Оригинал взят у в Лесной закон и браконьеры
«Лесной закон», действующий в пределах т.н. королевского леса (т.е., территории, принадлежащей лично королю), ввел в английское законодательство Вильгельм Завоеватель.
С другой стороны, 1066 по 1086 гг. он активно раздавал землю в покоренной им Англии крупнейшим норманнским фамилиям, которые поддерживали его в ходе завоевания; внедрение закона, в том числе, наложило ряд ограничений на новоявленных землевладельцев, успевших устроить себе «частные» охотничьи угодья. В период, когда растущее население осваивало новые пахотные земли, когда охота была главным развлечением для большинства и также основным средством добыть мясо для пропитания, когда дерево оставалось главным строительным материалом, подобные административные ограничения воспринимались без всякого энтузиазма.
Англосаксонские законы регулировали выпас скота и пахоту, охоту на диких животных и вырубки, но представляли собой, скорее, руководство к действию, чем общеобязательные королевские постановления, проводимые в жизнь силой. Норманны усилили, дополнили – и насильственно воплотили лесной закон в жизнь. Смертная казнь через повешение за нарушения лесного закона спустя некоторое время после Вильгельма была отменена, но кары по-прежнему оставались суровыми – за браконьерство взимали крупные штрафы, клеймили каленым железом, выкалывали глаза, отрубали руки. Смертную казнь за серьезные прегрешения против лесного закона вновь вернул Вильгельм II Руфус в 1087 году, сохранялась она и во время правления Генриха I. В очередной раз ввел ее в законодательство Ричард I.
Согласно норманнскому лесному закону, всякий мог подать ходатайство о разрешении выпасать на территории королевского леса скот или рубить деревья, но подобное разрешение непременно предполагало уплату определенной суммы в казну. Если собирать хворост для растопки дозволялось бесплатно, то выносить из лесу упавшие стволы или рубить ветви «толщиной более чем в палец» крестьяне могли только при условии определенной ежегодной выплаты. По закону каралось убийство лесных животных и птиц (в понятие «дичи» входили «лесные звери, а именно олени, дикие кабаны, волки, косули, зайцы, лисы, куницы, бобры, выдры, барсуки, рыси, кролики, рыжие белки, а также фазаны, куропатки, голуби, вальдшнепы и бекасы»
. Дикие лебеди, утки и гуси в этот перечень, как ни странно, не входили, зато лесной закон воспрещал ловить рыбу в лесных озерах, реках и ручьях.
За соблюдение лесного закона, в первую очередь, отвечал шериф; все браконьеры и прочие нарушители оного закона доставлялись на суд шерифа, который вершился именем короля. Все землевладельцы в пределах графства – и их главные лесничие – также отвечали перед шерифом как перед представителем короны. Назначенный королем смотритель лесов (позже – королевский егерь) считался равным по статусу шерифу. Следить за «соблюдением границ королевского леса» также вменялось в обязанность определенному количеству именитых рыцарей графства, которые регулярно объезжали границы условленных земель, надзирая за тем, чтобы «незнание никому не служило оправданием». Все частные охотничьи угодья, примыкавшие к королевскому лесу, в обязательном порядке отделялись от королевских владений забором или канавой.
Главной силой осуществления лесного законы были лесничие; они приносили королю клятву, в которой обещались исполнять лесной закон, и в их обязанности входило патрулировать территорию, а также арестовывать нарушителей и подозреваемых. В свою очередь, они отвечали перед назначенными королем смотрителями леса, которые передавали сверху вниз новые указы и заблаговременно оповещали об имеющей быть королевской охоте. Лесничие официально имели право арестовать или убить нарушителя; для того, чтобы «обозначить» арест, лесничему достаточно было положить руку на плечо подозреваемого – но если тот отказывался повиноваться, лесничий мог применить силу. Если нарушитель убегал, лесничий имел право стрелять на поражение. Иногда людей вызывали в суд, даже если ареста произведено не было, но человека заподозрили в чем-то противозаконном и впоследствии лесничий смог его опознать.
