рассказ

[Шано]

Молитва о пропавшем без вести

1
Мэтр Блори а Тома лэр Лаймири имел право входить к канцлеру без доклада, но этим обычно не злоупотреблял. Тем не менее сегодня пришел в неурочное время.
Герцог полдникал в саду, и хотел было прервать свое занятие, чтобы проводить почтенного мэтра к себе в кабинет, но маг попросил принять его без церемоний. Тогда герцог попросил принести прибор для гостя, собственноручно налил ему эля и отрезал кусок пирога. Герцог в еде был неприхотлив и вполне довольствовался простой деревенской пищей. Они из вежливости перекинулись несколькими фразами о погоде, городских новостях, и наконец мэтр Блори счел возможным перейти к вопросу, который его занимал.
- Сегодня утром я посетил замок Камэо, - сказал он.
Герцог поморщился.
- Вы не первый приходите ко мне с жалобой на действия королевского архивариуса. Все почему-то сразу начинают обвинять его в разбазаривании выделенных ему средств. Но во-первых, никаких средств для ведения архива лэр Камэо пока не получал. А во-вторых, даже безграмотный крестьянин знает: для того, чтобы что-то на грядке вырастить, надо грядку хорошо удобрить…
- Э-э… прошу прошения, ваша светлость, - осмелился вставить слово мэтр Блори. – Я вовсе не собирался критиковать какие бы то ни было действия архивариуса. Я, собственно, пришел просить вас дать ему свободу.
- Нет, - сказал герцог. – Этот вопрос даже не обсуждается, так что прошу прощения, но я не могу выполнить вашу просьбу.
Мэтр Блори промолвил:
- Как печально. А я надеялся на ваше милосердие.
- Прошу меня извинить, - послышался вкрадчивый голос. – А с чего вдруг вы захотели искать милосердия?
Мэтр Блори посмотрел направо. Лэр Тамино, ранее им незамеченный, сидел в кресле в тени густых кустов и держал на коленях книгу. Низ его лица, как обычно, был прикрыт краем шарфа, и мэтру Блори ни с того ни с сего вдруг подумалось, что никто не знает, как выглядит лэр Тамино без своего тюрбана и с открытым лицом. Мало ли в Арагарте юношей среднего роста со светло-карими глазами? Ему достаточно снять свои экзотические одежды и переодеться во что-нибудь не столь броское – и он спокойно затеряется на улицах города. Впрочем, мэтр Блори скорее всего узнал бы лэра Тамино не по одежде, а по замечательно-яркой ауре, выдающей отмеченного божеством человека. Причем, созерцая эту ауру, поневоле задумаешься, такое ли скромное место в пантеоне богов занимает Богиня-Кошка. Но других жрецов Кошки мэтру Блори встречать не доводилось, и не с кем было сравнивать, насколько личные качества самого лэра Тамино резонируют с божественными.
- Не знаю, в курсе ли вы, какие отношения были у меня с младшим сыном, - начал мэтр Блори.
- Совершенно не в курсе, - сказал герцог.
- Очень напряженные. Настолько, что он предпочел, когда вырос, со мной не встречаться, - объяснил мэтр. – У него, в свою очередь, тоже есть младший сын, и они тоже были в весьма напряженных отношениях. Настолько, что мальчик решил сбежать из дому. Когда сын понял, что исчерпал свои способы разыскать мальчика, он обратился ко мне. У меня, как вы понимаете, есть свои методы. Я сделал прибор, который указывает на мальчика. Мой сын уехал с этим прибором. Больше я вроде бы помочь не могу, но когда сегодня я пошел посмотреть, что творится в замке Камэо… а там есть на что посмотреть магически одаренному человеку… мне в голову пришла мысль, что я могу привлечь еще и симпатическую магию. Архимаги вроде меня часто склонны забывать о таких элементарных обрядах. Я увидел этого молодого человека, главного архивариуса, и подумал: может быть, если я помогу ему, кто-то там далеко поможет моему внуку?
- Помогите какому-нибудь другому юноше, - сказал герцог. – Этого я вам не отдам.
- Это будет неправильно, - возразил мэтр Блори. – Импульс был испытан при виде вашего архивариуса.
- А, я понимаю вас, - проговорил лэр Тамино. – Это что-то вроде выбора животного для жертвоприношения. Смотришь на стадо овец и понимаешь, что на жертвенник надо брать именно этого барашка.
- Это не жертвоприношение, - возразил мэтр Блори.
- В каком-то смысле именно оно, - сказал лэр Тамино. – Мне не хотелось бы влезать в теологические тонкости, но жрецы тоже пользуются симпатической магией. А уж как ею пользуются орочьи шаманы, хотя они ни разу не маги… - он вздохнул, как будто владение симпатической магией на уровне орочьих шаманов являлось самым большим предметом его мечтаний. – Но, к моему сожалению, лэр Камэо свободы не получит. Никогда. И это не потому, что мы питаем по отношению к нему какую-то особую ненависть. Напротив, лично мне этот человек очень симпатичен.
