24.08.2015 в 18:15

Пишет  _FOTINA:

КАК ЯХТУ НАЗОВЕТЕ...
Приятельница рассказала.
Некая дама хотела открыть частный детский сад, принесла пакет документов для проверки.
На вопрос, как будет называться садик, дама гордо ответила:
– Красиво будет называться – Медея! А что вы так удивляетесь? Очень красивое название!
Придя в себя, приятельница сказала:
– Видите ли, вряд ли оно подойдёт для детского сада. В греческой мифологии Медея убила своих детей.
После паузы, дама:
– Так то ж своих!

от drevo-z

@темы: имена

---

Оригинал взят у в Взрыв в Бременхафене

Субботним утром 11 декабря 1875 года в Бремерхафене готовился к выходу в море принадлежащий «Северогерманскому Ллойду» пакетбот «Мозель». Момент отправления парохода уже приближался: капитан дал первый гудок, на палубе и на причале у трапа поднялась обычная суета. На буксире «Симпсон», которому предстояло вывести «Мозель» из гавани на чистую ото льда воду, приняли буксирный конец…

И в этот момент на причале, у самого борта парохода, произошел страшный взрыв — над «Мозелем» взвился клубящийся столб огня и дыма высотой больше двадцати метров.

При первом взгляде на берег открылась страшная картина: там, где только что кипела толпа, образовалось зловещее пустынное пространство, только кое-где лежали раненые и части трупов. Судовой трап исчез бесследно, как и лошади с телегами н экипажами, стоявшие на пирсе.

Пароход также представлял собой невообразимое зрелище. Палуба засыпана битым стеклом, обломками дерева, лоскутьями горящей одежды и кусками человеческих тел. Надстройки были разворочены взрывом, двери н крышки люков сорваны, фальшборт смят так, что полопались литые клюзы.

Все было забрызгано кровью.

Капитан парохода, за минуту перед тем находившийся на мостике, успел сойти вниз и отделался легко — был контужен, но три корабельных офицера оказались тяжело ранены, а многие из моряков палубной команды убиты на месте. Погибли и два стоявших у трапа чиновника Ллойда. Тело одного из них было найдено настолько изувеченным, что его опознали только по обручальному кольцу. Тело одной пассажирки, упавшее на буксир, буквально вдавило в кожух машинного отделения. Газеты были полны подобными леденящими душу подробностями.

Портовые власти оказались на высоте и с максимально возможной для тех лет оперативностью развернули спасательные работы. Бремерхафенские медики прямо на причале ампутировали, зашивали, перевязывали раны. Около двух часов дня прибыло пополнение из Бремена — еще 20 врачей и сестры, с запасом перевязочных материалов. Присланные на место катастрофы солдаты и полицейские переносили раненых и перевозили трупы в расположенные поблизости бараки. Дорога к ним была обозначена полосою крови.

 

 

 

После самого первого, беглого подсчета жертв было сообщено, что найдено 57 трупов и подобрано 30 тяжелораненых, но это число все увеличивалось по мере того, как находили останки погибших на льду и в водах гавани. В газеты попали такие цифры: 80 погибших, около 200 раненых. Точное же число пострадавших установить так и не удалось, поскольку многие, близко стоявшие к трапу люди, просто исчезли без следа.

Сначала никто не мог понять, что случилось. Поскольку паровые котлы «Мозеля» были целы, решили, что произошел взрыв котла на «Симпсоне», тем более что с него оказалась сорванной палуба вместе с рубкой. Во всяком случае, в самых первых газетных сообщениях о бремерхафенской катастрофе говорилось об «ужасном взрыве на буксирном пароходе».

 

 

 

Немедленно начатое расследование позволило предположить, что в доставленном на причал в последний момент багаже имелось взрывчатое вещество, которое по неизвестной причине взорвалось. Об этом красноречиво свидетельствовало то, что на месте разгружавшейся повозки в твердой мостовой каменного пирса образовалась воронка диаметром три и глубиной более двух метров. Сначала полицейские были убеждены, что катастрофу вызвало легкомыслие кого-то из пассажиров, намеревавшегося скрытно провезти через океан ящик с динамитом. Но по мере того, как свидетели происшедшего стали давать показания, эта версия отпала — стало ясно, что причиной ужасного взрыва было отнюдь не легкомыслие и речь идет о хладнокровно рассчитанном преступлении.

Сразу после взрыва обратил на себя внимание одни из уцелевших пассажиров первого класса — высокий и статный моложавый мужчина с саквояжем в руках, назвавшийся Томасом. Он упорно требовал от полицейских, чтобы его немедленно выпустили на берег, так как ему якобы необходимо послать срочную депешу. Но к этому времени район катастрофы был уже оцеплен, начались спасательные работы, а полиция вела следствие, поэтому Томасу в просьбе было отказано. Заметно нервничавший пассажир был вынужден вернуться на «Мозель». Некоторые из допрошенных свидетелей смогли уточнить, что позже видели, как он много пил, а затем куда-то исчез.

Выяснилось все это далеко не сразу, и поисками Томаса специально никто из полицейских не занимался. Но к вечеру — около 5 часов, когда начался планомерный осмотр уцелевших помещений «Мозеля», кто-то услышал стоны в одной из кают. Дверь была заперта. Когда ее взломали, нашли распростертого на полу человека с окровавленным лицом. Нетрудно было установить, что он тяжело ранен выстрелом в упор. Рядом лежал револьвер с двумя использованными патронами. Опытные следователи сразу же поняли, что человек, лежащий без сознания в запертой изнутри каюте, не мог быть ни пострадавшим при взрыве, ни жертвой нападения и что, вероятнее всего, перед ними — стрелявшийся самоубийца. Когда же в этом человеке уверенно опознали Томаса, было сделано предположение, что, по всей вероятности, он имеет какое-то отношение к случившейся катастрофе.

 

 

 

Самоубийцу доставили в госпиталь. Врачам лишь с большим трудом удалось привести его в чувство. 13 декабря пуля была вынута из раны, и состояние подозреваемого позволило его допросить.

Сначала Томас заявил, что решился на самоубийство, оказавшись банкротом, н не имеет никакого отношения к взрыву, однако вскоре был вынужден признать, что взорвавшийся груз принадлежал ему — это была доставленная на последней телеге бочка, которую он сам наполнил динамитом. Почему этот динамит взорвался при погрузке, он понятия не имеет. В дальнейшем он показал, что взрывчатка была снабжена адской машиной с часовым механизмом. По его замыслу взрыв должен был произойти в открытом море — через несколько дней после того, как он сошел бы на берег на стоянке парохода в Англии перед выходом в океан. Целью его было желание получить довольно значительную сумму в виде страховки за отправленный на взорванном судне груз, ценность которого, кстати сказать, обманным путем была завышена в несколько раз.

Даже находясь в тяжелейшем состоянии, преступник пытался запутать следствие. Назвался измененным именем. Затем показал, что в багаже, погруженном на судно, есть еще несколько ящиков, также начиненных динамитом и снабженных часовым механизмов. Это вызвало настоящую панику в городе. Полиция с величайшей осторожностью произвела самый тщательный осмотр всего пассажирского багажа и груза, но ничего подозрительного не обнаружила.

Томас показал также, что в Саутгемптоне, где «Мозель» должен был сделать остановку на пути в Америку, его ждали сообщники, с которыми впоследствии он якобы должен был поделиться. Подняли на ноги саутгемптонскую полицию и в конце концов пришли к выводу о том, что и это сообщение лживо.

16 декабря, несмотря на все усилия врачей, Томас умер. Следствие во всех подробностях выяснило биографию преступника. Это был Вильям Кинг-Томассен. Возраст — 35 лет. Национальность — американец. Женат, родом из Бруклина. Моряк (бывший капитан).

Информация об участии Томассена в Гражданской войне была наиболее интересной. Было известно, что руководители южной армии в свое время сформировали диверсионный отряд, названный «Secret Service Corps». Первую акцию диверсанты провели летом 1864 года. В тот день несколько судов с амуницией для армии Севера находились под разгрузкой на пристани Сити-Пойнт. Среди рабочих на палубу одного из судов поднялся некий человек с ящиком на плече. Поставив ящик, он сошел на берег и больше не появлялся. Вскоре грянул взрыв, от которого сдетонировали боеприпасы на соседних кораблях. Огненный смерч разрушил склады, цейхгаузы и арсеналы Сити-Пойнта.

Спустя несколько дней адская машина, снабженная часовым механизмом, была подложена в трюм баржи с порохом вблизи города Маунт-Сити. Когда бомба сработала, весь караван из барж взлетел на воздух вместе с экипажами.

Северяне в ответ на эти теракты усилили наблюдение за погрузкой судов. Нескольких диверсантов, которые пытались заминировать корабли, поймали с поличным. Группа «SSC» также сделали следующий шаг — стала маскировать взрывчатку под угольные глыбы. Чугунный корпус бомбы обливали жидкой смолой, а затем обваливали в угольной пыли. Эти глыбы южане подбрасывали в бункеры пароходов, потопив, таким образом, еще несколько судов.

В начале 1870-х годов в газетах появились сообщения, что группа мошенников, среди которых было несколько бывших участников «SSC», решила использовать подрывы судов для обогащения путем получения страховки за фальшивые грузы. Правда, осуществлению этой затеи помешали полицейские меры. Но идея носилась в воздухе, и Томасу оставалось только решиться.

Нитроглицерин для приготовления динамита он купил за несколько месяцев до совершении преступления в Нью-Йорке: оттуда взрывчатый состав был прислан на его имя в Европу. Часовой механизм изготовлен по его заказу в Германии, в Бернбурге, одним из лучших европейских механиков Фуксом. Часы имели завод на 10 дней и шли совершенно бесшумно. В заданный момент мощная пружина распрямлялась с силой, эквивалентной удару молота весом 12 кг.

Механизм якобы был предназначен для установки на шелковой фабрике Томассена в Америке. Выяснилось, что когда Фукс продемонстрировал свою работу, заказчик пришел в такой восторг, что заплатил мастеру 125 талеров вместо установленных 100. И тут же заказал Фуксу еще 20 подобных часовых механизмов. Как можно предположить, преступник имел обширные планы.

 

 

 

Взрывчатый состав Томассен приготовил сам, работая в течение двух недель в сарае, который находился в одном из самых густонаселенных районов Бремена. Как видим, преступника нисколько не беспокоила смертельная угроза жизням ни в чем не повинных людей. Впрочем, ведь отправил же он, не моргнув глазом, на верную смерть пассажиров и команду «Мозеля».

В момент их гибели он рассчитывал находиться в Саутгемптоне. Когда же колокол Регистра Ллойда известил бы о том, что пакетбот «Мозель» пропал без вести в Атлантике, Томассену оставалось спокойно отправиться за причитающейся ему солидной страховой суммой. Но случай или, как тогда было принято выражаться, слепой рок устроил иначе. Взрыв произошел не где-то далеко в океане, а еще при погрузке бочки на пирсе Бремерхафена и при виде трагедии, развернувшейся на глазах преступника, нервы его не выдержали.

Что же послужило непосредственной причиной преждевременного взрыва? Конечно, было бы проще всего списать его на счет небрежности портовых грузчиков, лихо кантующих груз с неизвестным содержимым. Однако специалисты, имеющие дело с фабричным динамитом, заявили, что от случайного сотрясения при поспешной выгрузке-погрузке он взрываться не должен и беда, видимо, в том, что самодельный динамит почему-то оказался гораздо более чувствительным.

Точный ответ на этот вопрос дал профессор Бухенау из бременского общества естествоиспытателей. Оказывается, Томассен не учел кристаллизацию и связанное с нею повышение чувствительности нитроглицерина под действием холода, а ведь дело было в декабре.

 

 

В свое время это кровавое преступление ради наживы вызвало настоящую сенсацию, подробности бремерхафенской катастрофы широко освещались в прессе едва ли не всех стран мира. Но позже на это событие наслоился целый ряд других и зачастую не менее трагичных происшествий, постепенно оно забылось. Однако в истории она все-таки заняла должное место: как-никак, но это было одно из первых преступлений, связанных со страхованием морских судов и их грузов.

 

Источники:

Бурстин Д. Американцы: Национальный опыт. М.: Прогресс — Литера, 1993. С. 136-137.

Ярхо В. Взрыв на «Мозеле» // Совершенно секретно. 2006. №8 (207). С. 27-29.

Ардашев А. Трагедия «Мозеля» // Катера и яхты. 1991. №3. С. 106-107.

