четверг, 11 мая 2023 в 07:12
Пишет natali70:
Вот совсем уж сейчас нет времени, но боюсь, что потом потеряю, а Стефан часто делится информацией, какую нигде не найдешь. Один из классических художников, иллюстрировавших "Этюд". У нас сейчас "Этюд" в последних изданиях выходил именно с его иллюстрациями. Которые, конечно, довольно своеобразны и отмечены печатью своего времени. Ричард Гутшмидт 11 МАЯ 1861- 3 ФЕВРАЛЯ 1926 ГОДА Родился в Нойруппине, Бранденбург, Германия в 1861 году, Ричард Гутшмидт учился искусству у Людвига фон Лёффца и Людвига фон Хертериха в Академии изобразительных искусств в Мюнхене. После времени, проведенного в Мюнхене, Берлине и Марке Бранденбурге, он наконец поселился в Мюнхене, где активно участвовал в кооперативе художников Luitpold-Gruppe, который поддерживал стандарты Академии против более радикальных интерпретаций Художнику и иллюстратору Гутшмидту было поручено проиллюстрировать шесть томов Шерлока Холмса для Луц-Верлага: 1. Späte Rache (Запоздалая месть) — Этю в багровых тонах (1902) 2. Знак четверых (1902) 3. Собака Баскервилей (1903) 4. Шерлок Холмс возвращается из Лхассы — сборник, в который вошли «Пустой дом», «Подрядчик из Норвуда», «Желтое лицо», «Греческий переводчик», «Глория Скотт», «Золотое пенсне» и "Одинокая велосипедистка" (1905) 5. Die tanzenden Männchen und andere Detektivgeschichten (Пляшущие человечки и другие детективные истории) — содержащие «Пляшущие человечки», «Случай в пансионе», «Чёрный Питер», «Шесть Наполеонов», «Эбби Грейндж» и «Второе пятно " (1906) 6. (Шерлок Холмс и Уши) — содержит «Картонную коробку», «Чарльз Огастес Милвертон», «Три студента», «Пропавший регбист» и три других рассказа Конан Дойла. Ричард Гутшмидт умер в Мюнхене 3 февраля 1926 года.
URL записи
Хотя завтрак в Британии обычно состоял из чая и тостов или булочек, даже он порой превращался в целую церемонию. В больших имениях, как, например, у мистера Дарси в Пемберли из романа "Гордость и предубеждение", кипятить чай на каминной решетке было немыслимо. Вместо этого для кипятка использовались богато украшенные серебряные чайники. Вода в них долго оставалась горячей благодаря раскалённому железному пруту, который нагревали над очагом в кухне, а затем вставляли в специальное отверстие в чайнике. Служанка приносила такой чайник к столу и ставила рядом с хозяйкой дома, которая заваривала чай сама в изящном фарфоровом или серебряном заварочном чайничке. 
