Оригинал взят у в Самый мощный взрыв доядерной эпохи[изображение] 6 декабря 1917 года в гавани канадского города Гал...

среда, 03 декабря 2014

09:08

Шано

Оригинал взят у в Самый мощный взрыв доядерной эпохи

6 декабря 1917 года в гавани канадского города Галифакса произошел невероятно мощный взрыв. Французский военный транспорт «Монблан», груженный практически одной только взрывчаткой, врезался в норвежский корабль «Имо». На судне произошел пожар, который привел к взрыву, разрушившему порт и немалую часть города. Предположительно 2 000 человек погибли под развалинами и из-за пожаров, бушевавших после взрыва. Примерно 9 000 человек получили ранения, 400 человек потеряли зрение. Взрыв в Галифаксе включили в число мощнейших взрывов, устроенных человечеством, данный взрыв значится самым сильным взрывом до появления ядерного оружия.

Давайте узнаем про этот случай подробнее …

5 декабря 1917 года на рейде канадского порта Галифакс появилось небольшое французское транспортное судно «Монблан» под командованием капитана Эма ле Медека. Ничего примечательного в транспортнике не было – один из многих, бороздивших в те неспокойные военные годы воды Атлантики.

«Монблан» был построен на английской верфи Рейлтона Диксона в Мидлсборо в 1899 году. Двухмачтовое судно имело вместимость 3121 регистровую тонну, его длина составляла 97,5 метра, ширина — 13,6, осадка — 4,6 метра. Когда началась первая мировая война, «Монблан» купила французская судоходная фирма «Компани дженерал трансатлантик». По требованию Адмиралтейства, которое в военное время имело право распоряжаться торговым флотом страны, владельцы подремонтировали борта парохода, установили на его баке четырехдюймовую пушку и покрасили судно в шаровый цвет — «Монблан» стал вспомогательным транспортом.

Вполне заурядная посудина, если бы не ее засекреченный груз, полутора неделями ранее помещенный на борт в порту Нью-Йорка. На палубе и в четырех трюмах «Монблана» находилась мощнейшая взрывчатка: 2300 тонн жидкой и сухой пикриновой кислоты, 200 тонн тринитротолуола, 10 тонн «порохового хлопка» (пироксилина) и 35 тонн бензола – новейшего по тому времени горючего для танков и бронеавтомобилей. Этот опасный горюче-взрывчатый груз отправили во французский порт Бордо, чтобы использовать в сражениях против кайзеровской Германии.

Пересекать в одиночку Атлантический океан тогда было слишком опасно. Хотя становилось понятным, что Германия проигрывает войну, на океанских просторах ее крейсера и подводные лодки продолжали охотиться за судами противника. Поэтому в Галифаксе формировались конвои, чтобы корабли пересекали Атлантику под охраной военных судов. Должен был присоединиться к такому конвою и «Монблан». С охраняющей рейд канонерской лодки пароходу азбукой Морзе просигналили приказ отдать якорь и принять на борт офицера связи. Прибывший через несколько минут на транспортник лейтенант Фриман сказал капитану: «Если с моего корабля не последует каких-либо дополнительных сигналов, вы сможете сняться с якоря и войти в гавань, как только позволит видимость, то есть около 7 часов 15 минут утра».

Тем временем в шести милях от «Монблана», в гавани Галифакса, стоял готовившийся к выходу в открытое море

норвежский пароход «Имо», несколько превосходивший по размерам главного героя нашей статьи. Его капитан Хаакан Фром не успел вывести судно в море до сумерек в силу того, что баржа с углем подошла к его борту не в три часа дня, как было условлено, а только в шесть вечера, когда ворота противолодочного заграждения бухты уже закрыли. Так что выход в море норвежцам пришлось отложить до утра следующего дня.