Королевские лесничие обязаны были регулярно показываться в деревнях в пределах своих участков, чтобы местные жители хорошо знали их в лицо, а также носить «королевскую ливрею» (опять же, чтобы выглядеть узнаваемо). Эта униформа включала вышитый герб с изображением охотничьего рога (для лесничих) или топора (для тех, кто следил за вырубками). Лесничие получали дважды в год ткань на пошив униформы – четыре ярда серой шерстяной ткани зимой и столько же зеленой шерстяной ткани летом. Владельцы частных охотничьих угодий нанимали для их охраны «частных» лесничих, которые, вероятно, приносили клятву соблюдать королевский лесной закон в тех случаях, если порученные им территории примыкали к границам королевского леса или находились в непосредственной близости. При необходимости, от таких лесничих могли потребовать присутствия в суде, если какое-нибудь преступление против королевской собственности произошло поблизости от их участка.
Начиная с 1080 г. лесничие были вооружены луком, кинжалом и мечом; их основной функций было, скорее, ограничивать количество правонарушений, нежели предотвращать их. Все знали, что преступления совершались и будут совершаться – в том числе, самими лесничими, которым порой тоже приходилось голодать из-за недорода (и которые наверняка не все отличались безукоризненной честностью).
Собакам, обитающим в пределах леса, в обязательном порядке отрубали три пальца/удаляли три когтя на передней лапе (иногда на обеих), чтобы помешать им гоняться за дичью (в некоторых случаях, собакам выдергивали клыки). Эта процедура носила название lawing of dogs (т.е., буквально «узаконивание». От нее освобождали только маленьких собачек, которые могли пролезть в железное кольцо шести дюймов в окружности; в одном из судов в окрестностях Шервуда вместо кольца использовали стремя. «Узаконивать» собак надлежало в суде, посредством щипцов или долота (т.е., достаточно негуманно).
«Питер Маули, Джон сын Малкина, Уильям сын Томаса сына Стивена, Уильям из Хэйвердейла и другие в субботу 14 апреля 1313 года убили двух оленей в Уидейл-Ригг при помощи гончих и луков со стрелами. Одного оленя съели собаки Питера, а другого отнесли к нему домой. Питер оштрафован, остальные сбежали и объявлены вне закона».
“Только маленькие собачки и мастиффы (sic!) с вырванными когтями могут находиться в лесу, но никакая иная собака не может там находиться, если на то нет серьезной причины, если это право не даровано королем или если она не принадлежит владельцу леса».
«Хотя закон гласит, что lawing надлежит проводить каждые три года, по обращению самих владельцев и непременно посредством верных и честных людей, лесничие ежегодно разъезжают по городам и деревням, дуют в рога и производят огромный шум, так что мастиффы начинают на них лаять. И тогда они штрафуют честных людей, у которых есть собаки, если у тех не отрублены три пальца и не срезана часть подушечки на правой передней лапе, хотя закон требует только отрубания пальцев».
Человек, который едет по лесу на лошади или имеет при себе лук со стрелами/охотничий нож/меч может быть остановлен и арестован «до выяснения» - как и всякий, кого в пределах королевского леса захватили «red-handed» (т.е., если на нем самом или на его одежде были обнаружены пятна крови); а также если человек нес или перевозил животное, живое или мертвое; или если кто-нибудь видел, как он подобрал палку «толщиной больше пальца» или срубил ветку. Разумеется, подобные постановления можно было трактовать очень широко, и, несомненно, они давали почву для взяток, подкупов и шантажа. 
Кем были главные нарушители лесного закона и как с ними обходились?
«Томас Инкел, лесничий из Клиффа, обнаружил в Сибертонском лесу участок земли, мокрый от крови, и по кровавому следу на снегу дошел до дома Ральфа Реда из Сибертона. Там он послал за другими лесничими и за честными людьми (foresters and good men). Они обыскали дом Ральфа и обнаружили кусок оленины; тогда они арестовали Ральфа и отправили в тюрьму в Нортхэмптоне, где он и умер. Но незадолго до смерти, находясь в тюрьме, он назвал имени Роберта Стерди из Сибертона и Роджера Тока, объявив, что они совершили помянутое преступление в лесу вместе с ним. И лесничие обыскали дом помянутого Роберта и нашли оленьи кости. Они также арестовали его и отправили в тюрьму. В доме Роджера Тока они нашли уши и кости разных лесных животных. Роберт Стерди, представ перед судом, сказал, что дал в своем доме приют собакам Уолтера из Престона. Эти собаки ели оленину, отсюда и кости; Роберт клянется, что виноват в этом помянутый Уолтер, и пусть его завтра же вызовут. Уолтер подтвердил, что его собаки пятнадцать дней провели в доме Роберта, а сам он в это время охотился на косуль. Помянутый Роджер Ток, представ перед судом, все отрицал. А что касается найденных ушей и костей, то они принадлежат животным, которых загнали собаки Уолтера из Престона. А поскольку Роджер долго пробыл в тюрьме и был едва жив, было решено его выпустить, запретив селиться в пределах леса».
