Оригинал взят у в Как звали князя Владимира?

Вы думаете, что точно знаете имя крестителя Руси?
Ошибаетесь. В этом вопросе царит удивительный разнобой.

Господа норманнисты предпочитают вариант «Володимер», потому что это позволяет им находить в имени крестителя Руси скандинавские корни. В корне «волод» им чудится германское valdr, властитель, а вторая часть древнерусского имени Володимеръ, поясняют они, «происходит не от слав. mirъ «мир, покой», а от реликтовой основы mёr «слава», хорошо сохранившейся также в германском именослове…» (А.В. Назаренко. В кн.: Древняя Русь в свете зарубежных источников, М., 2001, стр. 319, прим. 22).
Прообразом славянского Володимер/Владимир ученые норманнской школы объявляют германское имя Вальдемар.
Как обычно, в этом вопросе норманнисты отдают предпочтение умозрительным филологическим конструкциям, забывая сверить их с источниками. Между тем первый западный правитель с именем Вальдемар — это датский король Вальдемар I (лат. Valdemarus, по дат. Valdemar den Store; 1131–1182). И свое имя он получил в честь своего прадеда по женской линии — Владимира Мономаха.

«Повесть временных лет» именует князя Володимером. А вот Новгородская первая летопись — Володимиром.
Вариант «Владимир» наблюдаем у писателей первой половины — середины XI в. митрополита Илариона и Иакова Мниха.

На монетах Владимира читаются надписи: «Владимиръ на столе», «Владимиръ а се его сребро» и даже «Владимире серебро Съватаго Васила».
Однако на многих монетах читается сочетание «-МР». Т.е. интересующая нас буква как раз пропущена.

Современник Владимира германский хронист Титмар Мерзебургский пишет: «rex Wlodemirus».
Он дает и трактовку этимологии имени короля Руси: «Имя названного короля не по праву толкуют как власть мира».
Но дело в том, что в лужицких языках «мир» звучит именно «мер» (Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд, вып. 19, М., 1992, стр. 56). А лужичане (лужицкие сербы) жили как раз рядом с Мерзебургом.
Кстати, Титмар приводит и комментарий к имени Болеслава Польского — «великая слава» (maior laus). Но… Имя Болеслав в его передаче выглядит как Bolizlavus, Мешко — как Miseco. То есть, во всех случаях передачи славянских имен Титмар заменяет «е» на «и»! А если судить по имени самого Владимира, то и наоборот, «и» на «е». Ведь русский князь у него, напомню, Влодемирус. Вторая гласная — «е»!

В самом раннем из скандинавских произведений, «Бандадрапе», русский князь назван Валдамаром (Valdamarr). Так же, как и у Одда Сноррасона в «Саге об Олаве Трюггвассоне». Монах Теодорик именует его Валдемаром. Снорри Стурлусон в «Круге земном» — Валдимаром. Так же именуется уже умерший к этому времени князь в Пряде об Эймунде.

Арабские авторы вообще считают имя «Владимир» — титулом. «У них независимый царь, называет сам себя и титулуется булдамир, как называют царя тюрков хакан, а царя булгар – б.т.л.ту» , — пишет Ал-Марвази, врач при дворе Сельджуков в конце XI — начале XII вв. Правда, он приурочил этот рассказ к неким русам, жившим в 300 году от Хиджры (912-913 гг. от Р.Х.), которые приняли христианство, но потом перешли в ислам.

В византийских произведениях встречается написание «Владимир» — по отношению к болгарскому правителю. Но есть и через «е».

(Использованы материалы книги Ю. Звягина. «Владимир Красно Солнышко: знакомый и неизвестный»)

запись создана: 07.12.2016 в 19:08

@темы: имена

---

Израильский филиал немецкой фирмы.
Руководство - немцы. Инженеры - в основном русские.
Обсуждается - брать или не брать очень сложный и рискованный проект.
- Это будет наш Сталинград, - выражает руководство свои опасения популярной немецкой поговоркой.
- Так, значит, берем проект? - с энтузиазмом откликаются русские инженеры.
civil-engineer.livejournal.com/691434.html

запись создана: 30.11.2016 в 21:50

@темы: Вавилон-18

---

Оригинал взят у в P. G. Wodehouse on the finances of Sherlock Holmes

Это предисловие, которое Вудхауз написал к "Знаку четырех" в начале семидесятых. Было ему тогда лет девяносто. Вопрос, который он поднимает, на самом деле заслуживает рассмотрения. Холмс нанимает комнаты в доме 221 б напополам с доктором Ватсоном. Якобы потому, что не может позволить себе отдельную квартиру. Если верить цифрам Вудхауза, экономили они с Ватсоном таким способом около 5 шиллингов на брата в неделю. Про Ватсона в начале "Этюда в багровых тонах" мы точно знаем, что у него каждый шиллинг был на счету - ему платили 11 с половиной шиллингов в день, т. е. 4 фунта с копейками в неделю, причем этот доход - сам по себе вовсе неплохой - был гарантирован только на 9 месяцев. Он не имел никакого занятия и не был уверен, позволит ли ему здоровье работать в дальнейшем. Однако неужели эти пять шиллингов в неделю имели такое значение для Холмса? Нет, здесь другое. Второй жилец ему был нужен вовсе не из экономии.

на английском

When I was starting out as a writer—this would be about the time Caxton invented the printing press — Conan Doyle was my hero. Others might revere Hardy and Meredith. I was a Doyle man, and I still am. Usually we tend to discard the idols of our youth as we grow older, but I have not had this experience with A.C.D. I thought him swell then, and I think him swell now.

We were great friends in those days, our friendship only interrupted when I went to live in America. He was an enthusiastic cricketer — he could have played for any first-class country — and he used to have cricket weeks at his place in the country, to which I was almost always invited. And after a day’s cricket and a big dinner he and I would discuss literature.

The odd thing was that though he could be expansive about his least known short stories – those in Round the Red Lamp, for instance — I could never get him to talk of Sherlock Holmes, and I think the legend that he disliked Sherlock must be true. It is with the feeling that he would not object that I have sometimes amused myself by throwing custard pies at that great man.

Recently I have taken up the matter of Holmes’s finances.

Let me go into the matter, in depth, as they say. I find myself arriving at a curious conclusion.

Have you ever considered the matter of Holmes’s financial affairs?

Here we have a man who evidently was obliged to watch the pennies, for when we are introduced to him he is, according to Doctor Watson’s friend Stamford, “bemoaning himself because he could not find someone to go halves in some nice rooms which he had found and which were too much for his purse.” Watson offers himself as a fellow lodger, and they settle down in — I quote — a couple of comfortable bedrooms and a large sitting room at 221B Baker Street.

Now I lived in similar rooms at the turn of the century, and I paid twenty-one shillings a week for bed, breakfast, and dinner. An extra bedroom no doubt made the thing come higher for Holmes and Watson, but thirty shillings must have covered the rent and vittles, and there was never any question of a man as honest as Watson failing to come up with his fifteen bob each Saturday. It follows, then, that allowing for expenditures in the way of Persian slippers, tobacco, disguises, revolver cartridges, cocaine, and spare violin strings Holmes would have been getting by on a couple of pounds or so weekly. And with this modest state of life he appeared to be perfectly content. Let us take a few instances at random and see what he made as a “consulting detective.”

In the very early days of their association, using it as his “place of business,” he interviewed in the sitting room “a grey-headed seedy visitor, who was followed by a slipshod elderly woman, and after that a railway porter in his velveteen uniform.” Not much cash in that lot, and things did not noticably improve later, for we find his services engaged by a stenographer, a city clerk, a Greek interpreter, a landlady, and a Cambridge undergraduate.

So far from making money as a consulting detective, he must have been a good deal out of pocket most of the time. In A Study in Scarlet, Inspector Gregson asks him to come to 3 Lauriston Gardens in the Brixton neighborhood, because there has been “a bad business” there during the night. Off goes Holmes in a hansom cab from Baker Street to Brixton, a fare of several shillings, dispatches a long telegram (another two or three bob to the bad), summons “half a dozen of the dirtiest and most ragged street Arabs I ever clapped eyes on,” gives each of them a shilling, and tips a policeman half a sovereign. The whole affair must have cost him considerably more than a week’s rent at Baker Street, and no hope of getting any of it back from Inspector Gregson, for Gregson, according to Holmes himself, was “one of the smartest of all the Scotland Yarders.”

Inspector Gregson! Inspector Lestrade! Those clients! I found myself thinking a good deal about them, and it was not long before the truth dawned upon me, that they were merely cheap actors, hired to deceive doctor Watson, who had to be deceived because he had the job of writing the stories.

For what would the ordinary private investigator have said to himself when starting out in business? He would have said ‘Before I take on work for a client I must be sure that the client has the stuff. The daily sweetener and the little something down in advance are of the essence,’ and he would have had those landladies and those Greek interpreters out of his sitting room before you could say ‘bloodstain.’ Yet Holmes, who could not afford a pound a week for lodgings, never bothered. Significant!

