Вообще-то, J002E3 — обозначение, данное предположительному астероиду, обнаруженному астрономом–любителем Уильямом Ёном 3 сентября 2002 года. Дальнейшие исследования показали, что объект не является каменным астероидом, а представляет собой третью ступень (S–IVB) ракеты Сатурн–5 экспедиции Аполлон–12.
Конкретно, конечно, эта железяка не представляет для Земли угрозы, но на её примере можно судить о многих каменных глыбах, которые отталкивает Луна подальше от нашей планеты.
(Объект J002E3 покинул земную орбиту в июне 2003 года, в дальнейшем он может вернуться приблизительно в 2032 году).
Совет одной из партий, входящих в Госдуму начал готовить законопроект о запрете давать детям экзотические имена, пишет "Российская газета". Также предлагается запретить использовать в именах цифры, знаки препинания и различные символы. Один из инициаторов законопроекта адвокат Виктория Пашкова объяснила, что сейчас органы ЗАГС не могут помешать родителям дать ребенку неблагозвучное, обидное или непроизносимое имя. Безусловно, какое имя носить человеку, дело сугубо семейное, государство не вправе указывать, как кого называть, но и родители не должны забывать, что ребенку с этим именем жить в конкретном обществе, пересказывает издание.
Пашкова, как водится, ссылается на зарубежный опыт: в других странах бывают законодательные запреты на разные имена. Например, в Белоруссии кодекс о браке и семье запрещает давать детям имена, которые противоречат нормам морали и национальным традициям. В Германии запрещены предосудительные имена, поскольку они могут вызвать дезориентирующие представления, ввести в заблуждение. В Швеции не регистрируются имена, которые могут оскорбить или вызвать трудности у их носителя или по другой причине не могут быть именами.
Покупая островную сырную продукцию, наткнулись на сыр, который вроде как и не сыр. На всех сырах написано "juust", "сыр" по-эстонски, а на этом - "leet". "Saare leet" - островной вот это вот. Неизвестное мне слово эстонского языка, подумал я. Видимо, какой-то недосыр. Или, наоборот, пересыр. Эти островитяне чего только не удумают. Там субкультура в пять тыщ лет, и все лесом.
Leet оказался вполне себе сыр и вкусный к тому же. Сегодня я решил наконец заглянуть в словарь. Заглянул: "leet-" - "подзолистый", "оподзоленный".
Чудны дела Твои, подумал я.
И полез в Интернет.
И что же оказалось? И оказалось, что в 2002 году островной сыропроизводитель схватился с коллегами из Вирумаа не на жизнь, а на смерть за марку "Saare Atleet" - сааремааский сыр "Атлет". И проиграл. И стал выпускать сыр "Saare Leet" взамен. А вы говорите - учи эстонский.
Продолжим наш исторический обзор городского пассажирского транспорта эпохи стимпанка. Поскольку к моменту появления омнибусов железные дороги уже существовали и возили пассажиров, сразу возникла идея объединить преимущества данных средств передвижения и поставить городской омнибус на рельсы. Это позволяло сделать его ход более плавным, снизить нагрузку на лошадей, избежать тряски на булыжных мостовых и утопания в грязи на немощеных улицах, которых в тогдашних городах еще было в избытке. Первый городской конный трамвай пустили в Балтиморе в 1828 году, а 26 ноября 1832 года в Нью-Йорке заработала линия конки, соединившая Манхэттен и Гарлем.
Вагон первой в мире Балтиморской конки. Мне так и не удалось найти на нем лестницу, ведущую на второй этаж. Похоже, что пассажиры империала использовали в качестве ступенек кучерские лавки. читать дальше В 1830-х годах рельсовые конные маршрутки появились в некоторых городах Австро-Венгрии, частности - Линце и Будвайсе (ныне - Ческе-Будейовице). Как и первые американские конки, они изначально представляли собой кареты на рельсовом ходу, но - одноэтажные, а на крышах складывали багаж.