- А мне – нет, - проворчал герцог, впрочем, вполне добродушно. – На мой взгляд, нет человека – нет и проблемы.
Лэр Тамино укоризненно глянул на брата.
- Ты слишком категоричен, - мягко укорил он. – Уже одно то, что он взялся за Камэо, на мой взгляд, есть достаточное основание для того, чтобы сохранить ему жизнь.
Герцог хмыкнул.
- Так что вам, достойный мэтр, придется поискать другой путь… - обратился лэр Тамино к мэтру Блори.
- Я понял, - сказал мэтр Блори и встал. – Что ж, не буду вас больше отвлекать, господа.
- Если нет возможности принести в жертву выбранного барашка, - вдруг сказал лэр Тамино, - мы, жрецы, приносим жертву барашку. Цветочки или сочную травку, что-то вроде.
Лэр Блори с подозрением посмотрел на него. Лэр Тамино, впрочем, был совершенно серьезен. Кажется. Трудно разобрать, когда пол-лица занавешено темным шарфом.
По дороге домой мэтр Блори размышлял о стоящей перед ним проблеме и мысли его то и дело сворачивали на «жертвоприношение барашку». Когда его карета въехала наконец во двор Магической семинарии и остановилась перед крыльцом ректорской резиденции, замысел жертвоприношения уже сформировался и он понял, кому поручит исполнять это дело. Тут не только лэру Камэо жертвование получится, тут еще и несколько человек получат свободу. Относительную, конечно, но абсолютной свободы в этом не самом худшем из миров вообще не бывает.
Первым делом он освободил из карцера семинариста Тиммо. Пока за Тиммо посылали, да пока он приводил себя в вид, пристойный для появления перед ректорскими очами, мэтр Блори продиктовал секретарю приказ о переводе Тиммо в распоряжение кастеляна замка Камэо.
Когда Тиммо явился на ковер к ректору, вид у него был вызывающ и угрюм. Нет, в порядок он себя по возможности привел: измятую одежду малость поотряхивал от соломы и лицо умыл, но все равно выглядел он так, как будто его из-за каких-то пустяков вызвали из лаборатории, оторвав от жизненно важного опыта, и ему надо срочно возвращаться назад, пока лаборатория не взорвалась.
- Вы как, семинарию покидать не собираетесь? – спросил мэтр Блори.
- Я оплатил пятьдесят лет пользования библиотекой, - напомнил Тиммо. – Прошло только семь с половиной.
- Про библиотеку и разговора нет, пользуйтесь на здоровье, - ответил мэтр Блори. – Однако вот как студент вы семинарию не устраиваете.
- Выгоняете, значит, - понял Тиммо. - А как же устав библиотеки? Пользоваться могут только студенты и преподаватели семинарий.
- Семинарий, заметьте, - сказал мэтр Блори. – А не конкретно нашей семинарии.
- Ага, - понял Тиммо. – Боюсь, мне придется побеспокоить юристов. Перевод студента в семинарии, расположенные в других городах, возможен только по заявлению студента или его родителей. Если я не ошибаюсь.
- Не ошибаетесь, - улыбнулся ректор. – Это касается семинарий, расположенных в других городах. Но «Хартия о школярских вольностях» не запрещает переводить в другую семинарию в черте города, если таланты студента более соответствуют профилю другого учебного заведения.
- Да с какого хрена! – не сдержался Тиммо. – У меня нет талантов жреца! Вот ни капельки!
- Ну почему? – возразил ректор. – К юриспруденции у вас большой талант, вполне важное жреческое качество. Но я, собственно, и не в Жреческую семинарию вас переводить собрался. А в Архивную, - тут мэтр Блори несколько слукавил: об Архивной семинарии пока никому, кроме него самого да вот теперь и Тиммо, не было известно. Однако мэтр Блори не сомневался, что и ректор Жреческой семинарии, и сам герцог основание Архивной семинарии поддержат. Особенно если учесть, что вся ее деятельность будет направлена на разборы документации, сваленной в замке Камэо.
- Архивную? – переспросил Тиммо.
- Именно так. В замке Камэо, - подтвердил ректор.
- Ах, в замке Камэо! – до Тиммо, наконец дошло, куда его ссылают. – Да там же свалка!
- В которой находится много-много книг, что самое главное, - заметил ректор.
- Ага. Так. Понятно, - Тиммо поморгал белесыми ресницами. – И мне будет позволено эти книги читать?
- Об этом вам следует договариваться с вашим новым начальством, но думаю, лэр Камэо не откажет.
Еще бы лэр Камэо отказал! Ему, наверное, прямая выгода иметь в подручных запойного книгочея. А то, что у этого книгочея порой появляются странные идеи – так лэр Камэо и сам не без странностей. Справится как-нибудь. Главное, чтобы не поубивали друг друга.
