суббота, 15 июля 2023 в 18:53
Пишет Irina77:
Немножко еще поискала информацию по пенсии Ватсона, и решила собрать все в один пост. Военный хирург получал жалованья ок.200 фунтов в год. Из них вычитались полковые взносы на офицерский клуб (оплата столовой, вина и проч.), траты на пошив формы, жилье и питание (если не предоставлялось бесплатное), слугу или кухарку, лошадей и фураж (при надобности). Еще полковые врачи сами покупали себе хирургические инструменты, дополнительные лекарства. Также у Ватсона был ординарец. Правда, выяснить не получилось - доктор вычитал ему из своей зарплаты, или Мюррею платили из казначейства. Так что в итоге оставалось немного - хорошо, если половина. И, чтобы скопить себе на частную практику по выходе в отставку (при этом жалованье урезалось наполовину), приходилось послужить хотя бы лет десять. читать дальшеКандидатские экзамены для поступления в военные хирурги сдавали в Лондоне, прошедшие их зачислялись в Армейский медицинский департамент в качестве хирурга на испытательный срок и отправлялись в Нетли на 4 месяца, где получали во время учебы стипендию 8 шилл. в день. Затем они направлялись к месту назначения в качестве хирурга в чине лейтенанта (ассистенты хирурга к 1878 году уже не существовали) с жалованием 200 фунтов в год и контрактом на 10 лет. После пяти лет службы хирурги получали уже 250 фунтов в год, а после шести приравнивались к капитанам. Финансовое положение военных хирургов было, прямо скажем, незавидное по сравнению с их гражданскими коллегами, и Ватсон оказался среди тех 19 кандидатов, которые в 1878 году претендовали на 40 вакансий. На что могли рассчитывать молодые джентльмены-медики, записываясь в армию? На тяжелую неблагодарную работу, низкие статус и жалованье, бродячую жизнь в полку, прозябание в какой-нибудь далекой колониальной дыре и большой риск там заболеть, или погибнуть в очередном конфликте. Поскольку военные врачи имели только «относительное» звание, они занимали положение в армейской иерархии ниже офицеров, несмотря на возраст, срок службы и заслуги. Медицинские колледжи отговаривали своих студентов вступать в Армию, пока статус и плата не улучшились. Кстати, по рассказам Конан Дойла хорошо прослеживается некоторая, эээ, наивность и незамутненность нашего бедного Ватсона. Да и в гражданской карьере врача он, строго говоря, не сильно преуспел, занимаясь больше приключениями с Шерлоком Холмсом, чем практикой. Неудивительно, что, Армейский медицинский департамент испытывал постоянный многолетний дефицит врачей (да и проблемы с их качеством, кстати, тоже), которые старались искать счастье в другом месте. *** По Дойлу, в 1878 году Ватсон получил степень доктора медицины в Лондонском университете, после чего проследовал в Нетли, чтобы пройти курс обучения, предусмотренный для армейских хирургов. Завершив там свои штудии, он был назначен ассистентом хирурга в полк. В начале 1881 года он вернулся в Англию с разрешением отечески заботливого британского правительства попробовать восстановить здоровье в течении девяти месяцев при жаловании в 11 шиллингов и 6 пенсов в день. «После окончания занятий я был назначен ассистентом хирурга…» («I was duly attached … as Assistant Surgeon»
. В 1878г. этого звания уже не существовало. С 1873г. звания армейских врачей выглядели следующим образом. Ассистенты отменялись. Все служившие на момент подписания указа «полные» хирурги производились в хирург-майоры (равно майору, после 20 лет службы- подполковнику), а ассистенты - в хирурги. Звание хирурга теперь давалось сразу при назначении врача. (Но, до 1898г., строго говоря, медики не являлись армейскими офицерами, а считались гражданскими, приданными военным структурам). В списках врачей аббревиатура AS (Assistant Surgeon) встречается последний раз 30 марта 1872г. ... После у всех первой аббревиатурой в биографии стоит S- хирург. Именно это звание и должен был получить доктор Ватсон - Хирург, с относительным равенством лейтенанту. Размеры оплаты врачей по указу 1873г. Хирург, со сроком службы до 5 лет- 10 шиллингов в день и 6 на «половинном». С увеличением службы - до 17 шиллингов пенсии после 20 лет (но уйти в отставку после 20 лет службы лишь хирургом, это конечно сурово….). Хирург-майор – жалованье от 17 шиллингов 6 пенсов до 1 фунта 7 шиллингов. И «пенсия» от 11 шиллингов до 1 фунта. Хирург-генерал получал от 2 фунтов до 2 фунтов 10 шиллингов в день. И «половинное жалованье» 1 фунт плюс от 10 до 17 шиллингов. Право на «пенсию» офицеры в разное время имели после 20 или 25 лет службы. С 1873г.- 25 лет. «Половинное жалованье» было равно 7/10 полного ежедневного. Но для этого необходимо было подпадать под ряд параметров. Например, отслужить в своем звании не менее 3 лет (а не сразу убежать в отставку при повышении), или иметь за плечами 10 лет службы за морями вне зависимости от звания, или 5 лет в действующей армии. Отслужившие 25 лет, но не подпадающие под эти условия получали 7/10 от жалованья своего последнего повышения. Кто уходил после 20 лет службы получал «половинное жалованье» равное половине своего полного жалованья. Уходящие в отставку по другим причинам, и до этих сроков, получали лишь временное половинное жалованье на такой период и пропорцию, какие сочтет нужным Военное ведомство, исходя из сроков и заслуг каждого конкретного врача. Подробных данных, чем они примерно руководствовались при начислении, пока не нашел, но по логике здесь должны были учитывать ранения, награды, рекомендации, участие в боевых действиях и тп. *** В 1876г снова произошли изменения. Генералы-хирурги были сразу приравнены к генерал-майорам, а заместители к полковникам. Хирурги-майоры произведенные за отличие становились подполковниками ранее 20 лет службы. Срок службы устанавливался в 10 лет. После чего надо было проходить комиссию вновь. Кто ее не прошел или не захотел продолжать службу сам, получал вместо пенсии единовременно 1000 фунтов. 