Ардашев А. Катастрофа в Бременгафене // Техника — молодёжи. 1991. №1. С. 61-63.

topwar.ru/80872-vzryv-v-bremenhafene.html

 

Вот еще взрывы на кораблях: вот он знаменитый Взрыв «Дальстроя», а вот Взрыв на «Энтерпрайзе» и Гибель «Муссона». Вот кстати Невезучий великан «Thomas W.Lawson» и вот такая еще была интересная история про Корабль на час

Оригинал статьи находится на сайте ИнфоГлаз.рф Ссылка на статью, с которой сделана эта копия - http://infoglaz.ru/?p=74177

@темы: "Титаник" и др.

---

Оригинал взят у в Интересная вещь.

С подписью игровая стеклянная кость
Кстати, продана почти за 18 тыс.долларов.
Из каталога аукциона Кристи

• SALE 1314 —


• ANTIQUITIES


• 11 December 2003


• New York, Rockefeller Plaza

A ROMAN GLASS GAMING DIE
Circa 2nd Century A.D.
Deep blue-green in color, the large twenty-sided die incised with a distinct symbol on each of its faces
2 1/16 in. (5.2 cm.) wide

Но, похоже, не игровая, а гадательная? Вижу, к примеру, знак солнца - кружок с точкой.

@темы: история вещей

---

Оригинал взят у в Знаете ли вы, что...

...в средневековье жили меньше, чем в Древнем Риме.

Попала к нам в руки интереснейшая книга видного российского археолога и антрополога Александры Бужиловой Homo Sapiens: история болезни (М, 2005).

И уже на первых страничках встретилась прелюбопытнейшая табличка по среднему возрасту умерших (не путать с продолжительностью жизни - речь именно о возрасте взрослых умерших).



Имеем: в средние века как мужчины, так и женщины жили меньше, чем в Римской империи и даже в бронзовом веке. Интересный факт!

Думаю, мы часто будем обращаться в своих постах к трудам Александры Петровны.

Следить за обновлениями нашего блога можно и через его страничку в фейсбуке.

@темы: медицина-историческое

---

Иерофа́нт (греч. ίεροφάντης — знающий будущее) — у древних греков старший пожизненный жрец при Элевсинских таинствах.

Он должен был происходить из семьи Кериков или Евмолпидов; председательствовал на всех торжествах Деметры, посвящал в большие и малые мистерии и вместе с дадухом, вторым верховным жрецом, во время празднеств пел хвалебную песнь Деметре и Персефоне. Рядом с ним стояла иерофантида (греч. ίερύφαντης, верховная жрица Деметры Элевсинской. В римской духовной иерархии иерофанту соответствовал великий понтифик (лат. pontifex maximus).

@темы: Арагарта

---

Йэн Уотсон
Из анналов Общества любителей ономастики
Мелвин Твелвз оглядел собравшихся в библиотеке Хардли-Холла, прокашлялся — словно подражая пуделю леди Хесслфорт — и заговорил.
— Новые имена. Новые имена, — многозначительно произнес он и, взяв со стола телефонную книгу, стукнул ею по кафедре. — Аблитт, Аболнис, Абурто, Айндоу, Айнскоу. — Мелвин оперся обеими руками о кафедру. Толстый, суетливый, одетый в аляповатый клетчатый костюм, который дополнял темно-красный галстук-бабочка — это вполне соответствовало представлению Твелвза о том, как должен выглядеть известный лектор. Если бы не наряд, его можно было бы принять за викария прошлого столетия, приглашенного помолиться в доме ее светлости и выбравшего для молитвы нескончаемый перечень имен из библейской книги Паралипоменон: «Сыновья Рама, первенца Иерахмиилова, были: Маац, Иамин и Екер…»
— Бреветор, Брейкельман, Браймакум, Бумстед, — продолжал Мелвин, шелестя тонкими, как вафли, страницами. — Поистине неисчерпаемый запас!
Некоторые члены нашего общества смотрели на Твелвза с недоумением. Преподобный Пендлбери поджимал губы, как будто речь Мелвина казалась ему пародией на его собственные воскресные проповеди. Круглолицая Салли Уигтон, которая работала в компании «Телеком», составившей упомянутую телефонную книгу, недовольно нахмурилась. Но Мелвин, не обращая ни на кого внимания, продолжал:
— Возможно, перечисленные мною имена нельзя назвать уникальными, однако я, признаться, придерживаюсь иного мнения. Моя теория до смешного проста и, полагаю, в своем роде революционна.
Леди Хесслфорт улыбнулась, как бы поясняя, что прощает Твелвзу эту маленькую вольность. Хозяйка Хардли-Холла — тут обитали ее предки многих поколений, — изящная седовласая женщина в небесно-голубом шелковом платье, украшенным лишь скромным ожерельем из бриллиантов, знала историю своего рода вплоть до седьмого столетия и могла назвать поименно — запнувшись от силы раз или два — всех своих праотцев. Естественно, с ее точки зрения все и всяческие революции были сущими пустяками.
— Спонтанный выброс имен, — заявил докладчик, — так называется моя теория. Она отвечает на вопрос, откуда на свете столько необычных имен при изобилии заурядных? Новые имена должны появляться спонтанно, вот в чем суть. Я полагаю, мы теперь сможем подступиться к проблеме так называемого демографического взрыва…
Чувствуя, что начинаю потихоньку засыпать, я, чтобы избежать укоризненных взглядов, притворился, будто осматриваю библиотеку. Многочисленные тома в кожаных переплетах — коричневых, золотистых, желтых, алых; мебель и стенные панели красного дерева, красные с золотом индийские ковры, портреты предков в золоченых рамах… Словом, золотая комната, пускай даже часть кресел обита черной кожей.
Мистер Твелвз между тем упивался собственным красноречием. Впрочем, правильнее будет сказать, постаравшись подобрать точное определение, — он порол чепуху; а если вежливее — рассуждал несколько эксцентрично.
— Стоит появиться новому имени, как на арену истории выступает новое семейство. Господь, желая сотворить наилучшее имя, посылает в мир людей, которые похваляются вымышленным происхождением, а общество принимает все за чистую монету. Хотя ничего удивительного, ибо эти люди искренне верят в то, чем хвастают перед другими. — Холдейн Смайт, один из наших специалистов по генеалогии, поднял руку, намереваясь, очевидно, возразить, однако докладчик и не посмотрел в его сторону. — Твейт, Тведдл, Твемлоу, Твелвз… Когда вам встречается такое имя, вы должны понимать, что натолкнулись на человека, который появился на свет лишь недавно, история рода которого насквозь фальшива, состряпана для того, чтобы подойти под очередное искажение реальности. Разумеется, подобные искажения никак не влияют на ход истории в целом. Разве хотя бы в одном учебнике истории упоминается кто-нибудь по фамилии Тведдл, Бумстед или Твелвз? Люди с такими фамилиями просачиваются в мир исподтишка, просто-напросто увеличивая население земного шара, и пополняют кладовую имен. Лично я, миледи, дамы и господа, верю, что принадлежу к тем, кто появился спонтанно, вослед за своей фамилией. Позвольте объяснить поподробнее…
Твелвз поправил галстук. По-видимому, он пребывал на верху осененного сумасшествием блаженства — со всеобщего, в том числе моего, молчаливого согласия. Леди Хесслфорт наклонила голову и подмигнула мне: «Не беспокойтесь». Что ж, вероятно, нам следует воспринимать выступление Мелвина как представление в кабаре, как клоунаду… Да, наша хозяйка и покровительница не только щедра и великодушна, но и любит повеселиться. Кем-кем, а ханжой или гордячкой ее не назовешь.
Удивительно, к каким умозаключениям приходят порой люди!

«Ономастика» переводится с греческого как «то, что относится к именам собственным». «Онома» по-гречески — «имя». В рядах нашего Общества насчитывается несколько специалистов по генеалогии, с полдюжины любителей копаться в родословных, топограф, чей круг интересов — названия местностей, от которых часто и образуются фамилии; также лингвист, историк из университета, где существует группа по изучению фамилий; учителя, библиотекари (к последним принадлежу и я), а еще Джим Эбботт, составляющий на компьютере списки подписчиков, и Гарри Уайз, который проверяет списки избирателей в местных советах, и множество других поклонников имен. Мелвин Твелвз, новичок среди нас, числится в штате городского музея, причем занимает отнюдь не высокую должность.
Наше Общество ни в коей мере не консервативно. Благодаря материальной поддержке леди Хесслфорт нам не приходится выклянчивать подачки, и собираемся мы вовсе не в помещении какого-нибудь колледжа повышения квалификации, а в роскошном номере «Гранд-отеля».
Раз в месяц мы наслаждались лекциями, за которыми следовали ответы на вопросы. Разумеется, Мелвин Твелвз присоединился к нам недавно, однако я предполагал, что он уже успел уяснить хотя бы основные правила игры. По-видимому, я несколько поторопился. Мелвин вступил в Общество на апрельском собрании. Тогда мы приняли в наши ряды двух человек — Твелвза и мистера Чанга. Последний узнал о нашем существовании в университете и, подобно Твелвзу, перед собранием связался со мной. В мои обязанности входило проверять новичков, брать у них нечто вроде интервью.
Мелвин Твелвз прекрасно знал, что такое ономастика. Его особые наклонности проявились позднее, в процессе деятельности. А вот мистер Чанг оставался до сих пор в какой-то мере загадкой. Имя у него было китайское, однако азиатом он не выглядел; да и вообще, определить, к какой он принадлежит расе, представлялось весьма затруднительным. Бесстрастное желтовато-бледное лицо наводило на мысль о том, что в жилах Чанга течет смешанная кровь. По-английски он говорил с легким акцентом, но фразы строил безупречно. Он утверждал, что занимается экспортом — но экспортом чего? И каким образом экспорт мог привести его в университетскую группу изучения фамилий? На заседаниях он обычно хранил молчание, да и в баре, попивая фруктовый сок, тоже почти не раскрывал рта, однако постоянно благожелательно улыбался. Какое-то время я предполагал, что Чанг выжидает, пока ему не откроются наши истинные цели; может, он думал, что разговоры об именах ведутся для отвода глаз, а рано или поздно кто-нибудь из нас достанет из кармана флакончик с кокаином или что-либо еще в том же духе. Но затем я решил, что он просто одинокий человек, застенчивый и оттого немногословный, которому нравится наша компания, и вскоре едва ли не забыл о существовании мистера Чанга…