Один из ранних австрийских конных трамваев. Четверо пассажиров размещались внутри кареты, еще четверо, включая кучера - снаружи, под кожаными навесами и пологами.
В 1837 году австрийцы пустили конки вагонного типа, идентичные той, что изображена на фото и сделана по старинным чертежам для развлечения туристов.
Нью-Йоркский трамвай 7-го маршрута, ездивший по Бродвею на сплошных деревянных колесах с железными шинами в 1850 году. Обратите внимание, как неровно уложены рельсы. Такое впечатление, что их отрезки вообще не скреплены друг с другом.
Первый английский трамвай, ходивший в городке Суонси, снимок 1851 года.
Однако распространение нового транспорта более двух десятилетий сдерживалось тем, что рельсы, проложенные на улицах, создавали большие помехи другим экипажам. Только в 1852 году француз Альфонс Луба изобрел желобковый трамвайный рельс, который можно укладывать заподлицо с дорожным полотном. Странно, что раньше до этого никто не додумался. Новые рельсы, не мешавшие дорожному движению, способствовали взрывному росту популярности конных трамваев. За следующие четверть века ими обзавелись все крупные города Европы и Северной Америки, появились они и на других континентах.
Разрез дороги, мощеной брусчаткой, с трамвайными рельсами. Слева - рельс Луба на деревянной основе, справа - современный с металлической стяжкой.
Вагоны первой линии французской конки, открытой в Париже в 1853 году, были довольно крупными, двухэтажными и выглядели очень торжественно, символизируя мощь и прогресс Второй Империи.
Одна из ранних английских "двухпалубных" конок. Пассажиры, которым не хватило места ни на первом, ни на втором этаже, могли ехать, держась за поручни, на ступеньках, идущих вдоль бортов.
Вагоны открытого в 1866 году берлинского "пфердбана", так по немецки называется конный трамвай. Сверху - небольшой одноконный, ниже - более крупный двуконный.
Чертеж вагона барселонской конки 1883 года.
Еще один испанский вагон из города Бильбао. Этот город - мельче, чем Барселона, потому в нем обходились одноэтажными конками.
Такие вагончики на конной тяге возили посетителей по территории Парижской Всемирной выставки достижений науки, промышленности и сельского хозяйства 1878 года. Обратите внимание, что этот трамвай уже имеет электрическую фару.
Первая конка в Манчестере, литография XIX века.
Конка на улице города Глостер, 1897 год.
И еще один аналогичный вагон где-то в Англии, только с пароконной упряжкой.
Вашингтонская конка, по внешнему виду и по конструкции была очень похожа на английскую,
А это уже Канада, город Торонто.
И снова Вашингтон, 1908 год, в котором конки все еще вели безнадежную и обреченную на поражение войну с трамваями.
Торжественное открытие в 1863 году первой на Африканском континенте линии конки, проложенной в городе Кейптаун - столице Капской колонии Великобритании. На империале расселись "отцы города" и высшие чиновники колониальной администрации.
Конка на немощеной улице Чикаго.
И во Флориде среди пальм тоже ходили конные трамваи.
Конка в австралийском Мельбурне. Заметьте, что она стоит не на рельсах. После замены колесных пар конные трамваи могли использоваться на дорогах с твердым покрытием как обычные омнибусы.
Предельно упрощенный "колониальный" вариант конки где-то во французской Африке.
Inveraray Castle – один из наиболее интересных средневековых замков Шотландии. Воздвигнутый на фоне живописных горных холмов на западе страны, он представляет собой прекрасный, словно сказочный, готический дворец, ставший излюбленным местом прогулок местных жителей. Здание выстроенное из зеленовато- голубого камня смотрится величественно. Для обозрения открыта лишь часть помещений. В замке выставленна большая коллекция фарфора, оружия, старинная мебель, гобелены. Вокруг замка чудесный , английский сад. Уникальная архитектура замка Inveraray Castle являет собой невероятно удачное сочетание трех архитектурных решений - барокко, готики и рыцарской крепости. На протяжение многих веков замок принадлежал роду Кэмпбелл (Campbell family), герцогов Аргайла (Dukes of Argyll). В замке и сейчас живет герцог Торкил Иин глава клана Кэмпбэлл с женой и тремя детьми.