28 апреля 1876 года вновь изменены условия службы военных медиков. Были окончательно отменены все полковые назначения. Департамент стал единым. Независимо от продолжительности службы человека и того, куда он поступал изначально, все могли быть переведены и назначены куда угодно по усмотрению начальства Департамента. Медицинские работники теперь записывались срок 10 лет, по истечении которого шестерых рекомендовали к повышению, а остальные могли уйти в отставку. Они получали единовременно 1000 фунтов вместо пенсии. С 1876г. хирурги начинали службу на 250 фунтах в год, а с учетом разных надбавок доходило до 318. Но дальнейшего роста зарплаты не было следующие 10 лет службы. С другой стороны, жизнь в Индии была дешевле, чем в Англии. ***
27 ноября 1879г. вводилось еще одно звание - Бригадный хирург. Оно было между старшим хирург-майором и заместителем хирург-генерала и равнялось подполковнику. Давалось заслуженным врачам, отслужившим не менее 8 лет за границей (но без учета лет в звании помощника хирурга). Заместители выбирались из числа этих «бригадиров», при чем они должны были отслужить 10 лет за границей, включая 3 года в Индии. «Полные» генералы назначались из числа заместителей с учетом опыта и заслуг. 2 декабря 1879 года военное ведомство обнародовало Королевский указ от 27 ноября 1879. Он отменял 10-летний срок службы, повышал жалованье и пенсии, предлагал и другие материальные преимущества, чтобы повысить популярность Департамента и привлечь молодых врачей. Военные медики по новым правилам были разделены на два класса. В класс А входили все поступившие до указа 1876г.; Класс Б - те, кто был допущен в течение ограниченного периода действия указа 1876, «краткосрочники» с 10-летним сроком. В категорию Б как раз попадал доктор Ватсон. Офицер класса Б имел право перейти в класс А, отслужив 2 года (т.е. до 1881г) и получив рекомендацию директора Департамента. Указ 1879г., как уже говорилось, повышал «зарплату» ряду категорий врачей. Генерал теперь имел 2 фунта 15 шиллингов в день и 2 фунта пенсии. Хирург-майор- 1 фунт (и немного выше с учетом выслуги). Хирург 200 фунтов в год, а на испытательном сроке только 8 шиллингов в день! Свыше 10 лет- 250 фунтов. При отставке и хирург и хирург-майор получали 1250 фунтов единовременно после 10 лет или 1800 после 15. Итак, еще один штрих к биографии нашего доктора. Поступал он в 1878г., когда интерес к военно-медицинской службе со стороны молодых врачей падал, а угроза войны росла. При этом Ватсон попадал под действие указов 1876 и 1879г., то есть становился сперва «краткосрочником» на 10 лет, а потом «офицером класса Б». Трудно сказать, захотел бы он продолжать свою службу и перейти в категорию А, или отслужив свой 10-летний контракт все равно ушел бы. И рекомендовали бы его к повышению или просто к дальнейшему прохождению службы. *** С 1881г. вводился термин «отставное жалованье» (а «половинное» сохранялось как разновидность для действующих офицеров). Это было одновременно вознаграждение за службу и гарантия, что при необходимости его можно будет призвать обратно, иначе он должен будет вернуть полученное. Пенсия по ранению медицинским чиновникам в Индийской Армии назначалась как соответствующим по чину боевым офицерам, и при ранении, не граничащим с потерей конечности (т.е. более легком) могла быть по усмотрению министра по делам Индии назначена на срок от трех до 12 месяцев в размере полного жалования. Пенсия по выходе в отставку (по инвалидности, как непригодный к дальнейшей службе) - составляла порядка 100 фунтов в год для офицеров. Она выплачивалась ежеквартально из фонда Челсийской больницы (Chelsea Hosptial funds) через почтовые отделения. Мы точно знаем размер пенсии Уотсона в 1881 году, платившейся ему правительством в течении девяти месяцев для восстановления здоровья - 11 с половиной шиллингов в день. Позднее он получал то ли военную пенсию по ранению/инвалидности, то ли половинное жалование как военный хирург в запасе – в двух разных рассказах Конан Дойл указывал разные варианты. Не выслужив и пяти лет, Ватсон был ранен и отправлен в Англию. Военный хирург, не прослуживший 5 лет, мог рассчитывать на полгугодовой оплачиваемый отпуск по болезни или ранению с выплатой не более шести шиллингов в день. Ему могли по решению медкомиссии разрешить еще полгода отпуска, на этот раз неоплачиваемого, после чего, если он не возвращался обратно на службу, контракт с ним разрывался. Ни на какую пенсию Ватсон при его двух годах службы рассчитывать, судя по публиковавшимся в медицинской прессе правилам, не мог. С другой стороны, получать Ватсон должен был в соответствии с описанными выше «расценками» из расчета, что он служил в 1878-80гг. в звании Хирург со сроком службы до 5 лет. Не совсем ясно пока, какая «пенсия» ему должна была быть назначена. С одной стороны мы помним, что офицеры, уходящие в отставку раньше времени получали индивидуальный расчет. И это хорошо накладывается на фразу Конан Дойла о докторе «с непоправимо подорванным здоровьем, зато с разрешением отечески-заботливого