Школьная классика и...

Об иллюзиях школьного литературоведения

Но все, все как один — за необходимость чтения.
В том числе и тот, кто сегодня не читает, но лишь потому, уверяет он, что слишком много прочел вчера, а теперь годы учения у него позади и «жизнь удалась», в чем, разумеется, лишь его заслуга (он из тех, кто «никому ничем не обязан»), но он охотно признает, что книги, в которых сам он больше не нуждается, были ему очень полезны… «больше того, незаменимы, да-да, не-за-ме-ни-мы!»
— Надо вдолбить это парню как следует!
Догма.
Так вот, «парню» это уже вдолблено. Ни на миг он не берет догму под сомнение. Так, во всяком случае, явствует из его сочинений.
Тема: Что вы думаете о наказе Гюстава Флобера его другу Луизе Колле: «Читайте, чтобы жить!»
Парень согласен с Флобером, и его друзья, и подружки, все согласны: «Флобер был прав!» Полное единогласие тридцати пяти сочинений: читать надо, надо читать, чтобы жить, более того, именно чтение, безусловная необходимость чтения — и есть то, что отличает нас от животных, дикарей, тупых невежд, истеричных фанатиков, торжествующих диктаторов, ненасытных материалистов, — надо читать! Надо читать!
И учитель одобряет на полях: «верно, верно, хор., оч. хор.! отл., совершенно верно, интересная мысль, правильно» — и еле удерживается чтобы не восклицать: «Еще! Еще!» — он, который сам видел сегодня утром в коридоре лицея, как «парень» торопливо перекатывал у Стефани читательскую карточку, он, который знает по опыту, что большинство цитат, встречающихся по ходу этих благонравных сочинений, взяты из соответствующего словаря, он, который с первого взгляда видит, что приведенные примеры «из вашего личного опыта» относятся к чужому читательскому опыту, он, у которого еще звенит в ушах от воплей, разразившихся, когда он задал прочитать очередной роман:
— Что? Четыреста страниц за две недели? Мы не успеем, месье, ни за что не успеем!
(Даниэль Пеннак, «Как роман»)

Об этом говорят не первый год: уроки литературы учат художественно врать. Об эмоциях, которые ты не испытываешь, о проблемах, над которыми ты не думал. Или равнодушно повторять чужие фразы, потому что так надо. В самом деле, если усвоить основные технические приемы, то можно бойко, «как по писаному» (надиктованному?), рассуждать о проблемах лицемерия и обывательщины в рассказах Чехова, не понимая значения слов «лицемерие» и «обыватель».

Убогое школьное литературоведение ничего не достигает, зато мешает неизъяснимо. В первую очередь, учителя и сами зачастую не отличают научный анализ текста от «своего мнения», от высказывания впечатлений о прочитанном. Как это ни прискорбно, но учитель-словесник далеко не всегда филолог.

Если в школе должно быть литературоведение, пусть оно будет для тех, кто им интересуется. Оставьте его для специальных гуманитарных классов и филологических кружков. Но, пожалуйста, пусть там оно будет серьезным и настоящим, то есть научным. А в обычных, общеобразовательных, неспециализированных классах пусть его лучше не будет вовсе, или пускай оно ограничивается небольшим кругом терминов, необходимым для работы с текстом – любым текстом (композиция, стиль, метафора, сравнение, ну еще десяток четких понятий – я думаю, их примерно можно накидать). Лучше так, чем, впихивая обрывочные и несвязные литературоведческие сведения, прививать отвращение и к литературе, и к филологии как науке. Науке непонятной и вроде бы низачем не нужной.

 

Образ Ильи Ильича, образ Рахметова, образ Ленского... Откуда-то из далеких школьных лет приходят ко мне эти словосочетания. И хоть убейте – нет в них ни малейшей связи с любимыми моими литературными героями, с книгами, потрясавшими мою душу. Предмет был отдельно, а литература отдельно, и это еще слава богу, потому что слейся литература с тем обесцвеченным, обезболенным, обезличенным "предметом", и просто она умерла бы для меня; случилось бы величайшее несчастье, которое, быть может, со многими и в самом деле случается.

(глава «Литература как предмет» и следующая – «Никому твое мнение не интересно»)

 

Школьные учителя, в силу особенностей методики, вынуждены сочетать, что называется, ежа с ужом, создавая дикую «творчески-литературоведческую» окрошку. С одной стороны – творчество, самовыражение, личное мнение, личное отношение к персонажам и их поступкам. С другой стороны – то, что реально заложено в тексте автором (и обнаруживается при разборе). Оставим сейчас в стороне заидеологизированность школьных методик, которую приходится изживать с огромным трудом, и еще менее конструктивный вариант под названием «ученик должен как бы высказать свое мнение, а на самом деле угадать то, что думает учитель». Тем более всё это, в целом, тоже связано с отсутствием внятной цели. Какая там внятная цель, если методички, программы и направления меняются что ни год, точнее меняется то, что нужно обязательно писать в отчетах, а суть остается какой-то неопределенной, трудно уловимой, что ли. Для чего читать классику? чтобы ее «прорабатывать»? чтобы учиться на достойных образцах, а от недостойных шарахаться? чтобы духовно расти и воспитываться? чтобы становиться законопослушным гражданином и строить сильное государство? чтобы отрекаться от старого мира и поднимать знамя бунта? Для чего?.. Для чего?..

И анализировать – как? В этом произведении кольцевая композиция, а в том – автор играет с пушкинскими цитатами. Ну и что? Читателю-то это зачем? Вот такому, не из профильного гуманитарного класса, не из Школы юного филолога. Чтобы было.

Короче говоря, многие учителя сами не знают, в какую сторону им гнуть и что, собственно, делать. Вот и происходит отчаянное смешение литературоведения (причем бессистемного, изложенного суконным языком в учебниках и пособиях) с жанром литературного салона или кружка, предполагающего обсуждение прочитанных книг, обмен впечатлениями, написание эссе «на свободную тему».

С одной стороны, изучение произведения нужно привести к какому-то недвусмысленному выводу («с точки зрения автора, Молчалин – отрицательный персонаж, и по тексту это следует из- того-то»). С другой стороны, хорошо бы добиться от учеников свободного и безбоязненного разговора о личном восприятии. Всякий ли учитель готов услышать «а я считаю, что Молчалин перспективный молодой человек и вообще положительный герой»? Что ему с этим делать?