Серебряный чайник в стиле Георга IV Мастер: Бенджамин Смит II (Бирмингем 1764 - Лондон). Из изящных фарфоровых чашек пили как традиционный чай (в доме Остинов), так и более изысканные напитки. Богатый брат Джейн Эдвард предпочитал кофе, герой "Нортенгерского аббатства" генерал Тилни - горячий шоколад. Сам завтрак был неформальным - за ним можно было разговаривать, просматривать газеты и письма. Ким Уилсон «Чай с Джейн Остин»
George Dunlop Leslie Узор "Willow", используемый на керамической посуде, стал популярным в конце 18 века в Англии, когда в своей исходной форме он был популяризирован английскими художниками-керамистами, сочетая и адаптируя мотивы, вдохновленные модными расписанными вручную сине-белыми изделиями, импортируемыми из Китая Люси Уорсли «Английский дом. Интимная история»
Даже скромная трапеза эпохи Регентства выглядит маленьким пиром в наших глазах. Главное, что создаёт этот эффект, — это принцип подачи блюд. Мода на подачу à la russe (то есть привычный нам вариант сервировки, когда блюда появляются на столе в логичном порядке, сменяя друг друга) придёт в Англию позже. Во времена Джейн Остин стол сервировали à la française, то есть на французский манер. Это значит, что блюда появлялись на столе сразу большими группами. Такая группа называлась переменой, и в рамках званого обеда их обыкновенно бывало две или три. Каждая перемена включала в себя от пяти до двадцати пяти блюд самых разных типов: на стол одновременно подавались супы, мясо, рыба и птица, дичь, овощи, соусы и соленья, всевозможные пудинги — сладкие и несладкие, пироги — тоже как закусочные, так и десертные, и собственно десерты. То есть едоки не разграничивали по времени первое-второе-третье, а ели всё вперемешку. Разумеется, необязательно было пробовать всё: богатый ассортимент предлагался для того, чтобы у гостей была возможности выбора и каждый получил что-нибудь по своему вкусу. После знакомства с блюдами первой перемены приходила пора с ними проститься. Гостям предлагался промежуточный десерт. Затем стол сервировали блюдами второй перемены, то есть подавали новый набор угощений самого разного рода. Когда гости насыщались и ими, сервировали стол под сладкое: фрукты, орехи, пирожные и мороженое. В «Эмме» главная героиня и Фрэнк Черчилл вынуждены прервать свой оживлённый диалог, чтобы соблюсти этикет застолья: «Затянувшаяся пауза между двумя переменами блюд призвала их разделить со всеми томительные минуты ожидания, сидя с таким же, как у других, сдержанным и чинным видом; но вот стол опять благополучно заставился кушаньями, каждый судок и соусник водворился точно на положенное ему место, и, когда к обществу, занятому едою, опять воротилась непринужденность...» Блюда в рамках одной перемены расставлялись на столе с соблюдением максимальной симметрии: в центре — что-нибудь наиболее внушительное, вокруг него всё остальное. При этом мясо, птица и т. п. обыкновенно подавались целиком, без порционной нарезки. Хозяин дома собственноручно разрезал основное мясное блюдо, а также следил за тем, чтобы всем гостям разлили суп. Остальные блюда можно было накладывать себе самостоятельно, если они стояли рядом, а за блюдами с другого конца стола — послать слугу. Элементы застольного этикета отчётливо вырисовываются перед нами, например, в «Мэнсфилд-парке». Мэри Крофорд беспокоится, что смена хозяина будет болезненно ощутима за столом: «Она не сомневалась, что обед пройдет прескучно. Не в пример брату, Эдмунд не найдет тем для беседы. Супом станут обносить при унылом молчании, вино пить без всяких улыбок и милого вздора, дичь резать без сопровождения хотя бы одного-единственного рассказа о том, как вкусна была оленья нога в прошлый раз, или занимательной истории «об одном моем друге».» 
Если вы собрались в путешествие по английским дорогам, без лошади вам не обойтись. Нет, конечно, можно сказать, что вы очень любите ходить, да и физические нагрузки вам нравятся, — некоторые люди действительно исходили страну вдоль и поперек пешком, — но вскоре вы поймете, для чего на самом деле нужна лошадь. В первую очередь это связано не с расходом энергии, а со статусом и личной гигиеной. Джентльмены и леди не ходят по большим дорогам пешком: они едут либо верхом, либо в карете. Еще один вариант — паланкин, экипаж, закрепленный на двух длинных жердях. В городах их обычно носят слуги: некоторые женщины предпочитают отправляться за покупками в паланкине, а не в карете — в нем намного легче маневрировать на улицах. 
