Оригинал взят у в Наследники Дракулы на британском Троне

Один из любопытных фактов о британской Королевской Семье состоит в том, что нынешние Монархи по прямой линии являются родственниками и наследниками Влада Цепеша, широко известного под именем Графа Дракулы. Да-да, того самого трансильванского деспота, которого молва превратила в князя вампиров.

В прошлом году в одном из интервью Принц Чарльз наполовину в шутку, наполовину всерьез, сказал: "Трансильвания у меня в крови". И напомнил, что Дракула - его родственник. 

   


У "Графа Дракулы", а точнее у Господаря Валахии Влада III Дракулы Цепеша (1431–1476) имелся брат - Господарь Валахии Влад IV Монах (1431 - 1495), позже унаследовавший трон брата.

От него к Принцу Чарльзу идет следующая прямая линия:

Господарь Валахии Раду IV, сын Влада IV Монаха, брата Влада III Цепеша (1495 – 1508)
   |
Господарь Валахии Мирча Чобанул (1479 - 1560).
   |
Валашская Княжна Станка Бессарабская (1518 - 1601).
   |
Земфира Логофет Себеш (скончалась 1602).
   |
Адам Рац де Гальго
   |
Петер Рац де Гальго
   |
Кристина Рац де Гальго
   |
Катерина (Каталина) Куун де Осдола
   |
Агнесса Кендеффи де Мальмовиц (родилась в 1727).
   |
Барон Грегор Инцеди де Наги-Варад (скончался в 1816).
   |
Баронесса Агнесса Инцеди де Наги-Варад (1788-1856).
   |
Графиня Клодин Реди фон Киз-Редэ (1812-1841), супруга Герцога Александра Вюртембергского (1804 – 1885).
   |
Фрэнсис, Герцог Текский (1837–1900).
   |
Принцесса Мария Текская, позже - Королева Великобритании, супруга Короля Георга V (1867-1953).
   |
Король Георг VI (1895 –1952).
   |
Королева Елизавета II (родилась в 1926).
   |
Принц Чарльз (родился в 1948)

@темы: фамилии, кладовка мифов

---

15.01.2012 в 20:29

Пишет  tweed tea:

Черная смерть. Часть 1
«Братья мои! – возгласил он с силой. - Эта смертоносная охота идет ныне на наших улицах. Смотрите, смотрите, вот он, ангел чумы, прекрасный, как Люцифер, и сверкающий, как само зло, вот он, грозно встающий, над вашими кровлями, вот заносит десницу с окровавленным копьем над главою своею, а левой рукой указует на домы ваши. Быть может, как раз сейчас он простер перст к вашей двери, и копье с треском вонзается в дерево, и еще через миг чума входит к вам, усаживается в комнате вашей и ждет вашего возвращения. Она там, терпеливая и зоркая, неотвратимая, как сам порядок мироздания. И руку, что она протянет к вам, вам ни одна сила земная, ни даже – запомните это хорошенько! – суетные человеческие знания не отведут от вас. И поверженные на обагренное кровью гумно страданий, вы будете отброшены вместе с плевелами».
Из проповеди отца Панлю (Альбер Камю «Чума», 1947)


Чёрная смерть оставила неизгладимый след в истории Европы, наложив отпечаток на экономику, психологию, культуру и даже генетический состав населения.
В этот же отрезок времени (1346 - 1355) произошла масса интересных событий, на фоне которых и разворачивалась эпидемия: Хан Джанибек применил первое "биологическое" оружие, шла своим чередом Столетняя война, Венеция и Геную делили Средиземноморье, Тевтонский орден хозяйничал в Прибалтике, Псков оттедлился от Новгорода, создаются литературные шедевры, живет масса интересных персонажей...



Питер Брейгель Старший, «Триумф смерти», 1562 (ткните что бы рассмотреть детали)

Причины появления

Физические явления, предшествовавшие «черной смерти».
Свидетельств о катастрофических явлениях в природе накануне «черной смерти» настолько много, что необходимо хотя бы кратко рассказать о тех из них, которые не имеют мистического подтекста.
Климат. Второй пандемии чумы, несомненно, предшествовали какие-то глобальные климатические катаклизмы. По данным Борисенкова и Пасецкого (1988), с началом «малого ледникового периода», климат стал холоднее, неустойчивее, сократился вегетационный период растений. В целом для Европы 1271—1291 гг. и 1300—1309 гг. были необычайно сухими, а 1312—1322 гг., — чрезмерно влажными. Период 1270—1350 гг. характеризуется увеличением внутрисезонной изменчивости климата. К началу XV столетия в Гренландии уже не существовало большинства поселений викингов. К концу столетия льды полностью загородили путь в Гренландию, и она стала «неизвестной землей», о существовании которой узнавали только из старинных рассказов.
Китай. Период геологических и климатических катастроф начался с 1333 г. В этом году вокруг главного города Срединной империи, Кингчиа, вследствие сильной жары и засухи начался голод, затем пошли проливные дожди, приведшие к катастрофическому наводнению, погибли 400 тыс. человек. В том же году — сильное землетрясение с обрушением гор и образованием трещин в земле. В следующем году — наводнения в районе Кантона и сильные землетрясения в разных районах Китая. Засухи, наводнения, землетрясения и голод в Китае, сопровождавшиеся массовой гибелью населения (в том числе и от каких-то инфекционных болезней), продолжались до 1347 г., после этого времени «несколько утихло бушевание элементов».
Индия. Сильные землетрясения в Гималаях, активизация вулканической активности. Массовые эпидемии с ужасающей смертностью.
Русь. С началом XIV столетия засушливые годы становятся бедствием, а в 1308 г. повсеместно наблюдалось нашествие грызунов, сопровождающееся мором и голодом.
Европа. Извержение Этны в 1333 г., последнее в XIV столетии. Погода на юге Европы в течение нескольких лет перед «черной смертью», отличалась теплом и сыростью. Уже по этой причине появление чумы среди европейцев нельзя связать с расширением степных зон, и, соответственно, увеличением численности полевых грызунов. В 1342 г. — обилие снега зимой и сильные дожди летом — поля Франции опустошены сильным наводнением, в Германии затоплено много городов. В 1343 г. отмечены постоянные дожди и наводнения. С 1345 г. по всей Европе период «особенной сырости», продолжавшийся еще несколько лет, постоянные неурожаи, нашествия саранчи до Гольштинии. Эпизоотии среди домашних животных. Сильное землетрясение 25 января 1348 г., имевшее всеевропейский характер, повторилось 2 февраля.
Толчки ощущались даже в Скандинавии. Особенно пострадали Ломбардия, Каринтия, Истрия, Швабия, Бавария, Моравия, Рим, Парм. С меньшей силой землетрясения повторились в 1349 г. в Польше, Англии и Северной Европе (подземные толчки на европейском континенте прекратились не ранее 1360 г.). Очень холодная зима 1347—1348 гг., много людей погибло от холода. Отмечена необычайная кровожадность диких зверей, вызванная голодом; волки врывались в дома и выхватывали из рук матерей грудных младенцев. Неурожай в Голштинии в 1350 г. вследствие засухи. Наводнение со штормом 1 января 1354 г., опустошившее берега Северного моря.

Биологические явления, предшествовавшие «черной смерти».
Второй пандемии чумы предшествуют те же события, что и Юстиниановой чуме. Начиная с XI столетия, в Европе активизируется проказа. Она достигла своего максимума примерно через 200 лет после начала Крестовых походов — в XIII столетии, т.е., перед началом «черной смерти». Эпидемическая ситуация с этой, сегодня считаемой малозаразной болезнью, стала столь катастрофична, что в целях общественной профилактики церковь устраивала убежища для прокаженных — lazaretti (по имени монашеского ордена лазаристов). Количество этих убежищ быстро возрастало. К моменту смерти Людовика VIII (1229) во Франции, занимавшей тогда территорию, вдвое меньшую, чем теперь, насчитывалось уже до 2000 лепрозориев, которым этот король на смертном одре завещал 10 тыс. ливров.
Летописные источники первых веков второго тысячелетия содержат очень мало упоминаний об оспенных эпидемиях. Особенно странно это выглядит на фоне начавшихся Крестовых походов, которые, казалось бы, должны были способствовать их распространению. Но в конце XII столетия оспа в Европе тоже как бы «очнулась». По неизвестным причинам после почти двухсотлетней «спячки» контагиозность и вирулентность возбудителя оспы начали расти, что нашло отражение в летописях. В средине XIV столетия, в канун «черной смерти», оспенные эпидемии в Европе достигли особенного размаха в Ломбардии, Голландии, Франции и Германии.
В 1436 г. знаменитый врач Конкорегио (J.M. Concoregio, 1405—1448), выживший в период масштабных чумных и оспенных эпидемий, заметил, что эпидемия оспы нередко оказывается предвестницей эпидемии чумы и что чума в таких случаях оказывается более опасной. Среди врачей этого столетия бытовало твердое убеждение, что variola (оспа) и morbilli (корь) могут встречаться одиночными случаями в любое время, но когда эти болезни распространяются сильно, то в этом случае они являются предвестниками большой эпидемии чумы (Губерт В., 1896).
Вместе с голодом и эпидемиями Европу терзали военные беды: во Франции бушевала война, позднее названная Столетней, которую не смогла остановить даже пандемия чумы. В Италии продолжали враждовать между собой гвельфы и гибеллины, в Испании шли внутренние конфликты и гражданские войны, над Восточной Европой было установлено монголо-татарское иго. Бездомная жизнь, нищета и бегство населения из разрушенных войной областей («если некто безобидный и тихий вынужден будет терпеть обиды и разорение, значит, по-иному быть не может», — констатировал один из военных идеологов того времени Оноре Бове), передвижение огромных армий и оживлённая торговля считаются одними из немаловажных факторов, обеспечивших пандемии быстрое распространение из одной местности в другую.
Для поддержания эпидемии плотность населения должна составлять не менее определённого количества людей на квадратную милю. В городах, сжатых со всех сторон крепостными стенами, куда в случае осады дополнительно собиралось население предместий, она была много больше необходимого. Скученность людей, вынужденных часто ютиться в одной комнате или, в лучшем случае, в одном доме, при полном невежестве касательно правил профилактики заболеваний также выступила немаловажным фактором для поддержания пандемии
Кроме того, санитарное состояние городов, по нынешним меркам, было ужасающим. Узкие улицы захламлены были мусором, выбрасывавшимся на мостовую прямо из домов; когда этот мусор начинал мешать движению, король или местный сеньор приказывал его убрать, чистота поддерживалась затем несколько дней, и всё начиналось снова. Помои выливались зачастую прямо из окон в текущую по улице канаву, причём статуты некоторых городов специально обязывали хозяев трижды предупреждать об этом прохожих криком «Поберегись!». В ту же канаву текла кровь из боен, и всё это затем оказывалось в ближайшей реке, из которой брали воду для питья и приготовления пищи. О степени захламлённости и грязи, царившей в городах, можно судить уже по тому, что в средневековом Париже существовали улицы Дерьмовая, Дерьмяная и Дерьмишная, улица Смердящая Дерьмом, попросту без прикрас улица Дерьма. А Альберти Леон Баттиста, в своих "Десяти книгах о зодчестве" так описывал Сиену, которая «много теряет … из-за отсутствия клоак. Именно поэтому весь город издаёт зловоние не только в первую и последнюю ночную стражу, когда сосуды с накопившимися нечистотами выливаются в окна, но и в другие часы бывает отвратителен и сильно загрязнён».
Что касается личной гигиены, то, несмотря на то, что морализаторские писания того времени требовали от доброй жены стирать одежду («Ибо таковая обязанность на вас возложена»), а также, изо дня в день, по приходе мужа домой мыть ему ноги и менять носки и башмаки на свежие, в реальности эти советы соблюдались плохо. Кроме того, по тогдашним представлениям забота о теле полагалась греховной, а чрезмерно частое мытьё и связанное с тем лицезрение собственного нагого тела — соблазнительными. «Здоровым телесно и в особенности молодым по возрасту следует мыться как можно реже», — предупреждал об опасности Св. Бенедикт. Св. Агнесса приняла этот совет столь близко к сердцу, что за время своей сознательной жизни не мылась ни единого раза! А, по воспоминаниям современников, когда с убитого Архиепископа Кентерберийского Томаса Бекета совлекли одежду, оказалось, что на его теле «потревоженные вши кишели как вода в кипящем котле». Дизентерия и брюшной тиф буквально выкашивали сражающиеся армии, дело дошло до того, что Людовик Х вынужден был ввести моду на брэ с глубоким разрезом. (Бре - это такие мужские панталоны).

Начало эпидемии

Вторая пандемия чумы началась, по всей видимости, в одном из природных очагов в пустыне Гоби, неподалёку от нынешней монголо-китайской границы), где сурки-тарбаганы, пищухи и иные представители семейства грызунов вынуждены были покинуть привычные места из-за бескормицы, спровоцированной засухами и повысившейся аридностью климата, и переместиться поближе к человеческому жилью. Среди скучившихся животных началась эпизоотия; ситуация осложнялась также тем, что у монгольского населения мясо сурка считается деликатесом, мех тарбагана также высоко ценится, и потому на зверьков идёт постоянная охота. В подобных условиях заражение становилось неизбежным, и, наконец, маховик эпидемии был запущен около 1320 года.

Считается, что именно о Монголии рассказывает арабский историк Аль-Макризи, когда упоминает о моровом поветрии: "… каковое свирепствовало в шести месяцах конного пути из Тебриза… и триста племён сгинуло без ясной на то причины в своих зимних и летних лагерях… и шестнадцать представителей ханского рода умерло вместе с Великим Ханом и шестью из его детей. Посему Китай совершенно обезлюдел, в то время как Индия пострадала куда менее. "
Впрочем, более-менее ясные документальные подтверждения датируются 1330 годом, когда хроники начинают упоминать о некоем «моровом поветрии». Ханом, о котором шла речь, видимо, выступал 28-летний Ток-Темур, скончавшийся от чумы вместе с сыновьями в октябре 1332 года. Его предшественник, Есун-Темур скончался четырьмя годами раньше, 15 августа 1328 года также от некоей болезни. С определенной долей предположительности его можно считать одной из первых жертв Черной смерти.
Ибн ал-Уарди также подтверждает, что первые пятнадцать лет чума свирепствовала на Востоке и лишь после того достигла Европы. Он же несколько конкретизирует ее распространение, говоря о том, что «поражен был Синд» — то есть по интерпретации Джона Эберта, низовья Инда и северо-запад страны, поблизости с нынешней пакистанской границей.
Чуму также несли с собой монгольские войска и торговцы по Великому Шёлковому пути. Ввиду того, что путь через Гоби («места, — где по словам Марко Поло, — ночной ветер навевает тысячу фантазий») пролегал на Восток, первоначально пандемия ударила по Китаю (где в 1331 г., если верить тогдашним документам, особенно пострадал Хэбэй, в котором вымерло 9/10 живших в нём людей (всего, по современным подсчетам, между 1331 и 1351 годами эпидемия унесла около половины населения Китая, в то время как еще 15% пришлось на погибших от стихийных бедствий. Сохранилась любопытная легенда о начале чумы. Прекрасная китайская принцесса увидела во время прогулки больную крысу, шатавшуюся словно пьяная и приказала слуге бросить крысу коту. Слуга выполнил приказание, но кот, обнюхав крысу, отказался ее есть. Вскоре кот погиб, за ним скончался слуга, и начавшаяся болезнь в короткое время перекинулась на остальную прислугу, так что в живых осталась одна лишь принцесса.

Вместе к купеческими кораблями (или по другим сведениям - с волной грызунов, переселявшихся из монгольских степей в более сытные места) чума затем достигла Индии. В частности, известно, что в 1344 году эпидемия уничтожила армию шаха Мухаммеда Туглука, находившуюся, предположительно неподалеку от Деогири. Япония, которую эпидемия обошла стороной, пребывала в ужасе, известно, что по императорскому приказу в Китай отправлена была миссия для того, чтобы собрать как можно больше информации о новой беде, и научиться с ней бороться. Для Европы же происходящее там оставалось далёким тревожным слухом, в котором реальность щедро расцвечивалась воображением.
Ситуация с Черной Смертью в восточных странах осложняется плохой изученностью местных архивов и хроник, а также тем, что говоря о «моровом поветрии» или «повальной болезни» старинные документы не называют ее имени и как правило, не содержат сведений, по которым можно уяснить характер ее протекания. В частности, эпидемиолог У Ляньдэ, составивший список из 223 эпидемий, посетивших Китай с 242 г. до н. э. оказался не в силах восстановить, опираясь на данные в них сведения, о какой собственно болезни шла речь. Точные медицинские описания, соответствующие бубонной чуме появляются, по его мнению, в одной-единственном медицинском трактате, в котором речь идет об эпидемии 1641—1642 г.


Доктор Шнабель фон Ром ("Доктор Клюв Рима"), гравюра Поля Фюрста, 1656 (тыкабельно)

Распространение "Чёрной смерти" в Европе в 1347—1353 годах

Чума началась в 1346 г. на побережье Черного моря и в устье Дуная. Византийский историк Никифор так изложил эти события: «Около этого времени овладела людьми тяжкая чумоподобная болезнь, которая, двигаясь от Скифии и Меотии и от устьев Дуная, господствовала еще в первую весну. Она оставалась весь этот год (1347), проходя только в точности по берегам, и опустошала как города, так и села, и наши, и все, которые последовательно простираются до Гада и Столбов Геркулесовых. В следующем году она отправилась и к островам Эгейского моря; потом поразила Родос, также Кипр и жителей остальных островов. Византийский император Кантакузен (Joann Cantakuzenis «Historiar») также указывал на то, что чума началась весной 1347 г. в «стране гиперборейских скифов» (Таврический полуостров) и распространилась на Понт, Фракию, Македонию, Грецию, Италию, острова Средиземного моря, Египет, Ливию, Иудею, Сирию. Де Мюсси свидетельствовал о чуме в Каффе (Феодосия) и вокруг нее.

Как это ни покажется странным, но более всего оказался осведомленным русский летописец. В записи, датированной 1346 г., он свидетельствует: «Того же лета казнь была от Бога на люди под восточною страной на город Орнач (при устье Дона — Карамзин) и на Хавторо-кань, и на Сарай и на Бездеж (город на рукаве Волге, ниже Енотаевки) и на прочие грады во странах их; бысть мор силен на Бессермены (хивинцы) и на Татары и на Ормены (армяне) и на Обезы (абазинцы) и на Жиды и на Фрязы (генуэзцы и венецианцы в колониях при Черном и Азовском морях) и на Черкасы и на всех тамо живущих» (Воскр. лет., 210; цит. по Рихтеру А., 1814).

Следовательно, в 1346—1347 гг. на территории, включающей низовья Волги, Северный Прикаспий, Северный Кавказ, Закавказье, Крым, Восточные отроги Карпат, Причерноморье, Ближний и Средний Восток, Малую Азию, Балканы, Сицилию, Родос, Кипр, Мальту, Сардинию, Корсику, Северную Африку, юг Пиренейского полуострова, устье Роны, началась синхронная пульсация природных очагов чумы. Огромные количества Y. pestis посредством инфицированных эктопаразитов вбрасывались из ее природного резервуара в человеческие популяции. Произошла столь массовая гибель людей, что умерший от чумы человек «вызывал столько же участия, сколько издохшая коза» (Боккаччо).

Летописцы зафиксировали активизацию природных очагов чумы на всем протяжении Великого Евразийского чумного «излома» — от Кур-до-Иранского, до Прикаспийского Северо-Западного. В их восприятии это была «другая волна чумной эпидемии» (Гезер Г., 1867).

1346 г. Кафа, Крым. Все европейские хроники того времени сходятся в том, что чуму в Европу занесли генуэзские корабли, торговавшие по всему Средиземноморью. О том, как это случилось, существует рассказ очевидца, многими исследователями, впрочем, считающийся сомнительным. Этим очевидцем выступал генуэзский нотариус Габриэль де Мюсси (Gabriel de Mussis). В 1346 году он оказался, среди прочих, в генуэзской фактории в Кафе (нынешней Феодосии), осаждённой войсками монгольского хана Джанибека. В монгольском войске началась чума.
Хан Джаныбек решил использовать трупы умерших воинов для заражения противника смертельной болезнью. Эти действия находчивого полководца и запутали историков, пытавшихся понять причины столь стремительного распространения чумы по Европе. Габриэль де Мюсси писал об этих событиях следующее: «Татары, измученные чумой, заразной болезнью, ошеломленные и потрясенные смертью товарищей, гибнущих без всякой надежды на выздоровление, приказывали заряжать трупы в метательные машины и забрасывать им город Каффу, чтобы эти непереносимые снаряды положили конец защитникам города. Город забросали горами мертвецов, и христианам некуда было убежать, и некуда было спрятаться от такого несчастья... Они предавались мертвым волнам. Вскоре весь воздух был заражен, отравленная и испорченная вода стала загнивать. Усилилось нестерпимое зловоние».
Пораженные чумой и ужасом генуэзцы вынуждены были в разгар эпидемии бежать на родину. Де Мюсси сообщил, что дорогой итальянцев охватила смертельная болезнь, из тысячи оставалось в живых, не заболевая, едва по десяти человек. У него сложилось представление, что где бы ни приставали итальянские корабли, везде быстро умирали все те, кто соприкоснулся с прибывшими на них. Казалось, что новоприбывшие были окружены какой-то убийственной атмосферой. «Родные, друзья и соседи поспешили к нам, но мы принесли с собой убийственные стрелы, при каждом слове распространяли мы своим дыханием смертельный яд», — записал де Мюсси.
Это свидетельство, записанное во времена миазматических представлений о чуме и опубликованное в период господства учения о контагии, было воспринято во второй половине XIX столетия очень серьезно. О чумных побоищах еще не забыли, подлинных механизмов распространения чумы в городах тогда не знали, однако сам контагий уже представляли вполне материально как органическое вещество.

Современные представления о механизмах инфицирования людей возбудителем чумы, позволяют утверждать, что «бактериологическая атака» хана Джаныбека имела лишь психологическое значение. Чума не распространяется трупами или исходящим от них запахом.

"Любопытно и суперэтническое мироощущение де Мюсси. Подчеркивая варварство татар, он не приводит причину их нападения на Каффу, а ведь она была. У генуэзцев существовала иная, чем у жителей степи этика. Они считали, что главное в жизни — выгода, что монголы и тюрки почти не люди, а объект коммерческих операций. Поэтому генуэзцы воспользовались страшной засухой, падежом скота и голодом в Причерноморских степях, предшествовавших активизации природных очагов чумы, и организовали скупку по дешевке детей у татар для последующей работорговли. Хан Джаныбек узнав о такой деятельности генуэзцев, возмутился и двинул войска на Каффу". Гумилев Л.Н.

1 ноября 1347 г. «черная смерть» появилась в Марселе, к январю 1348 г. волна эпидемии докатилась до Авиньона, и затем чума стремительно распространилась по всей Франции. Папа, приказав, анатомировать трупы, чтобы найти причину болезни, бежал в свое имение рядом с Валенсией, где закрылся в одиночестве в комнате, постоянно жег огонь, чтобы выкурить инфекцию, и никого к себе не допускал. В Авиньоне смертность была так велика, что не было никакой возможности хоронить покойников. Тогда папа Климент VI освятил реку и торжественно благословил бросать в нее тела умерших от чумы людей.

К началу 1348 г. «черная смерть» распространилась по всей Испании. К концу января чума свирепствовала во всех крупных портах южной Европы, включая Венецию, Геную, Марсель и Барселону. В Средиземном море находили корабли, полные трупов, дрейфовавшие по воле ветров и течений. Один за другим, несмотря на яростные попытки изолировать себя от внешнего мира, итальянские города «падали» перед эпидемией. Люди рассказывали ужасные истории сверхъестественного происхождения о том, как «на востоке, рядом с Большой Индией, огонь и вонючий дым спалили все города» или как «между Китаем и Персией пошел сильный дождь из огня, падавший хлопьями, подобно снегу, и сжигавший горы и долины со всеми жителями», и сопровождаемый зловещим черным облаком, которое «кто бы ни увидел, тот умирал в течение половины дня». Оттуда, принесенная «нечистым порывом ветра с юга», инфекция наводнила Европу.

Начало 1348 г. Каир, Газа, Бейрут, Дамаск, Марокко, Тунис. Корабли, гружёные китайским шёлком, рабами и мехом, привезли чуму в Африку и на Ближний Восток. Дамаск потерял едва ли не половину населения, всего же арабский Восток и Северная Африка не досчитались 30—40 % людей.

Декабрь 1347 — март 1348 г. Мальорка. Предполагается, что чума была занесена на остров неким кораблем, прибывшим из заражённого Марселя или Монпелье, точная дата этого события не установлена. Известно имя первой жертвы на острове, ею стал некий рыбак Гиллем Брасса, житель деревни Алли в Алькудии. Чума опустошила остров.

В январе 1348 чума достигла Венецианской республики. «Венецианцы как свиньи, тронь одну, все сгрудятся вместе и бросятся на обидчика», — отмечал хронист. Действительно, Венеция во главе с дожем Дандоло была единственной из европейских стран, сумевшей организовать своих граждан, чтобы избежать хаоса и мародёрства, и вместе с тем, сколь то было возможно, противодействовать разгулу эпидемии.
В первую очередь, 20 марта, приказом венецианского совета, в городе была организована специальная санитарная комиссия из трёх венецианских дворян. Входящие в гавань корабли предписано было подвергать досмотру, и, если найдены были «прячущиеся иностранцы», больные чумой или мертвецы, — корабль немедленно сжигать. Для захоронения умерших был отведён один из островов в венецианской лагуне, причём могилы предписано было рыть на глубину не менее 5 футов, а спустя пару месяцев когда место закончилась трупы стали сжигать, несмотря на возмущение служителей церкви.
Начиная с 3 апреля и вплоть до конца эпидемии, изо дня в день специальные похоронные команды должны были проплывать по всем венецианским каналам, криком «Мёртвые тела!» требуя от населения выдавать им своих умерших для захоронения, специальные команды для сбора трупов изо дня в день обязаны были посещать все больницы, богадельни и просто собирать умерших на улицах. Любому венецианцу полагались последнее напутствие местного священника и захоронение на чумном острове, получившем название Lazaretto — как полагает Джон Келли, по имени ближайшей церкви Св. Девы Назаретской, по предположению Иоганна Нола — от монахов Св. Лазаря, ходивших за больными. Здесь же проходили сорокадневный карантин прибывшие с Востока или из зачумлённых мест, здесь же в течение сорока дней должны были оставаться их товары — срок был выбран в память о сорокадневном пребывании Христа в пустыне. Само название «карантин» идёт от латинского «сорок дней»
Для поддержания порядка в городе запрещена была торговля вином, закрыты все трактиры и таверны, любой торговец, пойманный с поличным, терял свой товар, причём предписывалось немедленно выбивать днища у бочек и сливать их содержимое прямо в каналы. Запрещались азартные игры, производство игральных костей. Впрочем, ушлые ремесленники сумели обойти этот запрет, придавая костям форму молитвенных чёток.
Закрывались публичные дома, своих любовниц мужчинам предписывалось либо немедленно отсылать прочь, либо столь же немедленно брать в жёны. Согласно приходской книге совершалось до 20 венчании в день! Чтобы вновь населить опустевший город, были открыты долговые тюрьмы, смягчено законодательство о долговых выплатах, беглым должникам обещано прощение, в случае, если они согласятся покрыть одну пятую необходимой суммы.
С 7 августа, чтобы избежать возможной паники, запрещались траурные одежды и временно отменялся старинный обычай выставлять гроб с умершим у порога дома, оплакивая его всей семьёй на глазах у прохожих. Даже в то время, когда эпидемия достигла своего максимума и смертность составляла 600 человек в сутки, дож Андреа Дандоло и Большой Совет оставались на местах и продолжали работать. 10 июля бежавшим из города чиновникам было предписано в течение следующих восьми дней вернуться в город и возобновить работу, неподчинившимся грозили увольнением. Все эти меры действительно благотворно повлияли на порядок в городе, и в дальнейшем опыт Венеции переняли все европейские государства.

