Обычно великие книги начинают жить самостоятельной жизнью, чем ставят великих авторов в затруднительное положение. Толкиен усугубил ситуацию тем, что просто не отрицал возможность существования мира Средиземья – такого же земного, но немного иного. Эту мысль он повторял в письмах, комментариях, в разговорах с читателями и издателями, то есть вне страниц романа. Для категории особо неравнодушных почитателей творчества Толкиена этих неосторожных реплик оказалось достаточно, чтобы вывести параллельное существование мира Средиземья вне зависимости от сознания и здравого смысла. Воображаемый мир выплеснулся за пределы обложки – так возник Толкиенизм.
.
В России этот феномен превзошел все ожидания и опасения литературоведов (а иногда и врачей из сумасшедшего дома). Речь, в общем-то, не только о России, а о постсоветском пространстве в целом, где, благодаря распространению переводов «Хоббита» и «Властелина колец», восторжествовал «русский Толкиен». Разнообразие версий переводов, их внутренний спор, отличия, состязание в мастерстве, благозвучии, литературности, верности к заморскому оригиналу и в творческой фантазии переводчиков будто воспроизвели ситуацию многоголосья языков и наречий Средиземья. О чём не мог мечтать даже самый сумасшедший фанат Толкиена на Западе. (…)
.
читать полностью

@темы: книги