Научное литературоведение говорит – «докажи». Вот перед тобой текст, бери и доказывай, что Молчалин – положительный герой. А творческий метод – «расскажи». Поделись своим мнением, расскажи о впечатлениях, о собственном отношении к героям.

Ну и чтоб при этом еще не больше семи орфографических ошибок. Плюс довольно смутный критерий «литературной этики». Напишешь «я считаю, что автор неправ» - отдай один балл за неэтичность.

(Про отчеты и рейтинги, от которых напрямую зависит и учительская зарплата, и само существование школы, мы тоже не забываем, да?)

Попробуйте решить эту задачу, будучи школьным учителем, который бьется в порочном круге и которому откровенно не хватает* внятного, простого разграничения, а именно: что литературоведческий анализ и развитие личностного восприятия литературы – это две разные формы работы с текстом, и в этом, представьте, нет ничего страшного. И их не надо ногами утрамбовывать одну в другую, все равно не получится. А если получится, не будет иметь отношения ни к литературоведению, ни к личному восприятию.

 

*очень многого не хватает, но пока ограничимся этим

 

Что же получается в результате? Осознание и высказывание читательских ощущений – это то, что, в норме, делается ДО начала исследовательской работы, но не вместо нее. На читательских впечатлениях вполне можно и остановиться, не заходить в область научного литературоведения. Но останавливаться не хочется, да и программа не позволяет – она настоятельно требует научить хотя бы основам литературоведческого анализа текста. Чтоб ямб от хорея отличали, как минимум. И вот тут начинается откровенный «левый загиб», от которого скручивает в узел всех участников процесса, если только они вовремя не успеют абстрагироваться: раз читательское ощущение вступает в противоречие с текстом – тем хуже для текста.

В конечном-то итоге – тем хуже для подростка, которого зачем-то учат научному литературоведению, при этом не уча рассуждать, аргументировать, строить логические цепочки, да и попросту внимательно читать. Только вдумайтесь: его взялись учить науке, при этом изъяв из нее всё, что делает её, собственно, наукой. Почему-то предполагается, видимо, что в области гуманитарных предметов можно учить, не зная чему и как.

 

«Если не впихнуть в него все это сейчас, в школе, он так никогда это и не прочитает, не познакомится с важным пластом культуры». Беда в том, что и в школе не прочитает, если не захочет, благо технические возможности позволяют. На соответствующих сайтах даже время указывают – полное содержание «Войны и мира» за двадцать минут. Но и эти максимально сжатые, концентрированные дайджесты улетучиваются из головы через неделю, много через месяц, как только будет написано и сдано сочинение. В крайнем случае, в голове осядет некоторое количество бессвязных знаний, которые на самом деле не нужны никому, даже любителям кроссвордов и телевикторин. В самом деле, зачем годами удерживать в памяти, за кого же в конце концов вышла Наташа Ростова, за Пьера или за Андрея?

Если впихнуть в него все это сейчас, не прочитает больше никогда – вот это справедливо.

 

Проблема дилетантского школьного литературоведения, на самом деле, серьезнее, чем кажется. Самоценность «собственного мнения» и «творческого выражения» в школе нередко оказывается мнимой – во-первых, если высказывание мнения провоцируется, а затем обесценивается самим учителем («нет, ты неправильно понял»), и во-вторых, если мнением подменяется знание. Вместо обмена впечатлениями, вместо погружения в мир произведения, вместо увлекательного, воистину детективного решения авторских загадок, вместо распознавания и называния собственных ощущений – вместо всех этих интересных и нужных вещей – утверждается либо навязшая в зубах «единая политика», либо откровенная, к тому же заманчивая демагогия.

Ну, например, скажет кто-нибудь «Онегин был педофилом, это мое мнение» - и попробуй с этим поспорь!

Другое дело, что из многих спорных и даже провокационных заявлений в классе может получиться увлекательное и небесполезное для всех участников обсуждение. Но это уже вопрос профессиональной компетенции учителя.

Демагогия в гуманитарных науках опасна тем, что создает иллюзию научного поиска. Иллюзию, в которую, в первую очередь, погружается сам автор «своего мнения».

«Это мое мнение» и «я так думаю» не являются аргументами сами по себе, тем более научными аргументами. Есть разница между «Мне нравится Молчалин» и «Я считаю, что Молчалин положительный герой». В первом случае достаточно непосредственного читательского восприятия, во втором необходимо серьезное научное исследование.

В области читательского восприятия «мнение» необходимо, с него начинается личная причастность книге. Если произведение оставило читателя равнодушным, он, как правило, своего мнения о ней не составляет (кроме того, что книга скучная). Умение внятно выражать собственные мысли и с уважением выслушивать чужие – прекрасная, необходимая вещь! Но есть области, в которых «своего мнения» попросту не может быть – так, при литературоведческой работе с текстом выдвигается гипотеза, после чего она либо подтверждается, либо признается несостоятельной. Полагать, что выдвижение гипотезы равносильно ее доказательству, для гуманитария так же недопустимо, как для представителя точных наук. Представьте, что математик скажет: «Я считаю, что дважды два пять, таково мое мнение». Но если представителя точных наук, позволившего себе подобную безапелляционность, скорее всего, не примут всерьез, в литературоведении такие (и не такие еще!) заявления отчего-то проходят. Ведь литературоведение – наука неточная. В самом деле, кто его знает, что там имел в виду автор – так почему бы и не это? Тем более – где «мнение», там и «креативность», и «самовыражение», и «оригинальность», и «раскрепощенность», и прочие актуальные компетенции…

Неточность литературоведения как науки во многом иллюзорна. Разумеется, оно, как и целый ряд других гуманитарных дисциплин, не предполагает стопроцентной точности всех выводов; тем более в нем не может быть что-либо «доказано математически» (впрочем, как заметил академик А.А. Зализняк, это тоже демагогия: математически доказано может быть только утверждение, представленное в математической форме). Однако полной свободы литературоведение не допускает.

К сожалению, торжество ничем не подкрепленного «мнения» в тех областях, где необходимы знания и хотя бы "нестрогая" доказательность, - это поощрение агрессивного невежества. Литературоведение, при всей своей соблазнительной внешней «неточности», – одна из таких областей, и неплохо бы массовой школе иметь это в виду, раз уж она не желает от него отказываться. Ведь что же получается? Учеников мучают непонятным и скучным для них школьным литературоведением и либо вынуждают открыто противостоять системе, либо учат виртуозно тасовать шаблоны на тему «что хотел сказать автор» (ведь неуместной искренностью и тем более упрямством можно испортить себе экзаменационный балл), либо подменяют в их глазах понимание и анализ – болтовней.