«В начале января (1348 г.) две генуэзских галеры прибыли из Румынии в Тоскану, когда же они появились на рыбном рынке, некто заговорил с ними, после чего немедленно… заболел и умер», — отмечал хронист. Начиная с этого времени, чума покинула порты, где до сих пор свирепствовала, и начала продвижение вглубь континента. Первой в этом списке стала Пиза, за ней последовала Пистойя, где в срочном порядке был организован совет по надзору за общественным здоровьем по образцу венецианского. Трупы было приказано хоронить в забитых наглухо гробах, причём могилы копать на глубину не менее чем 2,5 фута глубиной, для того, чтобы не сеять панику, запрещались заупокойные службы, похоронные одежды и колокольный звон. Однако и здесь проявилась свойственная Средневековью сословность — все эти распоряжения «отнюдь не касались рыцарей, докторов права, судей и докторов медицины, каковым может быть оказана всяческая честь по желанию их наследников». Перуджия, Сиена, Орвието старались не замечать распространения эпидемии, надеясь, что общая участь минует их — но, конечно же, напрасно. По замечаниям современных хроник, в Орвието смертность составила до 90 %, современные исследователи, считая эту цифру преувеличенной, полагают, что от чумы вымерло около половины населения.
В предисловии к своему «Декамерону» Боккаччо оставил собственноручное описание ее ужасов.

Так же чума не обошла Авиньон, владения папы Климента VI. Хроники утверждают, что город потерял едва ли не 80 % населения. Современные историки, полагая, что подобная цифра чрезмерно велика, считают, что от чумы вымерло около 50 % авиньонцев. Смертность была так велика, что для захоронения тел не было свободной земли. Папа Климент VI вынужден был освятить реку, куда сваливали умерших с телег. Среди прочих, жертвой авиньонской чумы стала Лаура — возлюбленная и муза Петрарки. Папа Климент ненадолго задержался в городе, чтобы встретиться с королевой Джованной I, обвиняемой в убийстве мужа, которая предпочла отдать себя на суд церкви. Джованна была оправдана, после чего город Авиньон перешёл от неё в собственность папы, официально — проданный за 80 тыс. флоринов. Злые языки уверяли, что на деле папа не заплатил ни единого су, но эта версия так и осталась недоказанной. Вскоре после заключения этой сделки папа Климент по совету своего личного хирурга Шолиака скрылся в загородной резиденции Этуаль-сюр-Рон, запершись в комнате и никого к себе не подпуская.

Начало 1348 г. Каир, Газа, Бейрут, Дамаск, Марокко, Тунис. Корабли, гружёные китайским шёлком, рабами и мехом, привезли чуму в Африку и на Ближний Восток. Дамаск потерял едва ли не половину населения, всего же арабский Восток и Северная Африка не досчитались 30—40 % людей.

Чума «перешагнула» через Альпы, в Баварию. В Испании она настигла королеву Арагона и короля Кастилии. Первую половину 1348 г. «черная смерть» подбиралась к Англии. Весной она объявилась в Гаскони, где погубила младшую дочь короля — принцессу Жанну, которая направлялась в Испанию для сочетания браком с наследником кастильского трона.

Вскоре после этого чума вспыхнула в Париже, где умерло огромное количество человек, включая королев Франции и Наварры. В июле эпидемия охватила северное побережье Франции. В Нормандии, по свидетельству современника, «было такое критическое положение, что нельзя было никого найти, чтобы тащить трупы в могилы. Люди говорили, что наступил конец света». В этом же месяце английское правительство усилило наблюдение за портами. Архиепископ Йоркский Зуш написал своему заместителю, приказывая в каждом приходе дважды в неделю провести процессии и литании, «чтобы остановить эпидемию и инфекцию». Ибо только молитвой, провозгласил он, можно отвести бич Господень. Но хотя епископ Батский и Уэльский, тоже напуганный, приказал также проводить Крестные ходы и сборища во всех церквах, чтобы «защитить людей от эпидемии, которая пришла с Востока в соседние королевства», жизнь в Англии тем летом, казалось, текла в обычном русле. В дни, когда новости передавались из уст в уста, из деревни в деревню, вдоль дорог монахами и коробейниками, народ изолированного северного острова, вероятно, меньше слышал о предполагаемом конце света, чем европейцы по ту сторону пролива. Поглощенные своими внутренними делами, они более были обеспокоены погодой, уничтожением посевов и ящуром, который разразился среди скота и овец. Даже король, который должен был быть осведомлен об опасности, казался полностью увлеченным своими великолепными строительными проектами по размещению коллегии нового Ордена Подвязки. 6 августа он выпустил приказ о превращении часовни Св. Эдуарда Исповедника, находившейся в Виндзоре, в часовню «соответствующего великолепия» и для обеспечения места для проживания дополнительных каноников и 24 «беспомощных и бедствующих рыцарей», которых он и его компаньоны должны были представить ко вступлению в Орден. Именно в этот день, несмотря на все предосторожности портовых властей, чума пересекла пролив.

«Черная смерть» пришла в Англию в «обход портортов», разразившись в маленьком прибрежном дорсертширском городке Мельком Регис (Уэймут), «почти полностью лишив его жителей». Только через несколько недель чума появилась в Бристоле, в Лондоне эпидемия вспыхнула в ноябре.

Чума «обращалась» с Англией точно так же, как и с Западной Европой. В Винчестере, включавшем в себя графства Гемпшир и Суррей, которые каким-то чудом избежали эпидемии почти до Рождества, епископ Эдингтон приказал собранию каноников читать семь покаянных и пятнадцать обычных псалмов дважды в неделю. По пятницам было решено проводить крестный ход духовенства и людей по улицам и рыночным местам босоногими и с непокрытыми головами, «пока с благочестивыми сердцами они повторяют свои молитвы и, отложив бесполезные разговоры, произносят так часто, как только можно «Отче наш» и «Тебя Дева славим». Новости, исключительно печальные, провозгласил Эдингтон, достигли его; жестокая чума, которая превратила города Европы в «логова диких животных», «начала поражать берега английского королевства». Города, замки и деревни «были лишены своего населения эпидемией, более жестокой, чем двуручный меч, и стали жилищами ужаса... Мы поражены самым горестным страхом, который запрещает Господь, как бы начавшаяся эпидемия не опустошила наш диоцез» (Брайант А., 2001).

В Бристоле «живые едва могли похоронить мертвых», и «жители Глостера не позволяли жителям Бристоля войти в город». В течение той осени чума поражала одно южное графство за другим. Дорсет и прилегающие графства почти вымерли; Пул был настолько пустынен, что смог возродиться только через столетие. Духовенство и миряне Девоншира и Корнуолла «ложились, подобно колосьям под серпом жнеца». В некоторых деревнях, таких как Бишопстон в Уилтшире, едва ли одна душа выжила, а когда жизнь возродилась после чумы, это место так и осталось пустынным.

Шотландия держалась до конца года. Сначала шотландцы приписывали несчастья соседей их слабости, грозя «грязной смертью Англии» и поздравляя друг друга со своим своеобразным иммунитетом. Но когда они собрались в Селкиркском лесу, чтобы разорить пограничные английские земли, «их радость превратилась в плач, когда карающий меч Господень... обрушился на них яростно и неожиданно, поражая их не менее чем англичан гнойниками и прыщами». В следующем году наступила очередь Уэльских гор и долин, и «наконец, как будто плывя дальше, чума достигла Ирландии, поразив огромное количество англичан, проживавших там». Она едва затронула самих ирландцев, которые проживали в горах и горных территориях, но и их она безжалостно и неожиданно «уничтожила повсюду самым жестоким образом» в 1357 г.

Осенью 1348 г. чума появилась в Норвегии, Шлезвиг-Голштинии, Ютландии и Далмации. В 1349 г. чума захватила Германию, а в следующем году — Польшу.

На территории средневековой Руси она появилась в 1352 г. В восприятии современников, а потом и историков, чума «проникла» в Россию «не с востока, как можно было бы ожидать, а с запада — через Псков». Это заключение историки делают вопреки тому, что эпидемия в городе вспыхнула только на следующий год после того, как она закончилась в Германии и Польше.

Летом 1352 г. «черная смерть» охватила Псков. Эпидемия сразу приняла огромные размеры. Смерть не разбирала ни возрастов, ни полов, ни сословий. Количество умерших было так велико, что их не успевали хоронить, хотя в один гроб клали по 3–5 трупов. Богатые раздавали свое имущество, даже детей, и спасались в монастырях. Взявшие вещи из зараженных домов сами заболевали и умирали. Смерть была «наградой» тем, кто ухаживал за больными или помогал хоронить мертвых. Обезумевшие от ужаса псковитяне послали послов в Новгород к епископу Василию с просьбой приехать к ним и умолить разгневанного ими Бога. Епископ явился, обошел город с крестным ходом и затем направился домой, но по дороге умер от чумы. Новгородцы устроили своему владыке пышные похороны, выставили тело его в соборе Софии, куда явились толпы народа прощаться с умершим. Через короткое время в Новгороде вспыхнул такая же ужасная эпидемия чумы, как и в Пскове, возникшая, как тогда считали, от соприкосновения массы людей с трупом епископа. В течение 15 лет чума распространилась на Ладогу, Суздаль, Смоленск, Чернигов, Киев и по всей Центральной Руси (1363—1365), не пощадив и Московского княжества где «быстрой смертью» умерли митрополит Феогност, Великий князь Симеон Гордый с детьми и тысячи жителей.

Вот еще любопытная подробность «движения» чумы по Руси. Из летописей известно, что в низовьях Волги она появилась в 1346 г., но, опустошая Орду, чума упорно не «заносилась» еще почти 5 лет на территории русских княжеств.

@темы: медицина-историческое

---

16.01.2012 в 13:33

Пишет  tweed tea:

Черная смерть. Часть 2
В этой части речь пойдет о медицине того времени, теориях заражения и методах лечения.
Очень впечатлительным наверное читать стоит с опаской. Но, просьба не забывать что медицина с тех пор сильно продвинулась вперед и чуму теперь лечат)

«Первопричиной моворового поветрия стало положение звёзд, каковое наблюдалось в первый час после полудня 20 марта, когда три планеты сошлись между собой в созвездии Водолея. Ибо Юпитер, жаркий и влажный, заставляет ядовитый пар подниматься над болотами, а Марс — бесконечно жаркий и сухой, поджигает сказанные поры, почему и являются виду горящие искры, в то время как ядовитые испарения и огни пропитывают собой воздух» (Compedium, 1345 г.).

Во времена Чёрной смерти медицина в христианской Европе находилась в глубоком упадке. Во многом это было связано с примитивно-религиозным подходом ко всем сферам знания. Даже в одном из крупнейших средневековых университетов — Парижском — медицина считалась второстепенной наукой, так как ставила себе задачей «излечение бренного тела». Иллюстрацией тому является, среди прочего, анонимная аллегорическая поэма XIII века о «Свадьбе Семи Искусств и Семи Добродетелей». В этом сочинении Госпожа Грамматика выдаёт замуж своих дочерей — Диалектику, Геометрию, Музыку, Риторику и Теологию, после чего к ней приходит Дама Физика (тогдашнее название медицины) и также просит найти ей мужа, получая от Грамматики недвусмысленный ответ «Вы не из нашей семьи. Ничем не могу вам помочь».

Медицина XIV века

Врачу вменялось в обязанность требовать от больного ответ, исповедовался ли тот и причастился ли он святых тайн, и не оказывать помощи до тех пор, пока пациент не исполнит свой религиозный долг.
Анатомирование мёртвых тел запрещалось, не приветствовалось хирургическое вмешательство, ибо «церкви противно кровопролитие». Талантливые медики постоянно рисковали попасть в поле зрения инквизиции, но особенное возмущение коррумпированной части духовенства вызывало то, что врачи пользовались авторитетом и уважением у сильных мира сего, отвлекая на себя вознаграждения и милости. Врачебное сословие, впрочем, платило церковникам той же монетой: "Клирики по обыкновению толпятся у изголовия больных, из всех сил тщась доказать великую действенность своего вмешательства, воззвания к святым, реликвиий, освященных свечей, обеден, милостыни, пожертвований и прочего благочестивого шарлатанства. Случись врачу одержать победу над недугом, это приписывается заступничеству святых, обетам и молитвам клириков. Случись же ему умереть, виноваты в этом, конечно же, врачи."— с негодованием писал один из медиков того времени, пожелавший остаться неизвестным.

Для того чтобы понять действительный уровень знаний о чуме накануне «черной смерти», ознакомимся с текстом отчета, подготовленного в мае 1347 г. по повелению короля Филиппа VI (1293—1350) Парижским медицинским факультетом (Documents inedits sur la grand peste de 1348. Paris, Londres et New-York, 1860).

Мнение членов Парижского медицинского факультета ХIV века о происхождении эпидемии чумы «черной смерти» и о предохранительных мерах против нее

Мы, члены Парижской медицинской коллегии, по зрелом обсуждении и глубоком рассмотрении теперешней смертности, и согласно с мнением наших древних учителей, полагаем обнародовать причины этого чумного мора (pestilence), по законам и принципам астрологии и естественных наук.

Вследствие сего, мы заявляем следующее: известно, что в Индии и в странах Великого моря, небесные светила, которые борются с лучами солнца и с жаром небесных огней, оказывают специально их влияние на это море и сильно борются с его водами. От того рождаются испарения, которые помрачают солнце и изменяют его свет в тьму. Эти испарения возобновляют свое поднятие и свое падение в течение 28 дней непрерывно; но, наконец, солнце и огонь действуют так сильно на море, что они вытягивают из него большую часть вод и превращают эти воды в испарения, которые поднимаются в воздух, и если это происходит в странах, где воды испорчены мертвыми рыбами, то такая гнилая вода не может быть ни поглощена теплотою солнца, ни превратиться в здоровую воду, град, снег или иней; эти испарения, разлитые в воздухе, покрывают туманом многие страны. Подобное обстоятельство случилось в Аравии, в Индии, в равнинах и долинах Македонии, в Албании, Венгрии, Сицилии и Сардинии, где ни одного человека не осталось в живых; то же самое будет во всех землях, на которые будет дуть воздух, зачумленный Индийским морем, пока солнце будет находиться в знаке Льва.

Если жители не будут соблюдать следующие предписания или другие аналогичные, то мы возвещаем им неизбежную смерть: если только милосердие Христа не призовет их к жизни каким-либо другим образом.

Мы думаем, что небесные светила, вспомоществуемые природой, делают усилия, в своем небесном могуществе, для покровительствования человеческому роду и для исцеления его болезней и, вместе с солнцем, для проникания силою огня, через густоту тумана в продолжение десяти дней и до 17-го числа ближайшего месяца июля. Этот туман превратится в гнилой дождь, падение которого очистить воздух; тотчас как гром или град возвестить его, каждый должен остерегаться этого дождя, зажигая костры из виноградных ветвей, лаврового или другого зеленого дерева; равно пусть жгут в больших количествах полынь и ромашку на общественных площадях и в местах многолюдных; пусть никто не выходить в поле прежде, нежели совершенно не высохнет земля и 3 дня после того, каждый в это время пусть позаботится принимать немного пищи и остерегаться утренней, вечерней и ночной прохлады. Пусть не едят ни живности, ни водяных птиц, ни молодой свинины, ни старого быка, в особенности же жирного мяса. Пусть употребляют мясо животных, одаренных натурой горячей и сухой, но не горячащей, ни раздражающей.

Мы рекомендуем приправы с толченым перцем, корицу и пряности, особенно лицам, которые привыкли ужинать немного и из отборных блюд; спать днем вредно; пусть сон продолжается только до восхода солнца или немножко позже. Пусть мало пьют за завтраком, ужинают в 11 часов и могут во время стола пить немножко больше, чем утром; пусть пьют вино чистое и легкое, смешанное с шестою частью воды; фрукты сухие и свежие, употребляемые с вином, не вредны, без вина же они могут быть опасны. Красная морковь и другие овощи, свежие или маринованные, могут быть вредны; растения ароматические, такие как шалфей и розмарин, напротив здоровы; съестные припасы холодные, водянистые или влажные вообще вредны. Опасно выходить ночью и до 3-х часов утра по причине росы. Не должно есть никакой рыбы, излишнее упражнение может повредить; одеваться тепло, остерегаться холода, сырости, дождя, ничего не варить на дождевой воде, принимать за столом немного териака; оливковое масле в пище смертельно; тучные люди пусть выходят на солнце; очень большое воздержание, беспокойство духа, гнев и пьянство опасны; дизентерии должно бояться; ванны вредны; пусть поддерживают желудок свободным при помощи клистиров; сношение с женщинами смертельно. Эти предписания применимы особенно для тех, которые живут на берегах моря или на островах, на которые подул гибельный ветер.

Уже из содержания этого благодушного документа видно, что Парижский факультет излагал свое мнение о «черной смерти» (название уже использовали!) на основе миазматических представлений об эпидемиях и еще до появления чумы во Франции, т.е., когда она опустошала Индию, Аравию, Македонию, Византию, Венгрию, Италию, Албанию и Сардинию. Даже это обстоятельство (не говоря уж о всеобщей убежденности европейцев в причастности евреев, мавров и прокаженных к распространению болезни), свидетельствует о том, что ее распространение галиотами из Каффы не более чем позднее историческое искажение, удобное для рассмотрения причин появления чумы в Европе с позиций контагионистического учения. В мае 1347 г. власти Франции были хорошо информированы о начавшейся пандемии и готовились ей противодействовать в соответствии с «мнением древних учителей».



Посещение больного чумой. Из книги Кетама «Fasciculus medicinae», Венеция, 1493

Лечение и профилактика чумы с точки зрения медицины XIV века

Мероприятия властей, предназначенные для борьбы с эпидемией, были так же примитивны, как и знания врачей о причинах возникновения и распространения этой болезни (см. выше «Мнение членов Парижского медицинского факультета»). Большинство врачей стремилось уяснить себе сущность драмы, стремительно разыгрывающейся перед ними, и делали все, что было в их слабых силах для облегчения страданий заболевших, платя за это своей собственной жизнью. Так в Венеции умерли от чумы почти все врачи. Правда, современники отмечали, что были и «трусливые наемники, отворачивавшиеся от тех из звавших на помощь, кто не мог доставить им ни славы, ни денег».
Арсенал средневекового врача, включавший лекарства на растительной или животной основе, а также хирургические инструменты, был совершенно бессилен против эпидемии. «Отец французской хирургии» Ги де Шолиак называл чуму «унизительной болезнью», противопоставить которой врачебному сословию было нечего.
По словам Гюи де Шольяка, он сам и многие другие врачи оставались на своем посту «propter diffuge infamium» (чтобы избежать позора). Шольяк тоже перенес чуму, едва не поплатившись жизнью.
Франко-итальянский врач Раймонд Шален ди Винарио не без горького цинизма замечал, что «не может осуждать врачей, отказывающих в помощи зачумлённым, ибо никто не желает последовать за своим пациентом». Кроме того, с усилением эпидемии и ростом страха перед чумой всё больше медиков старались также найти спасение в бегстве, хотя этому можно противопоставить и подлинные случаи преданности своему делу. Так, если Шолиака, по его собственному признанию, от бегства удержал только «страх перед бесчестьем», ди Винарио против собственного совета оставался на месте и умер от чумы в 1360 году


Попытки публичного поучения народа, как вести себя во время эпидемии, не охватывали широких масс населения. Книгопечатание отсутствовало. В целях предохранения от заболевания врачи советовали:
Бежать из заражённой местности и в безопасности дождаться конца эпидемии. Именно отсюда происходит знаменитая средневековая присказка «дальше, дольше, быстрее», придуманная, по преданию, знаменитым персидским философом и врачом Абу Бакром Ар-Рази. Бежать требовалось как можно дальше, как можно быстрее и оставаться вдали от заражённой местности достаточно долго, чтобы окончательно убедиться, что опасность миновала. Врачи советовали: "Скромный домик <в деревне>, не подверженный сырости, вдали от кладбищ, скотомогильников и грязной воды, а также от огородов, в каковых растёт лук-порей, капуста или иные растения, на каковых имеют обыкновение оседать чумные миазмы."

Очищение воздуха в заражённой местности или доме. С этой целью через город гнали стада, чтобы дыхание животных очистило атмосферу (один из специалистов того времени приписывал подобную способность лошадям и потому настоятельно советовал своим пациентам на время эпидемии перебираться в конюшни). Ставили блюдечки с молоком в комнату умершего, чтобы таким образом поглощать заразу. С той же целью в домах разводили пауков, способных, по убеждению того времени, адсорбировать разлитый в воздухе яд. Жгли костры на улицах и окуривались дымом ароматных трав или специй. Так Папа Климент VI постоянно находился между двух жаровен, приказывая денно и нощно поддерживать на них огонь. «Не такая уж плохая идея, — заметил на эту тему Иоганн Нол, — если учесть, что Y. pestis погибает при высокой температуре».
Для того, чтобы разогнать заражённый воздух, звонили в колокола и палили из пушек. В комнатах с той же целью выпускали летать небольших пичужек, чтобы они взмахами крылышек проветривали помещение.

Индивидуальная защита, которая понималась как создание некоего буфера между человеком и заражённой средой.
Ввиду того, что действенность подобной буферной защиты можно было определить исключительно с помощью собственного обоняния, она считалась хорошей, если удавалось совершенно уничтожить или по крайней мере ослабить «чумной запах». Рекомендовалось потому носить с собой и часто нюхать цветочные букеты, бутылочки с духами, пахучие травы и ладан. Боккаччо описывает, что люди гуляли с цветами, душистыми травами или же какими-либо ароматными веществами в руках и, дабы освежить голову, часто нюхали их, так как воздух был заражен и пропитан запахом, исходившим от трупов, от больных и от снадобий.
Наглухо закрывать окна и двери, закрывать окна пропитанной воском тканью, чтобы не допустить проникновения в дом заражённого воздуха. Впрочем, иногда предлагалось забивать чумное зловоние зловонием ещё более жестоким — рецепты такого сорта были порой продиктованы отчаянием и беспомощностью. Так, крымские татары разбрасывали по улицам собачьи трупы, европейские врачи советовали держать в домах козлов, некое медицинское светило даже рекомендовало во время эпидемии подолгу задерживаться в отхожем месте, вдыхая тамошние ароматы. Подобное предложение вызвало, впрочем, протест уже у тогдашних специалистов, указывавших, что подобное «отвратительно в обычной ситуации, и трудно ожидать, чтобы оно помогло во время эпидемии».

Так же устанавливались «профилактическая диета». Врачи рекомендовали воздерживаться от потребления домашней и дикой водоплавающей птицы, питаться супами и бульонами, не спать после рассвета и, наконец, воздерживаться от интимного общения с женщинами. И наконец, памятуя о том, что «подобное привлекает подобное», воздерживаться от мыслей о смерти и страха перед эпидемией и во что бы то ни стало сохранять бодрое настроение духа.

Возникла и проблема «отравленных помещений» — тех, где от чумы скончались люди. Для их обеззараживания врачами давалось много «полезных» рекомендаций. Например, в большое плоское блюдо наливали свежее молоко и оставляли на середине зараженной комнаты, чтобы адсорбировать зараженный воздух. Неизвестный лондонский врач предложил рецепт: «Возьмите несколько крупных луковиц, очистите их, положите 3–4 луковицы на пол, и пусть они так полежат 10 дней, лук вберет в себя всю инфекцию зараженной комнаты, только потом луковицы нужно будет закопать глубоко в землю». Доктора советовали вокруг шеи носить человеческие фекалии в защитном мешочке.

К нарывам, для отсасывания «чумного яда», прикладывали пиявок, высушенных жаб и ящериц. В открытые раны вкладывали свиное сало и масло. В яички втыкали иголки. Кровью только что зарезанных голубей и щенков окропляли горящие в лихорадке лбы. Гюи де Шольяк вскрывал бубоны и прижигал открытые раны раскаленной кочергой. Этот примитивный способ «очистки» организма действительно давал результат, если человек, по отношению к которому он был применен, не умирал от сердечного приступа, не впадал в необратимый шок, не сходил с ума от боли.

Вскрытие подмышечного чумного бубона.

В XIV веке, когда наука ещё тесно переплеталась с магией и оккультизмом, а многие аптекарские рецепты составлялись по правилам «симпатии» — то есть, воображаемой связи человеческого тела с теми или иными объектами, подействовав на которые, якобы можно было лечить болезнь, многочисленными были случаи шарлатанства или искреннего заблуждения, приводившие к самым нелепым результатам. Так, предшественники, а затем и последователи горячего поклонника «симпатической теории» и одновременно одного из крупнейших умов Средневековья Парацельса пытались сильными магнитами «вытянуть» из тела болезнь. Парацельсом также было рекомендовано изготовлять так называемую «мумию» — куриное яйцо, в которое наливалась человеческая кровь, после чего яйцо надо было подложить под несушку «до момента рождения цыплят из прочих яиц», после чего «мумию» запекали в печи вместе с караваем хлеба, и она становилась «универсальным лекарством» от всех болезней, включая чуму. Результаты подобного лечения неизвестны, но вряд ли они были удовлетворительны.
И наконец, наиболее здравым представлялось поддерживать силы больного хорошим питанием и укрепляющими средствами и ждать, чтобы сам организм поборол болезнь. Но случаи выздоровления во время эпидемии Чёрной смерти были единичными, и почти все пришлись на конец эпидемии

Чумной доктор, мортусы и Нострадамус

В этих условиях сеньоры или города оплачивали услуги специальных «чумных докторов», в обязанности которых входило оставаться в городе до конца эпидемии и пользовать тех, кто стал её жертвой. Как правило, за эту неблагодарную и крайне опасную работу брались посредственные медики, неспособные найти для себя лучшего, или юные выпускники медицинских факультетов, пытавшиеся составить себе имя и состояние быстрым, но крайне рискованным путём.
Считается, что первых чумных докторов нанял папа Климент VI, после чего практика эта стала применяться по всей Европе.

Для защиты от «миазмов» чумные доктора носили ставшую позднее знаменитой клювастую маску (отсюда их прозвище во время эпидемии «клювастые врачи» (фр. docteurs à bec)). Маска, вначале закрывавшая только лицо, но уже во время второй эпидемии в 1360 году начавшая полностью покрывать голову, делалась из плотной кожи, со стёклами для глаз, причём в клюв закладывались цветы и травы — розовые лепестки, розмарин, лавр, ладан и т. д., должные защищать от чумных «миазмов». Для того, чтобы не задохнуться, в клюве проделывались два небольших отверстия. Плотный костюм, как правило, чёрного цвета, также делался из кожи или вощёной ткани, состоял из длинной рубахи, спускавшейся до пят, штанов и высоких сапог, а также пары перчаток. В руки чумной доктор брал длинную трость — её использовали для того, чтобы не дотрагиваться до пациента руками и, кроме того, разгонять на улице досужих зевак, ежели таковые найдутся. К сожалению, этот предшественник современного противочумного костюма спасал не всегда, и многие врачи погибали в попытках оказать помощь своим пациентам.

В качестве дополнительной защиты чумным докторам рекомендовался «хороший глоток вина со специями»; как обычно бывает в истории, трагедии сопутствовал фарс: сохранился характерный анекдот о группе кенигсбергских докторов, которые, несколько перестаравшись в плане дезинфекции, были арестованы за пьяный дебош.

Помимо врачей, на улицах и в домах зараженных орудовали Мортусы: их набирали из осужденных преступников или их тех, кто переболел чумой и сумел выжить. Это специальные служащие, чьей обязанностью, было собирать тела умерших и свозить их к месту захоронения.

На старинных гравюрах из Лондона видны мортусы, свозящие трупы на тележках и повозках, роющие могилы и занимающиеся погребением.


Пожалуй, наиболее известным ныне Чумным доктором был Мишель де Нотр-Дам, известный больше как предсказатель Нострадамус. На заре своей карьеры Нострадамус прославился благодаря своим успехам в деле спасения сограждан от чумы. Секрет Нострадамуса был прост - соблюдение элементарной гигиены. Иных средств в его арсенале не было, и потому он оказался бессилен спасти от этой страшной болезни свою первую семью, после чего отправился в изгнание. И только в 1545 году (в возрасте 42 лет) он возвратился в Марсель, и на этот раз его новое лекарство было способно воздействовать на легочную чуму, а затем, в Провансе в 1546 году на "черную чуму".
О методах Нострадамуса известно не слишком много. Всюду, где свирепствовала бубонная чума, он велел рисовать на домах обреченных черные кресты, чтобы предостеречь здоровых и затруднить распространение эпидемии. Надо помнить, что знакомые нам правила гигиены в те времена многим не были известны, и потому способы Нострадамуса некоторый эффект имели. Он рекомендовал пить только кипяченую воду, спать в чистой постели, в случае опасности чумы при первой возможности покидать грязные зловонные города и дышать свежим воздухом в сельской местности.