Лошадей также разводили и обучали для участия в скачках, являющимися очень популярным событием в Англии в эпоху Регентства. Это был спорт для богатых и влиятельных людей, и с тех пор сопутствующий азарт стал весьма распространённым. В Мэнсфилд-парке Том Бертрам, уже доставивший своей семье финансовые проблемы, снова возвращается в Лондон, чтобы принять участие в ставках на скачки. В то время как мужчины участвовали в состязаниях, респектабельным женщинам надлежало обучаться верховой езде для неторопливых прогулок и преодолению нужного расстояния. Умение ездить верхом было примечательным навыком, что также свидетельствовало о статусе. Дамам не советовалось ездить в одиночку, чтобы иметь дополнительную защиту при езде по сельской местности, ведь одинокие путники часто подвергались разбойному нападению. "Ах, кузен, как я вспомню, до чего меня пугала верховая езда, с каким страхом я слушала, когда говорили, что она пойдет мне на пользу (бывало, стоит дядюшке заговорить о лошадях, меня бросает в дрожь)… как подумаю, сколько же ты потратил усилий, чтобы урезонить меня, уговорить не бояться и убедить, что я вскоре полюблю ездить верхом, я чувствую, что ты всегда прав, и начинаю надеяться, что твои предсказанья, как всегда, окажутся верны." - "Мэнсфилд парк", пер. Р. Облонской. Участие животных в рассказах Джейн Остин показывают не только практическую сторону, но и эмоциональную связь. Тихая и сдержанная Фанни Прайс недооценена её родственниками, за исключением добросердечного кузена Эдмунда. В то время как леди Бертрам и её дочери наслаждались прогулками на своих элегантных лошадях по сельской местности, Фанни осталась дома. Эдмунд, пристыжённый и разъярённый небрежным отношением требует, чтобы у неё была своя собственная. По ходу истории сила и выносливость Фанни увеличиваются благодаря часам, которые она провела верхом на лошади. 
Самой лучшей и экономной альтернативой была покупка осла или пони. Хотя они и не производили должного впечатления, но были дешевле как в стоимости, так и в содержании. Живя в Чотон-коттедже на чуть менее 500 фунтов стерлингов в год, Джейн Остин, Кассандра и их матушка владели ослом и телегой. Обычный осёл стоил около 5 шиллингов, а самого дорогого можно было купить всего за 3 фунта. В основном главные недостатки были связаны с небольшими размерами, что делало его медлительным и неспособным тянуть большую повозку или везти более двух взрослых. "Вот бы у нас был ослик! Было бы чудесно, если бы все мы приехали верхом на осликах – Джейн, мисс Бейтс и я… а мой caro sposo шел бы рядом пешком. Нет, правда, стоит поговорить с ним о покупке ослика. Поскольку мы живем в деревне, я нахожу ослика своего рода необходимостью… " - "Эмма", пер. И.Мансурова. 
Холмс закрыл ставни в кабинете Уотсона, опасаясь духового ружья (Последнее дело Холмса), а полковник Себастьян Моран убил Рональда Адэра и пытался убить Холмса с помощью изобретения Фон Хердера, которое стреляло револьверной пулей с мягким наконечником и которое в конце концов украсило музей Скотленд-Ярда. (Пустой дом) . Духовое ружье, изготовленное Штраубензе для графа Сильвиуса никогда не использовалось по прямому назначению - для убийства Холмса (Камень Мазарини). Akbar, Dost (Акбар, Дост), один из ЧЕТЫРЕХ (Знак четырех) Albemarle Mansion(Олбемарл Мэншен), дом в Кенсингтоне мистера Мелвилла (Вистери Лодж) Albert chain (Цепочка Альберта), короткая цепочка для часов с массивными звеньями. Дополнение: Названа в честь принца Альберта, мужа королевы Виктории. Цепочка, используемая для облегчения доступа к карманным часам в кармане жилета . Стиль Альберта предлагал также Т-образную накладку , заправленную в застегнутую пуговицу жилета. Оттуда свисала еще одна небольшая цепь, к которой владелец прикреплял декоративные амулеты , такие как символы братства или ложи. Двойной Альберт представлял собой цепочку, накинутую между обоими карманами для часов, с Т-образным стержнем и подвесной цепочкой посередине. 