Мэтр вспомнил лэра Камэо. Нет, этот смертоубийства, пожалуй, не допустит. А Тиммо, пожалуй, и воодушевился в предвкушении перевода. Поэтому ректор решил нагрузить его некоторой миссией, которая тоже имела отношение к новозадуманной Архивной семинарии. А сам, избавившись от неудобного студента, сочинил прошение об учреждении Архивной семинарии, лично съездил подписать его к ректору Жреческой, а потом завез прошение во дворец к канцлеру.

2
За порученное дело Тиммо принялся рьяно и сразу отправился в сторону Невольничьего рынка. Вопреки названию, более всего здесь торговали лошадьми, волами и прочей живностью помельче вроде коз и овец. Рабов, впрочем, тоже продавали, но в несравненно меньших количествах.
Стать рабом можно по-разному.
Во-первых, рабом можно было просто родиться.
Во-вторых, за долги. Могли и родители продать из-за нищеты ребенка, но такое обществом не одобрялось – все-таки не дикари какие-нибудь.
В-третьих, можно было угодить в полон.
Все эти три категории рабов назывались «выкупными» и имели теоретическую возможность выкупиться или быть освобожденными хозяевами – в общем, их положение было небезнадежно.
Четвертая категория, так называемые «каторжные» – осужденные на рабство за различного рода преступления – выкупиться не могли ни под каким видом, а освобождены могли быть только по королевскому указу о помиловании. Обычно мелких воришек и тому подобную шушеру к этой категории не относили, но это как повезет: добрый судья посмотрит на воровство сквозь пальцы да оформит в долговые рабы, а злой наградит на всю катушку.
Когда жрецам или магам нужны были люди для жертвоприношений, так брали из этой категории, если не предъявлялось никаких особых требований.
Работорговец поначалу и решил, что Тиммо прислали из семинарии за жертвенным рабом. И хотя Тиммо сказал ему, что требуются грамотные подростки, торговец все равно показал ему только одного юношу: из каторжных, мол, только этот в наличии. «Каторжный» смотрел прямо перед собой и старался не подавать виду, что напуган. Попадание в руки мага обычно ничем хорошим для каторжного раба не кончалось.
Остальной молодняк, который торговец держал отдельно от взрослых, не менее испуганно смотрел на Тиммо из-за штакетника. Тогда Тиммо, сдерживая раздражение, сказал громко, адресуясь не только торговцу, но и подросткам за заборчиком:
- Мне нужны ребята возрастом моложе меня и грамотные. Не для жертвы. Для работы с бумагами.
Подростки за своим заборчиком переглядывались, вызываться никто не решался.
- Выкупные рабы будут освобождены сегодня же под обязательство отработать три года.
- Я грамотный, - быстро сказал из-за заборчика один из ребят, на вид чуть моложе Тиммо. – и мой брат грамотный.
Мальчишка лет десяти так глянул на брата, что Тиммо сразу стало ясно, что старший брат врет. Тиммо вынул из кармана томик и протянул старшему. Тот бойко прочитал заглавие «О воздушных и огненных элементалях с описанием махин подчиняющих оных». Тиммо отобрал у него книгу и сказал тихо: «Беру вас обоих, но обучишь брата, понял?»
- Я тоже грамотный, - настороженно сказал напряженный, как струна, каторжный. Он глянул в раскрытую книжку и по складам почитал фразу.
- Беру, - сказал Тиммо. – Но свободы не обещаю, сам понимаешь.
Он посмотрел, кто там еще за штакетником. Один мальчишка сидел на земле, полуотвернувшись, другой, поколебавшись, выкрикнул:
- Я тоже грамотный! – он подхватил палочку и накорябал в пыли нехорошее слово. Судя по тому, что две буквы из четырех он написал неправильно, это было все, что он знал и умел.
- Беру, - сказал Тиммо. В конце концов, от тратил не свои деньги, а ректорские. А ректор велел ему купить всех грамотных детей и подростков. Он посмотрел на последнего оставшегося мальчика, но он сидел совершенно безучастно, как будто это его не касалось.
Зато из-за другого заборчика донеслось тихое:
- Господин, купите нас, мы грамотные.
Тиммо глянул: две девочки, на вид не старше двенадцати лет. Он поколебался, подразумевало ли его задание покупку девочек. И все равно сказал, даже не проверяя, умеют ли они читать:
- Беру.