Later the thing became absolutely farcical, for all pretence that he was engaged in a gainful occupation was dropped by himself and the clients. I quote Doctor Watson.

“He tossed a crumpled letter across the table to me. It was dated from Montague Place upon the preceding evening and ran thus:

Dear Mr. Holmes,
I am anxious to consult you as to whether or not I should accept a situation which has been offered to me as a governess.
I shall call at half-past ten tomorrow, if I do not inconvenience you.
Yours faithfully
Violet Hunter.”

Now, the fee an investigator could expect from a governess, even one in full employment, could scarcely be more than a few shillings, yet when two weeks later Miss Hunter wired “Please be at the Black Swan at Winchester at mid-day tomorrow,” Holmes dropped everything and sprang into the 9:30 train.

It all boils down to one question – Why is a man casual about money?

The answer is – Because he has a lot of it.

Had Holmes?

He pretended he hadn’t, but that was merely the illusion he was trying to create because he needed a front for his true activities. He was pulling the stuff in from another source. Where is the big money? Where it has always been, in crime. Bags of it, and no income tax. If you want to salt away a few million for a rainy day, you don’t spring into 9:30 trains to go and talk to governesses, you become a Master Criminal, sitting like a spider in the center of its web and egging your corps of assistants on to steal jewels and navel treaties. I saw daylight, and all the pieces of the jigsaw puzzle fell into place. Holmes was Professor Moriarty.

What was that name again?

Professor Moriarty.

Do you mean that man who was forever oscillating his face from side to side in a curiously reptilian fashion?

That’s the one.

But Holmes’ face didn’t forever oscillate from side to side in a curiously reptilian fashion.

Nor did Professor Moriarty’s.

Holmes said it did.

And to whom? To Doctor Watson, in order to ensure that the misleading description got publicity. Watson never saw Moriarty. All he knew about him was what Holmes told him on the evening of April 24,1891. And Holmes made a little slip on the occasion. He said that on his way to see Watson he had been attacked by a rough with a bludgeon. A face-oscillating napoleon of Crime, anxious to eliminate someone he disliked, would have thought up something better than roughs with bludgeons. Dropping cobras down the chimney is the mildest thing that would have occurred to him.

P.S. Just kidding, boys. Actually, like all the rest of you, I am never happier than when curled up with Sherlock Holmes, and I hope Messrs Ballantine will sell several million of him. As the fellow said, there’s no police like Holmes.

запись создана: 01.12.2016 в 11:04

@темы: ШХ

---

Оригинал взят у в "Знатный клиент" - The Illustrious Client

В этом рассказе Холмс подсылает Ватсона к злодею-барону, чтобы Ватсон его отвлек, предложив продать уникальный набор из шести блюдечек эпохи Мин (барон - страстный коллекционер старинного китайского фарфора). В это время в соседней комнате Холмс должен вскрыть баронский сейф и похитить оттуда альбом фотографий погубленных бароном женщин. Допустим.

Для этого Холмс поручает Ватсону выдать себя за такого же коллекционера и специалиста по китайскому фарфору. Ватсон всю ночь штудирует какой-то справочник. Барон, конечно, первым делом спрашивает, откуда у Ватсона эти уникальные блюдечки (блюдечко на самом деле одно, и взято непосредственно из королевского дворца; набора из шести вообще не существует). Никакой легенды на этот случай Холмс и Ватсон не заготовили. Барон спрашивает, читал ли Ватсон его монографию. Ватсон ее даже не видел. Барон тогда начинает экзаменовать Ватсона на знание предмета. Ватсон, понятно, проваливается, потому что только накануне вечером книгу открыл.

В это время барон слышит, как Холмс вскрывает сейф, бежит его остановить, тут появляется погубленная им женщина, обливает барона серной кислотой и проч. А меня не оставляет мысль, какой же это был дурацкий план. Ну с чего Холмс взял, что уникальная антикварная вещь должна непременно принадлежать коллекционеру-специалисту? Зачем было гонять несчастного Ватсона в библиотеку и заставлять его зубрить "печати Хунь-ву и красоты Юнь-ло"? От дедушки ему достались блюдечки. Или от бабушки. Дедушка служил в Индии и освобождал дворец какого-нибудь махараджи. А бабушке подарила на свадьбу ее бабушка. Или сам "доктор Хилл Бартон" купил их по случаю у того же еврея-старьевщика, у которого Холмс приобрел своего Страдивариуса за 55 шиллингов. А тут показал приятелю из Британского музея, оказалось - ценная вещь. Отчего же не продать ее понимающему человеку?

от Шано: на английском www.arthur-conan-doyle.com/index.php?title=The_...

запись создана: 02.12.2016 в 09:57

@темы: ШХ

---

В дневнике Пушкина попалось чудесное "...все это делает мне большую разницу" (14 дек 1833). Что интересно, эту прямую кальку с английского часто использовал наш младшенький в школьные годы, типа "это сделает большую разницу" или "это не делает никакой разницы". Старшенький, со школьных лет много читавший по-русски, гл обр классику, подобными засорами речи никогда не отличался. Наоборот, когда он ездил в Россию, друзья над ним подшучивали, что он изъясняется, как дворянин XIX в. А почему наше всё так выразился, это загадка.
+++++
Английский же продолжает удивлять своей специализацией, как напр в обилии узкоспециальных "коллективных существительных" (a flock of birds, a school of fish, a pod of dolphins, a pack of dogs, a herd of giraffes, a troop of monkeys, a pride of lions, etc), так и в узкой специальности некоторых терминов; напр, НЯУ что скелетик морских ежей называется( Свернуть )

test. agasfer.livejournal.com/2478867.html

@темы: Вавилон-18

---

Генетическая история римлян за последние 12 тысяч лет andvari5.livejournal.com/50592.html

@темы: генетика и генеалогия

---

Как известно, не все люди могут употреблять молоко во взрослом возрасте. В Азии и Африке таких большая часть. Значит, европейцы когда-то прошли мощный отбор, чтобы сформировать популяцию, которая толерантна к лактозе. Но когда это произошло?


Раньше была теория, что массово употреблять молоко европейцы стали в неолите, когда появились одомашненные животные. Генетика это опровергла – древнейшие земледельцы во взрослом возрасте вряд ли пили молоко. Ну раз не в раннем, то пусть в позднем неолите. Тогда случилась революция вторичных продуктов, резко возросла роль скота, а проводником молочки должна была послужить культура воронковидных кубков. Но снова мимо. Остался третий вариант – самый безошибочный. Это были первые индоевропейцы, ямники или шнуровики. Первые вообще скотоводы, а вторые животноводство весьма ценили, да и генетически похожи на ямников. И до последнего времени так и считалось, даже генетики говорили об этом. Но снова все оказалось непросто.

дальше здесь andvari5.livejournal.com/72141.html?utm_source=...

@темы: история кухни, генетика и генеалогия

---

Управление Роскомнадзора по Дальневосточному федеральному округу выявило административное правонарушение и подало в суд на журнал "Теоретическая и прикладная лингвистика" Амурского государственного университета (суд назначен на 17.11.2020). Причина состоит в том, что в свидетельстве о регистрации СМИ указано, что журнал выходит на русском и английском языках, а в выпуске 6, №3 "содержаться языки, не заявленные при регистрации средства массовой информации". О ужас - в журнале по лингвистике наблюдается "неоднократное использование предложений на иностранных языках, не заявленных при регистрации СМИ". То есть там люди в статьях приводят примеры фраз и предложений на разных языках, и Роскомнадзор это считает нарушением закона о СМИ. Соответственно, Роскомнадзор требует заявить в свидетельстве языки, которые "планируется использовать в журнале"
maoist.livejournal.com/416850.html

@темы: Вавилон-18

---

08.11.2020 в 22:39

Пишет  natali70:

Янки из Коннектикута в защиту сэра Артура
Пост дался с большим трудом, когда был уже почти готов исчез и пришлось восстанавливать. Надеюсь, что ничего главного не забыла, если что потом буду дополнять и исправлять.

***
Довольно неоднозначная статья, несколько хаотичная,местами притянутая за уши сверх всякой меры, но в ней был ряд очень интересных фактов и я очень рада, что все же перевела ее, хотя были сомнения. Под конец она меня очень воодушевила и даже немного отвлекла от горьких и тревожных мыслей, за что, как всегда, отдельное спасибо мистеру Холмсу. Ну, и я там попозже немного прокомментирую кое-что от себя, потому что много было разных идей и соображений, надеюсь, что ничего не забуду.
А перед тем, как переходить к статье все же еще раз скажу, что здесь было несколько фактов, которые чрезвычайно важны, хоть воде и не совсем бывает понятно, что с ними делать и как найти "точку наименьшего сопротивления, которая бы их примирила меж собой", выражаясь словами самого мистера Холмса.
И в связи с этим эпиграфом к статье прекрасно может послужить вот этот диалог из Канона:


- Но что нам делать с этим фактом, мистер Холмс?
-Запомните его. Впоследствии мы можем наткнуться на обстоятельства, которые заставят вас вернуться к нему.