правительства восстановить его в течение девяти месяцев», видимо на половинном или даже полном жалованье. С другой стороны мы уже знаем, что «краткосрочникам» пенсия не полагалась, а лишь единовременная выплата. В нашем случае 1250 фунтов, но 5 или 10 лет-то он так и не отслужил. Какая-то меньшая сумма за 2-3 года службы и боевое ранение? Вряд ли удастся узнать. Возможно, среди друзей и коллег молодого Конан Дойла были бывшие военные врачи, служившие до отмены звания Ассистента, и он не критически перенес их рассказы и полученные сведения на вымышленную биографию Ватсона. В конце концов, сам Конан Дойл не служил. *** Военным врачам, как мы видим, жилось тяжело. Им было трудно содержать семью (если таковая была), свои лучшие годы и здоровье они отдавали Армии, при этом их социальный статус был низок. Их не особо уважали, как в армии, так и на «гражданке». Не было постоянного дома, круга друзей, надежд на карьеру, да и просто постоянства. Врача (особенно после 1873) могли перевести куда угодно, не спрашивая его желания, при этом могли быть потеряны деньги за униформу, полковые вычеты и несбывшиеся планы. Зарплата гражданских докторов была выше. Не говоря уже о реальных шансах погибнуть в бою, умереть от тропических болезней или остаться инвалидом с подорванным, «у черта на рогах», здоровьем. (Что с Ватсоном и произошло). Ватсон был ранен в левое плечо пулей из винтовки, раздробившей кость (по-видимому, ключицу) и задевшей подключичную артерию. У него было также ранение в ногу, но в тот момент оно показалось менее серьезным. Наверно, пуля прошла через мышцы икры, не задев кость, но повредив нервы или мускулы. Хотя сам Уотсон это не уточняет, Холмс позже упоминает простреленное ахиллово сухожилие. Эта рана имела более длительные последствия, нежели поврежденное плечо. Вне всякого сомнения, Ватсон был серьезно болен, но его утверждение, что он «много месяцев… находился между жизнью и смертью», снова несколько преувеличено. Обычно брюшной тиф длится около пяти недель, так что это не столь уж длительная болезнь. Конечно, эти мучительные недели показались ему месяцами. Фактически он провел в пешаварском госпитале менее двух месяцев, поскольку к концу октября вернулся в Бомбей. За это время Уотсона обследовал медицинский совет, который решил, учитывая, что он «выглядел… слабым и истощенным», немедленно отправить его в Англию. В Англии у него не было «ни единой родной души» – следовательно, к этому времени его родители умерли. Старшего брата тоже не было в живых: хотя его ждали хорошие перспективы, он пристрастился к выпивке и умер в бедности, оставив Ватсону золотые часы (стоимостью в 50 гиней), принадлежавшие их отцу. (Хотя возможно, было еще кое-что, менее ценное. Что также не решало затруднений.) Выписавшись из госпиталя в Нетли, Ватсон направился в Лондон, знакомый ему по студенческим временам в Бартсе. Он поселился в гостинице неподалеку от Стрэнда и приобрел щенка бульдога, чтобы тот скрасил его одиночество. Это было «неуютное, бессмысленное существование», которое делали еще более безрадостным финансовые проблемы. Когда Уотсон был освобожден от военной службы по инвалидности, ему назначили пенсию 11 шиллингов 6 пенсов в день, которой должно было хватить, чтобы обеспечить умеренный комфорт. Фактически эта пенсия была больше его офицерской зарплаты, составлявшей 200 фунтов в год. Но жизнь в Лондоне не была дешевой. К тому же он, в соответствии со своими вкусами, посещал дорогие бары. (А в бытность проживания уже на Бейкер Стрит еще и умудрялся тратить часть пенсии на скачки...) ***
После женитьбы Ватсон купил практику у мистера Фаркера, пожилого джентльмена, страдавшего пляской святого Витта. Из-за преклонного возраста и болезни число его пациентов уменьшилось, и доход упал с 1200 фунтов в год до 300 фунтов. Но Ватсон по-прежнему получал военную пенсию, и в сочетании с выручкой от практики это давало годовой доход в 500 фунтов. Этого было достаточно, чтобы чета Ватсонов жила с умеренным достатком и могла позволить себе нанять служанку. Кроме того, Ватсон был уверен, что при его молодости и энергии он сможет постепенно расширить практику. Он не говорит, сколько заплатил за практику, но обычная цена в то время составляла один или полтора годовых дохода. Таким образом, вероятно, Ватсон заплатил от 300 до 450 фунтов. Ни у него, ни у Мэри Морстен не могло быть больших денег. Оба имели скромный достаток: у Ватсона была только его военная пенсия (возможно, он мог что-то с нее откладывать на банковский счет), а у Мэри Морстен – жалованье гувернантки, в конце 1880-х равнявшееся 50 фунтам в год, включая стол и жилье. Наверно, им удалось отложить немного денег, но их не хватило на то, чтобы купить подходящий дом и должным образом его обставить. Однако у Мэри Морстен было шесть жемчужин – часть сокровищ Агры, присланных ей Тадеушем Шолто, сыном армейского сослуживца ее покойного отца. Вероятно, некоторые из них, если не все, были заложены или проданы, чтобы выручить необходимые средства. По материалам 221b.borda.ru, отсюда, отсюда и отсюда
URL записи
@темы: ШХ
До того, как был изобретён солнцезащитный крем, ношение парасоля было основным способом, который помогал дамам защититься от солнечных лучей, и мода на них была повсеместной. Такие женщины, как Элиза де Фейид, Джейн Остин или мадам Рекамье, носили их, когда ехали в открытой карете, прогуливались по городской улице, любовались садом, наслаждались морским побережьем или навещали деревенских родственников. 
