Оригинал взят у в
Статья в своё время была написана для СИ. Вспомнилось что-то...
Значит, нужные книги ты в детстве читал, или Не поэт, но для детей… …И в кипящих котлах прежних боен и смут Столько пищи для маленьких наших мозгов… В. Высоцкий …Я никому не желаю зла. Не умею. Просто не знаю, как это делается… Я. Корчак …Меня снесут с крылечка, сонного,- И я проснусь от скрипа санного – Когда я снова стану маленьким И мир чудес открою заново… А. Галич Как-то на заре туманной юности в журнале узкопедагогического толка – «Семья и школа», кажется – случайно прочел исключительно забавную статью. Она называлась «Не поэт, но для детей» - автора я, конечно, давно забыл, а жаль. Статья представляла собой грустные размышления редактора детского издательства о том, как представляют себе пописывающие граждане то, что, по их мнению, можно и нужно читать детям. Как в издательство шлют жуткую графомань, радостно сообщая редактору, что «сам-то я не поэт, конечно, но для детей сойдет». Шедевры, цитированные в статье, долго были ходячей хохмой в моей компании. «Жираф по Африке гуляет, и в ней коня напоминает; быстро бегает и стоя спит множеством шеи и копыт» - примерно такого рода. Тогда мне казалось, что это страшно весело. Совсем недавно я снова вспомнил эту статью. читать дальше
Моя приятельница – продавец книг – принесла показать новую детскую книжку, изданную совсем недавно. Умолчу о картинках; стихи под картинками поражали воображение. Меня глубоко потрясли строки: «Снесла курица яйцо – удивилась, где лицо». Над смыслом этих слов я задумался очень надолго, тихо радуясь тому, что сам уже не ребенок.
Та же самая девушка-книготорговец рассказывала, что диалоги с родителями, пришедшими за покупками для любимого чада, решительно не блещут разнообразием. Нечто вроде:
- Мне бы детскую книжку. Что-нибудь попроще и подешевле. Стишки какие-нибудь – ну, ему же все равно, что учить…
- Дайте для подростка что-нибудь… Ну такое, не заумное – что они сейчас все читают. Глупость какую-нибудь – все равно, лишь бы от компьютера оторвался. И краткое содержание «Недоросля» и «Войны и мира» - ему ж, идиоту, экзамены сдавать…
У девушки педагогическое образование. Она рассказывала, сжимая кулаки. Глядя на нее, я понял, что графомань в детских книжках – это не забавно, совсем не забавно.
Еще более печально отношение взрослых к будущей духовной жизни детей. Можете себе представить, чтобы кто-то из этих любящих родителей сказал в гастрономе: «Мне бы какой-нибудь колбасы дешевенькой – для ребенка, ему все равно, он не понимает – ну и йогурт просроченный, что ли… Подешевле»?! Ведь дико же! Нормальный родитель еще и скандал устроит, если вдруг детское питание окажется недостаточно качественным. Но просроченная, тухлая, синтетическая, фальсифицированная духовная пища для ребенка воспринимается взрослыми совершенно нормально и естественно; они сами ее выбирают, не задумываясь – и кормят ею малышей.
Дети привыкают к суррогатам с младенчества. С «куриного лица» и жирафа с «множеством шеи и копыт» - они еще малы, они доверяют маме, которая это читает, воспитательнице, которая это с ними разучивает. Они учатся считать это нормой. Естественно, подросшие на тухлом чтиве малыши берут читать знакомое и усвоенное – в таких же ярких обложках: мальчики – детские детективы и ужастики, девочки – кошмарные а`ля «любовные» романы. И вырастая, мальчики и девочки так же очевидно и естественно начинают читать книжки мам-пап: картонные детективы, дешевую фэнтези и совсем уж копеечные любовные романы.
Кошка приносит котятам придушенную мышь, показывая – вот это нужно есть. Мама приносит малышу ужасную или отличную книжку с картинками, показывая – вот этим будет питаться твоя душа. Душа привыкает к пище, усвоенной с детства.
И у бедолаги, выросшего на духовных «сосисках» из клея, казеина, туалетной бумаги, красителей и ароматизаторов, тут же случается несварение разума, если ему придется воспринимать «мясо с кровью» живого текста, а пуще того – «соловьиные язычки в меду» элитарной прозы или настоящей поэзии. Неподготовленный читатель не виноват. Он и хотел бы – да не может.
Как сказал один старый еврей, «сложно объяснить вкус дыни тому, кто всю жизнь жевал сапожные шнурки».