Скажу честно: первые два варианты – не худшие. А последнему, будем справедливы, сейчас учит не только школа, но и окружающая среда, полная агрессивных установок на "креативность" в ущерб знанию. Зато школа прекрасно учит рассуждать о произведении, из которого ты не прочел ни строчки!

Пусть лучше не будет никакого школьного литературоведения, чем столь бессвязное, изуродованное, не имеющее никакого отношения к подлинной науке и имеющее обратное отношение к нравственности. Ученики не виноваты – они делают то, что вынуждены делать. Как показывает историческая практика, школяры вообще прекрасно умеют обходить неудобную систему и добиваться в ней неплохих результатов.

tal-gilas.livejournal.com/278098.html

@темы: писательское

---

из этой подборки prophotos.ru/inspiration/18317-fotograf-shon-kr...

@темы: звери

---

Андрей Лазарчук
Вчера в 14:51 ·
Мы с Мишей не успели написать один роман. Он был придуман, прокачан в некоторых деталях - в общем, почти готов для того, чтобы приступать к работе. Набросали движок сюжета... и вот.
Это должен был быть детектив где-то в духе "Маятника Фуко" или "Страны слепых" - про тайные общества и их борьбу друг с другом. В общем, существует тайная организация, которая занимается _созданием истории_ - то есть подделывает и создаёт летописи, архивные документы, артефакты, памятники старины и т.п. ГГ обнаруживает, что практически все экспонаты мировых музеев - подделки; что в раскопках находят наряду с древностями и совершенно современные предметы - ну и т.д. Его начинают преследовать какие-то неведомые, но могущественные силы; другие силы предлагают ему помощь - как это и положено по законам жанра. В конечном итоге оказывается, что _никакой_ истории до 16-го века не существует, а та, что есть, регулярно переделывается в угоду кому-то неведомому...
В общем, кому надо - забирайте, пишите
www.facebook.com/lazarchuk.andrey/posts/1750009...

@темы: книги

---

29.06.2016 в 04:40

Пишет  Sindani:

29.06.2016 в 05:22

Пишет  Кимури:

Необычное поведение иммунной системы наблюдается и у тех, кто страдает биполярным расстройством или депрессией.

Примерно у трети пациентов, страдающих депрессией, обнаруживаются воспалительные процессы. Ученые утверждают, что такие симптомы этого расстройства, как вялость и недомогание, являются лишь естественной реакцией человеческого организма на воспаление, которое надо пережить. Однако именно тогда, когда иммунная система остается активной в течение уже довольно долгого времени, появляется риск развития клинической депрессии.

Исследование американских ученых 2013 года показало, что введение иммунносупрессивного препарата инфликсимаба больным депрессией, страдающих от воспалительного процесса, способно улучшить их состояние. А такой простой противовоспалительный препарат, как аспирин, можно использовать в качестве добавочного метода лечения шизофрении. Сейчас, как пишет Atlantic, интерес научного сообщества к связи между депрессией и воспалительными процессами, а также к реакции иммунной системы на неправильную диету, ожирение или хронический стресс, только растет. Новый взгляд на природу психических заболеваний позволит подобрать правильное лекарство и спасти жизни многих больных.
slon.ru/posts/70046


...Опаньки... Это к вопросу о связи соматических воспалительных болячек с депрессией. Каковая связь может быть не опосредованная, а самая прямая, и лечить надо тогда болячку в первую очередь, либо придавить иммунку дополнительно.

Это актуальный вопрос мне лично, я скажу.

Апд: кстати, некоторое время назад мне попадался еще материал о связи аллергий и воспалительных болячек. Что тоже вялотекущее воспаление вздергивает иммунку и оттого вдруг вылезают аллергии там, где раньше не было. Я могу сказать, что у меня такое совпадение было: жила все детство-юность без аллергий, и вдруг через какое-то время после первого боления хроническим циститом у меня внезапно вылезает аллергия на мед и в меньшей степени на некоторые лекарства.

@темы: медицина

---

Оригинал взят у в Австралийские бронеходы

28 июня 1880 года была уничтожена банда "австралийского Робина Гуда" Неда Келли, прославившегося тем, что он и его люди применяли самодельные противопульные доспехи, выкованные из деталей плугов и листов котельного железа. В своем последнем бою банда Келли была блокирована в доме и отстреливались от трех десятков полицейских и констеблей до тех пор, пока осаждавшие не открыли огонь из 12-фунтовой пушки.

Келли в своей броне, весившей 44 килограмма, решил пойти на прорыв, но остальные трое членов банды его не поддержали. Тогда он в одиночку медленным шагом двинулся на полицейских, паля по-македонски из двух револьверов и не обращая внимания на ответный огонь. Не менее 12 пуль рикошетировали от железных плит, прежде чем стражи закона смекнули, что надо стрелять по ногам. Получив пулю в колено и еще одну в бедро, Нед тяжело рухнул, уронив оружие.

Его сообщники погибли в доме, сгоревшем дотла от пушечных снарядов. По одним данным, они задохнулись в дыму, по другим - покончили с собой. А самого Келли вылечили, но лишь для того, чтобы повесить за бандитизм, грабежи и убийства, так как на его счету были двое констеблей, сержант полиции и полицейский агент-осведомитель.

Имя мастера, сделавшего доспехи для банды, так и осталось невыясненным, поскольку он, по понятным причинам, решил себя не афишировать, а Келли его не выдал. Испытания показали, что выкованные им кирасы и шлемы толщиной примерно 6,5 миллиметров держат ружейную пулю на дистанции 10 метров, а револьверную - фактически в упор. Такая стойкость произвела большое впечатление на публику, а будущий "отец" Шерлока Холмса Артур Конан-Дойл на полном серьезе предложил нарядить в подобные латы британскую пехоту. Но, разумеется, идея заставить солдат таскать на себе полцентнера брони не нашла поддержки у военных.

На заставке - австралийские полицейские позируют в доспехах банды Келли.



Бандитская броня и револьверный карабин, принадлежавший Неду Келли. Шлемы с забралами имелись только у него и еще одного члена банды, остальные двое довольствовались кирасами. Круглые дырки на железных листах это не пробоины, а технологические крепежные отверстия, оставшиеся от заготовок - плужных отвалов.



