторые комментаторы и сегодня считают, что его эссе «Исследование литературы о Шерлоке Холмсе» так и осталось непревзойденным и вероятно останется таким и в будущем. Нокс сам сделал запись об истории его происхождения: «Полагаю, этот труд о Шерлоке Холмсе был написан в 1911 году для клуба Грифон в Тринити колледже (в Оксфорде); и, думаю, был прочитан во многих обществах более десятка раз, и дважды опубликован в «Голубой книге» и в «Блэфрайарс».» Уильям Баринг Гоулд недавно написал, что «те, кто учились в Оксфорде в те старинные года, помнят, как мистера Нокса приглашали то в один, то в другой колледж, прочитать его милый памфлет; он был впервые напечатан в снобистском студенческом журнале «Голубая книга», а затем был должным образом издан У.Г.Л. Уотсоном.» В своей работе монсеньор Нокс процитировал ряд европейских ученых, до сих пор не найденных на страницах биографических словарей, в особенности, Бэкнеке, Пифф-Пуффа, Бильгеманна, Заувоша,Ратцеггера,Сабальоне и Бинска. О работах этих ученых нам, к сожалению, ничего не известно, за исключением редких намеков монсеньора Нокса, который, к примеру, ссылался на «хорошо известную статью» месье Пифф-Пуффа «Что такое дедукция?», по всей видимости, вошедшую все в тот же ныне очень редкий и поистине недосягаемый для читателей труд «Психология Ватсона». Когда эссе монсеньора Нокса в 1928 году было издано отдельной книгой, оно стало предметом жесточайшей критики сэра Сидни Робертса, который представил публике своих собственных, столь же мало известных экспертов, а именно Кейбоша и Повремютта. Он заявил, что «Антология» профессора Ратцеггера, на которую во многом опирался монсеньор Нокс, была «заведомо ненадежным источником». Однако, одни из самых действенных возражений сэра Сидни были направлены на поразительное неумение монсеньора Нокса правильно процитировать текст из «Серебрянного» и «Дьяволовой ноги», когда он попытался привести пример холмсианских эпиграмм, которые исследователям литературы известны теперь под названием «Шерлокисмусов». Причем ошибки монсеньора Нокса были весьма незначительны. Но были и другие ошибки, которые вместе с прочими ляпами мы вскоре обсудим, и которые сэр Сидни оставил без внимания. Среди них выделялось утверждение, что «у нас нет никаких доказательств атлетизма Уотсона, за исключением того, что он смог забросить дымовую шашку в окно второго этажа», при том, что мы знаем, что Уотсон играл в регби и сам был «переброшен за канат прямо в публику в «Старом Оленьем Парке» Верзилой Бобом Фергюсоном, «лучшим трехчетвертным, каким могла похвастать команда Ричмонда». Монсеньор Нокс сделал заключение, что Холмс учился в Оксфорде, в колледже Крайст-Черч: «О студенческих днях Холмса мы знаем намного больше. Он был довольно замкнутым по натуре, и его развлечения — бокс и фехтование — не способствовали обширному кругу знакомств. Одним из его друзей был Перси Тревор, сын бывшего преступника, скопившего деньги на австралийских золотых приисках; другим — Реджиналд Месгрэйв, родословная которого идет от Нормандского завоевания, — то есть настоящий аристократ. Он жил в колледже, но что это был за колледж? И в каком университете? Аргумент, что его научная склонность естественно привела бы его в Кембридж, несостоятелен: почему он ограничился лишь двумя годами, если хотел получить надлежащее научное образование? И все же, чем больше я думаю о богатстве двух его друзей, аристократичности одного и франтоватости другого, вместе с изоляцией, которая смогла «удержать под спудом» даже такого яркого человека, как Холмс, — все больше и больше я склоняюсь к мнению, что он находился в колледже Крайст-Черч.» Сэр Сидни Робертс, несмотря на его прежнюю критику, согласился с этой точкой зрения. На мой взгляд, замечательно, что сэр Сидни