1251 г.: «Это произошло в среду после Михайлова дня, когда Джеймс из Терлбера, Томас Испанец и Роберт Уик, лесничие сэра Джеффри Логли, лесного судьи, и прочие с ними, поехали в Фарминг-вуд, в Бригстоке, после обеда, и обнаружили нескольких человек, числом двенадцать, вооруженных луками и стрелами и замышляющих недоброе. Они вели на сворке трех собак, из которых одна была черная, другая рыжая с торчащими ушами, а третья черно-белая. Тогда лесничие окликнули их, и обе стороны начали пускать друг в друга стрелы. И двое нарушителей отделились от шайки и схватили Роберта Уика, который стоял подле дерева; а когда лесничие не смогли более противостоять им из-за численного перевеса, преступники скрылись».
1248: «Уильям ле Рас и Джефри из Пилтона, пешие лесничие из Уэйбриджа, около полуночи шли к Уэйбриджу, обходя дозором свою территорию, и около Олконбери увидели рыжую гончую, которая вспугнула олениху. Тогда они подозвали помянутую гончую и поймали ее. Вслед за гончей появились двенадцать человек, причем один нес топор, другой длинную палку, а остальные десять имели луки и стрелы, и они вели на поводках еще трех собак, из которых одна была белая, другая в черно-белых пятнах, а какого цвета была третья, лесничие не упомнят. Лесничие сих людей окликнули, и те выпустили в лесничих шесть стрел, из коих три были зазубрены, а три со свинцовыми шариками на концах. И лесничие тоже стали стрелять, но, поскольку было темно, а лес густой, они не знают, что сталось с теми людьми».
Суды, которым надлежало разбираться с нарушениями лесного закона, учредил Вильгельм Завоеватель; верховный «лесной суд» назывался Forest Eyre («лесная сессия». Он собирался раз в год, и председательствовал в нем сам король или его личный представитель в данном графстве. Этот суд разбирал, во-первых, правонарушения и преступления против лесного закона, совершенные представителями знати, которых судить могли только пэры и которых нельзя было допрашивать в «низшем» суде; во-вторых, правонарушения, совершенные «низшими», но повлекшие за собой ущерб на сумму свыше шиллинга; в-третьих, Forest Eyre переносились дела в том случае, если обвиняемый был пришлым, которого никто в округе не знал, или подозреваемым аутло (и если нахождение вне закона было доказано, обвиняемого отсылали к шерифу или местному лорду, который его вешал, уже без всякого дополнительного разбирательства). Если на суд вызывали местного жителя, известного в округе и никогда до тех пор не сидевшего в тюрьме, он сам (или его семья или община) мог внести залог, наличными или имуществом за дозволение не находиться под арестом до дня суда. Но, разумеется, бывали случаи, когда обвиняемого освобождали под залог, после чего он бежал и оказывался вне закона, поскольку не являлся на суд в должное время. В таком случае, все его имущество – деньги, животные, предметы обихода и т.д. – переходили в казну.
С мелкими преступлениями против лесного закона разбирались местные суды, которые собирались раз в сорок дней; в них председательствовал местный старший лесничий (назначаемый шерифом и официально представляющий короля). В таких судах разбирались дела о предполагаемых или доказанных нарушениях, повлекших ущерб на сумму не выше одного шиллинга (если ущерб был больше, слушание откладывалось до следующей сессии Forest Eyre).