Группа констеблей, участвовавших в ликвидации банды Келли.



Слева - объявление, обещающее за поимку Келли восемь тысяч долларов (полтора миллиона по нынешнему курсу). Справа - памятник Келли, установленный возле места его последнего боя. Многие австралийцы считают его национальным героем и борцом за справедливость против британской колониальной администрации.

@темы: история оружия, 19 век, ШХ

---

Оригинал взят у в Как убить свой рассказ: всё целиком

Друзья! Наши заметки наконец-то закончены. Поэтому держите оглавление, как вы и просили.
==========================================================
0: Предисловие: про то, откуда всё это взялось и зачем нужно
1: Про публицизм
2: Про всякие логические противоречия
3: Про гигантоманию
4: Про надувных героев и обрубленные сюжеты (теперь не 18+)
5: Про героев-терминаторов и сюжеты без событий
6: Про ретро
==========================================================

И да, сразу ответим на пару вопросов.

Откуда что взялось?

В январе 2016 года мы провели весьма крупный литературный конкурс. 700 работ — это серьёзно. А если учитывать, что тематика была сложной, да и само участие требовало изрядной смелости — то и подавно. Конкурс более чем удался: кроме собственно победителей, у нас ещё немало отличных рассказов. Текстовым контентом мы теперь обеспечены на пару лет вперёд.

Однако была и тёмная сторона: две трети поданных работ не прошли даже первичной премодерации. Авторы спрашивали нас, почему мы отклоняем их рассказы — а у нас не хватало времени и сил, чтобы ответить им всем.

Иногда мы оставляли им ссылки на книги — но и тут есть проблема. В учебниках по литературному мастерству (например, в «Истории на миллион» Роберта Макки) разобраны лучшие образцы литературы — ну и рассказано, почему они лучшие. Это очень полезно, и мы всем советуем их прочесть. Однако ни одной толковой книжки о типичных авторских провалах мы не нашли, а это даёт очень однобокий взгляд на мир.

При этом, по нашим наблюдениям, больишнство участников делали одни и те же ошибки. Ошибок этих не так уж много, примерно 7-8 типов — и они до банальности просты. А значит, их стоит описать.


Зачем всё это нужно?

Нам часто задавали извечный русский вопрос: кто мы вообще такие? Так вот, мы не писатели. Мы почти не будем касаться процесса создания рассказов: всё равно мы его не знаем.

Мы — читатели, и сегодня мы посмотрим на мир из читательского окопа. А также попробуем рассказать, почему одни рассказы преодолевали нашу противолитературную оборону, а другие нет. За два прошедших конкурса (тыц и тыц) мы прочитали свыше 1230 рассказов, так что некоторый опыт у нас имеется. И мы верим, что он будет полезен не только нам.

Какая наша выгода? А очень простая: если когда-нибудь мы снова наберёмся слабоумия и отваги сил и времени на новый литконкурс, то очень хотим принять не жалкие 246 рассказов из 700, а хотя бы 300. А то и — дайте старику помечтать — целых 350. Это ли не прекрасно?


А ещё мы просто обязаны сказать спасибо всем, кто помогал нам готовить эти заметки.

• Всем, кто помогал нам вычитывать текст: , , , и всем остальным.


• Участникам и из : за то, что кидались в меня ценной литературой о позднесоветской журналистике.


• Участникам сообщества , в том числе , , и, в особенности, товарищу : за то, что дёргали нас за хвост и не позволяли возводить на авторов необоснованных поклёпов (приходилось обосновывать =).


• Надежде Поповой aka , за исключительно правильные вопросы и возражения: с её помощью мы и сами лучше поняли, как работает наше читательское сознание.


• Захожим комментаторам, что подбадривали нас в процессе и не давали впасть в летнюю спячку.


• Нашим авторам: за то, что вы есть.


• А также нашим братьям-читателям и всем добрым людям.

Спасибо вам!

@темы: писательское

---

Оригинал взят у в О.Иванова (Витебск). Дворик

@темы: картины

---

Оригинал взят у в Nuts and Bolts

Продолжение эссе Чака Паланика о словах, которые должен забыть писатель

В 2004 – 2008 годах, Чак Паланик на официальном сайте своих фанатов chuckpalahniuk.net/, ежемесячно публиковал эссе о литературном мастерстве, основываясь на писательских методах из своего личного инструментария. Все эссе находятся в свободном доступе но, к сожалению, на русский язык они не переводились.

lj user="sergeytoronto" перевел все 36 эссе, и начал публиковать перевод, за что ему огромное спасибо

Все эссе можно скачать здесь

<

@темы: писательское

---

Оригинал взят у в Куинси Тахома. Биография и наследие навахского художника

1:


Перед нами первая полная биография художника Куинси Тахомы (1917–1956). Автор, индеец-навахо, родился в Аризоне и большую часть жизни прожил в Санта-Фе, штат Нью-Мексико. Во время Второй мировой войны был связистом, потом вернулся в резервацию и стал успешным художником. Умер в 36 лет от алкоголизма, оставив после себя огромное наследие в рамках искусства коренных народов Америки.

В детстве Тахома много времени проводил на охоте и рыбалке, был знаком с традиционными песнопениями и ритуалами. Воспоминания юности вдохновили его на создание картин, в которых сочетаются безмятежность природы и экспрессия и темперамент охотников. Из-под его руки появляются необычные пейзажи, и тут же рядом — традиционные индейские занятия: рыбная ловля, охота, шитьё, верховые путешествия. Мы видим в его картинах и нежность, и юмор, и любование родным краем, и гордость за сохранение традиций своего народа.

Картины Тахомы, несомненно, имеют неповторимый, свой собственный, ни на что не похожий стиль. Даже его картуши* — это интересные рассказы из народной жизни и одновременно игра со шрифтом. Плавные чёткие линии, яркие цвета, ёмкие захватывающие истории — всё это можно найти в 269 полноцветных изображениях альбома.