Утро 6 декабря выдалось морозным, но ясным, обещавшим жителям Галифакса чудесную солнечную погоду. В эти ранние тихие часы трудно было себе представить, что где-то в Европе грохочут пушки, а совсем рядом, в Северной Атлантике, рыщут германские субмарины. С семи часов утра третий помощник капитана «Монблана» штурман Левек, стоя на мостике, наблюдал в бинокль за канонерской лодкой, ожидая дополнительных указаний военных. Вскоре с ее борта просигналили, что французский пароход должен следовать в гавань Бедфорд и ждать указаний командования.

Ле Медек отдал распоряжение выбирать якорь и попросил местного лоцмана Фрэнсиса Маккея приступить к своим обязанностям. Приблизительно в это же время снялся с якоря и через пролив Нарроуз, разделяющий Галифакс на две части, в открытое море направился и грузовой пароход «Имо». С моря войти в узкий фарватер было делом непростым: с одной его стороны располагались минные поля, а с другой тянулись сети заграждения, преграждавшие путь подводным лодкам противника. К тому же навстречу шли столь же тяжело груженные суда. Требовалось соблюдать предельную осторожность.

Лоцман знал, какой груз находился на палубе и в трюмах «Монблана», и, будучи достаточно опытным, уверенно вел судно по узкому фарватеру по хорошо известным ему береговым ориентирам, придерживаясь разрешенной скорости в четыре узла (примерно 7,4 километра в час).

«Монблан» прошел на расстоянии полкабельтова (около 90 метров) от стоявшего на фарватере британского крейсера «Хайфлаер», отсалютовав ему флагом. Впереди оставался самый простой участок пути. В проливе было достаточно места, чтобы пароходы могли благополучно разойтись. Видимость была идеальной, других судов в фарватере не наблюдалось. Принятые еще в 1889 году Международные правила для предупреждения столкновения кораблей требовали, чтобы «в узких проходах всякое паровое судно держалось той стороны фарватера или главного прохода, которая находится с правой стороны судна». Три четверти мили – расстояние немалое, всегда есть время подумать, сориентироваться, произвести необходимый маневр. Но получилось так, что капитаны не проявили должной осторожности.

«Имо» и «Монблан» встретились перед поворотом пролива. Сделав несколько не совсем удачных маневров, пароходы оказались на расстоянии каких-нибудь 15 метров друг от друга. Казалось, опасность столкновения миновала. Но тут произошло непредвиденное. Как только «Монблан» стал отворачивать влево, норвежцы дали задний ход, просигналив об этом тремя короткими гудками. «Монблан» тоже сдавал назад. Несколько мгновений, и нос «Имо», словно топор сказочного великана, вонзился в правый борт «Монблана». Форштевень на три метра разворотил борт французского транспортника, легко воспламеняемый бензол из разбитых бочек потек по палубе, а оттуда на твиндек (межпалубное пространство внутри корпуса судна. – Прим. ред.), где была уложена пикриновая кислота. Целую минуту винты «Имо» вспенивали воду, пока его нос со страшным скрежетом не выскользнул из пробоины. В этот момент сноп искр поджег разлившийся бензол. В считаные секунды пламя перекинулось на соседние бочки. Бак «Монблана» охватило пламя, и столб густого черного дыма взвился на 100 метров вверх.

Только экипаж французского парохода, лоцман Маккей и командование морского штаба в Галифаксе знали о секретном грузе на борту. Борьба за спасение судна не имела никакого смысла и могла привести к большему числу жертв. Не мог капитан его и затопить, ведь кингстоны «Монблана» за без малого два десятка лет эксплуатации успели проржаветь, и на их открытие требовалось время, которым команда, увы, не располагала. Маккей советовал дать полный вперед, направив судно к выходу из пролива. Так «Монблан» мог зачерпнуть в пробоину много воды и пойти на дно. Но ле Медек был склонен больше заботиться об экипаже, а не о лежащем на берегах пролива городе и отдал приказ спустить шлюпки на воду.