Цепочки Альберта носили Госмер Эйнджел (Установление личности) , Джабез Уилсон (Союз рыжих) и Энох Дреббер (Этюд в багровых тонах). Albert Dock (Альберт-док) , часть системы Королевских доков Виктории и Альберта, расположенных в Эссексе и тянущихся параллельно Темзе. Являясь крупнейшей доковой системой лондонского порта, она вмещает все торговые суда, кроме самых крупных. Джеймс Браунер был арестован в Альберт-доке (Картонная коробка), и там же стояла на якоре "Одинокая звезда" во время своего пребывания в Лондоне (Пять зернышек апельсина).
Показана довольно заметная толщина. Плита, которую сэр Ральф поспешно изготовил вместо старого деревянного покрытия, должна была имитировать эту толщину на уровне выступа от пола. Неудивительно, что потребовались совместные усилия Холмса и дородного полицейского из Сассекса, чтобы сдвинуть ее с места, и что Брантон мог сдвигать ее только на небольшое расстояние за раз, в то время как его черноглазая помощница заталкивала в отверстие заготовки из бревен. Одним из аспектов, который вызывает глубокое недоумение, является очевидная прочность клетчатого толстого шарфа Брантона — она, должно быть, была беспредельной! 
Вот схема всего этого сооружения 
Concealing flag - скрывающая плита Flagstone - сама плита-крышка люка Iron ring - кольцо Cellar floor - пол подвала Chamber - люк, где находился сундук Железное кольцо в центре плиты - еще одна загадка. Почему в центре? Кольцо, расположенное таким образом, что точка его крепления находится в центре, позволяет предположить, что плита была сконструирована таким образом, чтобы ее можно было поднимать вертикально с места установки, что означает подъем с помощью блока и троса с крыши наверху. Однако Холмс, насколько нам известно, никогда не осматривал крышу в поисках подходящего места для подъема крышки люка. Так получилось, что плита была разрезана, чтобы ее можно было поднять как дверь люка. Без сильно сужающихся сторон этого было бы невозможно сделать, но если оно было сконструировано так, чтобы быть “шарнирным”, то кольцо находилось не в том месте. Оно должно быть установлено с одной стороны, чтобы получить максимальное преимущество при подъеме, и скрывающая плита выглядела бы при этом более естественно. Возможно, каменщик сэра Ральфа плохо разбирался в таких основных инженерных принципах. Возможно еще, что плита была взята откуда-то из другого места и быстро переделана в соответствии с ее новым местонахождением, и что она уже была с кольцом. Это действительно затрудняет, но не делает невозможным использование скрытой плиты для кольца. В мерцающей темноте подвала, при всех трудностях напряженной работы, при волнении и лихорадочном возбуждении опорная заготовка не была установлена должным образом. С внезапным хлопком заготовка выскакивает, и, отскочив, одним движением плита снова встает на место. 
Это последняя капля для горничной. Уже крепко сжимая в руке полотняный мешочек, она хватает фонарь и убегает. Итак, к загадке гибели Брантона. Как он умер? “...на его теле не было ни раны, ни кровоподтека, которые свидетельствовали бы о том, как он встретил свой ужасный конец”, - говорит Холмс, и позже появляется предположение о том, что он задохнулся: “... заглушенных стонов и отчаянного стука в каменную плиту, под которой задыхался ее неверный возлюбленный”. Существует вероятность, что это последнее утверждение является уотсоновским приукрашиванием, поскольку Холмс ясно описывает толстый слой пыли в этой яме. Если это был старый холодный погреб Херлстона, то он, наверняка, был проветриваемым помещением. Итак, что же его убило, и почему он не предпринял никаких видимых усилий, чтобы выбраться? Он наверняка попытался бы поднять плиту снизу, если бы мог. У него было бы много рычагов давления снизу, чтобы, по крайней мере, попытаться сдвинуть ее достаточно, чтобы засунуть что-нибудь в щель, для того, чтобы либо пропустить внутрь воздух, либо поднять тревогу, либо и то, и другое. В конце концов, он не мог знать, что его шарф был оставлен на виду в качестве путеводного знака, или того, что железное кольцо осталось неприкрытым. Если бы Брантон все-таки попытался поднять плиту, то он почти наверняка попытался бы встать на сундук, чтобы получить большее преимущество; и все же, насколько нам известно, не было никаких признаков таких действий, которые, несомненно, были бы видны на этом сундуке, обветшалом и подточенном