Положение с новыми книгами для детей и подростков, похоже, еще хуже, чем с взрослой литературой. У взрослого есть хоть какие-то отдушины в новом; детям осталась почти исключительно классика.
Классика хороша, кто спорит. Но ребенку, а тем паче – подростку хочется увидеть в книге окружающую жизнь, знакомые реалии, привычную его уху речь. Это желание подсовывает суррогаты даже тем, кто хотел бы другого всей душой; нечего больше, нечего.
«Сочинить сказку может только гений», - сказал кандидат в воспитатели ясельников в сказке Сергея Другаля. Подписываюсь.
Андрей Усачев, наверное, гений. Во всяком случае, он сочинил сказку.
«Умная собачка Соня» - сказка замечательная, тонкая, неглупая, изящная. И малышам она нравится, и кое-кому из подростков, как это ни забавно, она нравится. Многозначная такая фенечка, которая может быть воспринята, почти как притча. Истории, как Соня пробовала горчицу, как она потеряла главное в жизни или как захотела стать деревом – и почти стала – наводят на мысли, наводят. И без нравоучений, совсем. Этим же восхищают сказки Янссон о Муми-Троллях и – если кто его помнит – Погодинский «Жеребенок Миша». Чистая психология с философией для детей любого возраста вплоть до пенсионного; обращение к ребенку, живущему в каждой человеческой душе всю жизнь.
Славно, что есть такие авторы. Ведь обычно у нас как – если для детей, то либо сплошная мораль, либо вообще аморально.
Хороши были книги Булычева об Алисе. Можно придираться сколько угодно – но по существу все равно хороши. Именно таковы – не назидательны, не лживы, не глупы. И хороши в особенности были «Гай До» и «Город без памяти» - вдумчивые, светлые и очень нежные вещи, уже не для малышей, как «Тайна Третьей планеты», а для подростков. О любви, об ответственности, о том, сколько значит прошлое…
«Перевал» Булычева – еще один роман взросления, о котором стоит упомянуть. Трое ребят из поселка, образованного астронавтами-робинзонами, идут через перевал к оставленному звездолету – передать сигнал бедствия далекой Земле. Трое подростков, выросших в диком мире, далеко от дома, далеко от привычной цивилизации, в экипаже этого самого межпланетного корабля, потерпевшего бедствие – а экипаж уже почти превратился в первобытное племя. Девочка – и двое мальчиков, очень разных мальчиков. И что же важнее для будущего мужчины: человечность, способность к пониманию и сопереживанию, маневренный разум – или физическая сила, отвага, жестокая готовность идти напролом? За кем будущее поселка? Один из мальчиков – по духу цивилизованный землянин прекрасного Булычевского будущего, второй – по духу дикарь. Дикарю легче выжить в окружении дикости; может – долой утонченность, доброту, внутренний свет?
Но стоит ли обществу выживать на таких условиях?
Ах, как современно это звучит! Кто выиграет в нашем Сегодня? Тот, кто берет нахрапом, тот, кто сильнее, наглее, кто может отмести жалость и прочие внутренние тормоза – или его вечный противник, любящий вопреки всему и верящий несмотря ни на что?
Жаль, так, как Булычев, больше никто не пишет.
И Горькавый не пишет, хотя «Астровитянку» и называют «новой Алисой». Простовато, грубовато. Перебор картона, в особенности – в образах взрослых. И примесь мерисьютины в героине плюс картонность героев второго ряда плюс эмоциональные пережимы – в сумме, все-таки, дают не шедевр. Переборчик взрослых в качестве отрицательных персонажей оправдывает высокомерие героини, граничащее с хамством. Радость для деток, кто спорит… Книга-антагонист мудрейшего «Короля Матиуша Первого» пана Корчака: отсутствующий жизненный опыт заменяется закачанной с компьютера информацией – и это приветствуется и автором, и аудиторией. Виват, в книге много Фактов, Сведений и Данных! Возрождается стиль Казанцева – советский научпоп? А может, Фактам, Сведениям и Данным место в энциклопедиях, а сказки потребны для формирования души? А может, душу лучше формировать болью Короля Матиуша, а не триумфом Девочки Со Стеклянными Волосами? Нет уж, дорогие друзья, в смысле «космического Маугли» я бы подростку лучше «Малыша» Стругацких предложил, если уж на то пошло. «Малыш» – гораздо светлее и чище, без намека на сомнительную изнанку.
Даже поклонники Горькавого говорят, что вторая книга нехороша. По мне – и первая не слишком…
Два слова о Матиуше, если уж мы о нем вспомнили.