Покинутый командой, «Монблан» оказался во власти внутреннего течения, которое подогнало его к деревянным пирсам Ричмонда – северной части Галифакса, на которые стремительно перекинулось пламя. По обоим берегам пролива стали собираться толпы зевак, привлеченных страшным и необычным зрелищем. Через некоторое время к месту трагедии прибыли пожарные суда, а команда вельбота с крейсера «Хайфлаер» закрепила трос на корме «Монблана» и передала его конец на буксирный пароход «Стелла Марис». Двигательная установка буксира взревела, и «Стелла Марис» начала отводить «Монблан» в сторону моря. Чтобы избежать катастрофы, не хватило примерно получаса.

Часы на башне городской ратуши показывали 9 часов 6 минут утра, когда над «Монбланом» взметнулся гигантский огненный язык. Размещенная впереди и позади средней надстройки и машинного отделения взрывчатка сдетонировала почти мгновенно. Пароход разлетелся на сотни тысяч раскаленных кусочков, и чудовищной силы, словно у современного тактического ядерного боеприпаса, взрывная волна разошлась во все стороны. Все каменные здания, не говоря о деревянных домишках, по обоим берегам пролива Нарроуз буквально смело с лица

земли. Телеграфные столбы переламывались, словно спички, деревья вырывало с корнем. Обрушились мосты, водонапорные башни и заводские кирпичные трубы. Взрыв был настолько сильным, что даже дно небольшого залива Норт Арм обнажилось на несколько секунд, а в расположенном в 30 милях от места трагедии городе Труро выбило оконные стекла. На несколько минут весь порт и стоявшие у причала суда утонули в кромешной тьме. Некоторые, как крейсер «Найоб» водоизмещением 11 000 тонн или пароход «Курака», словно щепки, выбросило на берег. Галифакс был окутан черным дымом, сквозь который на город падали раскаленные куски металла и обломки кирпича.

Особенно пострадал расположенный на склоне холма Ричмонд. Там рухнуло здание протестантского приюта для сирот, заживо похоронив под каменными обломками своих обитателей. Было разрушено три школы, из 500 учеников которых в живых остались лишь 11. Погибли несколько сот рабочих, собравшихся на крыше сахарного завода «Акадиа», чтобы посмотреть пожар на «Монблане». На текстильной фабрике не уцелел почти никто. Многие раненые замерзли, поскольку на следующий день похолодало и начался сильный буран. Всего же, согласно официальной статистике, погибли 1963 человека, более 2000 пропали без вести, около 9000 были ранены, в том числе 500 человек лишились зрения от разлетевшихся оконных стекол. Крова лишились не менее 25 тысяч человек.

О силе врыва можно судить по тому, что 100-килограммовый кусок шпангоута «Монблана» нашли в лесу в 12 милях от эпицентра . Веретено станового якоря, которое весило около полутонны, перелетело через пролив Норт-Арм и упало в лесу в 2 милях от места взрыва. Четырехдюймовую пушку, которая стояла на баке «Монблана», нашли с расплавленным наполовину стволом на дне озера Албро, расположенного в одной миле за Дартмутом. Все каменные здания, не говоря уже о деревянных домах, стоявших по обоим берегам пролива Те-Нарроус, в Дартмуте и Ричмонде, почти полностью оказались стертыми с лица земли. На всех домах, которые находились на расстоянии 500 метров, были сорваны крыши. Телеграфные столбы переломились словно спички, сотни деревьев вывернуло с корнем, мосты обрушились, рухнули водонапорные башни, заводские кирпичные трубы… Особенно пострадала северная часть Галифакса — Ричмонд — район города, расположенный на склоне холма. Там рухнуло здание протестантского приюта сирот, похоронив заживо под каменными обломками своих обитателей.

Разрушения были огромными, ровно как и количество погибших и раненых. Многие из раненых замерзли в обломках – на следующий день температура резко упала и начался сильный буран. Некоторые сгорели заживо, потому что по всему городу от разрушений начались пожары, полыхавшие несколько дней.