принял точность знаний монсеньора Нокса в отношении университетов, принимая во внимание два предшествовавших удивительных высказывания последнего об образовании Уотсона, которые очевидно остались незамеченными сэром Сидни: «Кажется, мы можем отбросить мысль, что Уотсон учился в Итоне. С другой стороны, у нас нет никаких фактов о его университетских годах, кроме свидетельства (всегда сомнительного) в одном из рассказов «Возвращения», что пейзаж Кембриджа был ему незнаком.» Мне представляется весьма удивительным, что кто-то из шерлокианских исследователей был незнаком с первым предложением первого из описанных Уотсоном дел Холмса; это первые семнадцать слов Канона: «В 1878 году я окончил Лондонский университет, получив звание врача.» У сэра Сидни, конечно, были какие-то собственные аргументы против теории, что Холмс учился в Кембридже. И первый - тот что не раз выдвигали другие комментаторы, - фраза взятая из рассказа «Пропавший регбист», единственного в Каноне дела, где нам весьма определенно сообщают, что события происходят в Кембридже: «Итак, мой бедный Уотсон, мы одиноки и неприкаянны в этом негостеприимном городе. А ведь уехать отсюда мы не можем. Это значит отказаться от поисков.» Заключению сэра Сидни - «Это явно говорит критически настроенный чужак, а не лояльный выпускник местного университета» - вторит Гэвин Бренд: «Что значит «негостеприимный город»? Не выглядит ли это замечание подходящим более для университета-соперника, чем для своего собственного? Не прочитывается ли оно как свидетельство пренебрежения по отношению к Кембриджу со стороны оксфордца?» Оба этих ученых комментатора целиком вырвали из контекста эту ремарку Холмса. А следует вспомнить, что в «Пропавшем регбисте» Холмс и Уотсон перед тем приехали в Кембридж, и что они «приехали в старый университетский городок, когда было уже темно». И в тот вечер они пришли к грозному доктору Лесли Армстронгу,с «крупным, волевым лицом, глубоким, сосредоточенным взглядом из-под густых бровей, массивным, как гранитная глыба, подбородком» в тщетной попытке получить какую-то информацию. Описание Уотсона финальной сцены их разговора с доктором как раз предшествует насмешливому замечанию Холмса о «негостеприимном городе», что вполне объяснимо в контексте рассказа. Мы должны привлечь сэра Сиднея к ответственности за два других случая неправильного толкования доказательств из-за того, что он не процитировал полный текст. Он сослался на «Трех студентов» и сказал, что «тут существенно, что Холмс совершенно естественно говорит о четырехугольном дворике(quadrangle) , слове которого нет в словаре Кембриджа, не указывая, что кембриджские словечки «площадка» и «внутренний двор» (court и courtyard)также были произнесены во время этого разговора; факт, который, должен заметить в скобках, дал мне первый ключ к определению колледжа Холмса. Однако, гораздо серьезнее попытка сэра Сидни доказать верность своего аргумента, сославшись на встречу Холмса с Головастиком Перси Фелпсом во время дела «Морской договор». Тут надо вспомнить, что в школьные годы Уотсон был «близко знаком с малым по имени Перси Фелпс», у которого, в отличие от Уотсона, «были блестящие способности». Уотсон ничего не написал о том, на чем основывалось его близкое знакомство с Головастиком Фелпсом, упомянув лишь, что «было очень забавно вывалять его в пыли на спортивной площадке или ударить ракеткой ниже спины». Фелпса, несомненно, задетого, но в остальном непострадавшего от удовольствий его близкого знакомства с Уотсоном, ждала «триумфальная карьера в Кембридже», за которой последовало «хорошее место в министерстве иностранных дел.» И при всей предыстории этого дела с болезнью Фелпса и его просьбой к Уотсону срочно привезти Холмса, сэр Сидни хотел, чтоб мы поверили, что