Мелвин продолжал говорить, выстраивая в логическую цепочку возможные доводы, обосновывая свою «революционную» теорию.
— Знаменитый ученый Фред Хойл установил, что атомы водорода возникают в пучине космоса спонтанно, причем в количестве достаточном, чтобы заполнить бреши, которые образуются по мере расширения Вселенной. Более того, сама Вселенная, вполне возможно, появилась из ничего. Этот феномен известен под названием вакуумной флюктуации… Американские ученые-креационисты утверждают, что, если Господь и впрямь сотворил наш мир несколько тысячелетий тому назад. Он сразу же поместил в землю ископаемые, чтобы дать планете соответствующую историю…
Я заметил, что Чейз Дэниэлс, наш специалист по генеалогии, мормон из штата Юта, нахмурился и одновременно кивнул. Возможно, он задумался, не смеется ли над ним Твелвз.
— Господь поименовал предметы, — продолжал Мелвин, — и те не замедлили появиться. «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет!» Слово послужило причиной события. Так почему бы творческой силе не создавать через имена новых людей? Почему бы этим людям не возникать, как атомам водорода? Ведь мы состоим в основном из воды, верно? Аш два о. Почему бы той самой силе не наделять новорожденных памятью и надлежащим происхождением? Очевидно, что такие люди станут обладателями редких, незаурядных имен…
На лицах слушателей вежливое внимание мало-помалу уступало место разочарованию и раздражению. Однако, к моему несказанному облегчению, леди Хесслфорт как будто пребывала в прекрасном расположении духа. Еще бы! Недаром род ее светлости берет начало в глубине веков. А Мелвин безжалостно разоблачает самого себя, доказывает, что в его случае ни о каком роде не может быть и речи, что он, словно какой-нибудь гриб, вырос из земли за одну ночь — через брешь в реальности.
Сирота, воспитанный приемными родителями? Обостренное чувство чужеродности? Искаженное восприятие действительности? Безусловно! И наконец — ошеломительная рационализация: он уникален! Мелвин достаточно внятно объяснил, что в одну категорию с ним попадают тысячи других людей. Однако тут же оговорился, что личности с диковинными именами рождаются из ничего, стоит их только как-нибудь наречь… Что-то не вяжется.
Неужели леди Хесслфорт предвидела возможность такого провала? Ведь именно по ее предложению мы решили назначить докладчиком на специальном ежегодном заседании в Хардли-Холле Мелвина Твелвза, человека без особых ономастических талантов, если не считать необычного имени и чрезвычайного рвения. Как демократично! Может, леди Х. потешается над нами, прячет, заслоняя ладонью лицо, лукавую улыбку?
Все предыдущие лекции, без исключения, имели однозначную практическую направленность. Естественно, отсюда не следует, что они навевали невыразимую скуку. Наш историк, Джек Брейкспир, рассуждал о путях, какими в прошлом усваивались новые имена (Мелвин, разумеется, не пожелал и слушать). В Британии норманнское завоевание содействовало распространению родовых имен, которые образовывались, по большей части, из названий местностей или ремесел; попадались и такие, которые представляли собой прозвища, а то и оскорбительные клички. Поскольку большинство населения было неграмотным, имена в обиходе неизбежно искажались. В Японии сёгуны Токугава, проявив свойственную им мудрость, запретили простому люду на две сотни лет пользоваться фамилиями, причем непокорным грозила казнь через отрубание головы самурайским клинком. После того, как в страну удалось проникнуть коммодору Перри, миллионы крестьян принялись изобретать себе фамилии, что привело к сотням тысяч диковиннейших словосочетаний, — такого «урожая» не снимал никакой другой народ мира. Около 1780 года европейские правительства обязали евреев применять фамилии вместо патронимов. Те подчинились и зачастую из соображений сентиментальности стали именовать себя, используя названия животных, городов или явлений природы. Первый мистер Розенблюм, скорее всего, проживал в каком-нибудь грязном гетто. Такова была теория Джека.
— Однако, — заявила на следующий вечер Джейн Чепмен, — имена также вымирают…
Пожалуй, тут она ступила на тонкий лед. Леди Алиса Пенелопа Диана Хесслфорт подарила своему супругу, покойному лорду, двух дочерей, но сыновей у них не было; поэтому внуки миледи, сейчас уже подростки, носили иную фамилию.
Номер «Де Монфор» напоминал не столько зал собраний, сколько гостиную некоего клуба — такая в нем царила атмосфера. Многие из нас держали в руках бокалы с горячительными напитками. Из терракотовой вазы тянулось к потолку странного вида растение. На одной из стен висела написанная маслом картина: на лугу пасутся коровы, а над ними собираются грозовые тучи. Кресла были обтянуты коричневой кожей, пол устилал ковер, украшенный стилизованными, под Китай, изображениями драконов; на гардинах распускали хвосты павлины.
— К 1974 году, — сообщила дородная, облаченная в твидовый костюм Джейн, — в списках американского Общества социальной защиты значилось миллион с четвертью различных имен. Причем почти полмиллиона принадлежало отдельным гражданам! — Иссиня-черные волосы Джейн были собраны в пучок. Если можно так выразиться, она напоминала внешностью величественную ладью. — Люди женятся или выходят замуж, и имена пропадают. — Ее светлость обмахнулась веером. — Или же они так и не заводят семьи, что приводит к тому же результату. Однако основной причиной исчезновения имен является уничтожение родословной. Всякое родовое древо имеет форму ромба. Уходя в прошлое, мы обнаруживаем, что внутри этого ромба находятся тысячи людей. Тем не менее постепенно вырисовывается следующая картина: ветки дерева срастаются, ибо кузены женятся на кузинах и наоборот, и ромб сужается, все сильнее и сильнее… Эти ромбы движутся сквозь время, накладываются друг на друга, перекрещиваются, сливаются. Скажем, если в девятом веке Африку посетил некий кочевник из Азии, нынешние китайцы приходятся нынешним африканцам менее чем пятидесятиюродными братьями!
При условии, что тот кочевник нашел себе в Африке подругу.

— Итак, — подвел итог Мелвин, — я таков, каков есть.
Какая глубина мысли! Но чья это философия — Витгенштейна или Багза Банни? Сартра или Микки-Мауса?
— Предшественников у меня не было. — Мелвин улыбнулся улыбкой слабоумного. — То есть я лишен каких бы то ни было предков. И сколько на свете таких, как я, которые привносят в мир новые имена?
Наконец-то! Кончив нести ахинею, Твелвз сел в кресло, как будто ожидая аплодисментов. Леди Х., как и подобает хорошей хозяйке, захлопала в ладоши, что, естественно, вынудило меня последовать ее примеру. Однако большинство, похоже, придерживалось иного мнения. Джек Брейкспир выглядел разъяренным, Чейз — печальным, Холдейн Смайт — оскорбленным в лучших чувствах. И тут поднялся мистер Чанг, который до сих пор не поднимал даже руки, чтобы задать вопрос.
— Я хотел бы кое-что прибавить. Миледи, друзья мои, мистер Твелвз не просто ошибается. Мне кажется, вы вряд ли представляете себе всю ошибочность его воззрений.
— Неужели? — приподняла брови Джейн Чепмен.
— Миссис Чепмен, — произнес мистер Чанг, глядя на Джейн, — вы как-то рассуждали о вымирании имен… Имена вымирают быстрее, чем появляются новые; так заведено природой. Все ромбы в конце концов сольются в один, как сольются в одну все нынешние расы. В результате останется лишь единственная фамилия, которая, разумеется, будет китайской.
— Что? — вскинулся Джим Эбботт.
— Почему китайской? Потому, что уже сейчас на планете свыше миллиарда китайцев, что составляет около одной шестой населения Земли, а на такое количество людей приходится от силы пятьсот фамилий. Рано или поздно эти фамилии поглотят все остальные, а затем примутся поглощать друг друга; когда же последняя мисс Ву выйдет замуж за мистера Чанга, все земляне с того дня будут именоваться исключительно Чангами.
— Ерунда! — прорычал Гарри Уайз. Должно быть, он вообразил себе, какой его ожидает ужас: составлять перечень целиком и полностью из одной и той же фамилии, повторенной несчетное число раз. — По-моему, институт брака отмирает. Во всяком случае, все больше и больше людей, создавая семью, сохраняют прежние фамилии. По крайней мере, в Америке.
— Однако дети, родившиеся в браке, носят, как правило, одну фамилию, — возразил Чанг. — Даже если они изберут себе двойную, то как прикажете поступить их собственным детям? Дело рискует дойти до абсурда.
Да… Сначала Мелвин пытался убедить нас, что спонтанно возник на пустом месте, а теперь мистер Чанг утверждает, что право на будущее имеет только его фамилия. Леди Х., казалось, пребывает в смятении. Возможно, она поддержит Твелвза, но вряд ли одобрит выходку Чанга.
— Тысячелетняя история ничего не значит, — продолжал тот. — Равно как и история тысячи поколений. Подумайте о четверти миллиона лет, вообразите миллион поколений!
Взгляд леди Х. обрел твердость. Что ни говорите, а тысячелетняя родословная кое-что да значит!
— Почему именно Чанг? — спросила она раздраженно. — Почему именно ваша фамилия, мистер Чанг?
— Потому что, ваша светлость, я прибыл из будущего, которое отстоит от вашего времени на четверть миллиона лет. Я из того общества, где нет никого, кроме Чангов. Ни одного человека! Мы — раса Чангов, мы чанговечество!
— И что дальше? — фыркнула Джейн.
— Глупости! — воскликнул Джек.
Однако остальные, по всей видимости, были согласны продолжать игру. Во всяком случае, после выступления Мелвина клоунада Чанга, как ни странно, казалась чуть ли не детской забавой.
— И что, в будущем все похожи на вас? — весело справилась Салли.
— Нет, — отозвался Чанг, повернувшись в ее сторону. — Мы по-прежнему отличаемся друг от друга размерами, цветом кожи, группой крови. Поймите, мы — вовсе не клоны какого-то одного Чанга. Мы разные, как коровы в стаде. Поинтересуйтесь у ваших фермеров, что они скажут насчет коров? Среди нас вы встретите Мэри Чанг и Абдула Чанга, Генриха Чанга, Юкио Чанг и Наташу Чанг. Мир, в котором проживает десять миллиардов Чангов. Десять миллиардов!
— Полагаю, вам захотелось отдохнуть? — съязвил Чейз.
— Мистер Дэниэлс, вы ведь работаете? Так вот, я тоже на работе, — Чанг похлопал себя по карману. — Я отправился в прошлое, чтобы собрать миллион истинных фамилий, поскольку ваша эпоха отмечена наибольшим разнообразием исходного материала. Я записал фамилии на микролисты. Вернувшись, я передам их своим современникам, и мы устроим великое переименование. Мы освободимся от психологической чанго-зависимости. Наше общество преобразуется…
— Минутку, — перебил Гарри. — А почему вы, то бишь Чанги, не сообразили заглянуть в архивы? Это проще, чем путешествовать во времени.
— Или в старые телефонные книги? — прибавила Салли. — Впрочем, вы, наверное, телефонами не пользуетесь.
— Или в старые списки подписчиков? — присовокупил Джим Эбботт, заразившийся, судя по всему, общим настроением.
— Культуры развиваются и гибнут, — ответил Чанг. — Одни данные погребают под собой другие. Записи теряются, стираются, уничтожаются. Я веду речь о промежутке в четверть миллиона лет. От вашей поры не осталось ничего — ни пирамид, ни Парфенона, ни трудов Платона или Шекспира. Никаких следов, никакой истории. Мне пришлось забраться очень глубоко в прошлое, прежде чем я натолкнулся на такое изобилие имен.
— Очевидно, вы заберете с собой произведения Барда? — спросил Джим.
— Нет, — покачал головой Чанг. — Мы ничего не сможем понять. Я заберу имена, только имена.
— Как можно не понять Шекспира?
— Уверяю вас, в моем времени его не поймет никто, за исключением меня самого. Кстати говоря, для того чтобы приноровиться к вашему образу жизни, я прошел длительную подготовку. Благодарю вас за ваше гостеприимство, дамы и господа. И, конечно, в первую очередь леди Хесслфорт, — Чанг отвесил изящный поклон, а затем направился к высокому, от пола до потолка, окну, за которым сгущались сумерки.
Я краем глаза наблюдал за леди Х. Поначалу она откровенно изумилась, потом развеселилась, а под конец как будто испытала сильнейшее потрясение.
— Подождите! — выдавила она. — Мое имя вы тоже забираете с собой?
— Может быть, — усмехнулся Чанг.
— Сдается мне, вы там с жиру беситесь, — проговорил Джим. — Неужели нельзя было просто-напросто придумать новые фамилии? Сочинили бы, сколько нужно, и все.
— Не годится, — возразил Чанг. — Имя без родословной — ничто.
— Друзья! — воскликнул я, решив, что представление чересчур затягивается. — Друзья! Ваша светлость и вы, уважаемые члены нашего Общества! Я восхищен шуткой, которую с нами сыграли. Мы словно перенеслись из августа в апрель или в октябрь[1], словно оказались на маскараде. Но… В действительности никто не может путешествовать во времени и никто, — я предостерегающе поглядел на потупившегося Мелвина, — не появляется на свет ниоткуда. Давайте же посмеемся и закончим наш карнавал. Спасибо, мистер Чанг. Спасибо, мистер Твелвз. Наше следующее заседание, которое состоится через месяц здесь, в «Гранд-отеле», шестнадцатого сентября, почтит своим присутствием мистер Уильям Монктон, автор знаменитого труда «Французские прозвища»…
Чанг распахнул окно, за которым располагалась выложенная каменной плиткой терраса, с которой спускалась на подстриженную лужайку лестница в несколько ступеней. Дальнего конца лужайки видно не было. Чанг пересек террасу, сошел по лестнице, ступил на траву… И исчез!
Разумеется, он всего лишь сорвался с места, как заправский спринтер, и мгновенно очутился за пределами сада, а там миновал игровую площадку… Да, но в таком случае он должен был обладать резвостью гончей, помноженной, вдобавок, на быстроту сокола…
— Черт побери! — произнесла Салли. — Он же просто растворился в воздухе! Чтоб мне пусто было! Ой, извините, пожалуйста.
Мы столпились у распахнутого настежь окна.
— Он наверняка где-то там, — сказал Чейз.
— Сожалею, но я никого не вижу, — возразила леди Х.
— Наверное, прячется в кустах, — предположил я.
— Вы же понимаете, что он просто не успел бы до них добежать.
Кто я такой, чтобы спорить с ее светлостью?
— Мистер Чанг… — проговорила Салли. — Он сказал правду!
— Он сказал правду! — повторил хор голосов.
К чести Мелвина, он раньше других оправился от замешательства — может статься, наконец-то осознал, на какое посмешище выставил себя своими рассуждениями.
— Я давно его подозревал, — сообщил Твелвз. — Между прочим, знаете, почему он удрал? Не нашел, что ответить на мои доводы!
Леди Х. опустилась в ближайшее кресло, посмотрела на заключенные в золотые рамы портреты своих предков и пробормотала:
— Неужели он забрал с собой мое имя?
Мелвин подвинулся к ней и — какая вульгарность! — похлопал миледи по руке.
— Я уверен, что он так и поступил, ваша светлость. Он забрал все наши имена. Хесслфорт, Твелвз, Брейкспир… А в результате через четверть миллиона лет произойдет очередной спонтанный выброс. Все честь по чести. В будущем появится, — он принялся считать в уме, делить десять миллиардов на миллион, — да, появится десять тысяч Хесслфортов, которые будут разбросаны по всему земному шару. Представляете? В Европе, в Африке, в Азии…
Леди Х. содрогнулась, побледнела и отдернула руку.
— Это не родословная, мистер Твелвз. Неужели вы не в состоянии понять, что случилось? Я спрашивала мистера Чанга, потому что не хочу, чтобы мое имя использовалось… всуе…
Опасаясь, что наше Общество может лишиться своей покровительницы, я поспешил поднять бокал, на дне которого оставалось несколько капель шерри.
— Разрешите предложить тост. За Общество любителей ономастики!
— За какое? — спросила леди Х., пригвоздив меня взглядом к спинке кресла. — За наше? Или за их? — Тем не менее она указала на графин, который Роджерс поставил на письменный стол. Мелвин поторопился исполнить ее просьбу. Леди Х. явно не мешало выпить шерри, чтобы успокоить нервы.
Мы выпили — все вместе. Разорванные узы восстановились, обетование обрело новую силу.