Он снова посмотрел на последнего мальчика, но так и не шевелился. Тогда Тиммо повернулся к торговцу и начал торговаться. Хоть деньги были не его, а ректорские, платить без запроса он не привык. Торговец превозносил качество своего товара, все подростки сильные, здоровые и миловидные, причитал он. Тиммо возражал, что миловидность ему ни к чему, а грамотность явно не такая, чтобы стоило о ней говорить и тем более платить за нее деньги. Торговец помянул о девственности девочек – Тиммо только хмыкнул: он не гарем набирает, а писцов. Архивариуса вряд ли будет занимать вопрос, насколько целомудренны его работники. Наконец, Тиммо сдался: согласился заплатить запрашиваемую торговцем сумму, но тогда торговец добавит еще вон того мальчишку, что сидит и помалкивает.
- А давайте, - легко согласился торговец. – Этот мальчишка для меня все равно один убыток. Подсунули в сумерках, я и не заметил, что он орк. Только вряд ли он вам в писцы сгодится…
Тиммо посмотрел: мальчишка как мальчишка. Глаза слишком темные, а так вполне человеком выглядит: волосы темно-русые, кожа смугловатая, но без характерного для орков серого оттенка. Полукровка. Только когда мальчик встал, стала заметна типичная для орков сутулость и косолапость. Однако признаков того, чтобы официально признать мальчика орком, не было, и Тиммо сказал:
- Беру!
Итого за ворота Невольничьего рынка за Тиммо вышло пять мальчиков и две девочки. Первым делом Тиммо тут же, у ворот рынка, нашел нотариуса и оформил на все покупки, кроме каторжного, вольную с отработкой. С вольноотпущенников сняли рабские ошейники, на ладошки поставили долговые штампы. Компания заметно повеселела: хоть в этом не обманули! Даже каторжный заулыбался.
Для очистки совести Тиммо спросил, не проголодались ли. Но на рынке кормили сытно, чтобы рабы не потеряли товарных качеств. Тогда Тиммо купил каждому, и себе тоже, по яблоку и по груше, и они пошли, вгрызаясь в сочную мякоть, прямо в замок Камэо.
Лицо лэра Камэо, когда перед ним предстало восемь довольных жизнью перемазанных соком физиономий, описанию не поддавалась. Тиммо с помощью купчей и вольной все-таки удалось втолковать ему, что это все студенты Архивной семинарии и прибыли в его распоряжение, но архивариус все-таки пребывал в недоумении. Как сразу выяснилось, против дополнительной рабочей силы он не возражал, но вот вопрос прокорма и жилья для пополнения волновал его гораздо больше.
- В аттонекосах размести, - ядовито посоветовал парень в потертой жреческой мантии – помощник архивариуса.
Архивариус посмотрел на него недобрым взглядом, потом обернулся к новоприбывшим:
- Так, мальчики… и девочки, - добавил он после некоторой паузы. – Жить нам всем пока негде, кроме этой вот палатки. Можно, конечно, снять комнату на каком-нибудь постоялом дворе, но такую ораву в приличное место вряд ли кто пустит, а в те места, куда вас пустят, я и сам вас не пущу, - он посмотрел на палатку, прищурив глаз. - Думаю, все-таки разместимся, если потесниться.
До прибытия пополнения посередине палатки стоял раздвижной стол, несколько стульев, пара корзин. С одного бока от стола располагались два постели, и с другого тоже две. С одного бока спали архивариус и его помощник, с другого – два орка, выделенные замку в качестве грубой рабочей силы. Теперь все это надлежало вынести и сенные матрасы расстелить заново. Как раз шесть штук и вместилось.
- Как ты угадал, что нам понадобится двенадцать одеял? - Спросил жрец, которого звали Гийор.
- Не угадывал я, - ответил архивариус. – Я думал, каждому по два, а из остальных одеял орки себе куртки и штаны пошьют. У них сейчас в большой моде костюмы из арагартских одеял.
- Это тебя твой божественный покровитель надоумил, - сказал Гийор.
- Я что – жрец, чтобы меня боги поучали? – возразил архивариус. – Я вообще в богов не очень-то верю. Может, они где-то и есть, да какого хрена им в мои дела вмешиваться?
- Очень здравый подход, - одобрил жрец. Тиммо посмотрел на него с удивлением. Жрецу как раз подобало бы поддерживать в мирянах почитание богов. Всем же понятно, что они, как посредники, с того почитания кормятся.
- Ладно, - устало сказал архивариус. – Завтра попрошу эльфа вырастить еще одну палатку, для девочек, одеял как-нибудь потом докупим, а сейчас давайте лучше экзамен проведем, насколько вы все грамотные.
Самым грамотным оказался Тиммо: он умел писать и уставом, и столичным полууставом, и базарной скорописью. Кроме этого он знал магическую символистику и мог говорить и читать еще на трех языках. В этом он обошел Гийора, который, кроме арагартского, знал только древний язык священных писаний. Язык так и назывался – «священный язык», потому что имя народа, который эти писания составил, история не сохранила, а сам себя в писаниях этот народ почему-то никак не называл. Не иначе, люди эти застенчивые были до самозабвения.