тот факт, что Холмс и Фелпс не стали с ностальгией обсуждать годы , проведенные в Кембридже, явно указывает на то, что Холмс никогда не учился в этом университете. «Если бы Холмс был выходцем из Кембриджа, то трудно поверить, что ни он, ни Фелпс ни разу бы не упомянули их общую Alma Mater». Комментарии тут почти излишни, за исключением того, что надо бы провести банальное сравнение и указать, что во время визита Холмса и Уотсона в Брайарбрэ, ни Уотсон, ни Фелпс совсем не говорили о своих школьных годах. Дело было слишком важным и неотложным для того, чтоб пускаться в приятные ностальгические воспоминания о школе или университете. После того, как Уотсон сообразно обстоятельствам «в нескольких словах» представил Холмса, «осунувшийся и изможденный» Фелпс тут же начал свой рассказ. «- Я не стану даром тратить ваше время, - сказал он, приподнявшись на кушетке, - и сразу перейду к делу.» Гэвин Бренд , отстаивая оксфордскую (точнее, анти-кембриджскую) теорию, привел два примера, которые оставил без внимания сэр Сидни Робертс. Однако, я не думаю, что аргументом может служить тот факт, что Холмс говорит «деревня Трампингтон» вместо просто «Трампингтон» и что это может как-то указывать на то, что эта местность ему незнакома. Он говорил с Уотсоном, который, как нам известно, учился в Лондонском университете, а не в Кебридже, и который, как заметил Холмс, «не знает окрестностей Кембриджа». И при данных обстоятельствах для Холмса было вполне естественно более информативно сообщить несведущему Уотсону о Трампингтоне, так же, как я сказал бы, что живу в «деревне Торнер» в разговоре с человеком, не знакомым с Западным Райдингом в Йоркшире. Другой аргумент частично касался того же разговора. Холмс говорит, что не смог проследить за доктором Армстронгом и остаться незамеченным, хотя вполне успешно смог в подобных же обстоятельствах выследить доктора Стерндэйла в «Дьяволовой ноге». «Это не так просто. Вы ведь не знаете окрестностей Кембриджа! Укрыться на этой плоской, как стол, местности негде, а человек, которого мы хотим выследить, вовсе не глуп, как он это ясно показал сегодня.» Гэвин Бренд утверждал, что если бы Холмс знал, что там негде укрыться, то он бы не предпринял неудачную слежку за доктором Армстронгом, «которая была обречена на неудачу». То, что подобное заявление не имеет под собой никаких оснований можно продемонстрировать, обратившись непосредственно к тексту «Пропавшего регбиста». Когда дело только началось, стояло «хмурое февральское утро» и было «уже темно», когда Холмс с Уотсоном прибыли в Кембридж. Их первейшей задачей в тот зимний вечер было посетить доктора Армстронга, который выставил их из дома. Затем они остановились в «скромной гостинице напротив дома Армстронга», и пока Уотсон «закупал все необходимое для ночевки», Холмс вновь совершил ночную вылазку , взял на прокат велосипед и ехал, ориентируясь на фонари кареты доктора Армстронга. «В гостиницу он вернулся лишь к девяти часам. Он был в плохом расположении духа, бледен, весь в пыли и валился с ног от голода и усталости. На столе его ждал холодный ужин.» Холмс рассказал, что доктор его засек и «язвительно заметил, что, поскольку дорога узкая, он не хотел бы своей каретой загораживать мне путь.» Учитывая все факты, свершено ясно, что плоская кембриджская равнина никак не связана с неудачей Холмса, ибо слежка за доктором Армстронгом проходила в темноте. Если считать этот инцидент очевидным, то он, и правда, говорит о знакомстве Холмса с кембриджской местностью, раз он мог описать ее Уотсону, не видя ее при дневном свете; и велосипед в качестве средства передвижения был им выбран всецело благодаря знанию топографии и обычаев Кембриджа. Кроме того, его слова, обращенные к Уотсону вовсе не несут того значения, которое