Матиуш, как известно, стал королем в десять лет. Описывая его жизнь, очень непростую, и его характер, очень детский и очень человеческий, добрый и мудрый пан Корчак обращается к юным читателям, как всегда обращался к своим воспитанникам: с уважением к их маленькому опыту, с пониманием и любовью. Пан Корчак не развлекает детей тем, что льстит их самолюбию, не заигрывает с ними. Мир непрост, говорит он. В нем всем есть место, и героям, и подонкам; подвиг и предательство, искренняя дружба и лицемерие – одинаково присущи и детям, и взрослым. Попытавшись отдать в руки детей настоящую власть, надеясь на детскую честность и чистоту, забытые изолгавшимся миром взрослых, Матиуш доводит свою страну почти до гибели – но когда к власти с помощью измены и обмана возвращаются взрослые, становится не намного лучше; разве что – более привычно… Вера в детей, страстное желание их свободы сменяется в душе Матиуша разочарованием и усталостью; верить во взрослых – уже нельзя. Через беды и боль, обиды и предательства Матиуш обретает настоящий опыт и духовную силу – но отрекается от престола…
Матиуш – потрясающей силы образ. Он, сказочный герой из настоящей детской сказки, пронзительно реален; у Корчака, видимо, даже соблазна не возникало наделить своего персонажа суперсилой, суперразумом или суперспособностями. Отчаянно отважный мальчик, мечтающий о подвигах и славе – изнеженный и неловкий рядом со сверстниками-плебеями, «голубая королевская кровь». Истово ненавидящий мешающий любому замыслу дворцовый этикет – все время помнит о королевской чести, о своем достоинстве человека и государя. Вспыльчивый – не унижается до хамства. Искренний – иногда молчит, чтобы не ранить. Требующий к себе подобающего уважения – и не способный унизить даже смертного врага. Поверхностный, как все дети – выбивающий из себя поверхностность непосильной, не по возрасту, ответственностью. Дворцовый блеск, возможности, власть – сирота на престоле. Низложенный, беспомощный юный узник – росток великого правителя…
Девиз Матиуша явно – «Делай, что должно – и будь, что будет!»
Еще одно литературное воплощение чистого света и настоящей правды – Крапивинский «Журавленок и Молнии». Если уж хочешь писать ребенка, который резко повзрослел в свои одиннадцать – вот как это делается. Такая у Крапивинских деток душевная сила и мудрость недетская на контрасте с детским опытом, такая самоотверженная жертвенность, такая способность любить – друзей ли, мир ли… Эти невидимые молнии, пронизывающие насквозь душу Юры Журавина каждый раз, когда он сталкивается со злом, оставляют след не только на ней, но и на душах читателей – и все честно, честно, честно. Безжалостно честно. Лучшая книга Крапивина, ИМХО. Так же, как у Корчака – никаких скидок на возраст. И кстати – о скидках на возраст.
Джон Кристофер ведь издавался в России. И – с кем ни заговорю – не знают Кристофера. Потрясающего писателя и потрясающего детского писателя, автора романа «Огненный бассейн», кроме прочего.
Так вот, Кристофер считал, что в идеале детская книга должна отличаться от взрослой возрастом героев, отсутствием откровенных эротических сцен и сдержанным описанием сцен насилия. И все.
Больше никаких скидок на возраст.
«Огненный бассейн» - довольно-таки тяжелая эмоционально книга. Фантастический роман, являющийся по сути романом взросления, как Крапивинский «Журавленок», «Перевал» Булычева, Корчаковский «Король Матиуш» или «Тело» Кинга. Такие вещи не читаются «легко» и не годятся в чтивцо для развлечения великовозрастных деток – хотя напряженный и необычный сюжет не даст никому заскучать. В книгах этого ряда, как в любой настоящей прозе, в высокой литературе, поднимаются самые серьезные вопросы и присутствуют тяжелые разочарования, ложь, смерть и духовное становление юных героев в жестоком экстриме.
В мире Огненного Бассейна, на Земле, уже не принадлежащей людям, взрослые носят «шапки», контролирующие разум. Рабы, рабы – которые сами не осознают собственного рабства. Свободны только подростки – «шапка» надевается в день шестнадцатилетия. Подростки, только подростки в принципе могут бороться за свободу – но борьба выходит и против привычного рабского «счастья», законсервированного благополучия собственных родителей…
Литературный класс перевода Арсеньева – безусловен. Манера изложения – простая-простая, доверительно-бесхитростная. Взгляд – из глаз деревенского парнишки Уилла, умненького и наблюдательного, но почти неграмотного. Он вырос в мире, забывшем имена собственного прошлого; он удивленно и подробно описывает остатки тоннеля метро, ржавые автомобили, гранату, не понимая, что это такое – и читатель видит привычные предметы глазами дикаря, досадующего на собственное невежество. Уилл почти инстинктивно чувствует цену информации и возможностей человеческого ума, этот деревенский простачок.