В городе Экс, столице Прованса, Нострадамус впервые приме­нил свои знаменитые пилюли, замешанные на основе лепестков роз и богатые витамином С. Он раздавал их прямо на улицах зараженных городов, попутно разъясняя согражданам правила элементарной гигиены. "Все, кто пользовались ими, - писал он впоследствии, - спас­лись, и наоборот."
Описанию дезинфицирующего порошка, из которого он составлял пилюли, Нострадамус посвятил несколько глав в одной из своих медицинских книг. Издание этой книги от 1572 г. хранится в парижской библи­отеке св. Женевьевы под необычным для нас заглавием "Превосходная и очень полезная брошюра о многих отменных рецептах, разделен­ная на две части. Первая часть нас учит способу приготовлять разную помаду и духи для украшения лица. Вторая часть нас учит приготавливать варе­нья различных сортов из меда, сахара и вина. Со­ставлена магистром Мишелем Нострадамусом - доктором медицины из Шалона в Провансе. Лион 1572 г.". В частности, разделы этой книги назывались "Как приготовить порошок, вычис­тить и отбелить зубы... а также способ придать дыханию приятный запах. Другой способ, еще более совершенный, для очищения зубов, даже тех, которые сильно попорчены гнилью... Способ приготовить род мыла, делающего белыми и мяг­кими руки и обладающего сладким и вкусным за­пахом... Способ приготовить род дистиллирован­ной воды, чтобы наилучшим образом украсить и отбелить лицо... Другой способ, чтобы сделать волосы бороды белокурыми или цвета золота, а также чтобы уничтожить слишком большую пол­ноту тела".

@темы: медицина-историческое

---

16.01.2012 в 16:16

Пишет  tweed tea:

Черная смерть. Часть 3
Чума в официальной и народной религии

Церковь

С точки зрения официальной религии, причины эпидемии были ясны — божье наказание за человеческие грехи, погоню за мирскими соблазнами при полном забвении духовных вопросов. В 1348 году, с началом эпидемии, церковь, а вслед за ней и народ, были убеждены, что грядёт конец света и сбываются пророчества Христа и апостолов. В войне, голоде и болезни видели всадников Апокалипсиса, причём именно чума должна была исполнить роль всадника, чей «конь блед и имя ему — Смерть». С чумой пытались бороться с помощью молебнов, крестных ходов, так, шведский король, когда опасность подступила к его столице, возглавил крестный ход босиком с непокрытой головой, моля об отвращении бедствия. Церкви были заполнены верующими. Как лучшее лекарство для уже заболевших или для того, чтобы избежать заражения, церковь рекомендовала «страх Божий, ибо Всевышний один может отвратить чумные миазмы». Покровителем чумных больных считался Св. Себастьян, с ним также было связано поверье о прекращении чумы в одном из городов, когда в местной церкви был построен и освящён придел, где установили статую этого святого.
Из уст в уста передавался рассказ о том, что ослик, вёзший в Мессину, где началась эпидемия, статую Святой Девы, вдруг остановился и никакими усилиями не удалось сдвинуть его с места. Уже с началом эпидемии, когда жители Мессины стали просить у катанийцев для спасения от гибели прислать им мощи Святой Агаты, патриарх Катании Герардус Орто согласился было это сделать, но тому воспротивились его собственные прихожане, угрожая смертью, если он решит оставить город без защиты. «Что за ерунда, — возмущался фра Микеле, — Если бы святая Агата захотела в Мессину, она сама бы о том сказала!» В конце концов, противоборствующие стороны пришли к компромиссу, договорившись, что патриарх совершит кропление святой водой, в которой была омыта рака Святой Агаты. В результате сам патриарх умер от чумы, болезнь же продолжала завоёвывать всё новые и новые пространства.
В подобных условиях жизненно важным становился вопрос — что вызвало божий гнев и каким образом умилостивить Всевышнего, чтобы мор прекратился раз и навсегда. В 1348 году причину несчастья видели в новой моде на ботинки с длинными высоко загнутыми носами, рассердившие Христа до такой степени, что тот наслал на человечество чуму как единственное лекарство в борьбе с этим злом.Немногим дальше ушли от подобных воззрений в XVII веке, когда, чтобы умилостивить разгневанное божество, швейцарцы дали обет по воскресеньям одевать женщин в чёрное, мужчин — в серое.
Священники, принимавшие последнюю исповедь умирающих, становились частыми жертвами чумы, в разгар эпидемии в части городов уже невозможно было найти никого, способного совершить таинство соборования или прочесть отходную над покойником. Боясь заражения, священники и монахи также попытались защитить себя, отказываясь приближаться к больным и, вместо того, через специальную «чумную щель» в двери подавая им хлеб для причастия на ложке с длинной ручкой или же проводя соборование с помощью палки, с концом, смоченным в елее. Впрочем, известны были и случаи подвижничества, так, по преданию, на это время приходится история отшельника по имени Рох, самоотверженно ухаживавшего за больными, позднее канонизированного католической церковью.

В 1350 году, в самый разгар эпидемии, папа Климент объявил очередной Святой Год, специальной буллой приказав ангелам немедленно доставлять в рай любого, кто умрёт на дороге в Рим или же возвращаясь домой. Действительно, на Пасху в Рим собралось около 1 млн. 200 тыс. паломников, ищущих защиты от чумы, на Троицу к ним добавился ещё миллион, при том что в этой массе чума свирепствовала с таким ожесточением, что домой вернулась едва ли десятая часть. За один только год прибыль римской курии от их пожертвований составила астрономическую сумму в 17 млн флоринов, что подвигло тогдашних остряков отпустить ядовитую шутку: «Господь не желает смерти грешника. Пусть себе живёт и платит далее».
Сам папа Климент VI в это время находился вдали от охваченного чумой Рима, в своём авиньонском дворце, по совету личного врача — Ги де Шолиака, прекрасно отдававшего себе отчёт в опасности заражения, не подпуская к себе никого и постоянно поддерживая огонь в двух жаровнях, справа и слева от своей персоны. Отдавая должное суевериям времени, папа не расставался с «волшебным» изумрудом, вставленным в перстень, «каковой, будучи обращён к Югу, ослаблял действие чумного яда, будучи обращён к Востоку, уменьшал опасность заражения».
Следует сказать, что во время эпидемии церкви и монастыри сказочно обогатились; желая избежать смерти, прихожане отдавали последнее, так что наследникам умерших оставались буквально крохи, и некоторым муниципалитетам пришлось своим указом ограничить размер добровольных даяний. Однако же из страха перед болезнью монахи не выходили наружу, и паломникам оставалось складывать принесённое перед воротами, откуда оно забиралось по ночам.
В народе усиливался ропот, разочаровавшиеся в возможностях официальной церкви защитить своих «овец» от чумы, миряне стали задаваться вопросом, не грехи ли церковников вызвали Божий гнев. Вспоминались и уже вслух рассказывались истории о блуде, интригах и даже убийствах, случавшихся в монастырях, о симонии священников.

Народные суеверия

В расстроенном воображении людей, изо дня в день ожидавших смерти, призраки, привидения и, наконец, «знаки» являлись в любом самом незначительном событии. Так, рассказывали о столбе света в декабре 1347 года, в течение часа стоявшем после заката над папским дворцом, кому-то виделось, что из свеженарезанного каравая хлеба капает кровь, предупреждая о беде, которую осталось уже недолго ждать. В пришествии чумы винили кометы, которых шесть раз видели в Европе, начиная с 1300 года. Возможно, одной из них была знаменитая комета Галлея в 1301 году.

Расстроенному воображению людей уже во время эпидемии являлись невероятные вещи — так, фра Микеле Пьяцца, летописец сицилийской чумы, с полным доверием пересказывает историю о чёрной собаке с мечом в передней лапе, которая, ворвавшись в мессинскую церковь, учинила там разгром, рубя в куски священные сосуды, свечи и светильники на алтаре. Интересное объяснение этому предлагает Филипп Циглер — по его мнению, собачье бешенство в Сицилии было вполне обыденным явлением, и некий особенно вопиющий случай, приукрашенный и пересказанный, мог лечь в основу подобной истории.
Разочарование в медицине и возможностях официальной церкви остановить эпидемию не могло не вылиться в попытку простонародья защитить себя с помощью обрядов, корни которых восходили ещё к языческим временам.
Так, в славянских землях нагие женщины ночью опахивали деревню вокруг, причём во время совершения обряда никто из жителей от мала до велика не мог покинуть свой дом. Финны песнями и заклинаниями отсылали чуму в «железные горы», причём для удобства передвижения снабжали лошадьми и повозкой. Чучело, изображавшее чуму, сжигали, топили, замуровывали в стены, проклинали и отлучали в церквях.
Чуму пытались отвратить с помощью амулетов и заклинаний, причём жертвами подобных суеверий становились даже церковнослужители, тайком носящие на шее, вместе с крестом, серебряные шарики, заполненные «жидким серебром» — ртутью, или же мешочки с мышьяком. Страх перед гибелью от чумы приводил к тому, что народные суеверия проникали даже в церковь, получая официальное одобрение духовных властей, — так, в некоторых городах Франции (напр. в Монпелье) практиковался любопытный обряд — длинным шнуром обмеривали городские стены, затем тот же шнур обматывали вокруг освящённой свечи, используемой затем для мессы.
Чуму изображали в виде слепой старухи, метущей пороги домов, где в скором будущем предстояло погибнуть одному из членов семьи, чёрного всадника, великана, покрывающего расстояние от деревни к деревне одним шагом, или даже «двух духов — доброго и злого: добрый стучал палкой в двери, и сколько раз стучал, столько людей должно было умереть», чуму даже видели — она гуляла на свадьбах, жалея того или другого, обещала им спасение. Чума передвигалась на плечах своего заложника, заставляя таскать её по деревням и городам.
И, наконец, как полагается, именно во время Великой Эпидемии в народном сознании сформировался образ Девы Чумы (нем. Pest Jungfrau, англ. Plague Maiden), оказавшийся невероятно живучим, отголоски этих верований существовали ещё в просвещённом XVIII веке. По одному из вариантов, записанному в те времена, Дева Чума взяла в осаду некий город, причём любой, неосторожно открывший дверь или окно, добивался лишь того, что в жилище оказывался летучий красный шарф, и в скором времени умирал от болезни. Посему жители в ужасе заперлись в домах и уже не отваживались показываться снаружи. Но чума оказалась терпеливой и спокойно ждала, пока голод и жажда не вынудят их это сделать. Тогда некий дворянин решил пожертвовать собой ради спасения остальных и, выгравировав на своём мече слова «Иисус, Мария», открыл дверь. Немедленно в проёме показалась призрачная рука и вслед за ней краешек красного шарфа. Не растерявшись, бравый кавалер рубанул по этой руке; в скором времени умер от болезни вместе со всей своей семьёй, таким образом поплатившись за свою смелость, но раненая Чума предпочла убраться прочь и с тех пор остерегалась навещать негостеприимный город.

Поражённые размахом и гибельностью эпидемии, превратившей, по выражению Иоганна Нола, всю Европу в огромную Хиросиму, обыватели не могли поверить, что подобная катастрофа может иметь естественное происхождение. Чумной яд должен был распространяться отравителем или отравителями, под которыми понимались некие изгои, враждебно настроенные к основной массе населения.
В подобных измышлениях жители городов и сёл опирались, в первую очередь, на Библию, где Моисей рассеивает в воздухе пепел, после чего Египет поражается моровым поветрием. Образованные слои населения черпали подобную уверенность в римской истории, когда во время юстиниановой чумы 129 человек были признаны искусственно распространявшими заразу и казнены.
Кроме того, повальное бегство из городов, охваченных болезнью, породило анархию, панику и власть толпы. Из страха перед болезнью любого, вызывавшего малейшие подозрения, силой волокли в лазарет, бывший, если верить хроникам того времени, столь ужасным местом, что многие предпочитали покончить с собой, лишь бы не оказаться там. Эпидемия самоубийств, увеличивавшаяся вместе с распространением заразы, вынудила власти принять специальные законы, угрожавшие тем, кто наложит на себя руки, отказом в захоронении по христианскому обряду. Вместе с больными в лазарет часто попадали и здоровые, найденные в одном доме с заболевшим или умершим, что, в свою очередь, заставляло людей скрывать больных и тайно хоронить трупы. Бывало, что в лазарет тащили просто состоятельных людей, желая вдоволь похозяйничать в опустевших домах, объясняя крики жертвы помрачением рассудка в результате болезни.
Понимая, что завтрашний день может и не наступить, множество людей предавалось чревоугодию и пьянству, проматывая деньги с женщинами лёгкого поведения, что ещё больше усиливало разгул эпидемии.
Могильщики, набиравшиеся из каторжников и галерных рабов, которых можно было привлечь к подобной работе только лишь обещаниями помилования и денег, бесчинствовали в городах, покинутых властью, врывались в дома, убивая и грабя. Молодых женщин, больных, мёртвых и умирающих продавали желающим совершить насилие, трупы волокли за ноги по мостовой, как полагали в те времена, специально разбрасывая по сторонам брызги крови, чтобы эпидемия, при которой каторжники чувствовали себя безнаказанными, продолжалась как можно дольше. Бывали случаи, когда в могильные рвы вместе с мёртвыми сваливали и больных, погребая заживо и не разбираясь, кто из них мог бы спастись.
Стоит также заметить, что случаи искусственного заражения действительно случались, обязанные своим появлением, в первую очередь, распространённому в те времена гибельному суеверию, что избавиться от чумы можно было, передав её другому. Посему больные специально толкались на рынках и в церквях, норовя задеть или дохнуть в лицо как можно большему числу людей. Кое-кто подобным образом спешил разделаться со своими недругами.
Предполагается, что первые мысли об искусственном происхождении чумы появились при виде повального бегства из городов состоятельной части населения. Но слух о том, что богачи сознательно травят бедняков (в то время, как богачи столь же упорно обвиняли в распространении болезни «нищих», пытающихся таким образом им отомстить), продержался достаточно недолго, на смену этому пришло иное — народная молва упорно обвиняла в искусственном заражении три категории населения — дьяволопоклонников, прокажённых и евреев, которые подобным образом «сводили счёты» с христианским населением.
Надо сказать, что в атмосфере истерии отравления, охватившей Европу, иностранец, мусульманин, путешественник, пьяный, юродивый — любой, привлекавший к себе внимание отличиями в одежде, поведении, речи, — уже не мог чувствовать себя в безопасности, а если у него при обыске находилось то, что толпе угодно было считать чумной мазью или порошком, участь его была решена.

Преследование секты «отравителей»

Со времён разгула Чёрной смерти на некоторых церквях сохранились барельефы, изображающие коленопреклонённого человека, молящегося демону. В самом деле, в первую очередь в голову людей, переживших катастрофу, с их расстроенным воображением приходила мысль обвинить в случившемся Врага Рода Человеческого. И хотя истерия «чумных мазей» в полной мере развернулась во время эпидемии 1630 года, её начало прослеживается уже в эпоху Чёрной смерти.
Дьявол показывался в городах собственной персоной — передавали рассказы о некоем богато одетом «князе» лет пятидесяти, с сединой в волосах, разъезжавшем на карете, запряжённой чёрными конями, который заманивал внутрь то одного, то другого жителя, в мгновение ока доставляя в свой дворец и там пытаясь соблазнить сундуками с сокровищами и обещанием, что жертва останется в живых во время эпидемии — в обмен же требовалось обмазывать дьявольским составом скамейки в церквях или стены и двери домов.
О составе гипотетической «чумной мази» нам известно из позднейшего сообщения преподобного Афанасия Кирхера, который пишет, что в её состав входили «аконит, мышьяк и ядовитые травы, а также другие ингредиенты, о каковых я не решаюсь написать». Доведённые до отчаяния сеньоры и городские власти обещали крупные награды за поимку отравителей на месте преступления, но, насколько известно из сохранившихся документов, ни одна подобная попытка не удалась. Зато схвачены были несколько человек, огульно обвинённых в изготовлении «чумных мазей», пытками у них вырывали признания, будто они получали от подобного занятия удовольствие «словно охотники, поймавшие дичь», после чего жертвы подобных оговоров отправлялись на виселицу или на костёр. «Нескольких несчастных обвинили в отравлении колодцев, — писал фламандским друзьям Луис Хейлиген. — Многих из них уже оправили на костер, других продолжают жечь и поныне».
Единственной реальной подоплёкой для подобных слухов была, видимо, реально существовавшая в те времена секта люциферистов. Разочарование в вере и протест по отношению к христианскому Богу, с их точки зрения не могущему или не желающему улучшить земную жизнь своих адептов, привели к возникновению легенды об узурпации небес, откуда был с помощью предательства свёрнут «истинный Бог — Сатана», который в конце мира, естественно, сможет вернуть себе своё «законное владение». Однако не существует каких-либо документальных подтверждений их непосредственного участия в распространении эпидемий или даже в изготовлении гипотетической мази.

Еврейские погромы и разгромы лепрозориев

Г. Гезер (1867) отметил, что начались они в Европе задолго до эпидемии чумы 1346—1351 гг. Уже в XII столетии воодушевление крестоносцев биться за Гроб Господень с сарацинами проявлялось массовыми еврейскими погромами по пути следования их отрядов. Для этого у крестоносцев всегда существовал весомый предлог. Чаще всего евреев обвиняли в осквернении христианских святынь. Однако еврейские погромы времен «черной смерти» не были только примитивной реакцией темного населения на людей чуждого вероисповедания. Им предшествовали малоизвестные сегодня события, отголоски которых еще можно найти в литературе XIX века.

Прежде всего сыграло свою роль то обстоятельство, что чума возникла на фоне необычайно упорной пандемии проказы или той болезни, которую тогда считали проказой.

Проказа достигла своего максимума в Европе примерно через 200 лет после начала Крестовых походов — в XIII столетии. За период времени с 1000 до 1472 г. только в Англии было открыто 112 лепрозориев.
Проказа внушала ужас современникам, что привело к принятию ряда решительных и суровых мер для борьбы с нею. Почти повсеместно в Европе прокаженные лишались гражданских прав и наследства, при этом над ними совершался полный похоронный обряд. В заключение всей процедуры на больного бросали лопатой землю, и с этой минуты он считался уже мертвым как перед церковью, так и перед обществом.

Власть предержащая использовала евреев для своих грязных дел, и на них же властители направляли народное недовольство. Вокруг сотрудничества прокаженных и евреев ходило много нелепых слухов, один ужаснее другого, но сегодня уже не имеет смысла разбираться, было это все на самом деле или нет, главное то, что европейское население тогда считало это все чистой правдой.

Основным слухом в начале XIV столетия, которому верили европейцы, был следующий. Король гренадских мавров, с горестью видя, что его так часто побеждают христиане, задумал отомстить за себя, сговорившись с евреями погубить христиан. Но евреи, будучи сами слишком подозрительны, обратились к прокаженным и при помощи дьявола убедили их уничтожить христиан.

Предводители прокаженных собрали последовательно четыре совета, и дьявол через евреев дал им понять, что, так как прокаженные считаются самыми презренными и ничтожными существами, то хорошо бы было устроить так, чтобы все христиане умерли или стали бы прокаженными. Замысел всем понравился; каждый, в свою очередь, поделился им с другим... Многие из прокаженных, подкупленные евреями ложными обещаниями царства, графств и других благ земных, говорили и твердо верили, что так и случится.

Этот «заговор» изобиловал «доказательствами». Само существование общего восстания прокаженных (1321 г.) засвидетельствовано многими авторами того времени. Например, один из них утверждал следующее: «Мы сами своими глазами видели такую ладанку в одном из местечек нашего вассальства. Одна прокаженная, проходившая мимо, боясь, что ее схватят, бросила за собою завязанную тряпку, которую тотчас понесли в суд и в ней нашли голову ящерицы, лапы жабы и что-то вроде женских волос, намазанных черной, вонючей жидкостью, так что страшно было разглядывать и нюхать это. Когда сверток бросили в большой огонь, он не мог гореть: ясное доказательство того, что это был сильный яд».

Сир де Партенэ писал королю, что один «важный прокаженный», схваченный в своем поместье, признался, что какой-то богатый еврей дал ему денег и некоторые снадобья. Они состояли из человеческой крови и мочи с примесью тела Христова. Эту смесь сушили и измельчали в порошок, зашивали в ладанки с тяжестью и бросали в источники и колодца.

Разумеется, описанные снадобья не могли вызвать не только эпидемии, но и даже незначительного отравления. Однако это не имело никакого значения на фоне суеверий того времени.

Важнейшее из таких писем, т.е. оригинальный французский перевод, удостоверенный пятью королевскими нотариусами и припечатанный государственными печатями, еще в средине XIX столетия находился в хранилище рукописей Национального архива Франции.

В этих письмах гренадский король и турецкий султан сообщали парижским евреям, что посылают им различные снадобья для отравления рек и источников; советуя поручить это прокаженным, обещают прислать много золота и серебра и просят их не жалеть расходов, лишь бы скорее отравить христиан и французского короля в особенности. В конце перевода следуют подписи пяти нотариусов с приложением печатей.

Изложение подобных фактов составляет приложение к письму «De ieprosis» папы Иоанна XXI. В этом письме, помеченном 1321 г., папа воспроизводит донесение, сделанное ему Филиппом, графом Анжуйским, где говорится о различных средствах, пускаемых в ход евреями, чтобы вредить христианам.

«Наконец, на другой день, — сообщает Филипп, — люди нашего графства ворвались к евреям, чтобы потребовать у них объяснения насчет питья (impotationes), приготовленного ими для христиан. Предавшись деятельным поискам в одном из жилищ, принадлежавшем еврею Бана-ниасу, в темном месте, в маленьком ларце, где хранились его сокровища и заветные вещи, нашли овечью кожу или пергамент, исписанный с обеих сторон. Золотая печать весом в 19 флоринов придерживалась шелковым шнурком. На печати было изображено распятие и перед ним еврей в такой непристойной позе, что я стыжусь ее описать».

«Наши люди не обратили бы внимания на содержание письма, если бы их случайно не поразила длина и ширина этой печати. Новообращенные евреи перевели это письмо. Сам Бананиас и шесть других ученых евреев сделали тот же перевод не своею волею, но будучи принуждены к тому страхом и силою. Затем их заперли отдельно и предали пытке, но они с упорством давали тот же самый перевод. Три писца, сведущих в богословской науке и еврейском языке, наконец, перевели письмо по латыни».

Письмо адресовывалось королю сарацинов, владыке Востока и Палестины. В нем некие лица ходатайствуют о заключении дружеского союза между евреями и сарацинами, и, в надежде, что когда-нибудь эти два народа сольются в одной религии, просят короля возвратить евреям землю их предков.

«Когда мы навсегда поработим христианский народ, вы нам возвратите наш великий град Иерусалим, Иерихон и Ай, где хранится священный ковчег. А мы возвысим ваш престол над царством и великим городом Парижем, если вы нам поможете достигнуть этой цели. А пока, как вы можете убедиться через вашего заместителя, короля Гренады, мы действовали в этих видах, ловко подсыпая в их питье отравленные вещества, порошки, составленные из горьких и зловредных трав, бросая ядовитых пресмыкающихся в воды, колодцы, цистерны, источники и ручьи для того, чтобы все христиане погибли преждевременно от действия губительных паров, выходящих из этих ядов. Нам удалось привести в исполнение эти намерения, главным образом, благодаря тому, что мы роздали значительные суммы некоторым бедным людям их вероисповедания, называемым прокаженными. Но эти негодяи вдруг обратились против нас и, видя, что другие христиане их разгадали, они обвинили нас и разоблачили все дело. Тем не менее мы торжествуем, ибо эти христиане отравили своих братьев; это верный признак их раздоров и несогласий».

В этом письме был еще один многозначительный отрывок: «Вам легко будет, с помощью Божией, перейти через море, прибыть в Гренаду и простереть над остальными христианами ваш доблестный меч могучею и непобедимою дланью. А затем вы воссядете на престол в Париже, а в то же время мы, став свободными, вступим в обладание землею наших отцов, которую Бог нам обещал, и будем жить в мире, под одним законом и признавая одного Бога. С этого времени больше не будет ни страха, ни горестей, ибо Соломон сказал: “Тот, кто связан с единым Богом, имеет с ним одну волю”. Давид прибавляет: “О, как хорошо и сладко жить вместе, как братья!” Наш пророк Осия так заранее говорил о христианах: “В сердце их раздор и вследствие этого они погибнут”».

Следовательно, чума или любой другой мор уже не только ожидались в Европе в течение нескольких десятилетий, но были даже известны, как сегодня говорят, их «заказчики» и «исполнители».
По утверждению Г. Гезера (1867), с началом эпидемии «черной смерти» в 1346 г. появились новые подробности «заговора» — по Европе ходила молва, что евреи были подстрекаемы к этому преступлению посланными им письмами от таинственных старшин из Толедо в Испании.
Кроме того, уверяли, что найдено письмо, написанное во время распятия Спасителя и посланное иерусалимскими евреями к своим братьям, например, в Ульян. Содержание письма было таковым, что вызвало у христианского населения Европы ярость и жажду мщения.

В мае 1348 г. в трех городах Франции начались еврейские погромы, однако тогда они еще не носили всеобщий характер. Ситуация изменилась осенью, когда в сентябре в Шильоне (городок у Женевского озера) еврейский врач во время кровавых истязаний признался, что он и еще несколько членов еврейской общины отравили городские колодцы. Новость быстро распространилась по всей Европе. Евреев обвинили в организации массового отравления колодцев, пытками заставили сознаваться в подготовке этого преступления, судили и на основании суда и закона подсудимых вместе с не подвергавшимися суду единоверцами сожгли на кострах (рис. 5.6).
Такие же зверства повторились в Берне. Затем власти отбросили формальности суда и действовали с помощью толпы. Страх и помешательство стали всеобщими. В Базеле было специально построено деревянное здание, куда собрали всех евреев и сожгли. То же было во Фрейбурге и во многих городах Эльзаса. В резиденциях короля Карла IV все еврейское население было перебито, имущество же их было продано магистратами «по закону и справедливости».
Массовые сожжения евреев имели место Аугсбурге, Констанце, Галле, Мюнхене, Зальцбурге, Тюрингене, Эрфурте и других германских городах. В Париже перебито огромное количество евреев, их непохороненные трупы долго служили пищей волкам в окрестных лесах.

В некоторых городах Германии, где не было евреев — в Магдебурге, Лейпциге — обвинение в отравлении колодцев было возведено на могильщиков. Так к ужасам эпидемии были присоединены ужасы многотысячных сожжений и избиений еврейского населения. Всего же в Европе в те годы было уничтожено 50 крупных и 150 мелких еврейских общин и устроено 350 погромов.

Вспышки религиозного массового психоза

Стремительное распространения болезни, бессилие врачей и массовая смертность заболевших, побудили людей обратиться к Богу. Но чудовищность чумы породила крайности религиозного мировосприятия. На современников наибольшее впечатление произвел необычайный расцвет секты флагеллантов или самобичевателей.
Впервые подобная секта возникла в 1210 г. в Италии. В «Chro-nicon Urlitius Barsiliensis» монах, святой Иустиниан из Падуи, приводит следующее описание: «Когда Италия была охвачена различного рода преступлениями, прежде всего, появилось до тех пор неизвестное чувство страха у жителей Перузы, охватившее затем римлян, а с течением времени и всех итальянцев. Страх этот ближе всего подходил под понятие суеверия. Люди были преисполнены невероятного ужаса, ожидали чего-то странного от Бога, и положительно все без исключения, молодые и старые, вельможи и простонародье, расхаживали в обнаженном виде по улицам, не испытывая никакого стыда. Знакомые и незнакомые выстраивались в два ряда и представляли собою нечто вроде процессии. У каждого в руке находилась плеть из кожаного ремня, которой «демонстранты» с особым рвением угощали друг друга. При этом отовсюду раздавались душераздирающие стоны и вопли, все молили Бога и Деву Марию простить их, принять раскаяние и не отказать в покаянии...»

Процессии флагеллантов были введены святым Антонием Падуанским (1195—1231). Напомнил о них в 1260 г. эремит Райнер в Италии, где в скором времени секта флагеллантов насчитывала в своих рядах около десяти тысяч человек. Отсюда она распространилась за Альпы, обнаружилась в Эльзасе, Баварии и в Польше, причем движению ее не могли воспрепятствовать никакие вмешательства и запреты со стороны правительственных властей.

Когда в 1349 г. в Германии с ужасающей силой свирепствовала чума, в Спиру из Швабии явились двести флагеллантов и ознакомили все население со своей методой самым подробным и добросовестным образом. Покаяние в грехах производилось два раза в течение дня. Утром и вечером расхаживали флагелланты по улицам парами, распевали псалмы под звон церковных колоколов и, по достижении назначенного для «покойных упражнений» места, обнажали верхнюю часть туловища (они носили обыкновенно только коротенькую полотняную куртку) и снимали обувь. Затем все укладывались крестообразно на землю, принимая различные положения, в зависимости от рода тех проступков, преступлений и прегрешений, в которых они приносили публичное покаяние. Согрешившие в супружеской жизни лежали лицом вниз, клятвопреступники укладывались на бок и лежали с приподнятыми кверху тремя пальцами и т.д. После этого экзекутор начинал свое дело и угощал каждого по заслугам его, затем заставлял отбывшего наказание подняться с земли, для чего произносил следующие слова: «Встань, прошедший чрез пытки чести, И остерегайся от дальнейших грехов».