вложил в них Гэвин Бренд. Холмс говорит о будущем, а не о прошлом. Уже после ужина, зажигая трубку, он рассказал Уотсону о своих приключениях и о решимости, несмотря ни на что, узнать цель таинственных поездок доктора. Уотсон отвечает ему необдуманно, и не имея о данной местности тех знаний, которыми обладает Холмс: «Попытаемся выследить его завтра.» Ответ Холмса, который мы уже процитировали, («Это не так просто. Вы ведь не знаете окрестностей Кембриджа&hellip информированный и вполне по делу,и говорит о трудности выслеживания кого-либо на открытой местности, и не по темноте, а при свете уже следующего дня. И мы, наконец, обращаемся к доктору Бристоу, который поддерживает оксфордскую сторону, хотя и признает, что, как мы это сейчас видели, аргументы против Кебриджа не особо убедительны. Это предположение исключительно традиционное, так как сам доктор Бристоу окончил Кембриджский университет, Киз-колледж. А как сказал мистер Элмер Дэвис: «Студенты обоих университетов (Оксфорда и Кембриджа) желают , чтобы Холмс был студентом другого университета.» Однако, случай Доктора Бристоу несколько необычный, ибо его точка зрения время от времени менялась. В 1954 году, когда он высказал свои аргументы в пользу Оксфорда, он упирал, главным образом, на «Кэмфорд», университет, который , как предполагал доктор Бристоу, (на мой взгляд ,ошибочно) был описан в «Трех студентах»: «Позорная история, случившаяся в университете Холмса, могла быть причиной того, что он пожелал скрыть его подлинное название, называя его «Кэмфорд», как это происходит в «Трех студентах». То, что Кэмфорд» - это Оксфорд явствует из того факта, что после нескольких недель, проведенных в городе, Уотсон не мог бы не иметь никакого понятия об окружающей местности, как это с ним было в деле «Пропавшего регбиста», имевшего место пару лет спустя – если бы это был Кембридж. Кроме того, упоминание Холмсом четырехугольного двора (quadrangle), говорит не только о том, что он находился в Оксфорде, но и о том, что сам он в прошлом был оксфордским студентом, потому что в Кембридже четырехугольный двор называют «court». Показав, что Оксфорд является местом действия «Трех студентов», нам следует заметить, что Холмс знал преподавателя, знал четыре наиболее приличных магазина канцелярских товаров и то, где они находятся, без труда в шесть часов утра нашел дорогу к спортивной площадке, и преподаватель предположил, что ему знакомы массивные двери колледжа. Все это свидетельствует о знакомстве с Оксфордом в противовес его незнанию Кембриджа… Отбрасывая в сторону всю пристрастность, мой вердикт будет – Оксфорд, и в этом отношении я в одном лагере с мистером Сидни Робертсом, бывшим вице-канцлером Кембриджского университета.» Два года спустя взгляды доктора Бристоу полностью изменились, и он уже считал местом действия «Трех студентов» Кембридж. Он указал, что незнание Уотсоном географических особенностей окрестностей Кембриджа в последующем «Пропавшем регбисте», несмотря на более раннее знакомство с Кембриджем, можно легко объяснить. «Кембридж – город, в котором можно много, чем заняться и на что посмотреть, и я, к примеру, не рекомендовал бы Уотсону отказываться в апреле от его гостеприимства ради загородной прогулки. Если он выразил желание погулять, то я бы посоветовал ему направиться к холмам Гог-Магога, где ничто не сказало бы ему о плоском ландшафте в других частях Кембриджшира, так что он вполне мог бы ничего не знать о них несколько лет спустя.» Дело четырехугольного двора в Кэмфорде доктор Бристоу объяснял с помощью дополнительной информации из текста «Трех студентов», где Уотсон описал «поросший лишайником старинный дворик(court) колледжа», и Холмс (а не Хилтон Сомс, как предполагал доктор Бристоу) упоминает «courtyard» - оба