2:


3:

4:

5:

6:

7:

8:

9. Quincy Tahoma: The Life and Legacy of a Navajo Artist. Atglen, 2011. 240 p.; 31 cm.

Альбом можно заказать в отделе изоизданий РГБ, шифр 84/4.167 | Приглашаем к взаимной дружбе

@темы: картины, индейцы

---

Оригинал взят у в Когда это еще не было трендом

www.arthur-conan-doyle.com/index.php?title=Sher...(play_1893-1894)
Одна из первых пьес о Великом Детективе была поставлена в Глазго в 1894 году. Ее автором был некий Чарльз Роджерс, и называлась она "Шерлок Холмс: Психологическая драма".
Уилтон Харшер, сумасшедший, прячется от полиции в доме Уотсона, бьет доброго доктора и относит бесчувственное тело в свой дом. Уотсон в лучших традициях теряет память и не узнает Холмса, который в конце концов его находит. Более того: Уотсон соглашается жениться на дочери Харшера и не узнает собственных жену и ребенка, встретив их в церкви во время церемонии. Холмс, чтобы остановить Уотсона, одурманивает его, после чего сыщик арестован и обвинен в убийстве. Холмс сбегает, добирается до центрального госпиталя как раз вовремя, чтобы предотвратить "посмертное" вскрытие тела Уотсона. Харшер кончает жизнь самоубийством, память возвращается к Уотсону, и он воссоединяется с семьей.
Фанфикеры такие фанфикеры.
(Кстати, именно в этой пьесе мальчик-слуга получает имя Билли. Потом - пьеса Уильяма Джиллета, а потом и сам Дойл это включил в Канон.)

@темы: ШХ

---

много Омска здесь gelio.livejournal.com/216749.html

@темы: урбопейзажи

---

"Рукописи начинающих поэтов, беллетристов обычно возвраща­лись с кратким уведомлением от имени Толстого, примерно таким: «Лев Николаевич не любит стихов и не советует заниматься таким пустым делом»; «Лев Николаевич не видит в присланной рукописи и проблеска таланта»."

В.А.Жданов, "Из писем к Толстому"

@темы: книги

---

Оригинал взят у в Грот, наполненный духовностью

Или великая сила аутсайдерского искусства

Восьмое чудо мира в Айове. По крайней мере, так говорят рекламные объявления, и кто я такая, чтобы спорить с ними? Рядом с небольшим городком Уэст-Бенд (это в штате Айова), где ландшафт редко нарушается чем-либо большим, чем в зернохранилища, лежит грот Искупления. Гроты мы уже видели, но этот Царь гротов.

Чудо в нем создал отец Павел Dobberstein. Начав строительство в 1912 г, он закончил в 1954 году.

Отец Павел Dobberstein родился в Германии в 1872 году и эмигрировал в Америку в 1893. История говорит, что будучи студентом Семинарии святого Франциска он тяжело заболел воспалением легких. Это, как вы понимаете,  было в то время, когда пенициллина не было. Его еще предстояло изобрести. Студент болел тяжело и понимая слабость противостояния такой тяжелой хвори, истово молился и дал обет.

Он обещал почтить Пресвятую Деву после восстановления здоровья. И судя по всему, он сдержал его, а это в большой жизненный путь!

Получив назначение в приход в 1898 году, он почти стразу стал в свободное время рыть фундамент и делал его 3 года - по 1901. На протяжении более десяти лет он был заготавливал простые и драгоценные камни. Он работал с минералами, кристаллами и бетоном. По-видимому, отец Павел изучал геологию в студенческие годы и понимал цену минералов.

Фактическая работа начала складываться в 1912 году, без помощи каких-либо чертежей.

У него был помощник по имени Мэтт Szerensce.
Окончив среднюю школу в 1912 году, Szerensce согласился стать соавтором и это привело в конечном счете, к пятидесяти двум годам интенсивного труда.

Два человека собирали материалы неумолимо, иногда путешествуя на своей железнодорожной дрезине в далекие места, чтобы привести домой груз интересного камня или минералов.

По  подсчетам, они перевернули почти сто вагонов скальной породы и камней, подавляющее большая часть которых должна была быть обработана, сохранена, и помещена в надлежащее место в гармоничной структуре.

Зимы они проводили, делает розетки из кристаллов, которые добавляли в грот летом.

Они строили и строили, и строили. И получилась необыкновенная панорамная красота из 9 гротов и сцен из жизни Христа, создавая историю искупления.

Пути ветра ведут внутрь и вокруг основания, через лабиринт религиозных богатств.

Грот, история искупления, пещеры почитания Пресвятой Матери, и так далее, все сплетается в гобелен из позолоченного камня.

Вся работа делалась вручную до 1947 года, когда они, наконец, получили электрический подъемник.
Вот таков труд отца Павла Dobberstein и его помощника Szerensce.
Они создали Чудо Света. Восьмое.))

Храм Грота Искупления - Грот Redemption религиозная святыня, находится в Уэст - Бенд, штат Айова , в римско - католической епархии Сиу - Сити . Конгломерат девяти гротов, изображающих сцены из жизни Иисуса, грот содержит большую коллекцию минералов и petrifications и считается самым крупным гротом в мире.

Отец Павел Dobberstein 1872-1954 Год

Строительство: 1912-1959

сайт

@темы: церковная архитектура, камешки

---

Оригинал взят у в Разбомбленный дракон

80 лет назад, 26 июня 1936 года, впервые поднялся в воздух "Фокке-Вульф" FW-61 - первый в мире вертолет, пригодный для практического применения. Произошло это за четыре года до начала летных испытаний первого удачного вертолета Сикорского, так что в вопросе приоритетов всё однозначно. В 1937-38 годах FW-61 побил все установленные ранее вертолетные рекорды. В частности, он достиг высоты 2640 метров, более чем в четыре раза перекрыв результат, достигнутый советским вертолетом ЦАГИ-1ЭА. Максимальная скорость машины составляла 122 км/ч, дальность полета - 230 км, а максимальное время в полете - 1 час 20 минут.

Удивительно, но столь впечатляющих результатов машина достигла с относительно маломощным мотором всего в 160 лошадиных сил, работавшим через сложную систему передач на два несущих ротора, установленных на ферменных консолях по бокам от фюзеляжа. В носу стоял еще один маленький пропеллер, но он служил лишь для охлаждения двигателя, играя роль вентилятора. Вертолеты подобной аэродинамической схемы из-за их относительной громоздкости не получили широкого распространения, однако, именно по этой схеме был построен крупнейший в мире винтокрылый летательный аппарат Ми-12, а сейчас она применяется в конвертопланах.