сыростью и червями, несмотря на то, что он был частично окован металлом. Ряд холмсианских ученых выдвинули предположение, что во всем этом мошенничестве была замешана третья сторона, включая предположение, что Брантон был отравлен ранее и скончался, находясь там, внизу, или даже убит в другом месте и брошен там. Высказывалось даже предположение, что в этом замешан сам Месгрейв. Я не могу согласиться с последним: это просто кажется неправильным, и размышления о такого рода макиавеллиевском заговоре могут привести нас практически куда угодно, и мне стало не по себе от таких предположений. Наиболее очевидное предположение состоит в том, что Брантону, стоявшему на открытом сундуке, чтобы было легче передать мешок или даже вылезти наружу, "размозжило голову", плитой, когда она рухнула вниз. Но «...не было ни раны, ни кровоподтека».Если я могу предположить, что утверждение “ ...ни раны, ни синяка" было всего лишь результатом первого поверхностного осмотра в том тускло освещенном подвале, тогда у меня есть еще одно предположение.: Возможно, его убил сундук! У старинных запирающихся сундуков не было относительно маленьких и простых замков, которые мы знаем сегодня. Запорный механизм довольно часто заполнял всю конструкцию крышки и был ее неотъемлемой частью. На иллюстрации Пейджета ясно видно, что что-то находится на крышке. Без сомнения, большинство экспертов предположили, что это что-то из числа грибков или плесени, упомянутых Холмсом, но на самом деле это мог быть механизм блокировки. 
На этом рисунке изображен типичный сундук того времени с таким замком, и дело в том, что в старинных замках часто стояли взрывные мины-ловушки. Они могли проткнуть руку незваного гостя стальным дротиком, или, когда потенциальный вор успешно вскрыл замок и попытался бы вытащить внутренний лоток с помощью этих манящих отверстий для пальцев, он внезапно обнаружил бы, что его пальцы жестоко зажаты железными челюстями, почти на грани ампутации. Итак, не умер ли Брантон от стального дротика, нацеленного в более важную часть тела, нежели рука? В подвале мрачно и холодно. Брантон забирается в люк, и при мерцающем свете фонаря его согревает вид старого, окованного металлом сундука. Он одновременно рад и удивлен, увидев латунный ключ, уже торчащий в замке. Он прилагает усилия, все сильнее нажимая на ключ, пока, после стольких лет пребывания на одном месте, рычаги замка и засовы неохотно не сдвигаются, и дворецкий может, несмотря на протестующий визг петель, открыть крышку. Брантон, высоко подняв фонарь, заглядывает на дно сундука. Сбитый с толку и разочарованный скудным содержимым, он собирает все предметы в полотняный мешок и передает его ожидающей горничной. Тем временем, втайне от него, старый усталый механизм борется с 228 годами грязи и коррозии. Внезапно, с резким лязгом, механизм приходит в действие, посылая стальной дротик глубоко в тело Брантона, когда он наклоняется, чтобы еще раз взглянуть. Сдавленный крик снизу; испуганная служанка отскакивает от отверстия; плита с глухим стуком возвращается на место, и все кончено. Что касается исчезновения горничной, наиболее вероятным объяснением является то, что Рэчел Хауэллз написала домой своей семье после того, как Брантон бросил ее. Можно представить себе брата с таким же валлийским темпераментом, как у Рэчел, мчащегося в Херлстон, чтобы высказать слишком умному мистеру Брантону, что он о нем думает. К тому времени, когда он прибыл, все было кончено, и Брантон был мертв. Брат и сестра вернулись в Уэльс, и последним вызывающим жестом Рэчел было выбросить полотняный мешок и его явно бесполезное содержимое в реку. Потом они исчезли. Мы должны оставить Херлстон для получения последнего кусочка головоломки, а для этого нам нужно снова вернуться в 1651 год. Если быть точным, в 3 сентября. Погода ясная и безветренная, и мы стоим прямо у ворот Сидбери на восточной стороне старого города Вустер. Все чувства немедленно обостряются из-за запаха и шума. Пахнет навозом, кожей и потом, порохом и гниющим мусором. Шум исходит из разноголосого гула криков, как вблизи, так и вдалеке; ржания лошадей, судорожной скороговорки мушкетеров и слишком близкого грохота пушек. Слышны звуки бегущих и ругающихся людей, сильный шотландский акцент, и все это смешивается со звоном снаряжения и доспехов; и раздается треск осколков и рев, когда поблизости раздается пушечный выстрел. 