Янки из Коннектикута в защиту сэра Артура

Рольф Босуэлл

Когда сгустились сумерки, поднялся ветер. Капитан аккуратного баркаса, три дня назад вышедшего из Саванны, отдал приказ своей измученной команде бороться за жизнь. К восходу швыряемое волнами суденышко продиралось вперед сквозь бушующую стихию брызг, тумана и пенистых волн. Все присутствующие на борту опасались, что они уже обречены. И хотя капитан задействовал все ресурсы, какие были подвластны старому шкиперу, даже вел судно без парусов, но он не в силах был остановить мощные струи воды , заливающие палубу корабля.
Днем огромные гребни волны накатывали на борт и разбивались о шканцы. Волной унесло небольшие шлюпки и все, что можно было сорвать и расколоть на щепки. Шкипер покатился по палубе под пиллерс и застрял там. Когда едва не захлебнувшийся помощник с моряком вытащили его оттуда, то обнаружили, что у него сломано бедро.
К счастью, одним из пассажиров баркаса был врач. Доктор Лэтроп Холмс из Вудстока, штат Коннектикут, с женой занимали одну из немногих пассажирских кают. Капитан не позволил своему помощнику и матросу отнести его вниз, поэтому они , как могли, привязали его, пока янки из Коннектикута не взял все это дело в собственные руки, пренебрегая указами упрямого уроженца Джорджии. Едва только шкипера отнесли в его рубку, как упали мачты баркаса. Разбитое судно, накренившись, наполнилось водой и стало тонуть.
Когда это случилось, на палубе было только два человека – рулевой и доктор Лэтроп Холмс, остававшийся у двери в рубку, пока капитана укладывали на койку. Видимо, рулевой, привязавший себя к штурвалу, утонул, но доктору Холмсу удалось каким-то чудом уцепиться за разбитый архиштевень.
Однако, суждено было случиться еще одному чуду, когда полчаса спустя потерпевший кораблекрушение был подобран французским фрегатом, вскоре после того, как буря утихла так же внезапно, как и началась.
За несколько месяцев до этого две молодых республики были втянуты в необъявленную войну американского флота с французскими каперами, но фрегат, название которого не сохранилось в записях, был первым французским военным судном, вошедшим в американский порт после объявления мира. 18 марта 1801 года министерство морского флота написало в своем письме из Вашингтона Уильяму Пенноку, представителю военно-морского ведомства в Норфолке, что «французский фрегат, недавно прибывший в Норфолк, имеет право заходить в наши порты и быть принятым там, как судно дружественного нам государства – прошу вас довести это до сведения тех, кого это может касаться и прошу оказать капитану любые услуги, какие только будут в вашей власти.»
Таким образом, доктор Лэтроп Холмс, врач и хирург из Вудстока, штат Коннектикут, в начале апреля 1801 года плыл во Францию. Об остальной части его истории можно лишь догадываться, и эти догадки еще более усиливают те скупые замечания о своем происхождении, которые произносит его внук, Шерлок Холмс. Возможно, что одним из первых официальных лиц, встретивших доктора Холмса по прибытии во Францию, был коммодор Джошуа Барни, воинственный янки, который служил во французском морском флоте. Как бы то ни было, доктор принял назначение на пост военного хирурга во французском морском флоте.
К 1806 году, когда доктор Холмс, возможно, уже открыл частную медицинскую практику в Париже, победа британцев при Трафальгаре сокрушила военно-морские силы французов. Где-то между 1806 и 1808 годами доктор Лэтроп Холмс, видимо, женился на дочери Антуана Шарля-Ораса Верне, знаменитом художнике, который более был известен, как Карл Верне. В этом браке у доктора Холмса родился, по меньшей мере, один ребенок, сын, которого, очевидно, нарекли Сигером. Это довольно странное имя, и как ни странно, скандинавское, вероятнее всего, оно происходит от Сигера Брабантского (1235-1281), французского философа и основателя латинского аверроизма в Париже, который утверждал, что мир вечен, был поборником вечного разума и единого интеллекта у всех людей; доктрин, подобных тем, что проповедовал преподобный Эбиел Холмс, старший брат доктора Лэтропа Холмса, и отец Оливера Уэнделла Холмса Старшего.
Вероятно, это ниспровержение императора Наполеона побудило доктора Холмса эмигрировать в Англию, землю его предков. Там молодой Сигер получил образование и, очевидно, там и женился. Сперва на мисс Майкрофт, а после ее смерти на мисс Шерлок. Обе супруги родили ему сыновей, которым дали имена по фамилии матерей.
Как указывал доктор Руфус Такер в своих «Заметках о генеалогии Холмса» : «Мы располагаем тремя фактами, которые бесспорны, ибо основаны на утверждении самого Холмса. Его предки были деревенскими сквайрами; его бабушка была сестрой французского художника Верне и его старшего брата звали Майкрофт». Доктор Такер также припоминает, что «литературный агент доктора Уотсона, Дойль, утверждал, будто Холмс был дальним родственником Оливера Уэнделла Холмса».
Фактически, Шерлок был двоюродным племянником Оливера Старшего, поскольку он был внуком доктора Лэтропа Холмса; и троюродным – мистера Джастиса Холмса.
Вышеупомянутые генеалогические выводы, как это должно быть видно, твердо придерживаются известной шерлокианской заповеди: «Отбросьте все возможное, и то, что останется, как бы ни было оно невероятно, и будет правдой».
В «Случае с переводчиком» Мастер говорит Уотсону, что его предки были деревенскими сквайрами, но не говорит в какой именно местности. То, что этой местностью был Коннектикут, видно из родословной, проработанной Е. Холмсом Багби в его «Генеалогии семьи Холмсов из Вудстока».
«Первым Холмсом этой ветви рода был Томас Холмс из Лондона, юрист из Грейс Инн, убитый во время гражданской войны при осаде Оксфорда (1646 г.)», - как выяснил мистер Багби. «Регистр поступивших в Грейс-Инн 1521-1889, составленный Джозефом Фостером и опубликованный в Лондоне в 1889 году, показывает, что Томас Холмс, сын и наследник Томаса Холмса из Холборна, Миддлсекс, был принят в Грейс-Инн 23 февраля 1626 года.
Предком американских Холмсов из Вудстока был Дэвид Холмс, умерший в Милтоне, Массачусетс 2 ноября 1666 года. Он женился в Дорчестере 28 апреля 1659 года, его супругу звали Джоан. Их сын Джон Холмс родился в Милтоне 10 июля 1661 года, умер в Вудстоке 20 июня 1713 года и женился также в Вудстоке на Ханне Ньюэлл 9 апреля 1690 года. Джона и Ханна были родителями священника Дэвида Холмса, родившегося примерно в 1693 году и умершего в Вудстоке 22 мая 1745 года.
Доктор Дэвид Холмс, сын вышеупомянутого Дэвида Холмс, родился в Вудстоке 11 августа 1721 года и умер там же 10 марта 1779 года. Среди его восьмерых детей были Эбиел, отец Оливер Уэнделла Холмса и Лэтроп Холмс, родившийся в Вудстоке 7 мая 1768 года. Лэтроп пошел по стопам отца, став врачом и хирургом. Навещая своего брата Эбиеля, священника в Медвэе, он встретил там и полюбил Сару Самнер и они поженились 30 января 1794 года. У них был один ребенок, Эмма Темперанс, которая предпочитала, чтоб ее называли Темпа. Она вышла замуж за Сполдинга Барстоу 3 ноября 1818 года и у них была одна дочь, Сара Самнер Барстоу , которую крестили в Кентербери 1 ноября 1819 года.
Все документы, касающиеся семьи Холмсов из Вудстока, ограничены исключительно доктором Лэтропом Холмсом и его супругой, ибо они потонули во время кораблекрушения в апреле 1801 г., когда возвращались из Мидвэя, где миссис Холмс продала все свое имущество. Таким образом, у их маленькой дочери было хорошее приданое. Когда доктор Лэтроп Холмс был спасен французским фрегатом, он выказал свою благодарность спасшим его людям, тем ,что стал служить в качестве корабельного врача, но это порядком отсрочило его возвращение на родину к дочери, ибо он попал бы в руки британцев, если бы осмелился пересечь тщательно патрулируемый ими Атлантический океан.
И до 1815 года такое путешествие было невозможно; и к этому времени стали считать, что при кораблекрушении баркаса, плывшего в апреле 1801 года из Саванны, никто не спасся.
Упоминание о докторе Лэтропе Холмсе встречается в бумагах Мак Клелана. Там отмечено, что Джеймс Мак Клелан 3 августа 1803 года дал показания, что в ноябре 1799 года доктор Лэтроп Холмс приобрел у доктора Ли Фуллера из Вудстока контрабас, который был совершенно никудышным. Доктор Фуллер согласился заказать еще один у Лютера Лиона и принять обратно негодный инструмент. Знаменитый внук доктора проявил куда большую ловкость, когда «за пятьдесят пять шиллингов купил у одного еврея, торгующего подержанными вещами на Тоттенхем-Корт-роуд, скрипку Страдивариуса, которая стоила, по меньшей мере, пятьсот гиней».

