Связана ли фамилия Марины Мнишек с одуванчиком?
Одуванчик по-польски действительно называется mniszek, что совпадает с фамилией Мнишек (фамилия самой Марины и ее семьи обычно пишется в архаичной орфографии Mniczech, но среди польских фамилий есть и вариант Mniszek. Кстати, если уж быть точным, фамилия Марины Mniszchówna, а Mniczech - фамилия ее отца). Связь же фамилии с одуванчиком непрямая, они возникли независимо из одного источника.
Слово mniszek означает "монашек", уменьшительное производное от mnich "монах". По каким-то причинам мне неизвестным это слово стало фамилией данной семьи. Так что, если бы мы решили перевести Maryna Mniszchówna на русский язык, правильнее было бы выбрать "Марина Монашкова", а не "Марина Одуванчикова".
Одуванчик же называется монашком, так как с облетевшими семенами он похож на монашескую тонзуру. Отсюда возникло средневековое латинское название одуванчика caput monachi "голова монаха", а также немецкое Pfaffenblat. В английском с XV века для одуванчика отмечено название monk's head, ныне устаревшее.
Идея лысины или тонзуры есть в диалектных названиях одуванчика во многих славянских языках: чешское pleš; ст.-чеш. pleška, украинские плешивеч, попове гуменце, русские плешивец, плешаки, попово гуменцо, попы, попик, србх. попино гумно, попина погачица, popina pogačica, popino gumno, popovo gumance ст.-пол. pleszka, pleszyki, пол. plesz, pleska, popia głowa, mnisza głowka, mnich, mniszek, болгар. пади-кос, келавче, келявост, келявщина, келавица (келав, келяв ‘плешивый, лысый&rsquo
, белор. ксяндзоў плеш, ксёндз. Диалектологи цитируют объясняющие комментарии информантов «дунеш — разлетатца, остаетца токо лысина, как плеш сама настояшша» (Красноуральский район Свердловской области). Кажется, в литературный язык и национальную ботаническую номенклатуру подобное название проникло только в польском. rousseau.livejournal.com/581841.html
Одуванчик по-польски действительно называется mniszek, что совпадает с фамилией Мнишек (фамилия самой Марины и ее семьи обычно пишется в архаичной орфографии Mniczech, но среди польских фамилий есть и вариант Mniszek. Кстати, если уж быть точным, фамилия Марины Mniszchówna, а Mniczech - фамилия ее отца). Связь же фамилии с одуванчиком непрямая, они возникли независимо из одного источника.
Слово mniszek означает "монашек", уменьшительное производное от mnich "монах". По каким-то причинам мне неизвестным это слово стало фамилией данной семьи. Так что, если бы мы решили перевести Maryna Mniszchówna на русский язык, правильнее было бы выбрать "Марина Монашкова", а не "Марина Одуванчикова".
Одуванчик же называется монашком, так как с облетевшими семенами он похож на монашескую тонзуру. Отсюда возникло средневековое латинское название одуванчика caput monachi "голова монаха", а также немецкое Pfaffenblat. В английском с XV века для одуванчика отмечено название monk's head, ныне устаревшее.
Идея лысины или тонзуры есть в диалектных названиях одуванчика во многих славянских языках: чешское pleš; ст.-чеш. pleška, украинские плешивеч, попове гуменце, русские плешивец, плешаки, попово гуменцо, попы, попик, србх. попино гумно, попина погачица, popina pogačica, popino gumno, popovo gumance ст.-пол. pleszka, pleszyki, пол. plesz, pleska, popia głowa, mnisza głowka, mnich, mniszek, болгар. пади-кос, келавче, келявост, келявщина, келавица (келав, келяв ‘плешивый, лысый&rsquo
, белор. ксяндзоў плеш, ксёндз. Диалектологи цитируют объясняющие комментарии информантов «дунеш — разлетатца, остаетца токо лысина, как плеш сама настояшша» (Красноуральский район Свердловской области). Кажется, в литературный язык и национальную ботаническую номенклатуру подобное название проникло только в польском. rousseau.livejournal.com/581841.html
потащено 
Во времена, когда еще не было телевидения, или музыкальных проигрывателей, основными занятиями в часы досуга были игры, шитье и чтение. Однако, если Пемберли, допустим, мог похвастаться богатой семейной библиотекой, большинству людей среднего класса было сложнее пополнять свои частные коллекции, в соответствии с предпочтениями всех членов семьи. Во времена Джейн Остин книги были дороги. К примеру, трехтомник Вальтера Скотта продавался за довольно большие деньги, в 1ф.10 ш. (или 30 шиллингов), при этом за такую же сумму можно было приобрести отличный годовой абонемент в библиотеке по подписке, с правом брать на дом 10 томов (для живущих в городе), или 15 - в сельской местности, что обеспечивало семью юных леди, таких как Беннеты, всем необходимым восхитительным чтением. Были и более дешевые абонементы, но с меньшими преимуществами. 
