Оригинал взят у в Глаза непрофессионалов
![""](http://"http://img-fotki.yandex.ru/get/5804/886262.1a/0_68e49_1155ac83_XL.jpg" "\"\"")
Есть, конечно, книги, написанные лишь для денег, и их мы отметаем в сторону печи-буржуйки. Но множество книг, от которых с презрением отвернётся маститый историк, написано с неподдельной любовью к человеку, событию или эпохе, вдохновившей автора. В конце концов, есть унылые посредственности вроде Кристофера Хибберта, способные только на ликбез без огонька, а есть настоящие мастера рассказывать, как Роджер Кроули. Эти энтузиасты с горящими глазами, конечно, не расскажут мне ничего нового и неизбежно будут упрощать и искажать, но зато они знают об истории много того, что нередко забывают учёные мужи: то, что это страсть, и то, что в событиях былых времён есть место для поэзии. И я даже не говорю сейчас о литературном стиле — он мало зависит от знаний, и бывает, что и пустой человек пишет так, словно вышивает серебряными нитями. Непрофессионалы нравятся мне тем, что видят те яркие грандиозные вещи, которые давно распались на мириады незначительных и скучных деталей для тех, кто копает тему глубже, чем археологи землю Трои.
Возьмём, например, историю средиземноморской торговли. Можно составлять длинные таблицы с ценами на товары, чертить графики и определять процент прибыли, но за всем этим легко забыть образ, который изначально толкнул вас на это — ощущение чего-то сказочного, найденного в том, как кружили по Леванту венецианские корабли, не только увозя в Европу товары пышного Востока, но и будучи посредниками в местной торговле. Глядя на цифры, цифры, цифры, надо видеть, как эти корабли сновали по нагретому солнцем виноцветному морю, перевозя оливковое масло из Греции в Константинополь, льняные ткани из Александрии в государства крестоносцев через Акру, заходя по дороге в гавани Крита и Кипра, Смирны и Салоник.
Есть что-то чарующее в том, как всё было взаимосвязано в том маленьком мире. В эпоху крестовых походов венецианцы обосновались в восточных городах и оказались включёнными в древние долги торговые пути, ведущие до самого Китая. Триполи славился шёлком, Тир — прозрачным стеклом, а также тканями невероятно яркого пурпурного и красного цвета. В городах Востока венецианцы с радостью закупали сахарный тростник, лимоны, апельсины, фиги, миндаль, оливки и кунжут. Акра была перекрёстком многих торговых путей, там продавали тибетский мускус, корицу и перец, мускатный орех, гвоздику, алоэ, камфору, слоновую кость из Индии и Африки, арабские финики. В Бейруте лучше всего было покупать индиго, ладан, жемчуг и древесину. Мир торговых цифр был миром ярких цветов и насыщенных запахов.
Но это всё довольно поверхностная красота, а многое лежит в глубине. История роста государств приятнее истории их упадка, поскольку в расцвете скрыто одно из самых удивительных и сложных явлений — организация совместных усилий тысяч людей. Так, за богатством Венецианской Республики, которое сегодня разбирают по кусочкам на цифры, стоит умение управлять морской империей, города которой были соединены не сухопутными дорогами, а кораблями. Сегодня Средиземное море кажется нам маленьким, и мы забыли, каким огромным был тот мир, но в то время от Венеции до Крита был месяц пути — столько же, сколько от Бомбея до Лондона в 1900 году. Когда там вспыхивало очередное восстание туземного населения, то целый месяц шла во дворец дожей мольба о помощи, и целый месяц после окончания сборов подкрепление спешило в гавань Кандии. Порой бывало даже так, что мятежники-греки успевали не только захватить власть, но и так успешно передраться между собой, что венецианцам по прибытию галер с войсками оставалось уже только вершить возмездие над разрозненными кучками бунтовщиков.
История венецианской торговли — это красота не внешних красок, а внутренняя красота часового механизма. Острое чувство времени, присущее венецианцам, простиралось дальше боя курантов на площади Святого Марка и Риальто, отмерявшего ритм городской жизни. Венецианские купцы были покорны ежегодному циклу явлений, происходящих далеко за пределами Европы. Индийские муссоны запускали торговые шестерёнки, доставляющие товары от Китая до Северного моря. Корабли из Индии в сентябре уходили в кильватере осенних муссонов к Аравийскому полуострову со специями и товарами Востока. После нескольких перевалок, товары попадали на базары Александрии и Сирии в октябре. Поэтому венецианские флотилии отплывали в Александрию в конце августа или начале сентября, чтобы через месяц прибыть в гавань одновременно с индийскими товарами. Вроде бы всё это довольно прозаично, но масштаб и размах всё равно рождают восхищение гармонией коммерции.
Подобные циклы были изучены венецианцами для многих городов, и время пребывания в них строго регулировалось, например в Бейруте надо было торговать не дольше двадцати восьми дней, а в Александрии не дольше двадцати, потому что возвращение было назначено на середину декабря плюс-минус месяц во избежание опасностей зимней навигации. Галеры возвращались в Венецию, и подключались уже к другому циклу торговли: немецкие купцы из Ульма и Нюрнберга в меховой одежде и сапогах как раз выходили из горных проходов, ведя вьючных мулов на зимние ярмарки. А отправление и прибытие галер, торгующих с Фландрией, строго синхронизировалось и с этими ярмарками, и с сезоном ловли осётра, и с шёлковыми караванами из Таны. И всё это должно было происходить точно вовремя, чтобы венецианские купцы успели закупить товары, а немецкие и нидерландские перекупщики могли твёрдо рассчитывать на перекупку. Впрочем, неизбежны были и накладки, понятные с такими расстояниями: можно было достаточно уверенно полагать, что в Бейрут и обратно можно сплавать за три месяца, в Брюгге за пять, но дорога до Таны и обратно могла занять от 131 дня до 284, а однажды галеры, отплывшие во Фландрию 8 марта вынуждены были перезимовать и вернулись в Венецию лишь 25 февраля следующего года.
Всё вышеописанное можно свести к очень короткому сравнению. Когда, например, о море и галерах пишет тот, кто их любит, в его книге будет место не только для неприглядной правды, но и для поэзии. А если за дело берётся сухарь, то от него мы дождёмся лишь точного описания червивой еды, запаха грязных тел, болезней да тяжкой доли гребцов. И нам скажут: вот она, правда, а всё прочее лишь оторванные от реальности картинки. А между тем откроем записи тех, кто сам плавал на венецианских галерах — и увидим, что там тоже есть место чувству красоты. Например, один пилигрим, натерпевшийся всякого в ходе плавания, и оставивший нам исчерпывающие, неприкрашенные описания корабельного быта или ужаса во время шторма, всё же мог видеть и кое-то ещё. Он описал и то, как тихими ночами сидел на палубе под яркой луной, вдыхал свежий воздух и наблюдал за морем, похожим на порванный шёлк, в то время, как галера спокойно и тихо двигалась вперёд. Горела одинокая лампа, под нею навигатор смотрел на компас и напевал милую песенку, да порой говорил о всяких пустяках с рулевым. Или, например, так описал пилигрим то, как штурман читал погоду: «по цвету моря, по появлению и движению стай дельфинов и летучей рыбы, по дыму над огнём, по запаху трюмных вод, по блеску снастей ночью, по сверканию вёсел, ныряющих в море». Подобное умение видеть всё сразу, весь спектр, а не только скучное и неприятное, нам и надо в себе сохранять, и ему мы можем учиться у тех, кто ещё не слишком глубоко утонул в теме, которая его увлекла.