Внутреннее убранство замка, по отзывам знатоков, в целом похоже на убранство многих прочих европейских замков, и несколько уступает внешнему великолепию. Здесь находится самая красивая комната в Европе – Обеденный зал, щедро украшенный сложными росписями. Еще одно помещение в Inveraray Castle весьма примечательно – это Оружейный зал, который, в свою очередь, является самым высоким залом в Шотландии. Здесь собрана и превосходная коллекция оружия.
Вообще, Inveraray Castle просто полон изысканной мебели, старинных полотен, и всевозможных украшений, свойственных моде того времени.
Как самая смертоносная эпидемия в истории приобрела глобальный размах
Скорая помощь вывозит жертв «испанки» (Сент-Луис, 1918 год)
Сводки с фронтов борьбы против лихорадки Эбола, то убивающей все больше людей и победно шагающей по странам и континентам, то, ко всеобщей радости, отступающей от вылечившихся европейцев, заставляют вспомнить о самой смертоносной эпидемии в истории человечества — «испанском гриппе» 1918-1920 годов. «Испанкой» переболели 550 миллионов человек, погибли от нее от 50 до 100 миллионов, около пяти процентов населения Земли — больше, чем на фронтах только что закончившейся мировой войны. Вымирали целые деревни от Индии до Аляски. Были города, где в живых не оставалось ни врачей, ни могильщиков. Тела хоронили в братских могилах.
читать дальшеПервая волна болезни поразила Западную Европу весной 1918 года. К июню «испанка» добралась на торговых судах до Индии и скандинавских стран. Но вдруг недуг отступил, и мир вздохнул с облегчением (такую же радость на этой неделе вызвали сообщения о прекращении эпидемии Эбола в Нигерии). Однако вирус мутировал и осенью ударил с новой силой — количество смертельных исходов выросло в несколько раз. В Испании за три осенних месяца погибли 300 тысяч человек, в США и Германии — 600 тысяч, в Индии — 5 миллионов. К февралю 1919-го «испанка» достигла Австралии и островов Океании.
Никто достоверно не знал, где зародилась эпидемия и как распространялась. Даже само название («испанский грипп») случайно: военная цензура сражавшихся держав не пропускала сообщений об эпидемии, и мир впервые услышал о ней из газет нейтральной Испании. Извилистый путь «испанки» к мировому господству реконструировал канадский историк Марк Хамфрис (Mark Osborne Humphries). Это очень поучительный сюжет: смертельная пандемия была обусловлена не только глобальностью Первой мировой войны, когда многие прежде изолированные группы людей вошли в контакт друг с другом — на борту транспортных судов, в поездах и окопах. Фатальную роль сыграл и расизм «белого человека»: военные врачи проглядели эпидемию во многом из-за своего пренебрежительного отношения к болезням китайских рабочих, трудившихся в Европе.
Больные «испанкой» в военном госпитале Форт-Райли (Канзас)
Вирус из глубин Поднебесной
В ноябре 1917 года из северных районов Китая поступили сообщения о непонятной и крайне опасной болезни. Врачи из провинции Шаньси говорили о легочной чуме — наиболее вирулентной форме заболевания. В отличие от бубонной, легочная чума переносится не блохами, а воздушно-капельным путем: от человека к человеку. Последняя вспышка эпидемии наблюдалась совсем недавно — в 1911 году.
Врачи европейских посольств в Пекине забили тревогу: если чума дойдет до портовых городов, эпидемия может перекинуться и на Запад. Доктора требовали от китайского правительства ввести карантин вдоль Великой Китайской стены и на железнодорожных станциях. И хотя власти были склонны больше доверять не паникующим иностранцам, а местным светочам медицины, по мнению которых китайцы заражались не чумой, а типичным для севера страны «зимним недомоганием», были снаряжены две независимые экспедиции — европейская и китайская. Однако из-за враждебности местного населения врачам не удалось добыть пригодные для анализа материалы, а в марте 1918 года эпидемия таинственным образом прекратилась. Китайские власти продолжали настаивать, что это не чума, так как процент смертности был ниже, чем в 1911-м.