Затем при пении псалмов раскаивающиеся начинали наказывать плетьми друг друга и только после этого громко взывали о прекращении смертоносной эпидемии чумы.

Интерес и воодушевление, проявленные по отношению к этой секте, были настолько велики, что церковь пришла даже в некоторое смущение от их религиозности: сектанты относились друг к другу очень строго и в своей резкости доходили до того, что один другого изгонял из своей среды, лишая при этом всех гражданских прав и состояния. Флагелланты распространили постепенно свое влияние на все церкви, а их новые псалмы и песни были преисполнены глубокой святости.

Начало 1349 г. стало пиком флагеллантского движения. Толпы людей, доходившие до 100 человек, постоянно перемещались по Германии, Франции, Швейцарии, Нидерландам. Сколько их было на самом деле, неизвестно. Полунагие, с красными полосами от ударов на теле, безмолвные или, распевая покаянные каноны, самобичеватели производили жуткое впечатление. Придя в какой-либо город, охваченный чумой, сектанты проделывали акт самобичевания, после которого один из самобичевателей прочитывал собравшейся толпе горожан письмо, которое ангел положил на алтарь Петра в Иерусалиме, где сам Бог призывал людей к покаянию. Затем следовал отчет о ходе чумной эпидемии, объяснялись причины ее появления и распространения и даже давались наставления, как лечить чуму. После этого шел обильный сбор пожертвований с населения. Когда же флагелланты явились в Авиньон и на глазах папы Климента VI провели сцену самобичевания, то произвели на него столь сильное впечатление, что движение это было объявлено ересью и подверглось преследованиям со стороны духовных и светских властей. Папа обнародовал против секты особую буллу. Немецкие епископы обнародовали апостольский указ и запретили сектантам селиться в их епархиях. К осени 1349 г. флагеллантское движение почти прекратило свое существование.

В 1414 г. стараниями немца по имени Конрад, секта снова была возвращена к жизни. Конрад всеми силами старался уверить толпу, что на него возложена божественная миссия, причем он и пророк Енох — это одно и то же лицо. Бог, мол, возвеличил флагеллантов и оттолкнул от себя папу римского; другого спасения души не существует, как только путем нового крещения крови, и именно одним средством: сечением и бичеванием. Теперь вмешалась уже сама инквизиция и наложила на предприятие Конрада свое вето. После громкого судебного разбирательства девяносто один человек из конрадовских единомышленников подверглись сожжению на костре только в одном Сангерсгаузене; в других городах также сожгли большое число этих фанатиков.


Менее известной разновидностью фанатиков, пытавшихся остановить чуму подвигами во имя веры, были «одетые в белое» (лат. albati), также известные под своим итальянским именем bianchi. Иногда их полагают умеренной частью флагеллантов.

По мифологии этой секты, всё началось с того, что некий крестьянин повстречал в поле Христа, который, оставшись неузнанным, попросил у того хлеба. Крестьянин извинился, объяснив, что хлеба у него больше не осталось, но Христос попросил его посмотреть в сумке, где, к немалому удивлению её владельца, хлеб обнаружился в неприкосновенности. Далее Христос отправил крестьянина к колодцу, чтобы размочить хлеб в воде, тот возразил, что колодцев в этой местности нет, но всё же подчинился, и, конечно же, колодец сам собой явился в названном месте. Но возле колодца стояла Богородица и отправила крестьянина обратно, приказав передать Христу, что «его матерь запрещает размачивать хлеб». Крестьянин выполнил поручение, на что Христос заметил, что «его матерь всегда на стороне грешников», и объяснил, что, если бы хлеб был размочен, погибло бы всё население Земли. Но теперь он готов помиловать падших и просит размочить лишь треть хлеба, что поведёт за собой смерть трети населения христианского мира. Крестьянин выполнил приказ, после чего началась эпидемия, остановить которую можно, лишь одевшись в белое, молясь и предаваясь посту и покаянию.
Другой вариант той же легенды рассказывал, что крестьянин ехал верхом на быке и вдруг неким чудом был перенесён в «отдалённое место», где его ждал ангел с книгой в руке, приказавший отныне проповедовать покаяние и белые одежды, остальную информацию, требуемую для того, чтобы смягчить божий гнев, обнаружат в книге.
Шествия бьянки собирали в городах не меньшие толпы, чем шествия их более радикально настроенных собратьев. Одетые в белое, со свечами и распятиями в руках, они двигались, распевая молитвы и псалмы, моля о «милосердии и мире», причём возглавляла собой процессию обязательно женщина, идущая между двумя маленькими детьми.
Однако и эти дальние предшественники реформации вызвали собой недовольство господствующей церкви, так как прямо упрекали её в стяжательстве, корыстолюбии и забвении заповедей Христа, за что Господь и наказал свой народ эпидемией. Бьянки требовали от папы Климента добровольно отказаться от престола, уступив его «нищему папе», с этим требованием их глава, называвший себя Иоанном Крестителем, отправился в Рим и, конечно же, кончил жизнь на костре инквизиции, секта была разогнана силой и, наконец, официально запрещена.

Если секты флагеллантов и «одетых в белое», при всём фанатизме своих последователей, всё же состояли из людей в здравом уме, хореомания, или одержимость танцем, была типичным массовым психозом, характерным, впрочем, для Средних веков.
Жертвы хореомании без всякой видимой причины начинали прыгать, кричать и совершать нелепые движения, действительно напоминавшие собой некий неистовый танец. Одержимые сбивались в толпы до нескольких тысяч человек, бывало, что зрители, до определённого момента просто глазевшие на происходящее, сами присоединялись к пляшущей толпе, не в силах остановиться. Самостоятельно прекратить пляску одержимые не могли и зачастую покрывали расстояние до соседнего города или сёла, вопя и прыгая, падали на землю в полном изнеможении и засыпали на месте.
После этого психоз порой заканчивался, иногда продолжался в течение нескольких дней или даже недель, одержимых хореоманий отчитывали в церквях, кропили святой водой, бывало, когда иные средства были исчерпаны, городские власти нанимали музыкантов, чтобы те подыгрывали неистовой пляске и тем самым скорее доводили больных ею до изнеможения и сна.
Случаи такого рода известны были и до эпидемии Чёрной смерти, но, если эти случаи были всё же единичными, по окончании эпидемии Чёрной смерти хореомания приняла пугающий размах, скачущие толпы насчитывали порой до нескольких тысяч человек. Полагается, что таким образом выплёскивались нервное потрясение и ужас, вызванные эпидемией. Хореомания свирепствовала в Европе в XIV—XV веках, а затем исчезла.
Отношение внешних зрителей к одержимым хореоманией было неоднозначным, так, в средневековых хрониках можно найти и намёки, будто речь шла о профессиональных нищих, получавших по окончании представления щедрую милостыню, ради чего, собственно, всё и затевалось. Другие авторы склонялись к мысли об одержимости бесом, полагая экзорцизм единственным лекарством для подобного. Действительно, в хрониках зафиксированы случаи, когда массовому танцу предавались беременные женщины, или о том, что многие танцоры, когда приступ заканчивался, умирали или всю дальнейшую жизнь страдали тиком или тремором конечностей.
Подлинные причины и механизм протекания хореомании остаётся неизвестным до нынешнего времени.

@темы: медицина-историческое

---

25.01.2012 в 12:33

Пишет  tweed tea:

История медицины в средневековье. Часть 1. Арабский халифат.
[

По хорошему историю медицины стоит начинать с древней Месопотамии, и возможно и до нее у меня дойдут руки, а сейчас напишу про то что меня восхитило, удивило и поразило.

С XIII по XVI лучшие врачи были из Арабского халифата. Многие открытия в области офтальмологии и хирургии сделаны именно тогда, а в тоже время в Европе на полном серьезе лечили простуду молитвами....
Заранее прошу прощения за ошибки мы с word'ом старались, но что-то могли упустить..

В некотором роде, вступление

Началом можно считать VII в., именно тогда территории Халифата пополнились Сирией и Египтом, где находились тогдашние центры изучения и поддержания греческой науки и философии, оказавшие сильное влияние на арабскую науку..
Самыми "престижными" в то время были Александрийская школа в Египте и школа в Гундишапуре (Джунди-Шапур). на юге Ирана, открытая христианами несторианского толка.
Эту школу закончил придворный врач халифа ал-Мансура (754—776) Джурджус ибн Бахтишу — основатель династии придворных врачей-христиан, которые в течение двух с половиной столетий служили при дворе багдадских халифов.

Осознавая значение античной науки, халифы и другие вожди мусульман содействовали переводу на арабский язык важнейших греческих сочинений (которые к тому времени сохранились в регионе по преимуществу на сирийском языке — языке преподавания в школах). Начало этой деятельности было положено в конце VIII в., однако основная работа переводчиков развернулась в правление халифа ал-Мамуна (813—833), который специально для этого организовал в Багдаде «Дом мудрости» {араб, bait al-hikma). В течение IX и X вв. на арабский язык была переведена практически вся доступная литература, представлявшая интерес для арабов.

Со временем переводы на арабский стали делать непосредственно с греческого. Большинство исследователей связывают этот переход с деятельностью самого известного переводчика эпохи халифатов — христианина-несторианца Хунайна ибн Исхака из Хиры. Он имел глубокие познания в медицине, был придворным врачом халифа ал-Мутаваккила (847—861) и преподавал медицину в Багдаде. Хунайн иби Исхак в совершенстве владел арабским, сирийским, греческим и латинским языками, в поисках рукописей научных и философских трудов совершил путешествие по Византийской империи, после чего собрал вокруг себя группу переводчиков, в которую входил и его сын Исхак.

Переводческая деятельность арабов сыграла неоценимую роль в сохранении наследия - многие древние труды дошли до средневековой Европы -только в арабских переводах. Однако до наших дней, как полагают ученые, дошло не более 1% средневековых арабских рукописей.
Развитию книжного дела в значительной степени способствовало знакомство с секретом изготовления китайской бумаги, которая оказалась гораздо дешевле египетского папируса. Ее важность оценили незамедлительно: около 800 г. везир Харун ар-Раши-да — Йахйа Бармакид построил в Багдаде первую бумажную мельницу. Через Сирию и Северную Африку производство бумаги пришло на Запад — в Испанию, а позднее и в другие европейские страны. Первые бумажные мельницы в Италии и Германии появились в XIV в.
Наивысший расцвет средневековой арабоязычной культуры приходится на VIII—XI столетия. В этот период на базе староарабской поэзии, а также «Корана» сформировался классический арабский язык средневековья. В X—XV вв. сложился знаменитый сборник сказок «Тысяча и одна ночь», в который вошли переработанные и перенесенные в арабскую культуру мифологические сюжеты и сказки многочисленных народов, населявших в то время обширные территории Халифата или торговавших с ним (персидские, индийские, греческие и многие другие).

К X столетию сложился тип средней и высшей мусульманской школы — Мадраса (медресе).
Образование в Халифате в значительной степени испытало влияние ислама. В средневековом мусульманском мире все знания делились на две области: «арабские» (или традиционные, в основе своей связанные с исламом) и «иноземные» (или древние, общие всем народам и всем религиям).
«Арабские» гуманитарные науки (грамматика, лексикография и др.) формировались в связи с изучением хадисов (предания о высказываниях и деяниях Мухаммеда) и «Корана», знание которого для мусульман чрезвычайно важно (почти все мусульмане знают наизусть хотя бы часть «Корана»).
Изучение «иноземных» наук диктовалось потребностями развивающегося общества и отражало его интересы: география была необходима для точного описания подвластных земель; история служила основой для изучения жизни Пророка; астрономия и математика уточняли священный календарь. Возрос интерес и к медицине, которая со временем стала определяться как профессия, достойная похвалы и благословенная Аллахом: согласно исламской традиции, Аллах не допустит болезни, пока не создаст средство ее лечения; задача врача — найти это средство. Обучающийся врачеванию в исламе наряду с теологией обязательно изучал «иноземные науки», включая логику, что позволяло ему методично англизировать причины болезней, ставить диагноз, определять прогноз и применять обоснованное лечение. В этом смысле медицина средневекового арабоязычного Востока была тесно связана с окружающим миром и науками, его изучающими.

По мере того, как основные научные рукописи переводились на арабский язык, христиане утрачивали свою монополию на медицину, а центры науки и высшего образования постепенно перемещались в Багдад, Басру, Каир, Дамаск, Кордову, Толедо, Бухару, Самарканд. В каждом большом городе создавались библиотеки с читальными залами и комнатами для научных и религиозных дискуссий, помещениями для переводчиков и переписчиков книг. Со временем они выросли в крупные центры науки и образования, такие как «Дом мудрости» в Багдаде или «Дворец мудрости», учрежденный в Каире халифом ал-Хакимом в 1005 г. Ученые, работавшие в этих научных центрах, объединялись в «Общества просвещенных» (араб. Maglis al-cula-ma') —прообраз научных обществ и академий наук, возникших в Европе в XVII—XVIII вв.

Библиотека Кордовы насчитывала более 250 тыс. томов. Крупные библиотеки были в Багдаде, Бухаре, Дамаске, Каире. Некоторые правители и богатые люди имели собственные библиотеки. Так, в библиотеке главы дамасских врачей Ибн ал-Мутрана, лечившего халифа Салах ал-Дина, было около 10 тыс. книг.
Глава багдадских врачей Ибн ал-Талмид (Ibn al-Talmld, XII в.) — автор лучшей фармакопеи своего времени — собрал более 20 тыс. томов, многие из которых были переписаны лично им. В XII в., когда в Западной Европе было лишь два университета (в Салерно и Болонье), в одной только мусульманской Испании (Кордовском : халифате) функционировало 70 библиотек и 17 высших школ, в которых среди других дисциплин преподавалась и медицина.

В области теории болезни арабы восприняли древнегреческие учения о четырех стихиях (араб, аг-kari) и четырех телесных соках (араб. ahlat), изложенные в «Гиппократовом сборнике» и работах Аристотеля, а затем прокомментированные в трудах Галена. Согласно представлениям арабов, каждая из стихий и жидкостей участвует (в различных пропорциях) в создании четырех качеств: тепло, холод, сухость и влажность, которые определяют мизадж (араб, mizag — темперамент) каждого человека. Он может быть нормальным, в случае сбалансированности всех составляющих, или «неуравновешенным» (различных степеней сложности). Когда равновесие нарушено, задача врача — восстановить первоначальное состояние.
При лечении внутренних болезней первейшее внимание уделялось установлению правильного режима и только потом применялись лекарства, простые и сложные, в приготовлении которых арабы достигли высокого совершенства.
В значительной степени это связано с развитием алхимии. Заимствовав у сирийцев идею использования алхимии в области медицины, арабы сыграли важную роль в становлении и развитии фармации и создании фармакопеи. В городах стали открываться аптеки для приготовления и продажи

Алхимики средневекового арабо-язычного Востока изобрели водяную баню и перегонный куб, применили .фильтрование, получили азотную и соляную кислоты, хлорную известь и спирт (которому дали название алко-холь). Завоевав Пиренейский полуостров, они принесли эти знания в Западную Европу.

Великие врачи своего времени и открытия

Выдающимся философом, врачом и химиком раннего средневековья был Абу Бакр Мухаммад ибн Закарийа Ар-Рази (Abu Bakr Muhammad ibn Zakarlya al-Razi, лат. Rhazes, 850— 923). Родился он в Рее, недалеко от Тегерана. Медициной начал заниматься относительно поздно — когда ему было около 30 лет. Большую часть жизни провел в Багдаде, где основал и возглавил больницу, которая всегда была переполнена учениками. Дошедшие до нас сочинения Ар-Рази свидетельствуют о многогранности его таланта. Будучи прекрасным химиком, он изучал действие солей ртути на организм обезьяны. С именем Ар-Рази связано изобретение инструмента для извлечения инородных тел из гортани и применение ваты в медицине.
Ар-Рази составил первый в арабской литературе энциклопедический труд по медицине «Всеобъемлющая книга по медицине» («Kitab al-Hawi») в 25 томах. Описывая каждую болезнь, он анализировал ее с позиций греческих, сирийских, индийских, персидских и арабских авторов, после чего излагал свои наблюдения и выводы. В XIII в. «Kitab al-Hawi» была переведена на латинский язык, а затем на многие европейские языки, постоянно переиздавалась в средневековой Европе и вместе с «Каноном медицины» Ибн Сины в течение нескольких столетий была одним из основных источников медицинских знаний.
Другой энциклопедический труд Ар-Рази «Медицинская книга» в 10 томах («Al-Kitab al-Mansuri»), посвященная правителю Хорасана Абу Са-лиху Мансуру ибн Исхаку, обобщила знания того времени в области теории медицины, патологии, лекарственного врачевания, диететики, гигиены и косметики, хирургии, токсикологии и инфекционных заболеваний. В XII в.. она была переведена на латинский язык, а в 1497 г. издана в Венеции.
Среди многочисленных сочинений Ар-Рази особую ценность представляет небольшой трактат «Об оспе и кори», который признается многими авторами самым оригинальным трудом средневековой арабоязычной медицинской литературы. По существу, это первое обстоятельное изложение клиники и лечения двух опасных инфекционных заболеваний, уносивших в, то время немало человеческих жизней. Даже сегодня он мог бы быть великолепным учебным пособием для студентов. В нем Ар-Рази четко сформулировал идею заразности этих заболеваний и описал их дифференциальную диагностику (считая оспу и корь разными формами одной болезни), лечение, питание больного, меры защиты от заражения, уход за кожей заболевшего. Первое печатное издание этой блистательной работы появилось в Венеции в 1498 г., после чего она неоднократно издавалась в Европе на латинском, греческом, французском, английском языках.

Известно, что исламские традиции не допускают вскрытия человеческого тела. Тем не менее врачи-мусульмане внесли существенный вклад в развитие отдельных областей анатомии и хирургии. Особенно ярко это проявилось в офтальмологии. Исследуя строение глаза животных, известный египетский астроном и врач Ибн ал-Хайсам (Ibn al-Haisam, 965—1039, известный в Европе как Alhazen) первым объяснил преломление лучей в средах глаза.и дал названия его частям (роговица, хрусталик, стекловидное тело и т. д.). Изготовив модели хрусталика из хрусталя и стекла, он выдвинул идею коррекции зрения при помощи двояковыпуклых линз и предложил использовать их при чтении в пожилом возрасте. Капитальный труд Ибн ал-Хайсама «Трактат по оптике» («Kitab al-Manazir») прославил его имя в странах Востока и Западной Европы

К плеяде замечательных арабских окулистов принадлежит и Аммар ибн Али ал-Маусили (Ammar ibn Ali al-Mausili, X в.), один из известнейших глазных врачей Каира. Разработанная им операция удаления катаракты путем отсасывания хрусталика при помощи изобретенной им полой иглы имела большой успех и получила название «операция Аммара».

Большой вклад в развитие учения о глазных болезнях внес Али ибн Иса, живший в Багдаде в первой половине XI в. В предисловии к своей знаменитой книге «Меморандум для окулистов» («Tadkirat al-Kahhalin»). Первая часть меморандума посвящена описанию глаза и его строения, вторая — болезням глаза, которые ощущаются органами чувств, третья— болезням глаза, которые незаметны для больного. Переведенная на латинский язык, эта книга в течение веков была главным учебным руководством для студентов и вплоть до XVII в. оставалась основным трудом по офтальмологии в Западной Европе.

Лечение глазных болезней явилось той областью медицины, в которой влияние арабской школы ощущалось в Западной Европе вплоть до XVII в.

К выдающимся достижениям арабов в области анатомии относится описание легочного кровообращения, которое сделал в XIII в. сирийский врач из Дамаска Ибн ан-Нафйс (Ibn an Nafis), т. е. на три столетия раньше Мигеля Сервета
. Ибн ан-Нафис почитался как великий ученый своего времени, прославившийся комментариями к разделу анатомии в «Каноне» Ибн Сины.
Хирургия в средневековом арабоязычном мире была скорее ремеслом, чем наукой (как это имело место в древнем мире). Объяснялось это мусульманской традицией, которая запрещала как вскрытие трупов, так и вивисекции. Понятно, что в халифатах хирургия развивалась в меньшей степени, чем лекарственное врачевание.
Самым выдающимся хирургом средневекового арабоязычного мира считается Абул-Касим Халаф ибн 'Аб-бас аз-Захрави. Родился он близ Кордовы и таким образом принадлежит к арабо-испанской культуре.
Аз-Захрави жил в «золотой период» ее развития (вторая половина X в.), когда арабо-испанская культура была самой передовой в Западной Европе, а наряду с византийской — и во всей Европе в целом. Основными научными центрами мусульманской Испании были университеты в Кордове, Севилье, Гренаде, Малаге.

В цепи исторического развития хирургии аз-Захрави стал связующим звеном между античной медициной и медициной европейского Возрождения (когда труды аз-Захрави были переведены на латинский и признаны в Западной Европе). Аз-Захрави блестяще оперировал.
Знание анатомии он считал абсолютно необходимым для хирурга и.рекомендовал изучать ее по трудам Галена. Критерием истины для него были собственные наблюдения и собственная хирургическая практика. Этим отчасти объясняется тот факт, что его сочинения содержат мало ссылок на чужие работы.
По сравнению с хирургией античности аз-Захрави сделал большой шаг вперед. К его приоритетам относятся: применение кетгута в абдоминальной хирургии и для подкожных швов, шов с литкой и двумя иглами, первое применение лежачего положения при операциях на малом тазе (ставшее потом классическим); он описал то, что сегодня называется туберкулезным поражением костей; он был автором новых хирургических инструментов (более 150) и единственным автором античности и раннего средневековья, который их описал и представил в рисунках.
Аз-Захрави разработал методику местного прижигания (каутеризация) в хирургических операциях и производил его чаще катетером , реже — прижигающими средствами (азотнокислое серебро и др.). Часто его обвиняли в том, что он заменил нож на раскаленное железо. Однако не следует забывать, что в то время еще не знали природы воспаления и инфекционного процесса и не умели бороться с ними. Аз-Захрави очень высоко оценивал метод прижигания и успешно использовал его для лечения местных поражений кожи и других болезней.
Энциклопедический труд аз-Захрави «Книга о представлении медицинских знаний в распоряжение тому, кому не удается их составление» ,содержит 30 томов, в которых обобщен опыт всей его жизни. Из них особый интерес ученых всегда вызывал тридцатый трактат, посвященный хирургии и хирургическим инструментам. Первый перевод этого грандиозного сочинения на латинский язык был сделан во второй половине XII в., сразу же он стал настольной книгой хирургов средневековой Европы, многократно переписывался и издавался и на протяжении пяти столетий был одним из основных учебников по хирургии.

К слову сказать, в то время, Халифат был единственным местом Ойкумены, где женщина могла не только изучать медицину, но и практиковать! Такой возможности женщины-врачи целиком и полностью обязаны развитию гаремов - мужчины врачи допускались только для сложный операций.
О женщинах-врачах можно почитать ниже.

Больничное дело

Организация больничного дела получила в халифатах значительное развитие
Изначально учреждение больниц было делом светским. Название больницы — бимаристан (bimaris-tan) — персидское; это лишний раз подтверждает, что больничное дело в халифатах испытало значительное влияние иранских и византийских традиций.
Согласно сообщению историка ал-Макризи (1364—1442), первая известная больница в мусульманском мире была сооружена во времена Омейядов при халифе ал-Валиде (705—715).

Больница в современном смысле этого слова появилась в Багдаде около 800 г. По инициативе халифа Харун ар-Рашида ее организовал армянский врач-христианин из Гундишапура — Джибраил ибн Бахти-ши, третий в знаменитой династии Бахтишу. Его дед Джурджус ибн Джибраил ибн 7—596
Бахтишу (Girgis ibn Bahtisu0) — основатель династии и глава врачей медицинской школы В Гундишапуре — в 765 г. излечил тяжело больного халифа ал-Мансура, которого никто не мог вылечить. И несмотря на то, что Джурджус ибн Бахтишу был христианином и не принял ислама, халиф назначил его главой врачей столицы Халифата— Багдада. Он и все его потомки на протяжении шести поколений успешно служили придворными врачами халифов, были известны в мусульманском мире и высоко почитались правителями до начала XI в.

Больницы, основанные мусульманами, были трех видов.

К первому виду относились больницы, учрежденные халифами или известными мусульманскими деятелями и рассчитанные на широкие слои населения. Они финансировались государством, имели штат врачей и немедицского обслуживающего персонала. При больницах создавались библиотеки и медицинские школы. Обучение было теоретическим и практическим: учащиеся сопровождали учителя во время его обхода в больнице и посещали вместе с ним больных на дому.
В Египте первая большая больница была основана в 873 г. правителем Ахмадом ибн Тулуном. Она предназначалась исключительно для бедных слоев населения (ни солдат, ни придворный не имели права получить там лечение). Правитель отпускал на ее нужды 60 тыс. динаров в год и посещал больницу каждую пятницу. Кроме того, при своей дворцовой мечети Ахмад ибн Тулун учредил аптеку, где каждую пятницу врач бесплатно лечил приходящих больных. Согласно традиции, больница имела мужскую и женскую половины, мужскую и женскую бани; больные распределялись по отделениям в соответствии с их заболеваниями.
В Багдаде в 916 г. было пять таких больниц. В 918 г. открылись еще две: на содержание первой халиф выделял в виде пожертвования 2 тыс. динаров в месяц, на содержание второй больницы (учрежденной его матерью) — 600 динаров. В 978 г. Адуд ал-Даул завершил строительство еще одного большого лечебного учреждения на западном берегу Тигра, где в свое время стоял дворец Харуна ар-Рашн-да; его обслуживали врачи, санитары (араб. mucaliguna), слуги (араб, huz-zan), привратники (араб, bawwabu-па), управители (араб, wukala) и надзирател. К 1160 г. в Багдаде насчитывалось более 60 больниц.
Одной из самых крупных была больница «ал-Мансури» в Каире. Открытая в 1284 г. в помещении бывшего дворца, она, по свидетельству историков, была рассчитана на 8 тыс. больных, которых размещали в соответствии с их заболеваниями в мужских и женских отделениях. Обслуживающие ее врачи обоего пола специализировались в различных областях медицинских знаний
.
Больницы второго вида финансировались известными врачами и религиозными деятелями и были небольшими.

Третий вид больниц составляли военные лечебные учреждения. Они передвигались вместе с армией и размещались в палатках, замках, цитаделях. Во время военных походов наряду с врачами-мужчинами воинов сопровождали и женщины-врачи, которые ухаживали за ранеными. Некоторые женщины-мусульманки, занимавшиеся медициной, заслужили широкое признание. Так, при Омёйядах прославилась женщина-окулист Зайнаб из племени Авд. Высокими познаниями в лечении женских болезней обладали сестра Ал-Хафида ибн Зухр и ее дочери (их имена нам не известны); они были единственными врачами, которым дозволялось лечение в гареме халифа ал-Мансура.

Высокий уровень организации медицинского дела на средневековом Востоке тесно связан с развитием гигиены и профилактики заболеваний. Запрет производить вскрытия, с одной стороны, ограничил исследования строения тела и его функций, а с другой— направил усилия врачей на поиск иных путей: сохранения здоровья и привел к разработке рациональных мероприятий гигиенического характера. Многие из них закреплены в «Коране» (пятикратные омовения и соблюдение чистоты тела, запрет пить вино и есть свинину, нормы поведения в обществе, семье и т. п.). Согласно преданию, Пророк Мухаммед получил свои познания в области медицины от врача ал-Харита ибн Каладаха (al-Harit ibri Kalada), который родился в Мекке в середине VI в., а медицине обучался в Гундишапурской медицинской школе. (Если этот факт имел место, гигиенические рекомендации «Корана» восходят к традициям Гунди-шапура, впитавшего традиции древнегреческой и индийской медицины.)

За пределами Халифата

Одним из древнейших центров мировой цивилизации была Армения. После свержения власти Халифата (IX в.) армянский народ восстановил свою государственность. В XI—XIII вв. в ряде городов Армении: Ани, Ахпате, Санаине, Гладзоре и др.— возникли школы высшего типа, в которых изучались анатомия (в Армении того времени производились анатомические вскрытия), внутренняя медицина, лекарствоведение, хирургия.

Крупнейшим представителем медицины средневековой Армении был философ, врач и астроном Мхитар Гераци. В 1184 г. он составил свой основной труд «Утешение при лихорадках», в котором описал причины, развитие и лечение острых заразных заболеваний, а также, на пять веков раньше Бериардино Рамаццини рассуждал о связи заболеваний с профессиями — кузнецов, стеклодувов и т. п.
Большой вклад в развитие армянской медицины внес Амирдовлат Ама-сиаци (XV в.) —автор трактатов «Польза медицины», «Ненужное для неучей» и «Лекарствоведение».