термина используются именно в Кембридже. И Холмс, добавляет доктор Бристоу « несколько недель снимая в Кембридже квартиру неподалеку от университетской библиотеки, не мог не заметить четырех наиболее достойных магазинов канцтоваров, которые находились и до сих пор находятся на расстоянии двухсот ярдов от старой библиотеки». Что до предположения Сомса, что Холмс знаком с двойными дверями в комнатах колледжа, то пересмотрев свой аргумент, доктор Бристоу обращает внимание на то, что такая система дверей характерна для обоих университетов. Закрепляя свой новый аргумент, доктор Бристоу заметил, что после долгих исследований он установил, что и земля с площадки для прыжков в длину, найденная в кабинете Сомса, «черная замазка или глина», и подобная ей «черная масса, похожая на замазку», найденная на полу в спальне, были довольно характерны для Феннерс – площадки крикетного клуба Кембриджского университета, и совершенно не похожи на тот «мягкий песок», в который всегда приходилось прыгать капитану С.Б.Фраю во время его пребывания в Оксфорде. Далее интересно было бы отметить, что через три года после этого поворота на 180 градусов доктору Бристоу написал, что принимает концепцию мистера Роджера Ланселина Грина о том, что Холмс – выходец из Оксфорда. Однако, при этом доктор Бристоу не уставал повторять, что он «убедительно доказал, что скандал 1895 года («Три студента», случился в Кембридже, благодаря «черной вязкой глине», присущей исключительно площадке для прыжков в длину этого университета.» Доктор Бристоу отверг аргумент, выдвинутый годом ранее мистером Блейкни касательно того, что события «Трех студентов» произошли в Оксфорде, потому что в нем хранится гораздо больше древних английских хартий, необходимых для изысканий Холмса, чем в Кембридже. Но оба исследователя упустили тот факт, что возможность заглянуть в древние английские хартии была единственным мотивом этой поездки Холмса в Оксфорд или Кембридж, как это явствует из текста: «В 1895 году ряд обстоятельств – я не буду здесь на них останавливаться – привел мистера Шерлока Холмса и меня в один из наших знаменитых университетских городов; мы пробыли там несколько недель и за это время столкнулись с одним происшествием, о котором я собираюсь рассказать, не слишком запутанным, но весьма поучительным… Мы остановились тогда в меблированных комнатах неподалеку от библиотеки, где Шерлок Холмс изучал древние английские хартии,– его труды привели к результатам столь поразительным, что они смогут послужить предметом одного из моих будущих рассказов.» Публикуемые «рассказы» Уотсона были посвящены исключительно расследованиям Холмса, и следовательно правильным выводом здесь будет, что если «Случай с древними английскими хартиями» был написан и опубликован, то это, должно быть, было дело ,возможно, подлог, что было вполне обычным в отношении исторических документов, археологии и подобных им вещей. И, следовательно, как сказал Уотсон, «в один из знаменитых университетских городов» двух наших друзей привел «ряд обстоятельств»;из этого следует, что сопернические притязания Оксфорда и Кембриджа на роль университета, обладающего наиболее богатым собранием английских хартий, не имеют к делу особого отношения. В весьма щекотливой ситуации для вице-канцлера было бы вполне естественно пригласить Холмса заняться этим делом, так же, как поступил Папа в деле камей Ватикана. Достойна восхищения осмотрительность Холмса, остановившегося в меблированных комнатах, а не в колледже, где в университетской столовой его бы забросали вопросами. И тут между делом можно было бы вспомнить, что самым ранним описанным делом Холмса был «Обряд дома Месгрейвов», где исторические изыскания также оказались необходимым подспорьем для расследования преступления.

@темы: ШХ