Ну, вот если честно, вот эта часть мне показалась вообще очень сомнительной. Здесь все та же американская теория и якобы родственные связи с Оливером Уэнделлом Холмсом, на мой взгляд , мало чем обоснованные, за исключением того, что вроде об этом упоминал сам Дойль. И я даже хотела отложить эту статью до поры до времени, но потом кое-что во второй ее части привлекло мое внимание, чему я очень рада) Хотя и там тоже есть довольно странные соображения.

***
Ответить на вопрос , каким, на самом деле, был герб Холмса, совсем не просто. То, что самый отдаленный его пращур должен был иметь свои геральдические знаки, подразумевается в записи, сделанной в Грейс-Инне: «Кристофер Холмс из Лондона, джентльмен», а в 1612 году такой титул так просто не приписывали.
В своей биографии Оливера Уэнделла Холмса, опубликованной в Бостоне в 1883 году В. Слоун Кеннеди делает предположение, что «обман» - самый типичный прием для представителей семейного древа Холмсов. Нет необходимости выходить за пределы Канона, чтоб описать герб Шерлока Холмса. Поле почти в точности описано в «Знатном холостяке». И, в самом деле, какой холостяк мог быть благороднее, чем «самый лучший и самый мудрый из всех известных мне людей»? Описывая там своего клиента, Холмс заметил, что семья его посетителя происходит от«Плантагенетов по мужской линии и Тюдоров – по женской». Единственное семейство в Англии, соответствующее этому описанию, - Сомерсеты, герцоги Бофорт.
Хотя Уотсон ознакомился с письмами от торговца рыбой и таможенного чиновника, доставленными в тот день на Бейкер-стрит, послание от «одного из самых знатных в Англии» клиентов непосредственно ему показано не было. Следовательно, Холмс вполне мог мистифицировать Уотсона, в круг знакомств которого скорее входили завсегдатаи пабов, нежели пэры Англии, заменив мифическим именем Сент-Саймона подлинное – Сомерсета. Но чтоб разузнать, о каком же члене этого многочисленного семейства пойдет речь, потребуется пространное исследование, ибо в Англии девятнадцатого столетия было множество Сомерсетов.
Читая вслух выдержки из своей «книги в красном переплете», которую Холмс не намерен был открыто продемонстрировать Уотсону, «раскрывая ее у себя на коленях», Мастер изменяет фамилию Сомерсет на Сент-Саймон и тут же делает своего клиента «вторым сыном герцога Балморалского», быстро заменяя королевским замком в Шотландии, резиденцией некой высокопоставленной леди, инициалы которой Холмс порой выводил на стене при помощи пуль, замок в Анжу (также бывший некогда королевским), который и дал начало сомерсетскому титулу герцогов Бофорт. Даже Уотсон мог бы заметить столь очевидную подмену.
Затем Шерлок восклицает : «Хм!», но это вполне могло бы быть похоже на «Холмс» с тем большим основанием, что дальше он продолжает описывать герб не Сомерсетов, герцогов Бофорт, а свой собственный; единственный герб, описание которого у него вертелось на языке, если заходила речь о гербах. На разделенном на четыре части гербе Сомерсета Бофорта, потомка «моего доброго Гонта, Ланкастера престарелого» французские лилии сошлись с английскими леопардами в обрамлении ланкастерской каймы.



Герб Бофортов
Зная, что недостаточно просто сказать «Хм!», чтоб привлечь внимание к своей подмене , Холмс умышленно продолжает развивать эту геральдическую ошибку, расписывая герб: «Герб: лазурное поле, три кальтропа над полоской собольего меха».



Основополагающим законом геральдики является то, что один металл никогда не должен наноситься на другой, так же как предметы какого-то оттенка на поле того же цвета. Это четкое правило, которое должно соблюдаться. Нарушение этого закона представляет собой то, что знатоки геральдики называют поддельным гербом. Таким образом, Холмс опять таки привлек внимание к тому факту, что он заменил описание герба Сомерсетов своим собственным. Довольно просто восстановить правильное описание, если вспомнить, что кальтропы это заградительные железные шары с четырьмя шипами, разбросанные по земле во времена средневековых войн с целью задержать продвижение вражеской армии.

«Полагаю, они усеяли дороги кальтропами, - сообщают Бомонт и Флетчер в «Любви пилигрима», - через них не проедет ни одна лошадь.»



Ну, вот тут я позволю себе небольшое лирическое отступление на тему трудностей перевода. Как я уже говорила, я всегда стараюсь цитировать Канон, пользуясь классическим старым советским переводом, но в этой статье были случаи , когда он был весьма полезен, но бывало и наоборот. Случай с гербом в очередной раз показал, что надо бы, конечно, изучать Канон в оригинале, именно в оригинале, потому что новый перевод тоже не без греха, не говоря уже о том, что он бывает довольно неуклюжим. Но обо всем по порядку. На самом деле, этот герб ведь уже был слегка затронут в статье Баринг-Гоулда " Самый благородный и мудрый из всех известных мне людей"morsten.diary.ru/p220013755_samyj-blagorodnyj-i... вот там я даже написала, что не уверена в правильности перевода, но и кроме того, я тогда понятия не имела о том, что описание герба взято из "Знатного холостяка", потому переводила сама, как могла, и caltrops перевела как васильки - это одно из значений этого слова, тем более, что эти узоры вполне могут сойти и за васильки. Перевод там потом поправлю, но пока оставлю для примера.
Здесь же я открыла старый перевод, и там значились не васильки, а "три звездочки чертополоха". И я сначала хотела на них остановиться, но далее следовал рассказ об этих заградительных приспособлениях и я поняла, что речь точно не о растениях. В новом переводе значились калтропы. И тут я уже полезла в интернет и для наглядности представляю здесь изображения этих штук.



В описании, которое могли бы сделать специалисты по геральдике в двадцатом веке, фамильный герб Холмса мог бы выглядеть так: «Серебристое поле, пересеченное полосой собольего меха, с тремя кальтропами в верхней части .» Герб в их исконных цветах, которыми являются оттенки серо-стального цвета. Небольшой полумесяц, символ второго сына, изображен на горизонтальной полосе, для отличия Шерлока от его старшего брата.
Использование кальтропов возродили колонисты Новой Англии в их войнах с индейцами, и их изображение на гербе Холмсов может служить напоминанием о каких-то забытых подвигах их предков во времена колониальных войн. Также возможно, что Томас Холмс из Лондона, юрист из Грейс-Инна, «убитый во время гражданской войны при осаде Оксфорда (1646 г.)», мог быть пронзен кальтропами при падении с лошади. И определенно простота рисунка герба подразумевает его создание в семнадцатом столетии, или даже ранее. В любом случае, невероятно, что такой герб был присвоен непосредственно Шерлоку или Майкрофту. Похоже, что он появился, по меньшей мере, шесть поколений назад.
Что касается нашлемника (венчавшего герб украшения) и девиза, они также сугубо каноничны и речь о них шла в разговоре во время дела «Человека на четвереньках»:

Холмс: - Хватит ли только у вас духу на такое нахальство?
Уотсон: - Риск – благородное дело.
Холмс: - Отлично, Уотсон! Смесь «Трудолюбивой пчелки» с «Эксельсиором». Девиз фирмы – «Риск благородное дело.»


Нашлемники и девизы часто бывали присвоены гораздо позже самого герба. Эмблема «Трудолюбивой пчелки» может означать преданность доктора Лэтропа Холмса Наполеону, геральдической эмблемой которого была пчела, которую обычно изображали золотой на алом фоне. А вот слово «Эксельсиор» является довольно веским аргументом:

«В ущельях Альп сгустилась темнота,
К деревне шёл по тропке изо льда
Красивый юноша и флаг в его руках,
Слова на нём внушали людям страх:
Excelsior! (Всё выше)»


Какие пророческие стихи и какой предвидящий будущее нашлемник для Холмса, ибо все это было задолго до того, как он побывал маленькой альпийской деревушке под названием Мейринген! И мы знаем, что «сгустилась темнота», ибо Холмс «в темноте прошел через горы десять миль».
Но его, конечно же, не нашли замерзшим

«среди снегов, в руке всё тот же флаг,
На нём слова – отваги юной знак:
Excelsior!»