Успех FW-61 побудил его разработчика - авиаконструктора Генриха Фокке к созданию гораздо более крупной машины, способной нести солидную нагрузку. Такая машина, названная "Фокке-Ахгелис" FA-223, впервые взлетела 3 августа 1940 года. Смена индекса была вызвана тем, что в 1937 году Фокке совместно с Гердом Ахгелисом основал в Дельменхорсте новое предприятие, специализирующееся исключительно на вертолетах. Это была первая в мире вертолетостроительная фирма.

FA-223, оснащенный девятицилиндровым звездообразным мотором "Брамо-Фафнир" в 1000 л.с., мог перевозить в закрытой кабине пятерых пассажиров с багажом, либо - столько же десантников с вооружением. В транспортном варианте его полезная нагрузка достигала тонны. Масксимльная скорость составляла 180 км/ч, дальность полета с грузом - 700 км, потолок - 4900 метров. Даже для послевоенных винтокрылов такие данные выглядели вполне достойно, а в 1940 году еще нигде в мире не было ничего подобного. За впечатляющий и слегка жутковатый внешний вид вертолет назвали "Драхе" - "Дракон".

Командование Люфтваффе пришло в восторг от летных характеристик FA-223. Уже в 1941 году с фирмой заключили контракт на поставку 100 экземпляров вертолета в военно-транспортном, поисково-спасательном и патрульно-противолодочном вариантах, а также - в версии ночного бомбардировщика. Для выполнения такого заказа фирме пришлось значительно расширять производство. К лету 1942 года в Дельменхорсте построили новый завод, сразу приступиший к сборке вертолетов. Однако уже через месяц его сравняли с землей английские бомбардировщики. Вместе с заводскими цехами были уничтожены 13 почти готовых "Драконов".

Не падая духом, Фокке восстановил предприятие и в 1943 году оно успело выпустить 18 машин. Их войсковые испытания прошли вполне успешно, поэтому заказ увеличили до 400 экземпляров. Однако в следующем году авиация союзников вновь до основания разрушила цеха и несколько десятков вертолетов на сборочном конвейере. К тому времени немцам стало уже не до них, а потому средств на повторное восстановление завода не выделили.

Правда, в конце 1944-го появились планы наладить выпуск FA-223 в оккупированной Чехии. На пражский завод "Авиа" отправили производственную документацию, кое-какие комплектующие и несколько двигателей. Но до конца войны работы там так и не начались. Зато в послевоенный период чехи собрали два "Дракона" и ввели их в стстав своих ВВС под обозначением VR-1. Это были первые вертолеты чехословацкого производства.

"Драконы" неплохо проявили себя на фронте, правда, от планов использовать такую машину для эвакуации Муссолини пришлось отказаться из-за технических неполадок. Зато один из "Фокке-Ахгелисов" в феврале-марте 1945 года использовался для связи с Данцигом, приземляясь прямо на улицах осажденного советскими войсками города. В этих рейдах через две линии фронта он попутно установил мировой рекорд дальности для винтокрылых машин. Чтобы снизить риск от ПВО полеты осуществлялись в темное время суток.

В силу своей малочисленности немецкие вертолеты, разумеется, не сыграли заметной роли в войне. Однако, если бы не успешная работа англо-американских бомбардировщиков, картина могла бы быть немного иной.



Первый полет FA-61 cовершил без обшивки фюзеляжа.





FA-61 на испытаниях.



Репетиция демонстрационного полета на берлинском крытом стадионе "Дойчландхалле".



Подготовка к полету опытного экземпляра FA-223.



Кабина FA-223 с пулеметной установкой.



FA-223, захваченный американцами в конце войны.



VR-1 - чешская копия FA-223.



FA-223 в стандартной для этих машин серо-зеленой окраске.

@темы: самолеты

---

Софт для писателей: стимул (Punish Pad) lit-era.com/blogs/post/7564

@темы: Шпаргалки для писателя, шпаргалки

---

На Целлюлозе продолжена выкладка романа "Тайное и явное" (оно ж "Смирол-2). Надеюсь, дальше фрагменты будут выгладываться каждые две недели.
zelluloza.ru/register/493/
Роман "Быть тварью" почти дописан. Ну, мне так кажется.

@темы: мое и наше

---

из этой подборки prophotos.ru/inspiration/18308-samolety-i-noch

@темы: самолеты

---

В неолите Y-хромосома прошла через бутылочное горлышко xn--c1acc6aafa1c.xn--p1ai/?page_id=3329

@темы: генетика и генеалогия

---

Не знаю, приходила кому в голову такая мысль - о мировоззренческом различии языков аналитических и синтетических. Эдакая схолия к гипотезе Сепира - Уорфа.



( Свернуть )
Как известно, синтетические языки выражают грамматические (значит, и смысловые) значения с помощью всяких суффиксов, окончаний и прочих морфем. В противоположность этому, аналитические задействуют отдельные служебные слова, но в большей степени - порядок слов, контекст и интонацию. Классический пример - английский язык. Знаменитый "Похоронный блюз" Одена написан от лица любовника/цы к любовнику/це. Род неопределим. И вот Бродский переводит:

Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток,
Мой шестидневный труд, мой выходной восторг,
Слова и их мотив, местоимений сплав.
Любви, считал я, нет конца. Я был не прав.

А вот Кружков:

Он был моей рекой, и морем, и скалой,
Шаландою моей, и ночью, и луной,
Был солнцем из-за туч, рассветом из-за штор;
Я думала, любовь бессмертна. Это - вздор.

Полагаю, Бродский "правее" - ведь Оден был гомосексуалистом. Тут мы обращаемся к контексту, внеязыковым обстоятельствам. И это самое важное, что я хочу сказать.

Аналитический язык доверчив к контексту - а что ему остается? Он упрощает свою грамматику, насыщает множеством разных смыслов омонимы, предлагая нам догадываться, в чем же дело, с помощью средств, находящихся за пределами этого языка - в культуре, реальности как таковой. Напротив, синтетический язык не доверяет окружающей реальности - он предпочитает своими средствами и как можно точнее обозначать смыслы и значения, чтобы не было опасной, как ему кажется, двусмысленности. Если "любил", значит мужчина, а если "любила", будьте уверены, что женщина. Конечно, не всегда это у него получается ("люблю" в русском тоже не различается по роду), но тенденция налицо.