Антикварный ныне трехтомник "Квентина Дорварда" в 3 томах, издания 1823 года. По мере того, как растущий средний класс получал все больше свободного времени, увеличился спрос на новые развлекательные произведения. отсюда популярность "Романа", жанра, созданного совсем недавно, после публикации "Робинзона Крузо" в 1719 году. В эту пустоту пришла идея циркулирующей библиотеки или библиотеки по подписке. По определению, это "библиотека, которая поддерживается за счет частных средств, собранных в виде членских взносов или пожертвований. В отличие от публичной библиотеки, доступ к книгам в частной предоставлялся только тем, кто является её членами. Часто такие библиотеки были основаны в оппозиции к «мусорной литературе» (так иногда называли романы), предлагаемой более массовыми библиотеками. Но большинство библиотечных каталогов содержали не только романы и легкое чтение, а целый ряд других работ: пьесы, биографии, драмы, журналы, книги о путешествиях, мемуары, словари и т.д. Библиотека, подобная той, которую посещает Лидия в Брайтоне, могла бы также служить своего рода магазином подарков для своих клиентов, где продаются такие очаровательные предметы, как броши, шали, зонтики, перчатки и веера, предназначенные для удовольствия покупателей. Библиотеки не были тем, чем являются сегодня - учреждениями, несущими грамотность в массы. Вовсе нет. Критики новой доступности книг и последующей тенденции писать в угоду широкой публике, утверждали, что "уклон в сторону литературной деградации, которое оказывали книготорговцы и операторы библиотек в их попытках удовлетворить некритичный спрос читающей публики на легкое потакание чувствам и романтике", вызвало "чисто количественное утверждение доминирования" женщин-авторов и читательниц, а также жанра готического романа. А именно, что "распространяемые библиотеки вульгаризировали литературу, потворствуя вымыслу женщин, слуг и других людей, которые ранее были лишены возможности читать из-за высокой стоимости книг или из-за неграмотности". Неудивительно, что Джейн Остин предлагает такую решительную защиту избранному ею способу выражения. В аббатстве Нортенгер возникает тема романов, и в редком порыве личных чувств она пишет: "Человек, будь то джентльмен или леди, не получающий удовольствия от хорошего романа, должен быть безнадёжно глуп". "Развитие дружбы между Кэтрин и Изабеллой было быстрым, поскольку ее начало было теплым, и они так быстро прошли через все ступени возрастающей нежности, что вскоре не осталось ни одного нового доказательства этого, которое можно было бы предоставить их друзьям или им самим. Они называли друг друга по имени, всегда шли рука об руку, когда гуляли, подкалывали друг другу шлейфы для танцев и не должны были разделяться на съемочной площадке; и если дождливое утро лишало их других удовольствий, они по-прежнему были полны решимости встретиться, несмотря на сырость и грязь, и запереться, чтобы вместе почитать романы". Да, романы, ибо я вовсе не собираюсь следовать неблагородному и неразумному обычаю, распространенному среди пишущих в этом жанре, — презрительно осуждать сочинения, ими же приумножаемые, — присоединяясь к злейшим врагам и хулителям этих сочинений и не разрешая их читать собственной героине, которая, случайно раскрыв роман, с неизменным отвращением перелистывает его бездарные страницы. Увы! если героиня одного романа не может рассчитывать на покровительство героини другого, откуда же ей ждать сочувствия и защиты?" Давайте предоставим рецензентам самим злоупотреблять подобными излияниями фантазии на досуге, и над каждым новым романом рассуждать в избитых выражениях о мусоре, от которого сейчас стонет пресса. Давайте не будем оставлять друг друга; Хотя наши произведения доставляли более широкое и искреннее удовольствие, чем произведения любой другой литературной корпорации в мире, ни один вид композиции не подвергался подобному порицанию. Из-за гордости, невежества или моды, наших врагов почти столько же, сколько наших читателей. И в то время как способности девятисотого сокращателя "Истории Англии" или человека, который собирает и публикует в одном томе несколько дюжин строк Мильтона, Поупа и Прайора вместе со статьей из "Зрителя" и главой из Стерна, восхваляются тысячью голосов, кажется почти всеобщим желание осудить способности, недооценивать труд романиста, а