Но стихотворение Генри Уордсворта Лонгфелло «Эксельсиор», похоже, довольно сильно подействовало на его воображение, чтобы принять в качестве нашлемника «зловещую руку, покрытую льдышками, сжимающую знамя с изображенной на нем золотистой пчелой и серебристой надписью «Эксельсиор».
Девиз Холмса «Риск – благородное дело» говорит сам за себя, и за автора этого опуса в области шерлокианской генеалогии и геральдики, который может лишь рискнуть совершить попытку из мельчайших намеков и полуправды собрать воедино относительно достоверную мозаику фактов, имеющих отношение к Канону.

***
Решила не прерывать повествование своими выводами и соображениями и потому пишу уже все здесь.
Ну, во-первых, опять насчет перевода. Этот разговор между Холмсом и Уотсоном мне всегда очень нравился. В старом переводе Холмс как бы с усмешкой говорит: "Не то стишок для самых маленьких, не то поэма Лонгфелло." Это, конечно, совсем не точный перевод, но вышло довольно живо и остроумно, а переводчики, видимо, не хотели лезть в дебри и пояснять то, что не мог знать советский читатель.
Но новый перевод мне тоже не совсем понравился, поэтому перевела сама. Интересно, что в оригинале значится "busy bee", которую в сети сразу перевели, как пчела Майя)) Но вообще все эти слова Холмса - тема для отдельного исследования, как оказалось. Сейчас попробую изложить немного подробнее.
В оригинале Холмс говорит: "Compound of the Busy Bee and Excelsior." И вот за этой фразой, которая в старом переводе практически осталась за рамками, таится немало интересного. Выглядит это вроде его откликом на девиз, который произнес Уотсон. Прямо видится ирония -и попытка отнести эту фразу либо к детской книжке про пчелку, либо к героической поэзии. Но если принять на веру вот этот изображенный выше его герб, то все это приобретает совсем иное звучание.
И пчела, и лонгфелловский "Эксельсиор" присутствуют на знамени. Насчет пчелы сразу невольно появляются мысли и о пчеловодстве, но как оказалось, пчеловодством все не исчерпывается. Обратила внимание на попытку автора объяснить присутствие пчелы преданность вот этого самого доктора Холмса Наполеону, эмблемой которого, оказывается, была пчела. Вот этот факт меня вообще поразил и я опять таки начала копать. И действительно, все именно так и есть . На его гербе, на различных изображениях гербов - пчелы. На подушках, салфетках и королевской мантии.



А особо поразило меня это вот почему. Несколько лет назад, когда еще только переводила "Детство Шерлока Холмса" наткнулась случайно в сети на список теорий о предках и родителях Холмса, где присутствовала и Мора Морстейн с ее "Детством Шерлока Холмса". Так вот я обратила тогда внимание, что там было упомянуто, что кто-то считает Холмса неким потомком (видимо, незаконным) императора Наполеона. Помню, что мне это показалось интересным и что-то в этом было. А тут - вот такая связь! Кстати, список этот вчера нашла, и чтоб не мешать все в кучу выложу, пожалуй, для памяти отдельным постом.

Ну, и вот еще что нашлось.

"Пчела есть эмблема, символ мирского, земного. Символ служителей, задача которых — взять божественный нектар знаний Высших и превратить его в мед земной пищи, усвояемой людьми. Пчела — символ посредников между знаниями Посвященных и обществом. Символ земного Нижнего мира. Нижнего царства. Опять же уточним: Низшего (в духовном понимании) царства.

Остается добавить слова менестреля XVII века Хохберга:
«Прилежные пчелки находят цветочный сок, Поэтому полно меда их восковое королевство; Следовательно, там, где единение может связывать между собой сердца, Одновременно процветает польза и цветет сладкий плод».

Одним из священных символов Меровингов была пчела, и таких пчелок из золота в могиле Хильдерика было около трехсот.

Золотые пчелы из гробницы Хильдерика I




Введение пчелы во французскую геральдику приписывают Наполеону Бонапарту, хотя, как мы увидели, это древний символ, использовавшийся с древнейших времен вплоть до времен Луи XII (1498—1515) в различных гербах. Наполеон же, реформируя французскую геральдику, заменил королевскую лилию пчелой. Даже во время коронации в 1804 году Наполеон сделал пчел главным украшением своего парадного облачения, для чего использовал тех самых пчел из могилы Хильдерика Меровинга.
Впоследствии подавляющее большинство гербов, затронутых наполеоновской системой, вернулись к использованию лилий, особенно в гербах, содержащих «французскую главу».
Интересно, кем себя считал Великий Император и какой он видел свою миссию в этом мире?
К Меровингам вернусь в другом посте - показалось интересным.

Это то, что касается пчел.

Теперь, "Эксельсиор". Ну, во первых, конечно, впечатляет это стихотворение и его связь с альпийскими горами. Само стихотворение будет в самом конце поста. Но и помимо этого стихотворения.
Насчет самого слова "Эксельсиор". Итак, «эксельсиор» - это латинское слово, которое означает «все выше», но иногда используется в английском языке в качестве междометия.В Словаре Мюллера В.К. термин переводится с английского на русский как «выше и выше» или «лучший из лучшего».
Ну, и кроме всего прочего вчера в ночи невольно вспомнилось об одном из любимых иречений Джереми Бретта. Если память мне не изменяет: Вперед и вверх! Хотя могу немного ошибаться, а поглядеть сейчас , увы, негде. Но в очередной раз поразила эта взаимосвязь.

Ну, и еще чисто мое восприятие. Запечатлелись в памяти сразу несколько пунктов. Исконный цвет Холмса - серо-стальной. Кальтропы - предназначение которых - преграждать путь врагу. Золотая пчела Наполеона, герой, пробирающийся во мраке по альпийским скалам и девиз "Эксельсиор!(Все выше!) Ну, и в довершение основной девиз "Риск - благородное дело" в самом деле говорит сам за себя.


Я приводила цитаты из другого варианта перевода, а сейчас мне понравился этот. Приведу его, а другой вариант и оригинал находятся здесь stihi.ru/2018/08/26/3864

EXELSIOR!

Тропой альпийской в снег и мрак
Шел юноша, державший стяг.
И стяг в ночи сиял, как днем,
И странный был девиз на нем:
Excelsior!

Был грустен взор его и строг,
Глаза сверкали, как клинок,
И, как серебряный гобой,
Звучал язык для всех чужой:
Excelsior!

Горели в окнах огоньки,
К. уюту звали очаги,
Но льды под небом видел он,
И вновь звучало,словно стон:
Excelsior!

«Куда? — в селе сказал старик.-
Там вихрь и стужа, там ледник,
Пред ним, широк, бежит поток».
Но был ответ, как звонкий рог:
Excelsior!

Сказала девушка: «Приди!
Усни, припав, к моей груди!»
В глазах был синий, влажный свет,
Но вздохом прозвучал ответ:
Excelsior!

«Не подходи к сухой сосне!
Страшись лавины в вышине!» —
Прощаясь, крикнул селянин.
Но был ответ ему один:
Excelsior!

На Сен-Бернардский перевал
Он в час заутрени попал,
И хор монахов смолк на миг,
Когда в их гимн ворвался крик:
Excelsior!

Но труп, навеки вмерзший в лед,
Нашла собака через год.
Рука сжимала стяг, застыв,
И тот же был на нем призыв:
Excelsior!

Меж ледяных бездушных скал
Прекрасный, мертвый он лежал,
А с неба, в мир камней и льда
Неслось, как падает звезда:
Excelsior!

Перевод В. Левика

А позже нашла еще несколько укороченный перевод Михайлова. Показался мне очень благородным) Пусть тоже будет здесь

Уж Альпы крыла ночь туманом.
Селом, схороненным в снегах,
Шел юный путник и в руках
Нес знамя с начертаньем странным:
Excelsior!

Чело задумчиво и строго;
Но взгляд, как обнаженный меч,
Порой сверкал; звучала речь
Как звон серебряного рога:
Excelsior!

Вокруг сверкали так приветно
В домах огни; а с высоты,
Как призраки, грозили льды;
Но он шептал свой клич заветный:
Excelsior!

И в ссылке к этому переводу Эксельсиор был уже непосредственно переведен, как "Вперед и вверх!". То есть это непосредственная отсылка к словам Джереми Бретта. Информация для размышления...

@темы: ШХ

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

пост про зверинец в Тауэре по ссылке enjoy-england.livejournal.com/19580.html

запись создана: 25.11.2016 в 13:51

@темы: англомания

---

Оригинал взят у в 12 СТУЛЬЕВ ОТ МИХАИЛА БУЛГАКОВА

old.litrossia.ru/2013/41/08347.html


Архив : №41. 11.10.2013
МОСКОВСКИЕ БАРАНКИ И ОДЕССКИЕ БУБЛИКИ

КТО НАПИСАЛ «12 СТУЛЬЕВ»

Я это сделал не в интересах истины, а в интересах правды.
«Золотой телёнок»

Разоблачение талантливой мистификации всегда вызывает интерес; если к тому же это мистификация вокруг достаточно известного художественного произведения – интерес оказывается общим. Что же говорить о том, какой взрыв интереса вызовет предлагаемая здесь информация: романы «12 стульев» и «Золотой телёнок» на самом деле написаны Булгаковым?! Предвижу первую реакцию большинства читателей: да ладно, это хорошая шутка, но не морочьте нам голову!


