[Шано]

Оригинал взят у в ФИЛИППОК

Продолжаем разговор, медленно-медленно продвигаясь вслед за фронтиром...




Никто не хотел умирать

Войны не хотел никто. Война была неизбежна. Число белых увеличивалось слишком быстро, они передвигали фронтир, строили города, - а это уже било по интересам даже самых лояльных племен. Не менее раздражала активность пуританских миссионеров, уводивших неофитов в особые «города молитвы», ослабляя и без того слабеющие племена. А белым было плевать. После отжима Нового Амстердама у минееров, они замкнули на себя «особые отношения» голландцев с Лигой ирокезов, выигравшей первый этап «бобровых войн», и союз, тем более, равноправный, с ранее «добрыми друзьями» их уже не интересовал. А вот земля интересовала. Очень. Аж до «земельной лихорадки», как назвал эпидемию хвори, охватившую колонии, почтенный Роджер Уильямс, основатель Провиденса в Род-Айленде, изгнанный из Массачусетса за призыв обходиться с индейцами по справедливости, - и старому Массасойту, сашему вампаноагов, без которых первые «белые братья» хрен выжили бы, все это было понятно. Его племя обитало впритык к землям белых, и к его родовым угодьям их руки тянулись в первую очередь, но противиться этому он, некогда научивший отцов-пилигримов сеять маис и табак, не мог. Ни словом, ибо его не слушали, ни, помня о судьбе пекотов, делом. Поэтому и отступал все дальше в леса, безропотно ставя закорючки под все новыми актами о продаже участков земли, а утешая себя тем, что товары, полученные взамен, все-таки очень полезны. И эту же покорную линию поведения завещал сыновьям, старшему, Вамсутте, ставшему сашемом, и Метакому, лет 30 от роду, перед смертью, в январе 1661 года, велев ехать в Плимут и заручиться поддержкой поселенцев. Что они и сделали, произведя на белых приятное впечатление и, судя по всему, крестившись, вернулись домой уже Александром и Филиппом, в статусе «королей» и «друзей Англии».

Вместе с тем, что-то, видимо, плимутцам не понравилось. Всего год спустя в Плимуте заподозрили братьев в чем-то нехорошем, после чего отряд мушкетеров, явившись в Монтауп, «столицу» вампаноагов, арестовали Александра и увезли его в город белых. Там он, правда, блестяще оправдал себя, убедив совет и народ города в своей непреходящей дружбе, и получил разрешение ехать домой, но в путь тронулся уже тяжело больным и по дороге скончался при крайне смутных обстоятельствах, а лекари, осмотревшие тело, предположили, что вождя могли отравить. Так это было или не так, уже никто не скажет, но племя, давно не считавшее англичан друзьями, поверив, заговорило о мести, и могло пролиться немало крови, не успокой сородичей Метаком, ставший отныне единственным «королем» вампаноагов. Он явно намерен был продолжать политику отца и в следующие девять лет держал курс на мир с Поимутом и другими колониями пуритан, уже объединившимися в Конфедерацию Новой Англии, по первому требованию уступая приглянувшиеся соседям участки. И так аж до момента, когда вопрос зашел о земле под городок Суонси, который белые собирались строить в самом сердце территории племени, и согласии с запретом на продажу земли кому угодно, кроме Плимута. Терпеть и дальше, тем паче, при полном понимании той аксиомы, что белые не остановятся, было невозможно, и «король Филипп», - об этом практически ничего не известно, но логика событий говорит, что «да», - начал понемногу наводить контакты с вождями соседних племен, обеспокоенных не меньше. А то и больше, ибо если с вампаноагами, помня былое вась-вась, белые еще как-то церемонились, но всех прочих вообще уже за людей не считали.