В Грузии после освобождения от арабского владычества (X в.) главным очагом медицинской культуры была Гелатская академия, основанная царем Давидом IV в XII в. при монастыре недалеко от Кутаиси. Наряду с церковно-монастырской существовали профессиональная и народная медицина.
Выдающимися представителями медицины феодальной Грузии были: К.а-нанели (XI в.) — автор медицинского сочинения «Несравненный карабадин»; глава Гелатской академии философ Иоаннэ Петрице (XI—XII вв.); Ходжа Копили (XIII в.), написавший «Книгу медицинскую»; Заза Панаскертели-Цицишвили (XV в.), составивший «Лечебную книгу», и Давид Батониш-вили (XVI в.) — автор «Книги царя Давида».
Монголо-татарское нашествие, а затем вторжение персов и турок значительно задержали развитие медицины в феодальной Грузии.

использованы:
учебник 1 меда, Сорокина, Вики, итд. Можно спросить по конкретному моменту, откуда.

@темы: медицина-историческое

---

26.01.2012 в 15:21

Пишет  tweed tea:

История медицины в средневековье. Часть 2. Домонгольская Русь
Для Дивока )

Думаю для начала надо описать историческую ситуацию.

История, или что где и как

К первой половине IXв. на Руси сформировались раннефеодальные отношения. Древние славянские города Киев, Смоленск, Полоцк, Чернигов, Псков, Новгород становились крупными' центрами ремесла и торговли. Важнейшими торговыми артериями древней Руси были «путь из варяг в греки», который связывал Русь со Скандинавией и Византией, знакомый всем по школьным учебникам, и не упомянутый в них «из варяг в персы», он же Волжский торговый путь. Впрочем, если верить учебнику то первые поселения на юге России появились чуть не при монголах... хе-хе

Постоянная торговля по Волге сформировалась в 780-х годах, с приходом на берега реки скандинавского элемента, известного по русским летописям как варяги. Путь начинался от берегов Балтики, вёл вверх по Неве и Волхову через Ладогу и Рюриково Городище в озеро Ильмень. Отсюда варяжские ладьи сплавлялись вверх по Ловати до волоков Валдайской возвышенности, по которым суда перетаскивали в бассейн Волги.
Далее вниз по реке до Волжской Булгарии сплавлялись такие северные товары, как меха, мёд и рабы. Впоследствии этот путь называли в летописях «из варяг в булгары». (В Булгар как перевалочный пункт позднее вела и сухопутная дорога из Киева).
Достигнув Каспийского моря, купцы высаживались на его южных берегах и на верблюдах отправлялись дальше в Багдад, Балх и Мавераннахр. Автор «Книги путей и стран» Ибн Хордадбех (который начальствовал в качестве управителя почты в персидской области Джабал) сообщал, что в его время купцы-рахдониты доходили «до кочевий тогуз-гузов, а затем и до Китая».

Но, я опять отвлекаюсь.

Важным событием в истории Руси было принятие христианства в качестве государственной религии в 988. г. лри князе Владимире (978—1015). Этот серьезный политический акт не был случайным событием, и врядли выглядел как в "Повести временных лет": возникновение социального неравенства и формирование классов явились объективными историческими предпосылками для замены языческого многобожия монотеизмом. Христианство на Руси было известно с IX в. Многие приближенные князя Игоря (912—945) были христианами. Княжившая после Игоря его жена Ольга (945—969) посетила Константинополь и приняла крещение, став первым христианским монархом на Руси. Большое значение для распространения идей христианства в Киевской Руси имели ее давние связи с Волжской Булгарией — посредницей в передаче культуры, письменности и религиозной литературы. К концу X в. Киевская Русь уже вошла во взаимодействие с византийской экономикой и христианской культурой.

Принятие христианства Киевской Русью имело важные политические последствия. Оно содействовало укреплению феодализма, централизации государства и сближению его с европейскими христианскими странами (Византией, Волжской Булгарией, Хазарским каганатом, Великой Моравией, странами Европы, Грузией, Арменией и др.), чему способствовали также и династические браки. Эти связи благотворно отразились на развитии древнерусской культуры, просвещения, науки.

Истоки культуры Киевской Руси связаны с традиционной культурой славянских племен, которая с развитием государственности достигла высокого уровня, а впоследствии была обогащена влиянием византийской культуры. Через Болгарию и Византию поступали на Русь античные и ранние средневековые рукописи. На славянский язык их переводили монахи — самые образованные люди того времени. (Монахами были летописцы Никон, Нестор, Сильвестр.) Написанные на пергаменте в эпоху Киевской Руси, эти книги дошли до наших дней.

Первая библиотека в Древнерусском государстве была собрана в 1037 г. князем Ярославом Мудрым (1019—1054) — третьим по старшинству сыном князя Владимира. Ее разместили в Софийском соборе, воздвигнутом в Киеве в 1036 г. по велению Ярослава Мудрого в ознаменование победы над печенегами на месте победоносного сражения. Ярослав всячески способствовал распространению грамотности на Руси, переписыванию книг и их переводу на славянский язык. Сам он знал 5 иноземных языков и «книгам прилежа и почитая (их) часто и в нощи и в дне». Его внучка Янка Всеволодовна в 1086 г. организовала при Андреевском монастыре первую женскую школу. При Ярославе Мудром Киевская держава достигла широкого международного признания. Митрополит Илларион писал в то время о киевских князьях: «Не в плохой стране были они владыками, но в русской, которая ведома и слышима во всех концах земли».

Древнерусское государство существовало в течение трех столетий. После смерти последнего киевского князя Мстислава Владимировича (1125— 1132)—сына Владимира Мономаха, оно распалось на несколько феодальных владений. Наступил период феодальной раздробленности, которая способствовала утрате политической независимости русских земель в результате нашествия монголо-татарских орд под предводительством хана Бату (Батыя) (1208—1255), внука Чингиз-хана.

Развитие врачеваний

На Руси издавна развивалась народная медицина. Народных врачевателей называли лечцами. О них говорится в «Русской Правде» — древнейшем из дошедших до нас своде русских законов, который был составлен при Ярославе Мудром и впоследствии многократно переписывался и дополнялся. «Русская Правда» законодательно устанавливала оплату труда лечцов: по законам того времени человек, нанесший ущерб здоровью другого человека, должен был уплатить штраф в государственную казну и выдать пострадавшему деньги для оплаты за лечение (виру).

Свои лечебные познания и секреты лечцы передавали из поколения в поколение, от отца к сыну в так называемых «семейных школах».

Большой популярностью пользовались лекарства, приготовленные из растений: полыни, крапивы, подорожника, багульника, «злоненавистника» (бодяги), цвета липы, листьев березы, коры ясеня, можжевеловых ягод, а также лука, чеснока, хрена, березового сока, и многие другие народные средства врачевания.
Среди лекарств животного происхождения особое место занимали мед, сырая печень трески, кобылье молоко и панты оленя.
Как мы видим, мало что изменилось.

Нашли свое место в народном врачевании и лечебные средства минерального происхождения. При болях в животе принимали внутрь растертый в порошок камень хризолит. Для облегчения родов женщины носили украшения из яхонта. Известны были целебные свойства уксуса и медного купороса, скипидара и селитры, «серного камня» и мышьяка, серебра, ртути, сурьмы и других минералов. Русский народ издавна знал также о целебных свойствах «кислой воды». Ее древнее название нарзан, сохранившееся до наших дней, в переводе означает «богатырь-вода».
К слову сказать, "любимый" многими напиток молоко-с-маслом-и-нарзаном/боржоми родом именно из тех времен.

Впоследствии опыт народной медицины был обобщен в многочисленных травниках и лечебниках, которые в своем большинстве были составлены после принятия на Руси христианства и распространения грамотности. К сожалению, многие рукописные лечебники погибли во время войн и других бедствий. До наших дней дошло немногим более 250 древнерусских травников и лечебников. В них содержатся описания многочисленных традиционных методов русского врачевания как времен христианской Руси, 6аавле и Киеве, а позднее — в Новгороде, Смоленске, Львове. Широкой известностью пользовалась монастырская больница Киево-Печерской лавры—первого русского монастыря, основанного в первой половине XI в. в окрестностях Киева и получившего свое название от пещер (печер), в которых первоначально селились монахи.

Со всей Руси ходили в Киево-Печерскую лавру раненые и больные различными недугами, и многие находили там исцеление, а многие новые болезни. Для тяжело больных при монастыре были специальные помещения (больницы), где дежурили монахи, ухаживавшие за больными. Монастырские хроники («Киево-Печерский патерик», XII в.) сообщают о нескольких монахах-подвижниках, которые прославились своим врачебным искусством. Среди них — пришедший из Афона «пречудный врач» Антоний (XI в.), который лично ухаживал за больными, давая им свое исцеляющее «зелье»; преподобный Алимпий "тапетивавший мазяжа ирсжаженных", и преподобный Агапит (умер в 1095 г.) —ближайший ученик преподобного Антония.

В то же время врачевание в древней Руси не было церковной монополией: наряду с монастырской существовала и более древняя народная (мирская) медицина. Однако на следующем этапе истории языческие врачеватели (кудесники, волхвы, ведуны и ведуньи) объявились служителями дьявола и подверглись преследованиям. В X-XIII веках на Руси народ не проявлял особого интересна к забаве "охота на ведьм". В Новгородском княжестве например "уморивший" больного ведун должен был уплатить его родне солидную виру и только, а в Чернигове родня могла безнаказанно "бока намяти" горе-лекарю, но не до смерти, если в ходе бокамятия лекарь получал "тяжкие телесные" штраф должна была платить уже родня, так как кулаки есть у всех, а лекарей хорошо если двое-трое.

Во дворах князей и бояр служили светские лечцы как русские, так и иноземные. Так, при дворе Владимира' Мономаха служил лечец-армянин, пользовался большой популярностью в народе. Однажды он исцелил Владимира Мономаха, когда тот был еще черниговским князем,— послал ему «зелья», от которого князь Владимир быстро поправился. По выздоровлении князь пожелал щедро вознаградить своего исцелителя, но Агапит попросил передать дорогие княжеские поларки неимущим людям.
«И услышали о нем в городе, что в монастыре есть некто лечец, и многие больные приходили к нему и выздоравливали».

Таким образом, «Киево-Печерский патерик» содержит первые конкретные сведения о врачебной этике в древней Руси: лечец должен быть образцом человеколюбия вплоть до самопожертвования, ради больного выделять болезнь по пульсу и внешнему -виду больного и был очень популярен в народе. А при княжеском дворе в Чернигове в XII в. служил известный врачеватель Петр Сириянин (т. е. сириец). Лечцы широко использовали в своей практике опыт народной медицины.

Некоторые, древнерусские монастырские больницы являлись также и центрами просвещения: в них обучали медицине, собирали греческие и византийские рукописи. В процессе перевода рукописей с греческого и латыни: монахи дополняли их своими знаниями, основанными на опыте русского-народного врачевания.

Одной из самых популярных книг XI в. был «Изборник Святослава». Переведенный с греческого в Болгарии, он дважды переписывался на Руси (1073, 1076 гг.) для сына Ярослава Мудрого князя Святослава, откуда и получил свое название. «Изборник» по своему содержанию вышел за рамки первоначальной задачи — связать общественные отношения на Руси с нормами новой христианской морали» — и приобрел черты энциклопедии. Описаны в нем и некоторые болезни, соответствующие тому времени представления об их причинах, лечении и предупреждении, приведены советы о питании (например, «силы в овощи велики» - весьма революционна мысль для того времени, тогда полагали что "сила в мясе". Или «питье безмерное» само по себе «бешенство есть» - тоже очень здравая мысль) и рекомендации содержать. тело в чистоте, систематически мыться, проводить омовения.

В «Изборнике» говорится о лечцах-резалниках (хирургах), которые умели «разрезать ткани», ампутировать конечности, другие больные или омертвевшие части тела, делать лечебные прижигания при помощи раскаленного железа, лечить поврежденное место травами и мазями. Описаны даже ножи для рассечения и врачебные точила. Вместе с тем в «Изборнике» приведены недуги неисцелимые, перед которыми медицина того времени была бессильна.

В древнерусской литературе XII в. имеются сведения о женщинах-лекарках, бабках-костоправах, искусно производивших массаж, о привлечении женщин для ухода за больными.

По уровню развития санитарного дела Древнерусское государство в X—XIV вв. опережало страны Западной Европы. При археологических раскопках древнего Новгорода найдены документы, относящиеся к 1346 г., в которых сообщается о существовании в Новгороде больниц для гражданского населения и о циалистах-алхимиках, занимавшихся приготовлением лекарств.

На территории древнего Новгорода открыты и изучены многоярусные (до 30 настилов) деревянные мостовые, созданные в X—XI вв., более 2100 построек с находящимися в них предметами гигиенического обихода, вскрыты гончарные и деревянные водосборники и водоотводы — одни из древнейших в Северной Европ. Кстати, в Германии водопровод был сооружен в XV в., а первые мостовые были положены в XIV в.

Неотъемлемой составной частью медико-санитарного быта древней Руси была русская паровая баня, которая издавна считалась замечательным средством врачевания. Баня была самым чистым помещением в усадьбе. Вот почему наряду со своим прямым назначением баня использовалась и как место, где принимали роды, осуществляли первый уход за новорожденным, вправляли вывихи и делали кровопускания, проводили массаж и «накладывали горшки», лечили простуду и болезни суставов, растирали лекарственными мазями при заболеваниях кожи.

Первое описание русской паровой бани содержится в летописи Нестора (XI в.). Спустя столетия известный русский акушер Н. М. Максимович-Амбодик (1744—1812) писал: «Русская баня до сих пор считается незаменимым средством от многих болезней. Во врачебной науке нет такого лекарства, которое равнялось бы силою... бане» (1783).

В средние века Европа была ареной опустошительных эпидемий. В русских летописях наряду с многочисленными описаниями болезней князей и отдельных представителей высшего сословия (бояр, духовенства) приведены ужасающие картины больших эпидемий чумы и других заразных болезней, которые на Руси называли «мором», «моровым поветрием» или «повальными болезнями». Так, в 1092 г. в Киеве «многие человеки умирали различными недугами». В центральной части Руси «в лето в 6738 (1230)... бысть мор в Смоленске, створиша 4 скуделницы в две положишь 16000, а в третью 7000, а в четвертую 9000. Се же зло бысть по два летг. Того же лета бысть мор в Новгороде: от глада (голода). И инии люди резж ху своего брата и ядаху». Гибель тысяч жителей Смоленска свидетель ствует о том, что болезнь была чрезвычайно заразной и сопровождала высокой смертностью. Летопись сообщает также о «великом море» начавшемся в 1417 г.: «..мор бысть страшен зло на люди в Великом Новгороде и в Пскове, и в Ладозе, и в Руси».

В народе бытовало мнение, что моровые поветрия возникают от сверх естественных сил, изменения положения звезд, гнева богов, перемены погоды. В русских народных сказках тьма изображалась женщиной огромного роста с распущенными волосами в белой одежде, холера — в образе злой старухи с искаженным лицом. Недопонимание того, что грязь и нищета представляют собой социальную опасность, приводило к несоблюдению правил гигиены, усиливало эпидемии и идущий следом за ними голод. В стремлении прекратить повальные болезни народ шел на самые отчаянные меры. Например, когда в Новгороде в XIV в. разразилась чума, горожане в течение 24 часов построили церковь Андрея Стратилата, которая сохранилась до наших дней. Однако ни строительство церквей, ни молитвы не спасали народ от бедствий — эпидемии в Европе уносили в то время десятки тысяч человеческих жизней.
Самое большое число эпидемий на Руси приходится на период монголо-татарского ига (1240—1480).

Монголо-татарское иго разорило и опустошило русские земли, а также государства Средней Азии и Кавказа. Русь сохранила свою государственность, однако длительное угнетение и разорение страны Золотой Ордой привело к последующему отставанию русских земель в своем развитии от стран Западной Европы.

Одним из центров русской медицины того времени был Кирилло-Белозерский монастырь, основанный в 1397 г. и не подвергавшийся нашествию. В стенах монастыря в начале XV в. монах Кирилл Белозерский (1337—1427) перевел с греческого «Галиново на Иппократа» (комментарии Галена к «Гиппократову сборнику»). При монастыре было несколько больниц. Одна из них в настоящее время реставрирована и охраняется государством как памятник архитектуры.

В XIII—XIV вв. в русских землях окрепли новые города: Тверь, Нижний Новгород, Москва, Коломна, Кострома и др. Во главе объединения русских земель встала Москва.

@темы: медицина-историческое

---

27.01.2012 в 12:01

Пишет  tweed tea:

История медицины в средневековье. Часть 3. Европа.
Европу я оставила на "сладкое". После ужасов средневековой Европы можно будет вернутся в прошлое и узнать, что же было забыто в темные века.

Словами диспуты ведутся,
Из слов системы создаются,
Словам должны мы доверять,
В словах нельзя ни йоты изменять...
Гёте. «Фауст»

Как всегда начнем с исторической справки

Началом истории средних веков в Западной Европе условно считается 476 г., когда был низложен последний император Западной Римской империи — Ромул Аугустул.

Итак, рубеж V - VI веков, Европа:
— основание франкского королевства в Северо-восточной Галлии.
— начало завоевания Британских островов саксами, англами и ютами.
— возникновение в Центральной Галлии царства галла Эгидия.
— завершение завоевания Испании племенами вестготов, свевов и вандалов.
— возникновение царства епископа Северина в Норике.
— возникновение в Далмации владения римлянина патриция Марцеллина.
— Дионисий Малый ввёл летоисчисление от рождества Христова в 525 г
— начало вторжения лангобардов в Италию.
— вторжение аваров в степи Западного Прикаспия и далее - в Северное Причерноморье.
— образование герцогства Бавария.
— образование первого католического аббатства (бенедиктинского) в Монтекассино (Италия).
— византийские источники заговорили о славянах, самой активной силе от Иллирии до Нижнего Дуная. Славяне доходят до побережья Балтийского и Северного моря, попадают в Северную Италию, в предгорья Альп и верховья Рейна. Река Эльба становится славянской почти на всем ее течении.

Средневековая схоластика и медицина

В период классического средневековья идеология западно-европейского общества определялась прежде всего церковью. До середины XI в. христианская церковь была единой. В 1054 г. она раскололась на западную (или католическую) и восточную (или православную), после чего каждая из церквей обособилась, и они стали полностью самостоятельными.

Согласно христианской религии, знание имеет два уровня: сверхъестественное знание, даваемое в «откровении» и содержащееся в текстах «Библии», и естественное — отыскиваемое человеческим разумом и выраженное в текстах Платона, Аристотеля и некоторых других античных авторов, признанных или канонизированных христианством. Задача ученых сводилась лишь к подтверждению этих текстов новыми данными.
На этой основе сформировалась средневековая схоластика (от греч. schole-—школа) —тип религиозной философии, характеризующийся принципиальным подчинением мысли авторитету догмата веры.

В области медицины главными авторитетами были Гален, Гиппократ и Ибн Сина {лат. Avicerma). Их сочинения, отобранные и отрецензированные церковными служителями, заучивались наизусть. Средневековые схоласты исключили из учения Галена его выдающиеся экспериментальные достижения в области строения и функций живого организма, в то время как некоторые его теоретические представления (о целенаправленности всех жизненных процессов в организме человека, о пневме и сверхъестественных силах) были возведены в религиозную догму и стали знаменем схоластической медицины средневековья. Таким образом возник галенизм — искаженное, одностороннее толкование учения Галена. Опровержение галенизма, восстановление истинного содержания учения Галена, а также анализ и исправление его ошибок потребовали колоссального труда и титанинеских усилий многих медиков эпохи Возрождения и последующего периода.

Попытки заново осмыслить или. переработать освященные церковью догматы жестоко преследовались. Примером тому может служить судьба Роджера Бэкона (1215—1294) — выдающегося мыслителя своего времени, воспитанника Парижского и Оксфордского университетов, обратившегося к первоисточникам и опытному методу исследования: он провел в тюрьме 24 года и вышел оттуда глубоким стариком.
Деятельность Р. Бэкона, получившего прозвище «чудесный доктор», теснейшим образом связана с развитием средневековой алхимии.

Часто алхимию называют лженаукой. На самом деле это закономерный исторический этап становления современной химии, которая прошла в своем развитии несколько периодов (алхимия, ятрохимия, флогистика и др.).

Истоки алхимии восходят к искусству древнеегипетских жрецов, которые изготовляли сплавы различных металлов (в них входило и золото). «Металлические земли» использовались в древнем Египте для изготовления орудий труда, ювелирных изделий и предметов погребального культа. В Лейденском и Стокгольмском папирусах, найденных в 1828 г. при раскопках в г. Фивы . и относящихся к 300 г. н. э., описано 250 рецептов для выделения и обработки химических веществ. Искусство древних египтян было воспринято древними греками, которые переводили слово «chymeia» как «настаивание», или «наливание». В VII в. арабы прибавили к нему приставку «аl», которая была отброшена лишь в начале XVI в.

Перевод арабских алхимических рукописей на латинский язык, начавшийся в XI в., подготовил «алхимический бум» в Западной Европе. В период с XII по XVI в. европейские алхимики открыли железный купорос, углекислый аммоний, сурьму и ее соединения, освоили способы приготовления бумаги и пороха. Ставя перед собой определенные практические задачи, они разработали много химических методов и создали соответствующую своему времени теорию вещества.

Однако мертвящее влияние схоластики сказалось и на алхимии, а вместе с ней — на фармации. Главной целью европейской средневековой алхимии стало превращение «неблагородных» металлов в «благородные» (золото и серебро). Полагали, что оно происходит под влиянием «философского камня», на поиски и открытие которого были направлены усилия многих поколений алхимиков. «Философскому камню» приписывались также чудодейственные свойства исцеления от всех болезней и возвращение молодости. Алхимией стали заниматься короли и вельможи, богословы и врачи и даже люди без определенных занятий.

Тем не менее подлинные ученые периода развитого средневековья стремились подойти к вопросу о превращении веществ с естественных позиций. Среди них были Арнольд из Виллановы, написавший трактат «О ядах», и Роджер Бэкон — автор трудов «Могущество алхимии» и «Зеркало алхимии». «Не надо прибегать к магическим иллюзиям,— писал Р. Бэкон,— когда сил науки достаточно, чтобы произвести действие». Одним из первых он выступил с критикой схоластики и провозгласил опыт единственным критерием знания. В понятие «алхимия» он включал изучение растений, почв, животных, а также и медицину. В то время алхимия и врачебное искусство тесно соприкасались друг с другом, замечательные врачи и лекарствоведы были одновременно и великими алхимиками.

Образование и медицина

Hans von Gersdorff, Feldbuch der Wundarznei, 1517 — Points for blood-letting (Точки кровопускания)

Первые высшие школы в Западной Европе появились в Италии. Старейшая среди них — Салернская медицинская школа, основание которой относят к IX в. Школа в Салерно (недалеко от Неаполя) имела светский характер и продолжала лучшие традиции античной медицины. Слава о ней была так велика, что даже после появления в Салерно школ юристов и философов город продолжали называть civitas Hippocratica (город Гиппократа). По велению императора Священной Римской империи Фридриха II (1212—1250) ей — единственной в стране — было право присвоения звания врача; без лицензии этой школы заниматься медициной запрещалось. В 1213 г. Салернская школа была преобразована в университет. Обучение в Салерно продолжалось пять лет, после чего следовала обязательная врачебная практика в течение одного года. Со всей Европы стекались в Салерно страждущие исцеления и знаний:

Каждый согласен: по праву Салерно — бессмертная слава. Целого света стеченье туда, чтоб найти исцеленье. Я полагаю, что верно учение школы Салерно.
Архипиит (XII в.).
Перевод Ю. Ф. Шульца

Салернская школа оказала большое положительное влияние на медицину средневековой Европы. Она была тем центром, откуда распространялись идеи, далекие от схоластики. Лучшим сочинением Салернской медицинской школы за всю ее тысячелетнюю историю явилась небольшая поэма «Салернский кодекс здоровья» («Regimen sanitatis Saler-nitanum»). Ее автор — Арнольд из Виллановы (Arnaldo de Villanova, 1235—1311), прославленный ученый, врач и химик средневековья, впоследствии — магистр университета в Монпелье. Поэма посвящена диететике и предупреждению болезней. В ней приведены также некоторые сведения о строении человеческого тела (например, о количестве костей, зубов и крупных кровеносных сосудов). В красочной форме описал Арнольд четыре темперамента у людей. Вот каким он видел сангвиника:
Каждый сангвиник всегда весельчак и шутник по натуре, Падкий до всякой молвы и внимать неустанно готовый. Вакх и Венера — услада ему, и еда, и веселье; С ними он радости полон, и речь его сладостно льется. Склонностью он обладает к наукам любым и способен. Чтоб ни случилось,— но он не легко распаляется гневом. Влюбчивый; щедрый, веселый, смеющийся, румянолицый, Любящий песни, мясистый, поистине смелый и добрый.
Перевод Ю. Ф. Шульца
Труд Арнольда из Виллановы, изданный впервые в 1480 г., был переведен на многие европейские языки и переиздавался более 300 раз.

В средние века объединения (сообщества) людей одной профессии (купцов, ремесленников и др.) назывались universitas (лат. совокупность). По аналогии с ними так стали называть а корпорации преподавателей и учеников— universitas magistrorurn et sco-larium. Так появился термин университет. Становление университетов в средневековой Западной Европе тесно связано с ростом' городов, развитием ремесла и торговли, потребностями хозяйственной жизни и культуры.

В 1158 г. статус университета получила юридическая школа в Болонье (Италия). Затем статус университета был присвоен школам в Оксфорде и Кембридже (Британия, 1209), Париже (Франция, 1215), Саламанке (Испания, 1218), Падуе (Италия, 1222), Неаполе (Италия, 1224), Монпелье (Франция, 1289), Лиссабоне (Португалия, 1290), Праге (Чехия, 1348), Кракове (Польша, 1364), Вене (Австрия, 1365), Гейдельберге (Германия, 1386) (рис. 81), Кёльне (Германия, 1388), Лейпциге (Германия, 1409) и др.

Как правило, средневековые университеты имели четыре факультета: один подготовительный и три основных. Термин факультет {лат. facul-tas — способность, умение, талант) был введен в 1232 г. папой Григорием IX для обозначения различных специальностей в "Парижском университете, открытом церковными властями, которые стремились таким образом утвердить свое влияние на подготовку ученых.

Обязательным для всех учащихся был подготовительный (или артистический) факультет (от лат. artes —искусства), где преподавались семь свободных искусств (septem artes libera-les). После овладения программой trivium (грамматика, риторика, диалектика) и сдачи соответствующих экзаменов учащемуся присуждалась степень бакалавра искусств. После овладения курсом quad-rivium (арифметика, геометрия, астрономия, теория музыки) учащийся получал степень магистра искусств и право продолжать обучение на одном из основных факультетов: богословском, медицинском или юридическом, по окончании которого студенту присуждалась степень магистра (доктора) в соответствии с профилем факультета.

Слово студент произошло от латинского studere —учиться. Студентами называли всех учащихся университета, которые; как правило, были зрелыми людьми с весьма высоким положением в обществе: архидьяконы, прелаты, светские феодалы. Сроки обучения и возраст студентов обычно не ограничивались. Средневековые университеты были многонациональными учебными заведениями, где студенты объединялись в землячества.

Количество студентов было небольшим и в пределах одной специальности редко превышало число 10. Для руководства ими из состава учеников избирался староста десятки—декан (от лат. decem — десять). Во главе университета стоял rector magnificis-simus {лат. rector— управитель). Оба эти поста занимали лица, имевшие высокий духовный сан. В церковных университетах (например Парижском) они назначались и оплачивались церковными властями, а в университетах, основанных по указу короля (например в Неаполе) — королевской властью.

Термин профессор (лат. professor — знаток, публично объявленный учителем) пришел из древнего Рима (первым профессором риторики в Риме был Квинтюшан, с 68 г. н. э.). В средневековых университетах Европы (примерно с XV—XVI вв.) профессорами стали называть преподавателей— магистров (лат. magistri) и докторов (лаг. doctores).

Как уже отмечалось, языком средневековой учености в Западной Европе была латынь. Книга в средние века являлась большой редкостью и стоила очень дорого. Ее листы изготовлялись из пергамента — особым образом обработанной кожи животных (ее производство началось в г. Пергаме ок. 180 г. до и. э.). Переписчики-монахи трудились над каждой книгой по нескольку лет. Наиболее ценные и редкие книги прикреплялись цепями к полкам или кафедре. Достаточно отметить, что в XV в. на медицинском факультете Парижского университета было всего лишь 12 книг.