Из стоявших в гавани судов погибла дюжина крупных транспортов, а десятки пароходов и военных кораблей получили очень сильные повреждения. Ошвартованный у пирса №8 большой новый пароход «Курака» оказался полузатопленным и выброшенным на другой берег пролива. Из 45 членов его экипажа в живых остались только 8. Стоявший под его прикрытием по отношению к «Монблану» транспорт «Калони» остался без спардека, трубы и мачт. На крейсере «Хайфлайер» взрывной волной разворотило бронированный борт, снесло рубки, трубы, мачты и все баркасы. Более 20 человек из команды крейсера были убиты и более 100 человек ранены. Крейсер «Найоб» водоизмещением 11 тысяч регистровых тонн выбросило на берег, словно щепку. Стоявший в сухом доке норвежский пароход «Ховланд» был почти полностью разрушен. Когда взрывная волна утратила свою силу, в проливе Те-Нарроус образовалась придонная волна высотой около 5 метров. Она сорвала с якорей и бочек десятки судов. Ею был подхвачен и «Имо». С частично сохранившимся спардеком, без трубы и с погнутыми мачтами, он был выброшен на берег. На нем погибли капитан Фром, лоцман Хэйс и пятеро матросов. Берега Ричмонда и Дартмута на протяжении мили были завалены буксирами, баржами, шхунами, катерами и лодками. На воде плавали трупы людей и лошадей. Из-за развалившихся угольных печей и плит повсюду начались пожары. Произошла удивительная вещь — в округе в радиусе 60 миль в церквах от взрывной волны зазвонили колокола.

С рассветом 7 декабря над Галифаксом ударили морозы и начался снежный буран, а через сутки со стороны Атлантики на город налетел шторм, один из самых сильных за последние 20 лет. Снежный буран затруднял работу спасательных партий, развалины занесло снегом, поэтому вытащить из-под обломков удалось не всех. Пожары бушевали в городе несколько дней. Когда мир узнал о катастрофе, в Галифакс направили помощь из Бостона прибыл специальный железнодорожный состав с медикаментами и продуктами, потом еще один состав, оборудованный под госпиталь, с ним приехали 30 врачей — хирургов, окулистов и 100 сестер милосердия. Из Нью-Йорка доставили 10 тысяч теплых одеял, медикаменты, продукты. Потом в Галифакс стали прибывать пароходы с одеждой, стройматериалами, цементом, гвоздями. Во многих странах проводили сбор пожертвований в пользу жителей разрушенного города. В итоге Галифакс получил 30 миллионов долларов.

Судно «Имо» при взрыве было выброшено на мель. В 1918 году его сняли с мели, отремонтировали и переименовали в «Гивернорен». В 1921 году пароход наскочил на камни и затонул во время рейса в Антарктику.

По официальным данным, жертвами стало 1 963 человека, 2 000 человек пропали без вести. Одна из канадских газет сообщила, что только фирма галифакского гробовщика Мак-Галиврея изготовила 3200 надгробий. В 3-х городских школах из 500 учеников выжило всего 11. Северная часть города — район Ричмонд практически полностью сровняло с землей. Всего в городе было полностью уничтожено 1600 зданий, 12 тысяч получили серьезные повреждения. Общий материальный ущерб от трагедии составил 35 миллионов канадских долларов.

Суд

Еще не успели в городе затушить все пожары и еще не были извлечены из-под обломков зданий все трупы, как население Галифакса потребовало у губернатора выдать им виновников катастрофы.

13 декабря 1917 г. в уцелевшем здании городского суда началось расследование причин катастрофы. Председателем судебной комиссии назначили Артура Драйздейла — верховного судью Канады.

В комиссию вошли представители Британского адмиралтейства, капитаны кораблей, известные в городе инженеры и юристы.