Обсуждения тянулись медленно, муторно, год за годом. Все понимали, чем может кончиться война с белыми (только на юге Новой Англии их уже было 35000, тогда как тех же вампаноагов вдесятеро меньше). Все сознавали, что рассчитывать на какой-то успех можно только в том случае, если выступить вместе. И все отдавали себе отчет в том, что война, если все же начнется, должна идти на уничтожение, чтобы выжившие «белые братья» сами бежали прочь. Такие решения с кондачка не принимаются; сашемы нипнуков, покумнуков и наррангасетов, в общем, склоняясь к решению о войне, продолжали размышлять, а тем временем, кое-что (сеть информаторов и лазутчиков была развита) дошло и до англичан. Метакома вызывали на ковер в Плимут, он отнекивался, клялся в лояльности, его, - поскольку доказательств не было, - отпускали, затем вызывали снова. И наконец, летом 1671 года под прямым нажимом соседей Матком подписал с плимутцами Таутонский договор, обязавшись платить ежегодную «дань верности», - 100 фунтов, а кроме того, разоружить своих воинов и сдать в арсенал Плимут все мушкеты, купленные не у англичан. А поскольку оружие «король» сдавать не спешил, мотивируя тем, что воины не хотят и заставить их невозможно, 29 сентября, опять в Таутоне, ему пришлось подписать еще один договор, на сей раз признав себя «младшим братом губернатора и вассалом короля Англии». То есть, по сути, присягу на верность и согласие на смертную казнь в случае измены.



Двадцать второго июня, ровно в четыре часа

Правда, нюансы англосаксонского правосудия Метакома, полагавшего что «Ваш губернатор - всего лишь обычный человек. Я буду говорить только с моим братом, королем Карлом Английским. Когда он прибудет, тогда и поговорим», волновали мало. Куда тревожнее было, что подозрения белых перерастали в уверенность, поскольку невнятные слухи начали подтверждать и люди, которым в Плимуте доверяли. В частности, крещеный вампаноаг Джон Сассамон, выучившийся на пастора и ставший «почти англичанином», некоторое время служивший секретарем и толмачом при «короле Филиппе», доносил о встречах вождя с коллегами и длительных переговорах без свидетелей, настаивая на том, что мятеж вот-вот начнется, прося дать ему охрану, поскольку «язычники» его собираются убить. А поскольку в Плимуте выкреста считали «человеком своим, сметливым, хитрым и надежным», к его мнению прислушивались. И когда однажды утром тело Сассамона нашли в проруби, за дело взялись всерьез, под пыткой выбив из местных индейцев показания на трех вампаноагов из охраны Метакома. Их разыскали, арестовали, судили и 8 июня повесили, на чем бы и делу конец, но один из смертников, упав с виселицы, - лопнула веревка, - решил, что умирать плохо и заявил, что расскажет правду в обмен на то, что не повесят. Ему обещали, он признался в убийстве, заявив, что мокруху замутили по приказу шефа. После чего, - слово нужно держать! – был расстрелян, а Метаком, - известие до Маунтхопа дошло быстро, - немедленно приказал эвакуировать женщин с детьми на другой берег Наррангасетского залива и созвал воинов для совета, призвав «подданных» к войне и получив от них восторженное одобрение.

Такого в Плимуте все-таки не ожидали, в связи с чем попытались решить дело миром. Губернатор Уинслоу прислал письмо, уверяя в вечной дружбе и предлагая в посредники Джона Истона, вице-губернатора Род-Айленда, слывшего «другом индейцев», но остановить события или хотя бы притормозить их теперь, когда воины, откопав топор войны, рассеялись по местности, уже не предствлялось возможным: 18 июня несколько вампаноагов, ворвавшись в Суонси, принялась грабить дома. Затем индейцы отошли, но на следующий день вернулись и продолжили грабежи. Жители попытались организовать оборону, послали в Примут гонца, а на рассвете 22 июня, наконец, пролилась кровь: некий юноша застрелил одного из вновь появившихся воинов. И всё. 23 июня индейцы снова атаковали Суэнси, уже в полной боевой раскраске. Погибло одиннадцать человек, в том числе, и тот самый парнишка, - но из Плимута уже шло ополчение, разоряя по пути поселки вампаноагов, и Метаком, сознавая, что прямого столкновения с наличными силами не выдержит, приказав воинам отходить на восток, в болота, сумел сперва оторваться, а затем, сделав хитрый маневр, и заманить в засаду отряд капитана Бена Чёрча. Плимутцы, как писал позже сам капитан, «уцелели лишь волею милостивого Господа, найдя несколько лодок». И вот теперь, когда ни «королю», ни белым пути назад не было, все пошло в полную силу.