Когда месяц спустя мы собрались на заседание в номере «Де Монфор», ее светлость, как всегда, заняла председательское кресло. Мы прослушали доклад мистера Монктона о французских простынях… Простите, конечно же прозвищах. Иначе говоря, кличках. Сестричка, сестричка, как твоя кличка? Леди Алиса Пенелопа Диана внимала докладчику с благосклонной улыбкой на устах.
Я готов спорить на что угодно: древность рода — это вам не пустяк.

@темы: фамилии, имена

---

Но с поздней осени 1347 года в Лувр и Тауэр начали приходить смутные известия о некоем моровом поветрии на юге – в королевстве Сицилийском, Генуе, на Корсике, Мальте и в Сардинии. Судя по хроникам, тогда ни один из конфликтующих королей не воспринял угрозу всерьез – как мы уже упоминали, новости распространялись медленно, со скоростью хода конного гонца или парусника, а вскоре известия из Средиземноморского региона и вовсе перестали приходить, поскольку их некому стало отправлять.
Над Европой разразилась чудовищная гроза, общая численность жертв которой в процентном соотношении не сравнится даже с Первой и Второй мировыми войнами вместе взятыми. Никогда раньше и никогда в будущем человечество не переживало настолько сокрушительного удара – Черная Смерть прошла волной не только по Европе, но и практически по всем регионам Евразии, от Китая и Монголии, до арабского мира, Северной Африки, отдаленных регионов Скандинавии и Руси.
Череда кризисов XIV века
Надо сразу же отметить, что эпидемиологическая обстановка в Европе эпохи Высокого Средневековья была далека от идеала, но назвать таковую «неприемлемой» и уж тем более «катастрофической» никак нельзя. Существовал стандартный набор инфекций, часто встречающихся и в наши времена – тиф, коклюш, скарлатина, корь. Встречалась натуральная оспа – последняя крупная вспышка таковой была зафиксирована за целых пять столетий до пришествия Черной Смерти, в 846 году при осаде Парижа викингами, а серьезные эпидемии оспы придутся уже на позднейшие эпохи, Ренессанс и Новое время.
Из «экзотических» инфекций была распространена проказа, занесенная крестоносцами с Ближнего Востока – болезнь теплолюбивая и отлично прижившаяся в Европе во времена Средневекового климатического оптимума, когда среднегодовая температура была значительно выше. Впрочем, за проказу могли принимать и невенерический сифилис, трепонематоз, передающийся не половым путем, а контактно – не путать с сифилисом, завезенным впоследствии из Нового Света. Масштабная эпидемия чумы (т.н. Юстинианова чума) произошла и вовсе в летописные времена – в 540–541 годах, и затронула в основном Византию и Восток, частично Италию; о ней успели давно и прочно позабыть.
Неслыханный, запредельный кошмар, начавший распространяться по Средиземноморью с 1347 года, аналогов не имел, а в свете религиозного и мифологического менталитета человека Средневековья выглядел не более и не менее, чем самым настоящим концом света. Фантастическая вирулентность штамма чумы, чудовищная скорость распространения эпидемии, невероятная скоротечность болезни и запредельная смертность до сих пор потрясают воображение – что уж говорить о наших предках, не способных ни сопротивляться эпидемии средствами медицины, ни осознать истинные масштабы происходящего!

Однако, следует помнить о том, что Черная Смерть оказалась лишь наиболее масштабным из кризисов XIV века – пожалуй, самой скверной эпохи европейской истории. Вся первая половина столетия – беспрестанная цепочка сплошных несчастий, однозначно предрекающих Судный день. Про Великий Голод 1315–1317 годов мы уже писали, но за ним последовали и другие серьезнейшие неприятности. Началось похолодание, ныне называемое Малым Ледниковым периодом, В 1342 г. – обилие снега зимой и беспрестанные дожди летом, поля Франции опустошены сильным наводнением, в Германии затоплено много городов. С 1345 г. по всей Европе начался период «особенной сырости», продолжавшийся еще несколько лет, постоянные неурожаи, нашествия саранчи аж до Голштинии и Дании. Сокращаются посевные площади, в Германии и Шотландии погибает винодельческая отрасль.
Произошла и крупнейшая экономическая катастрофа Высокого Средневековья, имеющая прямое отношение к Столетней войне – а именно банкротство банковских домов Барди и Перуцци, в результате которого европейская экономика покатилась в пропасть и была окончательно добита Черной Смертью, выкосившей колоссальные людские ресурсы – прежде всего трудоспособное население.
Эдуард III Плантагенет был авантюристом в хорошем смысле этого слова – он ввязывался в громкие аферы, лишь имея неплохие виды на успех. Другое дело, что удача ему не всегда сопутствовала – как произошло во время очередной войны с Шотландией 1327–1328 годов, в которой Англия потерпела поражение и признала шотландскую независимость. Кредиты на эту войну были получены у флорентийцев Барди, равно и контрибуцию пришлось платить из предоставленных ими займов. Начинается Столетняя война. Долги английской короны выросли до совершенно запредельной суммы, – почти 2 миллиона флоринов (900 тысяч семье Барди и 700 тысяч Перуцци), при доходе казны в 60–65 тысяч фунтов в год. Эдуард объявляет дефолт по долговым обязательствам в 1340 году, его примеру следует Филипп де Валуа (а чего мелочиться-то?! Если англичанам можно, почему нельзя французам – особенно в условиях войны?), дома Барди и Перуцци в 1344 году банкротятся, потянув за собой десятки менее солидных фирм, тысячи вкладчиков остаются без средств, что приводит к дефолту сразу нескольких королевств и даже папской курии, учреждения далеко не самого бедного.
В сухом остатке – почти моментальный коллапс экономики всей Европы, весьма напоминающий недавний кризис 2008 года и ныне существующий «пузырь деривативов»: экономические законы во все времена работают одинаково. Флорентийский политик, историк и банкир Джовании Виллани (кстати, умерший от чумы в 1348 году) оставил нам такую запись:
«…Для Флоренции и всего христианского мира потери от разорения Барди и Перуцци были еще тяжелее, чем от всех войн прошлого. Все, кто имел деньги во Флоренции, их лишились, а за пределами республики повсеместно воцарились голод и страх».
Как известно, беда одна не приходит, а каждый новый катаклизм тянет за собой другую – после долгих веков благополучия, экономического процветания, стабильного роста населения и продовольственного изобилия всего за несколько десятилетий Европу посетили три всадника Апокалипсиса из четырех: Война, Голод и Смерть: стремительно менялся климат, неурожаи следовали один за другим, началась Столетняя война, благодаря ей рухнула и финансовая система. А зимой с 1347 на 1348 годы прибыл и четвертый – во всей своей мощи и необоримости…
Всадник на бледном коне
Предположительно, началось все за десять лет до описываемых событий, в 1338 году, в районе озера Иссык-Куль – по данным исследователей, именно оттуда Черная Смерть начала долгую дорогу на Запад. За восемь лет она опустошила Центральную Азию, поразила Золотую Орду, разделилась на два смертоносных ручья, южный и западный, проникла через Кавказ на Средний Восток и в Византию, а также в район Крыма, где к тому времени имелось несколько генуэзских факторий – в частности, крепость Кафа, находящаяся в современной Феодосии. Из порта Кафа на кораблях Генуи весной 1347 года Черная Смерть попадает в Константинополь, незамедлительно вызвав огромную смертность – умер даже наследник трона, сын императора Андроник, заболевший на рассвете и скончавшийся к полудню. Общее число потерь подданных Византии в ходе эпидемии – более трети, Константинополь вымер почти наполовину.

Далее, как мы упоминали выше, шквал молниеносно распространяется по средиземноморским гаваням. Наконец, Черная Смерть приходит собственно во Францию – через Марсель в Авиньон, где тогда была расположена резиденция Римского папы и курия. Вот тут-то для ничего не подозревавших подданных Филиппа де Валуа и начинается настоящий кошмар. Достаточно сказать, что всего за одну (!) ночь января 1348 года в авиньонском монастыре францисканцев умерли около 700 монахов, а общая смертность в папской столице достигла показателя более 60%… Хоронить всех умерших не было никакой возможности, Римскому папе Клименту пришлось пойти на беспрецедентный шаг – он освятил воды реки Луары, куда массово сбрасывали трупы.
Но в чем же причина столь невероятной смертности и заразности Черной Смерти? Отсутствие гигиены? Это лишь один из малозначимых факторов – бани и ванны в те времена были широко распространены, особенно в монастырях. Большая скученность в городах? Уже теплее.
Дело в том, что в 1348 году европейцы столкнулись с весьма необычным течением чумы – болезнь лишь в незначительном числе случаев принимала бубонную форму, когда возбудитель Yersinia pestis концентрируется в пораженных лимфоузлах. Более распространялась септическая форма (сиречь возбудитель сразу проникал в кровь), разносился по всему организму, – включая легкие, – а после начала чумной пневмонии болезнь моментально передавалась воздушно-капельным путем, подобно гриппу. Заболевший легочной формой чумы умирал очень быстро, за время от двух-трех часов до полутора суток, успевая за это время заразить всех окружающих – особенно ярко это проявлялось в городах, монастырских общежитиях-дормиториях, на рынках. Пока продолжался весьма краткий инкубационный период, человек мог выйти из дома к булочнику или к меняле, сходить в церковь, где находились десятки прихожан и монахов, заглянуть к своему юристу или родственникам. Практически все они оказывались обречены – чумная пневмония гарантировала скорую, но далеко не самую легкую смерть практически каждому.
Слово французскому медиевисту Жану Фавье, из книги «Столетняя война», гл. 47:
«…Земли и города, пораженные чумой, пострадали очень сильно. Не было семьи, которую бы она обошла, кроме как, может быть, зажиточных семей, которым иногда удавалось найти достаточно изолированные убежища. Где-то смерть уносила одного из десяти, где-то – восемь или девять. Эпидемия была тем более смертоносной, что в редком городе или области длилась менее пяти-шести месяцев. В Живри, в Бургундии, в июле она убила одиннадцать человек, в августе 110, в сентябре 302, в октябре 168 и в ноябре 35. В Париже она продолжалась от лета до лета. Реймс она опустошала с весны до осени.
Города и деревни были парализованы. Каждый забивался к себе в дом или бросался в бегство, движимый неуправляемым и бесполезным защитным рефлексом или просто страхом. <…> Самую большую дань заплатили города: скученность убивала. В Кастре, в Альби, полностью вымерла каждая вторая семья. Перигё разом потерял четверть населения, Реймс чуть больше. Из двенадцати капитулов Тулузы, отмеченных в 1347 г., после эпидемии 1348 г. восемь уже не упоминались. В монастыре доминиканцев в Монпелье, где раньше насчитывалось сто сорок братьев, выжило восемь. Ни одного марсельского францисканца, как и каркассонского, не осталось в живых. Бургундский «плач», возможно, допускает преувеличения для рифмы, но передает изумление автора:
Год тысяча триста сорок восемь –
В Нюи из сотни осталось восемь.
Год тысяча триста сорок девять –
В Боне из сотни осталось девять».
Случись нечто подобное в Европе сейчас, из 830 миллионов населения умерло бы миллионов триста или больше – и никаких преувеличений, есть статистика: в США с 1950 по 1994 гг. зарегистрировано 39 случаев вторично-легочной и 7 – первично-легочной чумы. Летальность при них составила в общей сложности 41%, и это при всех современных достижениях в области гигиены, антибиотиков и медицины в целом. То есть процент смертности вполне сравним с глобальным бедствием 1348 года.