Утверждалось, что парасоли стального или голубовато-серого цвета подходят к одежде практически любого цвета, и также обладали преимуществом в том, что пачкались меньше, чем белые. Тем не менее, белые парасоли имели, по крайней мере, три преимущества: белый цвет не выгорал на солнце, его можно было носить с любым платьем или шляпкой и, пожалуй, самым весомым аспектом было то, что он лучше других отражал солнечные лучи. В середине 1800-х годов также были популярны лавандовые оттенки. Экономная дама никогда бы не прогадала, выбрав чёрный цвет. Траур также требовал соблюдения нужного оттенка. Во время полу-траура разрешалось носить серый парасоль, тогда как чёрный цвет был обязательным в период полного траура. Чёрные траурные зонтики должны были быть простыми, хотя допускалась «оторочка бахромой». Покрытие парасоля из чёрного кружева считалось «полезной деталью». Чёрное кружево приходило на помощь, чтобы спрятать слегка запачканный парасоль. Более того, считалось, что оно больше всего уместно при любых случаях жизни, тогда как белое кружево считалось пригодным только для поездок в экипаже или для праздников. Перед покупкой нового парасоля даме нужно было подумать над некоторыми аспектами. Практичность была одним из самых важных аспектов, и, помимо цвета и ткани, ещё одним важным фактором была ручка. Она не должна была быть слишком толстой или слишком тонкой. Вес парасоля был не менее важен: чем легче, тем проще носить. Наконечник также мог быть разным: покрыт металлом или сделан из различных материалов, таких как кость, рог, слоновая кость или латунь. После приобретения владелица могла выгравировать свои инициалы или даже адрес на маленькой пластине на конце ручки или на «внутренней стороне одного из клиньев», что могло пригодиться в случае утери. Также парасоль хорошего качества можно было легко починить, если он действительно нравился даме, а восстановление подобной качественной вещи, как говорили, того стоило. 
Зонтики стоили недешево, но настоящие модницы имели по одному для каждого наряда. Будучи столь желанными и дорогими, парасоли стали одним из лучших подарков, который воздыхатели преподносили своим любимым. Как и украшения, зонтик можно было принять от молодого человека, только если его намерения были серьезны. Согласно «Домашнему журналу англичанки» от марта 1862 года, в приданое приличной девушки среднего класса должен входить один зонтик и два парасоля. Парасоль, как и веер или кружевной носовой платок, использовали для флирта. В изящных женских ручках он затенял лицо, придавал ему загадочность, скрывал направление ее взгляда, мягко указывал на изменение ее настроения, подчеркивал сияние глаз и улыбку, прятал несовершенства. А так описывается зонтик, подаренный в 1851 году королеве Виктории: «Зонтик имел позолоченный шестигранный ствол и золотую ручку с алмазом. Он был украшен девизом Ордена Подвязки, написанным на лакированной синей спиральной ленте, заканчивающейся гроздью рубинов и изумрудов. На открывающем механизме было выгравировано готическим шрифтом „Я правлю“. Сверху он был выполнен из розового муара и атласных кружев, наконечник был сделан из золота в форме рога изобилия». Настоящая драгоценность! 
Стоит признать, что со спортом викторианские женщины ассоциируются в последнюю очередь. Разве могли эти хрупкие, бледные создания, сидящие взаперти в своем доме, словно в сказочной башне, заниматься шейпингом и аэробикой? Не могли, скажете вы и будете правы. Помешательство на физической культуре и здоровом образе жизни начнется только через пару десятилетий после смерти королевы Виктории, однако изменения в отношении к спорту зародились именно в ее эпоху. К основным видам спорта, которыми могли заниматься женщины, относились крокет, теннис, хоккей на траве, гольф, охота на лис, стрельба из лука, верховая езда. К концу Викторианской эпохи женщины открыли для себя радости плавания и катания на велосипеде. 
Наравне с катанием на лошадях и охотой любимым видом спорта, напоминающим о былых временах, а оттого столь любимым аристократией, была стрельба из лука. Несмотря на то, что не каждая субтильная барышня могла натянуть тетиву, стрельба из лука была любимой забавой светских дам и всех тех, кто желал им подражать. Любительницей стрельбы из лука была Гвендолен Харлет, героиня романа Джорджа Элиота «Даниэль Деронда». В подвижные игры вроде крокета дамам предписывалось играть отдельно от мужчин, чтобы не смущать их. И, в конце концов, разве может женщина соревноваться с мужчиной? К тому же самоуверенность и азарт никак не входили в топ-5 женских добродетелей. Тем не менее, прогресс в женском спорте наступил вместе с медленной, но все же имевшей место реформой образования. Терапевтическая гимнастика была представлена на Лондонском школьном совете в 1885 году, и к 1887 году уже семь сотен школьных учителей прошли обучение основным методикам преподавания спорта. В первую очередь изменения восприняли частные школы, такие как Роедин, Вайкомб Эбби и Челтенхэмский женский колледж. Хоккей и лакросс использовались для закалки характера, а занятия во дворе были ежедневными, хотя учителя и стремились исключить физический контакт между ученицами. Школы часто нанимали учителей из Дартфордского колледжа физического обучения, который организовала мадам Бергман-Остерберг, дополнившая командный спорт элементами из шведской гимнастики. У Доротеи Бэйл, директора Челтенхэмского женского колледжа с 1858 по 1906 год, были своеобразные взгляды на спорт. Она возражала против игры в мяч, потому что не переносила состязательные командные игры в любой форме. Наблюдая хоккей на траве, она пришла к выводу, что «дети могут пораниться, бегая как оголтелые за одним мячиком. Надо выдать каждому по мячу!» Но давление со стороны учеников и коллег заставило мисс Бэйл пойти на компромисс, и к моменту ее смерти в Челтенхэме насчитывалось уже 26 теннисных кортов, двухакровая спортивная площадка и помещения для фехтования, катания на лошадях и плавания. Памятуя о том, что в здоровом теле здоровый дух, учительницы Челтенхэма без особого сочувствия относились в любительницам корсетов, которые падали в обморок, причем весьма избирательно — например, когда доходила их очередь отвечать невыученный урок. Вместо сочувственных ахов и охов излишне чувствительную барышню ожидала ледяная вода. Наверное, поэтому ученицы колледжа редко теряли сознание. Особое место спорт занимал в школе Роедин (Roedean), открытой в 1855 году. Целью школы было «дать девочкам всестороннее образование: физическое, интеллектуальное и нравственное». Упражнениям на свежем воздухе здесь уделялось не менее 2–3 часов в день. На школу поступали жалобы, что подобные физические упражнения будут слишком тяжелы для девочек-подростков, плохо скажутся на их здоровье и репродуктивной системе, приведут в негодность их внутренние органы. Но основательницы школы — сестры Лоуренс — были непоколебимы. 