Погибших от болезни хоронят на берегу реки Лабрадор (Канада)
В ноябре 1918 года таинственная болезнь ударила снова, с теми же симптомами, причем смертность значительно выросла: до 20-30 человек в день. На сей раз европейские дипломаты обратились напрямую к местному генералу Пао и его армейские врачи скоро определили болезнь как острый грипп. Тогда испанка уже бушевала в Европе и Азии, симптомы были знакомы медицинским работникам. В другом докладе китайский врач писал, что болезнь пришла из России.
Поразительно, но в густонаселенных и бедных китайских городах, даже в портах, смертность от «испанки» оказалась относительно низкой. Этот факт служит косвенным свидетельством, что у китайцев к моменту глобального распространения «испанки» уже выработался иммунитет к болезни.
Все для фронта — а болеют только от лени
Но как же «зимнее недомогание» из кратковременного бедствия Богом забытых китайских деревень стало бичом всего мира, причиной смерти десятков миллионов человек? Как объяснить проникновение «испанки» в Европу, а также ранние вспышки в марте-апреле 1918 года в США? Ключ к разгадке — в засекреченной военной операции по транспортировке нескольких десятков тысяч китайских рабочих на Западный фронт.
В годы Первой мировой войны китайское правительство сохраняло нейтралитет и добровольцев нанимали частные агенты, переправлявшие их в Вэйхай — военно-морскую базу в провинции Шаньдун, приобретенную в 1898 году для «баланса сил» с расположенным на противоположном берегу Бохайского залива русским Порт-Артуром. Там рабочие-кули записывались в Китайскую трудовую армию (Chinese Labour Corps, CLC), созданную в 1916 году, чтобы освободить англо-французских солдат от тыловых работ и отправить новые резервы на передовую. Из-за дефицита транспортных судов всю зиму 1917-1918 годов кули из разных районов Китая теснились в вэйхайских казармах и временном жилье. Эти условия создали идеальную среду для распространения болезни.
На первых порах рабочих везли на Западный фронт через Суэцкий канал и Кейптаун. Но потребность в транспорте и сторожевых кораблях для защиты атлантического судоходства от атак немецкого флота заставило адмиралтейство организовать переброску кули через Канаду, по железной дороге. Правительство доминиона выступило против этого проекта: канадцы опасались, как бы китайцы не сбежали по пути и не создали угрозу «белым» на рынке труда. В итоге кули пропустили, как Ленина через Германию, в спецвагонах под охраной железнодорожных войск, в обстановке полной секретности. Из-за цензуры канадский Globe мог писать об эпидемии странной пневмонии в Северном Китае, но не о том, что по территории страны перемещается 25 тысяч рабочих из охваченных неизвестной болезнью районов.
Тем временем и власти Вэйхая задумались об остановке программы на время эпидемии. «Едва ли нужно специально указывать, что, если в пункте проживания кули разразится чума, последствия будут в высшей степени серьезными», — писал губернатор порта главному вербовщику. Тем не менее, несмотря на явные признаки болезни у многих китайцев, 2 марта 1918 года 1899 рабочих посадили на корабль «Конконада» и отправили в Ванкувер. В апреле под карантином в этом порту находились уже 3660 человек, 300 из которых проходили лечение. Лондон, наконец, распорядился приостановить экспорт кули в Европу — до окончания эпидемии. Однако, соблюдая условия контрактов с кули (или по иной причине), тех, кто уже добрался до Канады, решили не отправлять назад, а довезти до Западного фронта — вне зависимости от состояния их здоровья.