Вернемся, однако, в погибающую Францию. Разумеется, ни о каком продолжении Столетней войны с лета 1348 года и речи не шло – эпидемия распространялась с чудовищной быстротой. Если в январе Черная Смерть свирепствовала в Авиньоне, то к марту она добралась до Лиона и Тулузы, перевалила Пиренеи, направившись дальше в Испанию. 1 июля близ занятого англичанами Бордо от чумы умирает дочь короля Эдуарда Джоан, направлявшаяся в Испанию (большая часть ее свиты тоже погибла от Черной Смерти). Париж пал в конце июня – Филипп де Валуа якобы бежал из города, но в действительности маршал Шарль де Монморанси изолировал короля в Лувре, куда посторонние не допускались. Королева Франции Жанна Бургундская умерла от легочной формы чумы в Нельском отеле 1 сентября – предположительно, заразилась на мессе в Нотр-Дам.
В Англии дела обстояли не лучше, а местами даже и хуже, чем у соседей и непримиримых противников – естественная преграда Ла-Манша Альбион не спасла. Первая вспышка Черной Смерти на островах датируется 24 июля 1348 года, в Дорсете. В конце сентября эпидемия охватила Лондон и продолжила шествие на север и запад Англии, достигнув пика зимой на 1349 год. Причем, если во Франции встречалась как бубонная, так и легочная форма чумы, то в Англии она протекала в основном в виде чрезвычайно заразной чумной пневмонии – что существенно повышало смертность, показатели которой были в среднем выше, чем на континенте. В относительно недавнем и весьма подробном исследовании норвежского ученого Оле Бенедиктоу от 2004 года «The Black Death 1346–1353: The Complete History» приводятся устрашающие цифры – 62,5% населения, то есть из 6 миллионов обитателей Альбиона всего за несколько месяцев умерли 3,75 миллиона… Более того, в 1349 году, по причине смерти огромного количества крестьян, поголовье скота в Англии осталось без присмотра и было сражено эпидемией ящура, сократившись в пять раз.
Общие безвозвратные потери в Первую мировую войну среди всех стран-участников (включая колонии) с общим населением в 1,47 миллиарда человек составляли 10 миллионов среди комбатантов и 11,5 миллионов среди мирных жителей, включая голод и болезни; всего, округляя, 21,5 миллиона – то есть, 1,46% от численности. Черная Смерть унесла минимум 30–35% населения – цифры разнятся в зависимости от региона: например, эпидемия почти не затронула Беарн, лишь краешком коснулась Фландрии и едва задела Брюгге, но в других областях число погибших доходило до астрономических цифр – более двух третей. Жан Фруассар в своей «Хронике» утверждает: «треть людей умерли», и он недалек от истины, хотя его понятия о статистике весьма далеки от совершенства…
Весьма показательны цифры смертности от чумы среди правящих семей – всего в Европе тогда было восемнадцать монархий и два орденских государства (мы не станем учитывать мелочь, наподобие крошечных сербских княжеств). Умерли королевы Франции (и жена дофина), Наварры и Арагона, умерла жена императора Священной Римской империи Бланка, дочери королей Англии и Дании, вымерла вся королевская семья Сицилии, от чумы скончался король Кастилии и Леона Альфонсо Справедливый, великий комтур Тевтонского ордена Людольф Кёниг. То есть потери в королевских семьях составили практически 50 процентов – и это только ближайшие родственники монархов, без учета племянников, дядь-тёть, шуринов, деверей и так далее. Никто не был защищен, ни монарх, ни крестьянин.
Французская королевская семья, миниатюра XIV века. В центре – королева Жанна Бургундская, умершая от чумы - Столетняя война: ужасы великой чумы | Военно-исторический портал Warspot.ru Французская королевская семья, миниатюра XIV века. В центре – королева Жанна Бургундская, умершая от чумы
Таким образом, в течение 1348–1350 годов, пока продолжалась эпидемия, на всей территории Европы, наблюдалась системная катастрофа поистине библейских масштабов. Параапокалипсис.
Итоги
В последующие десятилетия Черная Смерть возвращалась тремя волнами. 1361 год – заболевших до половины, есть выздоравливающие. 1371 год – заболевших около одной десятой, многие выздоравливают. 1382 год – заболевших около одной двадцатой, выздоравливает большинство. В конце XIV – начале XV веков происходит серьезный демографический взрыв – пускай так и не восстановивший численность населения, однако достаточный для того, чтобы можно было вести Столетнюю войну еще семьдесят лет. Испанский историк Морешон указывает: «Множество вновь создаваемых семей оказались необычайно плодовиты – в таких браках очень часто рождались двойни».
Тем не менее, Черная Смерть, которую вполне можно считать разграничительной линией между «классическим» Средневековьем и ранним Новым Временем, совершила грандиозный переворот во всех областях жизни. Демографический провал и недостаток рабочей силы вызвал повышение ценности труда наемных рабочих и крестьянства, в ранее закрытые цехи (ремесло передавалось по наследству) стали принимать «чужаков». Резко уменьшилось производство в зерновом сельском хозяйстве вызывая хлебные кризисы, зато появилось больше пастбищ с увеличением поголовья скота; падает цена на землю и арендная плата. Постепенно восстанавливается финансовая стабильность, хотя последствия вышеописанного банкротства банков Барди и Перуцци ощущались еще долгие десятилетия. Быстрее всего проблему безденежья решили в Англии – уже через восемь лет, к 1356 году, настырный король Эдуард изыскал средства для снаряжения новой крупной армии, способной вести боевые действия на материке.

Однако, с 1348 по 1356 годы продолжать Столетнюю войну физически не могли обе стороны – чума нанесла по обеим сторонам конфликта настолько всесокрушающий удар, что последствий такового никто не мог просчитать. Настолько резкое и мгновенное по историческим меркам нарушение биосоциального равновесия подвело черту под созданным Римскими понтификами Pax Catholica – единой европейской католической общностью и дало толчок к Гуситским войнам и последующей Реформации, которые окончательно разделят Европу. Ренессанс и Новое время стояли на пороге разрушенного чумой здания Средневековья…

warspot.ru/3746-stoletnyaya-voyna-uzhasy-veliko...

@темы: медицина-историческое

---

lib.rus.ec/b/560092

Аннотация
Автобиография итальянского ученого XVI в. Джироламо Кардано «О моей жизни» — уникальный и до сих пор во многом недооцененный документ ренессансной эпохи. В ней удивительны не только рассказы автора о драматических перипетиях своей жизни, но и детальное описание им собственной персоны: внешности, характера, пороков, привычек, болезней, чудесных способностей. Она также погружает читателя в причудливый мир человека науки эпохи Возрождения, в котором странным образом переплетаются медицина, философия, астрология, механика, криптография.
Издание предназначено в первую очередь для студентов и преподавателей вузов — историков, философов, культурологов, психологов, историков науки. Оно также адресовано и самому широкому кругу читателей, интересующихся культурой и повседневной жизнью Италии эпохи Возрождения.

@темы: история, напочитать

---

@темы: пейзажи

---

Неофит - имя из святцев, (от др.-греч. νεόφυτος — «недавно насаждённый») — новый приверженец (новообращённый) какой-нибудь религии, учения, общественного движения, новичок в каком-либо деле.

Как исторический термин, означает новых членов тайных собраний, например элевзинских таинств в древней Греции. В ранней церкви так называли христиан, принявших Крещение, и с Пасхи до Антипасхи носивших белую одежду; позже в монашеских орденах так называли новопострижённых монахов.

Ныне слово может носить иронический характер и подчеркивает преувеличенную ревность и неопытность.
из вики

В православных святцах Неофитов - штук 15, по идее, не такое уж редкое имя должно быть.
Но в персоналиях - нет никого из мирян, только епископы и вроде того, значит на Руси имя было в основном монашеским.

Но миряне тоже попадались

Цитатко:
По официальной версии, русский дворянин Афанасий Неофитович Шеншин, находясь на лечении в немецком городе Дармштадт, поселился в доме оберкригскомиссара Карла Беккера. Спустя некоторое время отставной армейский офицер увлекается дочкой хозяина дома, 22-летней Шарлоттой. Однако Шарлотта на тот момент была уже несвободна и состояла в браке с мелким немецким чиновником Карлом Фетом, который тоже жил в доме Беккера.

Несмотря на эти обстоятельства и даже на наличие у Шарлотты дочери от Фета, завязывается бурный роман. Чувства влюбленных были настолько сильны, что Шарлотта решается на побег вместе с Шеншиным в Россию. Осенью 1820 года Шарлотта, бросив мужа и дочку, уезжает из Германии.

В католических святцах нашла одного Neophytus


В настоящее время вроде не применяется

Вопрос: Какое это имя?

1. очень красивое		5	(6.76%)
2. красивое		10	(13.51%)
3. нейтральное		19	(25.68%)
4. некрасивое		32	(43.24%)
5. очень некрасивое		8	(10.81%)
Всего:		74

@темы: М, опрос

---

Карачкова Татьяна- вкусные натюрморты

www.liveinternet.ru/users/lamerna/post370048491...

источник

@темы: фото

---

ЛЕГКИЕ, ПРОЗРАЧНЫЕ РАБОТЫ ХУДОЖНИЦЫ НАТАЛИИ АНИКИНОЙ-ЗАКРЕВСКОЙ.

www.liveinternet.ru/users/5220032/post370067491...

Лесной букетик

***

Июньский букет

 

Абрикосы

Лесные колокольчики

 

***Белая сирень

Голубая сирень

Весенний дуэт

Сирень и ландыши

Сирень

Весенний дуэт

Весна пришла

Весна пришла

Первые цветы

Ландыши

Натюрморт с жасмином

Крым. Майский букет

Крымские маки

Алые вспышки

Раскрывшиеся тюльпаны

Осыпающиеся тюльпаны

Тюльпаны в мастерской

Тюльпаны и мимоза

Гортензии

Гортензия и солнечные блики

Мерцание

Мерцающий свет гортензии

Цветение гортензии

Жёлтые звёзды

Ирисы и морская раковина

Ирисы

Июньское солнце

Летний букет с клубникой

Летний мотив

Белоснежные пионы

Розовое и белое

***

Будячки и маки

Букет с ромашками и маком

Букетик

Многоцветие лета

Подсолнухи

Солнце в подсолнухах

Полевые цветы

Полевые цветы

Ромашки

Флоксы и яблоки

Флоксы

Цвета лета

Черешня на скамейке

Воспоминание о лете

Лето ушло

Магия хризантем

Осеннее мерцание

Осенние изобилие

Натюрморт с хризантемами

Белые хризантемки

Жёлтые хризантемки

Хризантемки

Осень. Хризантемки

Астры и яблоки

Астры и калина

Астры и калина

Натюрморт с виноградом

Астры и виноград

Осенняя палитра

Калина

Калина красная

Рябиновые бусы

Натюрморт с тыквой

 

Старая улочка Дубно

Церквушка Дубно

Крым, Симеиз

Снежит

Ожидание Рождества

Творчество киевской художницы Наталии Аникиной-Закревской поражает своим трепетным и нежным отношением к окружающему миру. Под ее карандашом обычные цветы превращаются в невероятно красивую и грациозную оду-феерию. Обычные городские улицы и дома становятся значимыми и особенными. Все, на что художница обращает свой взгляд, моментально преображается. Легкие, прозрачные и летящие – такими предстают ее натюрморты и пейзажи.

Но, помимо виртуозного рисунка, сложнейших, точно выверенных композиций в картинах Наталии Аникиной-Закревской присутствует главное – картины буквально излучают позитивную энергию и насыщены добротой и любовью. Все эти качества делают работы художницы невероятно притягательными и буквально с первого взгляда магнетизируют зрителя. Излюбленные техники художницы – акварель и пастель. Впрочем, Наталия смело экспериментирует и часто в одной работе встречается несколько сразу несколько техник. http://samozvetik.ru/blog/43193108177/LEGKIE,-PROZRACHNYIE-RABOTYI-HUDOZHNITSYI-NATALII-ANIKINOY-ZAKRE?utm_campaign=transit&utm_source=main&utm_medium=page_0&domain=mirtesen.ru&paid=1&pad=1&mid=C945C606CFBAA77D6E2E68C2E9EDFCD5

@темы: картины

---

Однако имя Шерлок осталось несмываемым на скрижалях истории. И узнаваемым. А в жизнеописаниях автора Холмса теперь бережно сохраняют любые мелочи. И то, что в колледже самым нелюбимым предметом у маленького Артура была математика — вечные колы. И то, что в этом самом колледже его страшно доставали итальян­ские иммигранты, братья Мориарти. Отличный урок тем, кто устраивает из учёбы каторгу. А также тем, кто травит своих товарищей. Потому что именно так и появился на свет «гений преступного мира, профессор математики Мориарти». До появления Гитлера он был образцом «жесточайшего злодея» всех времён и народов.