В 1890-х Великобританию накрыла волна велосипедного помешательства. В принципе, и в предыдущее десятилетие женщины катались на велосипедах, преимущественно трехколесных, но тогда еще сильны были протесты против этой совершенно неженской машины. Якобы от езды на велосипеде у кормящих матерей пропадает молоко, тряска наносит ущерб слабеньким женским нервам, а движение ногой вверх-вниз вообще эквивалентно мастурбации (в таком же грехе прежде обвиняли швейную машинку с ножным приводом). Одиноких велосипедисток запугивали бандитами, которые могут подкараулить их на безлюдной дороге и всячески оскорбить. Да и платья для езды на велосипедах служили неистощимым источником для полемики между консерваторами и сторонниками рационального костюма. Ретрограды протестовали против шаровар, находя их вызывающими, велосипедисткам же не нравились велосипеды с заниженной рамой, которые хотя и позволяли кататься в длинной юбке, но были громоздкими и неудобными в обращении. Настоящая велосипедная эпидемия пришлась на 1895–1896 годы, когда этим спортом увлеклась аристократия. Работать педалями на улицах было не по рангу богатым и знатным. «В Лондоне я не катаюсь на велосипеде, по крайней мере, не на улицах, где тебе в спину дышат лошади, запряженные в омнибусы. По моему мнению, женщинам не следует подвергать себя опасностям лондонского дорожного движения», — делилась опытом леди Колин Кэмпбелл. По словам Джерома К. Джерома, вся голубая кровь Англии стекалась в парк Баттерси, чтобы покататься по дорожке, ведущей от озера к киоску с прохладительными напитками. В 1896 году велосипедистов пустили в Гайд-парк, и железный конь потеснил обычных лошадей на Роттен-роу. Даже за охотниками, собравшимися как следует погонять лису, теперь ехала кавалькада велосипедистов. Во время Сезона обязательным элементом променадов стала езда на велосипеде, и в приглашениях появилась строка «Захватите с собой велосипед». За велосипедами, расставленными в холлах, присматривали специально нанятые мальчишки в ливреях. Зрелище было примечательным: черный цвет нагонял на модниц тоску, они предпочитали разноцветные велосипеды — например, лимонно-желтый в зеленую полоску. Некоторые даже перекрашивали велосипед под цвет платья. Но уже к 1897 году аристократы наигрались, хотя и продолжали давить на педали в парках и в своих имениях — правда, уже без детского восторга. Зато велосипеды так и не утратили популярность среди среднего класса. Довольно распространенными были сдвоенные велосипеды, позволявшие супружеской паре или жениху с невестой (ну или менее зашоренным друзьям противоположного пола) кататься вместе. Как водится, возникал вопрос приличий. Кто должен сидеть спереди, мужчина или женщина? С одной стороны, джентльмен должен был играть ведущую роль в отношениях и заслонять леди от опасностей. С другой же — демонстрировать дамам свою спину вместо красивого пейзажа считалось не очень-то приличным. 
Для женщин, уставших от крокета и лисьей охоты, появлялись новые виды спорта, например, теннис и гольф. Эти игры проходили на свежем воздухе, обучение им стоило достаточно дорого, а участвовали в них представители обоих полов. Молодые мужчины и женщины быстро поняли, что таким способом можно сочетать удовольствие от общения, серьезную физическую нагрузку и азарт соревнования. Уже в 1884 году в Уимбилдоне прошел первый теннисный турнир среди женщин. В Шотландии история женского гольфа началась еще в 1810 году, а к концу столетия женщины составляли добрую треть членов гольф-клубов. В 1893 году был организован Союз гольфисток, и в том же году 38 гольфисток из Англии, Франции и Ирландии поучаствовали в первом национальном турнире. Победительницей стала леди Маргарет Скотт. Некоторые женщины открыли для себя велосипед, получивший распространение в последнем десятилетии XIX века, а особо отважные занимались альпинизмом. Число женщин в спорте стремительно росло, возникли женские спортивные клубы, например Английский клуб крикетисток в 1892 году или Лондонский женский футбольный клуб в 1890-х. Карикатуристы высмеивали спортсменок, изображая их некрасивыми и мужеподобными, подчеркивая их грубость и напористость в поведении с мужчинами. Только в самом конце XIX века вместе с ростом борьбы за женские права возник образ «новой женщины», равной или почти равной мужчине, отличавшейся интеллектом, образованием и пристрастием к спорту. Е.Коути "Женщины викторианской Англии" 
Если рассматривать уровень годового дохода в качестве единственного классового критерия, то разграничение между рабочим и средним классами исчезало на уровне годового дохода ниже 100 фунтов. Но существовали и другие различия, отделявшие низкооплачиваемого представителя среднего класса от простого рабочего, и ни у кого из них не возникало сомнений относительно своей классовой принадлежности. К примеру, клерки относились к среднему классу, поскольку занимались скорее умственным, чем ручным трудом. Произошло резкое увеличение численности «белых воротничков», как принято их называть, хотя, возможно, они считали себя «людьми в цилиндрах». 
