Как я уже некогда писал в своей дняфке, в меня усилиями родителей и бабушки насмерть вколочен принцип "Личный дневник - прямой путь в лагерь". От чего я его никогда, по сути и не писал.
Однако, мне приходилось видеть минимум два раза, как личные дневники помогали гражданам управлять некими событиями в нужном им ключе.
То есть, я знал одного человека, который соблазнял девушек мастерски ведущимся творческим дневником, который он намеренно или забывал у них дома, или оставлял на таком месте, что избежать искушения заглянуть в него было трудно. Кое-кого он таким образом таки уложил в койку.
А один персонаж вёл какое-то время аж два личных дневника. Один - для того, чтобы его нашли сотрудники Транспортной прокуратуры; а другой для нахождения его при обыске ОБЭП. Он, кстати, прятал их в разных местах, и утверждал, что настолько хорошо знает технологию обыска обеих ведомств, что дневник для ОБЭП прокуратура не найдёт; и наоборот. Помогло ли это ему, я не знаю, Лёшик уже лет десять живёт на берегах Сены. Тоже там шкерится от кого-нить, подозреваю.
Это я к тому, что кто уж дневникам, как зеркалам души, не верит - так это я.
Ну и к Чуковскому.
Конечно, он свой дневник от политики или почистил; или уж очень осторожно его писал. Скорее всего - первое, потому что упоминаний о политике нет и в его дореволюционной части - когда К.Ч. ещё не мог предположить, шо за это станут сажать.
А если почистил - то большое хз, от чего он ещё почистил.
Кстати, особых славословий вождям и Партии в дневнике особо и нет. Не более, чем необходимо для того, чтобы подчеркнуть лояльность режиму.
Общая недоброта к людям - чувствуется. Впрочем, доброте в те годы особо и неоткуда было взяться.
При кажущейся "объективности" оценок собеседников и вообще всех встречающихся людей, неумолимо создаётся впечатление шо автор - Д'Артагнан в белом. А все остальные - ну сами посудите...
Эмо.
Чуковский был лютейшим эмо. Представляю, как доставал он этим всех близких. "Ужасно, я дряхлый старик, мне сорок семь лет"! "Это невыносимо чувствовать себя в шестьдесят лет"! Про прилагательные, которые он вставлял везде, где только мог, я уже писал. И эта вот эмоциональность, порой, взвинчиваемая до истерики, сквозит отовсюду. От того и дневник-то читать так тяжело.
Кстати, надо б перечитать в его свете "Алмазный мой венец". kiowa-mike.livejournal.com/7798788.html
Однако, мне приходилось видеть минимум два раза, как личные дневники помогали гражданам управлять некими событиями в нужном им ключе.
То есть, я знал одного человека, который соблазнял девушек мастерски ведущимся творческим дневником, который он намеренно или забывал у них дома, или оставлял на таком месте, что избежать искушения заглянуть в него было трудно. Кое-кого он таким образом таки уложил в койку.
А один персонаж вёл какое-то время аж два личных дневника. Один - для того, чтобы его нашли сотрудники Транспортной прокуратуры; а другой для нахождения его при обыске ОБЭП. Он, кстати, прятал их в разных местах, и утверждал, что настолько хорошо знает технологию обыска обеих ведомств, что дневник для ОБЭП прокуратура не найдёт; и наоборот. Помогло ли это ему, я не знаю, Лёшик уже лет десять живёт на берегах Сены. Тоже там шкерится от кого-нить, подозреваю.
Это я к тому, что кто уж дневникам, как зеркалам души, не верит - так это я.
Ну и к Чуковскому.
Конечно, он свой дневник от политики или почистил; или уж очень осторожно его писал. Скорее всего - первое, потому что упоминаний о политике нет и в его дореволюционной части - когда К.Ч. ещё не мог предположить, шо за это станут сажать.
А если почистил - то большое хз, от чего он ещё почистил.
Кстати, особых славословий вождям и Партии в дневнике особо и нет. Не более, чем необходимо для того, чтобы подчеркнуть лояльность режиму.
Общая недоброта к людям - чувствуется. Впрочем, доброте в те годы особо и неоткуда было взяться.
При кажущейся "объективности" оценок собеседников и вообще всех встречающихся людей, неумолимо создаётся впечатление шо автор - Д'Артагнан в белом. А все остальные - ну сами посудите...
Эмо.
Чуковский был лютейшим эмо. Представляю, как доставал он этим всех близких. "Ужасно, я дряхлый старик, мне сорок семь лет"! "Это невыносимо чувствовать себя в шестьдесят лет"! Про прилагательные, которые он вставлял везде, где только мог, я уже писал. И эта вот эмоциональность, порой, взвинчиваемая до истерики, сквозит отовсюду. От того и дневник-то читать так тяжело.
Кстати, надо б перечитать в его свете "Алмазный мой венец". kiowa-mike.livejournal.com/7798788.html