- Расчудесно, - молвил архивариус, указывая на одну из корзин с книгами: - тут у нас книги на других языках, разбери, может быть, что опознаешь.
Старший из братьев, Дилл, писал полууставом и скорописью. Его братишка Вари с трудом разбирал буквы и постоянно путался.
- Ничего страшного, - сказал архивариус ему добродушно, - Грамотность – дело наживное. Научишься еще. Кто еще не умеет читать? – он обвел глазами ребят. - Наказывать не буду, просто нам надо знать, кого и чему учить.
Одна из девочек несмело подняла руку:
- Я не умею, господин.
- Научим, - улыбнулся архивариус. – Тебя как зовут? Саира? Читать – это совсем несложно, а часто очень интересно, Саира. А ты? – спросил лэр Камэо полуорчонка.
- А вы и меня грамоте прикажете учить? – недоверчиво прошептал тот.
- Конечно. Как тебя зовут?
- Орчонок зовут, - отвечал тот.
- А другого имени нет? Ладно, подумаем над этим позже.
Он посмотрел на оставшихся.
- Вот этот, - показал Тиммо, - умеет неприличное слово написать. С двумя ошибками.
- Ну разве ж можно неприличные слова с ошибками писать? – мягко укорил архивариус. – Над тобой же смеяться будут! Ладно, научим и тебя… как имя? … Листик? Это что, такое имя есть?
- Прозвище, - просипел сконфуженно Листик.
Архивариус посмотрел на вторую девочку.
- Читаю и писать по-простому умею, ваша милость, - доложила она, не дожидаясь вопроса. – Зовут Рамонна.
- По-простому – это скоропись? – переспросил архивариус. – Будешь учиться писать полууставом. У нас тут уже завели привычку писать полууставом, так что не будем ее менять. А ты? – спросил он каторжного.
- Тоже. Читаю и пишу по-простому. Имя Науло, - сказал тот.
- За что осудили?
- Воровство.
- У нас тут воровать особо нечего, но если замечу – собственноручно изобью, - скучным голосом сказал архивариус. – Или повешу. Смотря сколько украдешь.
Науло промолчал.
- Это, между прочим, всех касается, - предупредил архивариус. Никто не стал встревать с комментарием, что, вообще-то, по закону раб не имеет права вешать свободного человека без приказа владетеля. Владетелем замка Камэо был король. В его отсутствие главным в замке был главный архивариус. Что наделяло его многими правами, хотя он был всего лишь раб. Причем, как определил Тиммо по видимым только магическим зрением знакам на ошейнике, раб каторжный.
- Ну что ж, - подвел итог архивариус. – Что там за Архивная семинария, мы будем разбираться завтра, а сейчас можете укладываться спать. Гийор, почитай детишкам что-нибудь интересное на ночь. Да, и не забудь объяснить новичкам, что такое аттонекос. Желающие помыться могут залезть в купальню… Э, куда вы?
Он растерянно посмотрел на подростков, которые все вместе, не разбирая, кто мальчик, кто девочка, мигом пораздевались и попрыгали в горячую воду. Потом повернулся к Гийору:
- Зря мы все-таки банных полотенец не прикупили.
- Зря, - согласился Гийор, глядя в переполненный бассейн.
- Я бы тоже погреться не отказался, - сказал Тиммо. - Да куда уж тут лезть?
Они дали малышне вволю поплескаться, потом загнали их в палатку и велели укладываться спать.
- Тесновато, - сказал Гийор.
Орки еще раньше забрали свои одеяла и перебрались в остатки сена.
- Я буду спать под навесом у бассейна, - решил архивариус.
- А если дождик ночью пойдет? Навес-то совсем прозрачный.
Архивариус поднял нос к небу и понюхал воздух.
- Да нет, вроде не будет дождя.
- Ты что, орк? – спросил Гийор.
- Слушай, бросай эти шуточки, - предупредил архивариус, которого почему-то нервировало, когда сомневались в его чистокровно-человеческом происхождении.
- Какие уж тут шутки? – возразил Гийор. – Ты прямо как орк погоду нюхал! Люди так не делают.
- Совершенно орочья привычка, - подтвердил Тиммо.
- Много вы в орках понимаете! – архивариус забрал свое одеяло и ушел под навес, предоставляя остальным самим заботиться о своем ночлеге.
Утром, когда Тиммо отправился к ректору доложить о проделанной работе, оказалось, что архивариус с утречка уже побывал у мэтра Блори, задавал вопросы об Архивной семинарии и внес несколько дельных предложений по ее организации – раз уж от семинарии ему отвертеться не удалось. В числе этих удачных предложений было и такое: присвоить Тиммо степень бакалавра. Должен же быть в семинарии хоть один дипломированный преподаватель.
- Так что можете считать вопрос решенным, - обрадовал своего бывшего студента ректор. – Конечно, на оформление всех документов и их согласование уйдет несколько дней, но вы можете считать себя бакалавром.