Суду ясно, что причиной катастрофы явилось столкновение пароходов в проливе Тэ-Нарроус. Вначале допросили капитана взорвавшегося парохода. Напомним, что команда «Монблана» высадилась в одной миле от горевшего судна на побережье Дартмута и залегла в лесу.

Весь экипаж «Монблана» спасся, кроме одного матроса, который в момент взрыва получил смертельное ранение осколком в спину.

При допросе капитан Ле Медэк детально охарактеризовал погрузку взрывчатки в Нью-Йорке, объяснил причины прибытия в Галифакс и рассказал об инструкциях, которые он получил накануне перед входом в бухту. Он доложил суду, какие он давал гудки и какие делал маневры, потом рассказал, при каких обстоятельствах суда столкнулись (они совпадают с теми, которые нами изложены выше).

С норвежской стороны показания давал старший штурман (капитан и лоцман «Имо» были убиты при взрыве). Согласно норвежской версии, «Имо» входил в пролив со скоростью не более 5 узлов и отошел влево от оси фарватера, чтобы разойтись с американским грузовым пароходом, который шел им навстречу. Норвежские моряки заявили, что «Монблана сам подставил свой борт под форштевень «Имо».

На второй день допроса капитан Лс Медэк повторил свои показания, а лоцман Маккей под присягой полностью подтвердил все, что заявил Ле Медэк.

После того как лоцман закончил рассказ о столкновении, Ле Медэку задали вопрос: «Что произошло потом?» Капитан ответил: «Когда я увидел пламя и дым, я посчитал, что судно взлетит на воздух немедленно. Невозможно было что-либо предпринять, чтобы погасить пожар, и, чтобы зря не рисковать жизнью сорока человек, я отдал команду покинуть судно».

Защитник «Имо» шел на всяческие ухищрения, чтобы сбить с толку французов, доказать их вину и отстоять норвежцев.

У Ле Медэка не было почти никаких шансов выиграть дело по той причине, что он был капитаном французского судна, а в то время в Канаде очень не любили французов. Это объясняется одним политическим конфликтом в самом начале войны. Многие канадские французы, особенно из провинции Квебек, не хотели воевать на стороне Англии. В провинции Квебек по этому поводу были даже волнения. Слова «французский канадец» в те дни звучали как «изменник».

Для жителей Галифакса было более чем достаточно, что судно, погубившее их город, носило трехцветный флаг…

Французского капитана пытались сбить с толку, запутать в его же показаниях о сигналах, которые давал «Монблан». Но Ле Медэк оставался спокойным. Газета «Галифакс Геральд» отмечала: «…на все вопросы судей он давал прямые ответы, его глаза все время смотрели в глаза спрашивающего». — Ваше судно несло на мачте красный флаг или какой-то другой сигнал, обозначавший, что оно имеет на борту взрывоопасный груз?

- Нет сэр.

- Почему нет?

- Потому что красный флаг согласно Международным правилам означает, что на судно грузят взрывчатку и что

оно находится в процессе погрузки или выгрузки опасного груза. Нигде в Правилах не сказано, что флаг должен быть поднят, когда судно на ходу, и я полагал тогда, что особенно во время войны было бы предпочтительным, чтобы никто не знал о моем грузе.

Версия норвежцев сводилась к следующему. Прежде чем «Имо» мог вернуться на свою сторону фарватера, впереди показался буксир «Стелла Мариек с баржами. Он резал им нос, и, таким образом, они продолжали движение близ берега Дартмута. Когда «Имо» дал один короткий гудок, «Монблана вовсе не находился близ берега Дартмута, а был на оси фарватера и резал нос «Имо», который, находясь на траверзе «Стелла Марис» против пирса No 9, дал три гудка и пустил машину на задний ход.

В это время расстояние между судами составляло половину — три четверти мили. С машиной, работающей на задний ход, «Имо» носом повернул вправо, в сторону Галифакса, и с этого времени до столкновения его нос даже не поворачивался в сторону Дартмута.