Китайские рабочие в танкоремонтных мастерских (Тенёр, 1918 год)
Смертоносную болезнь проморгали еще и потому, что британские и канадские врачи, осматривающие рабочих, не воспринимали их жалобы всерьез. Если китаец не умирал в муках, а указывал на привычные «европейские» симптомы (кашель, боль в горле), его объявляли лентяем и симулянтом, понапрасну досаждающим докторам. Канадский военный врач Ливингстон, работавший на тихоокеанских транспортных судах, так описал общение с азиатами в своем дневнике: «Заходит кули, мы спрашиваем его: “На что жалуешься?” Он отвечает (чаще всего): “Болит горло”. — "И давно?" Он скажет: 15, 20 дней или еще больше, чтобы убедить нас, какой он больной. Потом я посмотрю его язык и горло, дам таблетки Pat. Cholr. и велю принимать их раз в два часа. Если он продолжит жаловаться, мы вливаем в него две унции касторки и выпроваживаем со словами “если лучше не станет, приходи завтра”. Но воспоминания о касторке обычно заставляли их забыть дорогу в нашу каюту».
Из военных лагерей — во все порты планеты
По Канаде китайцы проследовали в пломбированных вагонах, не контактируя с местным населением. Однако ежедневные приказы по железнодорожным войскам, охранявшим эшелоны с китайцами, свидетельствуют, что число респираторных заболеваний росло с ноября по январь, в феврале упало до нуля, зато в марте-апреле 1918 года подскочило: апрельские показатели почти вдвое выше январских.
Китайские рабочие моют танк (Тенёр, весна 1918 года)
В Европе кули размещались прежде всего в районе британской военной базы в Этапле, на побережье Па-де-Кале. Больных рабочих отправляли в «Китайскую больницу», которой заведовал полковник медслужбы Грэй. Он вел журнал госпиталя. Судя по записям, больше всего Грэя занимала температура печки в его кабинете. В журнале подробно рассказывается о различных химических веществах, которые он пытался подмешивать к углю, об альтернативных видах топлива и других ухищрениях, помогающих печке давать больше тепла. Однако просочились туда и скудные данные о смертях от респираторных заболеваний: 9 в феврале 1918 года, 14 — в марте, 5 — в апреле, 25 — в мае. В мае Грэй официально сообщил об эпидемии гриппа. Врачи не утруждали себя точным диагнозом, указывая то пневмонию, то острый бронхит, то туберкулез, то «неизвестную болезнь». Смертность сохранялась на майском уровне до конца августа: но в сентябре, когда первая волна «испанки» выкашивала десятки тысяч человек по всему миру, впервые с декабря 1917 года в больнице китайского лагеря не было отмечено ни одного случая заболеваний органов дыхания. Скорее всего, к осени 1918 года все выжившие кули успели выработать иммунитет к гриппу.
Китайские рабочие грузят зерно (Булонь, 1917 год)
Но они же и заразили болезнью британских солдат, крупнейший лагерь которых находился в том же Этапле. Летом 1918 года вирус неожиданно мутировал: вспышки новой, более смертоносной «испанки» были зафиксированы одновременно в Бресте (Франция), Фритауне (Сьерра-Леоне) и Бостоне (США). Во все эти портовые города регулярно приходили британские суда из Плимута — крупного транспортного узла, куда китайцев привезли из Канады для дальнейшей отправки на восток Англии по железной дороге. Между Брестом и Плимутом также крейсировали транспортники с солдатами союзных армий. Наконец, именно из Плимута во Фритаун первого августа 1918 года отчалил вспомогательный крейсер «Мантуя»: за две недели плавания он ни разу не заходил в порт, и на борту вспыхнула эпидемия мутировавшего вируса гриппа. Из Фритауна болезнь проникла в глубь Африки и в другие порты южного полушария. Тогда же, в середине августа, еще один корабль из Плимута пришел в Бостон: «испанка» поразила сначала американских солдат, ожидавших отправки в Европу, следом — гражданское население города, затем весь штат и весь восток США. До конца года «испанка» убила более полумиллиона американцев. Ну, а потом сделали свое дело военно-экономические контакты и ослабленный годами конфликта иммунитет остального населения планеты.