Должен признаться, что, пусть не так категорично, но всё же недоверчиво отреагировал и я на звонок Ирины Амлински, автора книги «12 стульев от Михаила Булгакова» (Берлин, 2013). Хотя степень моего скепсиса была достаточно высокой, я более или менее подготовлен к восприятию даже столь неожиданной информации, будучи хорошо знаком с литературными мистификациями Шекспира, Стерна, Пушкина. Кроме того, я знаю, что и Булгаков был гениальным мистификатором и что его литературные мистификации до сих пор прочтены лишь единичными читателями, а их исследования А.Н. Барковым и П.Б. Маслаком практически не освоены нашим литературоведением. Но эти два огромных романа?..
Разумеется, дело не только в объёме – хотя и в объёме тоже. Скрыть такую грандиозную мистификацию непросто. Но это только первое, что приходит на ум; стоит предположить, что и в самом деле имела место литературная мистификация, как сразу же возникает множество вопросов:
Зачем эта мистификация понадобилась Булгакову? Кто принимал в ней участие, кроме Булгакова, Ильфа и Петрова? Откуда взялся стиль «12 стульев» (в дальнейшем, говоря о «12 стульях» я буду подразумевать оба романа), так отличающийся от стиля вещей Ильфа и Петрова, написанных до этого романа? Откуда взялся Остап Бендер и другие главные герои? Каким образом удалось Булгакову написать «12 стульев» и «Золотого телёнка» в разные годы так, что это не было замечено женой (Л.Е. Белозёрской)? Или она была посвящена в мистификацию и, наравне с Петровым и Ильфом, честно промолчала до самой смерти? Как быть с воспоминаниями о том, что Ильф и Петров писали «12 стульев» вечерами и ночи напролёт? И, наконец, как согласовать мировоззрение участвовавших в мистификации писателей? Булгаков был непримиримым антисоветчиком и в этом смысле никогда себе не изменял, а Ильф и Петров были вполне советскими писателями – и в этом вроде бы тоже были неизменны. Между тем, при всей сущностной антисоветскости этих двух романов, в них присутствует и некий советский элемент, для Булгакова совершенно неприемлемый.
Правда, на последний вопрос мне ответить было достаточно просто, поскольку я знаю, какими приёмами пользовался Булгаков-мистификатор, чтобы сказать, что думал, и не быть обвинённым в «белогвардейщине», – но и без этого вопросов, требовавших ответа, хватало. Я предложил Амлински прислать книгу.
По мере вчитывания мой скепсис стал таять с опережающей чтение быстротой. Огромное количество приведённых Амлински цитат со следами участия в текстах Булгакова заставили меня признать: у этих романов было как минимум три автора, а не два. Но и здесь я сам же нашёл контраргумент: да, это так, но ведь они работали – и как раз в то время – в одной редакции (московской газеты «Гудок»), можно сказать, сидели за одним столом, без конца перебрасывались шутками и остротами, делились замыслами. К тому же Булгаков был человеком щедрым, он многое мог подарить – и, вероятно, дарил.
Но многое – это не всё. А из книги Амлински выходило, что эти тексты не могли быть написаны ни в подобном соавторстве, ни в каком бы то ни было ещё. Она «пропахала» все произведения Булгакова (в том числе – редакции глав, не вошедших в окончательный текст «Мастера и Маргариты», «12 стульев» и «Золотого телёнка»), все произведения Ильфа и Петрова и все воспоминания о них – обо всех троих. Проанализировав тексты по множеству «сечений», она обнаружила, что в этих двух романах имеют место поразительно похожие по структуре и словарю описания сходных сцен, имеющихся и в произведениях Булгакова, написанных до описываемых романов (сцены вербовки на военное сопротивление, сцены убийства, сцены потопа в квартире, описания многоквартирного дома, одалживания одежды и т.д. и т.п.); что главные образы «12 стульев» перекочевали туда из прежних произведений Булгакова; что стиль прозы романов – тот же, что и в написанных Булгаковым до и после произведениях; и что дилогия буквально пропитана фактами из его биографии и случаями из его жизни, его привычками и пристрастиями, приметами обликов и характеров его друзей и знакомых и маршрутами его передвижений. Причём всё это таким образом использовано и включено в плоть прозы, что речи о совместной работе над ней идти не может. Так вместе не пишут. Так мог писать только сам Михаил Булгаков. Но не Ильф и Петров.
Но в таком случае нам следует отвлечься от этих хотя и множественных, но частностей и попытаться ответить на вопросы, заданные в начале статьи. И начинать следует, конечно же, со стиля. Амлински, например, приводит две фразы – из «12 стульев» и «Мастера и Маргариты»:
«В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошёл молодой человек лет двадцати восьми». («12 стульев»)
«В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана…» («Мастер и Маргарита»)
Да, действительно, музыка, ритм этих двух фраз практически совпадает – но по одной фразе судить нельзя, даже понимая, что такое совпадение не может быть случайным. А вот если продолжить этот начатый Амлински анализ ритма прозы «12 стульев» и «Мастера», то нетрудно убедиться, что и вокруг этих фраз в тех же местах обоих романов ритм – с небольшими вариациями – тот же.
Но сюда прекрасно ложится и ещё одна фраза – из романа «Золотой телёнок», – которой, как и в двух предыдущих случаях, повествователь впервые знакомит читателя с новым героем:
«Человек без шляпы, в серых парусиновых брюках, кожаных сандалиях, надетых по-монашески на босу ногу, и белой сорочке без воротничка, пригнув голову, вышел из низенькой калитки дома номер шестнадцать».
Более того, в прозе и «Мастера», и «12 стульев» постоянно имеют место аналогичные по звучанию, «длинные» периоды, перемежающиеся короткими фразами, и ритмическая основа её в обоих случаях идентична. (Разумеется, речь идёт о прозе повествования, а не о диалогах.) Но ритм прозы индивидуален, если не заимствован. Мне могут возразить: «Мастер и Маргарита» написан после «12 стульев». Тем более! Если мы признаем это поразительное ритмическое сходство, но не согласимся с тем, что «12 стульев» написаны Булгаковым, нам придётся признать Булгакова эпигоном Ильфа и Петрова! И, наконец, Ильф и Петров во всех своих произведениях до «12 стульев» и «Золотого телёнка» писали совершенно другим, «рубленым» стилем, характерным даже не столько именно для них, сколько вообще для советской прозы 1920-х – короткими предложениями (пресловутый «метельный» стиль»).
Перейдём к главному герою.