Разыгрывается последнее сражение Третьей гражданской войны в Англии. Уже перевалило за полдень, и битва бушует уже четыре или пять часов. Несмотря на некоторые очень ожесточенные бои и впечатляющие примеры индивидуального мужества, сочетание полководческого мастерства Кромвеля и превосходящей численности войск "Круглоголовых" одерживает победу. Действительно, у ворот Сидбери царит полнейшее замешательство; битва проиграна. Ворота заблокированы повозкой с боеприпасами, везущий ее бык лежит на дороге мертвый. Через оставшийся узкий проход, слишком маленький, чтобы пропустить лошадь, пробирается группа роялистов; враг уже близко. Среди них - высокая фигура. Это очень загорелый человек, практически смуглый. У него ловкие, почти грациозные движения, несмотря на вес доспехов. Даже в окружающем его ужасающем хаосе он, кажется, излучает беззаботность. Это король Карл II. Ему двадцать один год. Последняя попытка собрать остатки его армии проваливается. Только один путь из города остается открытым для роялистов: ворота Святого Мартина и дорога на север, битва окончилась полным разгромом. Понимая, что если он останется с основными силами армии, то будет быстро схвачен, король вместе с группой примерно из шестидесяти "джентльменов и офицеров" отделяется, и к рассвету следующего дня они оказываются в доме Уайтледис. Здесь король решил подкрепиться и принять облик деревенского жителя, сбросив собственную одежду в уборной. Его волосы коротко подстриг ножом лорд Уилмотт, но так плохо, что их приходится подстригать заново, чтобы сделать менее заметными. Несмотря на свою неудачу в качестве парикмахера, жизнерадостный, отличающийся солидной и благородной внешностью лорд Уилмотт становится почти постоянным спутником Карла на протяжении шести долгих недель чудесного спасения. Позже король с притворным отчаянием вспоминал о своем спутнике: “Я никогда не мог заставить милорда Уилмотта надеть какую-либо маскировку, он говорил, что будет выглядеть в ней ужасно, и поэтому никогда ничего такого не надевал”. Большинство джентльменов и офицеров прощаются с королем и направляются на север, в Шотландию, и вполне возможно, что среди них сэр Филип Месгрейв из Северных Месгрейвов, губернатор Карлайла. К субботе 6 сентября, после различных вылазок и изменений планов, король находится в Боскобель-хаусе. Здесь он проводит день в компании беспечного майора. По собственным словам короля, записанным Сэмюэлем Пеписом: “...и захватил с собой кое-что из съестного на весь день: простоквашу, хлеб, сыр, немного пива и ничего больше, и забрался на большой дуб, который был срублен 3-4 года назад, и, поскольку он был очень пушистым и густым, его нельзя было разглядеть насквозь. И он сказал, что мы останемся здесь на весь день...” Таким образом, родилась легенда о Королевском дубе. Стоит рассказать об одном довольно любопытном факте, относящемся к этой части побега короля, и он касается некоего отца Хаддлстона, который помогал королю деньгами и одеждой во время пребывания в Мозли в Стаффорде. В некоторых местах современного текста его называют отец Херлстон! Было бы интересно в деталях проследить за приключениями короля на протяжении всех шести недель отчаянных игр в прятки, которые вскоре стали известны как "Королевское чудо". Они действительно увлекательны, но я боюсь, что меня обвинят в том, что я слишком далеко отклонился от холмсианских идей. Итак, мы присоединяемся к нему в его предпоследнюю ночь в Англии в доме Томаса Саймондса из Хэмблдона, все еще тихой, нетронутой деревни примерно в 10 милях к северу от Портсмута, в Хэмпшире. Карл, одетый в костюм из серой ткани, переодет слугой и взял имя Уильям Джексон. Среди тех, кто сопровождает его, - верный лорд Уилмотт и его слуга Суон; полковник Робин Филлипс, флегматичный тупица-кавалерист, обладающий огромной физической силой, но с собачьей преданностью королю, и всегда безупречный полковник Джордж Гонтер из прихода Рактон, из