Конечно, в самой смертоносной эпидемии в истории человечества виновата прежде всего мировая война: ведь именно из-за войны китайцы из забытых Богом провинций были собраны вместе и переброшены в эпицентр глобальных транспортных потоков. Но свою роль сыграло и отношение «белых» к «желтым»: если бы к болеющим кули относились с большей заботой и осторожностью, носители «испанки» не двинулись бы дальше Вэйхая — таков первый урок пандемии 1918 года. Есть и второй: важна не исходная точка. Любая страшная болезнь может возникнуть где угодно и долго «тлеть», не попадая в поле зрения СМИ и властей, пока, наконец, также исподволь меняющиеся социально-экономические условия не позволят ей «полыхнуть» глобальной эпидемией.
Когда тебе трудно, закрой глаза, обратись к сердцу. Только не путай его песню с настойчивым голосом собственного эгоизма. Только в сердце есть все ответы на наши вопросы, мы просто редко обращаемся к нему, гоняясь за быстрым результатом.
У счастья нет размера, объема, срока годности. Счастья никогда не бывает мало или много. Но одно я знаю точно: счастье есть. В нас, вокруг нас. Просто мы его не всегда замечаем — вот в чем причина наших внутренних спадов.
Красота жизни не только в том, что нас окружает, но и в следовании своим желаниям. Время от времени им нужно давать зеленый свет.
В каждом новом дне мы должны найти что-то хорошее. Никогда не переставай верить.
Сомнения, отчаяние, усталость когда-нибудь обязательно проходят, а любовь всегда остается. Даже незначительные изменения к лучшему- это движение в сторону добра и благополучия.
Вы достойны самого лучшего, поверьте. И не только в Новый год или в Международный женский день. А всегда. Везде. И вопреки всему.
Мы сами определяем цвет своей жизни.
Нужно впуститьсолнце внутрь, чтобы почувствовало сердце.
Противоположности спасают друг друга. И хотя между нами тысячи километров, у нас разные менталитеты и темпераменты, привычки и предпочтения, мы все равно вместе. «Твои» люди всегда с тобой, рядом, не важно, как и где, – на соседней табуретке или в окошке скайпа...
«Счастье не приходит. Приходит умение его видеть»
«Знаешь, вот бежишь по жизни, как по замкнутому кругу. Бежишь и не понимаешь, что он замкнут. Понимание приходит только тогда, когда начинает уже тошнить от частых поворотов и мельтешащего пейзажа вокруг. И свернуть нельзя, и сойти нельзя. Но зато можно на время остановиться рядом с людьми, которые слышат тебя… Спасибо. За все...»
Наслаждайтесь настоящим и меньше считайте. Это болезнь вашего поколения – постоянно что-то считаете. Свои деньги, вещи, месяцы до кого-то, годы до чего-то, сколько возможностей упустили, сколько людей потеряли.
Мечта должна быть важнее и выше возможностей....за мечту нужно держаться, как бы тебя ни пытались оторвать от нее ветра сомнений. Добраться до мечты – значит пройти тест на выносливость.
Лишь тот, кто идет вперед, обязательно будет ощущать счастье. Мироздание награждает за труды, а не за страдания, обвинения, депрессии за задернутыми шторами.
Вот живет родной человек недалеко от тебя, почти рядом. Считаешь его неотъемлемой частью своего настоящего, как орган в своем организме. Но в потоке жизни не так часто удается встречаться – у каждого свое одиночество, свои заботы, своя любовь-нелюбовь. А потом этот родной человек уезжает. Пусть на время. Но ты чувствуешь нехватку чего-то важного. Не самого главного, но важного. С этим пониманием и приходит ощущение ценности жизни и людей в ней.
Когда по-настоящему любишь человека, ты не ждешь от него того же количества чувств, сколько ему отдаешь.
Пока ты живешь прошлым, ты не живешь вообще.
Мы часто думает, что ничего уже не будет, но жизнь тут же доказывает, что с нами будет все!