- Без дипломной работы? – возмутился Тиммо.
- Дорогой мой, мы же все вас прекрасно знаем, - возразил ректор. – Думаю, за дипломную работу можно засчитать то укрощение демона… весной.
- Это когда флигель развалили? – переспросил Тиммо. Он тогда сильно перетрусил, когда увидел, что два его недоумка-однокурсника таки вызывали демона, хотя вообще-то просто чертили гексограмму и одновременно обсуждали, вот идиоты, тонкости произношения некоторых слов в заклинании призыва. На их счастье, Тиммо оказался не таким дураком и вовремя сообразил, что полупрозрачный смерчик в гексаграмме – это не просто атмосферное явление. Флигель пострадал, это да. Но все остались живы, в том числе и демон. Вполне нормальный парень оказался этот демон – после того, как успокоился, ну так это еще неизвестно, как бы бушевал Тиммо, если бы его оторвали от сундука с книжными раритетами, до которых он с большим трудом дорвался, да отправили бы невесть куда. А так… поговорили о том о сем, поделились несуразицами в учебном процессе, с которыми обоим приходилось сталкиваться, и распрощались, потому что в остатки флигеля уже ломились старшие преподаватели, а демону с ними знакомиться не очень хотелось. Тиммо и сам бы не стал с ними знакомиться на месте демона, всем известно, что архимаги – известные живодеры. Самое смешное, что если бы Тиммо на экзамене спросили, как укротить демона, он бы наверняка схватил бы неуд, а как вживую с разъяренным демоном столкнуться довелось – откуда-то и заклинания вспомнились, и знаки, и даже пассы отлично получились, хотя по жестикуляции у Тиммо были одни неуспехи, и он давно поставил на себе крест: бывают же неуклюжие люди, у которых руки сами знаете откуда растут, ну так Тиммо именно такой. Но во-первых, демонология Тиммо особенно никогда и не интересовала, а во-вторых, жестикуляция – это довольно неточный и устаревший метод. Во всяком случае, в том виде, в котором его преподают в семинарии.
- У вас тогда все прекрасно получилось, - успокоил ректор, приняв молчание Тиммо, который невзначай перешел к обдумыванию преимуществ жестикуляции перед виргаактивацией, за некоторую неуверенность в своих силах. Тиммо, впрочем, привык, что его понимают неправильно.
- Ладно, - сказал Тиммо, - преподаватель так преподаватель. Прошу прошения, мэтр, а господин архивариус, когда с вами семинарские дела обсуждал, упомянул о том, что с финансами у семинарии пока полный швах? Раз уж я преподаватель, меня такие вопросы очень интересуют. Например, будут ли мне жалование платить.
- Конечно, будут. Я выделил на содержание каждого из учеников, которых ты вчера привел в Камэо, тридцать марок в год. Это обычная плата за обучение в средней провинциальной семинарии. Но Архивная семинария пока и не может похвалиться высокой репутацией, как наша столичная Магическая.
- Ага, - согласился Тиммо. – Только вы забыли, что, заплатив тридцать марок, студент кормится за свои деньги, снимает жилье за свои деньги, платит за мантию и письменные принадлежности, за пользование библиотекой, там-сям еще по мелочи и, кроме того, имеет хотя бы смену одежды и башмаки. А у детишек, которых я вчера привел, не то что обуви – даже ложек нет. И эти тридцать марок будут потрачены на одежду, обувь и еду. А о таких подробностях, как жалованье преподавателей, господин архивариус и не вспомнит. У него в роду не иначе как драконы были, его житейские мелочи не смущают.
Два часа спустя Тиммо вошел в замок Камэо с видом победителя.
Кое-кто работал, а малышня в основном сидела в теплом бассейне и грелась: денек выдался пронзительно-холодным, а одежки у ребят были и в самом деле несолидные. Архивариус обнаружился за грудой храмовых метрик вековой давности: он укладывал документы в большую корзину, и получалось у него довольно ловко.
Тиммо присел рядом.
- Я выбил из мэтра Блори еще денег, - сказал он нарочито скромно.
- Это хорошо, - отозвался архивариус, не прекращая работы. – Сколько?
- Он оплатит, - Тиммо достал небольшой свиток и зачитал вслух перечень:
Семь комплектов одежды, пристойных для студентов столичной семинарии – в год.
Четырнадцать смен нижнего белья – в год.
Семь пар башмаков – в год.
Четырнадцать пар чулок – в год.
(Это все в течение трех лет, добавил Тиммо)
Далее, единовременно:
Чехлов для сенных матрасов семь,
Чехлов для сенных подушек семь,
Сено для набивки матрасов и подушек,
Одеял шерстяных – семь,
Покрывал льняных – семь,
Чернильниц – семь,
Тетрадей ученических – семь.
