"...Иной раз увидишь жестоковыйного юношу, который в зимнюю морозную пору, преодолевая скуку, сидит за учебной книгой. Из застуженного носа у него течет, но он не раньше догадается утереться носовым платком, чем мерзостная капля увлажнит страницу лежащей перед ним книги. Дать бы ему вместо книги сапожничий передник! А то еще черным как гагат ногтем, провонявшим навозом, отмечает понравившееся ему место в книге; без конца рассовывает между страницами соломинки, очевидно рассчитывая посредством соломы овладеть тем, чего память не удерживает. Но эти соломинки, которых желудок книги не переваривает, никто из нее не извлекает, и они, прежде всего, выпирают книгу из ее переплета, а в конце концов, преданные забвению, в самой книге и истлевают.

Не стесняется такой читатель и поедать овощи и сыр над раскрытой книгой, небрежно прихлебывая тут же из стакана, и так как у него нет под руками котомки для сбора подаяний, то и объедки остаются на книге. Он непрерывно болтает и переругивается с соседями и в разгаре аргументации, лишенной здравого смысла, забрызгивает слюной книгу, полуразвернутую у него на коленях. Чего более! вот уже он, расставив локти, склоняется над книгой, и за недолгим чтением следует долгий сон; а затем, чтобы выправить помятые страницы, перегибает листы в обратную сторону, к немалому ущербу для книги.

Но вот прошел дождь, распустились цветы на нашей земле и тогда этот школяр, скорее презиратель, чем обозреватель книг, пускается начинять свою книгу фиалками, первоцветом, розами, четырехлистником. Тут он станет перелистывать книги своими потными руками. Тут он перчатками, покрытыми собранной отовсюду пылью, запятнает блещущий белизною пергамент и пальцем, одетым ветхой кожей, будет водить от строки к строке. Тут при укусе блохи священная книга отбрасывается в сторону, а закроется едва-едва через месяц, когда одета таким толстым слоем пыли, что и закрыть ее нелегко.

Особенно же важно не подпускать к книгам бессовестных юнцов, которые, научившись начертанию букв, берутся, если дать им волю, за нелепое комментирование прекраснейших томов и заполняют каждое свободное место на полях чудовищными алфавитами; а если их воображению представится какой-нибудь другой вздор, то разнузданное перо немедленно ухватывается за возможность это нацарапать.

Такую пробу пера предпринимает каждый малограмотный латинист, софист, писец, и мы часто видели, как обезображены и обесценены этим превосходнейшие кодексы. Есть и такие книжные воры, которые увечат книги, отрезая с целью использования в качестве материала для своих писем боковые поля вплоть до самого текста или вырезая для различных надобностей свободные от текста листы, оставляемые в конце книги для ее сохранности. Этот род святотатства следовало бы воспретить под страхом анафемы."

(Ричард де Бери, "Филобиблон", 1345) avva.livejournal.com/3560893.html

@темы: Арагарта

---

Основное содержимое книги указано в заголовке. Книга рассказывает о том, как люди упорядочивали книги, документы, сведения.
И алфавитный порядок появился далеко не сразу. Например, мог быть иерархический порядок, когда в справочнике аристократов первым указан король, а остальные граждане - по знатности. А место книги в библиотеке в описи могло быть указано как "Шкаф, украшенный бюстом Юлия Цезаря, третья полка, десятая книга".
Алфавитный порядок, конечно, понятный и универсальный, но из-за этого часто воспринимался как что-то низменное, разрушающее целостность знаний и науки, некоторые авторы извинялись за его использование.
От упорядочивания информации Джудит Фландерс переходит к упорядочиванию носителей.
Каталоги из карточек появились случайно - сведения о библиотечных книгах записывали на листах и разрезали их, чтобы сложить в алфавитном порядке и переписать в гроссбухи, но на переписывание у библиотек не было времени и денег, и эти подборки листочков лежали веками! Во Французскую революцию решили переписать все библиотечные фонды страны и сразу порекомендовали записывать сведения на игральных картах, потому что они одинаковые, прочные, не слипаются. Этот каталог с карт планировалось опять же переписать в гроссбухи, но опять забросили эту идею на века.
Откуда взялся дырокол? Оказывается, даже в XX веке документы могли храниться наколотыми на штырь, если вы застали советское время, то можете припомнить, что в магазинах накалывали чеки. Так вот, сперва накалывали документы на один штырек, потом для надёжности на два, потом придумали эти штырьки загнуть (получился прообраз того, что сейчас называется "папка на кольцах"), затем придумали не насаживать бумажки, а заранее пробивать в них отверстия.
Это я надёргал занимательных фактов. Книжка хорошая, но местами нудноватая - очепнь уж подробно описывается, кто использовал алфавитный порядок, кто не использовал, кто смешивал разные способы упорядочивания. Есть иллюстрации.
Чтобы порадовать нас разными способами упорядочивания, в книге есть содержание, хронологическая таблица и предметно-именной указатель.
Единственный явный недостаток перевода - двойную запись в бухгалтерии сперва называют правильно, но затем (наверное, для краткости) начинают называть двойной бухгалтерией, что в корне неверно.
На всякий случай поясню, что "двойная запись" делается чтобы улучшить контроль и снизить количество ошибок, когда все бухгалтерские операции пишутся в два столбика "дебет" и "кредит", а в продвинутых вариантах неоднократно сверяются и дублируются. А "двойная бухгалтерия" - это когда у вас есть одна бухгалтерия для демонстрации (налоговой, инвесторам, официальным лицам) и вторая реальная, для себя. lizardian.livejournal.com/1003431.html