И что же выходит? Аналитический язык с его доверием реальности, окружающему миру, обстоятельствам сосуществования людей в обществе, известным каждому, оказывается неизбежно "приземленным", укоренненым в материальной жизни, в эмпиризме и прагматизме. Действительно, нужно крепко стоять на земле, нужно иметь дело с одним единственным реальным миром, а не десятками выдуманных, чтобы пользоваться контекстом и быть уверенным в его истинности. Так действуют англичане и американцы; так действуют и китайцы, реализм и прагматизм которых хорошо известен.

А вот синтетическим языкам приходится туже. Вынужденные, по максиме стоиков, "все свое носить с собой", они слишком легко теряют почву под ногами. Народы, замкнутые своими синтетическими языками в самодостаточные "миры", начинают слишком упрощенно и даже с подозрением воспринимать внеязыковой мир своего биологического существования. Они охотнее следуют метафизике, чем физике - ведь в метафизике смыслы вечны и самодостаточны, что так льстит синтетическим языкам, тогда как "физика" полна переменчивого внеязыкового контекста, для которого у них не хватает опыта и гибкости. Таковы санскрит, древнегреческий, иврит, арабский, русский, немецкий и многие другие.

Кстати, подобное самозамыкание свойственно и искусственным языкам (таким как ифкуиль или логлан), ведь они разрабатывались как универсальное средство общения или выражения мыслей, без привязки к постоянно меняющемуся и двусмысленному контексту. Это, помимо всего прочего, означает: общаться на синтетических языках можно, а вот создавать сложную единую культуру, укоренненную не в чьей-либо словесной традиции, а в живом совместном опыте - гораздо труднее. Потому-то английский язык и завоевывает мир...

@темы: Вавилон-18

---

Оригинал взят у в О чём рассказывает старая картина

В конце XIX — начале ХХ века художников, на самом деле хорошо владевших ремеслом живописца или графика, в России было много. Часть, подобно Васнецову, Рериху и Билибину рисовали сусальные байки религиозно-мистического или официозно-героического толка, другие — Айвазовский, Левитан, Куинджи, Шишкин, Саврасов — отображали красоты природы, умея найти прекрасное даже в самом незамысловатом пейзаже со слякотью и пасмурным небом. Но были и жанровики с сугубо социальными сюжетами — Пукирев, Перов, Репин, Маковский, Ге, Ярошенко. По меркам тех времён их бы назвали либерастами и агентами Госдепа, если бы держиморды знали, что такое Госдеп и для чего он нужен. И эти художники вываливали наружу острые социальные проблемы, невзирая на лица и соображения реноме Мыколки №2 и его батьки-выпивохи. Да и история в их преломлении выходила не такая бравурная, сотканная из сплошных побед и одолений, как хотелось бы цензорам.

Вот об одной такой картине в духе критического реализма, и о том, что она рассказывает о жизни во времена оглушительного хруста французской булки, читаем под катом.

«Приезд учительницы в деревню» Художник Маковский В.Е.

Картина Владимира Маковского «Приезд учительницы в деревню» (1897) — типичная жанровая картина конца 19 века. Картина как–бы проста и понятна, но весь культурный контекст, связывавшийся у первоначального зрителя с изображенным, давно уже утерян. Мы видим, что изображено на картине, но не можем догадаться, что подразумевается помимо изображенного и что нам об этом думать. Попробуем разобраться.

На первый взгляд, картина оптимистична. Мы видим двор крестьянской усадьбы в Южной России (тополь, наряд бабы слева, характерная форма кровли). Во дворе за столом сидит только что приехавшая (телегу с ее вещами еще не успели разгрузить) учительница в типичном для «барышни» городском наряде. Учительницу, по всей видимости, принимают хорошо — баба в ярком народном костюме уже растопила самовар, принесла фаянсовые чайник и чашку (для крестьян это парадные предметы), глиняную крынку с чем—то (молоко?), малопонятные фрукты или овощи. Какие—то личности, высунувшиеся из дома, с любопытством разглядывают учительницу; хмурый мужик куда—то ведет лошадь. Сияет летнее солнце. Но учительница, симпатичная и хорошо одетая молодая женщина, находится в оторопи, ничему не радуется, да и вообще выглядит так, как будто бы ее отправили на каторгу.

В общем, можно подумать, что капризная городская девица по глупости и вздорности не умеет радоваться травке, солнышку, свежей еде и прочим идиллическим прелестям деревенской жизни.

Что это всё значит на самом деле? Начнем со школы и положения сельских учителей. На 1897 год основым типом сельской школы была одноклассная школа с двух- или трехлетним) курсом. В половине случаев эта школа была земской (побольше зарплата, поменьше молитв), в половине — церковно—приходской (обратная ситуация). Одноклассной школа была в том смысле, что в ней была одна классная комната, и учитель одновременно занимался с детьми всех лет обучения. В школе учили чтению и письму, Закону Божию и чтению на церковно—славянском языке, арифметике; Закон Божий преподавал священник, а все остальные предметы — один учитель. Учителя получали приблизительно 240 рублей в год, как рабочий невысокой квалификации, меньше фельдшера в земской больничке, меньше волостного писаря. Но, кроме жалованья, учителям полагалось еще и бесплатное жилище (по умолчанию комната и кухня) с бесплатным отоплением.



В учителя брали равно мужчин и женщин, причем платили им одинаковое жалованье; это было весьма благородно для той эпохи, когда женщина обычно получала в два и более раза меньше мужчины за одинаковую работу (относится даже к учительницам гимназий). На момент написания картины женщин в профессии было чуть меньше половины. Сельские (их называли народными) учителя не являлись чиновниками, и для них закрыта всяческая карьера — ближайший начальник, инспектор народных училищ, приходившийся в среднем на сто школ, был уже чиновником с высшим образованием.

Образовательный ценз для народных учителей был невысоким. Кто–то (больше мужчины) заканчивал специализированные учебные заведения — учительские семинарии, это 6—летнее образование с курсом ниже среднего. Кто—то (исключительно женщины) заканчивал гимназию и сдавал на звание учительницы простой дополнительный экзамен; с начала 20 века в гимназиях появлялись добавочные 8—е классы, доучивавшие девочек именно на звание учителя начальной школы. Брали, при условии сдачи особого экзамена, и выпускников разных других учебных заведений с 6—летним и более курсом. Даже выпускники двухклассной (то есть 5—летней) начальной школы могли быть принимаемы в учителя при нехватке более компетентных кандидатов.