Далее, для обустройства семинарии:
Мисок деревянных двенадцать,
Кружек деревянных двенадцать,
Ложек деревянных двенадцать,
Половник деревянный,
Блюдо деревянное для хлеба,
Две шестиквартовые медные кастрюли,
Шестиквартовый медный чайник,
Два деревянных двенадцатиквартовых ведра.
Далее, в качестве провианта:
Две бочки солонины,
Рыбы соленой бочку,
Рыбы копченой мешок,
Масла топленого бочку,
Масла кукурузного бочку,
Воз капусты,
Воз репы,
Муки пшеничной крупитчатой шесть мешков,
Муки ржаной шесть мешков,
Круп, разных, по мешку,
Мешок крупной соли,
А так же, для получения яиц, двенадцать живых куриц и одного петуха,
А так же, для получения молока, две козы.
Далее, в дар преподавателям новой семинарии:
Два матраса, набитых шерстью,
Два шерстяных одеяла,
Два покрывала льняных,
Четыре льняных простыни,
Две оловянные кружки,
Две оловянные тарелки.
Далее, в подарок ректору Архивной семинарии:
Тюфяк пуховый,
Матрас, набитый шерстью,
Одеяло пуховое,
Одеяло шерстяное,
Четыре льняные простыни,
Две рубахи с воротниками, украшенными шитьем,
Два шейных платка тонкого полотна, украшенные шитьем,
Плащ шерстяной хаммунской работы,
Бочонок ариманского вина,
Кружка стеклянная, оправленная в серебро,
Серебряная тарелка,
Серебряные ложка и вилка,
Серебряная солонка в виде эльфийской ладьи.

Архивариус выслушал список с все более возрастающим удивлением. Когда он услышал про кур и коз, глаза у него округлились. Когда дело дошло до пухового тюфяка, он собрался было что-то сказать, но захлопнул рот. Солонка явно поразила лэра Камэо до глубины души, и он сказанул сгоряча:
- Мэтр Блори меня что - замуж выдавать собирается? Экое приданое выделил! Нет, мы попробуем взять это деньгами… - рассудил он.
- Не получится, - злорадно сказал довольный реакцией начальника Тиммо. – Твою часть барахла мэтр мне покупать не доверил, пришлет отдельно.
- И хрен потом продашь эти солонки, обидится старый хрыч, - задумчиво проговорил архивариус. – Но дареному коню в зубы не смотрят.
Вот таким образом несколько дней спустя ученики могли уже щеголять в костюмчиках из плотной шерстяной ткани зеленого цвета. На случай заморозков архивариус купил всем по безрукавке из овчины, хотя и Тиммо, и Гийор убеждали его, что над Архивной семинарией в таком случае будут смеяться все, кому не лень. Однако насмешки архивариуса не смущали, а для работы с раскиданными по саду документами безрукавки были куда удобнее зимних курток или толстых плащей. Вдобавок он еще всем орочьи башлыки купил, чтоб уж точно было над чем посмеяться, но очень скоро выяснилось, что башлык тоже теплая и удобная штука, не то что привычные арагартские зимние войлочные колпаки.
- Маленькие зеленые человечки, - с ироническим умилением промолвил как-то архивариус, рассматривая свое небольшое «войско». И почему-то хихикнул.
Тиммо не понял, чего он там хихикает: не такие уж маленькие, не такие уж зеленые… Но начальнику виднее.

3
Когда тебе нет еще двадцати, как-то не очень веришь в то, что смерть близка.
Даже когда буря выкидывает корабль на берег острова Садаго, откуда еще никто из людей не возвращался.
Даже когда тащат тебя, обвязанного веревками, не разбирая дороги, через густой лес.
Даже когда привязывают к столбу посреди деревни, а столб, как толстым слоем краски, покрыт старой засохшей кровью.
И даже когда видишь, что все хижины в деревне украшены человеческими черепами, а земля вокруг столба усыпана человеческими костями, - все равно не веришь.
Разве можно поверить в то, что скоро тебя не станет?
Их было девять человек, спасшихся при кораблекрушении. Стоит ли говорить о спасении, если остаток жизни – вряд ли больше недели – им предстояло провести в боли и муках?
Уж кто-кто, а садагские ведьмы знают толк в пытках. Болью и кровью питают они свою силу и силу демонов, которым служат. И можно было не сомневаться, что из девятерых чужеземцев ведьмы выжмут все, что только можно.
Умом юный лэр Лаймири это знал. Но в душе своей все же не верил.
И правильно не верил, как оказалось.
Не успели еще ведьмы всерьез взяться за чужеземцев, как в деревню явились проплывавшие мимо эльфы, да не откуда-нибудь, а с Золотого острова. Обычных эльфов ведьмы погнали бы прочь, не слушая, а то и привязали бы где-нибудь рядом, но вот с этими, золотоостровскими, так поступать было чревато: эти эльфы сами хуже всяких демонов. Проще и спокойнее было отдать им то, за чем они пришли, тем более, что и расплачивались «золотые» эльфы всегда по-честному. Вот и в этот раз принесли целую корзину золотоостровских персиков, прося взамен самую малость: им, понимаете ли, нужны люди. Для жертвоприношения, само собой. Так-то вообще им на Золотом острове люди совершенно не нужны, но для жертвоприношений иногда требуются.