Перед столкновением норвежское судно не двигалось. Потом последовал один гудок «Монблана». «Имо» ответил одним гудком, так как его нос валился вправо.

К этому моменту «Монблан» намного вылез на середину фарватера, но, тем не менее, суда все же могли разойтись левыми бортами. Потом французское судно дало два гудка и повалилось влево, подставив свой борт под форштевень «Имо», который немедля дал три гудка и среверсировал машину, но было уже поздно.

Суд проходил в обстановке шпиономании. В каждом действии и маневре французских и норвежских моряков судьи пытались найти злой умысел. Лоцмана Маккея пытались чуть ли не силой заставить отречься от показаний. Была сделана попытка уличить его в пьянстве. Но местный шериф отрицал это, а председатель лоцманской ассоциации Канады заявил, что Фрэнсис Маккей является одним из лучших лоцманов ассоциации.

По поводу красного флага на мачте «Монблана» мнения судей разошлись. Большинство считало, что в условиях военного времени этот флаг был бы равносилен самоубийству: дать знать немецким агентам о грузе.

Через несколько дней следствия выяснилось, что «Имо» вообще не имел официального разрешения на выход в море. Капитан судна мог получить его только у капитана третьего ранга Фредерика Виятта, который отвечал за движение судов на внутреннем рейде. И вообще Виятт считал, что никакой опасности столкновения судов в проливе Тэ-Нарроус никогда не отмечалось. На суде он обосновывал свое мнение тем фактом, что в этом проливе неоднократно расходились лайнеры «Олимпик» и «Мавритания».

4 февраля 1918 г. верховный судья Канады Драйздейл объявил решение суда. В тринадцати пространных пунктах вся вина была свалена на капитана «Монблана» и его лоцмана. В постановлении говорилось, что они нарушили Правила предупреждения столкновения судов в море. Суд требовал уголовного наказания лоцмана, рекомендовал французским властям лишить капитана Ле Медэка судоводительских прав и судить его по законам его страны.

Ле Медэк, Маккей и капитан третьего ранга Виятт, которого обвинили в том, что он поздно предупредил жителей города о возможном взрыве, были арестованы.

Удивительно, что никому из судей не пришла в голову мысль обвинить в галифакской катастрофе Британское адмиралтейство, которое фактически приказало судну, набитому взрывчаткой, войти в пролив, проходящий через город, и бросить якорь в бухте Бедфорд, где оно должно было ждать формирования конвоя. Бросается в глаза парадоксальный факт: судно, уже принявшее груз (причем огромную партию взрывчатых веществ), заставили следовать в залив, забитый судами. Почему-то никому не пришло в голову отдать приказ ожидать конвоя на внешнем рейде Галифакса под охраной канонерских лодок. Если бы даже «Монблан» получил в борт торпеду немецкой подводной лодки, то город не пострадал бы. Однако об этом на суде не было сказано ни слова.

В марте 1918 г. дело снова слушалось в Верховном суде Канады. Синдикат капитанов дальнего плавания Франции подал прошение морскому министру страны о защите капитана Ле Медэка. Через год он и лоцман Маккей были освобождены и обоим вернули судоводительские права.

Позже международный суд, разбиравший иски двух судоходных компаний, решил, что в столкновении виновны оба судна в равной степени,

В начале 1918 г. злополучный пароход «Имо» был снят с мели и отбуксирован в Нью-Йорк на ремонт. Потом его переименовали в «Гивернорен». В 1921 г. во время рейса из Норвегии в Антарктику он выскочил на камни и погиб.

Капитан Ле Медэк служил в фирме «Компании женераль трансатлантик» до 1922 г. В 1931 г. французское правительство, как бы подчеркивая невиновность своего флага в столкновении «Монблана» и «Имо», в связи с уходом на пенсию наградило бывшего капитана парохода, погубившего город, орденом Почетного Легиона.