Духовному лицу, конечно же, не требовалось доказывать, что он — джентльмен, «часто по рождению и состоянию, почти неизменно по образованию. Средний доход (жалованье священника) составлял 140 фунтов в год. Содержание священника (должность оплачивал приход) — 200–300 фунтов в год. Самый меньший доход — 80 фунтов». Офицеры, несомненно, являлись джентльменами, но они не относились к среднему классу, поскольку обычно происходили из аристократических семей. Барристеры (прим. - категория адвокатов в Великобритании и странах Содружества, которые ведут дела) считались джентльменами даже при отсутствии денег. И хотя юристам зачастую приходилось жить впроголодь, перед ними все же маячила возможность продвинуться и занять пусть незначительное место в системе государственной службы, которая обеспечивала джентльмена средствами к существованию. Педагогические кадры состояли как из малоуважаемых, невежественных людей, которые относились к своей деятельности как тяжелой, нудной работе, так и высокообразованных специалистов. Один мальчик, обучавшийся в «школе для бедных», достиг таких успехов, что сам начал преподавать в этом заведении, а затем стал настоящим учителем, членом среднего класса, хотя вряд ли поверил бы в детстве в такой поворот судьбы. Карл Маркс, несомненно, относился к среднему классу, хотя, когда он разорился и попытался получить деньги под залог фамильного серебра жены, служитель ломбарда прогнал его, заподозрив в краже, настолько у него был потрепанный вид. Помощь верного друга Фридриха Энгельса и неоднократное получение наследства — Марксу никогда не приходилось трудом зарабатывать себе на жизнь, — позволили ему в конце концов обосноваться в северном Лондоне и устроить дочерей учиться в Институт благородных девиц. Большая часть среднего класса уехала из центральной части Лондона. Между предместьями существовало четкое разграничение. Богатые переселились в Сиднем, Барнс и Ричмонд. Высший слой среднего класса переехал не так далеко, в Хэмпстед. Пенг и Илинг, где не было прямого железнодорожного сообщения, занял средний класс. Камберуэлл, Хаммерсмит, Лейтон и Болам, куда ходили поезда, заселили низшие слои среднего класса. «Люди из Сити» стремились в Бейсуотер, Брикстон и Клапам, куда ходили омнибусы. Клерк мог выбрать для жилья район Хакни, откуда в Сити можно было добраться пешком. «Служащие с небольшим доходом нередко предпочитали селиться в милях двух-трех от Банка, чтобы проезд обошелся в 6 пенсов. Если расстояние до места службы было менее трех миль, путь в один конец проделывали пешком, а при сидячей работе, как у клерка, в оба конца, если позволяла погода; это было весьма полезно для здоровья». Люди викторианской эпохи ходили пешком на поразительно большие расстояния. Леди, не состоявшие в браке, но пользовавшиеся покровительством какого-либо джентльмена, облюбовали Сент-Джон-Вуд, где к большинству премиленьких коттеджей от улицы до самых дверей вели укрытые зарослями дорожки; это не позволяло любопытному постороннему хорошенько рассмотреть человека в цилиндре, подъехавшему на кэбе и вошедшему в дом. Писатели и художники, стремившиеся обрести покой, выбирали Челси. Томас Карлейль тоже надеялся найти здесь столь необходимую ему для работы тишину. Вполне возможно, он не поехал бы так далеко, если бы не его жена Джейн. Но здесь ему досаждали соседские петухи, куры и собаки. Джейн даже бесплатно занималась английским языком с сыном хозяина особо неугомонного пса, чтобы хозяева попытались унять его лай. Число проживавших в Сити уменьшилось со 129 000 в 1851 году до 76 000 двадцатью годами позже. Лайза Пикард "Викторианский Лондон"
Данные на 1850 год. Английский флот Капитан 1 класса* получал 770 фунтов стерлингов в год полного жалованья. 2 класса - 600. 3 класса - 500. 4 класса - 400. Половинного жалованья (то есть - если он не состоял на действительной службе, а числился в тогдашнем "запасе" - капитан 1 класса 265 фунтов стерлингов в год, или 14 шиллингов 6 пенсов в сутки, всех остальных классов - от 10 до 12 шиллингов в сутки. *(Так в источнике. Скорее всего подразумевается капитан корабля 1 класса, т.к. в 1850 году, ни в американском , ни в английском флоте не было капитанов 1, 2, 3 и 4 класса / ранга. Матросы были (и даже 3 классов - если их так можно назвать - Например, способный моряк ) (в переводе на русский - опыт службы более 3 лет). А адмиралов было (в английском флоте 9 (!!!) рангов (или классов). Но капитан всегда был капитаном. Не было тогда капитанов 1, 2 и 3 ранга. Их жалованье зависело от многих факторов, но в основном, от того - капитаном какого корабля они командовали (1, 2, 3 или 4 класса. Классы были только у кораблей). Естественно, что капитан линейного корабля получал больше , чем капитан брига или фрегата. Но все они имели в военно-морском суде и в обществе абсолютно одинаковые права. Даже на военном совете в военное время (в то время). 
(как обычно бывает, искала одну информацию, но глаз попутно зацепился за другое... решила первую отложить и собрать все в кучку по найденному) История изобретения швейной машины трагична, и смахивает на детектив. Детектив растянувшийся на многие десятки лет. Швейная машина – устройство, которое позволяет соединять и отделывать материалы методом шитья. Она используется в разных отраслях легкой промышленности, а также в быту. Но как появилась эта полезная вещь? 
