Во время корейской войны в плену у Набэсима Наосигэ (*) среди прочих оказался некий Ли Сампхён, мастер по керамике. Слово «в плену» тут может значить что угодно. Ли вовсе не обязательно был солдатом или ополченцем, поскольку, с точки зрения японцев, все корейцы, угодившие живыми в объятия японской армии, были пленными. Особенно полезные. Особенно специалисты в нужных областях(**). Керамика была очень нужной областью. Так что добыл, привез, поселил в Арита и сказал – работай. Обращался хорошо, потому как тот еще в Корее оказал генералу мастер важную услугу – вывел войска куда надо. Да и вообще, кто ж с ценным мастером будет обращаться плохо? И Сампхён пытался делать корейскую посуду – а потом перестал пытаться, потому что на горе Идзуми нашел каолин. И, некоторое время повозившись с глиной и печами, сумел изготовить фарфор. Первый японский фарфор. За это в 1616 он получил право на японскую фамилию – и с тех пор стал прозываться Канагаэ Санбэем (японское имя было составлено из переделки корейского и названия родного края). Так завелся в Японии фарфор, в Арита – династия Канагаэ Санбэев, а в японском пантеоне – новый мелкий представитель, поскольку отец-основатель так прилип к делу, что после смерти стал покровителем фарфора и в этом качестве до сих пор почитаем в храме Тодзан, что в Арита.
Что в этой истории интересно – в 1992 за нее взялись историки. И выяснили, что Ли, Йи или Ри Сампхён в документах отсутствует начисто. И в корейских, и в японских.
читать дальше Что совершенно неизвестно, был ли Канагаэ Санбэй корейцем (возможно, что и был) – и почти точно известно, что он до довольно осеннего возраста _не был_ мастером по керамике – поздно занялся ремеслом. Что каолин, похоже, в Арита нашли только в 1630х – и только ками ведают, кто его там отыскал. Что вся история с корейским пленным впервые появляется в 18 веке – в прошении семьи Канагаэ главе местного клана о сохранении ежегодной субсидии... Что в семьях мастеров в Арита ходили десятки таких историй – и каждая в качестве героя называла собственного предка. Что по мере того, как писалась история японской керамики, письмо семейства Канагаэ покровителю приобретало все больший и больший вес – как же, древний источник... Так, в конце концов, из многих версий история Сампхёна стала единственной. А в 1917, на трехсотлетний юбилей японского фарфора, в Арита поставили памятник Ли Сампхёну. Но это было всего лишь материальным отражением уже сформировавшегося в культуре образа.
«Перед глазами дома жмутся друг к другу, как зубья частого гребня,
Дым катится вверх из печи для обжига
Между соснами веет ветер из прошлого
И предок Ли нежно касается пальцами керамических холмов.» [подстрочник мой]
Стихотворение, написанное губернатором Сага, Сабуро Кашита, в 1918 году, по дороге через Арита.
Все. Предок. Не вырубишь топором.
И если вы думаете, что после открытия в Арита – или в храме Тодзан – что-либо изменилось, вы ошибаетесь. Был там тот кореец, не было – может быть и вопрос. А предок Ли Сампхён, Канагаэ Санбэй, отец и покровитель фарфора – существует без всяких вопросов. Спросите у любого, кто работает с каолином. Очень, знаете ли, дан в ощущениях. И ссориться с ним – не надо.
(*) того самого персонажа «Хагакурэ»
(**) интересно, что впоследствии, по заключении мира, из не то 50, не то 100 (а поговаривают, что и 200) тысяч пленных и угнанных, вернуться выразило желание тысяч 8. Понятно, что князья скрывали ценных работников. Понятно, что женщин, вышедших замуж в Японии могли не отпускать мужья. Понятно, что сведения могли и не до всех дойти и не все могли успеть. Понятно, что уже прижились и не рушить же. Но в целом – не хотели. Особенно те, кто дома был собственностью. И не ценной – а так. Не знаю, много ли эта история говорит о тогдашней Японии, о тогдашней Корее она, по-моему, говорит много. el-d.livejournal.com/214566.html