Итак, народные учительницы происходили из самых разных слоев общества и имели различный образовательный статус. Что же тогда происходит на нашей картине? Почему именно эта учительница такая смурная?

«В сельской школе» Художник Маковский В.Е.

Для начала, надо понять, что перед нами женщина, одетая по моде городского среднего класса: блузка сложного покроя, кружевное жабо, шляпка — это наряд «барышни». Учительница, выбравшаяся из крестьян, никогда не стала бы одеваться так замысловато. Мы видим, несомненно, бывшую гимназистку (или, как минимум, выпускницу епархиального училища). Но какая сила могла занести гимназистку в деревню? И тут мы подбираемся к сути картины.

Молодым женщинам среднего и высшего класса в ту эпоху было очень сложно найти себе мужа. Дело в том, что по правилам стратифицированного общества мужчины могут жениться «по горизонтали» (то есть на равных) и «вниз» (то есть на невестах ниже себя по социальному статусу), а вот женщины могут выходить замуж только «по горизонтали» и «вверх». Поскольку общество устроено как пирамида, и каждый высший социальный слой имеет заметно меньше членов, чем примыкающий к нему низший, то потенциальных невест «снизу» много, а потенциальных женихов «наверху» мало. А женихов «по горизонтали», среди равных, всегда оказывается меньше, чем невест — кто—то уже нашел себе невесту «снизу», а кто—то не особенно хочет жениться.

Напомним, что брак в том мире был для женщины решением всех жизненных проблем — он давал и социальный статус, и доход, и занятие (разумеется, занятие матери и домохозяйки), и доступ к сексу и деторождению. Для мужчины же брак давал всего лишь одну возможность — иметь законных наследников, все остальные опции были доступны в равной мере и женатым, и холостым; более того, доступ к сексу для мужчины после вступления в брак только ухудшался. Соответственно, мужчина нуждался в браке меньше, чем женщина. Как результат, брак во всех случаях, когда это было возможно, сопровождался доплатой со стороны женщины — приданым.

Но в эпоху 5% доходности многолетних накоплений и многодетности скопить на значимое (то есть дающее значительный для новой семьи постоянный доход) приданое для каждой из дочерей могла только очень и очень обеспеченная семья. Всем остальным приходилось как–то устраивать в жизни дочерей–бесприданниц. И тут на помощь приходила гимназия. Восьмилетнее обучение обходилось в 600–800 рублей (если девочка при этом жила дома), и вложиться в учебу было куда умнее, чем покупать на эти деньги белье или сервизы, которые все равно не произведут на жениха большого впечатления. Разумеется, гимназистка, при прочих равных, была много более привлекательной невестой, чем необразованная девица — она имела хорошо поставленную речь, читала книжки, могла написать письмо, умела поддержать беседу, даже знала немного по–французски.

Семьи из среднего, а иногда и из самых верхов низшего класса сдавали дочерей в гимназии вперебой. Министерство народного просвещения относилось к женским гимназиям безразлично — если местная инициатива имелась и был платежеспособный спрос, то почему бы и не открывать их там, где о том попросили. Спрос же имелся и непрерывно возрастал, и с 1890–х годов начался быстрый рост числа женских гимназий. К 1913 году в число мальчиков и девочек, учащихся в средних учебных заведениях, сравнялось. Мужские гимназии выпускали будущих студентов, чиновников, старших служащих в больших фирмах — а женские тем временем выпускали будущих невест.



Но, увы, по описанным выше причинам женихов все равно недоставало. Чем больше становилось невест–гимназисток, тем меньшее преимущество давала гимназия на брачном рынке. Грубо говоря, на четырех выпускниц гимназии приходились максимум три доступных для брака выпускника гимназии. Кто–то нашел себе необразованную, но имевшую приданое купеческую дочку, кто–то поступил в студенты или в офицеры (первым не разрешалось жениться вовсе, вторым до 29 лет), кто–то предпочел остаться холостяком. Век невесты—бесприданницы был недолог — 23–24 года, и ты вылетаешь с брачного рынка.

И вот тогда семье приходилось решать, что делать с дочкой, вероятность выйти замуж для которой стремительно уменьшается с каждым днем. Разумеется, те, кто мог себе позволить содержать незамужнюю дочь до конца дней в семье, так и поступали. Но многие и так отдавали дочерей в гимназии на последние деньги. Как пристроить в жизни неудачливую девушку? Увы, работы в городе для женщины со средним образованием было мало. Секретарш и машинисток в 1897 году еще не было. Продавщицы были великой редкостью, а платили им копейки. Разумеется, гимназистки могли стать домашними учительницами и гувернантками, но и этих завидных мест резко не хватало. Пойти и заняться простым физическим трудом человек со средним образованием в ту эпоху не мог — это было такое падение, что уж лучше сразу перейти к проституции. Последней опцией для тех, кто не смог найти ничего лучшего, и была должность сельской народной учительницы. То, что мы видим на картине — это итог крушения всех жизненных планов и надежд молодой женщины, чем и объясняется ее унылый внешний вид.

Сельское учительство оказывалось для женщины жизненным тупиком, выбраться из которого было очень и очень сложно. Денег платили ровно столько, что на деревенский вкус можно жить припеваючи, а вот накопить на то, чтобы выбраться из деревни, никогда не удавалось. Связь с городской культурой с годами терялась, и учительницы постепенно дичали — выписать ежедневную газету, толстый журнал, и купить за год 5–6 книжек стоило 40–50 рублей, то есть было для них уже малодоступным. Круг общения сужался до земского доктора, фельдшера и волостного писаря — учительница не могла общаться с «низшими» крестьянами (а помещики, по той же причине, не могли общаться с учительницей), что сводило шансы на замужество к нулю. И наконец, бытовые и гигиенические условия деревенской жизни для всякого выходца из среднего класса, у которого не было дома барского типа и прислуги, казались ужасными. Огромные сложности с мытьем, необходимость прилюдно справлять нужду на огороде (а вы думали, что у крестьян тогда были туалеты?) — все это ежедневно напоминало бедной учительнице, что ее жизнь по существу является каторгой.

Итак, наша картина совсем не про идиллию деревенской жизни, которую не умеет оценить вчерашняя горожанка. Сюжет ее куда более суровый. Полотно рассказывает нам о мире жестких гендерных отношений, в котором девушка, не сумевшая найти себе к 25 годам мужа, должна была убираться на обочину жизни.

Источник.

@темы: женский вопрос, деньги