также пренебрежительное отношение к исполнению, которое можно рекомендовать только благодаря гению, остроумию и вкусу. "Я не читаю романы - я редко заглядываю в романы - Не думайте, что я часто читаю романы - Это действительно очень хорошо для романа". Такова расхожая поговорка. "И что вы читаете, мисс ...?" "О! Это всего лишь роман!" - отвечает молодая леди, откладывая книгу с притворным безразличием или минутным стыдом. "Это всего лишь Сесилия, или Камилла, или Белинда"; или, короче говоря, лишь какое-нибудь произведение, в котором проявляются величайшие силы ума, наиболее полное знание человеческой природы, наиболее удачное описание ее разновидностей, живейшие излияния остроумия и юмора доносятся до мира наилучшим образом подобранным языком. Но если бы та же самая юная леди держала в руках том "Зрителя" вместо романа, с какой гордостью она показала бы книгу, упомянув ее название; хотя шансы, что она будет увлечена какой-либо частью этого объемного издания, где ни суть, ни манера написания не вызвали бы отвращения у молодой особы со вкусом, должны быть невелики. Содержание его статей так часто состоит в изложении невероятных обстоятельств, неестественных характеров и тем для разговоров, которые больше не касаются никого из ныне живущих. И их язык зачастую тоже бывал настолько груб, что дает не очень благоприятное впечатление о веке, который мог это вынести." ** Независимо от чьих-либо чувств по этому поводу, невозможно отрицать пользу, которую библиотека по подписке оказала на выбор книг, доступных читателям во времена Регентства. По словам Ивонн Форслинг, "За весь восемнадцатый век на английском языке было опубликовано около 150 000 наименований. За последние два десятилетия того столетия объем книгоиздания увеличился примерно на 400% и продолжал расти в эпоху регентства ". С принятием Закона о публичных библиотеках в 1850 году большинство библиотек по подписке были заменены или переданы городским властям и открыты бесплатно для публики. Бесплатные публичные библиотеки не были чем-то новым, они зародились у греков и римлян и прославились в 1606 году благодаря Бодлианской библиотеке Томаса Бодли, которая была открыта для "всей республики ученых", но таких хранилищ знаний и высшего образования было немного, и они, скорее всего, содержали больше академической, чем развлекательной литературы. Без библиотеки по подписке и публики, которую они обслуживали, вполне вероятно, что многие из самых любимых классических произведений литературы, включая все романы Остин, никогда бы не были опубликованы. За это мы всегда благодарны. по материалам 
Ну, ладно, думаю, конь исторический, поэтому автор и решила его сюда ввернуть и упомянуть о еще одной его встрече с Холмсом. Но смотрю дальше и натыкаюсь непосредственно на упоминание Канона! Приводится опять таки "Серебряный" с непосредственной цитатой:“Silver Blaze... is from Isonomy stock, and holds as brilliant a record as his famous ancestor.” Я, как Савраска, бегу по своим книжкам, и вот тут самое интересное. Вот здесь , в оригинале говорится, насколько я понимаю, что Серебряный происходит из рода Айсономи (как его назвали в двух наших переводах). Но в старом советском вообще говорится, что "Серебряный - сын Самоцвета и Отрады (!) и ничем не уступает своему знаменитому отцу". В других переводах есть разные варианты, верный, по идее, только один (в белом издании) Но меня больше всего заинтересовала вот эта Отрада (про Самоцвета я уже не говорю, к "равенству" он как-то никакого отношения не имеет). Кроме того, речь идет не об отце, а о предке. То есть Серебряный потомок Айсономи, вот даже не знаю, называть мне его Равнопраным или нет. Но Отрада - плод воображения наших переводчиков - присутствует в двух переводах и мне просто интересно, каким образом. Прямо увидела за этими Самоцветом и Отрадой каких-то наших "кубанских казаков")) Вот такая история. Может, все же позволю себе назвать бедного коня Равноправным, Айсономи мне как-то немного режет ухо. Ну, и на всякий случай на самом деле там вот что "Серебряный .... потомок Равноправного, имеет такой же блестящий послужной список, как и его знаменитый предок" . P.S. Сейчас еще поняла, что я упустила в своем переводе. Холмс говорит не о "вундеркинде Равноправном", а о "вундеркинде Раноправного" - практически дедушкин одаренный внук, то есть Серебряный.