рассказов которого взято следующее . Полковник Гонтер, которому Уилмотт поручил организовать побег короля, после бесплодных попыток в Эмсуорте, Лэнгстоуне и Чичестере, наконец, собрался с духом и организовал побег короля на барке из Шорхема, маленькой прибрежной деревушки к западу от Брайтона. На рассвете следующего дня, во вторник, 14 октября, полковник Филлипс отправляется в Лондон по поручению короля, в то время как остальная часть королевской свиты направляется на восток, в сторону Брайтона. После трехчасовой поездки они должны были проехать чуть южнее дома полковника Гонтера в Рактоне, сразу за границей Сассекса и примерно в двух милях к северу от Эмсворта. Некоторые комментаторы предположили, что Рактон-хаус - это Херлстон, и поэтому полковник Гонтер это сэр Ральф Масгрейв, но поскольку дом был снесен примерно в 1840 году, Холмс не мог посетить его в 1879 году. Рактон-хаус - это не Херлстон. Хотя я не могу найти упоминаний 17 века о том, что Карл действительно останавливался в Рактоне, коттедж рядом с церковью, в нескольких сотнях ярдов от Рактон-хауса, известен как коттедж короля Карла, а на стене северной спальни изображен королевский герб, отлитый в гипсе. Королевский маршрут из Рактона пролегал через вершину Чичестера и далее в Арундел. Здесь он повернул на север, явно недовольный попыткой проехать по оживленному мосту через реку Арун. В деревне Хоутон, к северу от Арундела, беглецы остановились в пивной, ныне известной как "Джордж и дракон", чтобы купить хлеба и питья, а также отведать свиных языков, которые они привезли с собой из Хэмблдона. Затем перейдем к Брамберу. Они прибыли в Брамбер между 3 и 4 часами дня и, к своему ужасу, обнаружили, что деревня полна солдат. Напустив на себя храбрый вид, они беспрепятственно прошли через город, хотя и немного испугались, когда на дальнем конце деревни сзади налетел отряд численностью от 30 до 40 солдат, но они просто оттеснили маленький отряд в сторону и пронеслись дальше. К Брамберу примыкает деревня Бидинг, и здесь лорд Уилмотт не позволил королю отдохнуть на конспиративной квартире, ранее устроенной полковником Гонтером. По собственным словам Гонтера: “ Я был уверен, что его величество пробудет там некоторое время, пока я не осмотрю побережье. Но милорд Уилмотт ни в коем случае не стал бы этого делать, опасаясь этих солдат, но смог ли уговорить короля уйти оттуда, я не знаю. Итак, мы расстались: они - туда, где, по их мнению, было безопаснее, я - в Брайтемстон, договорившись, что они должны прислать мне сообщение, когда все будет готово.” Группа вместе с капитаном барка, неким капитаном Таттерсоллом, снова собралась позже тем же вечером в "Джордже" на Уэст-стрит, Брайтон (Брайтемстон). Здесь они поужинали, и были сделаны последние приготовления к побегу короля. К двум часам ночи 15 октября, после короткого отдыха, отряд снова был в пути, чтобы совершить короткое путешествие в Шорхэм. К восьми часам они были на месте, а к десяти утра следующего дня король высадился в Нормандии. Полковник Джордж Гонтер в своем отчете не упоминает ни о посещении королем Херлстона, ни о каком-либо другом месте, которое могло бы быть Херлстоном. Однако нет никаких сомнений в том, что нечто такое имело место. Альтернативы таковы: либо полковник Гонтер поклялся хранить тайну относительно краткого визита группы в Херлстон в этот последний день, либо король, лорд Уилмотт и его человек Свон посетили Херлстон после того, как расстались с Гонтером в Бидинге. Я полагаю, что, скорее, последнее, другими словами, Херлстон или место, где находился Херлстон — поскольку есть вероятность, что его больше нет, — вероятно, находится не более чем в часе езды от Бидинга. Либо король, либо Уилмотт, либо оба они хорошо знали сэра Ральфа Месгрейва. Итак, в поисках безопасного места для ночлега, чтобы свести к минимуму время, проведенное в Брайтоне, было вполне естественно, что они должны были искать Херлстон. 