«Последовательно, из произведения в произведение (Булгакова – В.К.), мы встречаем образ Остапа Бендера, – пишет Амлински. – Это ловкий, авантюрный, неглупый, обаятельный и симпатичный жулик, …не лишённый актёрских способностей, достаточно эрудированный, способный к месту сказать пару французских, реже – немецких слов, быстро принимающий решения в затруднительных ситуациях, карточный игрок, балагур, находящий со всеми общий язык, старающийся взять от жизни по максимуму и владеющий способностью подчинять своему влиянию разных людей, …который приживается в любой среде и меняет от произведения к произведению лишь фамилию и имя, оставаясь верным своему создателю Булгакову, – тогда как образа героя, схожего с Остапом нет ни в одном произведении Ильфа и Петрова. Близнецы-братья Остапа – Аметистов (пьеса «Зойкина квартира»), рождённый до Бендера, и Жорж Милославский (пьеса «Иван Васильевич»), созданный после Остапа». И, как она показывает в дальнейшем, в большой степени – Чарнота из пьесы «Бег», а В.Лосев, кроме Аметистова и Милославского, включает в эту галерею ещё и Коровьева из «Мастера и Маргариты».
Интересно, что, независимо от Амлински, практически те же черты сходства между Остапом Бендером и Аметистовым выявил и изложил в Интернете в статье «12 стульев из «Зойкиной квартиры» А.Б.Левин. Я не сомневаюсь в том, что исследовательница и сама обнаружила то, что заметил и описал Левин (она знакома с этой публикацией и ссылается на неё), но дело здесь не в том, «кто первый кукарекнул». Важно, что, в случае состоявшейся литературной мистификации и сложившейся в связи с этим непростой литературоведческой ситуацией, Амлински приобрела неожиданного и наблюдательного союзника (полностью текст его статьи можно найти по адресу ).
«Приведённые… многочисленные совпадения исключают, как мне кажется, их случайность, – пишет Левин. – Если принять, что каждое из отмеченных совпадений независимо от остальных, а вероятность каждого (заведомо завышенная) составляет одну вторую, то вероятность их одновременного появления в дилогии лежит между одной миллионной и одной десятимиллионной. Всех русских романов во много тысяч раз меньше, чем нужно для случайного появления такой последовательности совпадений. В то же время установить причины возникновения каждого из этих совпадений через полвека после смерти всех трёх авторов вряд ли возможно».
Замечательно, что Левин применяет в рассуждении вероятностный подход: в самом деле, с учётом и множества других сходств, которые обнаружены Амлински, случайность такого количества совпадений столь ничтожно мала, что просто не может быть принята во внимание. Вместе с тем вызывает возражение последнее предложение процитированного здесь абзаца из его статьи, никак не следующее из предыдущего. Именно очевидная неслучайность этих совпадений и должна была рано или поздно заставить кого-нибудь заняться расследованием их причины, невзирая на «срок давности». Таким исследователем и стала Ирина Амлински.
Итак, похоже, действительно имела место литературная мистификация, и автором «12 стульев» и «Золотого телёнка» был Михаил Булгаков. В связи с этим нам предстоит ответить на главный вопрос: кому и зачем понадобилась эта мистификация. Но прежде чем отвечать на него, следует задать другой: а не оставил ли нам Булгаков какого-нибудь намёка, какого-нибудь «ключика», который помог бы нам на этот вопрос ответить? Ведь зная Булгакова, мы понимаем, что он просто не мог не дать нам такой подсказки, если он и в самом деле осуществил эту мистификацию. Похоже, Амлински этот ключик нашла:
«Самое интересное послание будущим читателям, – пишет Амлински, – автор оставил в начале повествования романа «12 стульев», в котором он называет причину «передачи» своего таланта и авторства Ильфу и Петрову»:
«…Лазурная вывеска «Одесская бубличная артель – Московские баранки». На вывеске был изображён молодой человек в галстуке и коротких французских брюках. Он держал в одной, вывернутой наизнанку руке сказочный рог изобилия, из которого лавиной валили охряные московские баранки, выдававшиеся по нужде и за одесские бублики. При этом молодой человек сладострастно улыбался».
Расшифруем булгаковское послание. «Одесская бубличная артель» – фельетонисты-одесситы Катаев, Ильф и Петров; «Московские баранки» – фельетонист Булгаков, который любил стильно одеваться. «Сказочный рог изобилия» характеризует булгаковскую скоропись: он легко и быстро писал фельетоны – а «12 стульев» и является, по существу, большим фельетоном, или, точнее, романом в фельетонах. «Вывернутая наизнанку рука» (как необычно, странно сказано, привлекая к сказанному внимание!) – булгаковский мистификационный приём скрытнописи, когда роль повествователя передаётся антагонисту. В нашем случае Булгаков делает повествователем некого советского фельетониста, который и произносит в «12 стульях» слова: «Сокровище осталось. Оно было сохранено и даже увеличилось. Его можно было потрогать руками, но нельзя было унести. Оно перешло на службу другим людям»; а в «Золотом телёнке» скажет: «Настоящая жизнь пролетела мимо, радостно трубя и сверкая лаковыми крыльями». Немудрено, что Ильф и Петров без каких-либо опасений поставили на обложку свои имена.
«Московские баранки, выдававшиеся по нужде и за одесские бублики»: Булгаков пошёл на вынужденную мистификацию, согласившись выдать свой роман за написанный Ильфом и Петровым. «Молодой человек сладострастно улыбался» – ну, что ж, опубликовав этот роман-фельетон, нашпигованный антисоветскими высказываниями – пусть и из уст «отрицательных» персонажей, – Булгаков вполне мог улыбнуться и сладострастно. Здесь уместно процитировать запись из дневника Е.С. Булгаковой от 15 сентября 1936 года: «Сегодня утром М.А. подал письмо Аркадьеву, в котором отказывается от службы в Театре и от работы над «Виндзорскими». Кроме того – заявление в дирекцию. Поехали в Театр, оставили письмо курьерше.[...] М.А. говорил мне, что это письмо в МХАТ он написал «с каким-то даже сладострастием».
Теперь мы можем попытаться реконструировать эту мистификацию, заодно ответив и на те вопросы, которые пока остались неотвеченными.
Из того, что общеизвестно о «возникновении замысла» и его осуществлении, кроме Ильфа и Петрова не вызывает сомнения участие в этой мистификации Валентина Катаева. Но его роль может быть оценена только с пониманием того, зачем вообще эта мистификация была затеяна и осуществлена. Ведь Булгаков в тот момент жил безбедно: начиная с 1926 года, его прозу перестали печатать, но его пьесы шли во множестве театров, за один 1927 год он заработал более 28.000 рублей; он купил и обставил квартиру и впервые в жизни добился комфорта, который ему был так необходим для спокойного писательского труда. Стало быть, роман был написан не для денег.
В то же время увидеть своё имя на опубликованной прозе Булгаков уже не рассчитывал. С одной стороны, лютая ненависть к нему советской критики, а с другой – вызовы в ГПУ и беседы там по поводу «Роковых яиц» и «Дьяволиады», обыск и изъятие дневника и рукописи «Собачьего сердца» – всё свидетельствовало, что надежды на публикацию прозы нет. Так зачем же он взялся за этот роман-фельетон – притом что прежде он жаловался на необходимость писать фельетоны, которые отнимали у него силы и время, и, как мы теперь понимаем, заведомо зная (с первых строк романа), что он может быть опубликован только под чужим именем?
Логика подводит нас к единственно возможному ответу. Булгаков написал этот роман под заказ той организации, в руках которой находилась в тот момент его судьба, – заказ ГПУ. Это было соглашение, в котором условием с его стороны было обещание оставить его в покое. А со стороны противника? – Его согласие написать советскую прозу. Его остросатирическое перо намеревались использовать в развернувшейся в это время борьбе с троцкизмом. Булгаков знал, что ему по плечу написать эту прозу так, что придраться к нему будет невозможно и что все поймут её, как хотелось бы им её понять.
Как мистификатор Булгаков, искусству мистификации учившийся у Пушкина, о своих тайных ходах никогда никому не рассказывал. Свидетельство этому – «Белая гвардия» (1923), где он сделал повествователем своего антипода (в жизни – В.Б.Шкловского; см. об этом работу П.Б.Маслака «Образ рассказчика в «Белой гвардии»), – что переворачивало идеологические знаки в романе и защищало автора от обвинений в белогвардейщине. В «переговорах» и с ГПУ, и с Булгаковым посредником стал Катаев. Он же убедил Ильфа и Петрова, что, с одной стороны (со стороны ГПУ), мистификация ничем им не грозит, а с другой – может сделать имя; при этом они делали доброе дело, выручая Булгакова.
Булгаков, поистине свято относившийся к любимым женщинам, тем не менее их способности хранить тайну не доверял. Писал он легко и быстро, главным образом по ночам, а потому и ни одна из жён Булгакова ни сном ни духом не ведали о его литературных мистификациях. Амлински считает, что «12 стульев» Булгаков написал в июле – сентябре 1827 года, что хорошо согласуется с выкладками М.П.Одесского и Д.М.Фельдмана о том, что уже в октябре началась редподготовка публикации в журнале. Что же касается воспоминаний Ильфа и Петрова о том, как они писали «12 стульев», то иными их воспоминания быть и не могли: все участники мистификации, как могли и умели, вводили в заблуждение окружающих и прочих современников.
Разумеется, само участие в мистификации поставило их в сложное положение, особенно Ильфа, который ещё долгое время чувствовал себя не в своей тарелке. Дочь Ильфа, А.И. Ильф вспоминала: «Петрову запомнилось поразительное признание соавтора: «Меня всегда преследовала мысль, что я делаю что-то не то, что я самозванец. В глубине души у меня всегда гнездилась боязнь, что мне вдруг скажут: «Послушайте, какой вы к чёрту писатель: занимались бы каким-нибудь другим делом!»
Тем не менее Ильф и Петров не проронили ни звука и тайну сохранили. Более того, им пришлось теперь оправдывать взятые на себя обязательства. По этой причине после публикации «12 стульев» с ведома Булгакова они и стали использовать в своих рассказах и фельетонах булгаковские мотивы, детали и образы, как из опубликованной редакции романа, так и из оставшихся неопубликованными глав (а впоследствии – и из «Золотого телёнка») – вплоть до специально для них написанных Булгаковым рассказов, тем самым вводя в заблуждение и будущих исследователей их творчества. Именно с 1927 года в записной книжке Ильфа появляются записи, в дальнейшем укрепившие его авторитет как бесспорно талантливого соавтора романов.
Обе стороны (Булгаков и ГПУ) пришли к согласию в том, что книга в этой ситуации не может выйти под истинным авторским именем, которое стало красной тряпкой для советской критики. Для реализации проекта было предложено приемлемое для обеих сторон имя Катаева, который и осуществил дальнейшую «сцепку». И если принять эту версию, становится понятным поведение Катаева: он был посредником в этих переговорах и, в конечном счёте, участником мистификации.
Результат оказался удачным для всех. Вот почему Булгакову после выхода «12 стульев» вернули рукопись и дневник и ГПУ оставило его в покое. Но прозе его уже не суждено было быть опубликованной при его жизни. Советская критика и без ГПУ сделала для этого всё возможное.
Остался последний вопрос: почему эту мистификацию проглядело литературоведение? На этот вопрос сегодня ответ уже очевиден. Нашим литературоведением недооценён гений и Пушкина, и Булгакова, как писателей-мистификаторов. Проблема повествователя в их романах у нас практически не рассматривалась – в противном случае мы бы уже давно догадались, как именно и Пушкин, и Булгаков использовали возможность передачи этой роли своему антагонисту. Эту задачу впервые решил А.Н.Барков в его двух основных трудах «Мастер и Маргарита. Альтернативное прочтение» (1994) и «Прогулки с Евгением Онегиным» (1998), но обе книги академическим литературоведением замалчиваются.
Я не строю иллюзий по поводу признания этой мистификации литературоведами. Однако даже в случае их вынужденного согласия с изложенным в книге Амлински нам предстоит упорядочить уже имеющиеся знания о процессе создания и публикации «12 стульев» и «Золотого телёнка» и попытаться найти дополнительные сведения, проливающие свет на причину, по которой Булгаков выдавал московские баранки за одесские бублики, – или предложить какую-то иную версию событий того времени, которая смогла бы объяснить все эти необъяснимые в рамках существующей теории авторства этих романов «совпадения». В любом случае проблема потребует обсуждения.