Преподавание в средневековых университетах носило догматический характер. Отрецензированные церковью произведения Галена, Гиппократа и Ибн Сины заучивались наизусть. Практических занятий, как правило, не было.

Представления студентов о строении человека были весьма поверхностными. Церковь запрещала «пролитие крови» и вскрытие человеческих трупов. (Заметим, что в Александрии в эллинистическом Египте еще в IV в. до н. э. Герофил и Эразистрат проводили систематические вскрытия умерших и казненных преступников, что положило начало созданию описательной анатомии.)

Первые вскрытия умерших в Западной Европе стали производиться в наиболее прогрессивных университетах (Салерно и Монпелье) с особого разрешения монархов лишь в XIII— XIV вв. Так, в 1238 г.. Фридрих II разрешил медицинскому факультету в Салерно вскрывать один (!) труп в пять лет. В 1376 г. Людовик, герцог Анжуйский и правитель Лангедока, приказал своему суду отдавать университету в Монпелье один труп в год.

">http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/8/8c/The_Anatomy_Lesson.jpg
The Anatomy Lesson of Dr. Nicolaes Tulp

Университет в Монпелье был одним из самых прогрессивных в средневековой Европе. Свидетельство тому — обязательная врачебная практика за пределами города. Так, в 1240 г. студенты арестовывались только после работы в больнице в течение шести месяцев; в 1309 г. требовалась уже 8-месячная практика вне Монпелье. Имеются также сведения, о том, что студенты Монпелье уже в XIII в. посещали операции своих учителей-магистров и обучались «слушая и видя».

Однако в подавляющем большинстве средневековых университетов хирургия не преподавалась и в число медицинских дисциплин не входила. Ею занимались банщики, цирюльники и хирурги, которые университетского образования не имели и в качестве врачей не признавались. Первые перемены в отношении к хирургии наметились после распространения в Западной Европе переводов арабских рукописей, а также в связи с крестовыми походами.

Первый в Западной Европе учебник по анатомии, был составлен в 1316 г. магистром Болонского университета Мондино де Луцци (Mondino de Luzzi, 1275—1326). Его сочинение базировалось на вскрытиях всего лишь двух трупов, которые ввиду крайней редкости этого события производились весьма тщательно, в течение нескольких недель. Многое в этой книге заимствовано из труда Галена «О назначении частей человеческого тела». По учебнику Мондино де Луцци учился анатомии Андреас Beзалий, ставший впоследствии основоположником научной анатомии.

Одним из выдающихся воспитанников университетов в Болонье и Монпелье был Ги де Шолиак (Guy de Chauliac, ок. 1300—1368). Его компилятивный труд «Collectorium artis chirurgicalis medicinae» («Обозрение хирургического искусства медицины», 1363) представляет собой хирургическую энциклопедию того времени. До XVII столетия он был наиболее распространенным учебником хирургии в Западной Европе.

Известный французский карикатурист Оноре Домье (1808—1879) великолепно представил яростный спор докторов-схоластов: пока каждый из них, повернувшись спиной к больному, доказывает правильность своей цитаты,— смерть уносит больного. Средневековая схоластическая медицина Западной Европы во многих отношениях стояла спиной к больному. Однако со временем накопление знаний привело к вызреванию объективных предпосылок для развития нового опытного метода в науке.

Эпидемии повальных болезней

Опустошительные эпидемии и пандемии инфекционных болезней имели место во все периоды истории человечества. Число их жертв достигало, а порой и превышало потери во время военных действий. Достаточно вспомнить пандемию гриппа во время первой мировой войны («испанка»), поразившую 500 млн человек, из которых умерло около 20 млн. И все же самой печальной страницей в истории инфекционных болезней являются средние века в странах Западной Европы, где особенности социально-экономического, политического. и культурного развития феодальных государств в значительной степени способствовали распространению массовых заразных болезней.

Средневековые города в Западной Европе возникли в IX—XI вв., однако водопроводы и водоотводы в них стали сооружаться лишь несколько столетий спустя. Для сравнения, древнейшие из известных на нашей планете санитарно-технические сооружения (колодцы, канализация, бани, бассейны) были построены в середине III тысячелетия до н. э. в долине р. Инд в городах Хараппа, Мохенджо-Даро, Чанху-Даро и др. на территории современного Пакистана. В средневековой Западной Европе весь мусор и пищевые отходы горожане выбрасывали прямо на улицы; узкие и кривые, они были недоступны для лучей солнца. В дождливую погоду улицы превращались в непроходимые болота, а в жаркий день в городе было трудно дышать из-за едкой и зловонной пыли. Понятно, что в таких условиях повальные болезни не прекращались, а во время эпидемий чумы, холеры и оспы именно в городах была самая высокая смертность.

Широкому распространению многих заразных болезней способствовали также крестовые походы — военно-колонизационные кампании европейцев на Востоке (1096—1270), осуществлявшиеся, как утверждалось, во имя спасения «гроба Господня». Главная цель походов — приобретение новых земель на Востоке — не была достигнута. Однако для Западной Европы они имели значительные культурные и хозяйственные последствия: появились новые сельскохозяйственные растения (гречиха, рис, абрикосы, арбузы и др.), вошел в употребление сахар; были заимствованы некоторые восточные обычаи (ношение бороды, омовение рук перед едой, горячие бани). По примеру Востока в западно-европейских городах стали строить больницы светского типа — до этого больницы в Западной Европе, как и в Византийской империи, создавались при монастырях: Hotel-Dieu (Дом божий) в Лионе (VI в.), Париже (VIII в.,) и др.

С другой стороны, именно во времена крестовых походов наиболее широко распространилась проказа (или лепра). В средние века ее считали нелечимой и особо прилипчивой болезнью. Человек, который признавался прокаженным, изгонялся из общества. Его публично отпевали в церкви, а затем помещали в лепрозорий (приют для прокаженных), после чего он считался мертвым как перед церковью, так и перед обществом. Он не мог ничего зарабатывать или наследовать. Поэтому прокаженным предоставлялась свобода просить милостыню. Им издавалось особое платье из черной материи, специальная шляпа с белой' лентой и трещотка, которой должны были предупреждать окружающих о приближении прокаженного. При встрече с прохожим он должен был отступать в сторону. Вход в город разрешался прокаженным лишь в определенные дни. Делая покупки, они должны были указывать на них специальной тростью.

Идея изоляции прокаженных от общества возникла в Западной Европе еще в VI в., когда монахи ордена св. Лазаря (на территории Италии) посвятили себя уходу за прокаженными. После крестовых походов, когда лепра распространилась в Европе, как никогда и нигде в истории человечества, количество лепрозориев на континенте достигло 19 тысяч. В одной только Франции времен Людовика VIII. (ее территория была тогда вдвое меньше современной) насчитывалось около 2 тысяч лепрозориев. В эпоху Возрождения, в связи с улучшением санитарного быта городов, лепра в Западной Европе почти полностью исчезла.

Другой страшной повальной болезнью периода классического средневековья была чума. В истории чумы известны три колоссальные пандемии. Первая — «чума Юстиниана», которая, выйдя из Египта, опустошила почти все страны Средиземноморья и держалась около 60 лет. В разгар эпидемии в 542 г. только в Константинополе ежедневно умирали тысячи человек. Вторая и самая зловещая в истории Западной Европы—«черная смерть» середины XIV в. Третья — пандемия чумы, начавшаяся в 1892 г. в Индии (где погибло более 6 млн человек) и отразившаяся эхом в XX в.. на Азорских островах, в Южной Америке и других районах земного шара, где долго не умолкал ее погребальный звон.

«Черная смерть» 1346—1348 гг. была завезена в Европу через Геную, Венецию и Неаполь. Начавшись в Азии, она опустошила Фракию, Македонию, Сирию, Египет, Каир, Сицилию, территорию современных государств: Италии, Греции, Франции, Англии, Испании, Германии, Польши, России. Гибель заболевших наступала через несколько часов после заражения. В Кессарии никто не остался в живых. В Неаполе умерло около 60 тыс. человек, в Генуе — 40 тыс. (50% населения), в Венеции — 100 тыс. (70%), в Лондоне — девять десятых населения. Живые не успевали хоронить мертвых (рис. 86). Такие народные бедствия, как война или голод, «кажутся ничтожными перед ужасами повальной болезни, которая, по умеренным подсчетам, похитила во всей Европе около трети жителей»,— писал немецкий историк медицины Г. Гезер. Всего на земном шаре в XIV в. погибло от этого заболевания более 50 млн человек.

Задолго до разработки научно обоснованных мер борьбы с инфекционными болезнями в средневековой Европе стали применять задержание людей и товаров на пограничных пунктах в течение 40 дней, откуда и возник термин карантин (итал. quarantena от quaranta gironi —сорок дней). Первые карантины были введены в портовых городах Италии в 1348 г. в XV в. на острове св. Лазаря близ Венеции были организованы первые лазареты для заболевших на морских судах во время карантина.

@темы: медицина-историческое

---

27.02.2009 в 20:31

Пишет  MirrinMinttu:

Состояние медицины в средневековом Уэльсе
Спасибо  Турмалин, которая подарила мне ссылку на статью, найденную  Эрл Грей

Статья Морвидд Оуэн

Сказать, что наши сведения о медицине в средневековом Уэльсе фрагментарны, значит не сказать практически ничего.

Хотя мы знаем о существовании монастырских больниц, лепрозориев, hospites -- орденов госпитальеров, а из исторических источников нам известны имена некоторых врачей, мы располагаем самыми скудными данными об искусстве врачевания, которое практиковалось этими людьми или в этих заведениях. Изучение списков судебных дел Диффрин Клуида за десятилетний период в эпоху позднего Средневековья, например, почти не увеличивает наших знаний о медицине того времени. Эта нехватка исторических свидетельств делает местную валлийскую медицинскую литературу важнейшим источником как для историков медицины, так и для лингвистов и исследователей средневековой валлийской прозы. В народной и письменной традиции Уэльса, которую должна учитывать любая статья по валлийской медицине, эта литература неразрывно связана с врачами из Миддвай (MeddygonMyddfai).

Средневековая европейская медицинская наука и литература разделялись на два течения, которые в конечном итоге восходили к античным источникам.

Первое из них проторило путь в Западную Европу еще с античных времен. Вот, что писал немецкий ученый Генрих Зигерист:
«[Эта литература представляет собой] краткие трактаты, составленные для практических целей на греческом в IV веке и по большей части переведенные на латынь в VI веке. На Западе эти сочинения, содержащие рассуждения о моче, пульсе, лихорадке, диете, кровопускании и фармакологии, составляли основн ую массу древней литературы, дошедшей до эпохи Каролингов».

Темы, перечисленные Зигеристом, присутствуют и в валлийских компиляциях: в самом деле, ряд отрывков, например латинская версия, объединенная с текстом «Список дней для кровопускания и диета на двенадцать месяцев года», содержащемся в «Красной книге из Хергеста», была воспроизведена в каролингских рукописях IX века, а еще одна версия, скомпилированная с другим текстом, была частично переведена на один из бриттских языков между IX и XI веками. В XII и XIII веках медицинская литература обогатилась арабскими сочинениями, которые по большей части передавались через медицинскую школу в Салерно или через Испанию. К этому роду литературы относятся письма Аристотеля к Александру о физиогномике и гигиене.

С другой стороны, хотя наши источники, в общем, сходны с популярными сборниками медицинских текстов на английском, они не содержат обширных трактатов, обычно ассоциируемых с европейскими медицинскими школами. В них приводятся полезные обрывки сведений, которые первоначально могли представлять собой врачебные заметки. Однако в этой статье мы не можем вдаваться в подробности того, что нам известно о средневековых врачах и их образовании.

Можно ли сравнивать медицинские познания и литературу той эпохи с областями современной медицины? В сущности, средневековые сборники рассматривают те же сферы, что и современная медицинская литература, в них затрагиваются вопросы профилактической медицины, гигиены, диагностики, прогностики, лекарственной терапии, диеты и хирургии, а также медицинской теории. Различие заключается в научной базе, на которой строится медицина. В то время как сегодняшняя практика опирается на такие медицинские науки, как анатомия, патофизиология и биохимия, средневековая практика основывалась на галеновской анатомии и гуморальной теории, восходящей к трудам Гиппократа и Аристотеля.

На самом деле в дошедших до нас рукописях имеется довольно небольшое количество сведений по анатомии. Составитель рукописи Havod 16 сообщает на латыни, что в человеческом теле 219 костей, 362 жилы, а также, что у мужчины 30 зубов, а у женщины 32. Печень, почки и сердце именуются «тремя толстыми незаменимыми» органами, а оболочка мозга, толстая кишка и уретра -- «тремя тонкими незаменимыми».

Гораздо больше информации приводится по галеновской гуморальной теории. Гален считал, что все состоит из четырех стихий: огня, воздуха, земли и воды. Сочетания этих стихий соответствуют четырем свойствам: жаркому, холодному, сухому и влажному. Как и все в этом мире, пища, которую потребляют животные, состоит из тех же самых элементов в четырех степенях выраженности. В процессе пищеварения пища и питье перерабатываются в телесные соки, гуморы, четырех основных видов: кровь, флегму, черную желчь и желтую желчь. Именно они питают тело, которое, таким образом, обязано этим сокам своим существованием. Э

лементы (стихии) в чистом виде в человеческом теле не содержатся, а представлены лишь в виде жидкостей. Главенствующая жидкость определяет темперамент человека, который может быть сангвиником, холериком, флегматиком или меланхоликом. Нарушение баланса жидкостей в организме приводит к заболеваниям, которые коррегируются лекарственной терапией или диетой, причем и лекарства, и пищевые продукты подбираются по своему качественному составу таким образом, чтобы скомпенсировать расстройство организма или одной из его частей. При этом используются два метода лечения: по подобию и по противоположности. Большую часть валлийских сборников занимают перечисления свойств пищевых продуктов и указания по их применению в диете, а также длинные списки животных и растительных средств, которые прописываются в качестве лекарств от болезней, расположенных в соответствии с пораженным органом тела от головы к ногам.

На практическую средневековую медицину значительное влияние оказала еще одна псевдонаука -- астрология. Считалось, что планеты и звезды также обладают телесными соками и свойствами и что жизнь любого существа определяется расположением планет в зодиаке. Человеческая жизнь подчинялась ряду подробно разработанных правил, устанавливавших ее зависимость от знаков зодиака. Согласно этим представлениям, каждый знак зодиака соотносился с определенной частью человеческого тела. Первый знак -- Овен -- был связан с головой, последний -- Рыбы -- с ногами. Положение солнца в зодиаке определяло время, когда следовало или не следовало прибегать к тем или иным способам лечения. К одному трактату, встречающемуся в валлийских книгах и посвященному этой теории, иногда прилагается изображение человеческого тела с начертанными на нем знаками зодиака.

Еще одним примером практического применения гуморальной теории служит метод, часто использовавшийся для установления диагноза. В текстах содержатся упоминания об уроскопии, при которой врач исследует мочу пациента, чтобы выяснить природу заболевания.

Латинские описания этого метода, обычно открывающиеся обсуждением телесных жидкостей, обнаруживаются начиная с IX века. Метод уроскопии, вероятно, в конечном итоге восходит к указаниям Гиппократа и Галена, главных светил античной медицины. Согласно этим трактатам, признаками природы заболевания и его прогноза являются цвет, прозрачность и запах мочи. Различные свойства мочи выявляют состояние телесных соков, которые, в свою очередь, определяют состояние тела и рассудка, так как, по словам медицинских трактатов: «по свойствам мочи видны человеческие ошибки, опасности, заражения и болезни». Это утверждение прекрасно согласуется со взглядами многих современных нефрологов, которые считают мир одной большой почкой, и то больной!

В некоторых валлийских текстах приводится таблица, иллюстрирующая способ исследования мочи по цвету. Рукописи из других стран и источников содержат иллюстрации, проливающие еще больше света на этот процесс, например, изображения женщин с бутылочками для анализов. Эти сцены чем-то напоминают современную гинекологическую клинику. Врач часто ставил диагноз на основании уроскопии, даже не видя пациента. Эти исследования проб мочи во многом представляются предвестниками современных лабораторных методов.

Одним из самых популярных текстов той эпохи, вошедшим в несколько сборников, был трактат «SecretSecretorum», содержавший свод разнородного материала, которому была придана форма писем, якобы адресованных Аристотелем Александру Великому. Трактат был составлен на арабском в IX веке, хотя есть некоторые основания полагать, что он восходит к более ранним греческим источникам. В XII веке он был целиком переведен на латынь Филиппом Триполитанским, а сокращенную латинскую версию составил Иоанн Испанский. Этот труд пользовался большой популярностью в салернской медицинской школе, и доктор Мейнир Джеймс, изучивший его валлийские переводы, выдвинул предположение, что его распространили по всей Европе именно врачи. На валлийский язык были переведены части как полной, так и сокращенной версии.

В рукописи Havod 16 содержатся три трактата, восходящих к полной версии. Это «De Sanitate Tuenda», «Physiognomia» и «De quattuor regibus». Первые два трактата фигурируют во многих медицинских сборниках. Текст «DeSanitateTuenda»излагает принципы здорового образа жизни. В нем подчеркивается важность физических упражнений, личной гигиены и средств достижения психологического комфорта: например, нарядной одежды.

В «Физиогномике» (валлийское заглавие -- Аdnobodigaethcorffdyn) описывается, как по внешности человека определить его темперамент и характер. Определение темперамента имело важное значение для врачей любой эпохи, и этот средневековый текст отражает подход к психологии, свойственный тому времени. Трактат открывается описанием характерных признаков головы и идет вниз acapiteadcalcem..
Что говорят нам эти книги о болезнях, известных врачам, и о способах их лечения?

В рукописи Havod 16 упоминаются более двухсот заболеваний: от таких тяжелых, как рак и антонов огонь, до таких незначительных, как зубная боль. О тяжести заболевания можно судить по количеству рекомендуемых лекарств. Для неизлечимых болезней, например, при гангрене, приводятся обширные списки рецептов. Значительное внимание уделяется всевозможным укусам, змеиным, пчелиным, собачьим. Болезни могут классифицироваться по категориям. Один раздел посвящен женским болезням.

Самый очевидный метод лечения состоял в прописывании лекарств, и большая часть рукописей состоит из рецептов, описаний лекарственных средств для внутреннего и внешнего применения, пилюль, микстур, напитков и мазей, порошков и примочек. Некоторые лекарства составлены из множества ингредиентов, соответствующих тем, которые перечисляются в сложных рецептах антидотариев знаменитых медицинских центров. Однако, по большей части, лекарства состояли из небольшого количества ингредиентов и входили в категорию простых лекарственных средств. Преимущественно использовались ингредиенты растительного происхождения, хотя среди них имелись также животные и минеральные вещества:

«Чтобы улучшить слух человека: возьми кабаньей мочи и очищенного меда, смешай их хорошенько и закапай в ухо, охладив до теплоты парного молока. Возьми два фунта негашеной извести, смешай их с фунтом пряностей, положи все это в горшок и вскипяти с водой, а затем сними с огня и поставь сушиться».

Применение многих рецептов основывалось на гуморальной теории Галена и учении о противоположностях. Так, если болезнь вызывалась избытком флегмы -- влажной и холодной субстанции, -- ее следовало лечить травами, обладающими свойствами теплоты и сухости, чтобы восстановить равновесие жидкостей в теле пациента. Например, тексты сообщают, что «латук -- холодный и влажный во второй степени». Некоторые травы применялись в соответствии с подходом, который ныне может показаться странным, поскольку он отталкивался от сходства растения с органом тела. Примером подобной практики может служить очанка, которая использовалась при глазных инфекциях. Этот подход основывался на теории, известной как учение о признаках. Другие лекарства использовались эмпирически на основании прежнего опыта их успешного применения. Описания рецептов часто завершались комментарием «испытано» (на латинском -- probatumest, на валлийском --fe’iprofwyd).

Удивительно большое число этих рецептов имеет долгую историю и перешло в народную традицию из латинских переводов греческих и арабских текстов. Доусон в своем издании среднеанглийского медицинского сборника указывает, что историю применения некоторых из них можно проследить до еще более отдаленных времен. Это можно сказать и о некоторых ингредиентах в валлийских сборниках.

Например, в одном рецепте рекомендуется смешать воск с «небольшим количеством молока женщины, вскармливающей младенца мужского пола». Такая же основа лекарства упоминается в сочинениях Диоскорида, Гиппократа и в папирусе Эберса 1500 года до нашей эры. Некоторые рецепты пользовались повсеместным признанием: указания по приготовлению мази, известной под названием GratiaDei (на валлийском -- RhadDuw), в различных вариантах обнаруживаются в сборниках рецептов по всей Европе. Она присутствует в списке походных лекарств Эдуарда II, а ее название надписано на склянке, стоящей на полке одной из реконструированных аптек в Музее истории медицины в Лондоне (Музее Вэлкома). Многие описания в рецептах придают большое значение ингредиентам. Другие выдвигают на передний план признаки самой болезни: «При опухании или боли в позвоночнике. Истолки корень чистотела, фенхель, чеснок, уксус или вино и масло, приложи припарку на шею, и это уменьшит боль и опухоль».

Некоторые кажутся нам дикими и странными:

«Возьми черную жабу, которая не может ползти, и бей ее палкой, пока она не придет в ярость и не распухнет, а затем умрет; возьми ее, положи в глиняный горшок и закрой крышку, чтобы не выходил дым и не входил воздух, и жги ее в горшке, пока она не превратится в пепел, и посыпь его [больное место] этим пеплом».

Конечно, можно с пренебрежением относиться к большинству этих снадобий, указывая на их очевидную бесполезность, однако некоторые из них вполне могли приносить определенную пользу. «Валлийский врачебный справочник», который составлен в XVI веке (и потому относится к более позднему периоду), содержит довольно много материалов, представленных в более ранних сборниках; в нем отмечается, что «для глаз полезна медная вода». Насколько мне известно, глазные капли на основе слабого раствора медного купороса до сих пор иногда применяются при глазных болезнях.

Валлийские врачи использовали для изготовления лекарств ступки, глиняные миски, медную посуду и прочее медицинское оборудование. По-видимому, они были знакомы и с классическими мерами аптечного веса; в некоторых рукописях приводятся таблицы с определениями таких обозначений, как скрупул и драхма: «Скрупул -- это вес двадцати пшеничных зерен, и так он именуется в книгах по медицине. Драхма -- это вес шестидесяти зерен…»

Лечение могло заключаться в прижигании (llosg) и кровопускании. Благоприятный исход кровопускания зависел от того, в какой день производилась венесекция, то есть от календаря. В наших собраниях отсутствуют развернутые трактаты по кровопусканию, имеются лишь краткие упоминания о подходящих днях, сведения о пиявках и сжатые указания по методике кровопускания:

«Кровь следует пускать, пока она не изменит цвет. Если вытекает черная кровь, пускай ее, пока она не покраснеет. Если она густая, пускай ее, пока она не станет жидкой. Если она жидкая, пускай ее, пока она не загустеет».

В некоторых рукописях имеются рисунки, на которых отмечены точки для кровопускания. Замечательный рисунок из этой серии приведен в рукописи Mostyn 88, где мы также находим медицинскую шутку, должно быть, пользовавшуюся популярностью у средневековых врачей: «Кровопускание из подмышек может привести к смерти от смеха». Сходные иллюстрации обнаруживаются в медицинских книгах во всем христианском мире. Различные варианты этого же рисунка можно увидеть и в поздних валлийских рукописях.

До сих пор речь шла исключительно о консервативных методах, однако в средневековых валлийских учебниках есть упоминания и о трех хирургических процедурах:

1) Трепанации, то есть создании отверстия в черепе, применяемом по большей части для извлечения части кости при открытых черепно-мозговых травмах. Эта хирургическая операция была известна народам древности, а также ирландцам и англосаксам уже в VI веке.

2) Перевязывании геморроидальных узлов.

3) Литотомии (камнесечении), то есть удалении камней из мочевого пузыря. Указания, излагавшиеся в валлийских рукописях, следуют технике Цельса (apparatusminor), а сами описания очень напоминают ту процедуру, которой подверг один сельский врач в XVIII веке Томаса Джонса из Денби, оставившего об этом запись в своем дневнике.

Некоторые из этих операций, несомненно, были крайне мучительны для больных. В медицинских книгах описывается лекарственное средство для анестезии, приготовлявшееся в жаркие дни и наносившееся губкой:

«Это снадобье, которое после приема погружает человека в сон на время хирургического вмешательства; оно облегчает боль, где бы ни находилась оперируемая рана. Возьми в равных долях сок опутебагии, синеголовник, мак, а именно мак опийный, корень мандрагоры, плющ, ежевику, болиголов, латук. Смешай их в чистой глиняной миске и оставь в ней; приготовь это снадобье в жаркие дни, а когда будешь готовиться к операции, заставь пациента бодрствовать как можно дольше, а после этого влей немного этого зелья ему в ноздри, тогда он заснет, и не будет чувствовать боли».

Вариант этого рецепта содержится в Бамбергском антидотарии IX века, а также в сборнике Гильберта Английского, жившего в XIII веке. Французская исследовательница, госпожа Бор, в 1920-х годах провела ряд опытов, чтобы проверить действенность этого лекарства. Результаты были неутешительны.

Если не помогали ни лекарства, ни хирургия, врач прибегал к христианским заговорам. В рукописи Havod 16 содержится одиннадцать заклинаний как на латыни, так и на валлийском:

«При укусе змеи или бешеной собаки напиши эти слова вкруг донышка сосуда, сделанного из сикамора, набери чистой воды и сотри надпись, дай выпить этой воды укушенному перед сном + Zable + leo + fortis + decim + cephans +».

Судя по всему, этими методами исчерпывались медицинские познания, которыми обладали валлийцы в эпоху позднего Средневековья.

Сложно сказать, как они соотносились с реальностью. В медицине литература и практика всегда расходились. Кроме того, почему средневековый врач должен был следовать указаниям своей записной книжки в большей степени, чем какой-нибудь современный психиатр или терапевт -- рекомендациям национального формуляра?

Хотя, на наш взгляд, приведенные выше рецепты и описания могут казаться странными и причудливыми, ими ограничиваются наши сведения о методах лечения, применявшихся в те времена, поскольку лишь они дошли до нас в письменной форме. Вероятно, тогда они составляли весь круг доступной информации не только в Уэльсе, но и во всех европейских странах. Любопытно само по себе уже то, что нашлись люди, которые сочли нужным перевести эту медицинскую литературу на валлийский, и что валлийский язык оказался вполне пригодным для ее адаптации. Кто же были эти люди?

В четырех рукописях, по крайней мере часть заслуг приписывается одной семье врачей: Риаллону и его сыновьям -- Кадугану, Грифиду и Эйниону. Имена этих докторов фигурируют в колофонах к двум трактатам, один из которых был посвящен объяснению значений зодиакальных знаков, а другой открывался сведениями по трепанации:

«1) Эта книга была составлена из разных книг врачей, каковые доказали свою пригодность, таких, как книги Кадугана, Грифида и Эйниона.
Это правило должно быть известно каждому врачу и соблюдаться им, чтобы не допустить промаха в своем ремесле, подобно слепцу, и не погубить больного своими ошибками и невежеством.

2) Здесь с помощью всемогущего нашего Господа Бога изложены важнейшие и главнейшие лекарства от человеческих болезней. И записаны они были таким образом трудами врача Риаллона и его сыновей Кадугана, Грифида и Эйниона; ибо они были лучшими и первейшими врачами своего времени и времен Риса Грига, их господина и владетеля Диневура, который всецело ограждал их положение и подобающие им права и воздавал им должное. И они положили записать правила своего искусства таким образом по той причине, что иначе после их времен не будет никого, кто знал бы эти правила, как они».

Похожие колофоны, только без имен врачей, содержатся в других рукописях, как в валлийских, так и в среднеанглийских. В качестве примера можно привести валлийскую рукопись Havod 16, в которой мы находим вариант первого из двух колофонов, приведенных выше, в начале текста, подчеркивающего важность двенадцати знаков зодиака. Здесь также опущены имена. Некоторые пассажи по смыслу восходят к трудам Галена, например: «И они положили записать правила своего искусства таким образом по той причине, что иначе после них не будет никого, кто знал бы эти правила». В какой-то момент времени эти валлийские трактаты были соотнесены с именами Риаллона и его сыновей. Как хорошо известно, профессиональные тексты и книги часто приписываются знаменитым историческим личностям, прославившим свою профессию.

Предполагается, что Риаллон и его сыновья являются прародителями самого знаменитого лекарского рода в валлийской традиции -- врачевателей из Миддвай. Согласно цитировавшемуся выше второму колофону, они были врачами Риса Грига, владетеля Диневура, который умер в 1235 году.