Знаете кто это? Нет? Тогда подсказка. Этого мужчину, с внешностью аристократа, зовут Йозеф Мадерспергер. Ну вот теперь- то все и стало понятным… После такой подсказки. Внимательный читатель, или просто тот, кто прочитал заголовок, сразу даст ответ на вопрос. Но начинать с описания швейной машины Йозефа Мадерспергера не хочется. Были изобретатели швейных машин и до него. Причем машины были изобретены достойные. Работали хорошо. Но десяткам тысяч людей, как сейчас, работы они не дали. Как следствие, не дали качественной и недорогой одежды тем, кто ее носит. А это уже миллионы. История изобретения швейной машины началась, пожалуй, именно с него. И, да. Портрет реконструирован. Сохранившиеся изображения Josef Madersperger-а оставляют желать лучшего. Но портретное сходство есть. И довольно ощутимое. Только одел компьютер его в современную одежду, и снял дурацкие круглые очки. Технологии, однако… А начну вот с чего. Кто изобрел радио? Ведь однозначного ответа нет. Да и быть не может. В этой области работало много первопроходцев. Каждый привнес что-то свое. Как результате, имеем то, что имеем… Радио в том или ином проявлении буквально пронизало нашу жизнь. В автоматизации труда портных дело обстояло практически также, как и при изобретении радио. Так, да не так. История донесла до нас имя первого изобретателя, это Чарльз Фредерик Визенталь (Charles Weisenthal) Это немец. Жил в Англии. Эмигрировал туда в свое время. Как таковую, швейную машину он, не построил. А может, построил, да не запатентовал. Зато запатентовал иглу. Произошло это в далеком 1755 году! Игла необычна в первую очередь тем, что игольное ушко у нее впервые было расположено посередине. А обе стороны иглы были острые. Для чего? Ведь вручную шить такой иглой сложно. А вот то, что игла совершает рабочие движения в обе стороны хода, говорит, скорее всего, о том, что предполагалась некоторая “механизация”. История изобретения швейной машины, это не разовое действие. Это постепенное вырисовывание будущей технологии. Конечно, попытки механизировать труд портного предпринимались и до Чарльза, но первый патент, такой важной части швейной машины, как игла, принадлежит ему. Кто шел за ним? Томас Сент (Thomas Saint). Вот первый человек, который в 1790 году, получил патент на швейную машину. Портрет его до нашего времени не дошел, как и не дошла ни одна машина этого изобретателя. Зато дошли чертежи. Вот прелесть патентной системы, которая в развитых странах зафиксировала часть истории изобретения швейной машины. Функционирует патентная система уже не одно столетие. По чертежам машина была построена, и была вполне работоспособна. На фото реплика швейной машины Сента. 
По большей части, детали, из которых она состоит, деревянные. По всей видимости, она была, в первую очередь, скорняжной. Кожу на ней шили. Работа этой машины напрямую напоминала работу мастера. Специальным шилом, вручную, осуществляли прокалывание, протаскивание нити, протягивание соединяемых материалов. Не сразу изобретатели отходят от стереотипов ручной работы. Механизация несколько прямолинейна. А вот теперь, наконец, и Швейная машина Мадерспергера В 1815 году машина была запатентована. А потом, практически всю жизнь, он только тем и занимался, что совершенствовал ее. После нескольких неудачных вариантов, в 1839 году предложил машину, которая имитировала процесс ткачества и выполняла цепной стежок. 
И эта швейная машина работоспособна! Она сейчас находится в техническом музее Вены. Кроме всего прочего, эта швейная машина считается самой сложной, из когда – либо существовавших. Промышленное производство налажено не было. Повторить ее было сложно. История изобретения швейной машины имеет в своём распоряжении и такие факты. Зато это первая машина, которая не копировала, механически, действия портного. Изобретатель – австриец. В Австрии очень почитаем. А в Вене ему и вовсе установили памятник. А, самое главное, в этой машине впервые была применена игла, ушко которой, находилось ближе к острию. Вовсе не Зингер был изобретателем такой иглы. Ему эта слава приписана. Бартелеми Тимонье (Barthelemy Thimonnier) 
Приблизительно в то же время француз Бартелеми Тимонье построил первую в мире действующую швейную машину, да ещё и не одну. Он предполагал получить большой военный заказ. Нужно было пошить военную форму. Объем большой. Времени, как всегда, мало. Чтобы успеть, нужно рутинные работы по стачиванию деталей, механизировать. Кстати, основные детали машины тоже были из дерева. Игла больше напоминала шило. Крючок у нее был на острие. Все было бы хорошо, если не соседи-портные. Знаете что они сделали? Подсказываю, машина деревянная. Соседи завистливые… Они ее спалили вместе с мастерской! Заметили, кстати, что история изобретения швейной машины идёт бок о бок с деревообработкой? А просто металл труднее было обрабатывать. Уолтер Хант (Walter Hunt) 
Изобрел в 1834 году прототип современной швейной машины. Судите сами. Игла с отверстием у острия. Две шпульки. Одна сверху, другая снизу. Челночный механизм. Изобрести-то изобрел, а патентовать не стал. Пожалел женщин, которые шили вручную. Подумал, что машинка отберет у них работу. Представьте, какая социальная ответственность. Но похоже еще на то, что изобретение своей швейной машины, для него был мелким эпизодом. Он идеями буквально фонтанировал. Придумал, например, систему автоматической перезарядки оружия. Но в крое и шитье тоже след оставил. Да такой, что до наших дней дошел. Английская булавка! Вот еще одно его изобретение. А английская потому, что и ее он не запатентовал. Это сделал другой предприимчивый англичанин. Элиас Хоу (Elias Howe) Буквально, через 10-ть лет после изобретения Уолтера Ханта, в 1844 году, другой американец, – Элиас Хоу, патентует, без оглядки на социальный аспект изобретения, свою швейную машинку. Между прочим, строчить она могла, со скоростью триста стежков в минуту. Строчка была двойной. С такой скоростью не мог работать ни один портной. Машина получилась удачная. Производство могло быть массовым. Но, цена… Она отпугнула потенциальных покупателей. Шутка ли, сказать - сто долларов. По тем временам очень приличные деньги. В расстройстве Хоу уезжает в Англию. Но вернувшись через несколько лет, обнаруживает неприятный сюрприз, в виде Исаака Зингера. Исаак Мерритт Зингер (Isaac Merritt Singer) А Зингер очень успешно продает швейные машины собственной, как он сам утверждает, конструкции. Но, если присмотреться, это один в один, машинка Хоу. Зингер ее доработал, конечно. Появилась лапка. Появился ножной привод. Столик. Игла принципиально отличалась от иглы Хоу. Зингер сделал ушко совсем рядом с остриём. Что делает Хоу? Судится с Зингером! В 1849 году без пенни в кармане Хоу вернулся в Штаты и с изумлением обнаружил, что за время его отсутствия были запатентованы две модели швейных машин, которые хотя и обладали некоторыми новыми свойствами, однако представляли собой по его мнению, чистейший плагиат. Хоу подал в суд и начал знаменитый процесс, который в США получил название «война швейных машин». Процесс тянулся вплоть аж до 1854 года. Дело было улажено ко всеобщему согласию. Зингер с каждой проданной машины стал отчислять Хоу 25-ть долларов. Хоу становится очень богатым человеком. Про Зингера и не говорю. Он, кроме всего прочего, еще оказался и отличным маркетологом. 