Блин, эти итальянцы Мориарти!!! Задолбали этими итальянцами Мориарти. МОРИАРТИ - ИРЛАНДЦЫ

Да там вся статья кислотная, ибо без галлюциногенов такое не напишешь

Какой, блин, потомок королей? Что значит - имя было унаследовано??? Какой, блин, китобой??? Он дохтуром был на китобойном судне, дохтуром!



Позволю себе процитировать себя, любимую:
Кстати замечу уж, несмотря на то, что среди русских любителей холмсианы Мориарти непонятно почему считают итальянцем, фамилия эта совершенно ирландская, это англинизированная форма имени Ó Muircheartaigh (именно так, а не через апостроф, это имя записано в англовики. В этой же статье вики фамилии, которые пишутся обычно через апостроф, записаны через апостроф. А в этом имени, судя по всему, имеется в виду именно такой знак), которое означает «навигатор». Эти самые Ó Muircheartaigh, как бы потом их фамилия не писалась (а вариантов много), род свой ведут от древних мюнстерских королей, а через них – от совсем легендарного короля Миледа, чьи сыновья победили племена богини Дану при завоевании Ирландии. Впрочем, в какого ирландца пальцем не ткни, он наверняка будет потомком Миледа.

@темы: ШХ

---

Оригинал взят у в Список произведений

   О белорусском языке

Ў.


Дж.


Дзеканье и цеканье.


Белорусизация.


Белорусы тоже делают это.


Назоўнік. Частка 1 (обновлено).


Долгие согласные.


Отверделые согласные


Ассимиляция согласных по мягкости в белорусском.


Назоўнік. 2 частка.


Приставные звуки.

@темы: Вавилон-18 по-русски

---

24.08.2015 в 08:37

Пишет  Дейдре:

Скажите, как его зовут?
Попалась тут занятная статья про имена и традиции. И вот вывод меня подкупил:

Но я бы предложила вот что: творческий конкурс для особо креативных родителей. Захотел назвать ребенка Царем? Ок, напиши не менее пяти сценок из его жизни. И если после этого путешествия в будущее не передумал – называй как хочешь.
(с)

Особенность классических имен только лишь в том, что они освящены традицией. "Нужны ли мы нам?". Имена из святцев ответа на этот вопрос не дадут. Впрочем, могут не дать и другие. Я всецело за оригинальные имена, но только, дорогие земляне! Давайте в поисках имен включать свою фантазию!
Мне бы не хотелось носить имя политического или исторического события. Хотя Ноэль и звучит мило, а кому-то мила Даздраперма.
Наверное, мне бы не хотелось зваться в честь какого-либо лидера. Хотя имя Владлен мне всегда нравилось. Даже когда я не знала откуда оно взялось.
Имя ветра? Имя звезды? Топоним какой-нибудь? Эти имена я, пожалуй, согласилась бы носить. Может быть.
Традиционные имена на то и банальны, что их знает каждый.
Нетрадиционные имена могут принадлежать людям или объектам реальности.
Я бы предпочла быть объектом реальности, а не другим человеком.
И не творением чужого душевного порыва. Даже если это могло бы быть интересным.

@темы: имена

---

Оригинал взят у в СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ СВОБОДИИ (2)

Окончание. Начало здесь.




Обретение Рая

Очень скоро стало ясно: сторонников у идеи "Черных нах!" больше, чем можно было надеяться: филиалы АКО очень быстро появились в большинстве штатов, кроме разве Нижнего Юга, - Миссисипи, Флориды и так далее, - где рулил Царь-Хлопок и рабский труд был эффективен, а свободных чернокожих было исчезающе мало. При этом, каждый филиал считался самостоятельной единицей, связанной центральным офисом «моральными обязательствами», и на то была важная причина: каждая будущая колония рассматривалась, как источник прибыли, которую все хотели получать, ни с кем не делясь. Впрочем, инициаторов это интересовало мало, они трудились за идею, и трудились эффективно, найдя понимание у многих, включая и самого президента Монро.

Через три года в копилке Общества лежало более 200000 долларов, был подобран актив из пылких энтузиастов, и стало возможным от слов перейти к делу. В январе 1820 года из Нью Йорка в Западную Африку отплыл первый корабль с пилигримами, "Элизабет", с 30 семьями (88 человек) эмигрантов, 12 коровами  и 3 белыми представителями АКО на борту. Цель плавания была определена очень условно: искали территорию, никому из европейцев не принадлежащую, обязательно с устьем какой-нибудь реки и удобными бухтами, - и таковая после недолгих поисков  нашлась около мыса Мисурадо, где сейчас расположена Монровия, названная, естественно,  в честь доброго американского президента.

Место, на старых португальских картах именуемое Перечным берегов, было вполне удобное, - невысокие горы, равнины, подходящие под плантации, несколько приятных рек, - и почти безлюдное. Правда, не без проблем: жившие по соседству мелкие, очень злые племена, - манде, ваи, басса, гребо, кран, гере, - практически не знали государственности и постоянно воевали между собой. С другой стороны, белых людей они практически не знали (первопроходцев эти места не интересовали, разве что с XV по XVII века здесь существовало несколько португальских факторий), а красивые вещи любили.

Так что, после недолгих переговоров консенсус был найден и местные вожди за различные товары на сумму 50 долларов «уступили» изрядный кусок земли, - более 13 000 кв. км., - примерно половину нынешней Либерии, где вскоре возник «Город Монро», а дальше, по мере прибытия новых партий free men of color, новые поселки: Нью-Джорджия, Эдина, Порт-Крессон, Миссисипи-ин-Эфрика и другие, всего около десятка. Некоторые из них позже объединились, некоторые были переименованы (скажем, разрушенный до основания набегом племени кран Порт-Крессон по восстановлении получил новое название – Басса-Коув). Первое время существовали они порознь, - конечно, поддерживая связи, - но уже в в 1824-м как-то само собой получилось так, что и поселенцы (где-то под тысячу человек), и их американские партнеры, и пресса именовали свою землю не иначе как Либерия, «земля свободы», к 1828-му протянувшуюся на 500 км по побережью, а в 1838-м после долгих переговоров поселки подписали Хартию о создании федеративного Содружества.

Правда, предпочла сохранить суверенитет основанная в 1834-м колония Новый Мэриленд (Мэриленд-ин-Либерия), - ее американские партнеры не хотели ни с кем делиться прибылями, но это были уже частности. Губернатором был избран популярный Томас Бьюкенен, чистокровный WASP и даже родственник президента Бьюкенена, служивший агентом Комитета в Басса-Коув. Руководил он умело но совсем недолго и 3 сентября 1841 года умер от малярии, после чего бразды правления принял «вице» - Джордж Дженкинс Робертс, светлокожий мулат. Человек волевой и жесткий, он прибыл на «историческую родину» из идейных соображений, в 1829-м позже многих, но несмотря на это (стаж пребывания очень ценился), быстро заработал авторитет.

Следует вскользь отметить, что на первом этапе вся элита колонии была в той или иной мере светлокожа. Как мы уже знаем, совсем черные Африкой не очень увлекались, зато всевозможные мулаты, квартероны, октороны и прочие «почти белые», имеющие амбиции, узрели в проекте шанс повысить статус до заоблачного. Тем паче, что, в отличие от негров, имели образование и по понятиям того времени были «дженльменами» (в этом несложно убедиться, посмотрев хотя бы галерею портретов президентов Либерии, где разница между первыми пятью-шестью и дальнейшими просто бросается в глаза). А к тому же, подавляющее большинство их было яростно набожно и воспринимало Либерию, как некий «новый Израиль», такую себе «землю обетованную», служить которой означало исполнять промысел Божий.

Впрочем, на тему прав и привилегий раздоров не случалось. Все поселенцы по определению считались равноправным. Все безо всяких оговорок были полноправными гражданами, могли избирать, быть избранными, заседать в суде присяжных и служить в Liberian Frontier Force, постоянной пограничной страже. А вот отношение к «ниггерам» (их пилигримы, именующие себя исключительно «американцами», называли только так) было совсем иным. То есть, официально они тоже считались «потенциальными гражданами», но для подтверждения статуса необходимо было выполнить некоторые формальности, а это на практике было почти невозможно.



Бремя белого человека

Сами судите. Согласно закону, соискателю гражданства обязательно следовало, например, показать «достойное знание английского языка» (местных наречий большинство «американцев» не знало из принципа), - а обучать туземцев мове Шелли никто и не думал. Без запретов. Просто не обучали, и все. Кроме того, само собой разумелось, что гражданином может быть только христианин (любого направления), а местные, естественно, исповедовали местные культы, - и миссионерством, при всей набожности, «американцы» тоже не увлекались. Им вполне хватало, что туземцы работают на плантациях. К слову сказать, по всем поэтому даже сейчас процент знающих английский в Либерии непропорционально мал, зато количество язычников непропорционально велико.

Теоретически, правда, имелись еще и возможность получить гражданство «за внесение вклада в дело нации», - то есть, за примерную службу в пограничной страже, - или по имущественному цензу, но на деле и эти лазейка не работали. В силовые структуры «ниггеров» не брали, предпочитая нанимать отряды у местных царьков и захватив в итоге территорию больше Англии, а основной критерий имущества, - земля, - кроме частных владений, считался собственностью государства, которой «ниггеры» только пользовались, платя за это налоги (по факту, ясак), которые, не особо стесняясь в методах, взимали бойцы LFF. А самое пикантное, что и после 1904, когда гражданство формально получили «все, родившиеся на либерийской земле», ограничения продолжали работать и ничего, кроме текста подзаконных актов, не изменилось.

«Ниггерам», ясен пень, такие порядки не нравились, - тем паче, что «американцы» сразу же запретили (вот с этим у них было строго) «внутреннюю» работорговлю, бывшую одним из основных традиционных бизнесов. И «ниггеры» реагировали, как умели. В основном, атакуя поселения и плантации. Но в ответ следовали рейды вглубь континента, примерные (как в Америке с индейцами) наказания и конфискации земли, на которых «ниггерам» отныне оставалось только пахать в статусе наемных работников. При этом, условия (труд за еду, жесточайшие телесные наказания за отказ работать, невыработку нормы и тэдэ) мало отличались от рабских, хотя называть батраков рабами строжайше запрещалось, а после провозглашения независимости и вовсе было прямо возбранено Конституцией.

По сути, произошло то, что не могло не произойти: неважно, сознательно или подсознательно, «американцы» копировали то, что считалось им идеалом государственного устройства. То есть, американский Юг, где «белыми» наконец-то были они. Внешне это доходило до смешного - даже в начале XX века либерийская элита щеголяла в нарядах эпохи хижины дяди Тома, но вообще-то, конечно, не до смеха. Мечты идеалистов о «созданном с нуля справедливом обществе, где бывшие угнетенные выведут своих невежественных братьев на путь цивилизации, без господ и угнетенных», рухнули с громким и противным треском. Даже хуже: фактическое рабство в Либерии дожило почти до середины ХХ века, в 1931-м эту тему обсуждали даже в Лиге Наций, создавшей специальную комиссию, выяснившую, что «наемные рабочие», поставляемые Монровией в соседние колонии, не получают платы за труд. Это настолько шокировало общественность, что тогдашнему президенту, Чарльзу Кингу, пришлось во избежание «гуманитарной интервенции» уйти в отставку, но, в сущности, и тогда мало что изменилось.

Выводы из всего этого можно делать всякие, в том числе, и такой, что каждый человек по натуре скотина, а любая общность, даже самая угнетенная, получив такую возможность, будет угнетать слабых круче, чем раньше угнетали ее саму. Впрочем, этот факт известен давно, в том числе, и по тюремному опыту, где своя иерархия есть даже у «петухов», - а пока суть да дело, Либерия понемногу шла к полноценной государственности. Спешить не спешили, надеясь, что Штаты согласятся, как ранее предполагалось, сделать колонию своей заморской территорией, но у Штатов появились новые планы, началась война с Мексикой, пошло освоение Запада, тянуться в Африку не было ни средств, ни желания, благо, торговля и так шла успешно, - и в конце концов, губернатор Джозеф Дженкинс Робертс предложил разорвать связи с АКО и провозгласить независимость в одностороннем порядке.

Что и было сделано 26 июля 1847 года, когда полномочные представители графств Монтсеррадо, Гранд-Басса и Синое в максимально для тех мест торжественной обстрановке подписали текст Конституции, скопированный с Конституции США, но изрядно демократичнее, поскольку одна из статей категорически запрещала все виды рабства, работорговли и рабовладения. Все остальное, - от текста и процедуры принятия до государственной символики (флага, герба, мотива гимна и государственной печати), внутреннего устройства формы правления и даже Капитолия, выстроенного в Монровии, - было калькой с образца, считавшегося идеальным.