Рис Григ был сыном правителя Риса Диневурского, который сумел подчинить себе крупные владения в Южном Уэльсе. Как Рис, так и его потомки оказывали покровительство представителям всевозможных областей знания. К XIII веку сердце владений Риса составляли два кантрева: кантрев Маур и кантрев Бихан. Столицей был Диневур, а религиозным центром -- Лландейло Ваур.

После смерти отца Рис Григ в конечном итоге завладел большей частью этих двух кантревов. Кантревы средневекового Уэльса делились на административные области -- коммоты, которые, в свою очередь, включали в себя хозяйственные единицы -- маноры. На протяжении XIII века Миддвай был королевским манором. Из валлийских законов нам известно, что при местных правителях состояли придворные врачи. К концу XIII века весь Уэльс попал под власть англо-нормандцев.

Среди повинностей, которые несло владение Лланамддэври в конце Средних веков, упоминается необычная обязанность, а именно: десять свободных держателей манора Миддвай были обязаны предоставлять владельцу Лланамддэври врача, который должен был сопровождать его в поездках по Уэльсу за его счет. Судя по колофону, сведениям о повинностях владения Лландовери и тому, что нам известно из текстов законов, вполне вероятно, что землями в Миддвай владел род светских врачей, сначала занимавших должность лекаря при правителях Диневура, а затем при англо-нормандских владетелях Лландовери. Потомки этих врачей, возможно, стали народными целителями, пользовавшимися известностью благодаря своим лекарствам и книгам.

Может быть, среди этих книг была и рукопись RawlinsonB 467a, составленная в области Миддвай. В кельтских странах профессиональные династии были широко распространенным явлением. Согласно народной традиции, потомки врачей Риса Грига жили на фермах в области Миддвай, а их имена сохранились в названиях таких ферм, как Ллуин Иван Веддиг и Ллуин Маредидд Веддиг.

Традиция сообщает, что они собирали травы в Пант-и-Меддигон или Гуаун-и-Меддигон. Дэвид Джеймс недавно отметил, что холмы вокруг Ллин-и-Ван особенно богаты разнообразной флорой. Профессор Дэвид Беллами обнаружил в Диневуре редкие растения. Последними представителями этого рода, по-видимому, занимавшимися врачебной практикой в этой области, были Джон Джонс и Дэвид Джонс, хотя, как показали недавние исследования, на самом деле они работали в Лландингаде. Надгробный камень, удостоверяющий смерть этих людей, сохранился на паперти церкви Миддвай, а их имена занесены в приходские книги.

Сообщается, что антикварий Льюис Моррис, живший в XVIII веке, встречался с сыном Дэвида Джонса, который оставил семейную профессию, поскольку он «считал ее ниже своего достоинства или же потому, что получил другое воспитание».

Позднее врачи, работавшие в других местах, все еще возводили свой род к врачевателям из Миддвай. Как и многим другим известным врачам, врачам этого семейства приписывали сверхъестественное происхождение. Ходила легенда, что они происходят от феи из озера Ллин-и-Ван-Вах, вышедшей замуж за смертного и передавшей своим сыновьям магическую книгу рецептов. В том или ином виде эта легенда вошла во множество источников, а сам рассказ прекрасно известен жителям Кармартеншира. Она относится к числу народных преданий, связанных со многими другими озерами в Уэльсе. В сохранявшихся до недавних пор верованиях, согласно которым фея появляется каждый год первого августа, в день Ламмаса, отражаются следы празднования древнего кельтского праздника Луга, или Ллеу. По сей день весьма сильна традиция приписывать представителям этого рода замечательные медицинские способности, и врачи XX века гордятся, если у них есть возможность притязать на происхождение от врачей Миддвай и их матери-феи.

@темы: медицина-историческое

---

20.02.2010 в 23:15

Пишет  MirrinMinttu:

ЛЕКАРИ, АПТЕКАРИ, ЦИРЮЛЬНИКИ
Вот не надо смеяться над тем, что в средние века цирюльники выполняли массу врачебных обязанностей. Они были этому обучены.

Я здесь цитирую статью Бергер Е. из сборника "Средневековый город" (М., 2000, Т. 4). Она у меня уже была, но я ее засунула не под тот тег, и теперь не найду. Под тегом "истории о медицине" найдется еще несколько записей на тему.

"Врачи в средневековом городе объединялись в корпорацию, внутри которой существовали определенные разряды. Наибольшими преимуществами пользовались придворные лекари. Ступенью ниже стояли врачи, лечившие население города и округи и жившие за счет платы, получаемой от пациентов. Врач посещал больных на дому. В больницу пациентов отправляли в случае инфекционного заболевания или когда за ними некому было ухаживать; в остальных случаях больные, как правило, лечились дома, а врач периодически навещал их.

В ХII-ХIII вв. существенно повышается статус так называемых городских врачей. Так именовались врачи, которых назначали на определенный срок для лечения чиновников и бедных граждан безвозмездно за счет городского управления.

Городские врачи заведовали больницами, свидетельствовали в суде (о причинах смерти, увечий и т.п.). В портовых горoдах они должны были посещать корабли и проверять, нет ли среди грузов того, что могло бы представлять опасность заражения (например, крыс). В Венеции, Модене, Рагузе (Дубровнике) и других городах купцы и путешественники, вместе с доставленными грузами, изолировались на 40 дней (карантин), и им разрешали сойти на берег только в том случае, если за это время не обнаруживалось инфекционной болезни. В некоторых городах создавались специальные органы для осуществления санитарного контроля ("попечители здоровья", а в Венеции - особый санитарный совет).

Во время эпидемий населению оказывали помощь специальные "чумные врачи". Они же следили за соблюдением строгой изоляции районов, пораженных эпидемией. Чумные врачи носили особую одежду: длинный и широкий плащ и специальный головной убор, закрывавший лицо. Эта маска должна была предохранять врача от вдыхания "зараженного воздуха". Поскольку во время эпидемий "чумные врачи" имели длительные контакты с инфекционными больными, то и в другое время они считались опасными для окружающих, и их общение с населением было ограничено.

"Ученые врачи" получали образование в университетах или медицинских школах. Врач должен был уметь ставить диагноз больному, основываясь на данных осмотра и исследовании мочи и пульса. Считается, что главными методами лечения были кровопускание и очищение желудка. Но средневековые врачи с успехом применяли и медикаментозное лечение. Были известны целебные свойства различных металлов, минералов, а главное - лекарственных трав. В трактате Одо из Мена "О свойствах трав" (XI в.) упоминается более 100 целебных растений, среди которых полынь, крапива, чеснок, можжевельник, мята, чистотел и другие. Из трав и минералов, при тщательном соблюдении пропорций, составлялись лекарства. При этом количество компонентов, входящих в то или иное снадобье, могло доходить до нескольких десятков - чем больше целебных средств использовалось, тем действеннее должно было быть снадобье.

Из всех отраслей медицины наибольших успехов достигла хирургия. Потребность в хирургах была очень велика из-за многочисленных войн, ибо никто другой не занимался лечением ранений, переломов и ушибов, ампутацией конечностей и проч. Врачи избегали даже делать кровопускания, а бакалавры медицины давали обещания, что не будут производить хирургических операций.

Но хотя в хирургах очень нуждались, их правовое положение оставалось незавидным. Хирурги образовывали отдельную корпорацию, стоявшую значительно ниже, чем группа ученых врачей.

Среди хирургов были странствующие врачи (зубодергатели, камне- и грыжесечцы и т.д.). Они разъезжали по ярмаркам и проводили операции прямо на площадях, оставляя затем больных на попечение Родственников. Такие хирурги излечивали, в частности, кожные болезни, наружные повреждения и опухоли.

На протяжении всего средневековья хирурги боролись за равноправие с учеными врачами. В некоторых странах они добились значительных успехов. Так было во Франции, где рано образовалось замкнутое сословие хирургов, а в 1260 г. была основана коллегия св. Косьмы. Вступить в нее было и трудно, и почетно. Для этого хирурги должны были знать латинский язык, прослушать в университете курс философии и медицины, два года заниматься хирургией и получить степень магистра. Такие хирурги высшего ранга (chirurgiens de robe longue), получавшие столь же солидное образование, что и ученые врачи, имели определенные привилегии и пользовались большим уважением. Но медицинской практикой занимались отнюдь не только те, кто имел университетский диплом.
К корпорации медиков примыкали банщики и цирюльники, которые могли поставить банки, пустить кровь вправить вывихи и переломы, обработать рану. Там, где недоставало врачей, на цирюльниках лежала обязанность наблюдения за публичными домами, изоляции прокаженных и лечения чумных больных.

Медицинской практикой занимались также и палачи, пользовавшие тех, кто подвергался пытке или наказанию.

Иногда медицинскую помощь оказывали и аптекари, хотя официально медицинская практика была им запрещена.

В раннее средневековье в Европе (кроме арабской Испании) вообще не было аптекарей, врачи сами изготовляли необходимые лекарства. Первые аптеки появились в Италии в начале XI в. (Рим, 1016, Монте-Кассино, 1022). В Париже и Лондоне аптеки возникли гораздо позже - только в начале XIV в. До XVI в. врачи не писали рецептов, а сами посещали аптекаря и указывали ему, какое лекарство следует приготовить.

ЛИТЕРАТУРА
Ковнер С. Средневековая медицина. СПб., 1898. Т. 1-2.
Jacquart D., Micheau F. La medecine arabe et L'Occident Medievale. P., 1990.
Kibre P. Studies in medieval science: Alchemy, Astrology, Mathematics and Medicine. L., 1984.

@темы: медицина-историческое

---

Оно же кубло и кубышка в зависимости от размеров

07.06.2012 в 16:36

Пишет  tweed tea:

В выражении «ящик Пандоры» слово «ящик» появилось в результате неправильного перевода греческого слова πίθος. На самом деле пифосом древние греки называли большой глиняный сосуд, закапываемый в землю, в котором хранили зерно, вино, масло или хоронили людей, так что ящик Пандоры более уместно называть чашей Пандоры. Кстати, именно в пифосе, а не в бочке, жил философ Диоген Синопский, так как древние греки не умели делать бочек.

@темы: Вавилон-18

---

29.06.2012 в 12:24

Пишет  tweed tea:

Приглашаю на пикник

1788, Англия

@темы: посуда и кухонная утварь

---

09.07.2012 в 15:42

Пишет  tweed tea:

Миксер

Branscombe Old Bakery, Weston, Devon, XIX

@темы: история бытовой техники

---

22.07.2012 в 01:28

Пишет  tweed tea:

Роль женщин в семье и тоталитарное общест
Вообще то выписывалось для конкретного человека, но я думаю это интересно.
Это пока не один текст, это подборка по мотивам цитат. Местами есть корявый перевод.

Положительные герои, появившиеся в середине 1930-х годов и соответствующие идеалу «нового человека», являются «культурными», но в то же время не модниками, не мещанами, активными общественными работниками и работницами.
Положительный герой-мужчина имеет высшее образование, предпочтительно техническое, и работает на производстве; он — «комсомолец», «ударник», «премированный наладчик станка», «веселый, энергичный, добродушный», «одет в новый и несколько мешковатый костюм». Он «физкультурник», «имеет культурный вид», «опрятно одевается», «следит за собой». У него «чистый воротничок», он «после работы моет лицо». Он «научился не чавкать за едой» и «подает стул девушкам». Он «не сквернословит». Он «самостоятельный, с хорошим характером», не «шляпа» и «не ревнивый». Он «видит в девушке товарища», «не ходит на поцелуйные вечеринки». Он «издает стенгазету и готовится к Первомаю».
Положительная героиня — «культурная девушка, с которой можно по-товарищески душевно поговорить». Она «полна задора, молодости, веселья, искрящаяся радостью жизни». У нее «развито чувство меры и подлинной красоты», она «покупает одежду в лучших магазинах центра», она «не прибегает к услугам посел-
ковых портних-недоучек». Она «одета скромно», например «в гоубое или розовое платье», «не гонится за модой». Она «ведетсебя культурно» — «не курит, не пьет вина, не употребляет грубых выражений». Она «не променяет производство на конторскую работу». Она «не заводит случайных знакомств в кино, в трамае, на улицах», «знакомится в цехе, на вечерках, у подруг». Она «приглашает друга в театр или в кино на свои деньги, если у ее друга нет денег». Она «хочет быть хорошей общественницей и хорошей матерью».
(архивный материал передачи «Педагогическая пропаганда для родителей» Всесоюзного радио. Осень 1937 года)

СССР
*
Подлинно радикальным, поражающим и вызывающим интерес западных современников и исследователей было советское законодательство 1920-х годов. Легализация аборта в 1920 году в особенности контрастировала с ситуацией в западных странах, где аборты разрешены не были (Кон 1997: 24, Sanjian 1991: 631).
Необычной была легкость развода, особенно в период после 1926 года, когда можно было развестись, послав открытку в ЗАГС в одностороннем порядке, не ставя в известность супруга. Большой отклик на Западе вызвало введение нового семейного кодекса 1926 года — приравнивание зарегистрированного брака фактическому
союзу. Возможно, именно благодаря сравнительной радикальности законодательства и идеологии 1920-х годов сексуальная/семейная идеология и политика этого периода наиболее подробно изучены западными исследователями (Clements 1979).
*
Популярные в образованном российском обществе на рубеже веков настроения “отмены семьи” в послереволюционный период развиваются в явление так называемой “сексуальной революции”, принявшей значительные размеры в России 1920-х годов. Западные публикации отмечают такие характеристики этого явления, как распространенные среди студенческой молодежи и комсомольцев убеждения в предпочтительности коротких любовных связей вступлению в брак, “естественности” физиологической привлекательности противоположного пола и необходимости немедленного удовлетворения сексуальных потребностей как показателя освобожденного революционного сознания.(Stites, 362-364)
*
Интересен подбор писем, присланных в журнал “Делегатка” в процессе дискуссии об отношении к фактическому браку в 1926 г.("Делегатка", 1926, №1) В большинстве писем явно прослеживается двойной стандарт во взглядах на права и обязанности женщин и мужчин в браке и после развода или распада фактического брака. Многие мужчины уверены, что, в отличие от мужчины, женщина, живущая в “свободном союзе” - имеет более низкие моральные качества. Автор одного из писем, мужчина, прямо заявляет о необходимости признания настоящим лишь брак, зарегистрированный в ЗАГСе, подчеркивая, что женщина, не зарегистрировавшая свои отношения в ЗАГСе - “ветреная” и “совершает этим преступление”.
Кроме того, письма демонстрируют стремление мужчин переложить на женщину всю ответственность за воспитание, кормление и присмотр за детьми в силу ее “естественной потребности” это делать. В некоторых вариантах “равноправия”, предложенных мужчинами, ответственность за воспитание ребенка вопреки пропагандируемой “отмене денег”, оказывается измеренной исключительно в денежном, материальном эквиваленте:
«Мое мнение такое - раз женщина уравнена во всех правах с мужчиной, платить за ребенка должны оба...пусть отец платит до 9 лет, а после 9 - мать.»
Автор этого письма вовсе не задается очевидным, казалось бы, вопросом: кто будет фактически ухаживать за ребенком, кормить, мыть, одевать его и т.д. и в каком соотношении с выплачиваемыми алиментами находятся все эти услуги.
Письма женщин, принявших участие в дискуссии, демонстрируют их растерянность в новой ситуации. Представляется, что в первую очередь они обеспокоены материальным обеспечением детей, практически не оспаривая утверждение, что дети - часть именно их жизни и их судьбы:
«Из-за этого получается полный развал жизни, например: рабочий жил с одной женщиной, а потом сошелся еще с двумя-тремя. Эти двое-трое тоже будут требовать имущество и обеспечения. Что же останется для его основного семейства, для детей, когда все имущество разделится на несколько частей? (“Делегатка”, 1926. № 1)»

*
27 июня 1936 года было принято постановление ЦИК и СНК СССР от «О запрещении абортов, увеличении материальной помощи роженицам, установлении государственной помощи многосемейным, расширении сети родильных домов, детских яслей и детских садов, усилении уголовного наказания за неплатеж алиментов и о некоторых изменениях в законодательстве о разводах». Согласно этому постановлению государство требовало, чтобы все беременности
приводили к родам, при этом значительно увеличивались пособия на детей. Согласно официальной версии принятие постановления было обусловлено тем, что
СССР «стал мощным и богатым» и улучшились условия жизни населения, что позволило ликвидировать нищету — основную причину, заставлявшую женщин делать аборт (Крупская 1936).
Кроме этого постановления можно отметить и другие законодательные акты, например запрет и уголовное преследование гомосексуализма (1934), запрет брака с иностранными гражданами (1947).
Все сохранившиеся после принятия постановления 1936 года свободы 1920-х годов были ликвидированы во время Великой Отечественной войны. В новом семейном кодексе от 8 июля 1944 года отменяются некоторые статьи кодекса 1926 года. В соответствии с новым законодательством юридически действительным стал лишь зарегистрированный брак. Кроме того, фактически возвращалось понятие «незаконнорожденность»: дети, рожденные вне брака, не имели права получить фамилию отца. Даже если отец хотел официально признать ребенка, последнему в принудительном порядке давалась фамилия матери, а в графе «отец» ставился прочерк. Также была институционализирована и усложнена процедура развода: «Указ установил обязательность судебного расторжения брака с примирительным разбирательством в Народном суде и решением дела по существу лишь в вышестоящей судебной инстанции. Одновременно была повышена уплачиваемая при разводе пошлина. Делам о расторжении брака стала придаваться широкая гласность: необходимость публикации в местной газете
специального объявления о слушании таких дел, публичность самого судопроизводства, привлечение свидетелей. В результате в последующие годы, особенно после окончания Великой Отечественной войны и демобилизации ее участников, рост количества заключаемых браков значительно опережал рост населения» (Харчев 1979: 167–168).
*
В соответствии с законодательством 1944 года государство фактически возложило исключительно на женщин всю ответственность за последствия внебрачных сексуальных отношений. Они не имели права в случае беременности сделать аборт, а в случае рождения ребенка вне брака — потребовать от мужчины
признания отцовства и материальной помощи. Как и в 1936 году, устрожение законодательства сопровождались увеличением пособий и данью уважения матерям. Были введены поощрительные титулы и награды за материнство — орден «Материнская слава», почетное звание «Мать-героиня» и «Медаль материнства». Была
увеличена помощь от государства многодетным и одиноким матерям. Одинокие матери стали получать социальную помощь на ребенка в таком же размере, в каком получали замужние многодетные матери. Ответственность за внебрачных детей была переложена с мужчин-отцов на женщин и государство. Таким образом новое
законодательство решало насущные послевоенные проблемы вдов-матерей и фактически стимулировало мужчин к безответственности в сексуальных отношениях, а женщин обрекало на одинокое материнство. В 1950-е годы количество одиноких матерей увеличивалось: если в 1945 году оно составляло 281,7 тысяч человек, то
в 1957 году — 3312 тысяч, а в 1960 году — 2688 тысяч (Харчев 1979: 169). Для многих незамужних женщин одинокое материнство являлось сознательным «моральным выбором», вследствие широкой распространенности, а следовательно «нормальности» этого явления, и наличия государственного пособия, позволявшего свести концы с концами.
*
В октябре 1956 года писатели И. Эренбург и С. Маршак, композитор Д. Шостакович и профессор М. Сперанский направили открытое письмо в Президиум Верховного Совета СССР с требованием отменить статьи кодекса 1944 года, запрещающие вписывать в свидетельство о рождении внебрачного ребенка фамилию отца. Они утверждали, что запрет на признание отцовства по взаимному согласию родителей «противоречит советской морали» и нарушает Конституцию СССР, гарантирующую равные права мужчин и женщин, и что дети не должны расплачиваться за ошибки своих родителей (Pierre 1960: 50–55).
*
После смерти И. Сталина постепенно начинается либерализация семейного законодательства. Указом Президиума Верховного Совета от 5 августа 1954 года снимается уголовная ответственность с женщины, сделавшей подпольный аборт, с 23 ноября 1955 года разрешен законный аборт в больнице по социальным и медицинским показаниям. Указ от 10 декабря 1965 года отменяет законодательство 1944 года о внебрачном отцовстве. Признается внебрачное отцовство по желанию обоих родителей, а в некоторых случаях — устанавливается по суду. Также отменяется публичное порицание разводов — т. е. обязательная публикация сведений о них в газетах.
*
Пропаганда материнства как главной и почетной обязанности каждой женщины нашла выражение в повсеместно распространенном мнении о некоторых неотъемлемых составляющих женственности: женщина, во-первых, должна вступить в первый брак в возрасте 20—25 лет и, во-вторых, родить за жизнь как минимум одного ребенка, предпочтительно в зарегистрированном браке.
Женщину незамужнюю и не имеющую детей считали несчастной и почти ненормальной, тогда как статус разведенной женщины с ребенком был приемлемой нормой (Rotkirch 2000: 111).
То есть признаваемая повседневной моралью нормальность статуса разведенной одинокой матери противоречила декларируемым принципам коммунистической морали, выступающей за «здоровую советскую семью».
*
Одним из последствий подобной политики советского государства в сфере семьи было также и другое «нормальное отклонение» от официальной морали — практика фиктивного брака, т. е. регистрация брака по мотивам не связанным с целью создания семьи. Существовало несколько мотивов заключения подобной сделки: получение (восстановление) прописки в крупном городе, потребность в деньгах или других материальных благах, улучшение жилищных условий, продажа квартиры или комнаты, желание символизировать свою «взрослость» и социальную полноценность или скрыть гомосексуальную ориентацию, желание помочь кому-то из знакомых. Заключение фиктивного брака-сделки, не только официально порицаемого, но и противозаконного, было в то же время вынужденной мерой для многих людей, особенно для имевших потребность в прописке или улучшении жилищных условий. (Топорова 1998)
Совпадение или расхождение официальных и неофициальных норм было обусловлено, как правило, тем, насколько официальные нормы совпадали или расходились с повседневной реальностью, экономической и демографической ситуацией и законодательством. Нормы повседневной морали обычно в большей степени отражали потребности населения и возможности их реализации.

*
Была я делегаткой, записалась в партию, меня послали в политический кружок, а я там ничего не понимаю. Спросит меня преподаватель, а я не знаю, что отвечать или же отвечу неправильно, а надо мной все смеются. Стыдно мне стало, что надо мной все смеются, я стала из-за этого расстраиваться и даже превратилась в нервнобольную. (“Коммунистка”, 1930, № 1)
*
Феминистки требуют равноправия всегда и повсюду. Работницы отвечают им: мы требуем прав для каждого гражданина и гражданки, но мы не позволим забывать. что мы не только работницы и гражданки, но мы – матери и как матери, как женщины – носительницы будущего, мы требуем особой заботы о себе и о детях наших. (Коллонтай, 1913, 111)
*
В наших собственных интересах, в интересах крепости коммунистического строя разбить во всех слоях, во всех классах устои старой, эгоистической, узко замкнутой буржуазной семьи. (Коллонтай, 1918)
Семья должна была уступить место более свободным отношениям взаимной любви двух индивидов, в то время как принадлежавшие ранее семье функции по ведению хозяйства, выращиванию и социализации детей, рекреации должно было взять на себя социалистическое государство.
Таким образом, теоретики освобождения женщины в результате пролетарской революции предполагали как отказ от русской крестьянской семьи, основанной на иерархии поколений, так и западной модели буржуазной семьи, выделяемой в особую частную сферу. Центральной, и в общем-то нерешенной, проблемой марксистской философии женского освобождения являлась проблема специфических прокреативных функций женского организма, сформулированная как проблема материнства. Материнство рассматривалось как женская физиологическая функция (способность выносить, родить и кормить грудью ребенка), которая должна была обеспечить женщине особый государственный, символически закрепленный в законах статус (социальная функция материнства). Таким образом, материнство преподносилось как физиологическое явление, лишенное своей психологической и социальной стороны, ему предписывалось быть фактором, не оказывающим влияния на субъективную женскую идентификацию. Представляется, что именно физиологическое понимание материнства, положенное в основу философии женского освобождения в эпоху культурной революции, впоследствии, в период наивысшего развития тоталитарного общества в 1930-40е гг. сделает женщину особо уязвимым объектом государственных телесных практик (запрещение абортов, разлучение с детьми как следствие репрессий и т.д.)
*




