Очерк желаемой школы получился весьма отчетливым. ... Первое, что бросается в глаза, — описывается школа легкая. Именно такая, о которой Ф.Ф. Зелинский писал в одной из лучших в нашей стране книг по школьному делу: «Ради Бога, не требуйте и не вводите легкой школы; легкая школа — это социальное преступление». Ни на одной странице рассматриваемой книги мы не видели, чтоб от ученика требовали серьезных и сосредоточенных усилий ума; полагаем, что это не случайность.
Теперь о навыках. Лишенные исторического сознания люди (к числу таковых относится большинство нашей образованной публики) не очень представляют себе размах и масштабы перемен. Прежде всего это касается потока информации. Разумеется, ее количество очень быстро возрастает; но для обычного ученика это не значит ровно ничего, поскольку утонуть в Марианской впадине, конечно, более почетно, чем на десятиметровой глубине, но эффект будет один и тот же.
...К знаниям «другая школа» испытывает нескрываемое презрение...
...Впрочем, отметим на полях, датские коллеги, установив, что 20% школьников выбирают незаконченное среднее образование и многие из них не умеют читать, отнеслись к этому обстоятельству с подобающей меланхолией, но предпринять что-то не решились... По крайней мере один навык, чрезвычайно важный во все времена, автором упущен: это способность понимать, что ты чего-то не понимаешь, когда для всех окружающих все просто и ясно.
... Искусство заключается в том, чтобы выстроить баланс между понятным и непонятным так, чтобы, с одной стороны, обилие второго не подавляло и не приводило в отчаяние, а с другой—стремление не выходить из сферы доступного для ученика не перекрывало путей развития. Идеология «другой школы» прямо противоположна. Уже упомянутый Артем Новиченков говорит: «Просто ты идешь на урок и думаешь: А как сделать, чтобы он зацепил?» (с. 106)17. Устаревшая классика «не цепляет» сама по себе. Принципиально есть два полюса: или измениться самим, чтобы попытаться быть с ней вровень, или изменить ее, чтобы она оказалась вровень нам (разумеется, в чистоте ни один из них не может быть осуществлен). Но здесь над первой возможностью — и необходимостью это делать — даже не задумываются. Это, разумеется, характеристика не только современной школы, но и современной культуры.
Обратимся к Татьяне Викторовне Красновой. Она пишет: с одной стороны, ученика нельзя травить, а с другой — «если его совсем не травить, не обижать и не мучить, то из него получается прекрасный высокофункциональный овощ. Очень всем довольный, но совершенно ни на что не способный». Дочка ее друзей пошла в вальдорфскую школу: все хорошо, но в 9 лет она почти не умеет читать. «Ребята, это очень продуктивный возраст: в это время такие классные мозги, которых больше не будет никогда. И тратить это время на пересыпание песочка из одного сосуда в другой?» (с. 100). В высшей степени владея педагогическим искусством, Татьяна Викторовна прекрасно формулирует биполярность воспитательного мира: и полюс принуждения, и полюс свободы сами по себе разрушительны, плодотворные модели рождаются в их взаимодействии и комбинации. Мы не очень понимаем, как эти слова, перечеркивающие всю книгу и в этом смысле несомненно еретические, попали на ее страницы; скорее всего по недосмотру автора, коллекционировавшего все оппозиционно-гуманное и в этом смысле не слишком чуткого к реальному содержанию сказанного. И довольно зловеще — именно потому зловеще, что очень проницательно, — звучат слова Т.В.Красновой о том, что Марьиванна—какова она есть—«то единственное, что стоит на пути одичания» (с. 99).
Мы со своей стороны готовы солидаризироваться с этим прогнозом. Воспитание есть преодоление и самопреодоление, и попытка выстроить его на одних положительных эмоциях означала бы образовательную катастрофу, более тяжкую, нежели нынешняя постсоветская школа (которая — в этом автор прав—действительно «не работает»).
vo.hse.ru/data/2019/09/16/1541239154/12%20Lyubz... philtrius.livejournal.com/1350981.html
Теперь о навыках. Лишенные исторического сознания люди (к числу таковых относится большинство нашей образованной публики) не очень представляют себе размах и масштабы перемен. Прежде всего это касается потока информации. Разумеется, ее количество очень быстро возрастает; но для обычного ученика это не значит ровно ничего, поскольку утонуть в Марианской впадине, конечно, более почетно, чем на десятиметровой глубине, но эффект будет один и тот же.
...К знаниям «другая школа» испытывает нескрываемое презрение...
...Впрочем, отметим на полях, датские коллеги, установив, что 20% школьников выбирают незаконченное среднее образование и многие из них не умеют читать, отнеслись к этому обстоятельству с подобающей меланхолией, но предпринять что-то не решились... По крайней мере один навык, чрезвычайно важный во все времена, автором упущен: это способность понимать, что ты чего-то не понимаешь, когда для всех окружающих все просто и ясно.
... Искусство заключается в том, чтобы выстроить баланс между понятным и непонятным так, чтобы, с одной стороны, обилие второго не подавляло и не приводило в отчаяние, а с другой—стремление не выходить из сферы доступного для ученика не перекрывало путей развития. Идеология «другой школы» прямо противоположна. Уже упомянутый Артем Новиченков говорит: «Просто ты идешь на урок и думаешь: А как сделать, чтобы он зацепил?» (с. 106)17. Устаревшая классика «не цепляет» сама по себе. Принципиально есть два полюса: или измениться самим, чтобы попытаться быть с ней вровень, или изменить ее, чтобы она оказалась вровень нам (разумеется, в чистоте ни один из них не может быть осуществлен). Но здесь над первой возможностью — и необходимостью это делать — даже не задумываются. Это, разумеется, характеристика не только современной школы, но и современной культуры.
Обратимся к Татьяне Викторовне Красновой. Она пишет: с одной стороны, ученика нельзя травить, а с другой — «если его совсем не травить, не обижать и не мучить, то из него получается прекрасный высокофункциональный овощ. Очень всем довольный, но совершенно ни на что не способный». Дочка ее друзей пошла в вальдорфскую школу: все хорошо, но в 9 лет она почти не умеет читать. «Ребята, это очень продуктивный возраст: в это время такие классные мозги, которых больше не будет никогда. И тратить это время на пересыпание песочка из одного сосуда в другой?» (с. 100). В высшей степени владея педагогическим искусством, Татьяна Викторовна прекрасно формулирует биполярность воспитательного мира: и полюс принуждения, и полюс свободы сами по себе разрушительны, плодотворные модели рождаются в их взаимодействии и комбинации. Мы не очень понимаем, как эти слова, перечеркивающие всю книгу и в этом смысле несомненно еретические, попали на ее страницы; скорее всего по недосмотру автора, коллекционировавшего все оппозиционно-гуманное и в этом смысле не слишком чуткого к реальному содержанию сказанного. И довольно зловеще — именно потому зловеще, что очень проницательно, — звучат слова Т.В.Красновой о том, что Марьиванна—какова она есть—«то единственное, что стоит на пути одичания» (с. 99).
Мы со своей стороны готовы солидаризироваться с этим прогнозом. Воспитание есть преодоление и самопреодоление, и попытка выстроить его на одних положительных эмоциях означала бы образовательную катастрофу, более тяжкую, нежели нынешняя постсоветская школа (которая — в этом автор прав—действительно «не работает»).
vo.hse.ru/data/2019/09/16/1541239154/12%20Lyubz... philtrius.livejournal.com/1350981.html
-
-
24.09.2019 в 10:08