Я замечала уши этой Руриании и у Агаты Кристи, и в "Больших гонках" и много еще где. И в "Семипроцентн...

понедельник, 08 сентября 2014

19:06

Шано

Я замечала уши этой Руриании и у Агаты Кристи, и в "Больших гонках" и много еще где. И в "Семипроцентном растворе" , кстати

02.09.2014 в 21:26

Пишет Rosenkavalierin:

Благодаря нынешней ФБ узнала о существовании такого государства, как Руритания. Подробно читать fandom Black Michael 2014 здесь. И даже не подозревала, что одним из поклонников Руритании был мой любимый писатель Г.К. Честертон. Век живи, век учись

Наталия Трауберг.
... а мы мальчишками были

В самом разгаре “конца века” (тогда — XIX-го) появился роман о маленьком государстве по имени Руритания. Написал его молодой законовед, окончивший Оксфорд, Энтони Хоуп Хоукинс. Вышел роман в мае 1894 года и очень всем понравился, буквально всем, соединив такие крайности, как изысканная “элита” (слово это, даже в кавычках, не совсем удобно писать) и потребители сентиментальных романов “про светских людей”.

Конечно, книга не стала одним из “грошовых романов”, которые в Англии назывались “penny dreadfuls“, а в Америке — “dime novels”. Еще неизвестный и измученный духом времени Честертон, совсем уж молодой, на одиннадцать лет моложе Хоупа, сохранил навсегда ту радость, которую принес ему “Узник замка Зенда”. Он и его друзья вообще устали и от высокомерия, и от уныния, и от цинизма.

читать дальшеЧерез четырнадцать лет, в посвящении, и которого мы взяли эпиграф, Честертон писал, что в девяностых годах “люди гордились подлостью”, “...стыдились совести”, “...развратничали без радости, трусили без стыда”. Нетрудно представить, какой подарок — роман, где герой не трусит, совести— не стыдится, а уж тем более не развратничает.

Таких героев Честертон и его друзья искали у Стивенсона. Заметим и напомним, что Стивенсон для англичан, особенно — тогдашних — совсем не мальчишеский писатель. Они высоко чтили и , наверное, чтут удивительное исследование поистине дьявольской души во “Владельце Баллантре”, любили (и, наверное, любят) пока неизвестные у нас повести. Как-никак в сонете на смерть Честертона монсиньор Роланд Нокс говорит, что Стивенсон “в сердце человеческом читал”, словом, этот писатель для молодых людей был мудрым, благородным, исполненным дерзновения, — но все же уныния и цинизма совсем перевесить не мог, — чего-то тут не хватало. Тогда двадцатилетний Честертон и прочитал книгу Хоупа — именно двадцатилетний, ему и исполнилось двадцать тоже в мае — и полюбил ее на всю жизнь.

Многие ее полюбили. Это была романтическая повесть, породившая сразу особую разновидность, так и называющуюся “руританской” (“Ruritarian romance”). И сам Хоуп, и его подражатели стали писать и печатать такие ипохожие романы.

Через несколько десятилетий Толкин сказал, что очень хорошие книги, написанные для взрослых, переходят к подросткам и детям, как переходит в детскую немодная мебель. Это случилось и с “Гулливером”, и с“Робинзоном”, и даже, в какой-то мере, с “Дон- Кихотом”.

Энтони Хоуп так высоко не замахивался, и его роману было ещелегче перейти к подросткам. Сейчас не очень легко представить, что взрослые всерьез читали его — хотя нет, смотря какие взрослые. Чем проще душойчеловек, тем проще ему восхищаться этим рыцарским романом. Да, все дерутся, кого-то убивают — но ведь давно описано и известно, что смерть в таком жанре — не смерть, падают и умирают не люди, а куклы, карты, знаки добра и зла. Подлость и доблесть четко разделены, любовь — идеальна, герой — именногерой, в прямом смысле этого слова.

Хорошо об этом читать и так видеть в конце нового, несравненно худшего века: только и опасность больше, ведь черно-белый мир в настораживающей близости к сомнительным, а то и просто страшным раскладкам массовых культур и тоталитарных обществ.

Ничего не поделаешь, здесь, как и везде — Сцилла и Харибда. Чуть пережмешь в одну сторону — и радуешься словам “... нет места подвигу”. Пережмешь в другую — и ужасаешься тому самому духу, который жить не давал молодому Честертону. Проверка одна: милость. Не “доброта”, чего только ею не назовут, а именно то расположение души, тот сплав императивов и запретов, который обозначается только что написанным словом. В таком двухмерном пространстве, как повесть Энтони Хоупа, эта сверхдрагоценная добродетель, несомненно, есть.

Ни эту книгу, ни другие — “Сердце принцессы Озры” (1896), “Саймон Дэл” (1897) — просто нельзя превратить в апологию силы. И смотрите, к милости тут же прибавятся еще две совсем не брутальные добродетели. Первая — смирение. Стыдновато радоваться такой повести, это ведь даже не Честертон, даже не Стивенсон (теми тоже особенно не погордишься), просто кукольный театр какой-то. Вторая — надежда. Провиденциальная шутка одарила сэра Энтони Хоукинса странным вторым именем “Хоуп”. Его он взял псевдонимом и превратил в фамилию.

И одна из недавних статей о нем эту шутку обыгрывает в самом названии, которое приблизительно, теряя игру слов, можно перевести “Значит, еще есть Надежда”, то есть “Hope”. Как они все нужны нам — надежда, смирение, милость.
Опубликовано в книге Энтони Хоупа "Пленник замка Зенда" -- Одесса: Два Слона, 1993.

Статья отсюда

URL записи

@темы: книги

URL

Комментарии

08.09.2014 в 20:19

Амарилли

и у Агаты Кристи, и в "Больших гонках" и много еще где Кстати, да. Просто не знала, что это так называется) про себя называла это фантастическое государство "Богемией", как у Конан-Дойля.

URL

08.09.2014 в 20:29

Шано

Rosenkavalierin, я тоже, тем более и у Стивенсона страна принца Флоризеля называлось Богемией. Но потом то там, то здесь мне начал попадаться "Призрак Зенды", А потом я его почитала (на английском, с помощью ПРОМТа, тот еще был опыт). И мне сразу стало ясно, откуда растут ноги у подмененного принца из "Больших гонок".

URL