Используя небольшой запас времени, пока отряды белого ополчения из Плимута и Массачусетса стягивались к Суонси, Метаком развернул малую войну, атаковав крохотные фронтирные городки. В начале июля сгорели Таутон, Рехобот, Миддлборо, Дартмут, из жителей выжили только особо удачливые, уцелевшие бежали кто куда, но их перехватывали на тропах и убивали. Очередная попытка Чёрча прочесать болота, как и первая, провалилась: перехватив индейцев и навязав им бой, белые проиграли рукопашную и бежали, бросив семь или восемь «двухсотых», потери по тем временам очень большие, а воины Метакома исчезли бесследно, словно растворившись в воздухе; как указал Чёрч в отчете, «биться с ними невозможно, это всё равно что драться с диким зверем в его логове, теперь я не жду добра». И правильно, что не ждал. Теперь, когда сила была предъявлена, к вампаноагам присоединились племена, с вождями которых много лет вел переговоры Метаком. Поднялись покамтуки, нипмуки, массачусеты, абенаки, пришли воины из нейтральных племен, в том числе, и связанных договором с белыми, «королевская армия», - всего три сотни бойцов, - начала расти, Метакома видели везде одновременно, и в Массачусетсе, и в Коннектикуте, так что командование ополченцев не знало, куда разворачиваться. Фронтир горел, да уже и не только фронтир: индейские воины начали глубокие рейды на «белые» территорий, пали укрепленные Брекфилд и Дорчестер, южнее Норфилда, попав в засаду потерпел поражение, потеряв более половины (27 человек) личного состава отряд капитана Бэра. А затем пришла осень, и ничего хорошего не случилось: инициатива по-прежнему была за Метакомом: начались набеги на Дирфилд и Хэдли, и горожане бежали, бросив все пожитки.



Вместе весело шагать по просторам

А затем, при попытке вывезти из Хэдли зерно, у Блуди-Брук основные силы мятежников, - около 700 воинов, - наголову разбили большой, почти в сотню стволов, отряд капитана Томаса Лотропа, и спешно брошенная на выручку подмога смогла спасти только семерых раненых солдат. После этого англичан на севере Коннектикута почти не осталось и воины «короля», развернувшись на юг, разорили Хатфилд, Спрингфилд, Уэстфилд и Нортгемптон, жители которых едва успели укрыться в укрепленных фортах. Короче говоря, к концу октября «белая» Америка была в панике, зато Метаком уверился в своих силах настолько, что вывез семью из надежного убежища в подготовленный к зиме лагерь блих Хусика, на рубеже Массачусетса и Нью-Йорка. У него были все основания для оптимизма: «армия» неуклонно росла, кроме союзников, появлялись и воины заклятых врагов, могикан и ирокезов-мохавков, традиционных английских клиентов. В такой ситуации, конечно, был и минус, - громадное по меркам места и времени войско в 2000 бойцов требовало много припасов, а припасов было мало, а впереди маячила зима, но пока что, теплым октябрем, об этом не думалось. Думалось только о победе, которая казалась неизбежной, и на то имелись все основания: в ноябре на стороне короля наконец-то выступили могущественные наррангасеты, до тех пор державшие паузу, разве что позволяя семьям вампанаогов прятаться в своей хорошо укрепленной крепостице в болотах Род-Айленда.