Пока эльфы торговались с ведьмами, пленники понемногу приходили в себя.
- Интересно, сколько человек им понадобится, - заметил штурман, привязанный к соседнему столбу.
- И так смерть и этак смерть, - сказал боцман, стоявший еще дальше. Он вообще по жизни был большим пессимистом.
- Ну не скажи, - возразил штурман. – У эльфов без мучений умрешь. Или ты предпочитаешь помучиться?
Юный лэр Лаймири умирать не хотел в любом случае: ни с пытками у ведьм, ни без пыток у эльфов. Однако его мнения, как и мнения остальных пленников, никто не спрашивал.
- Им нужен один человек, - сказал боцман. Он немного понимал по-ходяхски, а на Садаго говорят на родственном языке.
- Ну хоть один, - рассудил штурман.
- Но эльфы никак не поймут, кто именно им нужен для жертвоприношения, - сказал боцман.
- Монетку будут бросать? – хихикнул штурман. Его от нервов вело на неуместные шуточки, но он пытался сдерживаться. Не всегда получалось, правда.
- Всех забирают, - сказал боцман.
- Не шути так, - сказал кто-то из стоявших подальше, лэр Лаймири не узнал по сиплому голосу.
- Не шучу, - сказал боцман.
Да и говорить уже было излишне: всех пленников отвязали от столбов. Им дали немного полежать, ведьмы даже воды принесли пленникам, а потом подняли и погнали к берегу, где ожидал их эльфийский корабль. Не все пленники поднялись. Один остался лежать, и ведьмы сокрушенно поглядывали на него: никак не ожидали, что человек пытки вынесет, а освобождение от пыток – нет.
- И их осталось восемь… - мрачно пробормотал один из матросов, когда проходил мимо покойника.
На эльфийском корабле выяснилось, что эльфы все еще не могут определить, кого им надо принести в жертву, поэтому накормили-напоили, а также помыли и подлечили всех пленников: перед тем, как отдавать жертву божеству, надо чтобы вид у нее был не жалкий.
Это можно было бы считать переменой участи к лучшему, только людей волновал вопрос, что будет, когда эльфы выберут одного в жертву? С остальными-то что будет? Просто выкинут в море? Или выпустят на волю на ближайшем берегу?
Надменные эльфы ничего не говорили. Корабль куда-то плыл. Время шло. Несколько раз к пленникам подходили три эльфа. Эльфы приносили с собой серебряное блюдечко с зеркальной жидкостью. В блюдечке плавала серебряная лодочка. Когда блюдце было далеко, нос лодочки указывал на пленников. Как только пытались выяснить, на кого именно указывает лодочка - нос лодочки начинал метаться. Это вызывало у эльфов ожесточенные споры, скорее всего, теологического характера. У эльфов Золотого острова свой особенный язык, но некоторые слова вполне понятны. Слово «богиня» эльфы повторяли особенно часто.
Кончилось тем, что эльфы спустили на воду ритуальную ладью из серебристого эльфийского ясеня, так тонко сработанную, что людям такого не сработать – заметим сразу, и незачем так работать, потому что эльфийская ритуальная ладья плавает только до первой волны, а потом тонет. Мало того, что конструкция ладьи не подходит для моря-океана, а разве что для небольшого пруда, так еще и материал совершенно непригоден для использования в морском деле. Драгоценное дерево пропитывается влагой как губка. Не сразу, конечно. Два-три дня продержится, при том условии, конечно, что на пруду будет мертвый штиль.
Вот в эту ладью и погрузили пленников. Всех.
- Пусть Богиня сама выбирает, кто из вас ей нужен, - сказал один из эльфов, когда последний из людей спрыгнул в ладью. И эльфы уплыли, спев на прощание какую-то заунывную песню.
Был штиль, сияло солнышко, и ладья вела себя на удивление прилично. Сильное течение тащило ее на северо-восток, так сказал штурман, который примерно представлял, в какой части океана они находятся. Он же вполголоса заметил, что такая хорошая погода в это время года обычно надолго не задерживается.
- А нам надолго и не надо, - беспечно сказал кто-то из матросов.
Беспечность объяснялась тем, что кроме воды эльфы дали пленникам бочонок ариманского вина. Вино помогало отвлечься от воспоминаний от Садаго и размышлений о будущем.
Утром, когда бочонок иссяк, а серебряная ладья заметно просела и почти черпала бортами воду, их заметили с арагартского торгового корабля.

@темы: мое и наше, Арагарта