@темы: напочитать, Арагарта

---

"Кто возьмет ее без спросу, тот останется без носу"

Что делать, если ты средневековый книжник, и хочешь, чтобы у тебя не украли книгу? Как вариант - написать на ней проклятие. В 1172 году один писец, желая предупредить воров, приписал в конце следующее: "Если кто унесет эту книгу, пусть умрет смертью, пусть жарится на сковородке, пусть постигнут его немощь и лихорадка, пусть ему сломают кости на колесе, пусть его повесят, аминь". Другой хозяин книги написал:

Книга сия -
Только моя,
Кто ее украдет,
В петле умрет,
Станет пищей для птиц,
Что глаза из глазниц
Вырвут вору -
Вот мука впору!

Одна монастырская рукопись 13 века была подписана следующим образом: "Эта книга принадлежит церкви св. Иакова в Уигморе. Если кто-нибудь ее унесет из вышеупомянутой церкви или злонамеренно уничтожит эту надпись, да будет он подвергнут великому отлучению, как бы посажен на цепь. Аминь, да будет так, да будет так, да будет так".
Другой манускрипт того же времени содержит схожую надпись:
"Эта книга принадлежит аббатству св. Марии в Робертсбридже; кто украдет ее, или продаст, или еще с какой-нибудь целью унесет, или испортит, тот да будет анафема проклят, аминь".
Внизу приписка:
"Я, Иоанн, епископ Эксетерский, понятия не имею, где находится вышеупомянутое аббатство, и я не крал эту книгу, а приобрел ее законным образом".

Встречаются и короткие надписи типа: "Кто кражей грешен, да будет повешен", и более развесистые варианты, например: "Кто украдет эту книгу, пускай того повесят, а если не повесят, то утопят, а если не утопят, то изжарят, а если не изжарят, пусть случится с ним еще что-нибудь похуже".

Кто украдет сей часослов,
Пойдет на корм свинье,
Останки ж люди сбросят в ров -
Да сбудется сие!

На странице бестиария датского происхождения, который, вероятно, давали на время желающим, изображен крест, на котором читатель должен был покляться, что вернет книгу, "иначе умрет". Одна читательница подписала под крестом свое имя - Беатриса; впрочем, мы не знаем, была ли она монахиней или богатой мирянкой, которой в монастыре одолжили книгу.
Некий монах-бенедиктинец написал на манускрипте, который на время передавали в оксфордский Глостер-колледж: "Сия книга дана в пользование оксфордским братьям Джоном Уэземстедом, отцом паствы первомученика английского, и если кто-нибудь втайне вырежет эту надпись или ее удалит, да получит иудину удавку и вилы [видимо, в аду]". И если иногда надпись просто предупреждала о мерах, которые примут владельцы книги ("Сия книга принадлежит монастырю святого Альбана, и пусть всякий, кто украдет ее из упомянутого монастыря, знает, что будет подвергнут отлучению"), то один монах из Рочестера пошел дальше: "Эта книга принадлежит Рочестерскому аббатству; и если кто-то унесет ее отсюда, спрячет, возьмет себе, повредит, сам или чужими руками удалит эту надпись, да будет имя его вычеркнуто из Книги Жизни в Судный день". tal-gilas.livejournal.com/415701.html