Так и объединились. Разве что маленький, но гордый Мэриленд-ин-Африка, устами своего черного губернатора Джона Брауна Рамсворма еще в феврале 1841 года заявивший о желании идти своим путем, эпохальное событие надменно проигнорировал. Как и 9 лет назад образование Содружества. В том же 1847-м он приняло собственную Конституцию, а 29 мая 1854 года стал независимым Государством Мэриленд. Впрочем, ненадолго: когда местные племена гребо и кру, недовольные запретом работорговки, начали серьезную войну, крохотный Мэриленд вынужден звать на помощь куда более мощную соседку, и м-р Робертс эту помощь оказал, - однако стало ясно: самостийность крошке не потянуть, и 18 марта 1857 года при полном непротивлении сторон состоялся аншлюс.



Мы строили, строили...

Главных проблем у молодого государства было три: устоять в борьбе с «ниггерами», не угодить в пасть Британии или Франции и построить вменяемую экономику, - и две были решены относительно легко. Справиться с хорошо вооруженной пограничной охраной местные не могли, а сожрать ее великие державы не пожелали, ибо считали сателлитом США, каковым она и являлась, но, в какой-то мере, видимо, и потому, что «цивилизованный мир» подсознательно видел в её элитах «своих», которых трогать не надо. Тем паче, что эти элиты сами всячески подчеркивали свое отличие от презренных «ниггеров». Впрочем, когда в 1911-м Франция и Великобритания отняли у Либерии 50% территории, США вступаться не стали, а сами «американцы» воевать не посмели.

Зато с экономикой было плохо и лучше не становилось: рынков сбыта было слишком мало, а выплаты по займам (банки США назначали высокий процент, а брать у англичан, французов или немцев не позволялось) истощали бюджет. К тому же, и людей катастрофически не хватало: надежды на массовую репатриацию из Америки, - этим грезили, как панацеей, - после Гражданской войны лопнули, планы Линкольна вывезти чернокожих хоть на Гаити, хоть в Африку оказались неосуществимы в связи со смертью Честного Эйба, и Либерии пришлось выживать, как умела, а умела плохо, ибо расходы на гражданское общество, желавшее пармезану, были велики.

Впрочем, какое-то время выезжали за счет качества руководства. Первое поколение соответствовало. М-р Робертс оказался неплохим руководителем, его преемник (с 1856 по 1864). Стивен Аллен Бенсон, тоже светлокожий мулат из семьи самых первых пилигримов, вояка, успевший и повоевать с «ниггерами», и побывать у них в плену, тоже показал себя с лучшей стороны. Он аннексировал Мэриленд, добился признания США, нанес успешный визит в Европу, а кроме того, зная (редкий случай) языки «ниггеров», сумел с ними поладить. Дэниэл Уорнер, квартерон, автор текста «All Hail, Liberia, Hail!», гимна Либерии, более или менее успешно порулив с 1864 по 1868, сдал пост Джеймсу Сприггсу Пейну, тоже квартерону, предельно религиозному и ответственному, привезенному в Либерию ребенком, очень ее любившему и сумевшему улучшить положение страны по всем направлениям.

В общем, как-то продвигались. Хреново, конечно, примерно на уровне какой-нибудь Никарагуа, но все-таки держава худо-бедно выстраивалась. Однако к этому времени в стране наметился первый по-настоящему серьезный политический кризис: подросло новое поколение, - в основном, черное, особо ничему не учившееся, ибо и так все будет, - и оно тоже хотело рулить. А поскольку «белые старики» из единственной в стране Республиканской партии уступать место на мостике не желали, в 1869-м в стране появилась Партия истинных вигов, и ее представитель, очень немолодой, амбициозный и смоляно-черный юрист Эдвард Джеймс Рой, ловко обработав молодежь, в 1870-м стал первым по-настоящему чернокожим президентом республики.

Но болтать - не делать: всего за год ему удалось, поругавшись с инвесторами, обрушить экономику, и в 1871-м случился первый в истории страны военный переворот: пограничная стража вынесла м-ра Роя из кабинета, вернув власть республиканцам. Впрочем, вскоре виги вернулись, и Энтони Уильям Гардинер, выигравший выборы 1878 года, положил начало циклу единоличного правления «истинных вигов», затянувшемуся аж на 102 года. На его долю впала сложная задача вывести Либерию сухой из воды, когда претензии к стране предъявили сразу Великобритания и Германия: сэры потребовали уступить солидные территории, в знак серьезности намерений введя войска в Монровию, а херры без каких бы то ни было оснований бомбардировали побережье, требуя компенсации непонятно за что.

Землю, в итоге, пришлось уступить, компенсацию, так и не получив разъяснений, выплатить, и в стране разразился очередной кризис: многие сочли, что унижаться перед белыми, пусть и много сильнейшими, недопустимо, на что им резонно отвечали, что у сильного всегда бессильный виноват, а тень должна знать свое место. В какой-то момент показалось даже, что дело дойдет до гражданской войны, которую страна не переживет. Однако не случилось. Две партии сумели найти общий язык и объединились. «Белые старики» понимали, что настало время уходить, а страна не в том положении, чтобы позволять себе двухпартийную систему, да и программа вигов, - крайний либерализм с очевидным уклоном в либертарианство, - им нравилась. Так что главной задачей «единого кандидата» Хилари Ричарда Райта Джонсона, первого президента, родившегося на территории страны, стало хоть как-то уладить отношения с Лондоном и Берлином. Кое-чего ему, в общем, удалось добиться, но сразу же возникли проблемы с Парижем, который, естественно, счел себя обойденным и потребовал «компенсаций». А потом к рулю прочно прорвалась молодежь, и…

И в общем, всерьез Либерию с этого момента никто не воспринимал. Даже как маленький, но представляющий хоть какой-то интерес казус. Ее просто не замечали. А ее элита,   - около 3% населения, - всвою очередь, не замечала, что ее не замечают. Распределив печеньки на век вперед, она прожирала кредиты, величаво варилась в собственном  соку, сама себя восполняя, а потому и быстро вырождаясь даже физически (еще раз рекомендую посмотреть портреты президентов Либерии) и  не ставя перед собой никаких целей, кроме сохранения уютной для себя стабильности. Поколение за поколением лаская себя и население убежденностью в том, что  без свободы человек все равно, что птица без крыльев, а они свободны и, стало быть, с крыльями. А вместе с элитой вырождалось, все более становясь химерой, государство, - и медленное, нищее, безысходно стабильное сползание в пропасть завершилось лишь в 1980-м, мятежом "ниггеров" и кровавым многолетним бардаком, рассказывать о котором здесь излишне.

@темы: 19 век, СшА

---

Оригинал взят у в СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ СВОБОДИИ

Ну что ж, давайте, благословясь, о Либерии. То есть, не совсем о Либерии, - если только о ней, то писать, положа руку на сердце, почти нечего, - а о свободе, без которой человек, как известно, как птица без крыльев. А с которой, соответственно, тоже как птица, но с крыльями...




Не корысти ради

Тот факт, что живыми людьми торговать нехорошо, Великобритания, как известно, осознала раньше всех, но не раньше, чем рабство перестало экономически оправдывать себя. Зато когда осознала, взялась исправлять положение жестко, вешая на реях вчерашних желанных партнеров, решивших продолжать бизнес вопреки воле правительства Его Величества и интересам Сити. Изъятый товар, однако, надо было куда-то девать, его, как правило, выпускали на ближайшем берегу Африки, наивно полагая, что черный черного всегда поймет. Однако места выгрузки, как правило, не совпадали с местами загрузки, а племен на Черном Континенте много, причем «черным товаром» тогда приторговывали многие, - и в итоге, освобожденные вновь попадали в кандалы, если не на вертел.

А еще круче было с теми, кого доставляли Англию. В 1772-м все королевство потрясло «дело Джеймса Сомерсета», чернокожего невольника из Виргинии. Парень прибыл в метрополию с хозяином, сбежал, но, - на Кентщине негры тогда не водились, - был пойман и должен был в наказание быть перепродан на Ямайку. А высшее общество, к тому времени уже проникшееся вошедшим в моду гуманизмом, встало на дыбы. Дело дошло до суда, и его честь, в ужасе от политического значения своего приговора, каким бы он ни был, прошел между капельками: основываясь на законе 1702 года, постановил, что в Вест-Индии рабы, конечно, есть, а на английской земле рабов нет. Так что м-р Сомерсет ни на какую Ямайку не поедет, а выслать его нельзя, ибо, согласно еще одному закону, тоже 1702 года, никто не мог быть выдворен из Англии, если не совершил преступления и не осужден судом.

В итоге, к последней четверти века по туманному Альбиону бродили 14-15 тысяч абсолютно свободных чернокожих, представленных самим себе. Ни к какому полезному труду приставить их было невозможно, они бродяжничали, попрошайничали, кое-кто ударился в криминал и попал на виселицу, и все это работало на пользу сторонникам рабства, с удовольствием указывавшим пальцем на «социальную угрозу», связанную с освобождением «природных рабов». Нужно было искать какой-то выход, и дело взяли в свои руки добрые самаритяне. Поначалу бедолагам обустраивали ночлежки, обучали языку и начаткам ремесел, но этого было явно мало, и некий Гренвилл Шарп, эсквайр и, судя по всему, очень хороший человек, начал искать варианты реальной помощи, создав, в конце концов, «Комитет освобождения несчастных чернокожих».

Задумка филантропов заключалась в том, что здорово было бы создать в Африке особую «землю свободы», где освобожденные рабы могли бы жить безопасно, - естественно, под опекой матушки-Англии. Идея встретила понимание, нужные деньги собрали по подписке, а чего не хватало, добавило Адмиралтейство, - но с условием: искать счастья для негров не где угодно, а в районе полуострова Сьерра-Леоне (запад Африки), где, по мнению правительства, в не очень отдаленном будущем Royal Navy не помешает база. Филантропы, ясен пень, радостно сказали yes, солидный промышленник Генри Торнтон, кузен м-ра Шарпа, основал «Компанию Сьерра-Леоне», в уставе которой, помимо «расширения торговли с Западной Африкой», было записано и «содействие в репатриации бедным черным людям» с целью «нести учение Христово в дикие края», - и…

И в 1787-м первая партия «бродячих негров» (351 человек), частично с потерпевшего крушение близ Ливерпуля невольничьего корабля, а частично взятых по итогам облавы в припортовых районах и решивших, что Африка лучше каторги, сошла на берег. Аккурат в интересующих Адмиралтейство краях. Имея запас продовольствия, инструменты, несколько кураторов от Компании и 60 белых уличных проституток (власти Ливерпуля воспользовались случаем). А также документ на владение участком земли, скрепленный отпечатком пальца некоего Наима Бана, вождя местных темне, рекомендованного Адмиралтейству разведкой, а м-ру Торнтону знающими людьми, как «христианин в душе, который никогда без крайней нужды не нарушит слово».



Чунга-чанга, синий небосвод!

Как ни странно, так и вышло. Понимая, чем могут кончиться внутренние раздоры и, упаси Боже, свара с местными, репатрианты проявили благоразумие. Самых буйных и склонных к криминалу, по-тихому прибили, проституток разобрали в жены и те стали весьма добропорядочны, а во внешней политике следовали указанию «уважать добрых туземцев». Со своей стороны, Наим Бана, оказавшийся, в самом деле, порядочным и гуманным человеком, просьбу белых партнеров «помогать и проявлять заботу» принял всерьез и, поскольку крайней нужды не случилось, ничего не знающих беззащитных пришельцев опекал, защищал, учил жить. Так что, в Лондон с оказиями доходили самые благоприятные новости, а Компания м-ра Торнтона приносила акционерам солидные дивиденды.

Оценив преимущества проекта, в скором времени, - после окончания проигранной бриттами Войны за независимость США, - именно на Сьерра-Леоне обратили внимание британские чиновники, уполномоченные решать, что делать с неграми, вставшими в ходе событий за короля Георга. Таковых было много и они в награду за лояльность получили свободу, а также участки земли в Канаде, но холодный климат Новой Шотландии нравился далеко не всем, а потому родилась идея перевезти тех, кому морозы совсем не по душе, - всего 1131, - в теплую Африку, где уже созданы некоторые условия. Теперь, после прибытия уже не просто бывших рабов, а людей солидных, при оружии и опыте его использования, а равно и каким-никаким скарбом (правительство Его Величества не поскупилось), поселение встало на ноги и могло за себя постоять.