В этой книге нет отрицательных героев-людей. Ни одного. И в этой книге нет людей без недостатков и слабостей – ни одного. И одна из главных коллизий книги – это невольная любовь детей-бунтарей к взрослым-рабам, которую тяжело зачеркнуть даже трезвым пониманием положения вещей. Мир, в котором за людьми присматривают, как за домашним скотом, кажется таким спокойным, удобным и надежным, что тяжело поверить в его близкий конец – но ведь скот в конце концов забивают…
Отдельная тема – общение людей с инопланетчиками-хозяевами. Кристофер подчеркивает, что идея книги навеяна Уэллсовской «Войной миров»; даже боевые машины чужаков напоминают Уэллсовские треножники – но, в отличие от Уэллса, Кристофера скорее интересовала не война (она окончилась несколько сотен лет назад до начала рассказываемой истории), а непосредственный контакт человека с абсолютно бесчеловечным разумом. Будто еще более усиливая воспоминания об Уэллсе, Кристофер придерживается его основного приема – подробной, детализированной прозы, создающей впечатление документальной достоверности. Его мир имеет, как и у Уэллса, плотность и объем, вкус, цвет и запах. Воспоминания героев непринужденны, как бывает только в живой жизни, любое неожиданное уточнение ощущается, как закономерное. Кристофер пишет именно то, о чем мечтал Снегов – правду о неслучавшемся.
Каганов в одной из своих статей ехидно заметил, что обычно инопланетяне, описываемые в военных эпопеях, наделены разумом не более, чем муравьи, лишены индивидуальности и напоминают, скорее, рой или улей, чем цивилизацию. Не так у Кристофера. Его инопланетяне вполне разумны – и, как любые разумные существа, отличаются друг от друга и внешне, и внутренне: у них разные характеры и возможности, у них разные взгляды на жизнь. К людям-рабам они тоже относятся по-разному; среди них есть ненавистники человеческого рода, равнодушные, исследующие, развлекающиеся – и странный Хозяин Уилла, решивший с человеком подружиться.
Еще один потрясающий момент: дружба между людьми, между равными, делящими пополам радости и тяготы – и дружба рабовладельца со скуки и от одиночества. «Мальчик, ты будешь моим другом», - ставит Уилла в известность о своем решении инопланетчик, которому даже в голову не приходит, что дружба – нечто обоюдное, общее. Друг в представлении инопланетчика – доверенный раб. Никому не знаком такой вид бесчеловечности?
Подозреваю, что взрослый, решивший прочитать «Огненный Бассейн», легко может не заметить, что книга, в сущности, писана для подростков. В конце концов, герои романа Ли «Убить пересмешника» младше Уилла и его товарищей – а книга воспринимается, как очень и очень взрослая… Вероятно, Марина Цветаева, писавшая, что человек никогда не дорастает до литературы, всегда тянется вверх и вперед, хоть в пять лет, хоть в пятьдесят – совершенно права.
Не хочется после вышесказанного упоминать многих современных «не поэтов, но для детей». Большая часть из них не стоит доброго слова. Разве что – Роулинг.
Да, переводы оставляют желать. Да, последние романы… скажем, не так хороши, как хотелось бы. Но ниша «школьного романа» от «Вити Малеева в школе и дома» до Роулинг оставалась пустой – а ведь это нужно, нужно. Витамин роста. Адаптируясь в школьном мире, ребенок хочет читать о том, как такое сложное дело выходило у других: вот в классе пай-девочка, ехидный гад, добрый неудачник, верный товарищ и компания придурков; вот строгая классная дама, зауч-сволочь и ботаник-зануда, вот – мой любимый учитель. Подозреваю, что в первых и лучших книжках Роулинг этот момент важнее и принципиальнее, чем забавный мир колдунов и все прочие фэнтезюшные декорации. Так что, до появления нового «Вити Малеева» я бы не стал хаять и обижать Роулинг – она сделала важное и доброе дело.
Ее эпигоны – иного толка. Важные школьные разборки, понимание и справедливость, способы постоять за себя и воспитание самоуважения – все уходит на второй план; остаются волшебные палочки и прочая мишура. Даже не то, что фантик без конфеты – оболочка без витаминной пилюли. Наиболее подлый из всех суррогатов, предлагаемых бедным детям.
Больше всех писателей на свете уважаю талантливых детских писателей. «Сказку может сочинить только гений»…