@темы: рай библиомана, Арагарта

---

Шрифты…

Ангарад Дербишир

В этой статье описан взлет и падение различных шрифтов от древнего до современного мира. Достаточно уместно, что это было в своем собственном путешествии. Он начал свою жизнь в Гарамонде, но к тому времени, когда вы будете его читать, он переместится на более высокие и широкие высоты любимого Антигоной Баскервиля. Выпадающее меню шрифтов Microsoft Word представляет собой целую сокровищницу опций, но для меня было бы странно выбрать jokerman, COPPERPLATE GOTHIC или Curlz MT для такого документа, как этот. Среди шрифтов, созданных для чтения, главенствующее положение занимают римские шрифты: семейство, в которое входят дедушкины Times New Roman, Garamond и Baskerville, каждый из которых назван в честь создавшего их печатника, а также верная Констанция.

Название "Times New Roman" может показаться странным: ни один римлянин, очевидно, никогда не создавал цифровой шрифт, у римлян не было печатного станка, который появился в Европе только около 1440 года, когда его изобрел Иоганн Гутенберг (ок.1400-1468). Но существует ли связь между римлянами и стилем шрифта, который мы используем каждый день? Если да, то что это такое?
дальше здесь strator.livejournal.com/150972.html

@темы: рай библиомана, Арагарта

---

средневековый травник bibliodyssey.blogspot.com/2012/02/tractatus-de-...

@темы: рай библиомана, Арагарта

---

книжная графика на рубеже 16 и 17 века bibliodyssey.blogspot.com/2013/12/uppercase-tre...

@темы: рай библиомана, Арагарта

---

www.google.com/search?q=Petrus+van+Schendel&...

@темы: картины, Арагарта

---

суббота, 26 ноября 2022 в 15:05

Пишет Эрл Грей:

У читающих и пишущих на алфавитном языке, например на английском, не вызовет сомнений мое предположение, что элементы письменности должны быть определенным образом упорядочены. Принимается как должное, что наши системы письменности изначально использовались для сохранения мыслей; что впоследствии были изобретены способы, позволяющие возвращаться к этим мыслям, собственным или чужим. ...Сила письмeнности заключается в том, что она позволяет преодолеть время, а также в том, что создает искусственную память, или хранилище знаний, – память, находящуюся на материальных носителях, будь то глиняные таблички, стены, камень, бронза, папирус, пергамент или бумага. Именно так она и использовалась веками. Слова записывались и сохранялись. Как легко догадаться по характеру тех записей, что дошли до нас, предполагалось, что к ним будут обращаться впоследствии. Но каким образом мы освоили это искусство (или науку) «поиска записей»? Как мы научились находить то, что нам нужно и когда нам это нужно, в массе написанных слов, которые ежедневно окружают нас на протяжении тысячелетий? Сегодня трудно представить, что невозможно что-то найти, то есть не знать, как пользоваться указателем, словарем или телефонной книгой. Еще труднее вообразить мир, в котором нет ни указателей, ни словарей, ни телефонных книг. Упорядочение и классификация, а затем обращение к материалу, организованному с помощью различных справочных инструментов, стали настолько неотъемлемой частью современного западного склада ума, что их значимость практически неизмерима и в то же время парадоксально незаметна. ... С нашей современной точки зрения, печатные списки и алфавитный порядок, по сути, синонимичны: мы предполагаем, что алфавитный порядок является (и всегда был) для человечества стандартным методом сортировки, позволяющим найти бóльшую часть информации, содержащейся в письменных источниках. Но оказывается, что это совершенно не так. На протяжении веков предпочтение отдавалось целому ряду других способов сортировки – географическому, хронологическому, иерархическому, категориальному. Порой в расположении материала трудно найти какой-то определенный принцип: сам порядок вещей представляется настолько существенным, что его просто запоминают. Какой был смысл для средневекового священнослужителя располагать книги Библии в алфавитном порядке? Для него было очевидно, что Бытие предшествует Исходу, так же как для нас очевидно, что понедельник идет перед вторником, а сентябрь – перед октябрем. Однако если вы попросите кого-то назвать или записать дни недели или названия месяцев в алфавитном порядке, то, скорее всего, последует продолжительная пауза. Это на удивление трудно сделать, потому что дни и месяцы следуют друг за другом в «естественном» порядке, и это не алфавитный порядок. Другие типы категоризации и классификации, которые были естественными для прошлых поколений, сегодня кажутся такими же странными, как, например, попытка поместить август в начало списка месяцев на том основании, что он начинается с буквы A. Однако в мире, более стратифицированном, чем наш, иерархическое расположение когда-то представлялось вполне очевидным. В «Книге Судного дня» (поземельной переписи Англии и некоторых частей Уэльса, составленной по приказу Вильгельма Завоевателя в 1086 г.) была приведена оценка стоимости 13 418 владений, которые сперва были расположены в зависимости от их статуса, затем по географическому принципу, затем опять согласно статусу и, наконец, по уровню богатства. Вначале шел король, затем – по регионам – высшее духовенство, могущественные бароны и, наконец, самые обычные земледельцы. ...Алфавитный порядок в этом отношении совершенно нейтрален. Человек, имя которого начинается с буквы А, находится в начале списка не потому, что он крупный землевладелец, или что у него больше денег, или что он родился раньше всех из этого списка, а просто по прихотливой случайности алфавита. Отсутствие у букв значения или заранее определенной ценности делает алфавитный порядок инструментом сортировки, который не навязывает пользователям ни убеждения его создателей, ни даже образ мира, в котором он был создан. В 1584 г. составитель первой французской библиографии в посвящении, адресованном королю, извинялся за использование алфавитного порядка и признавал, что его выбор искажает иерархию, позволяя менее значимым людям появляться в списке перед более значимыми, детям – перед родителями, подданным – перед правителями. «Конечно, – писал он, – я чувствовал нечто неподобающее в соблюдении алфавитного порядка, то есть порядка A, B, C», но тем не менее настаивал на этой системе – не для того, как можно предположить сегодня, чтобы было легче найти соответствующие статьи, но для того, чтобы «избежать всякой клеветы и оставаться в дружеских отношениях со всеми»; иными словами, не нарушить, пусть и неосознанно, иерархию, поставив менее значительного человека впереди более великого. Следовательно, в 1584 г. алфавитный порядок все еще оставался запасным вариантом, позволявшим избежать в публикации бестактности по отношению к общественному порядку. Двести лет спустя, в конце XVIII в., в университетах Гарварда и Йеля колледжи по-прежнему использовали иерархию и статус в качестве основного критерия для сортировки учащихся, причем списки зачисленных составлялись по принципу состоятельности и социального положения семей учеников, а затем внутри этих разрядов выделялись те, чьи отцы учились в том же колледже. Личная успеваемость студентов обусловливала их повышение или понижение в списке класса в течение года, но на официальных мероприятиях порядок следования имен определялся с учетом социального статуса, согласно которому ученики входили в аудиторию и рассаживались по местам. Сегодня невозможно представить себе расположение учащихся в зависимости от финансового состояния их родителей, расы или пола, цвета волос или их возможной популярности среди одноклассников (по крайней мере, это не афишируется). В нашу демократическую эпоху мы не сортируем учеников даже по успеваемости, хотя в прежние времена обычным был принцип «отличники сидят в первых рядах». ...