Рейх:
В первой трети XX в. в Германии происходил постепенный и противоречивый процесс эмансипации женщины. Так, в ноябре 1918 г. по решению Совета Народных Упол-номоченных женщинам предоставили избирательное право, в 1926 г. рейхстаг смягчил установленные еще в эпоху создания Германской империи уголовные наказания за аборт, а в мае следующего года был принят закон о защите труда беременных женщин и работающих матерей. В то же время в республике действовал Гражданский кодекс 1900 г., устанавливавший подчинение жены мужу, а детей — отцу. Согласно кодексу жена была обязана проживать по месту жительства мужа, носить его фамилию, вести домашнее хозяйство и работать на семейном предприятии. Все имущество жены, в том числе полученное в качестве приданого и нажитое в браке, находилось под управлением мужа. Только он мог принимать решения по всем вопросам совместной жизни супругов. Матери, как и отцу, вменялась в обязанность забота о личности ребенка, однако представлять его интересы мог только отец, за которым в случае расторжения брака оставались все права на ребенка. Мать внебрачного ребенка должна была заботиться о нем, но не имела над ним родительской власти и не могла представлять его интересы.
(2 Reichsgesetzblatt 1896. Teil I. S.196, 426-427, 474-475, 477.)
*
Противоречивые тенденции господствовали и в общественной жизни страны. С од-ной стороны, немецкое женское движение выступало за предоставление матери роди-тельских прав, включая право представлять ребенка перед законом, распоряжаться и пользоваться его имуществом, передачу ребенка на воспитание наиболее подходящему из разведенных родителей, упрощение процедуры развода, юридическое равноправие законнорожденных и незаконнорожденных детей, наложение «более весомых обязанно-стей» на отцов внебрачных детей. С целью лучшей защиты интересов женщины-матери выдвигалось требование участия в бракоразводных процессах женщин-судей. Программа «Союза защиты матери и сексуальной реформы», основанного еще в 1905 г., включала помощь незамужним матерям в достижении экономической самостоятельности, всеоб-щее страхование материнства, улучшение юридического положения матерей-одиночек и внебрачных детей, а также развертывание устной и печатной пропаганды в поддержку незамужних матерей
(Zahn-Harnack A., von. Die Frauenbewegung. Geschichte, Probleme, Ziele. Berlin, 1928. S.33-34, 46-47, 54-55; Bäumer G. Die Frau in Volkswirtschaft und Staatsleben der Gegenwart. Stuttgart, Berlin, 1914. S.273-274.)
*
Консервативная часть немецкого общества с озабоченностью отмечала раскрепощение сексуальности, рост количества бездетных браков, разводов и абортов, снижение рождаемости, растущие показатели занятости замужних женщин. Ис-токи этих тенденций многие видели в «безграничном эгоизме» женщин, которые измени-ли своему «естественному предназначению» и стремились к большей личной свободе и независимости. Казалось, что опоры общества — брак и семья — стремительно разру-шаются. От численности населения зависела и мощь государства. Поэтому, стремясь ис-править демографическую ситуацию при одновременной экономии средств, правительст-ва республики обратились к моральному стимулированию материнства.
С 1923 г. в Гер-мании каждое второе воскресенье мая отмечался День матери, сводившийся к вручению матерям цветов и выполнению мужьями и детьми «женской» работы по дому.
(Frevert U. Frauen-Geschichte. Zwischen bürgerlicher Verbesserung und Neuer Weiblichkeit. Frankfurt am Main, 1986. S.180-181, 223.)
*
Партия Гитлера, выступавшая против демо-кратии и модернизации общества и экономики, стремилась вернуть женщин в семью, к домашнему очагу, изгнав их из сферы промышленного производства, из системы здраво-охранения, правосудия, социального обеспечения, лишить их политического равнопра-вия. «Естественными» функциями женщины считались (брачное) материнство и, в крайнем случае, труд в сельском хозяйстве или на семейном предприятии. Именно в качестве матери женщина упоминается в программе НСДАП «25 пунктов», принятой в феврале 1920 г. (Нюрнбергский процесс. М., 1988. Т.2. С.181-183.)
Дальнейшее развитие тема материнства получила на страницах книги Гитлера «Моя борьба» (1925—1926). Провозглашая женщину носительницей телесной и душевной силы народа, нацистский лидер требовал от нее физического и психического здоровья. Он планировал поставить под государственный контроль воспитание девочек, придавая главное значение «физическому обучению, и лишь затем – воспитанию моральных и, в последнюю очередь, духовных ценностей. Цель женского воспитания — быть будущей матерью» (Hitler A. Mein Kampf. 620. Aufl. München, 1941. S.459-460)
С программной речью по женскому вопросу Гитлер выступил на съезде партии в сентябре 1934 г. Он заявил слушателям, что слова о женской эмансипации являются только выдумкой еврейского интеллекта. «Если говорят, что мир мужчины — это государ-ство, мир мужчины — это его борьба, готовность к действию ради сообщества, то, может быть, можно было бы сказать, что мир женщины — меньший мир. Ведь ее мир — это ее муж, ее семья, ее дети и ее дом». Гитлер намеревался полностью вытеснить женщину из политики и экономической жизни Германии, направив все ее силы на производство по-томства. «Программа нашего национал-социалистического женского движения содержит только один-единственный пункт, — продолжал он, — и этот пункт гласит: ребенок, это маленькое существо, которое должно расти и развиваться. Только это придает смысл всей борьбе за жизнь» (NS-Frauenbuch. München, 1934. S.10-11.)
*
Лидер так называемого «левого крыла» НСДАП Грегор Штрассер в июне 1926 г. предложил приравнять материнство к воинской службе мужчин и вознаградить его политическими привилегиями, например, предоставлением каждой женщине-матери нескольких голосов на выборах. (Schoenbaum D. Die Braune Revolution. Eine Sozialgeschichte des Dritten Reiches. Köln, Berlin, 1968. S.227.)
*
1932 г., характеризовавшемся острой предвыборной борьбой, Штрассер соглашался с тем, что «работающая женщина в на-ционал-социалистическом государстве будет равноправной и получит такое же право на защиту своей жизни государством, как и женщина и мать в браке». В этот момент он не имел ничего против того, чтобы женщины работали учителями, медсестрами, секретар-шами и социальными работницами, администраторами в сфере досуга, судьями в трудо-вых судах и даже состояли на государственной службе. Некоторые нацистские чиновники придерживались этой линии и после установления тоталитарной диктатуры. В мини-стерстве внутренних дел в 1933 г. был учрежден пост референта по женским вопросам, который заняла нацистка Паула Зильбер. Считая высшей задачей женщины материнство, она одновременно провозглашала женский труд не только возможным, но и необходимым в таких областях, как воспитание подрастающего поколения, благотворительность, сель-ское хозяйство. ( Schoenbaum D. Op. cit. S.227.)
*
в нацистской идеологии доминировало убеждение, выраженное одним из ближайших сподвижников Гитлера Йозефом Геббельсом: «Задача женщины — быть красивой и производить на свет детей. Это вовсе не так грубо и несовременно, как это звучит. Птица чистится для самца и высиживает для него птенцов» (Цит. по: Thalmann R. Frausein im Dritten Reich. Frankfurt am Main, Berlin, 1984. S.115.)
*
Автор «Азбуки национал-социализма» (1933) Курт Ростен от имени противоположного пола писал, что «немецкие женщины хо-тят в первую очередь быть супругами и матерями, они не хотят быть товарищами, как пы-таются внушить себе и им красные преступники. У них нет никакого желания идти на фабрику, идти в учреждения, у них нет никакого желания идти в парламент. Уютный дом, любимый муж и множество счастливых детей ближе их сердцам».
*
Создание семьи при нацизме служило не удовлетворению потребностей личности, а интересам народного сообщества. «Брак больше не будет чисто личными отношениями между его участниками, брак является основой и зародышевой клеткой народного сообщества. Если брак поставлен в связь с народным целым, то его влияние не исчерпывает-ся индивидуальной связью двух людей, а является несущей опорой народной культуры вообще», — говорил Гитлер. Он считал семью ячейкой, «в которой зреет будущее Германии», и препятствовал заключению браков военнослужащих вермахта с «кривобокими, сутулыми или уродливыми иностранками», охотнее разрешая «любовные шашни на сто-роне, если, конечно, все будет шито-крыто, чем такие вот браки, на которые людей толк-нули распущенность и безответственность» (Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск, 1993. С.225-226.)
*
Ценность брака для нацистов состояла в первую очередь в рождении и вос-питании детей, то в 1933 г. были восстановлены строгие уголовные наказания за произ-водство абортов, средств или методов их проведения, продажу медикаментов. Количест-во осужденных за аборт вскоре выросло в полтора раза. Получение населением инфор-мации о противозачаточных средствах и доступ к ним преднамеренно затруднялись, ком-мунальные и частные пункты сексуальной консультации были закрыты, а сексуальность стала связываться только с продолжением рода. «Если половое сношение с самого на-чала служит только цели получения удовольствия, то это отравляет отношения между супругами и вредит нравственности женщины. Она больше не видит в половом сноше-нии… ответственного и значимого акта, в котором проявляются тайные первобытные си-лы жизни. Она исподволь привыкает к тому, что речь идет только об удовольствии. Но половая жизнь служит зачатию для сохранения жизни нации, а не наслаждению отдель-ного человека»
(«Гигиена половой жизни» (1939) Макс фон Грубер.)
*
Дети, рожденные в браке, должны были соответствовать определенным расово-гигиеническим и евгеническим критериям. Считалось, что проституция, алкоголизм, пре-ступность, неспособность подыскать работу являются проявлениями болезней, которые могут быть наследственными подобно физическим и психическим аномалиям. По мнению врачей и демографов третьего рейха, люди, страдающие действительными и мнимыми наследственными болезнями, имели больше детей и размножались быстрее, чем «расо-во полноценные» немцы. В июле 1933 г. был опубликован Закон о предотвращении по-томства, больного наследственными болезнями. В соответствии с ним запрещались бра-ки, если один из потенциальных супругов страдает заразной или наследственной болез-нью, если один из обрученных находится под постоянной или временной опекой либо страдает от психического заболевания, «которое делает этот брак нежелательным для народного сообщества». Заключенные в обход этого закона браки объявлялись недейст-вительными, а нарушители подвергались тюремному заключению на срок не менее трех месяцев. Для создания семьи требовалось получить в медицинских учреждениях свиде-тельство о пригодности к браку.
(Reichsgesetzblatt 1935. Teil I. S.2246.)
*
«Ты должен (должна) хотеть как можно больше детей. Сохранение народа гарантировано только при наличии трех или четырех детей. Только при максимальном количестве детей имеющиеся в роду задатки проявляются в максималь-ном числе и разнообразии… Ты уйдешь, а то, что ты дашь своим потомкам, останется. В них возродишься ты сам (сама). Твой народ живет вечно!» («Десять заповедей для выбора супруга» 1934 г.)
*
Закон о сокращении безработицы от 1 июня 1933 г. предусмат-ривал выдачу молодоженам ссуды в размере 1000 рейхсмарок (среднегодовой доход ра-бочего составлял тогда 1520 марок) в том случае, если жена оставляла свое рабочее место. Она давала обязательство не заниматься наемным трудом, пока ссуда не погашена полностью. Ссуда предоставлялась в виде талонов, дававших право на приобретение мебели и домашней утвари. Она погашалась путем ежемесячных выплат в размере 1% от общей суммы, а при рождении каждого ребенка считалась погашенной четверть ссуды. Ссуда не выдавалась, если оба супруга были лишены гражданских прав, если они не бы-ли безоговорочными сторонниками нового режима, имели низкие доходы или страдали от тяжких физических и психических недугов.
*
«Ошибочно считать, что жен-щину в Германии оценивают только как мать. Женщина находит признание во всех об-ластях жизни, которые пригодны для нее. Перед женщинами нации стоит задача во всех сферах сохранять и приумножать то, что создано мужчинами. Работающая женщина должна помогать в строительстве народа на своем месте, на свой манер, в соответствии со своими силами и своей сущностью. Мы не хотим никакого одностороннего воспитания матерей, но для всех женщин на переднем плане должно стоять звание матери» (Гертруда Шольц-Клинк. «Фелькишер беобахтер». 27 сентября 1935 г.)
*
С 1937 г. можно было получить ссуду и сохранить за собой рабочее место, были увеличены возна-граждения за рождение детей и расширены налоговые льготы для многодетных семей. С 1936 г. семьи рабочих и служащих, ежемесячный доход которых был ниже 185 марок, по-лучали за каждого пятого и следующего ребенка 10 марок ежемесячно, с 1938 г. такие суммы выплачивались за четвертого и даже третьего ребенка, а на содержание пятого ребенка выдавалось по 20 марок в месяц. В 1940 г. адресатами такой помощи были 2,9 млн. детей. Помимо этого в 1935-1940 гг. многодетные семьи получили более миллиона разовых выплат на сумму 322,33 млн. марок. Наконец, с 1938 г. гитлеровское государство субсидировало обучение детей из многодетных семей, выплатив в течение трех лет бо-лее 289 тыс. ссуд на сумму 49,1 млн. марок (Bauer W., Dehen P. Op. cit. S.73.)
*
В начале 1939 г. был учрежден Почетный крест германской матери (Материнский крест), который в народе вскоре прозвали «кроличьим орденом». Бронзовый крест вру-чался матери 4-5 детей, серебряный — при наличии 6-7 детей и золотой — 8 и более де-тей. К немногочисленным условиям получения награды относились «арийское» происхо-ждение и наследственное здоровье родителей, рождение женщиной необходимого количества живых детей и ее лояльное отношение к режиму. Орден представлял собой крест, покрытый белой и голубой эмалью и обрамленный венцом из золотых лучей. Внутри кре-ста помещался круг со свастикой и надписью «Германской матери». Вручение Материн-ского креста осуществлялось ортсгруппенлейтерами НСДАП, как правило, одновременно по всему рейху в День матери, перенесенный в 1938 г. со второго на третье воскресенье мая. Инициатором награждения выступал бургомистр по поручению ортсгруппенлейтера НСДАП или окружного руководителя имперского союза многодетных. «Учреждая почетный крест германской матери, немецкий народ идет впереди всех остальных народов по пути к более высокой культуре, а именно, к признанию биологических заслуг женщины и к признанию заслуг германской матери перед народом и отечеством. Это — данная приро-дой и потому единственная правильная и настоящая эмансипация!», — говорилось в наградных документах (Frevert U. Op. cit. S.225.)
*
После начала Второй мировой войны пропаганда и принуждение все больше заме-няли материальное стимулирование материнства. Например, 15 декабря 1939 г. замести-тель фюрера по вопросам идеологии Альфред Розенберг, глава Германского трудового фронта Роберт Лей и Шольц-Клинк с большой помпой открыли в одном из берлинских му-зеев выставку «Женщина и мать — источник жизни народа». В марте 1943 г. совет мини-стров по обороне империи издал имеющее силу закона распоряжение «О защите брака, семьи и материнства». В соответствии с ним «разрушение семьи» каралось денежным штрафом или тюремным заключением на срок до двух лет, наказывалось уклонение от обеспечения супруга средствами к существованию, отказ мужчины в помощи забеременевшей от него женщине. Интересы женщины-матери, однако, были поставлены на службу демографической политике режима. Каторжной тюрьмой наказывались женщины, про-изводившие аборт, и лица, оказывавшие в этом помощь, осущестлявшие стерилизацию и допускавшие использование таких противозачаточных средств, как гормональные препа-раты и облучение. Наконец, тюремное заключение на срок до двух лет или денежный штраф грозили тому, «кто преднамеренно или по халатности в нарушение этого закона изготавливает, пропагандирует или пускает в обращение средства или предметы, которые должны прерывать или предотвращать беременность либо предупреждать венерические заболевания» (Reichsgesetzblatt. 1943. Teil I. S.140-141.)
*
28 октября 1935 г. имперское руководство по делам молодежи высказывалось за «временное» разрешение свободной любви. Руководительницы групп передавали соответствующие указания своим девушкам: «Не каждая из вас может получить мужа, но все вы можете стать матерями». Очевидно, следуя этим указаниям, осенью 1936 г. около 1000 девушек вернулись с очередного партийного съезда беременными. Чтобы положить конец дискриминации незамужних женщин, министерства юстиции и внутренних дел в мае 1937 г. издали распоряжение, которое в противовес давно сложившемуся обычаю обязывало ор-ганы власти называть всех женщин словом «фрау» (Thalmann R. Frausein im Dritten Reich. S.130-131.)
*
В канун Рождества 1939 г. заместитель фюрера по партии Рудольф Гесс опублико-вал открытое письмо к незамужним матерям, в котором заявил, что в исключительных ус-ловиях «ради народа могут быть предприняты особые меры, отклоняющиеся от основных правил. Именно во время войны, которая требует смерти многих лучших мужчин, каждая новая жизнь имеет особое значение для нации. Поэтому если безупречные в расовом от-ношении молодые мужчины, которые возвращаются на поле боя, оставляют после себя детей, передающих их кровь следующим поколениям, детей от таких же наследственно здоровых девушек соответствующего возраста, немедленная женитьба на которых по ка-ким-либо причинам невозможна, то о сохранении этого полноценного национального достояния будет проявлена забота. Сомнения, оправданные в нормальные времена, здесь должны отступить»
*
В военные годы основные усилия по поддержке внебрачного материнства пред-принимала организация «Лебенсборн» (Источник жизни), созданная под эгидой СС в де-кабре 1935 г. для ухода за женами, невестами и новорожденными детьми эсэсовцев, ко-торые считались особенно ценным «человеческим материалом». Уже к концу 1939 г. «Лебенсборн» принял в своих 14 общежитиях 1436 матерей, из них 823 незамужних, а до 1945 г. здесь было зарегистрировано 12 тыс. рождений, причем половина появившихся на свет детей были внебрачными. Руководство организации с гордостью подчеркивало, что «полноценные немецкие женщины» отказываются от аборта и «дарят нации» ребенка, который как рабочая сила в будущем «внесет в немецкую экономику сумму в 100000 рейхсмарок» (Thalmann R. Zwischen Mutterkreuz und Rüstungsbetrieb. S.205; Schneider R. Op. cit. S.95.)
*
Из «Лебенсборна» нередко приходили сообщения о случаях депрессии и даже о самоубийствах одиноких матерей, эсэсовские врачи жаловались на непонимание населе-ния, а также на «психоз абортов» у невест павших на фронте или находящихся на пере-довой солдат, у беременных работниц и крестьянок, которые трудились, заменяя при-званных в армию мужчин. Эта ситуация, а также то, что число абортов, которые в офици-альной статистике учитывались как выкидыши, ежегодно составляло почти 600 тыс., по-будила Гиммлера распространить сферу деятельности «Лебенсборна» за круг жен, под-руг и невест эсэсовцев. В 1939 г. в конфискованных у евреев зданиях, расположенных в различных районах страны, было открыто 5 родильных домов. Однако в этих виллах, ох-ранявшихся эсэсовскими караулами, постоянно происходили конфликты между их обита-тельницами. Жены офицеров, например, не терпели фамильярного обращения и отказы-вались выполнять работы по хозяйству, много нареканий вызывали жестокость и неком-петентность обслуживающего персонала (Thalmann R. Frausein im Dritten Reich. S.140-141)
*
Важно подчеркнуть, что неотъемлемой составляющей конструирования материнст-ва в нацистской Германии были дискриминационные мероприятия по отношению к «не-полноценным в расовом отношении» гражданам. Государственная поддержка матери и ребенка не распространялась на миллионы иностранных работниц, занятых на немецких предприятиях, в сельском и домашнем хозяйстве. Более того, если отец будущего ребен-ка не был «арийцем», немецкой женщине рекомендовалось сделать аборт, а уже родив-шиеся дети отбирались у матерей и помещались в специальные «детские приемники», где умирали от голода. Еще до начала войны было подвергнуто стерилизации 320 тыс. человек, в основном по причине слабоумия и шизофрении. В 1935 г. были разрешены аборты по евгеническим причинам, а с 1938 г. еврейские женщины могли прерывать бе-ременность, не указывая причин. Логическим следствием этой политики были жестокие гинекологические эксперименты над женщинами в нацистских концентрационных лагерях в годы войны, приводившие к гибели узниц ( Frevert U. Op. cit. S.228.)

Про Италию при Муссолини пока нету.

@темы: женский вопрос

---

Оригинал взят у в Фракталы

Art by blkcat13

Сайт Автора


1.


2.


3.


4.


5.


6.


7.


8.


9.


10.


11.


12.


13.


14.


15.


16.


17.


18.


Смотреть также Еще фракталы
Фрактальная цифровая художница ccdigitalfx
Фракталы от Keith Mackey
Что такое фрактал? Классическое множество Мандельброта
Множество Мандельброта
Снова множество Мандельброта. Объемное
Фракталы
Кавайные фракталы

@темы: картины

---

www.diary.ru/~margoschtern/p182292020.htm?oam#m...

@темы: цветики-листочки

---

Колумб вел официальную переписку на кастильском наречии, пометки на полях своего Плиния делал на чем-то вроде раннего итальянского, корабельный дневник вел на латыни, его тайную копию переводил на греческий, при этом читал на иврите и явно знал средиземноморский лингва-франка, накладывавший лексику вульгарной латыни на упрощенный арабский синтаксис.
angels-chinese.livejournal.com/1996253.html

@темы: Вавилон-18

---

Оригинал взят у в Mutoscope

Great Britain, ca. 1899

The mutoscope is an early type of cinematography, invented by Herman Casler and patented in 1895.

The principle of operating a mutoscope is similar to that of the 'flicker book' giving the illusion of movement by viewing sequential still photographs in rapid succession. The mutoscope is made up of about 680 photographic prints mounted on a wheel made to revolve by turning a handle. A small catch in the casing holds each photograph in full view until it is pushed forward by the force of those compressed behind it.

Historical Associations 

The event captured in the mutoscope shows Queen Victoria (facing the camera), and other dignitaries, drawing up in a carriage outside this Museum, and a female student of the Royal College of Art presenting the Queen with a bouquet of flowers. The carriage then moves away from the stand. This marked the occasion of the laying of the foundation stone in 1899 for the extensive new building work.
© Victoria and Albert Museum, London 

@темы: история вещей

---

www.liveinternet.ru/users/smart50/post246485074...

@темы: картины

---

Оригинал взят у в Ветер, вода, огонь, или кошмар на улице Хэринг

Все, конечно, знают, что наделал ураган Сэнди, названный Франкенштормом. Далее - рассказ о событиях "черного" понедельника только на нашей улице. Собирался написать немного, но получилось как всегда

Ураган (hurricane). Краткая справка

Ураган (харрикейн по английски, тайфун, вилли-вилли, бэгвиз) - это тропический циклон, т.е. вихрь, в центре которого низкое давление.



Ураганы

(a) образуются над поверхностью океана,

(b) требуют для своего образования температуры воды не менее 27 градусов Цельсия и


(c) географической широты не менее 5 градусов от экватора.



Последнее нужно, чтобы начала проявляться сила Кориолиса, ответственная за вращение циклона. В Северном полушарии вращение - против часовой стрелки.



Сформировавшись, ураган начинает движение от экватора (на север или юг) и обычно набирает силу. Рано или поздно он "приземляется" где-нибудь на побережье и движется по суше, постепенно теряя силу. Увы, к этому времени он успевает нанести невообразимый ушерб - по разрушительной силе ураганы находятся на почетном третьем месте после землетрясений и извержений вулканов.



Воздействие урагана - троякое.


Ветер Он сравним по силе с ветрами, рождающимися при торнадо (которые считаются самыми сильными ветрами, производимыми природой). Ураганный ветер может достигать скорости 250 км/час - с порывами до 300 км/час.

Наводнение Ветер нагоняет сильные волны и наводнение происходит очень быстро. Особенно опасен так называемый Штормовой прилив, когда обычный прилив сопровождается сильными ветрами, дующими с моря в сторону суши.

Дождь Принесенный ураганом сильный дождь приводит к дополнительному наводнению.



Ураган больше всего проявляет свою разрушительную натуру при "приземлении".
Человечество еще не научилось справляться с ураганами - людей просто эвакуируют из опасных зон, оставляя урагану все, нажитое непосильным трудом.



Самое опасное место урагана (так называемый Dangerous Quadrant) - правый верхний квадрант, в котором вращательная скорость вихря складывается с поступательной скоростью урагана как целого.







Именно там оказался наш несчастный Лонг Айленд при "приземлении" Сэнди!

Нью-Йорк и харрикейны

Вопреки общепринятому представлению ураганы - частые гости Нью-Йорка. Самыми мощными ураганами ХХ-го века, затронувшими Нью-Йорк, прямо или косвенно, были:



Ураганы 5 категории

Long Island Express (1938 год)

Donna (1960 год)


Ураганы 4 категории

Great Atlantic Hurricane (1944 год)

Esther (1961 год)

Gloria (1985 год)

Floyd (1999 год)



Ураганы 3 категории

Carol (1954 год)

Edna (1954 год)

Diane (1955 год)

Alma (1966 год)

Belle (1976 год)

Bob (1991 год)

Bertha (1996 год)

Мы начали личное знакомство с этими грозными явлениями с Флойда - урагана 4 категории 1999 года, запомнившегося только сильным дождем.

Вторым ураганом была прошлогодняя Ирина, которая вызвала много разговоров, но практически никаких последствий для города Нью-Йорка.

От урагана Сэнди при "приземлении" ожидалась категория 1. Многие решили не уезжать из опасной зоны, надеясь, что Сэнди пронесется так же мирно, как и Ирина. Увы, они ошиблись ...



Каков же был Сэнди изнутри? Успокою всех заранее - особых драм не будет, по сравнению с другими мы отделались только легким испугом.

Сцена

На "ураганной" карте Нью-Йорк поделен на три зоны эвакуации:



A (оранжевый цвет) - эвакуация в случае урагана любой категории

B (желтый) - эвакуация в случае урагана 2 категории и выше

C (зеленый) - эвакуация в случае урагана 3-4 категории



Из "серых" районов, находящихся вне этих зон, эвакуации не бывает.







Мы живем в южном бруклинском районе Шипсхэдбей (Sheepshead Bay), расположенном севернее залива того же имени.







Наш дом стоит в паре кварталов от залива, но расположен достаточно высоко, поэтому мы попадаем в зону B, а не в зону A.







Дома стоят рядами, между рядами - общие внутренние дворы (красный прямоугольник)







Здесь хозяева паркуют машины, сюда же выходят бейсменты (подвалы). Бейсменты не предназначены для жилья, но во многих все-таки живут "дети подземелья".


Уровень внутреннего двора метра на полтора ниже уличного - эта особенность определит весь дальнейший сценарий!

Накануне

Be Prepared!

Будь готов!


(девиз скаутов)



После прошлогодней генеральной репетиции - урагана Ирины, готовиться было легко - остался список и даже купленная тогда такая экзотика, как свистки и таблетки сухого спирта. Увы, реальный опыт показал, что нужны немного другие вещи. Я не буду оглашать весь список, а только перечислю абсолютный минимум



1. фонарь и батарейки к нему

2. радио и батарейки к нему

3. емкость с питьевой водой

4. орехи - в качестве компактной, непортящейся и калорийной еды

5. соответствующая обстоятельствам одежда



*Конечно, не помещает топорик, надувная лодка или маленький вертолет.



После сборов, пока было электричество и интернет, можно было слушать пресс-конференции многословного мэра Блумберга и любоваться его экспрессивной сурдопереводчицей Lydia Callis.








Лидия стала очередной звездой интернета, которую уже пародируют.



На последней предураганной пресс-конференции мэр успокоил всех словами:



... we'll see higher winds, then we'll see the surge, then we'll see more rain. Tomorrow morning we expect to be very wet ...

... будет сильный ветер, затем наводнение и потом еще больше дождя. Завтрашнее утро будет весьма мокрым ...



Его прогноз оказался почти правильным - и был ветер, и было наводнение, только вместо дождя начался пожар ...



А теперь - хроника

Шторм

Вода, вода, кругом вода


С приближением урагана к побережью скорость его перемещения увеличилась, и если первоначально представление ожидалось в 8 часов, то потом оно было перенесено на 6 часов вечера.



И действительно, ветер начал существенно усиливаться к 7 часам, а в 9 бушевал с таким шумом, что не было даже слышно, как на нашей улице упало два больших дерева.



Где-то после девяти электричество замигало, и вскоре свет погас навсегда. Не оставалось ничего другого, как лечь и слушать радио. Мы с сыном устроились подальше от окон, а беспокойная женская половина продолжала подходить к окнам и сообщать, что в Багдаде все спокойно. Под думы о том, что происходящее опять оказалось "шумом из ничего", я начал засыпать ...



Проснулся я от крика Ирины



- Вода!

- Какая вода? Где-то протекает?

- Наводнение!!



Она открыла окно, выходящее во внутренний двор.


Стало слышно, как кричали "эвакуация, эвакуация". Двор был освещен фарами автомобилей, так что можно было видеть все - людей, вытаскивающих вещи из подвалов, машины, стоящие или медленно ехавшие и, конечно, ВОДУ. Ее уровень повышался на глазах - если кто-то бежал к машине по щиколотку в воде, то возвращался - по колено. Ветер создавал мелкую рябь, но в тех условиях маленькие барашки волн казались девятыми валами.



Скоро внутренний двор стал напоминать огромный бассейн, медленно заполняемый водой.

Между Сциллой и Харрибдой

Отставить разговоры

Вперед и вверх, а там ...



Как я уже сказал, уличный уровень был метра на полтора выше уровня внутреннего двора, поэтому улица пока оставалась сухой. Машина стояла в южном конце нашего квартала, ближе к океану.



A - наш дом

B - наш автомобиль

Сплошная синяя линия - так вода затопляла внутренний двор

Точечная линия - так вода могла пойти при более сильном наводнении







У нас было две возможности - оставаться в доме, при необходимости поднимаясь на более высокий этаж, или попробовать прорваться на машине, пока есть возможность.



В этот момент менее опасным показалось уехать на машине - если не в шелтер, то по крайней мере в более высокую зону. Пока я одевал Дениса и выносил сумки, Ирина сбегала к машине. Вернулась она быстро, с плохими вестями. Перед машиной лежало рухнувшее дерево, а по улице тоже шла вода - колеса машины были уже полностью затоплены.



Теперь поездка на машине превращалась в опасную авантюру. Если даже мы сможем плыть на машине ехать по воде, нет никакой гарантии, что через 50 метров не уткнемся в другое упавшее дерево, и дай бог, если оно упадет до того, как мы подъедем к нему. Мы решили остаться.



Когда мы выглянули во внутренний двор, то поняли, что вода прекратила прибывать - это было отчетливо видно по колесам машин, начинавшим показываться из-под воды.



Черз час все легли спать, а я продолжал бодрствовать, слушая радио и изредка выглядывая наружу. Когда в 12 часов я в очередной раз открыл окно, то почувствовал сильнейший запах гари. Тогда, конечно, я не мог знать, что это был дым от пожара, полностью уничтожившего 111 домов местечка под названием Breezy Point, расположенного на кончике полуострова Рокэвей.

На утро после

Тогда считать мы стали раны,

Товарищей считать



К утру вода практически ушла из внутреннего двора, оставив после себя затопленные бэйсменты.







На нашем блоке ураган повалил два дерева, оборвавших провода. Одно упало между автомобилями











Через ветви именно этого дерева и провода пробиралась в темноте Ирина к нашей машине (машина показана стрелкой)







Машина прошла крещение морской водой. Кроме того, какая-то неведомая сила сложила в оригами передний номер







Не все машины отделались столь легко. Второе дерево упало на запаркованный рядом с ним автомобиль (к счастью без людей)



















Стоит отметить, что два упавших дерева при жизни выглядели браво. Уцелело же дерево, которое давно было подобием пизанской башни - все опасались ставить возле него машину







На соседней улице дерево упало не на дорогу, а на дом.

Назад к природе

Да, все равно: автобусы не ходят,

Метро закрыто, в такси не содят



После урагана мы оказались достаточно высоко на шкале бытовой нормальности - у нас остались газ и вода.



Несколько дней не было электричества и всех сопутствующих удобств - в частности, полноценного интернета.



Что же касается транспорта, то, конечно, автобусы - не очень адекватная замена метро, но, как говорится, могло быть и хуже.

Цивилизация возвращается

В пятницу героические конэдисонцы (из электрической компании Con Edison) починили провода и дали свет. И в тот же день были убраны упавшие деревья











Наш отдельно взятый район вернулся в доураганное состояние. Увы, этого нельзя пока сказать о многих частях Нью-Йорка.

@темы: карты, блокнот

---

Исторический анекдот

На придворном балу к маркизу де Кюстину, автору одной из популярных на Западе книг о России (русофобской, замечу!), обратился император Николай I:

— Вы думаете, все эти люди вокруг нас — русские?

— Конечно, Ваше Величество…

— А вот и нет. Это — татарин. Это — немец. Это поляк. Это — грузин, а вон там стоят eврeй и молдаванин.

— Но тогда кто же здесь русские, Ваше Величество?

— А вот все вместе они русские!

@темы: имена(цитаты)