Учитывая авторитет наррангасетов, на равных воевавших даже с ирокезами, это событие могло дать старт к всеобщему восстанию, чреватому, в самом деле, падением всех колоний и бегством на корабли. Поэтому власти Плимута, не медля ни дня, послали в землю наррангасетов армию не просто большую, но вообще невиданную, - 1000 солдат и несколько сотен союзных могикан. И 19 декабря, после отказа сашема Канончета «опозорить свою голову» выдачей женщин и детей, белые пошли на штурм форта, укрепленного гораздо лучше, чем обычные поселки краснокожих. По итогам, конечно, победили, но ценой, которую не привыкли платить: убив около 100 воинов и с тысячу женщин и детей, сами они «короля», как предполагалось, не изловили (его просто там не было), зато потеряли 70 человек убитыми на месте. Плюс около 150 ранеными, из которых по пути назад умерли около половины. Плюс огромные запасы продовольствия, хранившиеся в амбарах крепости, сгорели дотла, да к тому же еще и сашем Канончет, прорвав окружение, увел в поле полтысячи бойцов, которым теперь было за что и кому мстить. А сам «король» тем временем вел вампаноагов на запад, в землю мохавков, надеясь зазимовать там и за зимовку убедить ирокезских вождей, что когда-нибудь белые возьмутся и за них. И надо сказать, гостя, овеянного славой, не отказались выслушать, в связи с чем Эдмунд Андрос, губернатор Нью-Йорка, лично помчался в зимовья мохавков умолять сашемов не слушать доводы мятежника. По сути, эта миссия решала, быть Новой Англии или не быть: ирокезы очень плотно и выгодно сотрудничали с англичанами, но их сашемы тоже видели, что происходит, правильно понимали обстановку, и не могли не задумываться о будущем, а позиция Лиги в то время, - до XVIII века было еще далеко, решала всё.

Однако не срослось. Никаких деталей неизвестно, но вскоре близ зимовья вампаноагов при очень загадочных обстоятельствах погибли несколько авторитетных мохавков, возвращавшихся от Метакома. Далее последовала череда интриг и подкупов, в итоге которой ирокезы отказали «королю» в поддержке и, более того, под угрозой нападения потребовали очистить покинуть земли Нью-Йорка и очистить Хусик. Что тот и вынужден был сделать, но бегство его, что называется, казалось нашествием. Уйдя в долину Коннектикута, на границу Массачусетса и Вермонта, и соединившись с наррангасетами, «королевская армия» приступила к зимней войне, разоряя и сжигая городки белых на юге Новой Англии, а по ходу и громя крупные соединения врага. В конце февраля наррангасеты в открытом бою вообще уничтожили одну из колонн ополченцев, убив более 130 солдат противника. Неудивительно, что в ставку Метакома опять потянулись охочие до войны люди, и март стал для белых не менее печальным, нежели июль. Индейцы действовали повсюду, они вновь атаковали Реобот в Массачусетсе и Провиденс в Род-Айленде, а 26 марта дали белым сразу несколько сражений в разных местах, разорив, в частности, Лонгмидоу и Мальборо. Вот только фатально не хватало припасов, амбары затронутых войной городов были пусты, а гарнизоны Дирфилда и Нортфилда, где можно было разжиться маисом, были настороже и взять не удалось. В такой ситуации, Канончет отправился в родные места, на Род-Айленд, пообещав Метакому привезти припасы из тайных хранилищ, и слово сдержал бы, но на обратном пути, отягощенный огромным обозом, был перехвачен могиканами, выдан англичанам, возвращен теми своим кровным врагам и погиб. И это, - не столько смерть храброго воина, сколько потеря обоза, - стало началом конца для «короля Филиппа»