Главное преимущество алфавитного порядка, на наш взгляд, состоит в том, что он вообще ничего не сообщает о предмете классификации: «Алфавит помогает в поиске [или организации] вещей, но не в их понимании. Он не может сказать вам, почему кит имеет больше общего со слоном, чем с акулой». Алфавит нейтрален по отношению к значимости вещей и просто направляет пользователей к источнику, из которого они могут узнать об их значении или ценности. И все же, если рассматривать алфавитный порядок с такой точки зрения, он выглядит удивительно бесполезным. Его главное свойство – нейтральность – предполагает, что он лишен собственного смысла, и именно поэтому он редко применяется в качестве исходного принципа. ...Главное нововведение алфавитного письма состоит в том, что оно разделяет все слова на более мелкие единицы, представляющие отдельные звуки без какой-либо связи со значением слова. Это новшество сравнивалось с изобретением денег в Лидии, которое датируется примерно VI в. до н. э. И алфавит, и деньги – это абстракции: деньги являются символом стоимости, а не чем-то самоценным; буквы символизируют звуки, не являясь самими звуками. Нам сегодня трудно представить, какова была роль абстрактной природы алфавита в происходивших переменах. Тем не менее алфавитное письмо изменило сам способ мышления. Если английское слово God (бог) прочитать в обратном направлении, оно становится словом dog, обозначающим собаку. Нельзя сказать, что такого рода инверсия невозможна без алфавита. Но в таком случае это была бы игра, пустая забава. Дело в том, что в неалфавитном письме нет «обратного направления». Слова имеют эфемерный, мимолетный порядок при произнесении – пока они не записаны, их последовательность надежно не установлена. Но как только они зафиксированы с помощью алфавитного письма, устанавливается порядок не только слов, но и их отдельных компонентов – букв. Например, китайские графические символы нельзя разобрать на отдельные элементы, перевернуть и читать в обратном порядке – даже представлять такое не имеет смысла. Каким бы радикальным новшеством ни казался алфавит в ретроспективе, простота его использования – требовалось запомнить 20 или 30 символов вместо нескольких тысяч – обеспечила ему быстрое распространение среди странствующих по пустыне людей. ...Форма письма, требовавшая от пользователей запомнить лишь два десятка символов, могла быть освоена относительно быстро, по крайней мере по сравнению с длительным периодом обучения клинописи и иероглифике, что обеспечило ей быстрое распространение среди купцов и торговцев. Так алфавит проделал путь от иерархизированного Египта до Израиля, отличавшегося относительным социальным равноправием. ...Другой потомок первого алфавита развивался независимо: сохранившиеся надписи показывают, что к VI в. до н. э. предшественник арабского алфавита использовался в торговой колонии на юго-западе Аравийского полуострова, где говорили на языках, родственных ханаанскому, которые называют древними южноаравийскими. Предку современного арабского письма предстояло появиться во II в. до н. э. в Петре, центре Набатейского царства – месте, где говорили на диалекте арамейского языка. Греческий и арабский алфавиты позаимствовали и приспособили семитские названия для каждой буквы алфавита, европейские версии алфавита, кроме того, получили буквы для гласных звуков, в то время как арабский алфавит остался консонантным. Предполагается, что в ранних неалфавитных системах письма каждая пиктограмма называлась именем соответствующего предмета или понятия: пиктограмму вола, вероятно, называли «вол». С алфавитом этот принцип больше не действовал. Изначально название каждой буквы в нем соответствовало определенному слову, которое начиналось с этой буквы, подобно тому, как сегодня объясняют в азбуках: «А – арбуз». Но ко времени более широкого распространения алфавита буквы уже утратили связь со словами-названиями, и римляне еще больше сократили их имена. Древнегреческий язык сохранил семитские очертания алфавита: буквы в нем располагались в основном в том же порядке, за исключением нескольких, которые были добавлены для передачи особенных звуков в греческом; в остальном буквы были почти те же, и изначально таким же было направление чтения. ...Впрочем, в то время еще никто не использовал слово «алфавит», которое появилось на удивление поздно. Римляне называли его literae или elementa, «буквы» или «элементы», что является переводом с греческого. Примерно к 200 г. н. э. относится первое сохранившееся упоминание слова «алфавит» – у римского богослова Ипполита, в словосочетании ex Graecorum alphabeto («из греческого алфавита». В IV в. св. Иероним Стридонский уже использовал это слово как хорошо известное, назвав своей целью ut alphabetum [Hebraicum] discerem («выучить еврейский алфавит». Однако изучение алфавита, даже в определенном порядке следования букв, еще не означает использования алфавитного порядка. Как мы убедились, алфавит с самого начала имел относительно устойчивую последовательность, за исключением отдельных букв. Но потребовалось около трех тысяч лет, прежде чем человек осознал, что этот порядок можно использовать для других целей, помимо запоминания названий букв при обучении чтению. Из книги Джудит Фландерс "Всему свое место: Необыкновенная история алфавитного порядка" Люди обычно над этим не задумываются, удобно - и ладно.

@темы: напочитать, рай библиомана, Арагарта

---

Модель на большинстве фото Lucinda Hollingsworth. Фото с ней сделаны для рекламы в начале и середине 60-х.


( Много много красоты 

@темы: камешки, Арагарта

---

Pietro de' Crescenzi (1233-1321) написал «Le Livre des Profits champêtres et ruraux», где представлены иллюминации  Master of Fitzwilliam 268.

Master of Fitzwilliam 268 , анонимный мастер- иллюминатор, работавший в Брюгге с 1470 по 1480 год. Своим именем он обязан книге часов, которая сейчас хранится в Музее Фитцуильям в Кембридже .

Master of Fitzwilliam (active 1470)- «В садах с травами» - Cambridge(UK)- Fitzwilliam Museum (book 6, folio 157)

( Читать дальше... 

@темы: Арагарта

---

Слушайте, какое слово хорошее выучил: "параферналия"! Больше не буду говорить "всякая поебень", буду говорить - "параферналия". Так намного культурнее, а смысл тот же. kot-kam.livejournal.com/3330681.html

@темы: Вавилон-18, Арагарта