У меня не хватает красноречия адекватно описать встречу короля и сэра Ральфа. Достаточно сказать, что это, должно быть, было довольно необычно, когда сэр Ральф внезапно и без предупреждения обнаружил беглого короля, своего господина, на пороге своего дома. Карл, очевидно, собирался рассказать сэру Ральфу о самых необычных моментах своих приключений за последние шесть недель, включая пребывание у дуба. Сэр Ральф, в свою очередь, должен был рассказать королю о своем приобретении и сокрытии испорченной короны. Можно представить некоторые ответные слова короля: - Хотел бы я вознаградить тебя, - улыбнулся король и ссыпал последние несколько монет в руку сэра Ральфа. Эти монеты, принадлежавшие королю, сразу же приобрели огромную сентиментальную ценность. Так получилось, что сэр Ральф позже добавил их к испорченной короне в подвале. Я думаю, мы можем с уверенностью предположить, что вскоре после того, как сэр Ральф составил свой катехизис, мстительный парламент отобрал у него дом, как это было сделано со многими видными роялистами. И он бежал, чтобы присоединиться к Карлу в его странствиях по Континенту. Здесь, действительно, он мог бы стать одной из правых рук Карла, как сообщает Реджинальд Месгрейв. Сомнительно, что когда-либо станет известно, по каким причудам судьбы Обряд стал использоваться как таковой, но последовательность событий после реставрации в 1660 году довольно ясна: триумфальное и шумное возвращение короля требовало короны для его коронации, и по воле фортуны, несколько предметов из драгоценностей короны избежали вандализма Кромвеля. 
Одной из них была корона Эдуарда Исповедника, корона святого Эдуарда, которая, как полагают, была поспешно подогнана под голову Карла. Итак, к сожалению, все благие усилия сэра Ральфа сошли на нет. Его изломанная корона была не нужна. После реставрации Карл вернул роялистские владения их законным владельцам, откуда они были насильственно изгнаны, так что семья Месгрейв вернулась в свой дом. Почему разрушенная корона оставалась спрятанной в подвале до тех пор, пока Брантон не нашел ее, остается предметом догадок. Ни при сэре Ральфе, ни при Реджинальде Месгрейве не могло быть настоящего спора о праве собственности, поскольку данная реликвия была приобретена честным образом, хотя доказательство этого в случае Реджинальда, возможно, было причиной некоторой задержки, а понесенные значительные расходы, несомненно, относятся к судебным сборам и оплате изысканий. Вполне возможно, что сэр Ральф умер при этом оборванном и голодающем дворе на континенте, унеся свою тайну с собой в могилу и оставив только Обряд как указатель на реликвию. Однако, хотя этот обряд был сохранен семьей как воспоминание о тех неспокойных временах, его происхождение и значение никому не были известны. Мое собственное мнение таково, что сэр Ральф вернулся во время Реставрации, но предпочел оставить сломанную корону в тайне по прихоти, потерпев неудачу в своем предприятии и оставив Обряд как видимую связь, но намеренно скрывая его происхождение. Как я уже говорил, сэр Ральф Масгрейв был романтиком 