На Западном фронте перемены

На взгляд обычного человека все было наоборот: Метаком с основными силами отошел к горе Вачусет, построил очень хорошо укрепленный лагерь и оттуда по-прежнему координировал действия своих отрядов, в основном, очень успешные. Но так лишь казалось. Племена уже выдыхались. В отличие от белых, запасы пищи и пороха которых брались неизвестно откуда и казались неисчерпаемыми, у краснокожих припасов не было, не было возможности и вернуться на поля, дичь в охотничьих угодьях разбежалась. Так что кормить большое войско оказалось невозможно, а распустить его на поиски прокорма мелкими группами означало отказаться от штурма городов, где припасы были. Но и не распускать тоже не получалось: голод становился все сильнее, и в такой ситуации «короля», при всем уважении, уже не очень-то и слушали. Кое-кто, отчаявшись, бросал все и уходил туда, где, как казалось, есть возможность укрыться от мести колонистов, под защиту могикан и мохавков, кое-кто побежал еще дальше, иные решились идти сдаваться на милость врага, и все это позволило англичанам наконец-то перехватить инициативу. В мае 1676 года отряд капитана Уильям Тёрнер разгромил покамтуков, индейцев-ремесленников, ушедших из ставки Метакома на вольные хлеба, но все еще верных союзу с «королем». Погибло несколько сотен воинов, а главное, оружейные мастерские и кузницы. Правда, отходя, белые понесли большие потери, но индейцев пало вдесятеро больше, и такая ситуация, еще недавно немыслимая, быстро становилась тенденцией. А с каждым поражением боевой дух и вера в верховного вождя падали, и в конце концов, хотя война продолжалась, союз племен перестал существовать. Примерно с мая 1676 года единого войска не существовало; теперь каждый сражался сам за себя.

Главной задачей колонистов в это время стало уничтожение Метакома, ушедшего с остатками вампаноагов в отцовскую землю, на юго-восток Массачусетса, надеясь, что болота опять спасут. Но белые, - сытые, прекрасно снабженные, постоянно получающие подкрепления, - шли по его следам, отлавливая отставших воинов и отправляя их в Плимут, для продажи на Антилы. 20 июля капитан Чёрч, тот самый, разбил вампаноагов близ Бриджуотера. Самому сашему удалось вырваться из окружения, но в бою погибло около двухсот воинов, то есть, по сути, все «королевское войско». 1 августа солдаты Чёрча почти без боя захватили родной поселок Метакома, вновь упустив самого вождя, но взяв в плен его его жену Вутонекануске и девятилетнего сына, которых сперва хотели было казнить, но, посовещавшись, пощадили и продали в рабство в Вест-Индию, поставив цену в один фунт за каждого. 5 августа в плен к англичанам попалась «вдовствующая королева», супруга покойного «короля» Александра, которую «король» Филипп очень любил. Она не имела к войне никакого отношения, и тем не менее, колонисты судили ее, обезглавили и выставили голову на шесте у околицы Таутона. Согласно преданию, узнав о судьбе родственников, Метаком сказал: «Моё сердце разбито. Мне больше незачем жить. Пора», и приказав воинам, еще остававшимся при нем, уходить, с кучкой самых верных двинулся в окрестности разоренного дотла Маунтхопа, где на рассвете 12 августа и был обнаружен солдатами капитана Чёрча, приведенными вампаноагом, пожелавшим такой ценой выкупить проданную в рабство семью.

Все дальнейшее - очень просто, без патетики. Метаком даже не выставил часовых, он просто дремал у костра, закутавшись в плед, и ждал смерти. Первым выстрелом его и убили, а сделал это индеец Джон Альдерман, лучший стрелок Чёрча, и капитан, под смех ополченцев пнув ногой труп, со словами «Иди в ад, жалкое, голое и грязное животное», приказал рассечь тело на части. Альдерман, получив в награду лучшие куски Метакома, руку оставил себе на память, а голову продал властям Плимута; эта голова 25 лет украшала въезд в город. И осталось только подводить итоги. А итоги впечатляли. Из примерно 15 тысяч аборигенов Новой Англии выжило менее трети. Вампаноаги, наррангасеты и нипмуки фактически перестали существовать, покамтуков просто не стало, да и могикан, казалось бы, союзников, по итогам, - просто на всякий случай, - нежно зажали так, что они предпочли бежать к Великим Озерам. Потери колонистов вполне сравнимы: почти 700 комбатантов (каждый пятый поселенец, годный к военной службе) и от 5 до 9 (данные разнятся) тысяч обывателей, погибших при атаках индейцев на 92 поселения, 13 из которых исчезли с лица земли. Впрочем, в отличие от красных, белые восполнили утраты быстро, и фронтир вновь пополз, подминая новые земли. Правда, за пределами Новой Англии, на Западе и Северо-Западе обитали люди не чета мелким племенам Залива, но теперь, справившись с «королем Филиппом», поселенцы видели цель и верили в себя…