Вскоре ранее безымянный поселокполучило название Фритаун (Свободный Город), затем - статус британской территории, управляемой резидентом «Компании Сьерра-Леоне», и стали люди жить-поживать да добра наживать, по ходу дела находя и общий язык. В полном, между прочим, смысле слова: в первой партии были негры из самых разных племен, а «вторая волна» дедовских наречий отродясь не знала, пришлось придумывать собственный «крио», разбавляя ломаный инглиш идиомами из местных диалектов. С местными при этом по-прежнему ладили, но не сливались, полагая себя не «дикарями», а «креолами». То есть, «почти белыми». И с настоящими белыми тоже дружили, не позволяя, однако, садиться себе на шею. Тем паче, что англичане подвезли еще и марунов, мятежных негров с Ямайки, а это были уже вовсе оторвы, с которым шутить не рекомендовалось.

В 1796-м черные получили совещательно представительство при резиденте Компании, а в 1800-м, поднажав и пригрозив англичанам бунтов, добились учреждения выборного муниципалитета и суда присяжных, после чего, когда 1808-м Фританун с окрестностями стали официальной колонией Великобритании, были признаны полноправными подданными Его Величества.  А подданными они, к слову сказать, оказались очень сознательными и более чем лояльными: именно их силами осваивались прилегающие территории, их ополчение воевало со всеми, с кем надо было, подавляя бунты «несознательных» аборигенов и ощущали они себя вполне англичанами, несущими нелегкое, но почетное бремя белых.

Ни о какой «независимости», разумеется, не помышляя, ибо и так были хозяевами всему, что не шло вразрез с планами метрополии, каковые их вполне устраивали. А после того, как в 1827-м во Фритауне торжественно открылся Фура-Бей, - первый в Африке университет европейского типа, - его выпускники-креолы второго-третьего поколений стали костяком низовых администраций Англии на всем континенте. В Лондоне, естественно, аплодировали. Но еще раньше на исключительно удачный эксперимент англичан обратил внимание некто Пол Каффи, американский судовладелец, имевший торговые интересы в этом районе Западной Африки. Обратил, оценил и сделал выводы, которыми в Штатах поделился с людьми, которым эта тема была очень близка.



Американская мечта

Вопрос о рабстве очень многих волновал и в США. Там, после изобретения «хлопкового джинна», оно было выгодным и актуальным, однако рост числа свободных негров и концентрация рабов, все больше проявляющих тенденции к бунтам (о чем я очень подробно писал в книге про США, так что повторяться не стану), многих дальновидных людей не на шутку пугали. Не потому, что грех, а по вполне конкретным причинам. Кто-то указывал на «врожденные преступные инстинкты» чернокожих и их «природную распущенность», кто-то боялся конкуренции, кто-то, как позже Авраам Линкольн, полагал, что «двум расам не следует сосуществовать», кто-то еще что-то.

Короче говоря, идея «негры или рабы, или в Африке» имела немало сторонников, считавших, к тому же, - как, например, великий демократ Томас Джефферсон, - что США в перспективе не помешают свои колонии, а «свои» негры могут создать плацдарм в потенциально перспективных точках. Где, помимо всего, - тоже ведь важно! - «будут полноправными людьми, а не вечными париями». Ну и, справедливости ради, следует признать, что к идее «автоэмансипации», - то есть, отъезду на «историческую родину», - склонялись и некоторые свободные негры, в отличие от большинства, никуда ехать не желавшего, ибо страшно, да и опасно, пользовавшиеся полной поддержкой и либералов, и умных расистов.

Так что, Полу Каффи было с кем говорить. К белым он, самбо, - сын выкупившегося на волю африканца и индеанки-вампаноаги, - в расовом плане отношения не имел никакого, но был крайне религиозен и весьма зажиточен. Много думал, много читал, состоял в переписке с Гринвеллом Шарпом, «заболел» идеей «возвращения» и посвятил ее реализации жизнь и значительные средства. Впрочем, расходы окупались: с помощью британских друзей, м-р Каффи получил подряд на перевоз эмигрантов во Фритаун, чем и занимался до своей смерти в 1817-м, активно пропагандируя идею колонизации «черной Америкой черной Африки» среди лидеров свободных чернокожих и вашингтонских политиков, став, можно сказать, «предтечей» Американского колонизационного общества.

Организация эта, основанная в 21 декабря 1816 года в вашингтонской гостинице «Davis Hotel», была по составу тяни-толкаем, объединившим, казалось бы, несовместимое, а инициатором ее создания стал виргинский политик Чарльз Фентон Мерсер. Обнаружив в архивах Ассамблеи штата протоколы дебатов на тему «а неплохо бы, пока нас тут всех не порезали,  вывезти негров в Африку», состоявшихся после восстания Габриэля Проссера в 1800-м, он счел тему заслуживающей внимания, включил свои немалые связи, вплоть до влиятельного конгрессмена Джона Колдуэлла и министра Роберта Финли, которым его аргументы пришлись по душе. И дело пошло.

Уже на первом заседании, где самого Мерсера по личным причинам не было, нашли общий язык такие разные люди, как убежденный расист Джон Рэндолф, умеренный расист Генри Клей и либерал Ричард Брэнд Ли, - все эти имена ныне золотом вписаны в историю США. Поговорили, покричали и пришли к выводу, что «негры, разумеется, тоже люди» и, возможно, даже не «проводники всех бед», но «из-за непреодолимой ущербности, происходящей от их цвета, они никогда не смогут объединиться со свободными белыми этой страны». И следовательно, всем будет лучше, если вывезти «свободных цветных людей, проживающих в нашей стране, в Африку или в другое место, которое Конгресс сочтет целесообразным, но, разумеется, с их согласия».

Продолжение следует.

@темы: 19 век, СшА

---

Оригинал взят у в такое истрийское "прошу к столу"

в меню сегодня свежайшее небо (с)

@темы: фото

---

photocentra.ru/work/102061

@темы: пейзажи

---

Оригинал взят у в Пожилые люди: лечить нельзя бросать

Бабушки составляют львиную долю контингента пациентов в обычной поликлинике. Поэтому любой врач поликлиники - это немножко гериатр. Так, во всяком случае, должно быть в идеале.

По факту бабушкам часто приходится довольствоваться фразой: "Вам уже 70 (60 или даже 50!), что вы хотели?" На том нередко и заканчивается информирование пациента о его состоянии. Да и лечебный процесс.



Это сильно не совпадает с ожиданиями бабушек от лечения. Им хочется капельниц и таблеток. А еще физиопроцедур, санаторно-курортного лечения и направления на массаж. Старички зачастую забывают, что возрастные особенности накладывают свой отпечаток на лечение. Для пожилого человека обилие процедур - синоним внимания, которого в преклонном возрасте зачастую недостает.

Забывают об этом и родственники старичков, которые количеством таблеток измеряют свою заботу о старшем поколении. Невероятное количество людей рассуждает примерно так:"Удалось надавить на врача и положить старичка в стационар два раза в год - плюс двадцать баллов в сыновней карме, поскандалил с завполиклиникой и выбил направление на рентген всего - плюс писят". О том, нужны ли пожилому человеку все эти обследования и горы таблеток, литры капельниц и ящики ампул для уколов, никто обычно не задумывается. А зря.

Я хочу рассказать о распространенных косяках лечения пожилых людей, которые чаще всего являются результатом чрезмерной любви родственников к нашей медицине. Медицина-то часто отвечает взаимностью, а это не всегда хорошо.

Ноотропы могут быть опасны для здоровья

Любимое назначение для старичков - препараты, в составе которых имеется тандем пирацетама и циннаризина (омарон, фезам и другие). Дозы пирацетама, как правило, в этих таблетках гомеопатические. И это хорошо, потому что хоть и не поможет, зато и не навредит. Нормальные дозы пирацетама (от 2400 мг в сутки) нередко провоцируют у старичков психозы. Особенно часто это бывает тогда, когда врач назначает, например, омарон, а соседка советует попить еще и пирацетам "для памяти". Пирацетам плюс пирацетам - и старичок начинает кидаться на любящих родственников, обвиняя их в том, что они инопланетяне и пришли украсть борщ из холодильника. У меня была пациентка, которая собралась в аптеку: тихонько оделась, взяла деньги и вышла. Из окна второго этажа.

Другой ошибкой является самовольное продление курса ноотропов. Кто-то из коллег метко назвал такую тактику "подгонять дохлую лошадь". И если месяц применения может дать хороший эффект и немного "прояснить" голову, то два-три месяца приема ноотропов с психостимулирующим эффектом могут привести к ухудшению состояния из-за развития астенического синдрома (это относится не ко всем ноотропам, а только к группе препаратов с психостмулирующим эффектом!)

Снотворные препараты ухудшают когнитивные способности

Это утверждение актуально для людей любого возраста. Однако у молодых есть некоторый когнитивный резерв, который с возрастом уменьшается. Поэтому именно старикам снотворные могут сильно ухудшить качество жизни.



С возрастом снижается память на текущие события, становится рассеянным внимание. А еще появляется возрастная бессонница - она считается физиологической (если нет других объективных причин). Считается, это связано с уменьшением количества нейронов и снижением обменных процессов в мозге. Поэтому бабушки идут к своему участковому терапевту и просят выписать феназепам. Как развивается привыкание к этому препарату - отдельная история. Феназепам становится настолько привычной ежевечерней таблеткой, что бабушки забывают сказать о регулярном приеме снотворных врачу, когда жалуются на то, что в голове ничего не держится, слова забываются, теряются важные квитанции и все приходится записывать.

Транквилизаторы и некоторые антидепрессанты действуют аналогично. Поэтому стоит внимательно прочитать инструкцию к препарату и уточнить у врача длительность приема лекарства, а не пить таблетки, пока не кончится вся упаковка. А еще - выяснить у врача инфу об альтернативах привычному феназепаму.

Даже витамины не всегда полезны

У каждого из нас есть куча "ошибочных" генов. С возрастом они могут активироваться и становиться причиной опухолевого роста. Знакомые онкологи любят поговорку "каждому уготована своя опухоль". Это значит, что если человек не успевает погибнуть от сосудистой катастрофы или других причин, рано или поздно "ошибочный" ген становится активным и начинается опухолевый рост. У кого-то это происходит в 50, у кого-то в 70, у кого-то должно было произойти в 100, но он просто не доживает. Не буду настаивать на абсолютной истинности этой теории (онкологам виднее).

Однако важно понимать: есть опухоли, риск возникновения которых увеличивается с возрастом.

Витамины группы В, которые любят назначать при любых видах боли в спине без разбору, "кормят" не только нормальные ткани, но и опухолевые, ускоряя рост "плохих" клеток. Так же действует физиотерапия и массаж - из-за усиления кровотока в опухоли она растет быстрее. Поэтому не стоит стремиться полечить старичка "по максимуму", а разумно взвесить все за и против. Сильный радикулит у пожилого человека, который любит выпить? Если не было онкологии, то назначение витаминов В вполне справедливо. Неспецифическая боль в нижней части спины у полной дамы, которая недавно лечила опухоль кишечника? Однозначно не стоит рисковать.

Диагноза "старость" не существует

Хочу рассказать и о другой крайности, когда на пожилого человека не обращают внимания в силу возраста. Загруженность участковых терапевтов, а также отсутствие возможностей для полноценной и бесплатной диагностики, становятся причиной того, что недомогание старичка списывается на старость. Далее следует назначение омарона и в лучшем случае - рекомендация не забывать о таблетках от давления и аспирине. Однако всегда полезно поспрашивать доктора о том, что он думает о конкретных симптомах и с чем, по мнению врача, они могут быть связаны.

Знаю 80-летнего старичка, которого беспокоили непонятная слабость и пятна по всему телу. Участковый терапевт не стал заморачиваться с анализами, выдав привычный набор слов о том, что это все старость. Старичка свозили к дерматологу - тот сходу назначил лечение от аллергии, тоже не озаботившись анализами. В общем, через два месяца родственники отвезли дедушку на платный анализ крови. На следующий день он уже лежал в больнице с диагнозом "острый лейкоз", а через неделю - умер.

В большинстве случаев все не так страшно, и набор болезней оказывается вполне "возрастным": гипертония, ИБС, дорсопатия...

Однако полное отсутствие обследований - это такая же крайность, как и стремление положить старичка в больницу при отсутствии объективных показаний.

Что можно сделать, чтобы лечение пожилого человека оказалось безопасным и эффективным? Вести диалог с врачом. Уточнять непонятные моменты: нужно ли здесь делать анализы, а если нет, то почему? Не настаивать на схеме лечения, которая оказалась эффективной у соседки - в инструкции к ноотропам нет противопоказания "старость", и врач не совершит преступления, выписав их бабушке по настойчивой просьбе родственников, но надо ли это делать? Прислушиваться, когда врач говорит что-то о привыкании к таблеткам, которые старичок пьет от бессонницы уже третий год.

И еще - быть внимательнее к старшему поколению: возможно, им просто не хватает вашего внимания и любви?

@темы: медицина