Владимир КОЗАРОВЕЦКИЙ

там в журнале еще пара постов в продолжение есть

запись создана: 25.11.2016 в 10:52

@темы: книги

---

Оригинал взят у в post

Есть вот такая картинка с графиком температуры Земли за последние 500 млн. лет, короткий относительно срок, на самом деле, если сравнивать с 5 млрд. лет существования планеты.



По нему хорошо видно, что нынешняя температура градусов так на 8-10 ниже той, что была в благословенном эоцене, всего-то 50 млн. лет назад, это уже с учетом всех колебаний, вызванных циклами Миланковича (это про то, что Земля вокруг Солнца двигается, мягко говоря, не по кругу, и при этом качается).
А все почему? Одна из причин, что растения и кораллы вытащили из атмосферы CO2 и запасли его в экзоскелетах, ставших коралловыми рифами, и стволах, превратившихся в каменный уголь. После чего, кстати, буйство природы слегка утихло, растениям, например, кроме тепла, нужна еще и богатая углекислотой атмосфера, а иначе им не из чего будет делать свои стволы, плоды и т.д.

Заметим, что у природы нет механизма возврата секвестированного углерода назад в атмосферу. Ну да, бывает, что пласты угля горят. Можно себе представить, что когда-нибудь пласты известняка и каменного угля опустятся достаточно глубоко в земной коре, чтобы попасть в магму и оказаться извергнутыми в составе вулканических газов, но это, прямо скажем, довольно неэффективные механизмы.

Помните, у Стругацких было про то, что венец творения - это вовсем не человек, а рюмка коньяка с ломтиком лимона, а человек - это только промежуточное звено, необходимое природе для создания этого венца. Дарю поклонникам теории intelligent design богатую мысль - человек появился для того, чтобы своими цементными заводами и угольными электростанциями возвращать в атмосферу так нужный всему живому CO2. А если в результате исполнения этой полезной функции Земля станет слегка непригодна для дальнейшего существования человека, то что ж, велика беда, мавр сделал свое дело, мавр может гулять смело, бабы новых нарожают, эволюция новый виток совершит, выпустит кого-нибудь еще такого же умелого из нового релиза динозавров.

PS Все выводы, разумеется, шутка. График настоящий, история про секвестрацию CO2 растениями и кораллами настоящая, а вот дальше уже полет бурной фантазии - не верю я ни в гомеостатическое мироздание, ни в intelligent design. По-хорошему, такие телеги надо публиковать 1 апреля, но было лень ждать почти полгода. Но сказка - ложь, да в ней намек.

запись создана: 20.11.2016 в 11:14

@темы: и о погоде

---

08.11.2020 в 02:22

Пишет  EricMackay:

Московские рудименты: странные и нелогичные места на карте города
В Москве очень много мест, история и нынешний вид которых уходит корнями в стародавние и не очень времена. Все эти лабиринты кривых улиц, удивительно короткие и широкие переулки, странный рельеф площадей и бульваров, даже кривая кремлевская стена.В этой публикации мы попытаемся разобраться почему некоторые вещи в Москве спланированы так нелогично, а также прогуляемся по местам, напоминающим нам о делах давно минувших дней —>
moscowwalks.ru/2014/06/18/moscow-rudiment/

@темы: история зданий и мебели

---

Я и понятия не имел, что "коровы" будут не только cows, но и kine - "поэтич.", сообщает словарь, видимо, я не читал особо пасторальных стихов; "кравы"
типа.

www.facebook.com/nikolai.karayev/posts/37196998...[0]=AZXgbAnWVFx3JIzvUdGV6jjyA8yCPOt-GytlvjHLn0ddoo1hfOpB8iRs-JWfdjoXjLtGjYICSBUkoB_yzFT-yRM_bmKSYVlx9SVMnmA5FqMFaW3a0AtE5z4lBjGMD7X5-oGPFdf8gDBC2E-ZbFZ1luJXsKkg8KFENooS8mPM85E-3Q&__tn__=%2CO%2CP-R

@темы: Вавилон-18

---

Сникерсни (англ. snickersnee) — английское историческое название ножевого боя, своеобразной народной дуэли на ножах в Нидерландах XVI—XIX вв. Также термин мог означать нож, специально предназначенный для использования в качестве оружия.
В основе этимологии лежит нидерландские "steken of snijden" — «колоть и/или резать» — термин, использовавшийся во Фландрии XVI века для обозначения дуэлей на ножах. И это искусство имеет своим прародителем обычную портовую и кабацкую драку среди моряков. Но существенно развившееся и дополненное, как и любое единоборство. Впервые в англоязычных источниках термин фиксируется в 1611 году.
К XVIII в. большинство словарей уже привычно толкуют сникерсни как традиционную фламандскую дуэль на ножах. К XIX в. это слово настолько вошло в обиход, что в некоторых языках и диалектах потерялся его изначальный смысл. «Новый английско-российский словарь», изданный в Москве в 1808—1817 гг., сообщает, что «сникерсни есть резание ножами, поединок на ножах, употребительный в Голландии между простым народом».
Так что, если буквально и исторически грамотно воспринимать девиз той самой рекламы, то нас призывали не утолить голод без отрыва от развлечений, а... Ну вы поняли, что я имею ввиду



www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=35354...[0]=AZVewa9qHCwyJuW0vbRw8M1BtN-fdrrn9vmPMyPEESsYguLBrvxwz7gRkWzVnhLOA32BInvyA1qJv2vjpVU_5XfexkgdM-VA60RiQJzrE43UZWDFBlJH4oaI84w804Q4hM85li-DYDZl6RWf5i44p23yfQ87gFo45ObFdRdrOdALcQ&__tn__=%2CO%2CP-R

@темы: Вавилон-18

---

Сегодня отзыв на флибусте на ГоВест:


Книга не развлекательная, для размышления. Оцениваю на отлично и рекомендую, но есть нюанс - без продолжения бессмысленна и очень сомневаюсь, что автор его потянет в той же степени реалистичности - слишком трудоёмкий сюжет образовался, мало для кого подъёмен без серьёзных упрощений, а это будет или скомканый и невнятный конец или типа "галопом по европам". Будем посмотреть, но фанфики на эту тему и в этом стиле уже предвижу, фактически это совершенно новый стиль повествования в попаданческой литературе и это для особого читателя.


где он там сюжет углядел, вот что мне интересно. Не, ну я стараюсь вкладывать туда нечто сюжетообразное, но четко понимаю, что вот эти все композиции, завязки-развязки - это полагается иначе организовывать

@темы: мое и наше

---

Меню для новой богадельни в Олбани, штат Нью-Йорк, 1809. seminarist.livejournal.com/1099676.html

@темы: история кухни, 19 век, СшА

---

"Зарыл сабак" переводится с киргизского "необходимый урок". lizardian.livejournal.com/816485.html

@темы: Вавилон-18

---

как это, оказывается, называется-то!

Авторов статьи интересовали нейробиологические основы одного из типов щекотки, гаргалесиса, который, в отличие от книсмесиса, легкой дрожи, пробегающей по организму от касания в «щекотных» местах, вызывает смех и не может быть вызван человеком самим у себя.

ну и у крысок то же самое)

запись создана: 20.11.2016 в 11:40

@темы: медицина