Викторианская почтовая служба способна привести нас в трепет. Теперь мы рады, если в выходные дни нам хоть когда-нибудь доставят почту. Тогда же выемка писем в местных отделениях и почтовых ящиках производилась десять раз в день, начиная с девяти утра. Доставка корреспонденции в пределах центральной части Лондона, как обещалось, занимала полтора часа, а в радиусе двенадцати миль от Чаринг-Кросса - три. В середине викторианской эпохи жители Лондона в течение дня могли рассчитывать на двенадцать выемок, по одной каждый час. 
Покупки можно было совершать на расстоянии задолго до начала эры онлайн-шоппинга. Еще в 19 в. на помощь покупателям приходили увесистые иллюстрированные каталоги, прозванные «потребительской Библией». Первым, кто поставил на поток торговлю по почте, в 1861 г. стал валлийский предприниматель Прайс Прайс-Джонс, зарабатывавший на тканях. Он разослал по окрестностям выкройки и образцы фланели, пообещав доставить заинтересовавшимся столько ткани, сколько они пожелают. Аристократам Уэльса, в первую очередь получившим рекламные материалы, такой подход понравился, и они завалили Прайс-Джонса письмами с заказами. Торговая сеть Прайс-Джонса стремительно расширялась. Со временем валлиец стал продавать не только ткань, но и готовую одежду. К 1880 г. у Прайс-Джонса было более 100 тыс. клиентов в Великобритании, Австрии, Дании, Германии, Италии, России и других странах. Затем он начал доставлять товары в Новый Свет и Австралию. Среди покупателей значилась даже королева Виктория — и Прайс-Джонс не стеснялся использовать этот факт в рекламе. Монархиня, кстати, в 1887 г. посвятила предпринимателя в рыцари. Аарон Монтгомери Уорд, предприниматель из Чикаго, в 1872 г. в качестве своей целевой аудитории выбрал сельских жителей. Он понимал, что вдали от больших городов магазины не могут похвастаться ни широким ассортиментом, ни демократичными ценами. Доставка товаров могла решить эти проблемы. Цены, указанные на листовках Уорда, были настолько низкими, что журналисты сначала даже заподозрили продавца в мошенничестве. Но мошенником Уорд не был — он был новатором. Создатель компании Montgomery Ward & Co позволил покупателям возвращать товары. Например, он предлагал 5-летнюю гарантию на швейные машины и ввел 90-дневный пробный период их использования. Уже в 1875 г. на смену листовкам Уорда пришли многостраничные каталоги, включающие тысячи наименований. Каталоги распространялись бесплатно, при этом на их изготовление Уорд не жалел средств. Montgomery Ward & Co прекратила продажи через каталоги только в 1985 г. Еще одни успешные игроки на рынке торговли по каталогам — компания Sears, Roebuck and Co. Американцы Ричард Сирс и Альва Робак в 1888 г. начали продавать по почте часы и ювелирные изделия. С каждым годом линейка предлагаемых ими товаров расширялась. К 1908 г. компания предлагала более 100 тыс. наименований, каталог разросся до 1400 страниц и весил около 2 кг. При этом Сирс и Робак намеренно выбрали формат чуть меньше, чем у Уорда. Зачем они сделали? Все просто: маленький каталог при хранении наверняка положили бы на большой. Соответственно, он попадал бы в руки первым, и вероятность того, что клиент отдаст предпочтение Сирсу и Робаку, а не конкуренту, возрастала. В каталоге Sears, Roebuck and Co можно было найти даже велосипеды, автомобили и… дома. Нет, не кукольные, не для котиков, а самые настоящие коттеджи. За несколько сотен долларов можно было стать счастливым обладателем стройматериалов и инструкции по монтажу. Компания обещала, что особняк семья соберет не более чем за три месяца. Некоторые из этих домов-конструкторов можно увидеть в США до сих пор. 
Доктор Уотсон Часть I «Как в любом явлении Начало всегда остается самым примечательным моментом; так и в отношении любого великого человека мы не успокоимся - ради нашей научной выгоды или по другой причине - пока все обстоятельства его первого появления на этой планете и то, каким образом он появился на публике, не будут представлены с предельной полнотой.» Так писал Карлейль, писатель, цитаты из объемных работ которого с готовностью сорвались бы с уст самого доктора Уотсона. Но представить все обстоятельства первого появления на этой планете Уотсона - задача, перед которой мог бы спасовать и сам Босуэлл. Конечно, Босуэлл мог бы обежать половину Лондона и пятьдесят раз пройтись взад и вперед по Бейкер-стрит за очень небольшое вознаграждение за свои труды. Где те друзья или родственники, которые могли бы дать ему информацию о ранней жизни Уотсона? "Головастик" Фелпс мог бы рассказать несколько школьных анекдотов; молодого Стэмфорда можно было бы разыскать на Харли-стрит или в какой-нибудь провинциальной клинике, и он мог бы немного рассказать об Уотсоне в Бартсе; его брат был скелетом в семейном шкафу; его первая жена, вероятно, умерла примерно через пять или шесть лет после женитьбы; сам Холмс мог бы многое выяснить, но, за исключением знаменитого случая с часами за пятьдесят гиней, редко интересовался личными делами Уотсона. Короче говоря, молодой Уотсон - фигура неуловимая. "Факты, факты, дайте нам факты", - мог бы сказать Холмс. Поскольку он получил докторскую степень в Лондонском университете в 1878 году, рождение Уотсона можно с достаточной долей уверенности отнести к 1852 году. 
Томас Дэвис **** Чего только не узнаешь. Это была цитата, да еще и стихотворная. Еще один вариант ее перевода - более прозаический - "Предмет людской науки - человек" 