(надгробие на могиле лесничего)
Единственным оружием, которое как будто ускользнуло от внимания королевских чиновников и которое простолюдин мог носить в лесу, не рискуя быть арестованным, была дубинка (staff) – разумеется, если она не была недавно вырублена. Пилигримы и путники пользовались такими палками в дороге как посохами, поэтому запретить их ношение было совершенно не возможно. Классическая длина английской дубинки, как правило, была на четверть больше длины раскинутых в стороны рук (отсюда название quarter-staff). Эта тяжелая палка могла послужить серьезным наступательным и оборонительным оружием в руках человека, который умел ею пользоваться.
Самым тревожным временем для тех, кого нужда гнала в лес, были октябрь (когда спаривались олени) и т.н. fence-month (две недели до и две недели после Иванова дня – время, когда рождались оленята). В этот период всем идущим и едущим через лес воспрещалось сходить с дороги, и любого человека, обнаруженного в зарослях, лесничие имели право задержать, а при сопротивлении или бегстве застрелить.
В пределах Шервуда находились пять деревень и два монастыря; в общей сложности там проживали не более двухсот пятидесяти человек. Хотя Шервудский лес в 1200 г. занимал площадь в двенадцать квадратных миль, «обслуживали» его изо дня в день всего пятеро лесничих. При таком раскладе, разумеется, нарушения были довольно регулярными. В Шервуде столь часто появлялись вооруженные луками браконьеры, что в 1138 г. архиепископ Йоркский решил направить их энергию во благо и лично обратился с призывом к «людям Шервуда», призывая их взять свои луки и выступить на помощи Англии, боровшейся против шотландского вторжения. И действительно, отряд шервудских лучников принял участие в битве при Нортоллертоне – они «так утыкали шотландцев стрелами, что те стали походить на ежей». Иными словами, «люди из Шервуда» уже на тот момент повсеместно славились своим искусством, а стало быть, у них была возможность практиковаться в стрельбе из лука – где-то в безопасном месте, где они не рисковали угодить в тюрьму по обвинению в браконьерстве. Тем не менее, когда в 1140 г. им предложили принять участие в вышеупомянутой гражданской войне, шервудские лучники не откликнулись на призыв. 
Нередко в королевском лесу происходили настоящие баталии между силами закона и порядка и шайками браконьеров. Так, в конце XIII в. Джон де Ласель, главный лесничий Шервудского леса, в сопровождении двух рядовых лесничих, поймал и арестовал двух нарушителей лесного закона, которые были обезоружены и посажены под замок в деревне Блидуорт; в дальнейшем предполагалось передать их шерифу Ноттингемскому. Однако ночью появилась шайка вооруженных людей, которая напала на часовых (впрочем, без применения оружия); неизвестные взломали замок, освободили арестованных, после чего до утра держали в осаде дом, где ночевал главный лесничий. Хотя, как выяснилось, разбойников хорошо знали в округе, никаких санкций не последовало, даже несмотря на то, что в суд были вызваны несколько свидетелей. Незадолго до того помощник шерифа Реджинальд де Грей участвовал в двух лесных стычках с разбойниками. Предполагаемый главарь шайки, по имени Роджер Годберг, был в конце концов схвачен местными жителями, которых возглавил лично сын шерифа. Он был отправлен в тюрьму, сидя в которой изъявил желание поступить на королевскую службу, и более о нем ничего не известно. В 1313 г. двое подозреваемых в браконьерстве были арестованы и посажены под замок в деревне вблизи Раффордского аббатства; опять-таки, ночью их освободила явившаяся в деревню банда «неизвестных» - и вновь никаких юридических санкций не последовало. Хотя обоих браконьеров в округе «знали по имени», в суд не явился ни один свидетель.
Несколько лесных стычек в 1320-х гг. были связаны с именами печально знаменитых братьев Фолвиллов, которые со своей шайкой, проникая в Шервудский лес со стороны Дерби, терроризировали местные деревни и браконьерствовали. Лишь в 1341 г. шериф Ноттингемский, сэр Роберт де Колвиль, начал предпринимать против них решительные действия; ему удалось изловить и казнить вожака, но шайка, избрав другого предводителя, бесчинствовала еще три года. Попадались и разбойники и благородного сословия. Так, сэр Гослин Денвилл возглавил шайку из двухсот наемников и аутло, с которой совершил беспримерно дерзкий рейд по йоркширским и шервудским деревням и монастырям во время баронского восстания в 1322 г. под знаменем Ланкастера. Столкнувшись с силами шерифа Йоркширского, который привел в лес шестьсот вооруженных бойцов, сэр Гослин сдался после отчаянной битвы, в которой погибло двести человек. Тем не менее, разбойник-аристократ не понес никакого наказания, поскольку поспешно присягнул на верность Эдуарду II.
В конце 1190-х гг., пытаясь противостоять постоянным разбойничьим набегам, шериф выстроил второй Ноттингемский замок в долине реки Лин и поставил там гарнизон, состоящий из ирландских наемников, однако этот план провалился, поскольку замок стоял чересчур изолированно и весьма нерегулярно снабжался припасами (местные лорды отказались это делать). Пережив несколько набегов, замок в конце концов был заброшен (его фундамент сохранился и поныне).
Большинство аутло удавалось в конце концов арестовать, потому что их выдавали или предавали – или потому что шайку попросту окружал большой вооруженный отряд. Облава, несомненно, требовала больших расходов, а потому устраивалась лишь в исключительных случаях. В таких случаях лесничие, скорее всего, запрашивали военную помощь у коменданта Ноттингемского замка. В том числе, подобные облавы были редкими еще и потому, что они наносили серьезный долговременный ущерб деревьям и дичи, и на «восстановление» зачастую требовалось много лет. Иными словами, поощрять слишком частые рейды, при которых лес попросту вытаптывался, а животные распугивались на много миль, было отнюдь не в интересах короля.
Назначение крупных сумм за голову самых известных аутло, как ни странно, не пользовалось особой популярностью и было не слишком выгодно; в любом случае, охота за браконьерами представляла массу трудностей. Главная из них заключалась в том, что человека, который желал спрятаться в Шервудском лесу, занимавшем сто тысяч акров в 1200 году, было очень нелегко найти.
В Шервуде (в том числе в стоящих в лесу монастырях) всегда искало убежища множество беглых преступников – убийц и воров, а также просто сбежавших сервов. Известен, по крайней мере, один инцидент, когда преступник, бегущий от лесничих, попросил убежища в монастырской церкви.
Средневековый лес по традиции служил убежищем тем, кто находился в бегах и скрывался от закона или собственного лорда. Сотни людей искали приюта в Шервудском лесу в период англосаксонских восстаний 1075-76 гг., когда норманны в отместку опустошили всю область от Ноттингема до Йорка. Большая часть этих беглецов, к сожалению, умерла от голода и лишений – даже Шервудский лес вряд ли мог прокормить такое количество людей одновременно. Но часть все-таки выжила и навсегда связала свою жизнь с Шервудом: сначала беженцы селились в естественных пещерах в глубине леса, затем принимались строить жилища на опушках. В период гражданских войн и разнообразных потрясений в лесу искали прибежище приверженцы обеих сторон, особенно – притом в больших количествах – дезертиры (в 1135-55, 1215-16 и 1322-33 гг.). Во время междоусобной войны Стефана и Матильды (1135-55 гг.), во время которой Ноттингем дважды выгорал, Шервуд был буквально наводнен людьми, ищущими укрытия. Многие из беглецов, отчаявшись, делались грабителями, чтобы прокормиться – либо, разжившись деньгами, вернуться в общество.
Запись 1323 года гласит, что из-за обилия подобных шаек требовалось вооруженное сопровождение, чтобы безопасно пройти через Шервуд (после чего эскорт требовался опять, поскольку дальше путь по Северному тракту лежал через Барнсдейл, где, в частности, укрылись после битвы при Боробридже в 1322 году множество побежденных мятежников, занимающихся с тех пор браконьерством и грабежами). В беспокойные времена монархи порой издавали специальный указ, где говорилось, что деревья и подлесок по обе стороны королевского тракта должны быть вырублены на расстоянии «полета стрелы» (т.е., примерно 100 ярдов), чтобы предотвратить нападение из засады. Тем не менее, в пределах Шервуда подобной меры никогда не предпринималось.
@темы: средние века, англомания